Текст книги "Нежное предательство"
Автор книги: Розанна Битнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)
Розанна Битнер
Нежное предательство
Посвящается моим любимым
Лауре и Гэролъду Своуп из Гринтауна, штат Индиана.
Когда я думаю о них, то с благодарностью вспоминаю
незабываемые дни молодости, проведенные в доме
«тети Лауры и дяди Гэролъда».
Одри – очень красивая и изнеженная девушка, наследница плантации Бреннен-Мэнор. Верит в правильность старого образа жизни, не понимая, что его время давно миновало. Готова изменить свою жизнь, хотя очень страдает.
Ли – молодой преуспевающий адвокат из Нью-Йорка. Предан идеям единого Союза (Соединенных Штатов). Пытается найти компромисс между собственной страстью к красавице-южанке и долгом перед страной. Обещает защищать Одри, что бы ни произошло.
Джой – брат Одри. Чтобы завоевать уважение отца, юноша готов надеть форму армии конфедератов и рисковать жизнью на полях сражения под Шилой. Однако душа молодого человека разрывается от мысли, что лучший друг должен стать для него злейшим врагом.
Тусси – красивая рабыня-мулатка, принадлежащая Одри. Верна и предана хозяйке. Хранит в тайне ее секреты. И в то же время скрывает собственную тайну, раскрытие которой грозит разрушить безмятежную жизнь Одри.
Ричард – влиятельный, жестокий плантатор в Луизиане. Убедил Одри выйти за него замуж, не выдавая темных сторон своей натуры до той ночи, в которую девушка стала его женой.
От автора
Исторические события, о которых рассказывается в романе, происходили во время Гражданской войны иявляются реальными, так же, как иимена некоторых офицеров, принимавших участие в описываемых событиях. Однако главные герои иих судьбы вымышлены.
Надеюсь, читатели поймут, что убеждения героев о рабстве и расовые предрассудки не являются моими собственными. Мне хотелось показать красоту, ум и силу духа чернокожих американцев. Я попыталась описать противостояние общества, его разрозненность перед, во время и после Гражданской войны.
Роман повествует о верной любви, надежде, о людях – белых и чернокожих, которые надеялись выжить и преодолеть тяжелые для страны времена с помощью веры не только в Бога, но и в силу человеческого духа.
12 мая 1859 года
Канун Гражданской войны. В Виксбурге, штат Миссисипи, состоялась ежегодная встреча Южной Коммерческой Конвенции – организации, созданной для содействия экономическому развитию Юга. После многолетнего обсуждения законопроекта о возобновлении работорговли Конвенция проголосовала за следующее:
«…По мнению Конвенции, все законы, принятые Федеральным правительством и запрещающие работорговлю, должны быть отменены».
Южане считают, что Федеральное правительство должно фактически защищать рабство.
Артур М. Шлесингер-младший. «Альманах Американской Истории».
Пролог
1867 год
«Ли, моя любовь.
Когда с океана дует
Сильный и влажный ветер,
Я люблю тебя как женщина.
Но ты считаешь меня ребенком…»
Одри прочла первый куплет песни, которую когда-то сочинила и посвятила Ли Джеффризу. В те далекие дни сердце девушки переполняли невинные мечты и грезы.
«В молодости всегда верится в несбыточное», – подумала она.
Если бы ей было дано знать, что предстоит пережить после знакомства с молодым красивым адвокатом из Нью-Йорка, вероятно, она никогда бы не написала этой песни.
Но прошлого не изменишь. Теперь ей предстояло решать, что же значит в ее жизни песня, сочиненная когда-то с такой страстностью. Одри слишком устала от того, что все время приходится принимать решения. Казалось, душа разрывается на части. Она слишком многое потеряла и воспринимала потери слишком болезненно. Война, наконец-то, закончилась. Однако южанам потребуется много времени и усилий, чтобы залечить нанесенные раны. Сколько же времени и сил понадобится, чтобы затянулись раны сердечные?
Она прекрасно помнила первую встречу с Ли в Коннектикуте. Одри казалось, что она ощущает терпкий запах морской воды, слышит резкие крики чаек, негромкий шорох прибоя на песчаном пляже. Это было так давно. Тогда Одри жила в мире, которого для нее более не существует.
Положив потертые листы рукописи на колени, она застегнула верхнюю пуговицу шерстяного жакета. Стоял прохладный ноябрьский вечер. Одри откинулась на спинку кресла-качалки, задумчиво посмотрела на расстилающуюся бескрайнюю Канзасскую степь, безжизненную, выжженную горячим южным солнцем, и стала вспоминать о Ли…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«…Дом, разделенный против воли живущих в нем людей, обречен. Считаю, что правительство не может быть полурабским и одновременно полусвободным… Оно обязательно станет или полностью рабским, или полностью свободным».
Авраам Линкольн, 1858 год
Глава 1
Июнь, 1858 год
Ли направил коляску вдоль аллеи, обрамленной старыми кленами. Дорога вела к поместью, названному Мэпл-Шедоуз – тени кленов. Приезд в загородный дом всегда будил в молодом человеке, трогательные воспоминания о детстве. Он помнил, как строили дорогу к богато украшенному восьмиугольному дому, который отец возвел в штате Коннектикут. Для этого пришлось спилить множество могучих вековых деревьев. Поместье стало летней резиденцией семьи Джеффриз. Там было приятно отдохнуть, на время покинув пыльный и шумный Нью-Йорк. Но в последние несколько лет отец и братья Ли редко появлялись здесь, считая себя слишком занятыми, чтобы иметь возможность наслаждаться покоем в семейном «раю» на берегу пролива Айленд.
Ли решил, что только он и мать действительно любят Мэпл-Шедоуз. Были времена, когда все собирались в Малберри-Пойнте, чтобы беззаботно провести вместе летний отпуск. Однако теперь, когда Ли, Карл и Дэвид выросли, а Дэвид и Карл обзавелись собственными семьями, оказалось очень трудно договориться и приезжать сюда одновременно хотя бы на несколько дней. Мать по-прежнему приезжала сюда каждое лето и жила в Мэпл-Шедоуз с мая по сентябрь.
Энни Харкорт Джеффриз любила жить здесь. Ли понимал, матери нравилось делать вид, что «мальчики» еще не совсем взрослые и могут в любой момент появиться на пороге дома, отправиться прогуляться по пляжу, вскарабкаться на старые клены, как они делали это, будучи детьми.
Над морем, оглушительно крича, кружились чайки. Он вспомнил, как кормил их, гонялся за ними по песчаному пляжу. Когда-то собрал большую коллекцию морских ракушек и улиток. Но теперь стал взрослым и коллекция где-то затерялась.
Остановив лошадь у столба, Ли вышел из коляски и привязал черного красивого мерина, который привез его из Нью-Хэвена. Молодой человек пристально и внимательно осмотрел дом, столь сильно любимый им. Воспоминания не отпускали. Здесь он бегал, время от времени пересчитывая восемь сторон громоздкого строения. Мать настояла, чтобы по периметру дома возвели крытую галерею. Ее крыша служила полом для балконов второго этажа. Окрестности поместья были прекрасны. На востоке до самого горизонта покачивались воды Атлантического океана, на юге расстилалась гладь пролива Лонг-Айленд, а на севере и западе возвышались пологие холмы, покрытые густым лесом. Хозяйке нравилось сидеть на веранде или выйти из спальни на втором этаже прямо на балкон, прогуляться вокруг дома в любом направлении.
Ажурная чугунная решетка окаймляла галерею и балкон. Деревянные стены дома были украшены темно-серыми литыми карнизами, декоративные консоли поддерживали карниз крыши и располагались группами вокруг двойных окон и балконных дверей.
И сегодня все было красиво по-прежнему. Ли сожалел, что не приехал сюда раньше. По крайней мере, здесь уже по-летнему тепло, зеленеет трава, на деревьях распустились листья, цветут цветы. Ли единственный из семьи, кто проводил в загородном доме каждое лето вместе с матерью. Он считал, что слишком много работает в течение года и имеет право на спокойный отдых. Прежде чем открыть свою собственную адвокатскую фирму, Ли Джеффриз получил образование в Вест-Пойнте и Йеле. В течение четырех лет у него не было возможности приезжать сюда даже на месяц.
Сердце молодого человека больно сжалось при воспоминании о том, что он не смог приехать в этот тихий уголок из-за Мэри Элен Истмен. То лето должно было стать самым счастливым в его жизни. Он собирался привезти сюда Мэри Элен, чтобы жениться на ней после окончания Йельского университета. Однако пневмония оборвала жизнь девушки прежде, чем она успела стать женой Ли. У него тогда не хватило сил приехать сюда без Мэри.
Он все еще навещал могилу невесты в Ныо-Хэвене, но уже не так часто, как раньше. Мэри умерла шесть лет назад. Прошлое уходило… в прошлое.
Ли медлил, прислушиваясь к звукам пианино, таким прекрасным, что сердце сладко сжималось и вздрагивало от нежных журчащих пассажей. Играла его мать. Женщина любила музыку больше всего на свете. Он представил, как тонкие изящные пальцы летают над клавишами великолепного инструмента, стоящего в гостиной. Ли считал, что никто на свете не может так музицировать и петь, как Энни Джеффриз.
Но в следующий миг к аккомпанементу присоединилось чье-то сильное сопрано. Ли хорошо знал голос матери. В гостиной пела не она. Кто бы это ни был, женщина пела почти так же прекрасно, как и его мать. Звуки музыки плыли из дома. Казалось, они заполнили собой воздух, вибрировали над цветами и деревьями. Легкий ветерок, витающий над лужайкой, приносил с собой терпковатый запах моря.
Музыка была смыслом жизни для матери Ли. Мягкие звуки фортепьяно и голос, по всей видимости, очередной ученицы Энни Джеффриз подействовали на молодого человека успокаивающе, умиротворяюще. Это был знакомый, привычный фон загородного дома. Значит, здесь ничего не изменилось.
Ли подошел к главному входу. На веранде показалась Кэтрин, принялась обрезать высаженные в горшки цветы. Услышав легкие шаги гостя, Кэтрин подняла голову.
– Я хочу сделать сюрприз для мамы, – прошептал Ли, приложив палец к губам.
Женщина согласно кивнула, приветливо и радостно улыбаясь.
– Она будет счастлива и обрадуется твоему приезду, – ответила экономка.
Ли подмигнул ей, глубоко вдохнул сладковатый запах цветущей возле дома сирени. Мать очень любила сирень, и сотни кустов цвели сейчас на тридцати акрах поместья.
– Пусть старый Том позаботится о лошади и коляске, хорошо? Я нанял их в порту Нью-Хэвена. Из Нью-Йорка пришлось плыть на торговом судне, других рейсов в это время не было. Скажи, чтобы Том завтра отправил лошадь с коляской назад. Пусть возьмет коня, чтобы было на чем вернуться.
– Обязательно передам. – Кэтрин отправилась выполнять распоряжение молодого хозяина.
Ли вошел и неслышно прикрыл застекленную дверь. Нежный женский голос по-прежнему пел под аккомпанемент пианино и, казалось, заполнял каждый уголок дома. Стоял теплый майский день. Все окна и двери были распахнуты настежь. Звуки музыки сплетались с тихим шумом прибоя, доносившимся с пляжа позади дома. Морская чайка мелькнула перед самой дверью, пронзительно крикнула и улетела.
Ли снял шляпу, повесил ее на стоящую у входа – уже много лет вешалку из вишневого дерева. Летний дом семьи Джеффриз был не столь огромен и не так богато украшен, как дом родителей в северной части Нью-Йорка. Но был по-своему прекрасен и уютен. Рядом с вешалкой стояла изящная подставка с китайской вазой, полной свежих цветов. Ли не помнил ни вазы, ни подставки. Возможно, мать купила их во время зимнего путешествия по Европе. Энни действительно любила цветы, но не так сильно, как музыку. И все-таки отказалась от карьеры пианистки и оперной певицы, когда у нее родился первый сын – Карл. Затем появился Дэвид, а после него – Ли. Четвертый ребенок Джеффризов умер при рождении.
Энни так и не удалось сделать музыкальную карьеру. Она посвятила себя воспитанию сыновей и заботе о домашнем уюте. Но была счастлива, когда могла обучать пению и игре на фортепьяно способных молодых людей, имеющих возможность достичь прекрасных результатов в овладении искусством. По крайней мере, Ли хотел верить, что мать счастлива.
Но однажды, будучи мальчиком, застал мать в слезах. И она призналась, что отказалась от артистической карьеры не по своей воле. На этом настоял его отец. Может быть, тогда Ли подумал, что не позволит отцу решать, чем ему в дальнейшем заниматься. Молодой человек выбрал свою судьбу самостоятельно.
Ли постарался не вспоминать старых обид. Он приехал сюда, чтобы насладиться отдыхом. Не стоит вспоминать о семейных противоречиях. Что касается матери, то с ней у него никогда не возникало никаких разногласий. Она была очень доброй и любящей. Всегда сочувствовала детям и поддерживала их желания и устремления.
Ли, тихо ступая, направился в гостиную. Ему хотелось удивить и обрадовать мать. Она, конечно же, не ждет его сегодня. Он должен приехать только завтра.
Голос новой ученицы Энни был глубок и богат по тембру. Ли хорошо разбирался в музыке, хотя не унаследовал от матери музыкального таланта и никогда не стремился научиться петь. Но, будучи воспитан Энни Джеффриз, не мог не ценить одаренности в других людях. Последним учеником матери, которого Ли помнил, был молодой человек. Проучившись у Энни какое-то время, тот стал играть в Нью-Йоркском симфоническом оркестре. А сейчас мать давала уроки какой-то девушке, вероятно, мечтающей об артистической карьере.
Голос Энни Джеффриз еще удивительно силен для шестидесяти летней женщины, но уже не столь богат по окраске, как голос молодой девушки, упражняющейся сейчас в гостиной.
Ли неслышно прошел по восточным коврам, устилающим лестницу на второй этаж. Почти прокрался через холл, мимо стен, обитых дубовыми панелями.
Возле створчатой двери в гостиную сидел мальчик-подросток. Он приподнял руку, выпачканную чернилами, и мягко улыбнулся. Неужели у матери в этом году сразу два ученика? Возможно, мальчик ждет своей очереди на урок?
Ли заглянул в гостиную. Все осталось на месте. Вот любимое мамой пианино – большой концертный инструмент. Отец купил его, когда мать отказалась от артистической карьеры.
Энни сидела на обитом тканью стуле без спинки и играла, как всегда, прекрасно. Ученица пела с большим старанием и воодушевлением. Ли внимательно смотрел на них, затаившись. Ученицей, оказалась молодая женщина. Очень красивая и элегантно одетая. Лицо и руки молодой особы были белыми, словно жемчуг. Рыжие волосы каскадом спадали на спину и сияли, освещенные солнцем. Они казались красными. На висках пряди были приподняты вверх и заколоты, открывая стройную шею, высокие скулы и нежные щеки. Линии носа очерчены изящно и тонко.
Ли вошел в комнату. Мать словно почувствовала его взгляд и подняла голову. Она была еще очень красива для своего возраста. Голубые глаза засветились радостью, лицо расцвело улыбкой. Энни быстро встала.
– Ли, какой замечательный сюрприз! – мать направилась к сыну.
Ли ощутил гордость. Несмотря на возраст, мать сумела сохранить стройную фигуру и прекрасную осанку. Когда-то черные, а теперь седые волосы были завиты локонами и уложены в высокую прическу. Дневное кремовое платье мягко зашелестело, когда Энни двинулась навстречу Ли.
Молодой человек обнял мать и прижал к себе. Ему казалось, что он немного подрос с тех пор, как они виделись в последний раз. Голова матери доставала ему только до подбородка.
Ни он, ни его братья не были похожи на мать чертами лица, унаследовав только черные волосы. Но у Карла и Дэвида, как и у отца, глаза были карие. А у Ли – ярко-голубые, материнские. Мать иногда хвалилась знакомым, что Ли – самый красивый из ее сыновей, благодаря голубым глазам. Он нежно усмехнулся, вспомнив, как она гордится детьми.
Ли внимательно взглянул на молодую женщину, которая буквально застыла у пианино, заинтересованно уставившись на него зелеными глазами. Девушка быстро опустила ресницы и покраснела, смутившись из-за того, что гость заметил, как она его рассматривает пристально и напряженно.
На крышке пианино лежали в беспорядке семейные фотографии. Портрет Ли – прямо в центре. Должно быть, девушка сразу догадалась, кто приехал. Хорошо зная мать, Ли был уверен, что она прожужжала ученице уши, рассказывая о своих «мальчиках».
– Как дела, мама? – Ли слегка отстранился, чтобы получше всмотреться в родное лицо.
– Я чувствую себя прекрасно. Правда, последние недели меня опять мучили головные боли.
Ли нахмурился.
– Потому я и постарался приехать скорее, что слишком обеспокоен твоим здоровьем.
Энни легонько похлопала сына по руке ладонью.
– Уверена, что нет ничего серьезного. Доктор Келси не определил точно причину болей. Считает, что я чересчур переживаю и тревожусь из-за отца и всех вас. Ты же знаешь, отец и твои братья слишком много работают. Но, слава Богу, хоть ты нашел время и вырвался из этого шумного и пыльного Нью-Йорка. Как бы я хотела, чтобы вы когда-нибудь собрались здесь вместе. Мне стоило огромного труда уговорить отца приехать сюда в этом году.
– Ты же знаешь папу. Пора бы полностью доверить фабрики Карлу и Дэвиду. Но он никак не может решиться.
Интересно, заметила ли мать, что в последние несколько лет он старается не приезжать одновременно с отцом и братьями? Если бы они приехали вместе, тотчас же начались бы бесконечные споры. А он вовсе не хотел ссор и споров. Мать болезненно переживает семейные раздоры, ему вовсе не хочется, чтобы у нее была еще одна причина для беспокойства.
– Ли, познакомься, это – Одри Бреннен, – Энни повернулась и представила молодую женщину, все еще стоящую возле пианино. – Ее привез отец. Они приплыли на корабле из Луизианы. Одри проведет здесь все лето, будет упражняться в технике пения.
Ли кивнул.
– Думаю, гораздо приятнее провести лето в Коннектикуте, чем в невыносимой жаре Луизианы, – ободряюще улыбнулся девушке молодой человек и заметил, как она слегка вздернула подбородок, словно он чем-то оскорбил ее.
– Если это твоя родина и ты там родился, мистер Джеффриз, то нет необходимости привыкать к климату, – ответила она с сильным, но приятным южным акцентом. – Только тот, кто родился на севере, может считать невыносимой жару Луизианы.
Ли было забавно слушать южный говор. Девушка сильно растягивала гласные звуки. Слово «север» произнесла с ударением и легким отвращением.
«Итак, – подумал он, – она типичная представительница этих упрямых южан. Возможно, отец убедил ее, что все, живущие севернее Кентукки, – враги».
– Примите мои извинения, – с легкой иронией заметил он. – Я совсем не желаю оскорблять ваш любимый штат. Я даже никогда не был там. Но побывал однажды летом во Флориде. Это было невыносимо, – усмехнулся он. – По крайней мере, для северянина. Возможно, проведя лето в Коннектикуте, вы поймете, что я имею в виду. В любом случае, уверен, моя мать сделает все, чтобы ваше пребывание здесь было приятным и интересным. Ваш отец тоже пробудет здесь лето?
– В это время года у отца очень много забот на плантации. Он не смог остаться с нами и вернулся в Луизиану. Приедет за мной в сентябре, – девушка сделала многозначительную паузу и затем добавила: – Отец владеет одной из самых крупных плантаций Луизианы. Он не имеет возможности отлучаться надолго. Бреннен-Мэнор требует постоянного внимания. Там работают сотни негров.
Ли недовольно нахмурился.
«Напыщенный ребенок, – подумал он. – Говорит таким тоном, будто ее отец – самый важный человек в мире. И они имеют рабов!» Боже мой, как он ненавидит рабство! Он был уверен, что эта самоуверенная девушка даже не задумывается о сущности рабства. Необходимо серьезно поговорить с ней и с ее отцом.
– Я познакомилась с отцом Одри в опере Нью-Йорка позапрошлой зимой, – торопливо объяснила Энни и строго взглянула на Ли, словно хотела предупредить, чтобы он не спорил с девушкой. – Мистер Бреннен приезжал в Нью-Йорк по делу. Он не только фермер, но и маклер, торгует хлопком. Он привез тогда Одри, чтобы развлечь и показать мир. А кроме того, он очень скучает без нее, когда уезжает из дома надолго.
Девушка заставила себя улыбнуться. Понимает ли эта женщина, как тоскует Одри по дому? Ей совершенно не понравился Нью-Йорк. Холод, грязь, слякоть вызывали отвращение. После Нью-Йорка Бреннен-Мэнор казался прекрасным раем.
Энни подошла к девушке, ласково обняла ее.
– Мистер Бреннен хотел, чтобы Одри увидела настоящую оперу, потому что у нее прекрасный голос. Она очень любит петь, – продолжала Энни Джеффриз. – Когда он узнал, что актриса, исполнявшая главную роль, репетировала у меня, то поинтересовался, не может ли его дочь позаниматься у меня в течение лета, считая, что ей были бы полезны уроки. У Одри прекрасный голос и большие возможности.
– Я уже слышал, – согласился Ли. – Очень красивый голос.
– Спасибо, мистер Джеффриз! – поблагодарила Одри.
– Одри тогда было только пятнадцать лет, – продолжала рассказывать Энни. – Мистер Бреннен решил подождать, когда она станет немного постарше, чтобы легче было переносить разлуку с домом. Он не захотел посылать ее учиться зимой, так как Одри ненавидит наши холодные зимы. Но летом не смог остаться с ней, ведь это самое горячее время на плантации. Он послал с ней брата, а также личную… служанку.
Энни как-то неуверенно и робко произнесла слово «служанка». Неужели девушка привезла с собой рабыню? По смущенному выражению лица матери Ли понял, что так и есть. Энни хорошо знала о нетерпимом отношении ее мужа и сыновей к рабству. Они считали рабство позором для страны, считали, что с ним необходимо покончить раз и навсегда, ведь Америка провозгласила свободу личности. Однако все еще смирялась с существующей несправедливостью. Ли Джеффриз лично помогал другу семьи, губернатору Нью-Йорка, разрабатывать законопроект, призванный покончить с рабством.
– Боюсь, бедняжка Одри очень скучает по дому, – Энни Джеффриз была мягкосердечной и доброй к людям, независимо от их образа жизни. Особенно к тем, кто тянулся к ней, как к талантливому музыканту.
«Музыка выше всяких предрассудков и ненависти, – сказала она однажды сыну. – Музыка может объединить всех, независимо от образа жизни».
– Мэпл-Шедоуз почти такое же красивое поместье, как и Бреннен-Мэнор, – сказала Одри.
Почти? Молодой человек не понял, то ли девушка сказала это из вежливости, то ли хотела оскорбить его. Возможно, оскорбить. Ему частенько приходилось работать с южанами – бизнесменами и аристократами. Они были высокомерными, напыщенными людьми и считали свой Юг самым лучшим местом в мире.
– Мне нисколько не понравилась зима в Нью-Йорке, – сказала Одри. – Я не приспособлена к такому суровому климату. Мой отец все время беспокоился, чтобы я не заболела. Когда находишься так далеко от дома… – девушка замолчала, в глазах заблестели слезы. Энни ласково прижала ее к себе.
Ли почувствовал легкую симпатию к Одри. И все-таки гостья раздражала его, держась и ведя себя так, будто своим присутствием оказывает честь дому Джеффризов. Молодой человек слегка поклонился и произнес:
– Добро пожаловать в Коннектикут. Уверен, что вы замечательно проведете здесь время.
Одри была уверена, что поклон и замечание были, скорее, насмешкой, чем вежливым жестом. Ли Джеффриз был действительно самым красивым из сыновей Энни. Одри никогда еще не видела таких красивых голубых глаз. Но совсем не нравилось, как он смотрит на нее. Она чувствовала иронию, сквозящую в его словах и взгляде.
– Пойду в свою комнату, переоденусь, – сказал Ли матери, – и поплаваю перед ужином.
– О, Ли, вода еще очень холодная!
– Мне очень нравится холодная вода, – молодой человек повернулся и направился к мальчику, все еще молча сидящему возле двери. Протянул руку и представился: – Ли Джеффриз. Ты, должно быть, брат Одри. Как тебя зовут, сынок?
Мальчик поднялся, пожал протянутую руку, молча кивнул, щеки разрумянились от смущения. Он вопросительно взглянул на сестру, которая незамедлительно поспешила на помощь.
– Это Джой.
Ли приветливо улыбнулся и слегка сжал руку подростка.
– Рад с тобой познакомиться, Джой.
Джой улыбнулся, но так и не вымолвил ни слова. Они стояли, ощущая некоторую неловкость. Ли выпустил руку мальчика, не понимая, отчего тот смущается.
– Иди наверх, Ли, переоденься, – сказала Энни. – Элен приготовит для тебя ужин. Сколько ты здесь пробудешь? – поинтересовалась она.
Ли был благодарен матери, она вовремя вывела компанию из замешательства. Он обнял мать за плечи и повел в холл.
– Целый месяц, – сообщил он. – Как тебе это нравится?
– О, Ли, замечательно!
– Это моя собственная адвокатская фирма, посему считаю, что если я желаю отдохнуть месяц, то имею на это полное право.
– Мне хочется, чтобы отец так же относился к своей работе. Но он не приедет до конца августа. Подозреваю, что пробудет здесь не больше недели. Карл и Дэвид тоже не смогут приехать раньше конца лета. Как мне хочется собрать вас вместе! Вы нечасто видитесь и в Нью-Йорке…
Ли наклонился и поднял дорожные сумки.
– Ты же знаешь, мама, как это бывает. Нью-Йорк очень большой город. Фабрики от меня далеко. Все мы страшно заняты. Нам необходимо приезжать сюда, в Коннектикут, чтобы повидаться друг с другом. Но в этом году не получится, – он поцеловал мать в щеку. – Да это и не столь важно. Самое главное, что я смогу провести какое-то время с тобой. Как ты съездила во Флориду и в Европу? Обычно ты проводила время в городе. Боже мой, не верится, что прошел целый год с тех пор, как я видел тебя в последний раз.
Энни поднесла руку ко лбу.
– Да, ты же знаешь, я ненавижу город. Здесь чувствую себя лучше всего. Но неважно переношу холодные зимы, как в Нью-Йорке, так и в Коннектикуте. Никак не могу уговорить отца поехать куда-нибудь. Потому мне и пришлось провести часть зимы во Флориде, с тетей Грейс. Мы вдвоем съездили в Англию. Мне там очень понравилось. И только два раза сильно болела голова. А в остальных случаях я чувствовала себя довольно сносно.
Она повернулась и направилась к лестнице. Ли показалось, что мать просто не хочет говорить о своем здоровье. Это обстоятельство сильно встревожило.
– Пойдем со мной наверх, – сказала она. – Покажу тебе, в какой комнате ты будешь жить. Твою комнату я отдала Одри. Из нее прекрасный вид. Я хотела, чтобы девушке понравилось у нас.
Лестница начиналась от дверей гостиной. Ли оглянулся и посмотрел вниз на Одри. Молодые люди внимательно смотрели ему вслед. Одри снова быстро отвела глаза. Ли не мог не заметить, какая она красивая. Однако держится чересчур высокомерно. Одета в бледно-розовое муслиновое платье с белыми оборками, которые спадают ярусами от мысообразных вырезов на груди и спине. Платье плотно облегает стройную талию и пышноватую для такой невысокой девушки грудь. Конечно, плохо, что это дитя так очаровательно.
По лестнице спускалась молодая негритянка. Ли почувствовал раздражение, мгновенно поняв, что, должно быть, это и есть «личная служанка», о коей упомянула Энни. Женщина поклонилась. У нее были умные и добрые глаза.
«Какое расточительное отношение к человеческой жизни!» – подумал он. Служанка Одри очень красивая женщина. Светло-коричневая кожа чистая и гладкая. Негритянка мягко проскользнула мимо и посмотрела через перила на хозяйку.
– Мисс Одри, приготовить вам другое платье к ужину? – спросила она.
– Да, Тусси. Но мы еще не закончили урок. Миссис Джеффриз проводит сейчас своего сына в комнату. Мы позанимаемся еще полчаса.
Ли с интересом рассматривал рабыню. Безусловно, женщина была мулаткой. Кожа гораздо светлее, чем у негров, которых ему приходилось видеть. Он слышал рассказы о плантаторах, имевших настоящие гаремы из негритянок. У многих из них имелись дети-мулаты. Правда ли это или преувеличение? Может быть, люди плохо знают то, о чем любят поговорить?
– Здравствуй, – сказал он, обращаясь к служанке. – Я – Ли Джеффриз. Ты приехала с Одри, верно?
Женщина не поднимала глаз. Совершенно очевидно, она сильно нервничает.
– Да, сэр.
– Тебе нравится в Коннектикуте?
– Да, очень, сэр. Я…
– Тусси, тебе не следует болтать с хозяином дома! – резко и властно одернула женщину Одри. – Тебе не положено.
Служанка комкала в руках угол фартука, по-прежнему не глядя на Ли.
– Да, мэм, – тихо сказала она. – Пойду помогу на кухне, пока вы не освободитесь, мисс Одри, – и заспешила мимо Ли вниз по лестнице. Когда она проходила мимо хозяйки, то стыдливо отвела глаза. Одри укоризненно посмотрела на нее.
Молодой человек разозлился не на шутку. Девушка глядела надменно и высокомерно. Таким тоном, каким эта южанка выбранила служанку, было не принято разговаривать в доме Джеффризов. .Взглянув на его лицо, Одри поняла, что молодой человек взбешен.
– Тусси моя личная служанка. Отец подарил ее мне в шесть лет. Ей было тринадцать. Вам следовало бы понять, мистер Джеффриз, что с рабами нельзя обращаться так же, как вы обращаетесь со своими слугами здесь, на Севере. Мой отец утверждает, что нельзя быть слишком добрым с рабами, от этого они становятся дерзкими и агрессивными. Пожалуйста, постарайтесь не вести с Тусси пустых разговоров. Я уже объяснила это вашей матери.
Ли чувствовал, что гнев вот-вот захлестнет его.
– Послушайте, юная леди. Это мой дом. И я намерен разговаривать с кем хочу и когда хочу. Безразлично, пустой это разговор или обсуждение важных законопроектов, таких, например, как ликвидация рабства! – он нахмурился с отвращением. – К слову сказать, мне не слишком нравится, когда мне указывают, как вести себя в моем доме! – он был возмущен. Как смеет гостья указывать ему, что делать и говорить! Она разговаривает с ним, словно с невежественным идиотом, не умеющим вести себя в приличном обществе. Слава Богу, он взрослый мужчина, преуспевающий адвокат в Нью-Йорке. Возможно, их семья в десять раз богаче этого высокомерного ублюдка, владеющего рабами, каковым является отец этого маленького сноба. Что же происходит с южанами? Почему они так отстаивают ненавистное нормальным людям рабство? Они готовы даже выйти из Союза.
Он взглянул на Джоя, который молча смотрел на него. Мальчик так и не произнес ни единого слова. Затем Ли снова перевел взгляд на Одри.
– Увидимся за ужином, миссис Бреннен, – попрощался он, сохраняя властный тон.
Только тут он обратил внимание на мать. Она выглядела очень огорченной. Ли быстро пошел по лестнице. Хотелось поскорее переодеться и остудить свой гнев, окунувшись в прохладную океанскую воду. И совершенно не нравилось, что придется общаться в течение всего месяца с Одри. Он надеялся провести отпуск только с матерью. Если бы девушка не привезла с собой эту чертову личную рабыню, все обстояло бы не так уж плохо. Все равно он обязательно серьезно поговорит с бедной негритянкой. Плохо то, что в его доме поселился человек, с таким жаром защищающий идеи рабства. Он сердито оглянулся. Мать поспешно догнала его.
– Я не собираюсь обращаться с этой женщиной так, будто хочу растоптать ее, – оправдывался он, но глаза сверкали по-прежнему гневно.
– Успокойся, Ли. Ты такой горячий, несдержанный. Пожалуйста, не забывай, что Одри и ее брат – гости нашего дома. Постарайся быть объективным, – Энни провела его в комнату, где Ли предстояло жить, и закрыла за собой дверь. – Одри привыкла к существованию рабов. Не понимает и не знает другой жизни, – продолжала она. – Если ты хочешь поговорить с ней о проблемах рабства, его плохих или хороших сторонах, тебе нужно делать это спокойно и очень осторожно. Ей только семнадцать лет, сынок! Она выросла среди рабов. Ей кажется это таким же естественным, как для тебя – дыхание.
