Текст книги "Дождись лета и посмотри, что будет"

Автор книги: Роман Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Аладдин похлопал по плечу, сказал, что я молодец. Тут не было ничего опасного, все это бутафория, обсуждали бытовые вопросы. Конечно. Так и было. Я совсем не волновался. О чем волноваться? Повода нет. Обстоятельства и обязательства. Залезли в машину, поехали обратно. Вернул ствол Аладдину.

По приезду сразу побежал на хату, чтобы дунуть и расслабиться. У нас всегда были небольшие запасы, каждый мог прийти и отдохнуть. С телом происходило что-то необычное – нервные судороги. Возможно, от перенапряжения, или из-за синтезатора и пластмассы. В комнате никого не оказалось, я быстро заскочил на кухню, скрутил сигу. Не успел закурить, как в дверях появилась Света – она была в ванной, когда я зашел. Практически раздетая, в одних трусах и свисающей майке. Увидев меня, она совсем не смутилась, даже наоборот, подошла, взяла мою сигу, зажгла, затянулась, протянула мне. Затем села прямо на мои колени и положила голову на плечо, обхватив спину нежными руками.

– Не представляешь, где я сейчас был.

– Где?

Она встала, взяла меня за руку, проводила в комнату и толкнула на кровать. Опять же, я не буду все это описывать. Света стала моей первой женщиной. Милая наркоманка. Сучка Светочка. Прекрасная служанка моей царевны. 3 апреля.

Как же все изменилось со времени тех ощущений. Те пепельно-серебристые моменты, поездки по санаториям, шепчущее море, пластинки, карты, «Зодиак», та свадьба – может, это было с кем-то другим?

Одним майским вечером вернулся с тренировки. Мама сидела на кухне и улыбалась. Кинул сумку на пол, подошел к ней.

– А давай что-нибудь из тех пластинок поставим?

Как-то это было неожиданно. Я пошел к проигрывателю, достал пластинку «Зодиака», поставил. Мама встала и начала кружиться, слегка посмеиваясь. Немного стало не по себе. Но вскоре она подошла, взяла меня за руки и все с той же молодой улыбкой сказала:

– Амнистия. Понимаешь? Амнистия. Прошло несколько дней.

Действительно, это напомнило тот светлый день из детства, лучи и звон колокольчиков. Отец стоял в коридоре с мокрыми глазами, обнимал нас с мамой. Все как тогда. Мама ездила к нему в колонию несколько раз в год, а я не видел все это время. Он изменился, высох, постарел. Я его помнил совсем другим, без седых волос, веселым, постоянно рассказывающим разные смешные истории. Все равно это он. Ничуть не изменился, не высох и не постарел.

Что произошло со страной?

Да ничего. Все нормально.

Все то же самое.

Какой ты вырос – все такое. Как только остались с отцом наедине, сразу же спросил про ту поездку на свадьбу. Он наморщился, вспоминая детали.

– Да, ездили, помню, конечно. У Васи Винограда сын женился. Ты тогда слинял куда-то в ночи, мы с мамкой бегали, всех на ноги поставили. Ты мелкий такой был, тихий, смотрел волчком.

– А где сейчас тот Вася Виноград и его сын?

– А что ты за них спрашиваешь?

– Да так, просто интересно, что с ними стало. Роскошно жили.

– Про Васю люди говорили, что передел был, он без шума легализовался. Фабрика какая-то своя в области. И по политике пошел.

– А где они живут?

– А я знаю? А что ты за них-то? Не виделись столько с тобой. Ладно, теперь все по-другому будет.

Конечно, по-другому.

Интересно, кстати. Тот день, 17 сентября, я восстановил в памяти до деталей, до запахов и случайных взглядов. Но не мог вспомнить лицо жениха. Когда восстанавливал то, как они вошли в зал, у него не виделось лица. Словно невеста шла рядом с обезличенным манекеном. И даже ревности никакой не возникало. Этого человека как бы не существовало.

Я рассказал, как мама сожгла карты, отец посмеялся, ответил, что может и правильно сделала. Лучше увлекаться чем-то более солидным, из чего можно сделать профессию. Компьютерами, например. Компьютеры – это важно, да, скоро все будет на компьютерах.

Кстати, моего отца зовут Владимир. Или Вова Инженер. Откуда тогда, на классном часе, возникла мысль сказать, что отец работает инженером? А ведь это след того самого первого воспоминания. Темно-бордовый Новый год, мягкий звон от телевизора. Кто-то из гостей так обратился к отцу. Инженер. Затем это забылось, а позднее в школе всплыло само собой.

Сколько отец всего рассказал за первые же дни. Больше всего впечатлило описание так называемых «спектаклей». Появляется новый человек, а раз появляется, то сразу с ним приходит информация о том, кто он на воле, а если молодой, кто его родители. Если нищеброд – ну и ладно, разговора нет. Если узнают, что у родаков бизнес или приличная квартира, начинают готовить спектакль. Подготовка может занимать несколько месяцев. Его будут греть, поддерживать. Однажды втянут в карточную игру, совсем ненароком. У него очень хорошо пойдет карта. Никто не будет особо заострять на этом внимания, ну выиграл и выиграл – повезло. Затем подогреют еще немного, скажут, что на редкость хорошо играет. В один день он сядет за стол, сыграет на копейки, у всех выиграет. Через пару месяцев он будет ходить и думать, что реально фартовый – повсюду люди у него в долгах, он кому-то прощает, с кого-то собирает, знает, кто против кого играет, кто кого ненавидит. Все знает, все умеет, и еще золотая рука. А настоящая игра будет впереди, и ее подготовят с медицинской тщательностью. Он никогда не догадается, что все находящиеся в камере или бараке будут против него. Если за столом окажутся шестеро, пятеро будут участниками спектакля, а он – единственным зрителем. Будет приготовлено все: ты можешь быть даже со своей колодой, изощренно играть, владеть всеми мулями и приблудами – не поможет ничего. И те, кто якобы друг друга ненавидел, кто всегда за или против играл, все они окажутся на одной стороне. В нужный момент кто-то покашляет, у кого-то упадет стакан, даже менты ввалятся с обыском. Вряд ли можно заподозрить, что менты – часть спектакля. Игра будет вестись так, что это случайно не свезло, но сейчас придет нужная карта, и все отыграется. В итоге бизнес родителей или квартиру придется продать, чтобы расплатиться с долгом.

Спектакль медленно заканчивается крахом надежд и обновленной картиной реальности.

Какая жуть. Ты живешь и не представляешь, что вокруг тебя выстраивается продуманная карусель. А твои новые друзья и твои новые враги работают по четко выстроенному сценарию. Хлопаешь глазами и думаешь, что понимаешь, как устроены взаимоотношения. А на деле все крутится вокруг твоей наивности.

Ночью не мог уснуть, от мнительности. Закрывал глаза, виделись выстраиваемые картинки. Большое пустое помещение, только стол и стулья. Захожу, а там сидят все. Аладдин, Алик, Химоз, Митя, Кальмар, Ласло, Жасмин, Света. Говорят, чтоб проходил и присаживался. На столе книги. Смотрят на меня. Аладдин говорит, что никто меня подставлять не собирался, так принято просто. Смотрю недовольно на Ласло, видом говорю ему, мол хотя бы ты мог рассказать, что это все карусель. А он так же видом отвечает, что все нормально, так принято. Заходят мама с отцом, отец хохочет, а мама злится, говорит, что предупреждала, чтобы с ними не играл. А во что я с ними играл? Тут они начинают успокаивать маму, говорят «зато он нашел свою любовь». Появляется Оля в белой фате, улыбается, садится со всеми. А вот и свадьба. Давайте не откладывать на будущее, что там впереди – никто не знает, справим свадьбу прямо здесь. Папа с тем же хохотом подходит и говорит, что сам не понимает, разводят ли они и что вообще происходит. Но явно все это долго готовилось. Аладдин смотрит на собравшихся и заявляет, что в это время обычно передают прогноз погоды. Сразу после его слов звучит радио:

«Уэльс сетанли ин зе мор сентрал энд сауферн партс итл би э файн драй дэй».

Отец радуется, говорит, что он инженер по образованию и знает английский, сейчас для всех переведет.

В центральных и южных частях Уэльса будет ясный день без осадков.

Ласло строго смотрит, я вспоминаю его слова: «Мой тебе совет: не слушай прогноз погоды на завтра». А что теперь?

А что теперь? Послушал вроде бы. И что будет?

3. День рождения

Приснилось, что поселился на высоком этаже. Смотрел в окно. Там росли красивые высокие вьющиеся деревья. Решил взять одно из них, схватил за ветку и потащил к себе. Дом стал из-за этого содрогаться.

Если вы живете в многоэтажном доме, то привыкли смотреть сверху на землю. А этот вид не для всех привычен. Вообще я только в тринадцать лет поднялся выше третьего этажа. Один раз зашел в ближайшую новостройку, поднялся на лифте на последний этаж, вылез на крышу и посмотрел вниз. Голова резко закружилась, я лег и ползком подобрался к краю. Увиделись все десять наших домов и сараи. Дома расположены неизвестным иероглифом, воткнуты в землю как штрихи нечитаемой надписи. Конечно, высота напугала. Даже появился внезапный холод, но не от ветра, а от взгляда с неожиданной точки.

Сверху видны не только постройки, но и наши перемещения. Столько лет я ходил между этими домами, а кто-то мог наблюдать и отмечать. Когда приходят такие мысли, сразу успокаивает, что никому ты не нужен. Никто о тебе не станет столько думать, как ты сам. Или станет? Это может быть не человек. Или он может не отмечать, но просто наблюдать, без выводов.

Тогда я решил спуститься по лестнице, а не на лифте, и только пошел, как почувствовал на себе чей-то взгляд. Никого не было. Спускался и наполнялся ужасом все больше, казалось, за мной идут, почти дотрагиваются, этаж за этажом. Это прошло, когда выскочил на улицу.

Аладдин часто упоминал в разговорах «дядю Сережу», обещал познакомить при случае. Насколько я понял, дядя Сережа – человек, который выкупил по дешевке закрывшийся завод. И те части, что остались дымить и что-то производить, – его собственность.

Даже не знаю, надо ли описывать все эти процессы последних лет, кто что захватывал, что закрывалось-открывалось. Так всегда и везде – когда перестраиваются порядки, появляются активные люди, захватывающие ресурсы. На самом деле выбор происходит постоянно: ты либо совершаешь усилие, либо деградируешь. Никакого среднего варианта нет. Есть природные удовольствия, без них тяжело, типа отдохнуть после тренировки или понежиться с телкой, а остальное – типа наркоты – не туда. Если постоянно совершаешь усилия и укрепляешься, ресурсы сами к тебе приходят. Есть нормальные пацаны, которые это понимают и держатся друг друга. Вот и все. И не надо вешать всякие ярлыки типа «братва». Да, братство, сообщество тех, кто не хочет пахать за копейки на унизительных работах, кто не дает себя иметь во все щели. Примерно это объяснял Аладдин про дядю Сережу и всех остальных.

Все это было понятно. Я постоянно кивал, когда слушал все эти размышления о жизни как цепочке волевых захватов ресурсов. Аладдин не сводил эти ресурсы к чему-то примитивному, нет, он убедительно увязывал внутренний рост и внешний, говорил о «становлении» и волевых практиках. Если у тебя есть сила и воля, проблемы сами решатся. Поэтому. Поэтому «поехали в лес постреляем».

Пару раз съездил с ними пострелять. Они выставляли консервные банки и бутылки рядком, отходили на приличное расстояние и расстреливали их. Такой полигон. Собиралось человек по десять-пятнадцать, из них все так или иначе имели отношение к спорту, в основном боксеры и борцы.

Еще Аладдин не любил разговоры о блатной романтике, шансоне, рассуждения о понятиях, говорил, что все это шлак, рассказывал истории, как разбирался с «блатняком» – вставлял ствол в рот без лишнего трепета, и проблемы всегда растворялись. Ну и в плане музыки. Не так много было точек, где слушали трип-хоп, а в машине Аладдина постоянно что-то такое играло. Мы покатались пару раз под эту музыку по городу, и в моем восприятии весь этот грузный и слегка депрессивный, но уверенный ритм связался с Аладдином, когда я видел его, музыка начинала играть сама по себе. На тренировках, в тишине – где угодно. Давящий трип-хоп.

Ну да, я кивал, когда он все это объяснял. Хотя понимал, что все устроено не совсем так. Моего малого опыта было достаточно, чтобы понять: человек – не набор волевых импульсов и не «преодоления» или «становления». Реальная жизнь куда ближе к трипу с вылезающими из тайников змеями, «иными интонациями», которые никак с твоей волей не связаны, с новыми домами, а Аладдин так рассуждает до поры до времени, пока не потер лампу. Хотя нет, я же отрицал все эти надчеловеческие влияния карт, раскладов, предсказаний. Или не отрицал? А чему я говорил «нет»? То было другое, власть пустых карточек над человеком. Не знаю… Если бы не все эти картинки в книгах, не все эти совпадения, я бы может и принял его объяснения. А так. Мне казалось, что у Ласло больше силы, чем у Аладдина. Просто Аладдин еще не сталкивался с настоящими проблемами, которые не решаются смелыми движениями типа «вставить ствол в рот». А Ласло сталкивался. С тем «ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж» на больничной стене, с лесным духом, например.

Нет, снова я что-то не то описал. Есть многослойный пирог, в разных слоях которого – разные присутствия. В одном из них преодоления, становления и захват ресурсов. В другом – распознавания. В третьем – просто красота.

Отец как-то увидел меня на улице с Аладдином и его друзьями, вечером побеседовал. Спросил, знаю ли я, что такое тэтэ. Ответил ему, что знаю, стрелял по банкам. Нет, тэтэ – это тупые торпеды. А тупые торпеды оказываются рано или поздно в грядке. Все оказываются, конечно, но тэтэ – раньше остальных. И перспектив никаких там нет и быть не может. Конечно, я взрослый человек и сам должен понимать. Он посоветовал просто присмотреться.

Как все устроено «на самом деле»? Меня этот вопрос уводил в головокружение. Казалось, что оказываюсь в мягком автобусе, плавно и бесшумно заворачивающем за угол. А там – зеленый деревянный дом, из-за которого тошнит. Это повторяется снова и снова. Каждый поворот – «на самом деле». Сейчас мы повернем, и на самом деле откроется зеленый дом. И ведь это происходит со всеми. При встрече они объясняют, как все устроено «на самом деле», а когда остаются в себе – закрывают глаза, чтобы не видеть, как все принятые суждения ввинчиваются в воронку.

А еще надо как-то зарабатывать – это такой нюанс взрослой жизни, сильно усложняющий существование. И ясно, что лучше не на рынке грузить коробки.

В один день Аладдин сказал, что дядя Сережа попросил съездить пообщаться кое с кем. Сейчас все заняты, поедем вдвоем. Ничего особенного. Там какие-то видеосалоны давно не платят, а им услуги оказываются. Мы зашли в видеопрокат. Нас явно уже ждали, трое крепких. Скорее всего владельцы позвали своих друзей. Дальше все произошло быстро, и я даже не понял, почему так отреагировал. Аладдин перекинулся несколькими словами с ними, после чего зарядил одному из них хуком, от чего тот громко шлепнулся на пол.

В то же мгновение я выхватил незаряженный ствол, направил в сторону остальных двух, попеременно целясь то в одного, то в другого, и сказал, что сейчас разложу их мозги по витрине. Эта фраза, как и действие, случились сами, без продумывания и замедления. Даже Аладдин не ожидал, с ухмылкой оглянулся. В общем, они вернули долг, мы сели и поехали. Аладдин отсчитал несколько купюр и протянул мне «на чипсы». Примерно мою недельную зарплату на рынке.

Дома подошел к зеркалу и покрасовался в спортивных штанах и дермантиновой куртке, приставляя невидимый ствол к своему отражению.

16 июля. Середина лета. Через два дня мне исполнится семнадцать.

Где-то в час дня зашел на хату. Там была какая-то новая девочка, видимо, подруга Светы, и двое уже подгашенных типов. Кто там уже жил, что варил – я не представлял. Ни одного из них не знал по имени. Кого там Митя подселил за последние месяцы? Один из типов постоянно чесал и тер лицо. Он набрал какую-то муть в шприц и протянул мне. Сказал ему, что вообще не представляю, как они все эти адские смеси себе в вену запускают. Можно и выпить если что. Но мне было как-то не очень – что за понос они туда налили? Они предложили покурить, сказали, что все готово, уже скручено и лежит как конфетка на тарелочке. Мы покурили, включили видос. Спустя минут десять в хату вломились. Куча резких ментов. Нас уложили на пол, животом на ковер, головой на бок. Меня немного дернуло, что это может быть из-за того случая в видеосалоне. Но нет, конечно, кто-то напел, что здесь винтовая хата. Слышимость хорошая. Менты постучали в квартиру напротив. Типа будьте понятыми. Я представил, что сейчас сюда ввалится Карапуз, распихает ментов, растопчет нас, эта мысль породила сначала легкий смех где-то в глубине горла, а затем уже и не легкий – я принялся ржать, лежа на полу. Остальные типы и девочка сходу заразились и тоже захохотали. Недовольный мент пнул одного из типов ногой в живот, тот закашлял, а у остальных от этого смех только еще больше разошелся. И в этот момент я, лежа на полу, посмотрел на полку в шкафу. Куча книг. Они все время стояли здесь. Потянулся к ним, мент заметил, пнул и меня в живот, завопив при этом что-то невнятное, я показушно заскулил типа ты ребро сломал, затем он подошел к шкафу, взял книги и начал их пролистывать обложками вверх, пытаясь вытряхнуть содержимое. Эта картина – мент, вытряхивающий из книг пылинки и крошки, усилила приступ смеха. Даже стало не хватать воздуха и полились слезы. Менты судорожно шерстили по кухне и комнате, а я так же судорожно трясся от нервного внутреннего веселья. Действительно, все происходящее казалось крайне нелепым и смешным. В шутку сказал типам, что зря они прятали гер под ковром. Менты нас спихнули с ковра, подняли его, проползли по полу будто с лупой. Они вежливо, по-мусорски, объяснили, что теперь нам конец. От этих слов нервный смех затряс еще сильнее. Они с той же вежливостью рассказали что-то про боевых гомосексуалистов в камерах и обрисовали наше будущее, типа мы покончим жизни изощренными самоубийствами. Реально, показалось, что все это крутится на зажеванной кассете, и звук идет не от ментов, а из телевизора. Вспомнил рассказ отца о том, как менты вваливаются со шмоном и что это часть спектакля. Усомнился, что все это происходит «на самом деле». Скорее всего я соблазнился ягодным сиропом или еще какой-то дрянью, лежу на полу и произвожу вслух всякий бред.

Следующие три дня я провел в комнате без окон, сначала лежал и сплевывал кровь, потом ходил от стенки к стенке, вспоминая, как Ласло рассказывал о долгих прогулках по коридору – можно гулять по лесу, вдоль завода, поворачивать и останавливаться, где надо, обходить заборы. Меня избили не сильнее, чем на дискотеке – ничего страшного. Думал, что такого дня рождения еще не было, и это хороший опыт. Но всеми силами захотелось оттуда выйти. Замкнутость и беспомощность показались частью нервной болезни, следствием того нездорового хохота. Наверняка из таких мест сбегают, нужна лишь внимательность.

К концу третьего дня зашел мент и махнул головой, чтобы я выходил.

Аладдин сказал, что меня вытащил дядя Сережа, что он не бросает хороших людей. Подвез до дома. Договорились, что на днях свидимся, а пока отлежусь дома, отдохну. Представлял, что скажет мама, каким криком будет объяснять, до чего я докатился. Отец скорее всего будет просто улыбаться и доверительно кивать, типа надо по-другому жить. Когда подошел к дому, с радостью и легкостью выдохнул. Ласло стоял у подъезда и ждал меня.

Попросил его пойти со мной. Потом расскажу обо всем, что произошло за последние месяцы. А пока зайдем, и когда мама начнет кричать, Ласло что-нибудь придумает, чтобы сбавить ее гнев.

Так и вышло. Как будто я заранее все увидел, промотал в воображении. Мама с порога строго высказала «ну, с днем рождения, Руслан», а дальше погнала. Отец же растолковал, что нужно серьезно поговорить, так нельзя, судя по моей разукрашенной наружности – дело времени, когда меня убьют.

Ласло стоял в коридоре и молча выслушивал этот маленький судебный процесс. Когда мама начала кричать, что я стал бандитом и что она надеялась на другую участь, Ласло, наконец, высказался:

– Он не бандит.

Мама подскочила к нему и крикнула ему в лицо: «А кто?»

– Научный сотрудник.

Мама замолчала, они с отцом переглянулись. Отец подошел к Ласло и переспросил. Кто? После чего отвел меня на кухню и спросил про Ласло, что за кент. Ответил ему, что мой хороший друг.

Мама отошла от Ласло и начала орать на отца, обвиняя его почему-то в том, что я стал наркоманом и все друзья у меня тоже наркоманы. Отец успокаивал как мог, повторял «погоди», недовольно на меня поглядывая. Подумал, что надо как-то разрядить обстановку, ни к чему хорошему этот разговор не мог привести:

– А я решил жениться.

Родители одновременно дернулись и посмотрели на меня. На ком? Я ответил, что ее зовут Оля. Мама спросила:

– Наркоманка?

– Нет.

Тогда она подошла к Ласло и спросила у него. Ласло тоже сказал «нет».

– Ты бы хоть познакомил с родителями.

Сказал, что скоро познакомлю. Подумал про себя «а вы знакомы», но не стал говорить, чтобы не пугать лишний раз. Отец тем временем захохотал на кухне, повторяя «научный сотрудник», подошел, похлопал Ласло по плечу. Классные у меня кенты, да? А потом обратился ко мне серьезно:

– Ну правда, познакомил бы, если реально невеста. Не самые чужие люди. Приводи, не стремайся.

– Конечно.

– С днем рождения, сынок.

Вечером спросил отца, не хотел ли он сбежать из колонии. Он ответил, что думал об этом практически каждый день, но это нереально. Даже если сбежишь, полноценной жизни не будет. Находиться в розыске – это значит, что не сможешь прийти к жене и сыну, придется постоянно гаситься где-то, таиться. Ради чего? Общался ли с теми, кто сбегал? Да. Была интересная история. К ним подселили деда. Ну как, деда – лет шестьдесят на вид. Дед как дед, запрыгнул и стал тихо жить. Молчал, никому ничего не рассказывал, никто и не докапывался. Мало ли, случайные попадаются. Ну, могли там перекинуться обычными фразами, ничего не значащими. По какой статье – никто даже не интересовался. И вот в один день все встали на уши, приехал знаменитый вор – хочет поговорить с одним из арестантов. Все об этом воре слышали, думают, к кому он приехал-то? И менты отводят этого деда. Они о чем-то перетирают с этим вором, много часов. Всем стало ясно, что этот дед не такой простой. А как-то раз пошли в баню. И оказалось, что у этого деда лицо старое, а тело – как у гимнаста, все в мышцах и кубиках, как будто живет в спортзале. Вот это уже совсем подозрительно. Кто такой – так никто и не понял. Вот у него и было две попытки побега. Первый раз быстро поймали. А второй – никто не знает, что с ним дальше вышло.

Ты сидишь в закрытой комнате. Людям платят деньги, чтобы они за тобой присматривали и никуда не выпускали, охраняли, не давали сбежать. Тебя изолировало общество из-за несоответствия его ожиданиям. Эти ожидания могли быть совсем разными. Ты как-то не так играл в карты – как отец или не так мыслил – как Ласло. От тебя ждали другой жизни. А теперь держат на поводке как зубастую собаку.

У подъезда сидел на табуретке жирный дед с первого этажа. Спал, запрокинув голову и приоткрыв рот. С мокрым от летнего тепла лбом. Когда выдыхал воздух, шумел внутренностью. Мы остановились посмотреть на деда. Мухи садились на его липкий лоб и прилипали. Это стражник, охраняет вход. Вход куда-то. Стражник и его насекомые.

Дверь опечатана – приклеена бумага с надписями. Наверное, это означало, что нельзя заходить. Замок сменить не успели.

Запах сгоревшей пластмассы, смешанный с чем-то сладким. Когда мы лежали на ковре, ничего подобного не чувствовалось. Может быть, менты остались здесь и варили сироп несколько суток? Представил, как это происходило. И для кайфа, и для отчетности.

Они не поняли, как и что варить, достали из холодильника все что там было, и микстуры от кашля, и едкие растворы, залили в пластмассовое ведерко. Оно стало плавиться, менты подумали, что так и надо. Наверное, они еще подумали, что чем страннее запах, тем гуще кайф. Конечно, они ничего не варили. Они перемещались по концентрационному лагерю, приглядывая за порядком. Порядок как-никак нужен.

Кажется, что я слишком бегло и небрежно рассказал о тех трех днях в закрытой комнате? Сейчас еще расскажу. Мне сразу показалось, что это не ментовской участок. Где обезьянник? Где все эти прохаживающиеся по коридорам мусора? Еще. Я прекрасно помню, как мы лежим на полу, как они ходят и задают вопросы. Но не помню, как нас выводят, запихивают в машину, допрашивают, записывают. Лежу на полу, затем следует щелчок, и я сразу оказываюсь в той комнате. Там подобие умывальника и слив в углу, приваренная к штырям в стене кровать. Еще дверь с окошком. И ничего больше.

Подумал, что меня никуда не забирали, не увозили, не оформляли, оставили лежать на квартире. И три дня я провел именно здесь. Квартира приняла ту форму и опустела. Я ходил, лежал, стоял, сидел, встречал день рождения. Пытался вспомнить все дни рождения. Пять лет. Приехали бабушка и дедушка, привезли торт. Дедушка показал, как надо задувать свечи – не дуть в одну точку, а водить головой по кругу, выдувая воздух. Уже пять лет – подумать только. Шесть лет, семь лет – все происходит в темном провале. Почему-то в комнате темно, хотя лето, за окном должно быть светло, но каждый раз, когда садимся за стол, все тускнеет.

Рассказал все это Ласло. Он ответил, что это ничего не значит, и спросил, какой мы смотрели видос, когда вломились менты. Я зашел примерно в час дня, отметил, что не знаю никого из тех, кто там находится. У них были скрученные косяки, как будто меня ждали. Как будто меня ждали… Мы включили видос. Кто именно включил? Один из типов. Кассета была уже подготовлена. Я не помню ничего из видоса. Дальше вломились, я начал ржать, когда представил, что они позовут Карапуза понятым.

Ласло тоже захохотал.

В тот момент снова вернулось ощущение «происходит что-то не то». Может ли такое быть, что они завернули не траву, а некие пропитанные опилки, и все что происходило и тянется до сих пор – жесткий трип? Очередной раз я пролетел по элитарной дряни. Есть тот пластмассовый вкус во рту? О, да! Тогда скорее всего так.

Чем больше восстанавливал в памяти деталей того дня, тем больше казалось, что все произошедшее – «спектакль». Не мог вспомнить, что было вокруг, когда выходил из помещения, будто снова щелчок: мент открывает дверь, а дальше я уже стою на улице, Аладдин встречает, сажусь в его машину не оглядываясь. Между событиями – гудящая пустота. Не тревожная, а никакая. Ничего и гул.

Вообще человек болтается между событиями.

… июля. Мы ехали по городу с Аладдином. Играл «Массив Атак». Казалось, проплывающие мимо люди тоже слышат эту музыку и слегка покачиваются в такт. И там, у дальних ларьков, словно танцуя, появились две девушки. Одну сразу узнал – Жасмин. Сказал Аладдину, что хорошо бы познакомиться. Он посмотрел в их сторону и неопределенно покрутил головой. Типа можно знакомиться, можно не знакомиться. Остановились. Девушки, увидев машину Аладдина, заулыбались. Затем Жасмин увидела меня и сказала «блять». Мы вышли из машины. Вторая девушка с готовностью улыбалась, а Жасмин явно пребывала в противоречивых чувствах. Аладдин сказал, чтоб прыгали на заднее сиденье, прокатимся чисто по городу, посидим где-нибудь. Жасмин закатила глаза, типа устала от таких подкатов, но ее подруга быстро и уверенно запрыгнула, и ей ничего не оставалось, как последовать. Мы поехали вчетвером. Под ту же музыку. Ну что, куда? Есть нормальный бар неподалеку, просто посидим, поболтаем. Подъехали к зданию бара, девушки вышли, а мы с Аладдином чуть задержались в машине, я его попросил на пару секунд. Он понял, что хочу разложить, какая из них понравилась, чтобы сходу забиться и не поднимать этот вопрос потом. Но я сказал, что есть одна тема, потом все объясню. Надо сейчас заехать к одному корешу, срочно. Вспомнил, что у него проблемы, надо с собой забрать. Куда с собой? С нами же телки, ты не мог чуть раньше это вспомнить, куда телок теперь спихивать? Все вместе поедем, возьмем его с собой. В смысле с собой? Ты что, групповуху затеял? Не, я вообще не об этом, надо его взять сейчас, он на проблемах. А телки куда? С нами. Нахуя? Потом все объясню. Что ты объяснишь? Сам сказал, давай телочек покатаем, какой нахуй кореш? Мы зашли в бар, сели за столик. Жасмин сделала вид, что мы не знакомы – правильно, так лучше. Сказал Аладдину, что надо отойти, пошептаться. Мы отошли к стойке, Аладдин непонимающе посмотрел. Там кореш с войны только что. Какой войны? Ну там, на югах. И что? Надо его подтянуть. Не вопрос, подтянем. Прямо сейчас надо к нему подъехать. Ты что сегодня, удолбался уже? Нет. Ладно, поехали. И их надо взять. Сука… нахуя я спрашиваю. Ну там обстановка такая. Какая еще обстановка? Есть вещи, которые сложно объяснить. Понял, что не смогу убедить поехать прямо сейчас за Кальмаром и взять его с собой. Сказал, что быстро сам сгоняю, решу с ним вопрос, а затем вернусь. Аладдин недовольно махнул головой, сказал, что долго ждать не будет, вернулся к девушкам. Я побежал на всей скорости. Там минут десять если по дворам. К счастью, Кальмар был дома. Понял, что если приведу его сейчас в бар, Аладдин совсем расстроится и мы никуда не поедем, надо по-другому. Попросил Кальмара прямо сейчас отправиться к лесу и ждать нас, объяснил, где именно. Я дам денег на такси, но надо это сделать прямо сейчас. Он спросил, случилось ли что-то. Ничего особенного. Но надо туда приехать. Он покивал. Побежал обратно. Аладдин и девушки сидели в баре и перебрасывались шутками. Увидев меня, все немного напряглись. Сказал им, что хочу показать отличное место, нечего здесь сидеть, выезжаем прямо сейчас, расплачиваемся по-скорому и едем. Теперь уже Аладдин отвел меня пошептаться, сказал, что если я угасился, то лучше, чтобы он отвез меня домой, а девушек сольем. Ответил ему, что нужно ехать прямо сейчас, всем вместе. Если сливать, то можно только одну, веселую, а грустную надо брать с собой. Чего? Это я зря сказал. Нет, нельзя никого сливать, едем вместе. Он ответил, что я сегодня вызываю недоверие и он не хочет никуда ехать. Спросил, помнит ли он, чтобы за все наше знакомство я хоть раз попросил о чем-то? Не помнит. А здесь прошу, и он сразу отказывается. Вот тебе и братство, нормальные пацаны, подтягивающие друг друга. Поддержка. Где она, эта поддержка, когда тебя просят о пустяке, а ты не можешь корешу помочь. Куда едем? Давай в тачку сядем, я покажу дорогу. Ладно. Мы снова сели в машину, Аладдин объявил девушкам, что я собираюсь показать какое-то угарное место. Кальмар стоял у входа в лес, этот вход в лес – как вход во дворец, деревья похожи на гигантские двери. Надо войти, пройти по коридорам, дальше раскроется сад. Мы остановились, вышли из машины. Девушки испуганно огляделись, Аладдин недовольно посмотрел на меня. Я подозвал Кальмара и представил всем, сказал, что он мой хороший друг и нам сейчас надо пойти всем вместе в одно место. Девушки посмотрели по сторонам, сделали несколько шагов назад. Жасмин сказала, что я ебанутый и они уходят. Я попросил их не уходить, сказал, что все объясню, но не сразу. Жасмин заорала, что я конченный мудак, развернулась и быстро пошла в сторону города. Я закричал в ответ, что просто хочу показать всем красивый сад, и больше ничего. Кальмар молча стоял и смотрел на происходящее. Я плюхнулся на колени и завопил на всех, что они не могут просто помочь человеку – человек тупо просит пойти с ним в сад, ногами пройтись по саду и больше ничего, и это типа мы не можем сделать, надо чтобы он объяснял, зачем. Там красиво. Аладдин, не сказав ни слова, сел в машину и уехал. Один. Девушки ушли, выкрикивая по дороге что-то не очень приятное. Мы остались стоять с Кальмаром и молчать, глядя им вслед. Кальмар нерешительно спросил, все ли он правильно сделал и не из-за него ли вся эта буза. Да, все правильно сделал, это я не смог объяснить. Почему всем надо что-то объяснять, за что-то оправдываться? Какой тяжелый день. Проводил одного Кальмара в сад, сказал, что эту красоту и хотел всем показать. И за это надо оправдываться теперь.