Текст книги "Ты, я и апокалипсис"

Автор книги: Роман Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 48 страниц)

– Уверенна я лишь в том, что мой отец знал что-то, чего ему было знать не положено. Да, все нити ведут к Атланте, здесь замешаны все, наверняка. Помнишь тот подрыв больницы, якобы братьями Далласами в Саванне?

– Я думаю все это помнят.

– Очевидная фикция. – покачала головой девушка. – Чем проще ложь, тем охотнее в нее верят. Даже трупов детей не досчитались. Все они пропали, а в Аллее Памяти половина пустых могил. Что отвечают мне на это? Без комментариев. Огромные деньги выделяются через компании, никак не связанные с Джорджией, из-за океана. Ты когда-нибудь слышала об «Эдемгейт»?

– Нет. – развела руками Сара.

– Огромная корпорация. Возила лекарства в Африку. Финансировала ядерное разоружение. Огромные деньги выделяла на развитие новых видов добычи энергии, пыталась урегулировать все эти войны в Евразии. Потом полетели ракеты и их центры обанкротились. Все что было, отошло к дочерней «Эдемгейт Трансатланик». И вот я нахожу данные о том, что эта дочерняя фирма финансирует послевоенные конфликты в Африке и Европе и даже как-то замешана в работорговле с дикарями центральной Америки. И вот она тоже выделяет огромные деньги в неясные счета Джорджии. Кто об этом договаривается? Зачем?

Роуз перевела взгляд на фото главенствующих министров в центре всей этой сети. Маккриди, Паттерсон, генерал Аберкромби, Картер, Ридли, все они были здесь. Их лица сложно не узнать, когда их крутят по телевидению каждый божий день. Она потерла руки друг о друга, поправляя очки.

– Слишком уж многое сходится в Атланте. – кивнула на фото министров она. – Понятия не имею в чем смысл. Но жертвой их игр стал мой отец. Моя мать, осмелюсь сказать, тоже погибла из-за них. Будь у меня хоть какой-то новый шанс докопаться до правды. Но нет. Все тщетно. Как только нити заплетаются на Мейконе и городской резне, узлы перерубаются и связи теряются. Слишком много жертв, слишком много неразберихи и дезинформации. И вот появляешься ты, так сильно схожая с маленькой леди Маккриди. К тому же, родившаяся прямиком во время этой быстрой и кровавой уличной революции. Что ты прикажешь думать моему воспаленному жаждой правды сознанию?

– Да, я поняла тебя. – встала Сара, подойдя и рассматривая фото на стене, пробегаясь глазами по газетным листам и новостным колонкам. – Если бы я хоть что-то знала. Но я обычная Сара из обычного захолустья. Министров и президентов только по телеку и видела. А наибольшей из моих проблем была сложная домашка и лень. И я очень бы хотела, чтобы все так и было. Чтобы сейчас я переживала только из-за того, что Дейзи будет стучаться утром ко мне в дверь с пачками писем, не давая поспать.

– Дейзи? – переспросила Роуз.

– Моя подруга. – вздохнула Сара, вспомнив недавнее присланное фото. – Надеюсь сейчас она посчастливее, чем я.

Роуз не зная, что ответить, просто глотнула чаю. Сара кашлянула, почувствовав неприятное жжение в груди. Стиснув зубы, она схватилась за горло, закашлявшись. Роуз тут же подскочила к ней, оставив злополучный чай и подхватила ее.

– Господи. – выпалила она. – Дыши!

– В-все… Х-хорошо… – сквозь кашель выдавила Сара.

– Пойдем скорее. – вывела ее из каморки Роуз, задернув за собой штору и оставив секреты и догадки в их мрачной темноте.

Залив таблетки, которые она покупала еще в прошлый раз, водой, она тут же дала жидкость закашлявшейся Саре. Первый глоток вылетел из горла вместе с мокротой, второй же Сара попыталась сделать уже после того, как с трудом наладила дыхание не без помощи Роуз. Лили побежала успокаивать Бена, который заплакал от жуткого хрипящего звука кашля, а Пинки болталась рядом, подскакивая и пытаясь помочь, но не находя себе места.

Выхлебав лекарство, Сара почувствовала освежающую прохладу в легких. Трахея все еще полыхала адским пламенем, но в груди растекалась мягкая прохлада. Роуз проводила Сару до ванной, встав неподалеку и прикрыв дверь, чтобы не мешать девушке. Сара еще минут десять оставалась у зеркала, сплевывая в раковину горькую от мокроты слюну. Вновь закашлявшись, она исторгла из легких все те же мерзкие комки химии, заполнившей ее легкие. Утерев от них губы, Сара посмотрела на запачканную раковину.

Жижа стала темнее, с чем-то зеленым и сероватым. Комки тверже, больше. Это выглядело так премерзко, что у Сары перехватило дыхание. Очередной глоток дался с трудом и прошел по горлу обжигающей волной. Каждый вдох наполнял ее грудь жжением и болью. За этой болью она забывала все, что ее до того тревожило.

Выплюнув остатки скопившейся горечи во рту в раковину, она еще раз оглядела омерзительную жижу, цвет которой нельзя было назвать иначе, кроме как цветом разложения. Сколько там доктор ей ставил? Несколько месяцев? Чуть меньше года? Или год? Она уже и не помнила. Чертовы сигареты, чертова атрофия легких, чертова она. А ведь она только начинала входить во вкус всех этих путешествий и даже неприятные моменты начали было восприниматься несколько по-другому. Но если уж смерть поставила в ее легких свою метку, от нее по-видимому не уйти.

Растерев немеющие пальцы руки, Сара включила воду в раковине, смывая всю дрянь, сползающую по керамическим стенкам в водопровод. Прополоскав рот холодной водой, она вышла из ванной, потирая ладонь и прошла мимо Роуз, опустив взгляд. Журналистка проводила ее глазами, заглянув внутрь ванной, а Сара отправилась в гостиную, чтобы не корчиться от дерущей боли в легких у всех на глазах.

Глава 28

– Я не буду это публиковать. И ты это знаешь, Роудсон. – мужчина поправил свой галстук, который явно перекрывал доступ кислорода в его толстой, словно бычьей, шее.

– Неужели и вы такой же трус и подлец, как они все? – уперлась руками в стол Роуз. – Вас пугают парящие над городом патрульные? Или может солдаты Моралеса ну улицах?

Темнокожий мужчина, оттянув воротник и утерев пот со лба, поудобнее сел в кресле, сморщившись при передвижении и, отодвинув от себя чашку с кофе, грозно посмотрел на Роуз из-за густых седых бровей. Почесав лысый затылок, он поднялся, чтобы глядеть на журналистку вровень, не позволяя ей смотреть на него свысока.

– Нет, Роудсон. – своим уставшим голосом сказал он. – Меня пугает что вы, в погоне за своей либеральной идеей мира на земле в двадцать втором веке подсовываете мне лживые, ничем не подкреплённые обвинения.

– Все мы знаем, что это так! – стукнула кулаком по столу Роуз. – Что вам еще нужно, кроме этого? Здесь даты, слова очевидцев и участников с допросов. Все это он скрывал, а вы говорите, что обвинения не подкреплены? Эти факты крепче чем ваша потенция в постели с очередной дамочкой, к которым вы ходите, пока жена не видит. – Роуз явно была не в себе. Саре стало даже неловко и она опустила взгляд, отодвинувшись подальше от этих двоих на кожаном диване.

Мужчина побледнел, стерев пот со лба и поправляя ремень на штанах. Обойдя свой заваленный фото и хламом стол, он встал рядом с ней.

– Я смотрю вы любите неподкрепленные обвинения. – громко сказал он, а потом пригнулся к ней, сказав уже более неуверенно. – Не ори так, Роуз. Моя теща работает тут уборщицей.

– Ну так пусть все знают. – Роуз гордо встала, поправляя очки. – Уж эти факты я подтвердить смогу.

– Тихо, Роудсон. – отмахнулся тот, утирая испарину с шеи и тяжело дыша. С его огромным грузным телом это было немудрено. – Ну чего ты хочешь? Чтобы я напечатал какие-то паршивые второсортные обвинения в адрес коменданта Коллинза? Никто не допустит это в продажу, а к нам явятся парни с дубинками и переломают нам ноги. Ты же знаешь, как это работает, не хуже меня.

– Но неужели этих фактов недостаточно, О’Доннол? – указала она на планшет с данными, который предоставила редактору.

– Конечно нет. Их явно недостаточно для того чтобы эти гребаные уроды не перебили нас всех тут. Меня они ненавидят еще со времен твоей статьи про слив токсичных отходов в водопроводы Саванны. Я был недалек от чертова лагеря, когда согласился выпускать эту херь. – мужчина вытащил из кармана сигару, взяв ее зубами и поджигая. Выдохнув огромный столп дыма, он покачал головой. Сара отвернулась, стараясь не дышать. В ее груди все еще было неспокойно.

– Это была острая социальная проблема. – возмутилась женщина.

– Ее прочли мало людей, но среди них были чертовы крысы, которые отнесли ее в полицию и эти мудаки приперлись к нам в редакцию, Роудсон. – стиснув зубы сказал О’Доннол. – Один из них мне ствол к башке приставил. Чертов ствол, Роудсон.

– Ради правды нужно идти на жертвы. – настояла та.

– Если ради правды нам с тобой вышибут мозги я думаю она того не стоит. – покачал головой тот, вытерев лоб рукавом.

– Правда стоит чего угодно. – нахмурилась Роуз.

– Я не буду это публиковать, как ты тут не разглагольствуй. Ни на первой полосе, ни на последней. – он глубоко затянул дым огромной сигары. – Фактов тут минимум, лишь догадки и теории, которые любишь рисовать в своей молоденькой головке. Ты же знаешь, что людям давно плевать на все, кроме новостей о сраной Канаде, разложении молодежи и о том, с кем вероятно трахалась прошлой ночью Элайн Спаркл. – кивнул он в окно на огромный рекламный голоплакат с девушкой, льющей в рот духи.

– Только не говорите мне, что вы снова согласились ставить этот мусор от Янг. – выдавила из себя Роуз.

– Ну вообще-то… – почесал затылок О’Доннол.

– Так и есть. – сказала входящая в дверной проем девушка, поправляя свое красное пальто.

Саре показалось забавным то, как она напоминает ей какую-то искривленную версию Роуз. Светлые волосы вместо темных, длинная коса почти до середины спины, очки в красной, под цвет пальто, оправе и в тот же цвет выкрашенные губы. Они с Роуз смотрелись как зеркальные отражения друг друга в кривом зеркале. И судя по яростным взглядам хищников, столкнувшихся в битве за добычу, которыми они уделили друг друга при встрече, друг друга они недолюбливали.

– Янг. – процедила Роуз, поправив очки и глянув на девушку.

– Роудсон. – сказала та насмешливо, в ответ поправляя свои.

– Это моя статья должна быть тут. – указала она на презентационную доску газеты Роуз. – А не твоя ересь и глупости.

– Однако мою «ересь и глупости» люди читают. А твои дурные статьи полные паранойи и рассуждений о том, как хорошо было раньше – нет. – сложила руки на груди светловолосая.

– Это мои статьи дурные? – прищурилась Роуз. – Разве это я вела колонку о «колебании цен на сахарозаменители»?

– Эту колонку хотя бы читали, Роудсон. – прошагала, стуча каблуками по полу девушка, оценивающе бросив на Роуз взгляд и отведя голову.

– Да? Кто? Пенсионеры и идиоты? – нервно сжала кулаки Роуз, провожая взглядом соперницу.

– Ну хотя бы не шизофреники. – мерзковато улыбнулась та, якобы случайно скинув бедром со стола пачку бумаг Роуз. Те разлетелись, оседая на пол. Роуз грозно фыркнула, опускаясь и поднимая их.

– Ну ты и свинья. – сказала она так громко, собирая листки, что услышали ее, наверное, все люди в офисе.

– И я тебя люблю, Роудсон. – хихикнула та, поправив очки деловито. – Так что там с гонораром? – обратилась она к О’Доннолу.

– Бухгалтерия перечислит кредиты тебе на карту ближе к вечеру, Мег. – вздохнул толстый редактор, повалившись обратно в кресло.

– Подавись своей первой полосой. – запихивая бумаги в сумку, бросила в ее сторону Роуз. – Опять пудрите людям мозги, вместо того, что распечатать действительно важные вещи.

Она сделала гордый шаг, выходя из офиса и кивнув головой позвала за собой Сару. Та вскочила с кресла, поспешив угнаться за журналисткой, которая показательно громко хлопнула дверью. Даже по походке Роуз выглядела максимально возмущенной. Саре не казалось, что это был первый раз, когда ей отказывают в публикации, однако переживания захлестнули девушку с головой.

– Подумать только. – взмахнула руками она. – Первая полоса у Мегган Янг. У Мегган, чертовой, Янг.

– Не переживай. – неловко попыталась успокоить ее Сара.

– Я вовсе не переживаю. – поправила очки Роуз. А она делала это часто, когда переживала.

– Это всего лишь статья. – развела руками Сара.

– Всего лишь статья? – обернулась на нее Роуз, спускаясь по лестнице к лифту. Офис «Мейконского вестника» находился на верхних этажах одного из нетронутых небоскребов в центре города и красовался огромным голографическим изображением названия. – От этой статьи зависит, скольким еще детям придётся умереть, чтобы люди увидели в Коллинзе того ублюдка, каким он является.

– Люди не любят видеть правду. – вздохнула в ответ Сара.

– Люди любят видеть правду. – отмахнулась Роуз. – Люди не любят, когда эта правда режет им глаза.

Лифт быстро понес их вниз и через его стеклянные стены было видно, как поднимаются вверх над ними огромные пики прочих зданий.

– Знаешь, Сара, – начала Роуз, засунув руки в карманы и глядя на распростершийся перед ними Мейкон. – они правы.

– В смысле? – Сара была удивлена таким поворотом.

– Там нет весомых доказательств. Все люди на допросах могли пытаться оболгать Коллинза. На фото нереально понять, действительно ли это он, а в самой статье больше моих догадок, нежели реальных фактов.

– Оу. – Сара почесала затылок. – И ты все равно ее понесла?

– Потому что я этом я уверенна. Коллинз прикрывает банды, ведущие в городе все свои паршивые делишки. Я просто вновь на миг поверила, что фактов достанет и О’Доннолу. – она причмокнула языком. – Но люди не так уж склонны верить мне, как я полагаю.

– Я тебе верю. – улыбнулась ей Сара.

– У тебя случаем нет самой популярной газеты Мейкона в подчинении, дорогая моя Сара? А то мало ли, чего я о тебе не знаю. – пустила в ответ колкость Роуз и их лифт звоном сообщил о прибытии на первый этаж.

В машине их ждала Оливия, играющая с собакой. Точнее, пытающаяся. Пес все никак не давался, как она не старалась его расшевелить, какие бы рожицы не корчила и как бы его не трепала. Собака пыталась вывернуться из цепких пальцев Пинки, но девушка была настойчива и в итоге псу ничего не осталось, кроме как покорно положить голову ей на колени, отдаваясь ее рыскающим по шерсти пальцам.

Роуз с Сарой сели на передние сиденья. Сара впервые ездила на нем. Вообще-то это была всего лишь третья ее поездка на машине. Но все равно она была очень рада. Впереди захватывало дух от ощущения того, что ты прямо-таки мчишься по дороге. Теперь она будет всегда стараться занимать передние места почаще, пока на них не уселись Оливия или Лили. К тому же Роуз не против, почему бы и нет? Сейчас ей казался глупым ее старый идиотский страх перед автомобилями. Они же такие крутые.

– Ну, что? – спросила Оливия, почесывая собачье пузо. – Как все прошло? Они опубликуют твое супер-пупер разоблачение очередного зловредного парня? Как же я обожаю эти моменты, когда ты кого-нибудь разоблачаешь. Я чувствую себя помощником супергероя. Жаль, что без маски. Но если бы я носила маску, она была бы розовой. Как и мой костюм! И обязательно из латекса!

– Так, – Роуз вздохнула, сняв очки и начав массировать закрытые глаза. – Роуз, успокойся. Ты взрослая, состоявшаяся женщина. Ты не должна переживать из-за того, что этой чертовке Янг отдали твою первую полосу. Не должна. Не должна.

– Оу. – прикусила губу Оливия. – Как я поняла, все прошло не так гладко, как ожидалось?

– Ага. – пожала плечами Сара. – Какой-то другой журналистке отдали место под главную статью.

– Что, снова эта Мегган Янг? Вы видели ее дурацкие красные платья? Я видела. Кто вообще их носит? Сразу видно – блондинка. Все блондинки – дурочки.

– Но ты тоже блондинка. – обернулась на нее Сара.

– И что? – приподняла бровь Оливия.

– Да так. Ничего. – улыбнулась в ответ девушка, уставившись в окно.

Роуз завела машину, одевая очки. Пес заскулил, когда Оливия сжала ее в своих объятиях, словно ребенок, впервые увидевший животное. Они покинули деловой квартал Мейкона, оставляя позади офисы, биржи и дорогущие рестораны. Здесь, в центре города, Сара чувствовала себя переместившейся в прошлое. Ни разрушенных зданий, ни нищеты на улицах. Здесь было куда больше машин, чем она могла представить. Десятки! Они даже попали в настоящую автомобильную пробку, что вызвало у Сары небывалый восторг, когда она смогла рассмотреть все стоявшие в заторе вокруг них автомобили. Как будто она сейчас живет веке в двадцать первом, когда машин, по рассказам их учительницы истории, было немерено.

Журналистка вздохнула, разворачиваясь на перекрестке и выезжая на эстакаду, ведущую в сторону ее дома. По ее виду она была жутко расстроена, но как бы старалась спрятать это, не выдавая себя. Но спрятать от Оливии что-либо было задачей неимоверно сложной.

– Эй, а ну хватит грустить. – ткнула ее в плечо Пинки.

– Не надо меня трогать! – возмутилась Роуз. – Ты, что, не видишь? Я веду машину.

– Я вижу, что ты переживаешь, что твоя работа пропала напрасно. – горделиво сложила руки на груди Оливия. Для нее это был настолько непривычный жест, что выглядело это даже комично.

– Я не переживаю.

– Нет, переживаешь.

– И вовсе нет.

– И вовсе да! – показала ей язык Оливия. – Подтверди, Сара. Она выглядит так, как будто только что чашку уксуса выпила. Или даже две.

– Это ее дело. Не трогай ее, Пинки. – попыталась успокоить ее Сара.

– Ха! Как это, «не трогай»? Я ее подруга или кто? Я обязана ее трогать до тех пор, пока она не придёт в себя. Ты еще не видела, как наша мисс Роудсон может расклеится из-за своих неудач. Она конечно будет вести себя все так же гордо и нос кверху подымать, но я-то знаю, что ей бывает супер хреново. Я же не первый год с ней живу.

– Помолчи, Кейси. – вздохнула Роуз.

– Ну уж нет. – снова ткнула ее в плечо Пинки. – И не думаю. Я вообще-то очень люблю поговорить. Знаете ли…

– Да, знаем. – грозно глянула на нее в зеркало заднего вида Роуз.

– Вот только не надо пытаться напугать меня этим своим взглядом. – потрепала пса за ухо Оливия. – Меня им давно не проймешь. Поехали в другое издательство. Что тут, газет что ли мало? Их столько детишки раздают на улицах, что хоть подтирайся.

– По-моему лучше сейчас ее не трогать. – сказала Оливии Сара. – Мы можем просто помолчать.

– Не можем. – надула губы Пинки. – Я же сказала, мы должны поддерживать нашу заумную подругу, иначе она будет все время бродить по квартире и молчать. А потом и вовсе начнет пережаривать эту свою спаржу. А ты знаешь, что значит, когда Роуз пережаривает спаржу?

– И что же?

– Ничего хорошего! – покачала головой она

– Ей надо просто передохнуть. – сказала Сара. – Когда что-то не получается, всегда очень сложно переносить потери.

– О чем это ты? – они с Пинки встретились взглядами в зеркале.

– Когда что-то теряешь или веришь в удачное завершение дел, а выходит совсем наоборот, мир вверх дном переворачивается и ничего не хочется делать. Как будто ты не знаешь. – развела руками Сара.

– Нет, не знаю. – махнула Оливия свободной рукой, не отпуская второй беднягу-пса, вжавшего голову ей в колени.

– Не знаю, как ты, а мне вот трудно переносить все эти потери.

– Ну уж нет, Сара! – буквально вспыхнула Пинки, однако не отрывая руку от почесывания животного. – Неужели, когда ты идёшь в магазин и спотыкаешься, падая, ты продолжаешь лежать и, блин, стонать, что до магазина ты никогда не дойдешь? Нет! Ты, блин, встанешь, отряхнешь от пыли свои модные чёрные джинсы, я кстати хочу такие же, и пойдёшь дальше.

– Ну… – почесала затылок Сара.

– Уж извините, что я не заумная выпускница трёх университетов и привожу такие простые, как их там… Ад… Ал…

– Аллегории. – подсказала ей Роуз.

– Да, они! – кинула Оливия. – Может звучит просто, но неужели я не права? Такие законы этой жизни.

– Не всегда эти законы работают так. – нахмурилась Сара.

– Нет, Сара, это просто ты не хочешь, чтобы они так работали. – фыркнула Оливия, откинувшись на спинку заднего сидения и прижав к себе голову собаки, принялась обрабатывать его подбородок.

Сара рассматривала город, задумавшись над словами Оливии, однако от мыслей ее тут же отвлек оказавшийся перед ними патрульный пост. Эта дорога проходила через центральную площадь, теперь уже занятую бастующими. За эти пару дней они обустроили себе палатки, костры и прочую уличную инфраструктуру. Несмотря на то, что их по сути зажали на улице, обложив постами и снайперами со всех сторон, загнав в кольцо, они молчали лишь первую ночь, а с утра снова поднялись выкрикивать свои лозунги, теперь уже прерываясь на горячую пищу и теплый кофе. Многим казалось жестоким закрывать людей так, посреди улицы. К ним пропускали лишь близких, которые несли пищу, консервы и пледы для тех, кто не желал отступать. И иногда не выпускали.

– Ну вот. – покачала головой Роуз. – Теперь мы и тут не проедем.

Полицейский как раз показал им жестом нечто вроде «разворачивайтесь». Спорить с этими грозными парнями с оружием ни у кого в машине не было ни желания ни возможности. И Роуз развернулась в тесном пространстве, трижды дергая машину туда-обратно и жалуясь на то, что она не приспособлена для таких узких пространств.

– Сначала они не могут разобраться с проблемами, – посетовала журналистка. – а потом из-за этих проблем нам не дают проезжать к дому.

– А разве они вообще могут запереть людей зимой на этой вот площади? – глянула на нее Сара.

– В Атланте считают, что они могут все. – недовольно пробурчала Роуз.

– Хреново, что теперь надо ехать в объезд. Да, песик? – улыбнулась животному Оливия. Тот не нашел ничего лучше, кроме как недовольно вздохнуть, дернув хвостом.

– Так всегда в нашем мире. – пожала плечами Роуз, маневрируя между улицами. За окном малыши, ничего не подозревая бросались друг в друга снежками. Сара завидовала их беззаботности. – Ты слышала историю про китов, выбросившихся на берег Каролины, Сара?

– Ну, а кто ее не слышал? – кивнула она.

– Везде так. Пока проблема не начнет гнить и вонять, на нее не будут обращать внимания. Пока люди не выйдут с плакатами на улицы, сетуя на правительство, армию, бюрократию и химические добавки в йогурты. – поправила очки Роуз. – А когда пытаешься им помочь, предупредить… Они отдают первую полосу шарлатанке, пишущей про колебания чертовых цен на сахарозаменители! Кто вообще это читает?

– Видимо, идиоты. – попыталась подбодрить ее Сара.

– Откуда уж мне знать. – попытка поднять Роуз настроение не увенчалась успехом и они поехали дальше молча. Сара хотела было потянуться и включить музыку, но не решилась. Она так давно ничего не слушала, что успела соскучиться по этим томным гитарным аккордам и зажигательному техно.

Оливия напомнила, что вообще-то они обещали Лили заехать за ней в магазин и Роуз, словно ошпаренная, вошла в поворот так резко, что Сару даже помутило. Девушка направила машину к маркету, где закупалась сестра, явно опешившая от того, что снова забыла про нее. Она держала в голове так много политических разоблачений и зацепок к своим статьям, что для семьи и друзей в ее памяти не всегда оставалось место.

Подоспев к магазину почти вовремя, они не застали там Лили. Роуз позвонила сестре, спросив, где та застряла, а та, в свою очередь сообщила о том, что помогает Бену выбрать, какие конфеты ему нравятся больше, красные или синие.

Оставшись в машине с псом, Оливия принялась играться с ним пуще прежнего и бедное животное же изнывало от переизбытка ласки. Роуз заглянула на кассу, прихватив упаковку жвачки и вышла на улицу, где из-угла в угол ходила Сара, стараясь не замерзнуть на холоде. За углом магазина, недалеко от мусорных контейнеров, в лицо Саре ударил холодный ветер, запорошив глаза снегом. Вместе с тем в нее врезалась какая-то бумага, вырванная ветром из мусорного бака.

Стряхнув ее и шокировано отступив на шаг, девушка глянула на упавшую к ее ногам бумагу. На ней, в четких красных цветах, изображалась женщина. Не очень молодая, не очень старая. Позади нее, подняв руки, ревела изображенная черными силуэтами толпа, а сама она, гордо сжав в руках плазменную винтовку, украшенную на стволе длинным окровавленным штыком, глядела своим взглядом куда-то вперед, прикрывая глаза словно от солнца. Ее нога, горделиво поднятая, подпирала обрушенную голову статуи. Сара не сразу разглядела на бумаге, что у ног ее лежит «Атланта из Пепла». Та пафосная статуя, герб партии Джорджии.

– Кто это? – спросила Сара, глядя на побитую временем листовку.

– Лучше убери. И побыстрее. – оглядываясь, сказала Роуз.

– Кто на ней? – Сара смяла листовку, засунув её в карман.

– Дженнифер Линн. – вздохнула Роуз. – Не думала, что где-то ещё сохранились эти плакаты.

– Кто она? Я никогда не слышала о ней.

– Немудрено что в ваших «школах» вам пудрили мозги. – покачала головой Роуз. – Легче воспитать поколение идиотов, чем дать кому-то вдохновиться ее историей.

– Так кто она? – решила допытаться Сара.

– Когда двадцать два года назад в Мейконе произошло восстание, – начала рассказ Роуз.

– Эй, это я знаю. – возмутилась девушка. – Не надо считать меня глупой или больной склерозом. Мой отец участвовал в нем и погиб. – она тяжело вздохнула. – Как уж мне это забыть.

– Ох. – неудобно потупила взгляд Роуз, поправив очки. – Ну, Дженнифер была той, кого тогда назвали бы «символом революции».

– Символом?

– Сейчас её назовут экстремисткой, радикалкой, террористкой. Но знаешь, – Роуз достала жвачку из кармана, протянув одну Саре, девушка отказалась и Роуз принялась жевать её одна. – будучи ребенком, когда я еще училась в Атланте, кто-то звал её женщиной, которая не побоялась встать за свой народ.

– А сейчас нам врут, да-да, – улыбнулась Сара. – Я уже слышала это от тебя.

– Дженнифер была помощницей на каком-то затхлом сталелитейном цехе в «Дженерал Стиллворк», ещё будучи молодой. Она застала даже падение бомб больше пятидесяти лет назад будучи ребенком. – Роуз надула шарик жвачки, лопнув его. – Она видела жизнь до войны и пока росла, видела, как Паттерсон и ему подобные превращают её родной штат в сад тоталитарной диктатуры.

– И она подняла восстание? – уточнила Сара.

– Конечно нет. Никто в одиночку не поднимает восстания, – иронично подметила девушка. – Это попросту глупо и невозможно. Она стала лицом, которое хотели видеть люди Мейкона, когда шли с голыми руками на пули полицейских. Женщина из народа, которая сражается с ними в одних рядах. Не уверена, что она выглядела так же, как на листовке, но образ основных черт точно срисован с нее.

– О, вы снова об этом своём. – покачивая ребёнка на руках вышла из магазина Лили, держа второй рукой пакет продуктов.

– В любом случае она была смелой, раз согласилась афишировать своё лицо так, чтобы люди решились пойти за ним. – глянув на сестру, сказала Роуз. – Безликая революция хуже, чем та, у которой есть лицо.

– А потом её убили? – нахмурилась Сара.

– Кого? – влезла в разговор Лили. – Линн? Конечно, да.

– Не убили. – поправила её Роуз. – тело Дженнифер не нашли. Да и сложно опознать что-либо среди обуглившихся от плазменных бомб тысяч трупов.

– Её забыли и хорошо. – фыркнула Лили.

– Вовсе нет, – грозно глянула на нее Роуз. – забывая историю мы вынуждены повторять ошибки.

– А ты считаешь, что она не достойна памяти? – обратилась Сара к Лили.

– Захватив здание мейконского министерства Линн без суда и следствия приказала солдатам приставить всех чиновников к стене и выдала им смертный приговор. – возмутилась девушка. – Никто не в праве судить отнимать чужие жизни или нет.

– Эти «чиновники», – съязвила Роуз. – приказали открыть огонь по демонстрации, где были женщины и дети. Линн было не до суда, в ней пылал праведный гнев.

– Она уподобилась тем, с кем боролась. – возразила Лили, покачав закричавшего малыша. – Что дало это восстание Джорджии, Роуз? Тысячи мёртвых на улицах? Разрушенные здания, которые до сих пор не в силах восстановить? Бомбы, выжигающие плазмой и тех и других с обеих сторон?

– Может она дала людям понять, что есть кто-то, кто может бороться? – вставила свою монету Сара.

– Только вот прошло двадцать лет, – прижала ребёнка к груди Лили. – И никто не помнит ни о Дженнифер Линн, ни об именах тех, кто стоял на тех улицах с плакатами и винтовками.

– Я помню имя своего отца. – возмутилась Сара.

– В тебе играет молодой дух бунтарства, – улыбнулась Лили. – и ты не хочешь признавать, что мейконский бунт лишь ухудшил шаткие дела Джорджии.

– Ой, гляньте-ка, какая взрослая нашлась! Ты судишь революцию по последствиям, а не по идеалам, сестренка. – лопнула очередной шарик жвачки Роуз.

– Только так её и надо судить! – воспротивилась Лили.

– Вот из-за таких как ты мы и пьем это дерьмо вместо кофе. – покачала головой Роуз, направившись к потертому временем кофейному автомату, мерцающему неоновыми надписями.