Текст книги "Время и деньги (СИ)"

Автор книги: Рони Ротэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Гилэстэл усмехнулся.

– Что ж, мы оба недоверчивы по отношению к малознакомым. Можно попробовать это исправить. Спрашивай, а я постараюсь ответить на твои вопросы.

– Обо всем?

Гилэстэл кивнул.

Она надолго задумалась, закусив губу. Взгляд бесцельно скользил по покрывалу и посуде, по которым ползали мухи.

– Кто такая Наллаэн?

Гилэстэл вздернул брови.

– Откуда знаешь это имя?

– Астид иногда произносил его в бреду, – Нира поёжилась. – Его видения в эти мгновения были полны горя.

Князь пристально посмотрел на девушку, отвел глаза.

– Наллаэн была возлюбленной Астида. Она давно умерла.

Нира сокрушенно качнула головой.

– Мне так жаль его!

– Каждый кого-то терял в своей жизни, – резко ответил полуэльф, отбросил подушку и поднялся. – Проверю, как он там.

Нира с недоумением посмотрела в спину князю, ощущая исходящую от него досаду. Но прочесть мысли в его голове ей не удалось, слишком сумбурными они были.

Глава 12

«Почему их еще не нашли?»

Крат-ак-Халь сурово взглянул на Оз-ак-Со.

– Простите, Ваше Превосходительство. Мы установили наблюдение за постоялым двором, но они там не появлялись. Стражи говорят, что беловолосый чужак пересек границу один. Мы подробно их опросили и проверили записи. Он действительно прошел один.

«След вора вел к границе! Разве трудно найти раненого человека, не способного самостоятельно передвигаться?»

Крат-ак-Халь со своим спутником прошел по следам Астида до тайного места, увиденного в мыслях Хазува. Но там их ждала лишь пустая лачуга. Ослиный помет и следы от телеги указали на то, что раненого увезли всего пару дней назад. Поразмыслив, Крат-ак-Халь отправил своего спутника к пограничному посту, чтобы перехватить вора там. А сам поспешил вернуться в дом Хазува, надеясь найти там сестру. Но и там не застал никого. Куда они исчезли, не смог пояснить никто из селян, у которых Крат-ак-Халь пытался выведать мысли о соседе – калеке.

Они упустили и вора, и Ниру. Их следы растаяли, как утренние облака в полуденном небе. Крат-ак-Халь был в бешенстве по возвращении в Джез-ак-Зак. И отправил Безгласных прочесывать город и приграничные селения.

«А девушка? Что-то известно о ней?».

– Нет, – тихо ответил Оз-ак-Со. – Её до сих пор нет в родном селении. Но Безгласные братья делают все, что могут.

«Как же мало они могут», – скривился Крат-ак-Халь. – «Приведи ко мне тех, кто дежурил в тот день на «торговых воротах».

Оз-ак-Со почтительно поклонился.

Крат-ак-Халь, стоя у окна, наблюдал за мальчиками на тренировочной площадке. Острый взгляд Его Превосходительства и с такого расстояния, с высоты третьего этажа, прекрасно видел лица будущих воинов храма Безгласных. Пока эти лица еще можно отличить одно от другого. Через десять лет, получив все положенные отметины и шрамы, они станут одинаковыми. Безгласными, беспощадными, безропотными, бездушными и бездумными.

Он стал их повелителем не потому, что был таким же. Он был иным. Он понял это в раннем детстве, стоя на той самой тренировочной площадке, с деревянным мечом в руках. Двадцать лет прошло, а он все так же ясно помнит первую услышанную мысль другого мальчишки с деревянным мечом. «Удар справа, поворот, подножка, горло». Крат-ак-Халь усмехнулся. В том бою он победил. И больше не проигрывал. Меч, настоящий, полученный в день посвящения, покоился в ножнах на подлокотнике кресла. Теперь он редко им пользовался. Теперь он умел убивать лишь одной своей мыслью. Но за право получить покоящееся в ножнах оружие он заплатил дорогую цену.

На звук открывшейся двери Крат-ак-Халь обернулся, отошел от окна и сел в кресло.

– Ваше Превосходительство! – рухнув на колени, стражи уткнулись лбами в пол у его ног.

«Вас уже спрашивали о трех интересующих меня людях. Я не получил нужного ответа. Я спрошу вас сам. Кто из вас досматривал людей на въезде? Отвечайте вслух».

– Я, мой господин, – один из стражей чуть приподнял голову.

«Ближе, еще ближе» – Крат-ак-Халь поманил солдата. – «Выпрямись и посмотри на меня».

Стражник разогнул спину, несмело поднял глаза на повелителя и содрогнулся. Такие же глаза, как две чаши воды, отражающие голубое небо, были у той северянки. Жены купца. Так повелитель не джезъянец?! Но как ужасно его лицо! Не понять, стар он или молод, шрамы это или морщины. Эти белые волосы, возможно, просто седые старческие лохмы.

«Какого купца?» – уловив мысль стража, Крат-ак-Халь схватил его за темя. – «Вспоминай!».

Глаза повелителя расширились, когда он увидел Ниру верхом на лошади, а рядом с ней беловолосого чужестранца – «Она моя супруга, господин».

Лицо Крат-ак-Халя перекосило гневом при этих словах.

«Ты солгал моим людям», – прошипел Крат-ак-Халь, вперив яростный взгляд в лицо стража. – «Северный купец был не один! С ним была та, которую я ищу по всему Джезъяну!».

– Повелитель… – страж пал ниц, распростерся у его ног. – Я не знал, что её ищут. По закону, женщина не полноценный гражданин. Им и именных грамот не дают, только их мужьям. А её супруга мы внесли в списки, как положено.

«Грамот не дают?» – свирепо прорычал Крат-ак-Халь. Внезапная догадка легла тенью на его лицо. Он присел над стражем, вдавив его голову ладонью в пол, и всматриваясь в воспоминания.

Беременная женщина на повозке-двуколке, запряженной ослом. Суетящийся у пропускного стола муж. Страж подходит к повозке и заглядывает женщине в лицо. Из-под приподнятого покрывала на Крат-ак-Халя смотрят серые, густо подведенные черной краской, глаза вора. А на острый длинный нос свешивается темная прядь волос. Странно надутые щеки на худом лице не сильно изменили его облик, и любой мало-мальски внимательный человек сразу понял бы, что перед ним мужчина.

Любой, только не этот болван под ногами у Крат-ак-Халя.

Повелитель поднялся, глубоко и медленно вздохнул, стараясь погасить ярость. Не сдержался, и, выдернув из ножен клинок, ударил по шее солдата. Голова откатилась в сторону, и второй воин в ужасе затрясся, стараясь отползти от изливающегося в его сторону кровавого потока.

«Оз-ак-Со!»

На мысленный зов вбежал Оз-ак-Со, и, мгновенно всё поняв, пинком поднял с пола и вышвырнул за дверь напуганного до смерти стража.

Крат-ак-Халь обессилено опустился в кресло, обхватил ладонями рукоять клинка.

«Подготовь эдикт. С завтрашнего дня все граждане Джезъяна, независимо от пола и возраста, должны получить документ, подтверждающий их личность. Для особо непонятливых – женщины тоже! Все, от новорожденных до древних старцев! Пусть управляющие селениями и городские старшины составят ведомости с именами всех жителей на своих территориях. И проследи, чтобы вдовствующая королева не задерживала подписание эдикта».

– Да, повелитель. Что-то плохое случилось?

«И да, и нет. Плохо, что мы упустили столько времени. Хорошо, что все интересующие нас личности в Джезъяне. Возможно даже в городе. Ищи их, Оз-ак-Со».

Крат-ак-Халь отложил клинок ипротянул руку. Оз-ак-Со послушно подставил голову и прикрыл глаза, чтобы лучше воспринять лица тех, кого предстояло найти.

В эту ночь Крат-ак-Халю снова снилась сестра. О её существовании он узнал несколько лет назад, и с тех пор она стала часто появляться в его сновидениях. Они провели рядом совсем мало времени в младенчестве, но в его снах они вместе играли, гуляли. Он ощущал тепло её руки, слышал смех. Однако до последних дней не мог представить её лица. Теперь же образ Ниры сложился полностью. Проснувшись, Крат-ак-Халь долго лежал с закрытыми глазами и улыбался, вспоминая свой сон.

Да не отнимут боги голос у того вора, что покусился на реликвию Безгласных! Благодаря этому преступнику он нашел сестру. Он мог бы даже великодушно подарить ему жизнь, если бы футляр с древним свитком был возвращен в храм.

Но сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы выяснить правду о своем происхождении! Сколько пыльных архивов и старых метрик поднять, сколько воспоминаний выудить из стариковских забывчивых умов!

Крат-ак-Халь поднялся с жесткого ложа, подошел к столу, открыл стоявший на нем ларец и извлек зеркало. В серебряном круге отразилось изуродованное лицо. Губы растянулись в улыбке – теперь он знал, как выглядел бы без шрамов. Повелитель Безгласных широко открыл рот, в который раз рассматривая короткий обрубок языка. Он не сможет спеть ей, не сможет рассказать, как долго он искал её. Но он может объяснить ей всё другим способом.

На деликатный стук в дверь Крат-ак-Халь поспешно сунул зеркало в ларец.

– Ваше Превосходительство!

«Что такое, Оз-ак-Со?», – распахнул двери Крат-ак-Халь.

– Королева не подписала эдикт. Требует вас к себе.

«Вот как?» – усмехнулся Безгласный. – «Придется нанести ей визит и объяснить важность этого указа».

Крат-ак-Халю не нужен был пропуск, чтобы попасть во дворец и беспрепятственно пройти в личные покои королевы. Стражи у дверей не посмели и шевельнуться, не то что преградить ему путь. Лишь опустили глаза, избегая пронизывающего взгляда Безгласного. Даже входя в комнатукоролевы, Крат-ак-Халь не снял тюрбана, и не открыл лица.

Вдовствующая королева недавно отметила свой двадцатитрехлетний день рождения. Празднование было скромным, не чета её восемнадцатилетию или рождению второго принца. Жизнь дворца стала заметно более тусклой со дня смерти короля. С того дня, как она получила звание регентши при своем старшем сыне, а вошедший сейчас к ней человек стал фактическим правителем Джезъяна. Она ненавидела и боялась предводителя Безгласных. А он, читая её, как открытую книгу, был пренебрежительно спокоен и учтив до тошноты.

Королева сидела на расшитых подушках у низенького письменного столика. Шелковая лента, ранее перевязывавшая свиток, смятая валялась на полу.

«Ваше величество» – Крат-ак-Халь поклонился.

– Что за нелепицу ты подсунул мне на этот раз, Крат-ак-Халь? – королева толкнула пальцем лежавший перед ней свиток. – Какие документы ты намерен выдавать? Кому, зачем?

«Это делается для блага народа Джезъяна, Ваше Величество. Мы должны знать, сколько у вас подданных. Это облегчит сбор податей, и будет полезным при призыве юношей на воинскую службу».

– Женщины не платят подати и не несут воинскую службу. Этот эдикт бесполезен.

«Многие женщины в Джезъяне имеют свое дело – торгуют, шьют, держат питейные и увеселительные заведения. С их доходов, в отличие от доходов мужчин, не взимаются налоги. Я хочу это исправить. В этом суть».

– Я знаю, в чем суть. В том, что ты не джезъянец! Для тебя не имеют значения наши традиции, наши обычаи. Ты перекраиваешь мир так, как сам считаешь нужным!

«Вы не правы, Ваше Величество. Я родился и вырос здесь. Я джезъянец больше, чем некоторые из ваших придворных. Пока они пекутся о своих кошельках, я забочусь о народе этой страны».

– Пока был жив король, никто не смел рушить уклад, созданный столетиями. Безгласные всегда были опорой трона, его защитой, а теперь? Теперь трон лишен и короля, и опоры. А народ этой страны, благодаря тебе, ненавидит меня.

«Наше братство всегда было и будет опорой этой страны. И народ любит вас, Ваше Величество. Разве не ваша подпись стоит на указах обосвобождении от налогов семей, где больше трех малолетних детей? А указ об отсрочке от службы для единственных сыновей? Народ видит это, и ценит. Вас народ должен любить. А бояться должен меня. В этом равновесие власти».

– Изобретенные тобой указы не сказываются на увеличении казны! И, кроме того, ослабляют государство, внося сумбур в людские головы!

«Казна пополняется, как положено. Что касаетсягосударства, то оно тем крепче, чемсчастливее его народ».

– А как насчет моего счастья? И счастья моих детей?

«Вы плохо кушаете? Или ваши дети и придворные ходят в лохмотьях?».

– Ты унижаешь меня, заставляя выпрашивать у тебя деньги, хозяйка которым – я!

«Ваше величество, в отказе от пышных празднеств нет ничего унизительного. Эти деньги принесли пользу, на них закупили зерно. Засуха этого года в Джезъяне может быть пагубна для людей. Счастье правителя – в его народе».

Крат-ак-Халь подошел к столу, нагнулся, развернул пергамент и прижал сверху мраморной фигуркой ящерицы. Открыл чернильницу, аккуратно взял с подставки павлинье перо и протянул его королеве. Она с неприязнью следила за его действиями.

«Извольте подписать эдикт, Ваше Величество».

Королева, кусая губы, приняла перо, обмакнула в чернильницу, вывела на пергаменте свое имя и раздраженно бросила перо на стол.

– Я знаю, это ты убил короля, – прошипела тихо, чтобы не услышали стоящие у дверей воины.

«Нет, Ваше Величество. Королевский лекарь подтвердил, что его убила старость. И излишества».

Крат-ак-Халь помахал пергаментом, чтобы подсушить чернила, и свернул его. Отступив на шаг от стола, почтительно поклонился королеве, повернулся и быстрым шагом направился к дверям.

– Настанет день, когда мои дети вырастут. А тебя настигнут старость и смерть!

Крат-ак-Халь замедлил шаг, чуть обернувшись на её слова. В голубых глазах мелькнула улыбка превосходства.

«Вынужден вас разочаровать, королева. Вынужден вас разочаровать…».

Глава 13

Вернувшийся с рынка Жунбар принес новости.

– Людей переписывают. Всех подряд. Понятно бы, мужеского полу. Так ведь и баб, и детей.

Нира, выкладывающая из корзины продукты, подняла на него недоумевающий взгляд.

– Зачем?

Жунбар пожал плечами.

– По слухам, хотят пересчитать всех жителей Джезъяна. Но торговцы не верят, говорят что-то про новые подати.

– С баб-то какие подати? – хмыкнула Нира.

– Во-во, – рассмеялся Жунбар. – На рынке купцы шептались, куда бы быстрее своих жен и дочерей вывезти. А куда их вывезешь? На границе все одно переловят.

Гилэстэл, вышедший к колодцу умыться, услышал последнюю фразу.

– О чем это ты?

– Перепись, говорю, затеяли джезъянские власти. Указ вышел. Со вчерашнего дня по домам писцы со стражей ходят, списки составляют, кто есть кто и где живет. И таблички именные выдают каждому. Даже детям.

Гилэстэл насторожился.

– Та-ак. Только этого нам не хватало.

Зачерпнув пригоршнями воды из ведра, князь плеснул себе в лицо. Недовольно фыркнул, поднял ведро и опрокинул на себя. Вытащил на колодезном журавле еще одно ведро, и снова окатил себя ледяной водой, крякнув и встряхнувшись.

– Мы ж не местные. К нам-то какое отношение их затея имеет? – глядя на мокрое озабоченное лицо князя, спросил Жунбар.

– Самое прямое, – загладив назад волосы, ответил Гилэстэл. – Очень уж своевременная мера. Сдаётся мне, это по нашу душу…

– Ради вас двоих всю страну на бумагу переложить?! Не много ли о себе думаете? – Жунбар одарил князя ехидным взглядом.

Но тот уже не слушал, быстрым шагом направившись в дом. Обернувшись на пороге, позвал:

– Нира! Я займусь Астидом, а ты принеси поесть в мою комнату через час.

Нира послушно кивнула, а Жунбар недовольно прищурился.

– Гонору-то, как у дашана! Если б не его деньги, сам бы себе харч варил. Так, сестра?

– Дров наруби, балабол! – неожиданно резко прикрикнула на него Нира. – Печь словами не разогреешь.

Жунбар кисло сплюнул и направился к куче сухих ветвей в углу двора, по путиподобрав топор.

Гилэстэла очень обеспокоила услышанная новость. Он был почти уверен в причинахэтого указа. Следовало как можно быстрее поставить Астида на ноги и покинуть Джезъян. Полуэльф бросил из-за косяка взгляд на Ниру, хлопочущую у печи. Её он тоже заберет с собой. Уговорит, выкраст, купит. Но она уедет с ним.

Астид встретил князя сонной улыбкой.

– Ваша светлость…

– Сильно болят? – вместо приветствия спросил Гилэстэл, указав на перевитые бинтами ноги Астида.

– Терпимо. А вот чешутся просто невыносимо.

– Нам придется ускорить твое выздоровление.

– Что-то случилось? – озабоченно приподнялся на локтях Астид. Его плечо почти зажило, и хотя с раны еще не сошла корочка, действовать правой рукой он уже мог вполне уверенно.

– Думаю, скоро тут будут гости. Объявлена перепись жителей.

– Облава, значит, – криво усмехнулся полукровка. – Делайте, как считаете нужным. Я выдержу. Сколько дней это займет?

– Я рассчитываю на три. Сегодня срастим кости, завтра мышцы, послезавтра верхние ткани. Придется делать это два раза в день.

– Вы потеряете много сил! – запротестовал Астид.

– У меня с собой есть все, что нужно для восстановления, не беспокойся. Этот дом на отшибе, думаю, у нас достаточно времени, до того как сюда доберутся писцы. Я не буду тебя усыплять, опасаюсь. Почувствуешь, что совсем плохо – дай знать.

Астид кивнул и лёг. Гилэстэл опустился на колени у кровати, потер ладони, провел ими над ногами полукровки, закрыл глаза. Как слепой ощупывает руками предмет, воспринимая его очертания, так Гилэстэл кончиками пальцев ощущал трещины и сколы в костях Астида. Их предстояло зарастить и выровнять, ускорив деление клеток, вызвав их бурный рост.

Астид чувствовал в глубине правой ноги тепло, источаемое руками князя, и, зная, что будет дальше, с замиранием сердца ждал продолжения. Заживление мягких тканей не было таким болезненным, но кости…

Тепло в ноге постепенно сменилось жаром, а затем почти невыносимым жжением. Гилэстэл, подпитывая и разогревая своей энергией организм Астида, заставлял его костный мозг производить новые клетки в сумасшедшем темпе, делиться, расти и снова делиться. Пальцы князя ощущали, как бесследно затягиваются трещины в костях, сглаживаются до первоначального состояния.

Астид терпел, постанывая сквозь стиснутые зубы. Внезапно перехватило дыхание, стало не хватать воздуха, и полукровка захрипел, широко раскрыв рот, застучал по кровати рукой. Гилэстэл распахнул глаза, тревожно глянул на выгнувшего грудь Астида. Жар его рук утих, остыв до теплого покалывания. Подождав, пока Астид восстановитдыхание и согласно моргнет, Гилэстэл возобновил процесс.

За три четверти часа у Гилэстэла получилось полностью срастить кости в правой ноге Астида. Четыре раза пришлось прерывать лечение, чтобы полукровка смог отдышаться. Он был почти в бессознательном состоянии, когда Гилэстэл, последний раз проведя ладонями, убедился в успешном итоге своих действий. Придерживаясь за край кровати и покачиваясь, князь поднялся с колен, взглянул на лицо друга.

– Астид? Астид, – похлопал его по руке.

– Я живой, – выдохнул тот. – Все… хорошо…

– Позову Ниру, – разогнул спину Гилэстэл. – Она принесет воды и покормит тебя. Вечером продолжим.

Пошатываясь от усталости, Гилэстэл поплелся в свою комнату. Войдя, столкнулся с Нирой, расставляющей на столе миски с едой. Разговаривать не было сил, и Гилэстэл мысленно обратился к девушке: «Отнеси Астиду воды. И поесть».

Она ушла, а он дрожащими руками открыл небольшой дорожный сундучок. В нем, аккуратно расставленные по ячейкам, хранилисьсклянки и мешочки со снадобьями. Гилэстэл откупорил один флакон, налил полную ложку и проглотил, запив водой. Заставив себя съесть несколько ложек супа, упал на кровать и проспал до самого вечера.

Левая нога Астида далась Гилэстэлу труднее. Сам же полукровка, перенесший повторную экзекуцию, после её окончания был настолько похож на труп, что князь не на шутку перепугался, когда открыл глаза и взглянул на него.

– Черт… Астид… Астид! – Гилэстэл потряс его за плечи.

– М-м… – выдохнул тот. – Пить.

– Нира! – позвал Гилэстэл.

Он вбежала тут же, словно стояла за дверью. Пока она поила и укрывала Астида, Гилэстэл добрел до своей комнаты и рухнул на постель. Он отдал столько сил, что на восстановление их едой и сном ушел бы не один день. Сундучок со снадобьями стоял на столе в недосягаемых трех шагах. Прошептав проклятие, Гилэстэл поднялся, дотянулся до стола, открыл ящик и нашарил флакон. Выдернув пробку зубами, хлебнул прямо из горлышка. Поставил пустую склянку на стол, выпил воды из кувшина и снова упал на кровать.

Он слышал, как вошла Нира, но глаз не открыл – любое движение отзывалось болью в голове.

– Я принесла поесть.

Несмело подойдя, Нира сочувственно взглянула на обессиленного, лежавшего с закрытыми глазами полуэльфа.

«Я слышу, как тебе плохо. Я могу снять боль».

«Предложив мне шаших?» – вымученно вздохнул Гилэстэл. – «Он не поможет. И не нужно сейчас лезть в мою голову, она и так пухнет».

«У меня нет его при себе», – смущенно улыбнулась девушка. – «Я могу помочь другим способом. Правда. Разреши?».

Помедлив, Гилэстэл шевельнул пальцами и согласно промычал. Нира села на кровать в изголовье и осторожно коснулась головы князя. Почувствовав, как напряглись его плечи, успокоила мягким поглаживанием по белым волосам.

– Я отца так лечу, когда у него приступ бывает. Не беспокойся, не буду лезть в твои мысли. Не думай ни о чем, отпусти свою душу полетать.

Полуэльф медленно открыл глаза, глядя на склонившуюся над ним девушку. Она успокаивающе кивнула, и длинная белая прядь, выбившаяся из косы, мазнула по его щеке. Голубые глаза смотрели сочувственно и открыто. Тепло чужих пальцев было непривычно и беспокоило. В полуэльфе, словно в диком звере, впервые ощутившем ласку человечьих рук, боролись недоверие и желание продлить это удивительное ощущение.

«Моя душа как дикая птица. Если ей понравится на воле, она может не вернуться в клетку».

«Не бойся, я приведу ее обратно».

Он смотрел на неё с минуту, а затем прошептал:

– Ты не могла бы распустить волосы?

Она удивленно повела бровями, но, уступая его просящему взгляду, расплела косу. Белоснежные волосы свободным потоком заструились по её спине и плечам, окутали Гилэстэла облаком.

«Верь мне».

И Гилэстэл, не доверяющий никому, кроме себя и Астида, поверил. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и отпустил свою душу, отдавшись во власть теплых рук.

Нира сдержала обещание. Успокаивая его разгоряченный разум и унимая боль, она не читала его мысли, не искала воспоминаний. То единственное слово, которое она услышала, было сказано им вслух. Одно слово, выразившее всю глубину одиночества, тоски, старой обиды и скорби. Тихое-тихое, как выдох. Звучащее на всех языках одинаково.