Текст книги "Сладкие объятия"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Он подогнал шлюпку к пирсу, вылез на берег и закрепил ее, затянув на фалине две петли. Селина передала ему весь груз и вылезла вслед за ним, обжигая ступни босых ног о раскаленный причал, они пересекли слипы и стали подниматься по ступеням на террасу, Джордж впереди, поэтому Селина, идя за ним, сначала услышала голос Фрэнсис Донген, не видя ее саму.

– Ну вот. Смотрите-ка, кто это!

Показалось, что на какую-то долю секунды Джордж окаменел. А затем, как будто ничего и не было сказано, продолжал подниматься на террасу.

– Привет, Фрэнсис, – сказал он.

Селина, чуть замедлив шаги, следовала за ним. Фрэнсис лежала на старом тростниковом кресле, положив ноги на стол. На ней была рубашка в синюю и белую клетку, завязанная узлом так, чтобы виднелся темный от загара живот, и белые парусиновые брюки, узкие и тесные. Она скинула туфли, и ее ноги, закинутые крест-накрест на край стола, были темными и пыльными, а ногти покрыты ярко-красным лаком. Она не сделала попытки выпрямиться или встать, а просто лежала лениво на спине, опустив руки на пол, и изучающе смотрела на Джорджа из-под копны коротких светлых волос.

– Ну какой приятный сюрприз! – Она посмотрела за его плечо и увидела Селину. – Эй, привет!

Селина слабо улыбнулась:

– Здравствуйте.

Джордж поставил корзину:

– Что ты здесь делаешь?

– Ну, в Сан-Антонио очень жарко, и полно народу, и шумно, и я подумала, что могу дать себе несколько дней отдыха.

– Ты остановилась здесь?

– Рудольфо сказал, что даст мне комнату.

– Ты видела Рудольфо?

– Да, я выпила с ним, прежде чем приехать сюда. – Она разглядывала его злобными глазами, издеваясь над ним, потому что он не знал, что ей рассказал Рудольфо.

Джордж присел на край стола:

– Рудольфо сказал тебе, что у меня гостит Селина?

– О, конечно, сказал. – Она улыбнулась Селине: – Знаете, вы – самая большая неожиданность в моей жизни. Джордж, ты еще нас не познакомил.

– Извини. Селина, это миссис Донген…

– Фрэнсис, – быстро сказала Фрэнсис.

– А это Селина Брюс.

Селина вышла вперед, протянув руку для приветствия, но Фрэнсис сделала вид, что не заметила этот робкий жест.

– Вы здесь в гостях?

– Да, я…

– Джордж, ты мне никогда не говорил, что у тебя есть дочь.

– Она мне не дочь, – произнес Джордж.

Фрэнсис, казалось, восприняла это известие не моргнув и глазом. Потом она спустила ноги с края стола и выпрямилась в кресле.

– Ты пытаешься мне сказать…

– Подожди минутку. Селина…

Селина обернулась и взглянула на него, и он увидел, что она смущена и сконфужена и даже, возможно, немного уязвлена. Он сказал:

– Вы не против, если я поговорю с Фрэнсис наедине, недолго?

– Нет. Нет, конечно нет. – Она попыталась улыбнуться, чтобы показать, что совсем не против, и быстро положила вещи, которые держала в руках: полотенце и учебник испанской грамматики, как будто хотела облегчить себе быстрое исчезновение.

– Всего лишь на пять минут…

– Я пойду обратно к шлюпке. Там прохладнее.

– Да, конечно.

Она быстро пошла прочь и исчезла на лестнице. Через минуту Перл, сидевшая на стене террасы, встала, потянулась, легко спрыгнула вниз и пошла за ней. Джордж повернулся к Фрэнсис и снова сказал:

– Она мне не дочь.

– Тогда кто, черт возьми, она такая?

– Она приехала из Лондона, свалилась как снег на голову и разыскивала меня, потому что думала, что я ее отец.

– И почему же она так думала?

– Из-за фотографии на обложке моей книги.

– Ты что, похож на ее отца?

– Да, похож. На самом деле он мой дальний родственник, но это не важно. Он умер. Он умер уже давно. Его убили на войне.

– Не вообразила же она, что он снова ожил?

– Мне кажется, если чего-то очень хочешь, то можешь поверить в любое чудо.

– Рудольфо сказал мне, что она на самом деле твоя дочь.

– Да, знаю. По деревне прошел слушок, и ради нее я посчитал за лучшее не опровергать его. Она здесь уже два дня.

– Живет здесь – с тобой? Ты, должно быть, лишился рассудка.

– Ей пришлось остаться. Авиакомпания потеряла ее багаж, а в аэропорту у нее украли обратный билет.

– Почему же ты не рассказал мне о ней вчера?

– Потому что, по-моему, тебя это не касается. – Слова прозвучали грубее, чем он хотел. – Ох, извини, но так все и обстоит.

– Что скажут твои друзья в Кала-Фуэрте, когда узнают, что она тебе не дочь? Когда они поймут, что ты им врал…

– Я все объясню, когда она уедет.

– И когда это может произойти?

– Когда мы получим деньги из Лондона. Мы уже должны Рудольфо шестьсот песет, и еще надо купить ей обратный билет, а мои деньги задерживаются в Барселоне…

– Ты хочешь сказать, что вопрос только в деньгах! – Джордж уставился на нее. – Это единственное, что удерживает ее здесь? Единственная причина, по которой ты не отправил ее домой сразу же?

– Причина как причина, не хуже других.

– Но, ради всего святого, почему ты не обратился ко мне?

Джордж открыл рот; чтобы сказать ей почему, но тут же закрыл его. Фрэнсис была настроена скептически.

– Она хочет здесь остаться? Ты хочешь, чтобы она осталась?

– Нет, конечно же нет. Она мечтает как можно быстрее вернуться домой, а я – наконец избавиться от нее. Но пока ситуация вполне безобидная.

– Безобидная? Я никогда не слышала от тебя ничего более наивного. Слушай, эта ситуация такая же безобидная, как бочонок с порохом.

Он не ответил, а сидел сгорбившись и так крепко сжав пальцами край стола, что костяшки побелели. Фрэнсис, стараясь показать, что все понимает, взяла его за руку, и он даже не пытался ее отнять. Она сказала:

– Ты мне доверился, так разреши помочь. Сегодня в семь вечера есть рейс из Сан-Антонио в Барселону. Потом пересадка до Лондона, и к полуночи она могла бы быть дома. Я дам ей достаточно денег для перелета и чтобы добраться до дому. – Он по-прежнему молчал, и она нежно продолжала: – Дорогой, не время колебаться. Я права, и ты это знаешь. Она больше не может здесь оставаться.

Селина сидела на краю пирса спиной к дому, болтая в воде ногами. Джордж спустился с террасы, перешел через слипы и пошел по прогибающимся доскам, его шаги отдавались эхом, но она не обернулась. Он позвал ее по имени, но она не ответила. Он присел на корточки, чтобы быть вровень с ней.

– Послушайте. Я хочу с вами поговорить.

Она отшатнулась от него, наклонилась над водой, волосы над шеей рассыпались и свесились, обрамив с обеих сторон лицо.

– Селина, постарайтесь понять.

– Вы пока ничего не сказали.

– Вы можете вернуться в Лондон сегодня вечером. Есть рейс в семь; вы были бы дома до полуночи или самое позднее в час ночи. Фрэнсис говорит, что заплатит за ваш билет…

– Вы хотите, чтобы я уехала?

– Дело не в том, чего хочу я или вы. Мы должны делать то, что будет правильным и самым лучшим для вас. Думаю, что, прежде всего, мне вовсе не стоило оставлять вас здесь, но обстоятельства оказались выше нас. Давайте будем смотреть правде в лицо: Кала-Фуэрте – неподходящее место для девушки вроде вас, да и бедная Агнес, должно быть, очень беспокоится о том, что происходит. Я и правда думаю, что вы должны ехать.

Селина вытащила свои длинные ноги из воды и подтянула колени к подбородку, обняв их, как будто старалась взять их руками, чтобы не развалиться.

Он сказал:

– Я не отсылаю вас прочь… вы сами должны принять решение…

– Очень любезно со стороны вашей приятельницы.

– Она хочет помочь.

– Если я собираюсь вернуться в Лондон сегодня, – сказала Селина, – то у меня мало времени.

– Я отвезу вас в Сан-Антонио.

– Нет! – Он даже вздрогнул от ее резкости, а она повернулась и в первый раз за все время посмотрела на него. – Нет, я не хочу, чтобы вы ехали. Конечно же кто-нибудь сможет отвезти меня! Рудольфо, или такси, или что-нибудь еще. Должен же быть хоть кто-нибудь.

Он постарался не показать, что уязвлен:

– Ну конечно, но…

– Я не хочу, чтобы вы отвозили меня.

– Хорошо. Не имеет значения.

– А в Лондоне я позвоню Агнес из аэропорта. Она будет дома; я смогу взять такси, а она будет меня ждать.

Казалось, что она уже уехала, и они остались каждый сам по себе. Она сидела одна в самолете, одна в Лондоне, в холоде – потому что после Сан-Антонио там будет очень холодно, – пытается дозвониться до Агнес из телефонной будки. Дозванивается уже после полуночи, Агнес спит и просыпается медленно. Телефон звонит, звонит, наконец Агнес встает, натягивает халат и идет, включая по дороге свет, к телефону. А.после этого наполняет горячей водой грелку, готовит постель, ставит подогревать молоко.

Дальше этого он не смог увидеть.

Он спросил:

– Что вы будете делать? Когда вернетесь в Лондон? Я хочу сказать, когда все это закончится и забудется?

– Не знаю.

– У вас не было никаких планов?

– Она отрицательно покачала головой, но не сразу.

– Наметьте что-нибудь, – ласково сказал он. – Хорошее.

Глава 10

Решили, что обратятся к Пепе, мужу Марии, и спросят, не сможет ли он отвезти Селину в аэропорт. Официально Пепе не был таксистом, но время от времени он отмывал свою старенькую машину от соломы и куриного помета и прочих сельскохозяйственных отходов, которые обычно покрывали машину, и отвозил случайных путешественников туда, куда они просили. Джордж на машине Фрэнсис отправился разыскивать Пепе, чтобы спросить его, а Селина, оставшись наедине с Фрэнсис и Перл в «Каза Барко», готовилась к отъезду.

На это не потребовалось много времени. Она приняла душ и надела брюки Джорджа, которые Хуанита так любовно уменьшила, полосатую рубашку и холщовые туфли, которые купила в магазине Марии. Свое отличное шерстяное платье она уже завещала Хуаните, чтобы стирать им пыль, а бикини было такое маленькое, что без проблем уместилось на дне ее сумочки. Вот и все. Она причесалась, положила пальто на ближайший стул и нехотя, потому что ей не хотелось разговаривать, вышла на террасу, где Фрэнсис снова разлеглась в шезлонге. Глаза у нее были закрыты, но, когда она услышала шаги Селины, она открыла их и повернула голову, наблюдая за тем, как Селина садится на стену террасы, повернувшись к ней лицом.

– Собрались? – спросила она.

– Да.

– Быстро.

– У меня не было одежды. Я потеряла чемодан. Его ошибочно отправили в Мадрид.

– Такие ошибки то и дело случаются. – Она выпрямилась и потянулась за пачкой сигарет. – Курите?

– Нет, спасибо.

Фрэнсис закурила:

– Надеюсь, вы не думаете, что я лезу в чужие дела, выставляя вас отсюда таким образом.

– Нет. Мне все равно надо было возвращаться. Чем раньше я попаду домой, тем лучше.

– Вы живете в Лондоне?

– Да. – Она выдавила из себя: – Квинз-Гейт.

– Как чудесно. Вам понравилось в Сан-Антонио?

– Было очень интересно.

– Вы думали, что Джордж ваш отец.

– Я думала, что он мог бы им быть. Но я ошиблась.

– Вы прочитали его книгу?

– Я не очень внимательно ее читала. Но прочитаю, когда вернусь домой. Тогда у меня будет время. – Она добавила: – Она очень популярна.

– О, конечно, – сказала Фрэнсис.

– А вам она понравилась?

– Да, понравилась. Свежо и оригинально. – Она сильно затянулась и стряхнула пепел на пол террасы. – Но больше он не напишет.

Селина нахмурилась:

– Почему вы так говорите?

– Потому что думаю, что у него нет самодисциплины, чтобы приступить ко второй книге.

– Ему сказали, что у него творческий застой.

Фрэнсис рассмеялась:

– Послушайте, дорогая, именно я ему это и сказала.

– Если вы думаете, что он не способен написать вторую книгу, то зачем же вы сказали, что у него творческий застой?

– Ну, потому что он был подавлен, а я пыталась его приободрить. Джорджу нет необходимости писать. У него есть деньги, а тяжкий труд сочинительства просто так не стоит и выеденного яйца.

– Но он должен написать другую книгу.

– Почему?

– Потому что он согласился. Потому что издатель ждет ее. Ради него самого.

– Это все чушь.

– Вы не хотите, чтобы он продолжал писать?

– Чего я хочу или не хочу – несущественно. Я просто выражаю свое мнение. Послушайте, милочка, у меня картинная галерея. Я все время занимаюсь капризами, художниками, настроениями. Я просто не считаю Джорджа художником-созидателем.

– Но если он не будет писать, то что он будет делать?

– То же, что и раньше, до того как написал «Фиесту в Кала-Фуэрте». Ничего. В Сан-Антонио легко ничего не делать, всему говорить: «Мапапа» [25]25
  Завтра (исп.).


[Закрыть]. – Она улыбнулась. – Пусть это вас не шокирует. Джордж и я вдвое вас старше, а в сорок лет некоторые иллюзии и некоторые красивые мечты выглядят уже немного потрепанными. Жизнь вовсе не должна быть такой истинной и такой честной, как в восемнадцать лет… или сколько там вам…

– Мне двадцать, – сказала Селина. Ее голос вдруг стал холодным, и Фрэнсис обрадовалась, потому что подумала, что раздражает ее.

Она лежала, наблюдая за Селиной, и больше ее не боялась, как сначала, когда впервые увидела; через полчаса девица будет в пути. Путь в аэропорт, в Лондон, обратно к жизни в Квинз-Гейт, о которой Фрэнсис рада была остаться в полном неведении.

Звук возвращающегося «ситроена» нарушил их тягостное молчание, а вслед за этим раздался менее приятный скрежет древней колымаги Пепе. Селина встала:

– Вот и такси.

– О, прекрасно! – Фрэнсис затушила сигарету о пол. – Вот вам деньги.

Селине претило брать эти деньги, но их уже отсчитывали, кладя ей на ладонь, пока Джордж проходил через дом и подходил к ним. Он, как и Селина, чувствовал какую-то неловкость во всем, но лишь обратил их внимание на то, что в Лондоне Селине понадобятся фунты стерлингов, и Фрэнсис тут же подписала один из чеков «Америкэн экспресс» и вручила его Селине.

– В аэропорту сможете обменять его на наличные.

– Вы очень добры.

– О, рада помочь, – сказала Фрэнсис. – Не думайте об этом.

– Я… я позабочусь, чтобы вы получили деньги обратно…

– Да, конечно.

– Где ваша сумка? – спросил Джордж.

– В доме.

Он пошел за сумкой и сам забрал деньги у Селины и засунул их в надежный и хорошо скрытый внутренний карман.

– Не потеряйте их опять, – сказал он. – Я не вынесу напряжения. – Он сказал это в шутку, но тут же пожалел о сказанном, потому что прозвучало так, как будто сама мысль о том, что он еще раз окажется вместе с ней, была ему невыносима. Он быстро спросил, чтобы исправить неловкость: – Паспорт у вас? – Она кивнула. – Уверены?

– Да, конечно.

– Думаю, что, наверно, пора отправляться. Осталось не так уж много времени…

Ее мягко, но настойчиво выпроваживали. Она никогда сюда не вернется. Она медленно пошла вслед за Джорджем в дом. Он подхватил ее пальто цвета овсянки и отступил, как бы пропуская ее вперед. За ее спиной в раскрытой двери террасы стояла Фрэнсис Донген.

Он очень мягко сказал:

– Пепе ждет…

Селина сглотнула.

– Мне вдруг очень захотелось пить. У меня есть время, чтобы попить?

– Ну конечно. – Он направился к колодцу, но Селина попросила:

– Лучше содовой, она больше освежает и такая холодная. Не беспокойтесь. Я сама. Еще осталось в холодильнике. Я быстро.

Они немного подождали, пока она пошла попить, скользнула за стойку камбуза и наклонилась, чтобы открыть холодильник и достать холодную бутылку. На секунду она скрылась из глаз, а потом поднялась, держа бутылку, открыла ее, налила воду в стакан для вина и выпила так быстро, что Джордж сказал, что она непременно взорвется.

– Не взорвусь. – Она поставила пустой стакан и неожиданно улыбнулась. Как будто стакан содовой воды разрешил все ее проблемы. – Очень вкусно.

Они вышли на солнце, и Пепе их ждал. Пепе взял пальто Селины и осторожно положил его на заднее сиденье, спешно очищенное от грязи, а Селина попрощалась с Фрэнсис и поблагодарила ее за помощь, а потом повернулась к Джорджу. Она не протянула ему руку, а он не мог поцеловать ее. Они простились, не прикасаясь друг к другу, но он почувствовал, как будто его разрывают на части.

Она уселась в старый автомобиль, прямая, трогательная и ужасно беззащитная, а Пепе сел рядом с ней, и Джордж дал ему с полдюжины самых последних инструкций и пригрозил убить, если что-нибудь случится, и Пепе понял, и согласно кивнул, и засмеялся, включив передачу.

Машина заскрежетала вверх по склону и прочь от них, а Джордж долго смотрел им вслед, даже когда они скрылись из глаз, потому что он все еще слышал звук мотора.

Этим вечером в «Отеле Кала-Фуэрте» была шумная вечеринка. Никто ее не планировал, она возникла сама по себе, как обычно и случается с самыми лучшими вечеринками. Все хорошо напились. Толстая девушка решила потанцевать на столе, но свалилась на руки к своему приятелю, где и проспала до конца вечера. Один из лодочников достал свою гитару, а француженка изобразила пародию на фламенко, что Джорджу показалось самым забавным из всего, что он когда-либо видел. Однако примерно около часа ночи он неожиданно заявил, что отправляется домой в «Каза Барко». Раздался протестующий вопль, обидные упреки в том, что он отравляет всем праздник, утверждения, что его очередь угощать, но он оставался непреклонным, потому что знал, что должен уйти до того, как кончит смеяться и разрыдается. Нет ничего хуже, чем слезливый пьяный.

Он встал, оттолкнув стул со звуком, от которого затрещала голова. Фрэнсис сказала:

– Я тоже пойду.

– Ты ночуешь здесь, не забыла?

– Я отвезу тебя домой. Что хорошего идти пешком, когда отличная машина доставит тебя до дверей дома?

Он уступил, потому что это было проще и не требовало таких усилий, как скандал. На улице стояла теплая южная ночь, освещенная яркими звездами. «Ситроен» стоял посередине площади, и когда они направились к машине, Фрэнсис опустила ключи в ладонь Джорджа и сказала:

– Ты поведешь.

Она отлично могла вести сама, но время от времени любила притворяться беспомощной и женственной, поэтому Джордж взял ключи и сел за руль.

Ему пришло в голову, что, в то время как его забавный маленький автомобиль с желтыми шинами являлся просто способом передвижения по острову, «ситроен» Фрэнсис, быстрый и мощный, каким-то неясным образом отражал повышенную сексуальность ее самой. Сейчас она сидела рядом с ним, запрокинув лицо к звездам, ее загорелая шея была очень красива в глубоком косом вырезе рубашки, застегнутой только на нижние пуговицы. Он знал, что она ждет, чтобы он ее поцеловал, но лишь зажег сигарету, прежде чем включить двигатель, и она спросила:

– Почему ты меня не поцелуешь?

Джордж ответил:

– Я не должен целовать тебя; я не знаю, где ты была.

– Почему ты должен все оборачивать в шутку?

– Это мой британский защитный механизм.

Она взглянула на часы, ясно видимые при свете звезд:

– Час. Думаешь, она уже в Лондоне?

– Должна быть.

– Квинз-Гейт. Не совсем наш район, дорогой.

Он начал тихонько насвистывать мотив, который привязался к нему, сидел у него в голове весь вечер.

– Ты ведь не волнуешься о ней, правда?

– Нет, не волнуюсь. Хотя я должен был отвезти ее в аэропорт, а не отпускать с Пеле на этой швейной машинке на колесах, которую он называет автомобилем.

– Она не хотела, чтобы ты отвозил ее. Она бы обревелась, и вы бы оба чувствовали себя неловко. – Он ничего на это не ответил, и она засмеялась. – Ты как упрямый медведь, который не ловится на приманку.

– Я слишком пьян, чтобы ловиться.

– Поехали домой.

Он повел машину, продолжая насвистывать проклятый мотив. Когда они подъехали к «Каза Барко» и Джордж выключил двигатель и вылез из машины, Фрэнсис тоже вылезла. Как будто так и было решено, она вошла вместе с ним в холодный и темный дом, но он включил свет и автоматически пошел налить себе выпить, потому что без выпивки он умер бы или пошел бы спать и разрыдался, только будь он проклят, если совершит хоть что-то из этого, пока за ним наблюдает Фрэнсис.

Чувствуя себя как дома, она плюхнулась на его диван, задрав ноги на ручку, а ее курчавая голова устроилась на небесно-голубой подушке. Он неловко возился, наливая выпивку, уронил открывалку и рассыпал лед, а Фрэнсис сказала;

– Что за идиотскую мелодию ты насвистываешь. Ты ничего другого не знаешь?

– Я и эту-то не знаю.

– Ну, прекрати же.

У него гудела голова, всюду растекались лужи воды и тающего льда, а он не мог найти ничего, чем бы все это вытереть. Он взял выпивку и отнес ее туда, где лежала Фрэнсис, она взяла свой стакан, но все время не сводила с него глаз, а он сел на прикаминную полку спиной к незажженному камину, обхватив ладонями свой стакан.

Она спокойно произнесла:

– Знаешь, дорогой, ты ведь сердишься на меня.

– Сержусь?

– Конечно, сердишься.

– За что?

– За то, что я избавилась от твоей маленькой подружки. И за то, что в глубине души ты понимаешь, что должен был это сделать для себя. И сразу же.

– Я не мог купить билет без денег.

– Это, если ты позволишь мне так сказать, самая неубедительная отговорка из всех, которую любой мужчина нашел бы для себя.

Он посмотрел на свой стакан.

– Да, – наконец сказал он. – Может, и так.

Мелодия продолжала вертеться у него в голове.

Через некоторое время Фрэнсис сказала:

– Когда ты отправился разыскивать Пепе, а та малютка готовилась к отъезду, я немного покопалась у тебя в письменном столе. По-моему, ты не очень-то плодотворно работал.

– Не очень. Я не написал ни слова.

– Ты ответил дорогому мистеру Ратлэнду?

– Нет. Этого я тоже не сделал. Но, – добавил он с мстительной ноткой, – я проконсультировался у специалиста и услышал, что у меня период творческого застоя.

– Ну что ж, – произнесла Фрэнсис с некоторой долей удовлетворения, – по крайней мере, твоя вспыльчивая натура проявила себя. И раз уж ты снял свои белые перчатки, то и я могу это сделать. Видишь ли, дорогой, я думаю, что ты никогда не напишешь свою вторую книгу.

– Почему ты так уверена?

– Из-за тебя. Из-за того, какой ты есть. Сочинительство – это тяжкий труд, а ты – один из тех хрестоматийных, ни на что не годных англичан-эмигрантов, которые ничего не делают, просто у них это получается более изящно, чем у любой другой расы на земле. – Он воспринял эту сентенцию с внезапной вспышкой веселья, и Фрэнсис села прямо, поощряемая его реакцией, потому что не утратила своего таланта уметь смешить его. – Джордж, если ты не хочешь ехать в Малагар, если тебе не нравится коррида, тогда и я не хочу туда ехать. Но почему бы нам не уехать куда-нибудь вместе? Мы могли бы отправиться на «Эклипс» на Сардинию, или совершить сухопутное путешествие по Австралии, или… проехаться верхом на верблюде через пустыню Гоби…

– Сумки на переднем горбу.

– Ты опять все оборачиваешь в шутку. Я серьезно. Мы свободны, и у нас масса времени впереди. Зачем изматывать себя, корпя над машинкой? Осталось ли в мире хоть что-нибудь, о чем бы ты смог написать действительно прекрасно?

– Фрэнсис, я не знаю.

Она откинула голову на подушку, допила свой напиток и поставила пустой стакан на пол возле себя. Она лежала небрежно: соблазнительная, беспутная, пугающе знакомая.

– Я люблю тебя. Ты должен это знать, – прошептала Фрэнсис.

Казалось, не существовало причины, чтобы не заняться с ней любовью. Он поставил свой стакан и подсел к ней, обнял ее и поцеловал так, как будто хотел утопиться. Она издала негромкие довольные звуки и запустила пальцы в его волосы, и он оторвался от ее рта и потерся щекой о ее острый подбородок, чувствуя, как его щетина царапает ей кожу, и она уткнулась лицом в его плечо, а ее сильные руки тисками обхватили его шею.

Она спросила:

– Ты любишь меня? – но он не смог ответить, поэтому она спросила по-другому: – Я тебе нравлюсь? Ты хочешь меня?

Он убрал ее руки с шеи, высвободился и продолжал сидеть, держа ее за запястья, как будто они дрались.

Она начала смеяться. Ее жизнерадостность и чувство юмора – две черты ее характера, которые ему всегда в ней нравились. Она сказала:

– Слушай, по-моему, ты в стельку пьян.

Он поднялся и пошел за сигаретами, а за его спиной Фрэнсис спрыгнула с дивана и рукой поправила волосы.

– Я должна привести себя в порядок, прежде чем вернусь к Рудольфо. Ты знаешь, он старомоден во многих отношениях. Не против, если я воспользуюсь твоей ванной?

– Валяй, – сказал Джордж и включил ей свет наверху.

Фрэнсис взбежала по ступенькам, стуча каблуками босоножек по деревянным дощечкам. Она напевала ту песню, которая мучила его весь вечер, но слова все еще не вспоминались, и вдруг, как будто кто-то выключил радио, мелодия прекратилась – Фрэнсис замолчала. Молчание подействовало на Джорджа так, как если бы она закричала. Он замер и навострил уши, как учуявший что-то пес.

Наконец Фрэнсис спустилась по лестнице, и на ее лице было выражение, которое он никак не мог понять. Он глупо спросил:

– Что там? Нет расчески?

– Не знаю, – сказала Фрэнсис. – Я не смотрела. Я дальше кровати ничего не видела…

– Кровати? – Он совершенно ничего не мог понять.

– Это ведь не могло быть шуткой? Еще одним примером бесподобного британского чувства юмора?

И тогда, к своему ужасу, он понял, что она и в самом деле разозлилась. За тем, как она тщательно сдерживала голос, угадывалась дрожь зарождающегося взрыва.

– Фрэнсис, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Девушка. Твоя дочь. Селина. Или как ты там ее называешь. Ты знаешь, где она? Не в Лондоне. Даже не в аэропорту Сан-Антонио. Она там, наверху… – Она указала дрожащим пальцем, и весь ее самоконтроль внезапно лопнул, как натянутая до предела резинка. – В твоей постели!

– Я не верю.

– Ну так пойди и посмотри. Пойди наверх и посмотри. – Он не двинулся с места. – Я не знаю, что здесь происходит, Джордж, но я не для того дала кучу песет, чтобы обнаружить эту маленькую бродяжку снова в твоей постели…

– Она не бродяжка.

– …и если ты собираешься попробовать дать мне какое-нибудь объяснение, то оно должно быть разумным, потому что я не намерена проглатывать еще один вздор об утерянном багаже и о том, как она думает, что ты ее давно утраченный папочка…

– Это была правда.

– Правда? Слушай, ты, негодяй, кого ты хочешь обмануть? – Она уже кричала на него, а это выводило его из себя.

– Я не знал, что она вернется…

– Ну так вышвырни ее отсюда сейчас же…

– Ничего подобного я не сделаю…

– Правильно. – Фрэнсис наклонилась, чтобы подобрать свою сумочку. – Если ты намерен зажить одной семьей с этой сладкоречивой маленькой бродяжкой, я не возражаю…

– Заткнись!

– …но не втягивай меня в свой хитроумный план по защите репутации вас обоих, потому что что касается меня, то тут просто нечего защищать. – Она направилась к двери и со всей силы распахнула ее, одновременно оборачиваясь, чтобы обрушить прощальный град брани, но эффект от него был слегка испорчен Перл, которая вошла, выпрямив спину и преисполненная чувством собственного достоинства. Она стояла за дверью, ожидая, что кто-нибудь впустит ее в дом, и когда Фрэнсис распахнула дверь, кошка вошла, тихо мяукая в знак признания и благодарности.

– Тебе лучше уйти, – как можно спокойнее сказал Джордж, а Фрэнсис ответила:

– Не беспокойся, уже ушла! – и, задержавшись только для того, чтобы, выходя, со злостью пнуть Перл, она выскочила за дверь и так сильно захлопнула ее, что весь дом задрожал.

Он остановился и взял Перл на руки. Ее чувства были уязвлены, но больше ничего не пострадало, и он нежно посадил кошку на ее любимую подушку на диване. Легкое движение наверху заставило его поднять голову. Селина стояла, положив руки на балюстраду галереи, и наблюдала за ним. На ней была белая ночная рубашка с голубыми лентами, завязанными у шеи, и она с беспокойством спросила:

– С Перл все в порядке?

– Да, она в порядке. Что вы здесь делаете?

– Я лежала в кровати. Спала.

– Сейчас вы не спите. Набросьте что-нибудь и спускайтесь.

Через минуту она спустилась с галереи, босая, на ходу завязывая тесемки нелепого белого шелкового неглиже под стать ночной рубашке.

Он нахмурился и спросил:

– Где вы это взяли?

Она подошла к нему:

– Прибыл мой чемодан. Из Мадрида. – Она улыбнулась, как будто он тоже должен этому обрадоваться, и он заставил себя прибегнуть к сарказму.

– Значит, до аэропорта вы все-таки добрались?

– О да.

– И что случилось в этот раз? Рейс отменили? На самолете не оказалось свободных мест? У Пепе лопнула шина?

– Нет, ничего такого. – Ее глаза были так широко распахнуты, что голубая радужка оказалась полностью окружена белками. – Я потеряла паспорт.

– Вы что? – К его раздражению, это прозвучало, как вопль изумления.

– Да, просто удивительно. Помните, вы спрашивали меня перед отъездом, при себе ли у меня паспорт. Ну, тогда он был у меня в сумочке, и я не помню, чтобы снова ее открывала, но когда я приехала в аэропорт и стала покупать билет, то открыла сумку. И его там не оказалось.

Она посмотрела на него, чтобы проверить его реакцию на эту информацию. Реакция Джорджа заключалась в том, что он облокотился на спинку дивана и сохранял спокойствие памятника.

– Понятно. И что же вы сделали потом?

– Ну, я сказала полицейскому, конечно.

– И что же сказал полицейский?

– О, он оказался таким добрым и понятливым. А потом я подумала, что лучше вернусь назад сюда и буду ждать, пока они его не найдут.

– Кто они?

– Гражданская полиция.

Последовало короткое молчание, во время которого они разглядывали друг друга. Потом Джордж сказал:

– Селина.

– Да?

– Вы знаете, что гражданская полиция делает с теми, кто теряет свой паспорт? Они бросают их в тюрьму. Они интернируют их как политических преступников. Они гноят их в темницах до тех пор, пока их паспорта не обнаружатся.

– Ну, со мной они так не поступили.

– Вы лжете, ведь так? Куда вы засунули свой паспорт?

– Не знаю. Я его потеряла.

– Вы оставили его в машине Пепе?

– Говорю вам, я его потеряла.

– Послушайте, Младший, в Испании с паспортами не играют.

– Я и не играю.

– Вы сказали Пепе насчет паспорта?

– Я не говорю по-испански, как бы я могла ему сказать?

– Вы просто заставили его отвезти вас обратно?

Она выглядела смущенной, но храбро сказала только:

– Да.

– Когда вы вернулись?

– Около одиннадцати.

– Мы разбудили вас, когда приехали? – Она кивнула. – Значит, вы слышали большую часть нашего разговора?

– Ну, я пыталась накрыться с головой одеялом, но у миссис Донген очень пронзительный голос. Мне жаль, что я ей не нравлюсь. – Заявление осталось без ответа, и она продолжала таким светским тоном, что это делало честь ее бабушке. – Вы собираетесь на ней жениться?

– Вы знаете что? Я от вас заболеваю.

– Она замужем?

– Уже нет.

– Что случилось с ее мужем?

– Не знаю… откуда мне знать? Может, умер.

– Она убила его?

Казалось, его руки вдруг зажили независимой жизнью. Они зачесались от желания схватить Селину и трясти ее до тех пор, пока у нее зубы не застучат, дать ей пощечину и сбить это самоуверенное выражение с ее лица. Джордж сунул руки в карманы и сжал кулаки, чтобы не дать волю этим чисто животным инстинктам, но Селина, казалось, не ведала о смятении, творившемся в его душе.

– Полагаю, ей было очень неприятно обнаружить меня здесь, но она не пожелала остаться и выслушать объяснения. Она просто поддала ногой бедную Перл… Справедливее было бы наподдать мне. – Она посмотрела Джорджу прямо в глаза, и он поразился ее выдержке. – Она, должно быть, хорошо вас знает. Я хочу сказать, чтобы так с вами разговаривать. Так, как она говорила сегодня. Она хотела, чтобы вы занялись с ней любовью.