Текст книги "Сладкие объятия"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

До Квинз-Гейт она доехала на такси, вбежала по лестнице, ворвалась в квартиру и позвала Агнес.

– Я здесь, на кухне, – откликнулась Агнес.

Она готовила чай. Когда Селина появилась в открытой двери кухни, Агнес взглянула на нее, продолжая насыпать заварку в чайник. Это была невысокая пожилая женщина, немного кислое выражение лица служило как бы защитой от жизненных невзгод, хотя на самом деле она обладала добрейшим в мире сердцем, и ей невмоготу было слышать о трудностях и печалях, которые она не могла облегчить. «Эти бедные алжирцы», – говаривала она, надевая шляпку, чтобы пойти отправить почтовый перевод на сумму, вероятно, большую, чем могла себе позволить, а во время кампании по борьбе с голодом отказывалась от обеда в течение семи дней, после чего ужасно страдала от усталости и несварения желудка.

Договор об аренде квартиры на Квинз-Гейт уже был расторгнут, и после свадьбы Родни и Селины и их переезда на новую квартиру Агнес собиралась поселиться у них. Потребовалось некоторое время, чтобы уговорить ее на это. Конечно, Селина не захочет, чтобы Агнес крутилась у нее под ногами. Ей захочется начать все самой. Селине удалось у6едить Агнес, что у нее и в мыслях не было ничего подобного. Ну, тогда мистер Экланд против, спорила Агнес. Боже, это все равно, как если бы с ним поселилась его теща! Родни, проинструктированный Селиной, разубедил Агнес и в этом. Тогда она сказала, что ей не нравилась сама мысль о переезде, она слишком стара для этого, и они отвезли ее на новую квартиру, от которой, как они и предвидели, она осталась в восторге: светлая и удобная, с американской кухней, залитой солнцем, и маленькой гостиной, предназначенной для Агнес, с окнами, выходящими на парк, и ее личным телевизором. В конце концов, решительно сказала она сама себе, она едет к ним, чтобы помогать. Она собиралась работать. И со временем, несомненно, снова станет няней в новой детской и для нового поколения младенцев; и эта мысль пробудила все ее спавшие материнские инстинкты.

Сейчас она сказала:

– Ты рано вернулась. Я думала, ты собиралась поехать измерить полы.

Селина стояла в дверях, раскрасневшись от подъема по лестнице, с горящими глазами. Агнес нахмурилась:

– Что-нибудь случилось, дорогая?

Селина шагнула вперед и положила книгу на маленький столик, стоявший между ними. Глядя Агнес прямо в глаза, она спросила:

– Ты когда-нибудь раньше видела этого мужчину?

Встревоженная Агнес медленно опустила глаза на книгу на столе. Реакция была более чем убедительная. Она судорожно сглотнула, уронила чайную ложку и плюхнулась на голубой стул. Селина даже ожидала, что она схватится рукой за сердце. Она наклонилась к Агнес через стол:

– Ну так как, Агнес?

– Ох, – произнесла Агнес. – Ох, как же ты меня напугала!

Селина была неумолима:

– Ты ведь видела его раньше, правда?

– Ох, Селина… Где ты… Как ты узнала… Когда ты… – Она не могла ни задать вопрос, ни закончить предложение.

Селина пододвинула второй стул и села за стол напротив нее.

– Это ведь мой отец, да? – Агнес смотрела так, как будто собиралась расплакаться. – Так его зовут? Джордж Дайер? Так звали моего отца?

Агнес собралась с силами.

– Нет, – сказала она. – Нет, не так.

Селина не ожидала этого.

– Тогда как же его звали?

– Джерри… Доусон.

– Джерри Доусон, Дж. Д. Те же инициалы. То же лицо. Это псевдоним. Это же очевидно: псевдоним.

– Но, Селина… твоего отца убили.

– Когда?

– Сразу после открытия второго фронта. После высадки войск во Франции.

– А откуда мы знаем, что его убили? Его что, paзорвало на куски на глазах свидетелей? Или он умер на чьих-то руках? Мы и вправду знаем, что он мертв?

Агнес облизала губы:

– Он пропал без вести. Предполагали, что убит.

Надежда снова вспыхнула:

– Так, значит, мы не знаем наверняка.

– Мы ждали три года, а затем его стали считать убитым. Они сообщили твоей бабушке, потому что Хэрриет… ну, ты знаешь. Она умерла, когда ты родилась.

– А у моего отца не было семьи?

– Насколько мы знали, нет. И это тоже настраивало твою бабушку против него. Она сказала, что он был неизвестного происхождения. Хэрриет встретила его на какой-то вечеринке, формального представления так и не произошло, чего хотела бы твоя бабушка.

– Ради Бога, Агнес, ведь шла война! Она шла уже пять лет. Бабушка что, не заметила этого?

– Ну, может быть, но у нее были свои нормы и принципы, и она их придерживалась. В этом нет ничего плохого.

– Я не об этом. Моя мать влюбилась в него.

– Безнадежно, – сказала Агнес.

– И они поженились.

– Без согласия миссис Брюс.

– И она простила Хэрриет?

– О да, она никогда не держала зла. И, в конце концов, Хэрриет вернулась к ней. Видишь ли, твоего отца послали… вернее, тогда говорили «он где-то в Англии». Но его послали во Францию… Это было в день открытия второго фронта. Вскоре его убили. Мы его больше никогда не видели.

– Значит, они были женаты…

– Три недели. – Агнес проглотила ком в горле. – Но у них был медовый месяц, и они некоторое время провели вместе.

– И моя мать забеременела, – сказала Селина.

Агнес потрясенно взглянула на нее. Она как-то не ожидала, что Селина употребляет такие слова да и вообще знает о таких вещах.

– Ну да. – Ее взгляд упал на лицо на суперобложке, и она аккуратно пододвинула книгу, рассматривая плутовской огонек в темных глазах. Карих, ибо таков был их цвет. Джерри Доусон. Неужели это и правда Джерри Доусон? Несомненно, очень похож на него, по крайней мере, так бы он сейчас выглядел, если бы его не убили, именно так – таким молодым и красивым.

Нахлынули воспоминания, и далеко не все из них были плохими. Он зажег в Хэрриет огонь и дал ей жизненную силу, а Агнес даже и не знала, что та на такое способна. Он слегка флиртовал с Агнес, когда никто не видел, иногда совал ей однофунтовую купюру. Конечно, Агнес нечего было этим гордиться, но все равно какое-то развлечение. Какое– то развлечение, когда жизнь так невесела. Мужской дух в доме женщин. Только миссис Брюс не поддалась его обаянию.

– Он никчемный человек, – заявила она. – Это же видно. Кто он? Что он? Заберите у него форму – и перед вами никчемный красавчик. Никакого чувства ответственности. Никакой заботы о будущем. Какую жизнь он может дать Хэрриет?

Конечно, она в какой-то степени ревновала. Она любила командовать жизнями людей, управлять их поведением и деньгами, которые они тратили. Она намеревалась сама выбрать мужа для Хэрриет. Но у Джерри Доусона был сильный характер и решительность под стать ей, и он выиграл сражение.

Потом, когда он умер, когда умерла Хэрриет, которая не хотела жить без него, миссис Брюс сказала Агнес:

– Я хочу поменять имя малышки с Доусон на Брюс. Я уже переговорила об этом с мистером Артурстоуном. По-моему, это естественное желание.

Агнес была не согласна. Но она никогда не спорила с миссис Брюс.

– Да, мадам, – ответила она.

– И еще, Агнес, я бы хотела, чтобы она выросла не зная о своем отце. Ей это не принесет пользы, и она может почувствовать себя неуверенно. Я верю, что ты, Агнес, не подведешь меня. – Держа малышку на коленях, она подняла глаза, и обе женщины внимательно посмотрели друг, на друга через пушистую головку младенца.

После небольшой паузы Агнес снова сказала:

– Да, мадам, – и была вознаграждена короткой холодной улыбкой.

Миссис Брюс подняла Селину и передала ее на руки Агнес.

– Теперь я чувствую себя намного счастливей. Спасибо, Агнес.

Селина спросила:

– Ты ведь думаешь, что это мой отец, правда?

– Я не знаю наверняка, Селина, и это правда.

– Почему ты мне так никогда и не сказала, как его звали?

– Я обещала твоей бабушке, что не скажу. А теперь я нарушила обещание.

– У тебя не было выбора.

Неожиданно в голову Агнес пришла мысль:

– А откуда ты знаешь, как он выглядел?

– Я нашла фотографию, давно. Я никому из вас об этом не сказала.

– Ты ведь не собираешься ничего предпринимать? – Голос Агнес задрожал от такой мысли.

– Я могла бы разыскать его, – сказала Селина.

– И что это даст? Даже если бы он был твоим отцом.

– Я знаю, что это мой отец. Я просто знаю. Все говорит о том, что это так. Все, что ты мне рассказала. Все, что ты сказала…

– А если так, то почему он не вернулся к Хэрриет после войны?

– Откуда мы знаем? Может, его ранило, и он потерял память. Такое случалось, ты знаешь. – Агнес молчала. – Может, бабушка относилась к нему так ужасно…

– Нет, – сказала Агнес. – Это не имело никакого значения для мистера Доусона.

– Ему бы хотелось знать, что у него родилась дочь. Что у него была я. И я хочу знать о нем. Я хочу знать, какой он, как он говорит, о чем он думает, что делает. Я хочу почувствовать, что кому-то принадлежу. Ты не знаешь, каково это – никому никогда не принадлежать.

Но Агнес понимала, потому что она всегда знала как Селина тосковала о таком. Она поколебалась, а затем высказала единственное предположение, которое смогло прийти ей в голову.

– Почему бы тебе не обсудить это, – сказала она, – с мистером Экландом?

Издательство находилось на верхнем этаже здания, куда можно было попасть, совершив путешествие вверх на маленьком трясущемся лифте, преодолев несколько ступеней, узких коридоров и еще несколько ступеней. Запыхавшись, с ощущением того, что она вот-вот ступит на крышу, Селина очутилась перед дверью с табличкой:

«М-р А. Дж. Ратлэнд».

Она постучалась. Ответа не последовало, только слышался звук пишущей машинки. Селина открыла дверь и заглянула внутрь. Печатавшая на машинке девушка взглянула на нее, на секунду прекратила печатать и спросила:

– Да?

– Я хотела бы повидать мистера Ратлэнда.

– У вас назначено?

– Я звонила по телефону сегодня утром. Я мисс Брюс. Он сказал, что если я подойду около половины одиннадцатого… – Она взглянула на часы. Было двадцать минут одиннадцатого.

– У него сейчас посетитель. Присядьте и подождите.

Она продолжила печатать. Селина вошла в комнату, закрыла дверь и присела на небольшой жесткий стул. Из соседнего кабинета доносились приглушенные мужские голоса. Минут через двадцать голоса стали более оживленными, раздался звук отодвигаемого стула и шаги. Дверь кабинета распахнулась, из нее вышел мужчина, на ходу надевая плащ и роняя папку с бумагами.

– Ах, я раззява… – Он наклонился подобрать их. – Спасибо, мистер Ратлэнд, за все…

– Не за что. Возвращайтесь, когда у вас появятся какие-нибудь свежие мысли насчет развязки.

– Да, конечно.

Они попрощались. Издатель направился было обратно в свой кабинет, и Селине пришлось встать и окликнуть его. Он обернулся и посмотрел на нее.

– Да? – Он был старше, чем она его представляла, лысый, в таких очках, которые позволяли смотреть и сквозь них и поверх. Сейчас он смотрел поверх очков, как старомодный учитель.

– Я… я думаю, мне назначено.

– Вы думаете?

– Да. Я Селина Брюс. Я звонила утром.

– Я очень занят.

– Это не отнимет больше пяти минут.

– Вы писательница?

– Нет, ничего такого. Я просто хотела попросить вас помочь мне… ответить на некоторые вопросы.

Он вздохнул:

– Ну, хорошо.

Он посторонился, пропуская Селину в кабинет. На полу лежал ярко-красный ковер, на письменном столе лежали бумаги, и книги, и рукописи. На столах, и на стульях, и даже на полу – везде книги и рукописи.

Он не извинился за беспорядок. Он явно не считал это нужным… да так оно и было. Он пододвинул Селине стул и направился к своему столу. Но прежде, чем он успел сесть, Селина уже начала объяснять, в чем дело.

– Мистер Ратлэнд, очень сожалею, что побеспокоила вас, и я не отниму у вас ни одной лишней минуты. Но это касается книги, которую вы опубликовали, – «Фиеста в Кала-Фуэрте».

– А, да. Джорджа Дайера.

– Да. Вы что-нибудь о нем знаете?

Ответом на этот выпаленный вопрос было напряженное молчание и еще более напряженный взгляд поверх очков.

– Я? – наконец сказал мистер Ратлэнд. – А вы?

– Да. По крайней мере, я так думаю. Он был… другом моей бабушки. Она умерла шесть недель назад, и я… ну, мне хотелось попытаться сообщить ему об этом.

– Я всегда могу переслать ему ваше письмо.

Селина сделала глубокий вдох и продолжила атаку с другого фланга:

– Вы многое о нем знаете?

– Думаю, столько, сколько и вы. Полагаю, вы прочли книгу.

– Я хочу сказать… вы никогда не встречались с ним?

– Нет, – сказал мистер Ратлэнд, – не встречался. Он живет в Кала-Фуэрте на острове Сан-Антонио. Кажется, он живет там последние шесть или семь лет!

– Он ни разу не приезжал в Лондон? Даже для издания своей книги?

Мистер Ратлэнд так замотал своей лысой головой, что она засверкала от падающего из окна света.

– Вы… вы не знаете, он женат?

– В то время не был. А сейчас, может, и да.

– А сколько ему лет?

– Понятия не имею, сколько ему лет. – В его голосе появились нетерпеливые нотки. – Моя дорогая юная леди, мы понапрасну тратим мое время.

– Я знаю. Извините, но я просто подумала, что вы сможете мне помочь. Я думала, что он может быть в Лондоне сейчас, и я могла бы с ним встретиться.

– Нет, боюсь, что нет.

Мистер Ратлэнд решительно встал, давая понять, что беседа закончена. Селина тоже встала, и он направился к двери и открыл ее.

– Но если вы пожелаете связаться с ним, мы будем рады переслать любую корреспонденцию мистеру Дайеру.

– Спасибо. Простите, что понапрасну отняла у вас время.

– Ничего. До свидания.

– До свидания.

Но когда она вышла из кабинета и пошла через приемную, у нее был такой подавленный вид, что сердце мистера Ратлэнда невольно дрогнуло. Он слегка нахмурился, снял очки и окликнул ее:

– Мисс Брюс.

Селина обернулась.

– Мы пересылаем все его письма в яхт-клуб в Сан-Антонио, а его дом называется «Каза Барко», это в Кала-Фуэрте. Возможно, вы сэкономите время, написав прямо ему. И если вы будете писать ему, напомните, что я все еще жду резюме его второй книги. Я послал ему дюжину писем, но, похоже, у него отвращение к ответам.

Селина улыбнулась, и издатель поразился, как изменился весь ее вид. Она сказала:

– Ох, спасибо. Я вам так признательна.

– Не за что, – ответил мистер Ратлэнд.

Пустая квартира – не самое подходящее место для обсуждения такого важного вопроса, но другого не было.

Селина прервала рассуждения Родни о достоинствах простых и узорчатых ковров:

– Родни, мне надо поговорить с тобой.

Прерванный таким образом, он посмотрел на нее сверху вниз с раздражением. Во время обеда и после в такси он думал о том, что она не в себе. Она почти ничего не ела и казалась чем-то озабоченной и рассеянной. Более того, на ней была блузка, которая никак не подходила к желтовато-коричневому пальто и юбке, и он заметил на чулке спущенную петлю. Обычно Селина была подтянутой и ухоженной, как сиамская кошка, и сегодняшние небольшие отклонения от нормы обеспокоили его.

Он спросил:

– Что-нибудь случилось?

Селина попыталась взглянуть ему в глаза, сделать глубокий вдох и успокоиться, но ее сердце стучало, как кузнечный молот, а в желудке было ощущение, как после подъема в скоростном лифте, когда душа отрывается, а тело остается внизу.

– Нет, ничего не случилось, но мне надо с тобой поговорить.

Он нахмурился:

– А нельзя подождать до вечера? У нас единственная возможность измерить…

– Ах, Родни, пожалуйста, послушай и помоги мне.

Он заколебался, а затем, придав лицу покорное выражение, отложил альбом с образцами ковров, сложил рулетку и убрал ее в карман.

– Ну? Я слушаю.

Селина облизнула губы. Пустая квартира угнетала ее. Голоса отдавались эхом, никакой мебели, и нечем занять руки, никакой подушки, которую можно было бы взбивать. Она чувствовала себя так, как если бы ее поставили на большую пустую сцену без поддержки и без суфлера, а она забыла роль.

Она сделала глубокий вдох и сказала:

– Это насчет моего отца.

Выражение лица Родни почти не изменилось. Он был хорошим адвокатом и любил играть в покер. Он все знал о Джерри Доусоне, ибо миссис Брюс и мистер Артурстоун уже давно посчитали нужным ввести его в курс дела. И он знал, что Селина ничего не знала об отце. И знал, что уж он-то ничего ей не расскажет.

– Что насчет твоего отца? – спросил он довольно ласковым голосом.

– Ну… я думаю, он жив.

Родни с облегчением вынул руки из карманов и издал короткий недоверчивый смешок:

– Селина…

– Нет, не говори. Не говори, что он умер. Выслушай чуть-чуть. Помнишь ту книгу, которую ты мне вчера дал? «Фиеста в Кала-Фуэрте». И знаешь, там на задней обложке была фотография автора, Джорджа Дайера!

Родни согласно кивнул.

– Ну, так вот… он в точности похож на моего отца.

Родни переварил мысль, а затем спросил:

– Откуда ты знаешь, как выглядел твой отец?

– Я знаю, потому что давно в книге нашла его фотографию. И я думаю, это один и тот же человек.

– Ты хочешь сказать, что Джордж Дайер – это… – Он вовремя прикусил язык.

– Джерри Доусон, – торжествующе закончила за него Селина.

Родни показалось, будто из-под него выдернули ковер.

– Откуда ты узнала его имя? Ты не должна его знать.

– Агнес мне вчера сказала.

– Но какое право имела Агнес…

– Ах, Родни, постарайся понять! Нельзя ее винить. Я застала ее врасплох. Я положила книгу фотографией Джорджа Дайера кверху на стол перед ней, вот так, и она чуть не упала в обморок.

– Селина, ты понимаешь, что твой отец умер?

– Но, Родни, как ты не понимаешь – он пропал без вести. Пропал без вести, полагали, что убит. Могло произойти все, что угодно.

– Тогда почему же он не вернулся после войны?

– Может, он был болен. Может, потерял память. Может, узнал, что моя мать умерла.

– И что же он все это время делал?

– Не знаю. Но последние шесть лет он живет в Сан-Антонио. – Она поняла, что Родни собирается спросить, откуда она это узнала, и быстро добавила, потому что не хотела, чтобы он узнал о ее встрече с мистером Ратлэндом: – Обо всем этом рассказано в его книге.

– У тебя фотография отца с собой?

– Книжная – нет.

– Я не ее имел в виду. Я имел в виду другую.

Селина заколебалась:

– Да, с собой.

– Дай взглянуть.

– Ты… отдашь ее обратно?

Нотка раздражения проскользнула в голосе Родни.

– Мое милое дитя, за кого ты меня принимаешь?

Ей сразу же стало стыдно, ибо Родни никогда не пойдет на бесчестный поступок. Она пошла за сумочкой, вынула драгоценную фотографию и протянула ее Родни. Он поднес ее к свету из окна, и Селина подошла и встала за его спиной.

– Ты вряд ли помнишь фотографию на обложке книги, но это тот же самый человек, могу поклясться. Все то же самое. Ямочка на подбородке. И глаза… и прижатые уши.

– А что сказала Агнес?

– Она не призналась, но я уверена, она считает, что это мой отец.

Родни не ответил. Хмуро разглядывая темное веселое лицо на фотографии, он почувствовал кое-какое беспокойство. Во-первых, он мог потерять Селину. Человек болезненной честности, Родни никогда не тешил себя иллюзией, что он влюблен в Селину, но она стала приятной частью его жизни, хотя он почти не осознавал этого. Ее внешность, ее шелковистые желтовато-коричневые волосы, кожа, голубые сапфировые глаза восхищали его, и хотя ее интересы не были такими избирательными, как у Родни, она проявляла очаровательное желание учиться.

А потом, оставался вопрос деловых отношений. После смерти бабушки Селина получила кое-какие средства, став тем зрелым фруктом, который мог упасть в руки какого-либо бессовестного проходимца. Пока Родни и мистер Артурстоун в полном согласии вели ее дела, а через шесть месяцев Селине исполнится двадцать один год, после чего она сама будет принимать окончательные решения по всем вопросам. Родни содрогнулся от мысли об утрате контроля над этими деньгами.

Он кинул взгляд через плечо и встретился с глазами Селины. Он не знал ни одной девушки с такими голубыми белками глаз. Как в рекламе стиральных порошков. Она слегка пахла свежими лимонами, вербеной. Ему так и слышался голос миссис Брюс, ее резкие высказывания о Джерри Доусоне. «Бесполезный» – это слово засело в голове Родни. Он вспомнил другие эпитеты. Безответственный. Ненадежный. Безденежный.

Он держал фотографию за уголок и постукивал ею по левой руке. Наконец, с некоторым раздражением, почувствовав необходимость свалить на кого-нибудь вину за то положение, в котором он очутился, он сказал:

– Конечно, это все твоя бабушка виновата. Она не должна была ничего от тебя скрывать. Эта завеса секретности, никогда не упоминать его имени… все это глупая ошибка.

– Почему? – заинтересованно спросила Селина.

– Потому что это стало у тебя навязчивой идеей! – выпалил Родни. Селина уставилась на него, явно глубоко оскорбленная, рот слегка открыт, как у ошеломленного ребенка. Родни безжалостно продолжал: – У тебя навязчивая идея об отцах и семьях и вообще о семейной жизни. То, что ты нашла фотографию и прятала ее, – типичный симптом.

– Ты говоришь так, как будто у меня корь.

– Я пытаюсь заставить тебя понять, что у тебя развился комплекс на почве умершего отца.

– Может, он не умер, – сказала Селина. – А если у меня и есть комплекс, то ты только что признал, что это не моя вина. И что плохого в комплексе? Это же не косоглазие и не бельмо на глазу. Его не видно.

– Селина, это не смешно.

– И я не считаю это смешным.

Она смотрела на него горящим взором, который мог бы быть назван ослепительным, как сказал он себе. Они ссорились. Они никогда раньше этого не делали, и, несомненно, не время было начинать ссориться. Он быстро сказал:

– Дорогая, прости меня, – и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но она отвернула лицо, и поцелуй пришелся в щеку. – Разве ты не видишь, что я лишь забочусь о тебе. Я не хочу, чтобы ты зацепилась за какого-то мужчину, отправилась за ним на край света, а потом бы выяснила, что совершила глупую ошибку.

– Но допустим, – сказала Селина, – только лишь допустим, что это действительно мой отец. В полном здравии и живет в Сан-Антонио. Пишет книги и катается на своей маленькой яхте и заводит дружбу со всеми местными испанцами. Тебе бы ведь хотелось, чтобы я с ним познакомилась, правда? Тебе бы хотелось иметь настоящего собственного тестя?

Этого Родни хотелось меньше всего. Он нежно сказал:

– Мы должны думать не только о себе. Мы должны думать и о нем – Джордже Дайере, независимо от того, отец он тебе или нет.

– Я не понимаю.

– После многих лет он устроил свою жизнь. И эту жизнь он выбрал сам, по доброй воле. Если он хотел создать семью и заиметь жену и сыновей… и дочерей… он уже это сделал…

– Ты хочешь сказать, что он не захотел бы меня знать? Что он не захотел бы, чтобы я его разыскала?

Родни был шокирован.

– Ты ведь не собираешься пойти на такое?

– Для меня это так важно. Мы могли бы полететь в Сан-Антонио.

– Мы?

– Я хочу, чтобы ты полетел со мной. Пожалуйста.

– И речи быть не может. К тому же мне нужно поехать в Борнмут, я тебе говорил, и меня не будет дня три-четыре.

– А миссис Уестман не может подождать?

– Конечно нет.

– Я просто хочу, чтобы ты был со мной. Помоги мне, Родни.

Родни понял ее просьбу неправильно. Он думал, что она говорит: «Помоги мне» – в практическом смысле. Помоги мне купить билет на самолет, помоги мне сесть в самолет, помоги мне на таможне, найди мне такси и носильщиков. Она никогда в жизни одна никуда не ездила, и он даже и не сомневался, что она и пробовать не станет. Он уклонился от ее просьбы, очаровательно ей улыбнувшись, взял ее за руку и сказал успокаивающим тоном:

– К чему так торопиться? Будь терпеливой. Я знаю, ты возбуждена подозрением, что вдруг твой отец жив. Я также понимаю, что в твоей жизни всегда была какая-то пустота. Я надеялся, что смогу ее заполнить. – Он говорил очень благородно.

– Дело не в этом, Родни…

– Но видишь ли, мы ничего не знаем о Джордже Дайере. Разве не следует провести небольшое тихое расследование, прежде чем предпринять шаги, о которых мы можем потом пожалеть? – Он говорил как король.

– Я родилась после того, как он пропал без вести. Он даже не знает о моем существовании.

– Вот именно! – Родни рискнул немного надавить. – Знаешь, Селина, есть старая и очень верная поговорка: не буди спящего тигра.

– Для меня он не тигр. Я просто думаю, а вдруг он жив, и он единственный человек, который мне был нужен больше, чем кто-либо иной, всю жизнь.

Родни колебался между чувством обиды и злости.

– Ты говоришь как ребенок.

– Это как монетка. У монетки две стороны – орел и решка. У меня тоже две стороны. Брюс и Доусон. Селина Доусон. Вот как меня зовут на самом деле. Вот кто я. – Она улыбнулась Родни, и в отчаянии он подумал, что такой улыбки он раньше не видел. – Ты любишь Селину Доусон так же, как и Селину Брюс?

Он все еще держал фотографию ее отца. Она забрала у него фотографию и пошла положить ее в сумочку.

Родни произнес, немного запоздав с ответом:

– Да, конечно люблю.

Селина закрыла сумочку и положила ее на место. – Ну а теперь, – сказала она, оправляя юбку, как будто собиралась начать выступление, – не пора ли нам измерить пол?