Текст книги "Черные деньги"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Отель «Брейкуотер» находился в нескольких кварталах от того места, где стоял «кадиллак» Гарри. Возможно, хотя едва ли, он оставил его там по своим соображениям и пошел дальше пешком.

Вестибюль отеля был похож на мышеловку для туристов, куда уже никто не попадался. Мебель была вся поцарапана, а рододендроны все в пыли. Привратник ходил в старой голубой форме, будто он прошел в ней через всю гражданскую войну.

У приемной стойки никого не было, но журнал для регистрации лежал на ней открытым. Я нашел имя Гарри Гендрикса на предыдущей странице. Его комната была под номером 27. Я посмотрел на доску для ключей за стойкой и не нашел ключа под этим номером.

– Мистер Гендрикс дома? – спросил я швейцара.

Он погладил бороду. Она выглядела как побитый молью плюш.

– Я не знаю. Они приходят и уходят. Мне не платят, чтобы следить за ними.

– А где управляющий?

– Там, внутри. – Он ткнул большим пальцем в сторону задернутой занавеской двери, над которой висел освещенный знак: «Комната Самоа». Она означала, что там мебель из бамбука, а потолок в виде рыбацкой сети. Там могут подать и подают напиток из рома с консервированными ананасным соком и плавающими фруктами. Три изрядно потрепанные потаскушки гоняли шарик на рулетке. Бартендер смотрел за ними поверх своего живота. Усталая официантка выдала мне мгновенную улыбку. Я сказал, что хотел бы задать управляющему несколько вопросов. – Мистер Смит – помощник управляющего. Мистер Смит!

Мистер Смит выглядел самой продувной бестией из всех бестий. Он оторвал себя от рулетки на какой-то момент. Если это была его рулетка, она была, вероятно, с секретом. Его сугубо американский вид проступал как облицовочная фанера на мебели.

– Вам нужна комната, сэр?

– Возможно, позднее. Я хотел бы узнать, дома ли мистер Гендрикс.

– Нет, если только не пришел только что. Его жена ждет его в комнате.

– Я не знал, что он женат.

– Он вполне женат. Я оставил бы радости холостяцкой жизни, если получил бы такое же угощение.

Его руки обрисовали нечто вроде женской талии в табачном дыму.

– Может быть, она скажет мне, где он?

– Она не знает. Она спрашивала меня. Я не видел его после полудня. Он находится в каком-то затруднении?

– Возможно.

– Вы полицейский?

– Следователь, – уточнил я. – Почему вы думаете, что Гендрикс мог попасть в беду?

– Он спрашивал меня, где он может купить дешевый револьвер.

– Сегодня?

– После обеда, как я уже говорил. Я посоветовал ему обратиться к старьевщику. Я поступил неправильно? Он никого не пристрелил?

– Нет, насколько мне известно.

– Это хорошо, – сказал он, но казался явно разочарованным. – Если вы хотите поговорить с миссис Гендрикс, здесь, у стойки, есть телефон.

Я поблагодарил его, и он вернулся к своей холостяцкой радости. Я не стал звонить по телефону и даже беспокоить лифт. Позади вестибюля я обнаружил пожарную лестницу, освещенную красной лампой, и прошел на второй этаж.

Комната 27 находилась в конце зала. Я послушал у двери. За ней раздавалась музыка – деревенский блюз. Я постучал. Музыка сразу умолкла.

– Кто там? – спросила женщина.

– Гарри.

– Давно пора.

Она отперла замок и распахнула дверь. Я вошел прямо на нее, освободил от ее руки дверную ручку и захлопнул дверь на всякий случай, чтобы ее испуг не перешел в крик.

Этого не произошло. Застывшее выражение ее лица не изменилось. Ее правый кулак поднялся на уровень глаз. Она смотрела на меня поверх него.

– Не волнуйтесь, миссис Гендрикс. Я не причиню вам вреда.

– Да? – Она немного расслабилась, разжала кулак и рукой пригладила свои рыжие волосы. Ее перекошенный рот распрямился. – Кто вы такой?

– Друг Гарри. Я сказал, что поищу его здесь.

Она мне не верила. Она была похожа на женщину, которая не верила ничему, кроме номеров на счетах. Она была стильно одета, в чем-то коричневом, просторном, с полукороткими рукавами, что демонстрировало ее фигуру, не очень подчеркивая ее. Ее руки и ноги были прелестной формы и сильно загорелыми.

Но свое лицо она отделала таким образом, будто стыдилась его и хотела спрятать под гримом. Из-под век, еще более зеленых, чем ее глаза, и сквозь ресницы, похожие на захламленные антенны, она смотрела на меня с отвращением.

– Как вас зовут?

– Это не имеет значения.

– Тогда убирайтесь из моей комнаты. – Но она и не ожидала, что я тотчас уйду. Если и ожидала чего-то, то возможных неприятностей.

– Это не ваша комната. Это комната Гарри. Он обещал меня ждать здесь, – сказал я.

Я осмотрел комнату, увидел истертый ковер, вылинявшие бумажные цветы на обоях, лампу с перекошенным абажуром. Внешне дама к этой обстановке не принадлежала. У нее был стиль во всем, и его можно было приобрести не в универсальном магазине. Коричневая сумка с золотыми кистями на кровати выглядела как парижское изделие. Но эта сумка выглядела на этом месте, как заключенный в камере. Она, конечно, провела немало времени в таких комнатах и вот сейчас снова сидит в ней.

– Это и моя комната, – сказала она. В подтверждение, а также чтобы немного взбодриться, она подошла к тумбочке у кровати и включила портативный приемник. Деревенский блюз все еще продолжал издавать звуки. Это были две долгие минуты.

– Что такое? – Она что-то хотела сказать, но была все еще в напряжении, с трудом дышала. Она пыталась перебороть свое состояние. Я видел спазмы в ее горле.

– Какого рода дело у вас с Гарри? – удалось ей наконец произнести.

– Мы хотели сопоставить наши наблюдения за Фрэнсисом Мартелем.

Она похлопала ресницами:

– За кем?

– Мартелем, тем самым, фотографию которого вы хотели получить.

– Вы, вероятно, говорите о двух разных людях.

– Не стоит, миссис Гендрикс. Я только что разговаривал с фотографом Мальковским. Вам нужна была от него фотография Мартеля. Ваш муж рисковал своей шеей, чтобы сегодня утром ее получить.

– Вы полицейский?

– Не совсем.

– Откуда же вы столько знаете обо мне?

– К сожалению, это все, что я знаю о вас. Расскажите еще кое-что.

С трудом, трясущимися руками она достала золотой портсигар из своей коричневой сумки, открыла его и вынула сигарету. Я дал ей прикурить. Она села на кровать и оперлась на руку, выпуская дым в потолок.

– Не стойте надо мной. Вы выглядите так, будто хотите вцепиться мне в глотку.

– Я восхищаюсь вашим горлышком.

Я подтянул единственный находящийся в комнате стул и сел на него.

– Все вы лепите. – Ее голос звучал со злобой. Она прикрыла шею ладонью и пытливо посмотрела на меня. – Я не могу понять, кто вы. Вы пытаетесь умилостивить меня своим обхождением, но это вам нисколько не поможет.

– А вы действительно жена Гарри?

– Да, действительно. – Она, казалось, сама была удивлена. – Я показала бы вам свое брачное свидетельство, но у меня оно не с собой.

– Как может он позволить иметь себе такую жену?

– Он не может. Мы уже не занимаемся любовью последнее время. Но мы остались друзьями, – она добавила это с каким-то сожалением. – Гарри всегда был в замазке. Он по характеру скорее забавный человек, но не пустозвон.

– И вы не всегда поддерживали его?

– Кто это вам сказал?

– Никто не должен говорить мне об этом – твой голос сказал мне все, куколка, и манера, с которой ты себя держишь, и твоя подозрительность.

– Вы из Вегаса? – спросила она.

– Люди должны улыбаться, когда спрашивают об этом?

– Так да?

– Я из Голливуда.

– А на что вы живете, если вы что-то вообще делаете?

– Частный следователь.

– И я представляю интерес для вашей работы?

У нее снова появился испуганный взгляд, она показала рукой, чтобы я подал ей пепельницу со столика, и загасила сигарету. Она переменила позу, тяжело откинувшись набок с наигранной неуклюжестью, только чтобы показать мне, как беззащитно ее большое красивое тело. Она не нуждалась в моей помощи и была вполне на своем месте на гостиничной кровати.

– Вы много накуролесили здесь, – сказал я. – Я уже устал заниматься Мартелем.

– А кто это копает?

– Местный деятель. Его личность не имеет значения. Мартель увел его девушку.

– Это похоже. Он вор.

– Что он украл у вас, миссис Гендрикс?

– Хороший вопрос. Нужный вопрос, впрочем, заключается в том, тот ли он парень, которого я имею в виду. Вы его видели?

– Несколько раз.

– Опишите мне его, пожалуйста. Может быть, мы займемся этим делом вместе.

– Он среднего роста, около пяти футов девяти дюймов, не полный, но крепко сбит, с быстрыми движениями. Около тридцати. Черные волосы, жгуче-черные, растущие низко на лбу. Он носит их зачесанными назад. Кожа смуглая, как у индейца. У него длинный нос с заметно оттопыренными ноздрями. Он говорит с французским акцентом, использует много французских слов и претендует на роль французского политического беженца.

Она слушала и кивала головой в подтверждение, но моя последняя фраза спутала ее.

– Кто он такой?

– Говорит, что француз, который не может жить во Франции, так как противник политики де Голля.

– О! – издала она звук, но, похоже, пока ничего не понимала.

– Де Голль – президент Франции.

– Я знаю это, балда. Вы думаете, я не слушаю новости? – Она посмотрела на приемник, откуда доносился рок.

– Вы не возражаете, если я выключу эту туфту? – спросил я.

– Приглушите немного, но оставьте. Я терпеть не могу завывания ветра.

Я приглушил слегка музыку. Несмотря на такое непрочное сотрудничество, между нами зарождалась близость, будто в этой комнате уже были расписаны для нас роли. Это была случайная близость, и она определялась меняющимися приливами и отливами страха и сомнений. Она задавала мне разумные вопросы и, кажется, верила моим ответам. Но по глазам я видел, что она боится, что я ее убью.

– Вы знаете, кто он такой? – спросил я.

– Я думаю, что он не француз.

– А кто он?

– Я скажу вам, – сказала она решительно, будто пришла к какому-то решению.

– Я была личным секретарем очень крупного бизнесмена в Саутленде.

Этот человек, называющий себя Мартелем, втерся к моему хозяину в доверие и стал его исполнительным помощником.

– Откуда он?

– Этого я не знаю, – ответила она. – Он южноамериканец, я думаю. Мой хозяин сделал ошибку, доверив ему комбинацию замка сейфа. Я предупреждала, чтобы он этого не делал. Что же случилось? Мистер, так называемый Мартель, удирает с целым состоянием в ценных бумагах, которые Гарри и я хотим вернуть этому бизнесмену.

– А почему не обратитесь в полицию?

Она была готова к ответу.

– У моего босса какая-то слабость к Мартелю. К тому же наш бизнес весьма конфиденциального свойства.

– А какой это бизнес?

– Я не имею права вам это сказать, – осторожно сказала она. Она переменила положение своего тела, будто его симметричность и значимость могли отвлечь мое внимание от наспех сочиненной липы.

– Босс заставил меня поклясться, что я сохраню секрет.

– А его имя?

– Вы знаете этого человека, если бы я могла сказать имя... Он очень важный и влиятельный человек в правительственных кругах.

– В нижних кругах ада?

– Что? – спросила она. Но думаю, она хорошо слышала мои слова.

Она нахмурилась и играла своими тонкими, нарисованными бровями. Хмурилась она не очень сильно, потому что это ведет к морщинкам, и, кроме того, думала, что я все еще могу убить ее, а умирать с морщинками на таком милом лице ей не хотелось.

– Если вы воспринимаете меня серьезно и помогли бы вернуть те деньги, и все такое, я уверена, мой хозяин вас щедро отблагодарил бы. Я также буду благодарна.

– Мне об этом нужно побольше узнать, например, что значит «все такое»?

– Конечно, – сказала она. – Естественно. Вы поможете мне?

– Посмотрим. Вы покончили с Гарри?

– Я не сказала этого.

Но ее зеленые глаза выразили удивление. Думаю, во время своих усердий, потраченных на меня и сочинение своей истории, почерпнутой из фильма, она совсем забыла про Гарри. Комната предполагала роли только для двоих. Могу предположить, какая была бы моя, если бы мы находились в ней подольше. Она надвигалась на меня как голодный тигр.

– Я беспокоюсь за Гарри, – сказал я. – Вы видели его сегодня?

Она покачала головой. Ее волосы разлетелись как огонь. Ветер, усилившийся за окном, заглушил музыку.

– Он упоминал о покупке револьвера сегодня днем, – напомнил я.

– Для чего?

Разговор об оружии основательно напугал ее.

– Чтобы использовать его против Мартеля, полагаю. Сегодня Мартель устроил ему небольшой спектакль. Он с пистолетом его прогнал и раздавил его фотокамеру.

Я вытащил камеру из кармана и показал ей.

Она погоревала над ней.

– Эта камера стоила мне сто пятьдесят долларов. Мне следовало подумать, прежде чем давать ее Гарри.

– Может быть, идея со снимком была не совсем удачной? У Мартеля аллергия на камеры. Какое у него настоящее имя, все-таки?

– Я не знаю. Он пользуется разными именами. – Она опять вернулась к Гарри. – Вы думаете, что Гарри пострадал или с ним что-нибудь случилось?

– Возможно. Его машина находится на бульваре в полумиле отсюда. Ключ торчит в зажигании.

Она вскочила.

– Почему вы не сказали об этом?

– Вот я и сказал.

– Покажите мне где.

Пока мы ждали лифт, она подобрала свой приемник и сумочку, достала пальто из шкафа. Может быть, шум лифта или радио или какой-то постоянный звук, исходящий от ее тела, вызывал такую реакцию, но, когда она пересекала вестибюль, все три шулера наблюдали за ней из двери Самоанской комнаты.

Мы ехали по бульвару. Поднимающийся ветер сносил машину. В море поднимались белые шапки пены. Слегка фосфоресцирующие, они поднимались как привидения, быстро сметаемые обратно в темноту. Моя соседка высматривала что-то на пустынном берегу. Она открыла в ту сторону автомобильное окно.

– С вам все в порядке, миссис Гендрикс?

– Да, все, но, пожалуйста, не зовите меня так. – Ее голос звучал моложе и не так самоуверенно. – Я чувствую себя как дурочка. Зовите меня Китти, если хотите.

– А вы не миссис Гендрикс?

– Формально да, но мы не живем вместе. Гарри развелся бы со мной давным-давно, только он – верующий католик. Он живет с мыслью о том, что я к нему вернусь.

Она наклонилась вперед, чтобы отодвинуться с моего края.

– Мы уже проехали полмили. Где машина?

Я не мог ее обнаружить. Китти стала нервничать. Я повернул машину и в свете фар увидел проем в зарослях и костер за ними, который быстро догорал несколькими угольками, едва тлеющими в куче пепла. Трое пьяниц исчезли, оставив за собой бутыль и запах пролитого вина.

Китти Гендрикс позвала меня:

– Что вы там делаете? Гарри там?

– Нет.

Она прошла сквозь проем. Ее приемник и сумочка болтались у нее на руке. Приемник пел как самостоятельная личность. Она огляделась вокруг, прижимая к себе пальто. Смотреть было не на что, кроме затухающего костра, железнодорожных путей, тускло посверкивавших в свете звезд. Затоптанная неласковая земля.

– Святая Дева, – произнесла Китти. – Здесь ничего не изменилось за двадцать лет.

– А вы знаете это место?

– Мне это следует знать. Я родилась в двух кварталах отсюда, на другой стороне железной дороги. – Она добавила с усталым видом:

– Обе стороны путей не то место, где можно жить. От поездов всегда тарелки гремели на кухне. – Она всматривалась в темное пространство железнодорожного двора. – Насколько мне известно, моя мать до сих пор живет здесь.

– Можем пойти проведать.

– Нет! У меня не так много чего осталось, чтобы поставить ее на ноги.

Я хочу сказать – пусть прошлое останется прошлым.

Она сделала непонятный жест в сторону эвкалиптовых зарослей, будто само это место понуждало ее к откровенности.

Она могла справиться с опасностями пребывания в отеле, но не с разгулом дикой, ветреной ночи.

Ее раздражение обернулось против меня.

– Зачем вы привезли меня сюда?

– Это была ваша идея...

– Но вы сказали, что машина Гарри...

– Очевидно, ее украли.

Она отпрянула от меня, споткнувшись, и завалилась на черные ветви кипариса. Все, что я мог рассмотреть, – это бледные очертания ее лица и блеск глаз и губ.

– Не верю. Здесь не было никакой машины. Какой марки она была?

– "кадиллак".

– Теперь я знаю, что вы лжете. Откуда у Гарри «кадиллак»?

– Он, вероятно, взял его на стоянке. Это была старая машина.

Казалось, она ничего не понимала. Я слышал ее учащенное дыхание.

– Здесь никогда и не было машины, – прошептала она. – Вы из Вегаса, не так ли? И вы заманили меня сюда, чтобы убить.

– Это глупая болтовня, Китти.

– Не зовите меня Китти. – Ее голос приобрел плаксивые оттенки. Возможно, в ее сознании всплыло что-то такое, что случилось многие годы тому назад, когда гремели поезда и тарелки ее матери. – Вы заставили меня приехать на это место и теперь не даете мне уйти.

– Идите, пожалуйста. Идите, идите.

Она лишь плотнее прижалась к кипарису, как ночной испуганный зверь.

Ее радио тренькало из темноты. Запах ее косметики доходил до меня, смешиваясь с запахом дизельного масла, вина и гари.

Каким-то внутренним видением красноватой вспышки, как со стороны, я увидел двух людей, поставленных в такие обстоятельства, что они могут стать соучастниками в нежелательном убийстве. Мне казалось, что она хочет быть убитой. Она падала среди деревьев, завывая:

– Ты держись подальше от меня, а то я скажу своему старику.

– Глупая, уйди оттуда.

Крик, на который она все время настраивала себя, вырывался из ее горла. Я дотянулся до нее в темноте, обнял за талию и притянул к себе. Она задохнулась от страха и швырнула радио в мою сторону. Приемник ударил меня в затылок и замолк.

Я отпустил ее. Она побежала прочь, спотыкаясь на своих высоких каблуках, через многочисленные пути, пока не превратилась в неясную тень, в звук шуршащих ног в ночной мгле.

Глава 13

Студия Эрика Мальковского в городе находилась на прямом пути к дому Мартеля. Я остановился посмотреть, как идут дела с его поисками. На его руках лежала пыль, и, как своеобразные метины, виднелись отпечатки пальцев на лбу.

– Я уже хотел было плюнуть на вашу просьбу, а вас послать к черту.

– Я сам мало рассчитывал на удачу. Что-нибудь нашли?

– Пять снимков. Могло бы быть больше.

Он привел меня в заднюю комнату и разложил их на столе, как при игре в покер. Четыре из них были снимками Китти в гладком белом купальном костюме, сделанными у бассейна Теннисного клуба. Она стояла и романтически созерцала море, облокотившись в вызывающе эротической позе на шезлонг. Она снялась еще раз на вышке для прыжков. Китти была красивой девушкой, но все четыре снимка были испорчены ее неуклюжей манерой держаться.

Пятый снимок был иной. Она не позировала и была полностью одета: в летнем платье без рукавов и в широкой шляпе. Мужская рука с квадратным бриллиантом лежала на столе около ее руки. Остальная часть карточки была отрезана, но Китти улыбалась в сторону невидимого друга. За ней виднелась стена внутреннего дворика одного из коттеджей Теннисного клуба, заросшая бугенвилиями.

– Это одна из тех карточек, что ей понравились. – Мальковский показал мне заметки на обороте: «шесть копий четыре на шесть, 27.09.1959».

– Она приобрела шесть снимков, или ее муж это сделал. Он был также на снимке, но заставил меня отрезать эту часть фотографии.

– Как его имя?

– Я не помню. Но могу уточнить в клубных записях.

– Сегодня?

– Если миссис Стром мне позволит. Но уже очень поздно.

– Не забывайте, что я плачу вдвойне.

Он почесал затылок и слегка покраснел.

– Не могли бы вы сейчас ссудить мне немного денег, пожалуйста.

Я посмотрел на часы. Я нанял его приблизительно два часа назад.

– Устроит четырнадцать долларов?

– Отлично. Кстати, – произнес он снова, почесывая затылок, – если вы хотите эти снимки, будет справедливо получить за них деньги. Пять долларов за штуку.

Я дал ему двадцатипятидолларовую бумажку.

– Я возьму ту, что ей понравилась. Я полагаю, нет шансов обнаружить остальную часть фотографии – ту, что отрезали?

– Я могу найти негатив. – За это я заплачу больше.

– На сколько больше?

– Все зависит от того, что на нем. Во всяком случае, двадцать долларов ваши.

Я покинул его радостно копающимся в картонках на пыльных полках и направился обратно к подножию гор. Это оттуда дул ветер. Он рвался вниз по каньону с горячим завыванием и шумел в зарослях вокруг дома Бегшоу. Я должен был наклониться, когда вышел из машины.

«Бентли» уже не было на дворе. Я потрогал переднюю дверь дома. Она была закрыта.

– Свет не горел, и никто не отвечал на мои многочисленные стуки. Я направился назад в поселок к студии. С выражением радости от двадцатидолларовой бумажки Мальковский показал мне негатив отрезанной фотографии.

Около Китти сидел человек в полосатом костюме, сморщенном на тяжелых плечах и толстых ляшках. Голова его была совсем лысая, но в виде компенсации через открытый воротничок выпирали, белые на негативе, густые курчавые волосы на груди. Его черная улыбка имела оттенок наигранного веселья.

Сзади него у стены внутреннего дворика и не в фокусе находился усатый молодой человек в куртке шофера автобуса, держащий в руках поднос. Он казался удивительно знакомым: возможно, это был один из служащих клуба.

– Мне следует записывать их имена, – сказал Эрик. – Нам на самом деле повезло, что я нашел негативы.

– Мы уточним это в клубе, как вы сами сказали. Вы можете вспомнить что-нибудь еще об этом человеке? Он и эта женщина были женаты?

– Они определенно вели себя таким образом. Она себя вела. У него неважное здоровье, и она постоянно хлопотала вокруг него.

– Что с ним было?

– Я не знаю. Он не мог много двигаться. Он проводил большую часть своего времени или в доме, или во дворике, играя в карты.

– С кем он играл?

– С разными людьми. Не думайте, что я часто его видел. Дело в том, что я его избегал.

– Почему?

– Это был грубый человек, больной и вспыльчивый. Мне не нравилось, как он говорил со мной, будто я лакей. Я профессионал, – гордо заявил Эрик Мальковский.

Я понимал, что чувствовал Эрик. Я сам был полупрофессионал. Я дал ему еще двадцать долларов, и мы отправились на разных машинах в клуб.

Элла открыла комнату позади кабинета управляющего, и Эрик погрузился в папки, стоящие на полках. Он знал, от чего оттолкнуться: на снимках Китти значилось, что их оплатили 27 сентября 1959 года.

Я прошел обратно в зал. Музыка все еще играла, но вечеринка заканчивалась. Остались фэны, и все сконцентрировались вокруг бара. Было еще не поздно по стандартам ночных гуляк. Но за мое отсутствие большинство участников как-то сникли, будто их захватила некая болезнь: маниакально-депрессивный психоз или сердечная недостаточность.

Только бармен совсем не переменился. Он делал коктейли, подавал их и стоял в стороне от людей, держа всех под наблюдением. Я показал ему снимок Китти и негатив. Он поднес их к флюоресцирующей лампе в задней части бара.

– Да, помню и человека и девушку. Она пришла с ним однажды сюда и пыталась пить коньяк и виски. В отношении спиртного это все, что она знала. Она закашлялась. Около нее закрутилось четверо или пятеро парней. Они стукали ее по спине, и ее муж разогнал их. Я и мистер Фэблон привели ее в чувство.

– А как попал в эту историю мистер Фэблон?

– Он был одним из них.

– Это были его друзья?

– Я не стал бы это утверждать. Он был просто с ними. Они держались вместе. Может быть, ему понравилась женщина. Она была сногсшибательна. Я признаю.

– А Фэблон был дамским угодником?

– Вы говорите не то, что я. Он любил и ценил женщин. Но не гонялся за ними. Кое-кто из них гонялся за ним. Но у него оказалось достаточно рассудка, чтобы не путаться с этой особой. У ее мужа была плохая репутация.

– Кто он, Марко?

Он пожал плечами:

– Я никогда не видел его раньше и с тех пор. И я не слушал, о чем они говорят. Он пользовался дурной славой, вспыльчивый, с крепкими мускулами. – Как он попал сюда?

– Он остановился здесь. Некоторые члены клуба не могут отказать, когда их просят одолжить карточку.

Он посмотрел вокруг с высокомерным видом.

– Подать вам выпить?

– Нет, благодарю.

Марко наклонился ко мне через бар:

– Может, мне не следовало это говорить, но миссис Фэблон была здесь совсем недавно.

– Ну и что?

– Она задала мне тот же вопрос, что и вы. Думаю ли я, что ее муж совершил самоубийство. Она знала, что у нас с ним дружеские отношения. Я сказал ей, что я так не думаю.

– Что она ответила?

– У нее не было возможности ответить. Доктор Сильвестр вошел в бар и увел ее. Выглядела она неважно.

– Что вы имеете в виду?

Он сделал головой быстрый отрицательный кивок.

Вошла женщина и попросила двойное виски. Она находилась позади меня, и я не узнал ее, пока не услышал голоса.

– Мой муж пьет двойные порции шотландского виски, и я говорю: что хорошо для гусака, то хорошо и для гусыни, и наоборот.

– О'кей, миссис Сильвестр, все верно.

Марко положил снимки и негатив на стойку бара и налил ей скромную порцию двойного виски. Она протянула мимо меня руку и схватила и виски, и карточку Китти.

– Что это такое? Я люблю рассматривать карточки.

– Это мое, – сказал я.

Ее затуманенные от спиртного глаза, казалось, не признали меня.

– Вы не возражаете, если я взгляну на это? – сказала она. – Это ведь миссис Кетчел, не так ли?

– Кто?

– Миссис Кетчел, – повторила она.

– Из ваших друзей?

– Едва ли. – Она подтянулась. Ее волосы в беспорядке спадали на лоб.

– Ее муж бы одним из пациентов моего мужа. Доктора не могут себе сами выбирать пациентов, как вы знаете.

– У меня та же проблема.

– Конечно, вы детектив, не так ли? Что вы делаете со снимком миссис Кетчел?

Она помахала карточкой перед моим носом. Какое-то время все присутствующие в баре смотрели только на нас. Я взял карточку из ее рук и положил с негативом в карман.

– Вы можете доверять мне все ваши темные, страшные секреты, – сказала она. – Я докторская жена. Я умею хранить тайны.

Я соскользнул со стула и потянул ее от бара к пустому столу.

– Где доктор Сильвестр?

– Он повез Мариэтту Фэблон домой. Но он вернется.

– Что случилось с миссис Фэблон?

– А что могло с ней случиться? Мариэтта мой старый друг, один из самых старых, которые у меня есть в городе, но она, конечно, в последнее время, позволила себе развалиться на куски – и физически, и морально. Я не возражаю, когда люди напиваются, – я сама набралась уже, по сути дела, мистер Арч...

– Арчер, – поправил я.

Она продолжала:

– Но Мариэтта пришла сюда вечером как затянутая в петлю. Она вошла, если можно так сказать, буквально как на ходулях. К тому же, будто они резиновые. Джордж собрал, что осталось от нее, и повез домой. Она становится все большим и большим бременем для Джорджа.

– В каком смысле?

– Морально и финансово. Она не платит по счетам, конечно, насколько я помню, ну да это ладно. Ты, друг, живи и давай жить другим. Но когда речь заходит о том, чтобы вытягивать из него все больше и больше денег, – это уже слишком.

– А она этим занимается?

– А как же. Сегодня она позвала его на обед – я была в это время у парикмахерши – и внезапно попросила пять тысяч долларов. У нас нет таких денег под рукой. Банк – единственное место, где их можно достать. Так он хотел получить мою подпись для займа. Но я сказала «нет».

Она помолчала, и ее пропитанное алкоголем лицо внезапно стало спокойным. Мне кажется, она начала вспоминать прошедшее.

– Я разбалтывала вам свои темные, мрачные тайны. Правда?

– С этим полный порядок.

– Порядка не будет, если вы сообщите Джорджу, что я вам сказала. Вы не скажете об этом Джорджу?

Она выплеснула свою злобу, но не хотела нести за это ответственность.

– Все нормально, – сказал я.

– Вы хороший. – Она потянулась к моей руке, лежащей на столе, и крепко пожала ее. Сейчас она была больше взволнованна, чем пьяна. Она хотела сделать что-нибудь такое, чтобы почувствовать себя лучше. – Вы любите танцевать, мистер Арч?

– Арчер, – сказал я.

Все еще держа мою руку, она поднялась и потащила меня в сторону танцевальной площадки. Мы крутились, и ее волосы в беспорядке спадали со лба ей на глаза, а порой задевали и мое лицо.

– Мое первое имя – Одри, – призналась она. – Какое у вас, мистер Арчер?

– Фоллен, поверженный.

Ее смех повредил мне барабанную перепонку. Когда музыка прекратилась, я подвел ее обратно к столику и вышел в вестибюль. Элла была на посту и выглядела довольно усталой.

– Измучились?

Она взглянула на себя в стенное зеркало.

– Не очень уж. Это все музыка. Она действует мне на нервы, когда я не могу танцевать. – Она провела ладонью по лбу. – Не знаю, долго ли я смогу выдержать на этой работе.

– А сколько вы уже здесь?

– Только два года.

– А что делали до этого?

– Была домашней хозяйкой. В действительности я серьезным ничем не занималась. – Она переменила тему:

– Я видела, как вы танцуете с миссис Сильвестр.

– Это упражнение для ног. – Я не то имею в виду. – Она не объяснила, что значит ее «то». – Будьте осторожны с Одри Сильвестр. По сути, она не пьяна, но, когда пьет, она напивается.

– И что тогда она делает?

– Все, что ей приходит в голову. Полуночный заплыв в океане, полуночное валяние в сене.

– Той ночью?

– Я бы не удивилась.

– Ей можно верить?

– Зависит от того, с кем и о чем она разговаривает.

– Вот, – я достал из кармана карточку Китти. – Она говорит, что ее имя Кетчел и ее муж был одно время пациентом доктора Сильвестра.

– Полагаю, что она это знает.

– Кстати, о пациентах доктора. Я понимаю, что он отвез миссис Фэблон домой?

Элла кивнула безразлично головой.

– Я помогла ей дойти до машины. Мы оба оказывали ей помощь.

– Она была в сильном подпитии?

– Сомневаюсь. Она вообще мало пьет.

– Миссис Сильвестр говорит, что она была...

– Миссис Сильвестр не надежный источник, особенно когда она сама пьяна. Мариэтта – миссис Фэблон – была скорее больна и расстроенна. Она гораздо больше обеспокоена за Джинни, чем показывает.

– Она говорит об этом?

– Не так много. Но она пришла сюда за поддержкой. Она хотела, чтобы кто-то сказал ей, что она поступает правильно, поощряя Джинни на такой поступок.

– Значит, она обо всем знает?

Элла кивнула.

– Джинни приходила сегодня вечером домой. Она забрала некоторые вещи и попрощалась. Она была там не больше пяти минут, что больше всего расстроило ее мать, по моему мнению.

– Когда это было?

– В течение последнего часа, примерно так.

– Вы – добротный свидетель. Что вы думаете о том, чтобы стать моим постоянным работником?

– Все зависит от того, о чем предстоит свидетельствовать.

Мы лениво улыбнулись друг другу. У нас обоих были неудачные браки.

Я удалился в регистрационную комнату. Мальковский сидел, склонившись над вытянутым ящиком, роясь в карточках.

– Надеюсь, что дело продвигается. Как могу судить, тогда было семь посторонних гостей, одиноких и пар. Я исключил четыре из них. Их я сам знал, и они, как правило, повторялись. Остается три. Сандероны, де Хоувенель и Берглундсы. Но ни одно имя ничего не напоминает.

– Попробуйте Кетчел!

– Кетчел! – Он поморгал и улыбнулся:

– Думаю, что это и есть то имя. Я не мог найти его среди карточек гостей однако.