Текст книги "Творцы и памятники"
Автор книги: Ромэн Яров
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Тихий гений
«…Основная особенность творческого ума Шухова, которая проходит красной нитью во всех его изобретениях, – это достижение минимума затраты энергии при максимуме результатов».
Профессор П.К. Худяков
«Вы – математик!»
…Миновали невысокую часовенку Николаевского моста. Проезжающие крестились возле нее; некоторые, сходя с экипажей, кланялись. Извозчик свернул и покатил по набережной Васильевского острова, вдоль ряда двухэтажных домов. Стучали по булыжникам железные шины колес, поскрипывали рессоры. На Неве стояли суда – с трубами и свернутыми парусами. Вдоль берега тянулись дебаркадеры, низенькие деревянные домики с окнами у самой земли и спасательными кругами на стенах. Чугунные тумбы отделяли тротуар от пологого спуска к воде. Громыхая, снизу поднимались телеги; мужик в красной жилетке и выпущенной белой рубахе монотонными движениями черпал ведром воду, выливал в бочку.
– Вот, барин, – сказал извозчик, – угол набережной и Седьмой линии.
Молодой человек, сошедший с пролетки, был в инженерной форме – совсем еще новой, не обмявшейся. По тому, как он поглядывал то на рукава, то на брюки, видно было, что носит ее всего несколько дней. Он нашел нужный дом и дверь, постучал. Слуга со строгим лицом возник на пороге.
– Господин действительный статский советник изволит принимать по субботам с двух до четырех часов пополудни.
– Доложите ему, что инженер-механик Шухов срочно просит.
Слуга ушел в глубину большой квартиры, вернулся:
– Пожалуйте…
Навстречу, прихрамывая, размахивая руками, шел человек, которого Шухов до этого видел всего лишь несколько раз в стенах Московского технического училища. Студенты перешептывались за его спиной.
– Чебышев…
– Великий математик…
– Почетный член педагогического совета…
– Академик Петербургской и Парижской академий наук…
– Французы с большим разбором принимают в свою академию иностранцев. Всего восемь таких. Чебышев среди них…
Чебышева сопровождал обычно директор училища Виктор Карлович Делла-Вос. Казалось, невероятно огромная дистанция отделяет всемирно известного ученого от скромного студента. И вдруг…
Шухов сел, осмотрелся. Небогато. На гладком письменном столе два односвечовых подсвечника, бронзовое пресс-папье в виде коня. Несколько стульев с прямыми ножками, деревянными, с плавным изгибом спинками и бело-зеленой полосатой обивкой. Роскошью и не пахнет. О Чебышеве говорят, что он на личные нужды деньги тратит неохотно, зато на модели не жалеет. И верно, под стеклом вдоль стен – паровозики, мельницы, кораблики и множество механизмов. Все это блестит в ясном свете майского петербургского утра.
– Обычно посетители приходят, чтобы изложить свою просьбу, – начал смущенно Шухов. – Но у меня никакой просьбы. Виктор Карлович, узнав, что я еду в Петербург, сказал, чтоб я воспользовался случаем и зашел к вам. Вы хотели говорить со мной.
– Он предупредил, о чем?
– Нет.
Чебышев сел по другую сторону стола и, подперев подбородок кулаком, ероша седые бакенбарды, стал внимательно разглядывать Шухова. Тот опустил глаза, юношеское, с нерезкими еще чертами лицо покрылось краской.
– Так, – сказал Чебышев. – Судя по недавно надетой форме, курс вашего обучения закончен. Чем намереваетесь заняться, господин инженер-механик?
Шухов вынул из кармана бумагу, протянул собеседнику.
Чебышев развернул глянцевитый лист, глаза его быстро побежали по строчкам, выписанным черной тушью.
«Мая 8 дня 1876.
Господину инженер-механику Императорского технического училища Владимиру Шухову.
В настоящем мае месяце отправляются в командировку в Америку профессора: Ф.Е. Орлов, П.П. Панаев, А.И. Эшлиман, инженер-механики В.А. Малышев и Д.И. Советкин для изучения Филадельфийской выставки и ознакомления с более известными заводами, фабриками и искусственными сооружениями…
С целью содействия означенным лицам по собиранию научных материалов для отчетов, а равно для составления по их указаниям чертежей интересных в техническом и чисто научном отношениях предметов я вошел с ходатайством о прикомандировании… трех техников, окончивших с успехом курс в Императорском техническом училище… в полной уверенности, что означенная поездка молодых людей принесет как им самим, так и училищу несомненную пользу. В заседании педагогического совета, состоявшегося 30 истекшего апреля, Вы избраны в число обозначенных трех лиц, а посему, считая для себя приятным долгом сообщить Вам об этом, покорно прошу письменного ответа в возможной скорости о том, желаете ли Вы воспользоваться предоставленным Вам правом.
Д и р е к т о р».
– И как же, – Чебышев вернул юноше бумагу, – желаете ли вы воспользоваться?
– Я сначала колебался, – произнес ШухоЕ. – Уезжать на год, знаете ли, нелегко. Но Виктор Карлович сказал мне, что никогда бы он не то что директором училища не стал, а просто сколько-нибудь сносным инженером, если бы в молодости не проработал на одном из французских заводов целый год простым рабочим. И вот я еду в Филадельфию. Товарищи мои прямо из Москвы отправятся в Варшаву, в канцелярии генерал-губернатора получат деньги и заграничные паспорта. А у меня в Петербурге родители, я заехал попрощаться с ними. Затем тоже еду в Варшаву, и оттуда все вместе в Гамбург, на корабль.
– Вы хотите стать инженером?
– Я уже им стал. – Шухов пожал плечами.
– Буду краток, – продолжал Чебышев. – Я видел ваши студенческие работы. Они посвящены прикладным темам, но редко мне приходилось встречать за долгую преподавательскую практику более удачное использование математики, более глубокое понимание связи ее с технологией. И я убедился, что вы по природе своей, по складу мышления не практик. Математик – вот вы кто, господин инженер-механик. Я хотел видеть вас, чтобы предложить сотрудничество. Ассистент профессора прикладной математики Петербургского университета. Устраивает вас? Жалованье – триста рублей, содержание – двести рублей. Итого – пятьсот рублей в год. Ну и работа со мной – смею надеяться, неплохим математиком – тоже честь.
«Наверное, в устах обычного человека это звучало бы как хвастовство. Но математика приучает к точным оценкам, в конце концов даже собственных свойств». Такие мысли пронеслись в голове молодого инженера, а Чебышев между тем продолжал:
– Вы полагаете: «Я еду изучать инженерное искусство – зачем же мне математика?». И я в свое время бывал за границей, изучал промышленное производство на различных заводах. И среди моих работ есть такие, как «Об одном механизме», «О зубчатых колесах». И мой параллелограмм[1]1
Параллелограмм Чебышева – механизм для преобразования поступательного движения поршня паровой машины во вращательное. Изобретен великим ученым. Был значительно лучше механизмов для той же цели, применявшихся ранее. Здесь и далее – объяснения см. в конце книги.
[Закрыть] для паровой машины везете вы на выставку. Тем не менее я предпочитаю оставаться в области теории. Быть практиком – это значит загромождать свой мозг множеством проблем, связанных с конкретным выполнением того или иного предложенного математикой способа. Я этого не хочу. Меня интересует метод, а не его конструктивное воплощение. Если вы не примете мое предложение, вам придется решать промышленные задачи, но при этом учить рабочих преодолевать сопротивление сомневающихся и просто врагов, заботиться о качестве материалов, искать в своих решениях не самое лучшее, а самое дешевое…
Разгорячась, припадая на левую ногу, Чебышев ходил вокруг стола; гладкие его волосы растрепались, он размахивал руками от волнения, шепелявил.
– А если использовать математику для того, чтобы находить и самое лучшее, и самое дешевое решение? – робко спросил Шухов.
Чебышев, успокоившись, сел вновь за стол.
– Не знаю. Я очень люблю математику, и все другие занятия по сравнению с ней кажутся мне менее достойными. Это, конечно, мое личное ощущение, у вас могут быть совсем иные взгляды. Одно бесспорно: истинный математический талант – редкость большая. У вас, мне кажется, он есть, и было бы жаль, если бы вы не дали ему развернуться. Отложим на год завершение нашего разговора. Вернетесь – милости прошу ко мне для окончательного ответа. Не забывайте об этом и все, что вы там увидите, оценивайте с точки зрения ответа, который вам предстоит дать.
– Не забуду, – сказал Шухов.
…Он шел по набережной, разглядывая игру бликов на холодной воде, дымки из труб пароходов, в ушах его стоял пронзительный, сердитый прощальный возглас академика: «Вы – математик!» А в душе своей он искал немедленного ответа. Принять предложение? Тихий кабинет, жизнь среди формул. Это своего рода уход от реальности. Или же действительно преодолевать все те трудности, о которых говорил Чебышев, – но зато живая деятельность. Что лучше? Посмотрим, каково это – люди, заводы, машины. Год впереди. «Летом 1877 года я вернусь на родину с готовым решением».
«Прошу вашего совета»
Североамериканская республика праздновала столетие своего существования.
Изо всех окон высовывались полосатые, с тринадцатью звездами флаги. Бухали колокола, в небе взрывались петарды. Тротуары заполнил народ: принарядившиеся горожане в широкополых шляпах, сюртуках и круглых панталонах, негры, дети с длинными локонами.
Возле столба, на фонаре которого была надета поразившая Шухова огромная шляпа, стояла неподвижно группа индейцев в меховых, узорами расшитых костюмах. По мостовой шли части Национальной гвардии, солдаты, моряки. Чуть ли не половину каждого полка составляли музыканты.
От гула огромных барабанов, звона литавр, рева труб у Шухова слегка закружилась голова. К тому ж последние дни стояла нестерпимая жара. Шухов потянул своего спутника за рукав.
– Сейчас, сейчас, – не поворачиваясь, сказал гот. – Военные уже прошли, начинается шествие клубов и обществ. Да вот посмотрите, Орден храмовников идет. Ну где вы еще такое увидите…
Вслед за ушедшими войсками двигались люди в ярко-синих тогах, с огромными красными крестами на груди, высоких ботфортах, треугольных, с перьями, шляпах. На боку каждого покачивалась шпага, через шею был переброшен масонский знак.
– Да, – воскликнул Шухов, – такого действительно не увидишь!. И все-таки надо идти. Выставка ведь не закрыта; сегодня моя очередь давать объяснения у стендов нашего училища.
Спутник Шухова вздохнул и пошел рядом.
Человека этого звали Александр Бари. Инженеры из России познакомились с ним совсем недавно в Бостоне, куда отправились осматривать знаменитый Массачусетский технологический институт.
В гидравлической лаборатории к ним подошел черноглазый, черноволосый молодой человек.
– Счастлив слышать русскую речь, господа! – воскликнул он. – Счастлив видеть здесь своих соотечественников! Позвольте представиться – Александр Бари, приехал знакомиться с американской промышленностью. Сейчас на правах вольнослушателя посещаю лекции и лаборатории института.
Вечером Александр Бари пришел в отель к русским инженерам. А через несколько дней занятия кончились, и он перебрался в Филадельфию к соотечественникам. Общительный, легко сходящийся с людьми, он вызвал к себе всеобщее расположение. Маленькая группа охотно приняла его в свою компанию. Шухову казалось, что Бари старается сблизиться с ним больше, чем с остальными. Может быть, потому что они люди почти одного возраста? Конечно, с пожилыми профессорами ему говорить не о чем. Но есть и другие выпускники…
Шухов и Бари перешли высокий Честнетский мост. Под деревьями обширного Фермоунтского парка было не так жарко – да и от озерца, вокруг которого расположились причудливые здания выставки, веяло прохладой. В обширном здании для машин было сравнительно пусто: сегодня люди больше интересовались тем, что происходит на улицах. Чуть-чуть подрагивал пол. Это работал самый мощный (1400 лошадиных сил) двигатель в мире – паровая машина механика Джорджа Карлисса. Гудел гигантский вентилятор. Шухов приколол на грудь значок Русского отдела выставки и подошел к стендам Московского технического училища. Здесь была небольшая паровая машина с регулятором конструкции Чебышева, продольно-строгальный станок – изделие завода при училище, – чертежный прибор, инструменты для обучения столярному и слесарному делу, учебные пособия, модели механизмов…
– Владимир Григорьевич, – сказал неожиданно Бари, – я хочу с вами посоветоваться.
– Пожалуйста, – Шухов удивленно поднял брови.
– Я хочу по возвращении в Россию стать коммерсантом, основать какое-нибудь промышленное предприятие. Отец мой, бедный торговец, оставил мне совсем немного денег, и правильный выбор – это для меня сейчас вопрос всей жизни. Или разбогатеть, или потерять то немногое, что имею. Я обращаюсь к вам за советом – подсказать, в какое производство разумнее всего вложить деньги?
Шухов задумался. Перед ним такой проблемы возникнуть не могло. Деньгами он не располагал и приобрести их не стремился. Мысли его шли совсем в другом направлении.
– Ну, займитесь текстилем, – сказал он наконец. – Сейчас у нас, я знаю, строится много фабрик.
– Вы не коммерсант! – Бари огорченно махнул рукой. – Неужели вы думаете, что с ограниченными средствами я смогу сколько-нибудь долго продержаться в борьбе против Морозовых? Или Прохоровской, Никольской мануфактур? Они спокойно отнесутся к появлению конкурента? Нет. Мгновенно разоренный, я буду выброшен за борт деловой жизни. Нравы там жестокие, жалости в делах не бывает. Мне нужна такая область деятельности, которой до сих пор никто не занимался, но потребность в ней существует огромная. Более того, для нее не должны требоваться рабочие очень высокой квалификации, однако производство должно быть достаточно сложным – иначе каждый сможет им заниматься. Как видите, требования весьма противоречивые.
– Право, не знаю, что вам на это ответить…
«Вы отличный инженер!»
– Мистер Шухов! – разнеслось вдруг по огромному залу.
Быстрой походкой к Шухову подошел загорелый, крепкий человек с большими распушенными усами.
– Мистер Прентис! – Шухов удивленно пожал протянутую руку. – Что вас сюда привело?
– Ваши инженерные способности. Конструкторы завода Болдуина, которых я попросил оценить вашу идею, сделали это. Закончив подсчеты, они сообщили мне, что идея превосходна. При большей прочности стенок потребуется меньше материала, а изготовление будет дешевле. Позвольтэ еще раз пожать вашу руку.
И американец принял торжественный вид.
– Надеюсь, вы в праздник разыскивали меня не за этим? – сказал Шухов, когда церемония рукопожатия кончилась.
– Мистер Шухов, мы, американцы, живем под девизом время – деньги. Я не стал ждать окончания праздников, узнал на заводе, где можно вас найти, и явился сюда, чтобы предложить вам место в своей конторе.
Шухов долго ничего не отвечал, взял в руки модель чебышевского механизма, пальцами стирая с нее пыль. Шумела вода – в отделении гидравлических машин заработали, наполняя бассейн, трубы. Бари внимательно, с каким-то странным выражением глядел на Шухова. Будто он начал наконец догадываться, в чем решение давно мучившей его задачи.
Лицо американца стало выражать нетерпение.
– Мистер Прентис, – Шухов вздохнул, положил параллелограмм на место, – глубоко ценю доверие, которое вы оказали мне, начинающему инженеру. За предложение ваше благодарю и отказываюсь. Если я, как вы говорите, способный человек, то и родной стране смогу принести пользу.
– Но я буду вам хорошо платить. В старушке Европе люди столько не зарабатывают.
– Не все можно измерить деньгами…
– Мне жаль, мистер Шухов. – Прентис не стал тратить время на уговоры. – В Америке каждый придерживается другого правила: я никому ничего не должен. Но мы умеем ценить и чужие убеждения. Желаю удачи!
Он повернулся и быстрой, упругой походкой человека решительного, знающего цену минуте, направился к выходу. Дела, дела…
«Я и не собираюсь работать в нефтяной промышленности»
– Чем вы его так пленили? – живо спросил Бари.
– Я отверг его проект и предложил свой.
– Расскажите…
– Тут особенно-то и рассказывать нечего. Мы проходим сейчас практику на паровозостроительном заводе Болдуина.
– Знаю, корпуса в самом центре Филадельфии.
– Вот именно. Я работаю в чертежном бюро. Несколько дней назад пришел этот мистер Прентис с заказом на резервуар для нефти. У него небольшой нефтяной участок на границе штатов Пенсильвания и Огайо. На заводе есть цех, клепают котлы, так что он принимает и такие заказы. Прентис принес эскизы; мне поручили сделать из них рабочие чертежи. На эскизах резервуар был прямоугольной формы, с балками, усиливающими стены. Я при нем подсчитал нагрузки и тут же предложил ему экономию времени, денег, материалов. Он очень удивился, когда я объяснил ему, что резервуар выгоднее сделать не прямоугольным, а круглым, ибо в круглых конструкциях нагрузки распределяются более равномерно. «Соглашайтесь, – сказал я, – и чертежи будут готовы очень быстро». Он колебался, я же настаивал на своем. Почему – еще и сам не могу понять.
Ну что мне за дело до того, сэкономит мистер Прентис деньги или нет! Но есть какая-то профессиональная гордость, есть в нашем, казалось бы, сухом деле огромные творческие возможности, которые хочется раскрыть как можно полнее. Наконец Прентис сдался, но все-таки сказал, что попросит опытных конструкторов проверить мои утверждения, добавив, что от результатов проверки будет зависеть моя инженерная репутация. Вот тут-то мне стало не по себе. И знаю, что прав, а страшно. Ведь моя инженерная репутация не принадлежит только мне лично. Это и репутация Московского технического училища…
– Я слышал, как отзывался об училище доктор Ранкл, директор Массачусетского технологического института, – перебил Бари. – Очень высоко. А институт этот ведь считается лучшим в Америке, и выпускникам его оказывают решающее предпочтение при приеме на работу.
– Конец этой истории прошел на ваших глазах.
– Так вы рассчитываете принять предложение Чебышева и стать математиком-теоретиком?
Шухов как-то рассказывал Бари об этом.
– Вряд ли. Чебышев – гениальный математик, но теория и так далеко обогнала практику. Наши сверстники идут в народ, но если техника останется такой же, как сотни лет назад, никто ничего не сможет сделать. Свои инженерные знания я хочу уже сегодня употребить для развития своей страны.
– Вас учили рассчитывать резервуары или вообще крупные металлические сооружения? – Бари более волновали практические вопросы.
– В России нет такой отрасли промышленности, да и здесь она только начинает зарождаться.
– А знакомство с нефтепромыслами не входит в программу вашей командировки?
– С какой стати, – удивился Шухов. – Уезжая из России, я думал: год – это ведь так много. А теперь вижу – совсем мало. После практики на заводе Болдуина поедем в Скенектеди. Тоже производство паровозов. Потом будут заводы Броун Шарп, Пратт Уитней, предприятие по производству сельскохозяйственных машин. Дай бог успеть изучить все это. Да ведь я и не собираюсь работать в нефтяной промышленности.
Человек предполагает…
Прошел год после возвращения из Америки. Шухов, задумавшись, сидел у большого окна своего рабочего кабинета. В окно видна была площадь в клочьях осеннего тумана. Кутаясь в салопы, шли с базара кухарки. Пустой конный омнибус стоял возле фонаря; кучер почему-то распрягал лошадей. Шухов посмотрел сквозь стеклянную стенку, отделяющую его кабинет от общего зала. Чертежники сидели за своими досками. Между ними, лавируя, пробирался какой-то роскошно одетый господин. Вот он ближе, ближе, толкнул дверь. Тонкая стенка зашаталась.
– Владимир Григорьевич!
– Александр Вениаминович!
Шухов и Бари похлопали друг друга по плечам; затем Шухов, отступя на шаг, принялся внимательно разглядывать Бари.
– Но каким франтом стал…
На Бари были дорогого сукна брюки в крупную клетку, тупоносые ботинки на каблуках, цилиндр с лентой, длинное коричневое пальто с лацканами до пояса и бархатными манжетами. На белоснежном, с отогнутыми уголками стоячем воротничке краснел крупный прямоугольник галстучного узла.
– Надо, Владимир Григорьевич, – сказал Бари. – Я ведь теперь владелец фирмы. Комиссионеров у меня пока нет, бегаю сам, хлопочу о заказах. А чтоб заказ дали, ой-ой-ой какое солидное впечатление произвести надо!
– Чем же вы все-таки занялись?
– Производством резервуаров и вообще больших конструкций из железа.
– Вот как! – воскликнул Шухов.
– Да, так, – скромно сказал Бари. – Решил остановиться на этом.
– Садитесь же, – произнес Шухов. Бари сел, Достал гаванскую сигару.
– Ну, а вы? От предложения Чебышева отказались и служите начальником чертежного бюро управления Варшавско-Венской железной дороги? Разыскивая вас, я все это узнал. О другом спрашиваю – довольны ли, получили ли, что хотели, есть ли возможность применить свои способности, развивать их?
– Нет, конечно, – печально сказал Шухов. – Вот поглядите, чем приходится заниматься. – Он захлопнул папку и показал ее собеседнику. Надпись на обложке гласила: «Дела, касающиеся вознаграждения за вред и убытки, за утрату, порчу товара и т. п.». – Казенная дорога, дух угодничества, чинопочитания, боязнь свежей мысли господствуют здесь безраздельно. Поле деятельности, конечно, огромное, есть чем заняться. Но каждая новая идея должна пройти столько инстанций, утверждений и согласований, что под конец жалеешь: зачем предложил. И другое меня пугает. У нас пока нет тех масштабов, что в Америке. Но будет разрастаться промышленность, будут увеличиваться возможности для проявления самых низменных свойств, присущих дельцам. Я видел в Америке циничных и беззастенчивых хищников. Они появятся и здесь. Их мир не для меня. В детстве моем частым гостем нашего дома был Николай Иванович Пирогов. Бывало, дух захватывало, когда он рассказывал, как в Севастополе, под бомбами, лечил раненых. Вот образец, вот какие люди нужны России! Я стал заниматься по вечерам в Военно-медицинской академии. Да переутомился, сам попал к врачам. Говорят, ничего страшного пока нет, но может развиться чахотка. Сырой климат Петербурга вреден, нужен юг, много солнца…
– Владимир Григорьевич, – Бари всплеснул руками, – позвольте я уж вам выскажу все сразу! Что вы мечетесь, какой из вас Пирогов! Вы не врач по природе своей, вы замечательный инженер, великолепный практик. Да, я блестяще одет, но если моя контора не сумеет утвердиться, я переоденусь в лохмотья. Я не инженер, я коммерсант. Технической частью этого абсолютно нового в России дела должен заняться человек умный, способный, видящий в этом свое призвание. Нужно суметь очень быстро расположить к себе промышленников, завоевать их доверие и уважение. Из всех, кого я знаю лично, вы – самый подходящий. Я пришел, чтобы предложить вам занять должность глазного инженера моей конторы… И проблема юга решается сразу – я набрал много заказов из Баку, с нефтепромыслов. Вы не собирались этим заниматься, но человек предполагает, а бог располагает…
И видя, что Шухов молчит, Бари продолжал:
– Вы не будете ни с кем ничего согласовывать и утверждать. Вы будете принимать решения и сами их осуществлять. Я иду на большой риск, но я в вас верю. Не нужно отказываться: промышленное развитие России все равно пойдет, станете вы врачом или нет. Но если вы это сделаете, одним плохим врачом станет больше и одним блестящим инженером меньше…
