Текст книги "Не говорите с луной"

Автор книги: Роман Лерони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Он пометил на карте три дома.

– Эти домики наиболее подходят для того, чтобы вести наблюдение за главными подходами к кишлаку. По самой дороге тебе соваться не надо. Километра за полтора, во–от в этой низинке, нащупаете тропинку и пойдёте по ней. Если найдёте её – с пути уже не собьётесь. Там идти можно будет только по ней. Сначала поднимитесь на эту гору, затем спуститесь в распадок. Несколько лет назад был оползень в горах выше. Он перекрыл русло ручья, как плотиной. Сейчас там озеро. Полно воды. В ложбинке не сухо, но пройти можно. Из неё поднимитесь на следующую гору, и по этой горе, по её склону обойдёте селение сверху. На подходе вас не должны заметить. Там выберешь пару позиций, закрепишься и будешь оттуда руководить всем, что будет происходить внизу. Будешь видеть всё, как на ладони. По паре архаровцев отправишь вниз, чтобы перекрыли дорогу с двух концов. Оставшуюся пятёрку отправишь, чтобы дворы шмонали. Если там действительно караван, местные бахчи не будут париться, чтобы где–то перепрятывать добро. Они просто развьючат ослов и мулов, а скарб сложат рядом на помостах и сверху накроют брезентом. На случай непогоды. Кстати… Вполне возможно, что сегодня будет дождь. Я получил метеосводку.

Александр посмотрел на наручные часы. Была половина третьего.

– Я смотрел по карте: до кишлака, по моим расчётам, пешим порядком идти чуть больше четырёх часов. Марш–бросок едва ли осилю – свалюсь на первом километре. И лучшим выходом будет пристрелить меня. Выдвинемся в двадцать ноль–ноль, и на «контроле» будем между полуночью и часом ночи.

– Не думаю, что твои расчёты верны, – покачал головой, Виталий. – Вы будете двигаться в полной темноте и в горах, большую часть пути по дороге. Но в темноте вряд ли будете делать больше трёх километров в час.

–

Супрун же ПНВ передал! – спохватился Левченко. – Чтобы не посадить аккумуляторы, будем использовать их на короткое время, чтобы просмотреть следующий участок пути.

– Всё, что делает Супрун – лажа 60! – со злостью вставил Виталий.

– Пока ты пытался построить его братков 61, я взял привезённые Лунатиком «ночники» и проверил их в леднике – там темно, хоть глаз выколи. Ни один из них не работает. Лунатик не впервые списывает всякий ненужный хлам таким образом. Я не проверял рации. Но думаю, что мало какая из них в рабочем состоянии.

– Б…ть, урод!

– Надеюсь, теперь ты понимаешь меня?

– Я‑то тебя понимаю, и понимал с самого начала. Но это не меняет сути дела. Теперь будем идти на четырёх 62, буквально, руками щупая себе дорогу. В лучшем случае будем на месте к трём ночи!

– Да, не прыгай ты так! – успокоил его начальник заставы. – Всё не так плохо, как кажется… У нас есть транспорт. Я подвезу вас. Во–от до этой точки.

Он указал пальцем место на карте. Это была та самая первая гора, где они планировали свернуть с маршрута и спуститься в распадок.

– Возьму «сто семьдесят двойку», закину на броню вас и ещё пару стрелков из роты. Взял бы больше, но куда грузить то, что вытянете из кишлака? Будем ехать медленно, чтобы не очень–то шуметь. На этом месте стану и буду ждать вашего отхода. Потом подберу. Если начнётся бой – выдвинусь и прикрою. До этого момента буду стоять на месте, слушать ночь и эфир.

60 Лажа (банд. сленг) – обман, мошенничество.

61 Браток (банд. сленг) – бандит, член преступной группировки.

Идти на четырёх – т. е. на четвереньках.

Александр повеселел. Предложение Виталия было толковым. Осознание того, что в трудный момент, если он наступит, его прикроют надёжные люди, вселял хоть какой–то оптимизм. Иначе перспективы выглядели не лучше той ночи, которая предстояла в чужих, незнакомых и опасных горах.

– А мины?

– Есть такое, – согласился Веталь. – Всю дорогу они, конечно, минировать не будут, но километра за полтора могут и мин насовать и сигналок наставить. Поэтому остановимся именно здесь. А когда надо идти на выручку – будем щупать. Своего взводного дашь? Он хороший сапёр и стрелок отменный.

– Да, бери кого хочешь! – воскликнул Александр, для которого такая малая надежда стала иметь особое значение. Он имел шанс выжить!

– Нет, мне нужен Костюк. На «семьдесят двойке» стрелок хороший. Ефрейтор Куранбаев. Механик так–себе, но по дороге проедет. Я, да, мой следопыт, Соткин. Ты его сегодня видел.

– Это тот, что на КПП стоял?

– Он самый.

– Получается, что ты… всё загодя уже спланировал, – усмехнулся Саша. – А меня всё это время мариновал?

– Извини, Санёк, но мне важно было узнать, как ты ведёшь себя в критических ситуациях. Здесь гиблые места, старлей, и нельзя терять голову.

– Наверное, я не прошёл твой тест?

Александр пристально всмотрелся в своего товарища.

– Почему же? – удивился тот. – Соображаешь ты неплохо, но у тебя есть один недостаток, который присущ всем людям, оказавшимся в ж…е. Они надеются только на себя. На войне, Санёк, так не выжить. Учись разбираться в людях и выбирать из них тех, кому ты можешь доверять больше, чем другим. Иначе никак.

Они пожали друг другу руки.

– Спасибо, товарищ мой Сазонов. Без тебя бы было сложно.

– И со мной не просто. Но вдвоём мы выдюжим.

– Думаю, что так это и будет.

Александр спустился с вышки. Отсюда открывался широкий вид на заставу. Беззащитная, какая–то скомканная и одинокая, она, словно случайно уроненная кем–то и забытая, вынуждена была выживать, надеясь только на сплочённость мужских характеров, на их волю к жизни и на боевое мастерство. Сверху давила жара, с трёх сторон подпирали крутые сопки и отвесные горы, а со стороны, подмывая беспокойством, гремела бурная весенняя река. Где–то над Афганистаном, за его ещё большими и черными горами, едва–едва проглядывая за рубленными пиками скал, собирались плотные облака, наплывая на Пяндж. Лёгкий бриз с реки уже не приносил облегчения. Пустой и лёгкий горный воздух изматывал духотой.

– Гроза будет, – сказал Вереникин, ведя за собой старшего лейтенанта. – Ночью. Наверняка.

Грозы не было. Вместе с облаками, из Афганистана налетел ветер. Он разрывал низкую облачность, скручивал облака, с воем врезался в горы. Мелкий, но частый дождь, хлестал идущих по каменистой тропе людей. Время от времени в обсосанные, размякшие разрывы облаков проглядывала холодная и полная луна, обливая своим ледяным светом камни и горы. Было холодно. После захода солнца температура воздуха упала до нескольких градусов, а ветер, трепал мокрую одежду солдат, выстуживал тела людей. Александра, который шёл последним в цепочке, непрерывно бил озноб. Его тело одеревенело от холода настолько, что он ничего не чувствовал, когда оступался и падал на острые камни. Впереди него, тяжело дыша сквозь цокающие зубы, шёл командир отделения, тот самый Сотка – широкоплечий, огромный, он карабкался по камням, как сказочный тролль, не ведая усталости в родной стихии. Когда позади него падал офицер, он останавливался, протягивал огромную руку и, рывком, заставлял подняться.

– Не пляж, б…ть, старлей! Не валяйся, – однообразно повторял он в такие моменты.

Первым шёл Шевалье. Когда спустились к распадку, он поднял руку и сделал жест, призывающий всех собраться. Пока группа стекалась к нему по скользкой и осыпающейся тропе, можно было расслышать, как где–то внизу, в глубокой темноте гудит вода. По плотному, громкому шуму было понятно, что воды полно и поток довольно мощный.

– И что теперь делать? – спросил Шевалье, добавив громкий витиеватый матюг, который невозможно было расслышать из–за однообразного гула воды. – На…й, было сюда соваться, ё…й старлей? Шлёпали бы себе по дорожке. В такую погоду нас бы мало кто и за полкилометра от этих сараюшек смог расслышать.

– Рот закрой! – рявкнул Сотка. – Нюни подбери и пойдём в обход.

– Больше часа потеряем, – сказал Кабан, которого ещё называли «комиссар Кабани».

Он был прав. Тропка здесь была одна. Ночью же искать другой проход было бессмысленно. От оставленного на дороге БТР, до этого распадка путь занял час с небольшим. Если возвращаться, а затем по дороге идти к кишлаку, постоянно рискуя нарваться на мину, растяжку или «сигналку», на отрезке почти двух километров, – это могло занять часа два, не меньше.

– Въе…ть по мозгам старлею, – со злым и сочным плевком порекомендовал Шевалье. – Сдохнет, сука, на камнях – никому не жалко.

– Захлопни хавало, Шевалье! – подступил к нему Сотка. – Ты меня знаешь: накормлю прикладом – запомнишь! Я сказал! Старший старлей. Твоё дело топать, тянуть и толкать.

Он отошёл от группы, чтобы подойти к офицеру, который стоял немного в стороне, пытаясь совладать с усилившимся ознобом.

– Не трясись, старлей, – сказал Сотка, и присел. – Надо покумекать, что делать.

– Идти, – выцедил сквозь зубы, стиснутые судорогой в челюсти, Левченко, и пошёл вниз, обходя Сотку и его группу, сгрудившуюся на тропе, пошёл туда, где гремел горный поток. Обернувшись, он увидел, что великан двигался за ним.

– Старлей, гиблое дело! – окликнул он, разгадав намерения командира.

– Дай двух человек покрепче, – стараясь развязать узел судороги в челюсти, громко сказал Александр. – Быстрее!

– Немец! Седой! Ко мне! Быстро! – и когда солдаты подошли, добавил: – За старлеем! Живо! Молча! Делать, что скажет.

– Пузыри полез искать? – сказал Шевалье. За шумом воды было едва слышно, что он говорил, но всё сказанное этим человеком Алек

сандр воспринимал особенно остро. – Пусть топится, урод. Сотка, пошли на хер отсюда.

– Чё надо, старлей? – бесшумно скатившись с камней, спросил Немец, долговязый и вёрткий солдат.

– Немцем–то чего зовут? – спросил Левченко, вглядываясь в темень распадка, ожидая, когда снова появится луна.

– А чтобы Гитлером не звали, – ответил боец, и заржал. Вместе с ним смеялся и тот, которого звали Седым. У последнего прозвище было оправдано внешним видом. Его волосы, как заметил днём Александр, были очень сильно побиты сединой.

– Вот что, Немец: снимайте с автоматов и поясов ремни. Скрепляй их вместе. Держите и мои. Будете меня страховать.

– Ты вообще е…ся, старлей? – охнул от изумления за спиной офицера солдат. – Утопнешь не за х…!

– Ты полезешь? – обернулся в его сторону Александр. Выглянула луна, и в её сине–белом свете он увидел облизанное дождевой водой вытянутое лицо Немца. Что–то тевтонское было в чертах этого человека. Они, угловатые и крепкие, прочностью костей мостили его череп; высекали, словно из камня, волевое тяжёлое, сильно вытянутое лицо.

– Я не дурак, – фыркнул солдат, разбрызгивая стекающую по лицу дождевую воду и слюну.

– Дурак я, – сказал Александр. – Вяжи ремни, б…ть!

– Уже вяжу.

Пока солдаты связывали страховку, Александр, в лунном свете старался выбрать место для брода. Дождь не прекращался, и, казалось, пошёл сильнее. Скоро вода начнёт прибывать. Надо было поторопиться.

Ширина потока была не больше пяти метров. В горах не редко было так, что узкий поток был очень глубоким. За сотни лет вода могла проточить в камнях русла до нескольких десятков метров глубиной. В одно месте чёрная вода поднимала высокие вороты пенных гребней. Они, пересекая русло, образовывали гремящую, стоящую на одном месте водную гряду.

– Готово, – Немец сунул конец страховки Александру, который быстро скрутил из неё «мёртвую петлю», и всунул в неё руку, размещая её как можно выше на плече.

Подошёл Сотка.

– Что надумали?

– Старлей решил дельфином стать, – буркнул Седой, рывками сильных рук, проверяя связку ремней на крепость.

– Ты уверен? – спросил Сотка Александра.

– Не вылезу – пи…те назад.

– Как скажешь, – развёл руками командир отделения, и посоветовал:

– Ты бы снял разгрузку и всё лишнее. Подхватит вода, как одуванчика, со всем этим шмотьём, и на фарш через сто метров размелет.

К этому совету стоило прислушаться. Пришлось отвязывать затянутую на руке страховку и снимать разгрузку и куртку, в карманы которой Александр набил россыпью патронов.

Оставшись в одной майке, штанах и берцах он подошёл к воде. Чёрным полотном она шевелилась и гудела у самых ног. Сотка сунул ему в руки автомат.

– Используй его, как шест. Щупай камни. Я рожок отстегнул и разрядил.

Поблагодарив солдата кивком, задержав дыхание, Александр шагнул в воду. Его тотчас поволокло по течению, накрыло с головой, но ноги тут же упёрлись или в подводный уступ, или валун. Страховка соскользнула с плеча, но остановилась на запястье и немилосердным жгутом скрутила кожу. Он вынырнул. Против ожидания вода была теплее, чем воздух. Дождевая вода, стекая с пропитанных дневным зноем гор, нагревалась. Согревшееся тело быстро обрело прежнюю послушность. Уровень доходил до плеч, и чтобы противостоять потоку, приходилось ложиться на воду и изо всех сил упираться ногами в камень. Держа в свободной от страховки правой руке автомат за приклад, Александр попытался стволом нащупать дно перед собой, чтобы вернуться на намеченную для брода гряду, но автомат уходил в воду полностью, не встречая препятствий. Здесь была глубокая яма, в которую и угодил Левченко, ступив с обрыва.

– Тяните! – скомандовал он. Ремни тот час резко натянулись, резкая боль обожгла запястье. От неожиданной расторопности страхующих, Александр не успел сгруппироваться, и через какой–то метр ударился грудью и лицом о невидимый под водой валун. Боль на мгновение огрела кожу, а затем уступила место саднящей немоте. Его продолжали тянуть, но он понимал, что уходить с этого валуна нельзя. Он несколько раз открывал рот, чтобы крикнуть, чтобы ослабили страховку, перестали тянуть, но вода тут же забивал рот.

– Страви! – захрипел он, едва смог вынырнуть из мутной, приторной воды, почти грязи.

Страховка ослабла. Обняв шершавый валун, Александр медленно перелез на ту сторону камня, где наваливался поток. Здесь он смог встать на ноги. Вода доходила до колен. Медленно, стараясь не поднимать ног, шаркая по камням берцами и непрерывно щупая стволом автомата перед собой, Александр пошёл дальше. Минут за пять он достиг по гряде середины потока. Дальше снова ствол оружия не мог достичь дна, и вода упрямо хотела выдернуть оружие из обессиленной руки.

В широкий разрыв облаков выглянула луна, и Александр смог рассмотреть ручей впереди себя. Два больших валуна лежали в воде где–то в двух метрах друг от друга. И в ложбину между ними, скрученная в гладкий воющий жгут, падала чёрная вода. Под ней была бездонная яма.

– Стравите! Стравите, как можно больше! – крикнул он, как можно громче, не опасаясь, его могут услышать сторонние уши. Вряд ли где–то здесь мог оказаться дозор или сторожевой пост. – Прыгать буду!

С автоматом прыгать было неудобно, но и выбрасывать оружие было нельзя. Запасных стволов не было. Короткоствольный «скорпион»63, прикрученный ремнями в брезентовой кобуре к правому бедру, вряд ли был бы полезным во время боя в горах. Только если не стреляться из него. Перехватив оружие за ствол, и сильно размахнувшись, Александр кинул оружие на противоположный берег. За шумом воды он не услышал, как ударилось о камни оружие. Медленно и осторожно, наощупь, он влез на валун и присел. Здесь вода накатывала только на щиколотки. Надо было дождаться, пока снова не выглянет луна, чтобы рассчитать направление и силу прыжка.

В этот раз ночное светило выглянуло на пару секунд. Резкий толчок бросил тело на ближайший шипящий бурун. Ноги попали на камень, но тут же соскользнули. Удар падения пришёлся снова на локти и лицо. Мгновенная вспышка боли и что–то горячее потекло с лица на шею и грудь. Зажмурившись, Александр с замиранием сердца ждал, что его вот–вот подхватит упругий поток и начнёт колотить о камни, ломая ко

«Скорпион» – пистолет–пулемёт.

сти, размалывая в кашицу череп. Если его вытянут, то только с вывихнутой рукой – и это будет большой удачей. Но ничего не произошло. Охватив ногами и руками тёплый и шершавый валун, он продолжал лежать на месте, лишь чувствуя тугой напор воды, накатывающий сверху. Набатный пульс стал бить по черепу изнутри. Надо было вставать, чтобы глотнуть воздуха. Он встал, неожиданно радуясь жгучему холоду, обдувающему ветром избитое тело.

Спускаясь с валуна снова в воду, он услышал странный громкий треск, донёсшийся откуда–то сверху, вырвавшись из гула воды. Что–то огромное и тяжёлое катило по потоку. Лунный свет выхватил выше по потоку скрюченное, торчащее во все стороны острыми обломками ветвей и сучьев, дерево. Перекатываясь по валунам, вращаясь на быстринах, дерево быстро приближалось. Солдаты на берегу также увидели это, и страховка тут же натянулась, едва не сбивая с ног.

– Брось! – закричал Александр, натягивая связку из ремней в свою сторону. – Брось, б…ть!!!

Когда верёвка ослабла, он стал быстро её подбирать и успел, как раз к тому моменту, когда дерево, вращая своими сучьями, словно комбайн ножами, выплыло к двум валунам, закрутилось там, и навалилось на камни…

Тяжёлый удар в бок скинул Александра в воду, она тут же его подхватила, забила раскрытый для крика рот, скрутила и накрыла гудящей волной. Через мгновение он понял, что не двигается. Его тело болталось в потоке, повиснув на левой руке, запястье которой выкручивала такая боль, что сознание работало как стробоскоп, озаряя короткие цепочки мыслей частыми вспышками. Ремни страховки зацепились за что–то – наверняка, за это чёртово дерево, а само оно застряло между валунами. Подтянувшись на руке, захлёбываясь водой и болью, он стал вытягивать себя, выбираясь вверх по ремням. Пару раз ему удавалось высунуть голову из воды, и он жадно делал, кода полный вдох, когда половину, тут же судорожно выпуская воздух под водой в приступе кашля. Наконец он дотянулся до ветвей и вылез. Лучи фонарей с того берега, где остались бойцы, нервно хлестали по поверхности потока.

– Туши! – что было мочи заорал он. Всю их возню здесь глушил грохот потока, но свет фонарей можно было увидеть издали, несмотря на непогоду. Фонари на мгновение уткнулись в него и тут же потухли.

Потом он долго возился, наощупь стараясь выпутать ремни из обломанных ветвей дерева. Можно было отвязать страховку с растянутого запястья или попросту обрезать, достав нож из ножен, закреплённых за берцем ботинка. Но вряд ли бы хватило остальных ремней, чтобы связать ещё одну страховку. В этот момент он впервые пожалел о том, что не додумался сам взять с собой моток верёвки. Это же так обычно и естественно, когда идёшь в горы! И он не подумал об этом, и никто не подсказал.

Освободившись от дерева и обмотавшись ремнём, он продолжил свой путь. Оставалось надеяться только на себя. Вторая половина пути оказалась проще, чем первая, если не брать в расчёт то, что уровень воды доходил здесь до плеч, и постоянно норовил перебросить через подводную гряду. Приходилось передвигаться, плотно прижавшись к камням, ступая только приставным шагом.

Когда он выбрался на противоположный берег ручья, снова выглянула луна. Просвет в тучах был широкий, и вместе с луной, за её мягким ореолом рассыпались пылью далёкие и мелкие звёзды, пробивая мерцанием бреши в ночном небосводе. Он сразу нашёл автомат, подобрал его и пожалел, что не набрал патронов в карманы штанов, не приладил как–нибудь там автоматный рожок. Оружие было исправным, но совершенно бесполезным. Оставались нож, одна граната, «скорпион» и тяжёлое одиночество на берегу. Привязав к ремням булыжник, он кинул его своим бойцам. Камень улетел в ночь, через несущийся поток, и, держа другой конец связки, Александр через мгновение почувствовал, как кто–то стал дёргать её осмысленно и тяжело, а не бестолково смыкать, как глупый на смерть водный поток.

Один за другим перебрались бойцы. Седой, выбираясь из воды, прошептал: «Парное молочко!», но через несколько секунд стал отбивать зубами дробь. Последним пришёл старшина Сотка. Выйдя из воды, он блестел в лунном свете оголённым мощным торсом, когда неторопливо разбирал скрученные в один тюк вещи – свои и командира. Когда он принёс одежду Левченко, тот совсем замёрз, и трясясь от холода, не мог пристегнуть ремень к своему автомату. Сотка забрал оружие и ремень, и в пару секунд всё поставил на свои места.

– Молодец, старлей! – коротко похвалил он, подавая одежду. – Извини, не сухая. Обогреемся на базе. Сейчас терпи.

Уже, когда они поднимались на довольно крутой склон горы, уходя от распадка с бушующим ручьём, Сотка помогал подниматься падающему на камнях старшему лейтенанту теперь молча, просто подавая руку.

Как и говорил Сазонов, верхний склон над кишлаком был сплошь пробит тропками, и местные жители могли быстро оказаться на небольшой террасе, заваленной крупными валунами, среди которых можно было занять удобные позиции. Укрывшись от ветра за слегка тёплыми камнями, Александр наблюдал за посёлком Тимур – Шалик.

Кишлак, как кишлак, двумя несуразными наростами квадратных домов–мазанок да кривыми сотами дувалов, прирос к дорожному изгибу, который, блестя под луной мокрым щебнем, как чешуёй, лежал неподвижным и громадным драконом. Тишина, пробитая воем и шорохом ветра, наполняла посёлок. Ни блеяния домашней живности, ни лая собак, ни скрипа дверей – ничего. Селение словно вымерло.

– Тихо, – сказал Александр, вернувшись к отряду после долгого наблюдения. – Хотя бы овца заблеяла или ишак заорал.

– Местные бахчи овец не держат, – сказал Шевалье. – Ни птицы, ни скота. Они им нахрен не нужны. Из рода в род они жили только одной контрабандой и грабежами. Вылезут на ту строну – спи…т чего–нибудь, здесь продадут. Стырят здесь – там продадут. Ишаки и мулы у них если и есть, так сейчас спят, уставшие за переход.

После форсирования ручья в распадке бойцы отделения стали относиться к Александру с заметным уважением. Тот же самый Шевалье сменил своё презрение на милость, и спешил при случае подсказать и помочь. Это надо было использовать.

– Мне, кажется, что никого нет, – сделал вывод Александр.

– Ты думаешь, старлей? – прошептал Сотка. – Не думаю, чтобы они оставили своё добро и тёплые постели в такую ночь.

– Ветер на нас, но дымом от очагов даже не тянет, – подкрепил свой вывод Левченко.

– Х…во, – вздохнул Седой. – Надо дождаться рассвета и на зорьке двигать по дворам.

– Сазонов ждать не будет, – ответил ему офицер. – Наши все рации заглохли после ручья. Он сидит там и дёргается. Сейчас начало одиннадцатого. К часу ночи он сюда притащится с бронёй. Это точно!

– Так пусть тащится, – улыбнулся Шевалье. – Нам меньше топать надо будет.

– Дело не в этом, Шевалье. А в том, что у него мало людей и мины на дороге.

– Мины?

– Я думаю, что мины есть.

– В прошлый раз не было. Правда, Сотка?

Старшина только покачал головой.

– Дело говорит, старлей. Если бы не было прошлого раза, в этот раз точно бы мин не было.

– Ладно, п…ть – не мешки таскать, – подвёл черту Александр. – Надо дело заканчивать. Половина уже сделана. Сотка, или, как тебя там, слушай меня, старшина…

Нижнюю часть дороги он перекрыл двумя бойцами – Соткой и Немцем. Верхнюю часть должны были перекрыть Седой и тот, которого все звали Голей. Прежде, чем пары ушли, он сказал им:

– У вас по пятнадцать минут. Выходите, осматриваете крайние хаты, занимаете позиции. Через пятнадцать минут выпускаю дозорный отряд. Шевалье с пулемётом остаётся со мной.

Никто не возражал. Следуя друг за другом, солдаты стали спускаться с горы. Пару раз их движение выдал шум каменистых оползней. Но в селении по–прежнему было тихо.

Перед отправкой дозорного отряда, Александр приказал всем сверить часы.

– На моих часах сейчас… половина одиннадцатого вечера. Старший группы Валик. Входите с нижней части дороги, разбиваетесь на группы и идёте по мазанкам по очереди. Пока одни досматривают – другие прикрывают. По очереди: один дом на этой стороне, один дом на той стороне. Полчаса на всё. Через тридцать минут мы с Шевалье спускаемся и прикрываем отход. Берите, что надо взять и уматываем отсюда.

Солдаты согласно кивнули и через мгновение было слышно, как шуршат камни под их ботинками.

Морось дождя стала редкой. Ветер разорвал почти весь облачный покров, и луна светила практически постоянно. Они лежали плотно прижавшись друг к другу – Левченко и Шевалье. Александр наблюдая за кишлаком, Шевалье сложив руки на пулемёт, смотрел на луну.

– Как тебе здесь, старлей?

– Именно здесь? – переспросил Александр.

– Нет, вообще. В Таджикистане.

– Не знаю. Не распробовал ещё. Вода, конечно, в ручьях у них не

важная. Солдат коротко и тихо засмеялся.

– Мы уже думали, что ты пошёл в подводном положении в Афганистан.

– Не дождётесь, Шевалье. Я живучая сволочь.

– Всё правда.

– Что «всё» и что «правда»?

– Что сволочь, и что живучая, – солдат снова засмеялся.

– Сволочь–то за что?

Шевалье перевернулся на спину и стал тереть руками лицо. Александру тоже захотелось сделать то же самое. Они лежали на камнях, высунув головы за край обрыва, чтобы было удобно наблюдать за посёлком внизу. Дующий снизу ветер был сильным и холодным. Под его студёным напором деревенели руки и лицо.

– Меня, старлей, задолбали всякого рода строители, типа тебя. Чуть что – «смирно», чуть криво – «кругом», «левое–плечо–вперёд–шагоммарш»…

– Ты, наверное, ещё не заметил, что находишься в армии, – прошептал Александр.

– Последние семь лет я только это и замечаю, старлей, – вздохнул Шевалье, возвращаясь к пулемёту. – Устал.

– Пиши рапорт и уходи на гражданку.

Солдат только усмехнулся этому совету.

– Хотела душа в рай, да грехи не пускали. И, что мне делать на той гражданке? Всё, что я умею делать – стрелять, в разведку ходить, шеи сворачивать и в засадах сидеть. Ну, кому, скажи, нафиг надо, как я здорово умею выкладывать растяжки?

– Никому. Но, Шевалье, там есть возможности. Пойдёшь учиться

– освоишь что–нибудь новое и нужное в жизни. Станешь экономистом или юристом – например.

– Экономистом, – мечтательно протянул солдат, – юристом… Ты так говоришь, словно об этом сам думаешь.

– Думаю, – признался Саша. – Чем дольше нахожусь в армии, тем чаще об этом думаю. Многие мои знакомые неплохо устроились, там, на гражданке. Пишут, приглашают.

– Я что–то такое сам слышал, – согласился боец. – Но мне думается, что не вся правда в их рассказах. Здесь всё просто и буквально: это сволочь – с нею дружим или подчиняемся, а это враг – с ним воюем. А там… Только рассказы. Я сам из Украины. Независимая, если помнишь, страна теперь. Мой брат откосил от армии, уже закончил университет. Он башковитый парень, хотя и младше меня. Написал, что пытался устроиться на работу. Он юрист, по международному праву. Дипломатом хотел стать. Правильно рассчитал, что для молодого государства дипломаты будут кстати. Ошибся, пацан.

– Оказались не нужны? – удивился Саша.

– Не то, чтобы уж совсем, – Шевалье сплюнул. – Чин–чином двинул он в министерство иностранных дел, мол, вот он я – молодой специалист! Кадровик к нему с растапёртыми объятиями: давай, дорогой, давно ждём. Давай–ка, накрывай полянку в кабаке и обсудим условия. Ну, братик, собрал какие–никакие копейки, в кабачке столик забил, местечко пригрел. Важный дядя пришёл, поел, попил на халяву, а потом листочек со списком сунул – на, детка, выбирай. А на листочке, в ровном списочке, рядком вакансии: сюда – дипломат, здесь – торговый атташе, там – полпред, и так далее. Полно вакансий!.. Напротив каждой ещё один рядок – циферки с суммами, которые надо заплатить, чтобы получить приглянувшуюся должность…

Он смолк, когда за их спинами дробным костным звуком скатились камни. Спохватившись, они перевернулись на спины и уставились в очерченный лунным светом склон горы. В стонущей от ветра тишине, плывя в лохматых, подсвеченных лунным светом, облаках, нависала чёрная громада горы. От напряжения в глазах поплыли электрические сполохи, и казалось, что шевелятся любые тени, едва только переведёшь на них взгляд. Заныли руки, до судороги в мышцах сжимая оружие, готовое отплеваться смертью по малейшему подозрительному движению или шороху. Но всё так же монотонно выл ветер, студя камни, оплакивая нудным дождём мёртвую ночную гору.

– Второй раз слышу, – тише прежнего прошептал Шевалье. – Не нравится мне это. Такое чувство, что тебе смотрят в спину. Неприятно. Жутко.

Александр ничего такого не чувствовал, и падение камней услышал впервые.

Внизу, в кишлаке что–то громко треснуло сухим, древесным звуком, затем посыпалось, под конец зазвенев битым стеклом. Это заставило офицера и солдата вернуться к наблюдению за селением.

– Чёрт! – выругался Шевалье. – Давай–ка, старлей, сменим позицию. Двинем по очереди во–он под тот валун, справа. Только тихо.

Солдат шептал это Александру прямо на ухо, и его горячее дыхание с едва слышимыми словами, вдавливались в мягкое, податливое на восприимчивость сознание, и выпирали на спине, вдоль всего хребта, до копчика, острыми и частыми мурашками.

Через минуту они перебрались к ряду больших валунов, которые закрывали их спины от пытливого взгляда с горы. Здесь можно было чувствовать себя более защищёнными. Правда, ветер здесь стонал громче, мучительно ища выхода своими студёными сквознякам меж мокрых и осклизлых камней. Стало гораздо холоднее. В этом сминающем дыхание холоде, в непрерывном стоне ветра, прошло несколько тяжёлых на ожидание минут. Гора молчала. Снизу же, из кишлака время от времени доносились то короткие, то протяжные скрипы. Иногда там, в глубоком, местами седом от мертвенно–сизого лунного света, сумраке что–то падало. Однажды испуганно всхрапнуло какое–то большое животное. Ни голосов, ни вскриков, ни команд, только тревожная ветрено–гулкая тишина. Растянутое в неприятном, приторном от тревоги, ожидании время шло очень медленно.

Шевалье несколько раз вставал и куда–то уходил, оставляя старшего лейтенанта наедине с чужой и враждебной ночью. Затем он возвращался, также бесшумно, как и уходил, садился рядом с офицером, прислонясь к камню, и замирал в немой неподвижности, словно напитывался от холодных камней их векового терпения.

Через какое–то время, непрерывно сверля глазами стянутый лунной пеленой раскинувшийся внизу кишлак, Александр услышал невнятное, монотонное бормотание. Он несколько раз прикрывал уши, чтобы избавиться от этого назойливого наваждения. Страх ожидания опасности, пропитанный острым предчувствием, мог вытворять с человеческим сознанием странные вещи. Луна быстро уходила с рваного неба, собираясь утопить свой широкий и холодный ореол за рубленной гранью гор. И в её последних отсветах, однажды обернувшись на своего подчинённого, Александр увидел, как шевелятся губы солдата, и эта артикуляция синхронно совпадала с тем самым призрачным, невнятным и неприятным бормотанием. И в этих звуках, раскидываемых ветром по холодным камням, была мелодия – тихая, слегка вязкая и мерная.

– Ты чего, Шевалье? – прошептал Александр, перебравшись поближе к солдату. – Бормочешь, как колдун.