Текст книги "Первая мировая. Корни современного финансового кризиса"

Автор книги: Роман Ключник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

К. Ельцова отмечает, что когда она в этот период попала к Львову, то он находился в большой депрессии и в отчаянии философски оправдывался: «.Мы ничего не можем. Мы – обречены. Щепки, которые несет поток». И когда Ельцова попыталась всколыхнуть этот фатализм и призвала его собрать правые силы и побороться, то князь Львов воскликнул: «Нет, нет, разве это возможно? Начать борьбу значит начать гражданскую войну. Это невозможно.. Что поделаешь?». Не начал гражданскую войну во имя спасения России убежденный либерал Львов, берегущий чью-то слезинку, – тогда вскоре начали гражданскую войну с целью захвата России большевики, пролившие море слез и крови.

В этой критической июльской ситуации масонам было уже не до игр с афишей, и они сняли с поста премьер-министра Львова, который отправился в Оптину пустынь приводить в порядок своё сознание. И на этого бедолагу масоны свалили все свои ошибки истекшего периода, а во главе правительства поставили Керенского, который вместо прямых силовых действий начал играть в любимые масонами «шахматные» политические игры, – умышленно спровоцировал кризис в правительстве, чтобы пугнуть Петроградский Совет и сделать его сговорчивее. Мудреный расчет был на то, что если «англичане» во главе с Керенским выведут из состава правительства своих представителей, то вся ответственность за ситуацию падет на Совет, который должен испугаться и броситься с предложениями к Керенскому. И 2 июля «англичане» вывели несколько своих министров из состава правительства.

Ленин этот маневр верно «раскусил»: «Уход кадетов может быть понят лишь как результат расчёта. Мы-де их пугаем. Без кадетов это– де значит без "помощи" всемирного англо-американского капитала. Они-де нам уступят!» (Н).

И пока ситуация не стабилизировалась, и маневр Керенского был в самом «полете», правительство в кризисе, – Ленин решил этой ситуацией воспользоваться и пойти в атаку. «3 июля вечером Ленин уже занял свой знаменитый балкон в доме Кшесинской и приветствовал солдат, давая им указания. Здесь размещалась вся военная разведка ЦК партии большевиков; сюда направлялись и отсюда рассылались приходившие военные части. Словом, военный штаб восстания был налицо», – вспоминал Милюков.

«В итоге дебатов 3 июля было принято решение выступать в 5 (17) часов, избрать вместо полкового комитета временный революционный комитет (по два-три человека от роты) и послать представителей в другие части гарнизона и на заводы столицы», – отмечает Ненароков. Розенфельд-Каменев вспоминал слова Ленина: «А не попробовать ли нам сейчас?».

Но «Центральный Комитет РСДРП (б), собравшийся в 4 часа дня, принял решение воздержаться от выступления», – фиксирует Ненароков. Почему опять отбой? Советские историки и идеологи мило «объясняют», что народ рвался в бой, но ЦК Ленина сдерживало и в последний момент посчитало захват власти преждевременным, но не объясняют – почему посчитали преждевременным.

Объяснение простое – о планах Ленина узнали в Совете и в правительстве, и на этот раз оперативно стянули для защиты верные войска, в частности – много броневиков. Ленин и его заговорщики об этом узнали и заколебались, они не только забоялись кровопролития, но что это кровопролитие может развязать руки правительству, и оно наконец-то осуществит репрессивные меры против неугомонных захватчиков власти.

Объявив отбой, Ленин здорово хитрил, стараясь ввести в заблуждение наблюдавшего за его манёврами противника. В этот же день, после 17 часов дня он решил прощупать реакцию противной стороны. «Доношу, – писал в рапорте Керенскому командующий Петроградским военным округом генерал-майор П. А. Половцев, – что около 7 часов (вечера) сегодня, 3 июля, 1-й пулемётный полк (ленинский), выйдя с оружием из своих казарм, направился к Московскому, а затем и к Гренадёрскому полкам, призывая к вооружённому выступлению с целью свержения Временного правительства.

Все эти воинские части сосредоточились у Троицкого моста, но на левый берег не переходили. Около 9 часов (вечера) они начали переходить Троицкий мост, .перейдя мост, демонстранты разделились на две колонны. Одна направилась по набережной к Таврическому дворцу, другая. к Мариинскому дворцу. Демонстранты, недолго постояв перед Мариинским дворцом, далее направились по Невскому». Кстати, странные демонстранты – военные полки. Это была одновременно репетиция, подготовка к завтрашнему дню и показушная ложная мир– ность ленинских полков. Но Керенский и руководители Совета поняли коварный замысел Ленина.

На следующий день – 4 июля в середине дня к уже названным полкам Ленин стянул в столицу дополнительные части из Петергофа, Ораниенбаума, Кронштадта, Красного Села, плюс поднял максимум рабочих, – в сумме получилось около 500 тысяч. И двинул эти полмиллиона своих бойцов на Мариинский дворец, на захват власти. А в центре города их уже ожидали: пулемётчики на крышах, казаки и юнкера. «Интересно» комментируют эти события советские историки и идеологи в лице Ненарокова: «Выразив сожаление, что не удалось предотвратить выступление (народа), он (Ленин) вместе с тем одобрил решение ЦК и ПК принять участие в движении, чтобы превратить его "в мирное и организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда". Однако контрреволюционеры открыли по демонстрантам ружейный и пулемётный огонь. Улицы столицы обагрились кровью рабочих и солдат».

Максим Горький в октябре 1917 года, за 2 недели до четвертой успешной попытки захвата власти Лениным, в своей статье «Нельзя молчать!» писал, вспоминая эти июльские события: «Всё настойчивее распространяются слухи о том, что 20 октября предстоит "выступление большевиков" – иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля. Значит – снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей – куда попало!»

Удивительно быстро разбежались ленинские вооружённые полки – все его полмиллиона, перед казаками и юнкерами. По поводу мирной вооруженной демонстрации 4 июля Ленин оправдывался, что эта его вооруженная армия имела «полную возможность приступить к смещению и аресту сотен начальствующих лиц, к занятию десятков казенных и правительственных зданий и учреждений и т.п. Ничего подобного сделано не было». Ленин отсутствие агрессивности с его стороны объяснял своей миролюбивостью, а не тем, что его вынудили к этому обстоятельства и страх, о котором свидетельствовал М. Горький.

Посланный Временным правительством самокатный батальон занял штаб Ленина – дворец Кшесинской. «Люди (лидеры Совета), говорившие с нами, как товарищи, вдруг призвали для охраны Таврического дворца войска, заявили, что мы вызвали вооружённое восстание, и объявили нас изменниками революции. Наступил крутой поворот в событиях.», – жаловался на коллег из Совета И. В. Сталин. Исполком Всероссийского Совета одобрил меры правительства (!).

Это событие послужило поводом к сильному раздраю Ленина со своими бывшими партнёрами-бундовцами. Бундовцы встали на сторону англичан, публично раскрыли финансовый источник Ленина и обвинили его в работе на немцев. Газета «Живое слово» опубликовала статью о связи Ленина с немцами. Ленин по этому поводу обиженно писал: «Газетная травля лиц, клеветы, инсинуации служат в руках буржуазии и таких негодяев, как Милюковы, Гессены, Заславские, Даны и пр. орудием политической борьбы и политической мести».

Опять, в третий раз(!) авантюрная попытка Ленина захватить власть провалилась, хотя на этот раз у него было уже полмиллиона бойцов. Вспоминая те события, Каменев-Розенфельд отметил сомнения Ленина: «фронтовики не все наши». Ленин, вероятно, ожидал, что солдаты противной стороны не станут стрелять в ленинских солдат, а начнут брататься и перейдут на его сторону. Но получилось иначе, было ранено и убито около 700 человек. 5 июля Ленин в панике восклицал: «Они теперь нас перестреляют.», вероятно, при этом он надевал парик, убегая из столицы в шалаш. «Юнкера до тюрьмы не довезут, убьют по дороге», – подбадривал Ленина Сталин, укрепляя его в правильности решения.

Юнкера и весь остальной воинский и мирный люд видели, кто очередной раз готовил государственный переворот, поэтому, естественно, антиеврейские настроения кипели. И хотя за весь 1917 г. ни одного еврейского погрома не произошло, но, оправившись от стресса и глубоко законспирировавшись, Ленин 11 июля объяснял неразумным рабочим: «Темные силы готовятся вновь терзать многострадальную Родину. Они натравливают тёмные массы на евреев» (С).

Из воспоминаний Маргариты Васильевны Фофановой: «Вечером 6 июля в конце совещания членов ЦК партии, которое проходило у меня на квартире, Ленин встал, взял со стола газету "Живое слово", несколько секунд молча продолжал стоять, затем повернувшись лицом к Сталину, сказал: "Если хоть один малейший факт о деньгах подтвердится, то было бы величайшей наивностью думать, что мы сможем избежать смертного приговора"» (из исследования А. Арутюнова).

7 июля правительство издало указ об аресте Ленина-Бланка, Ап– фельбаума-Зиновьева и их подельников. Их обвинили в заговоре против существующей власти. Вначале Ленин с Зиновьевым прятались в Кронштадте, а затем эти голубки спрятались в шалаше. Большевичка А. И. Балобанова в своих воспоминаниях обратила внимание: «Я заметила, что каждый раз, когда нужно было проделать какой-нибудь не вполне благовидный маневр, когда могла пострадать репутация революционера, – Ленин поручал это Зиновьеву». Как Зиновьев подмочил в шалаше репутацию Ленина – ходили разные сплетни.

На страницах «Известий ВЦИК» от 16 сентября 1922 года Ягода, Раскольников и Подвойский браво рассказывали о былых романтических приключениях этого периода: «.Переезд из Петрограда в Кронштадт был обставлен всеми предосторожностями. Ленин был переодет в костюм простой женщины (так что Керенский не был первооткрывателем этого трансвеститского способа – Р. К.). Сюда приезжали из Питера активные члены партии на совещания. Спустя две недели его переправили в Сестрорецк» (из исследования А. Арутюнова).

Через две недели нашли и арестовали дружков Ленина – Лейбу Бронштейна (Троцкого), Розенфельда (Каменева) и сына богатого питерского еврея студента Психоневрологического института и одновременно самого молодого специалиста по оболваниванию мозгов рабочих и солдат (в частности рабочих Путиловского завода) – Семёна Рошаля (1896-1917 гг.).

Итак, «англичане» этот раунд выиграли, нанесли ощутимый удар «германцам», и правительство «естественно» объявило дополнительный призыв новобранцев в армию, и русские армии предприняли широкомасштабное наступление на фронте, чтобы помочь англичанам, французам и американцам.

В это время в Германии за событиями в России внимательно наблюдал Альфред Розенберг, который в своей работе «Русско-еврейская революция» писал: «В июле 1917 года кронштадтские матросы, ведомые печально известным Рошалем – еврейским студентом из Риги, пытались свергнуть правительство Керенского. Переворот не удался, и большевистские лидеры – евреи Бронштейн (Троцкий), Розенблюм (Каменев), Коллонтай и другие оказались в тюрьме. Но не надолго.

Благодаря стараниям Либера и Дана они были освобождены слабовольным Керенским. После освобождения большевики-агитаторы возобновили свою деятельность с удвоенной энергией. Их представители: Бернштейн, Коган, Либер, Дан и Гец клялись в верности существующему порядку, но втайне, прикрываясь свободолюбивыми лозунгами, препятствовали правительству (Временному) в принятии решительных мер против угрожающе растущего большевистского движения».

Временное правительство отправило союзникам официальное сообщение, что июльские события были «организованы неприятельскими агентами».

Чем ответил Ленин и немцы? Он (они) потерпел поражение, ибо его не поддержала армия – за армию ленинцы и взялись особенно яро, за её разложение и агитацию на свою сторону. Генерал А. И. Деникин в мемуарах писал: «Братание случалось и раньше до революции. И имело даже традиционный характер в дни святой Пасхи. Теперь же немецкий генеральный штаб поставил это дело широко, организованно и по всему фронту, с участием высших штабов и командного состава, с подробно разработанной инструкцией. Груды пораженческой литературы, заготовленной в Германии, передавались в наши окопы. А в то же время по фронту совершенно свободно разъезжали партизаны из Совета и комитета с аналогичной проповедью, с организацией "показного братания" и с целым ворохом "Правд", "Окопных правд", "Социал-демократов" и прочих творений.».

С другой стороны ленинцы сделали всё возможное, чтобы привлечь руководителей солдатских комитетов на свою сторону и вовлечь в заговор. При этом использовался интересный технологичный принцип. Бронштейн-Троцкий: «Армия должна была послать своих представителей в революционные организации ранее, чем её политическое самосознание могло подняться хоть в слабой степени до уровня революционных событий.» – чтобы легче было пропитать их своей агитацией и ими манипулировать.

В столице начали происходить, по мнению советских историков, вообще возмутительные события – 13 июля исполком Всероссийского Совета заявил, что «считает совершенно не допустимым уклонение В. И. Ленина от суда. Между тем контрреволюция всё наглела. День 14 июля она превратила в торжественную манифестацию и под колокольный звон всех петроградских церквей хоронила не демонстрантов. а семерых казаков, погибших при попытке разогнать вооружённых солдат. Газета «День» после похорон казаков осмелилась именовать петроградских рабочих взбунтовавшимися рабами, и идиотами, и тёмной накипью, и злой иностранной заразой.» – в 1988 году возмущался верный ленинец А. П. Ненароков.

26 июля оставшиеся в столице сторонники Ленина провели свой всероссийский съезд. Этот съезд был довольно странный. «.Имеет ли партия право лишать себя указаний главных вождей? – спрашивал в своей речи А. Г. Шлихтер (он же под маской – Данилов). – На этом съезде нет с нами товарища Ленина и нет надежды, что всё будет исчерпывающим образом освещено» (Н).

Но всё было в порядке – «А. В. Шотман писал, что на съезде ставились на голосование резолюции, написанные рукой Ленина. Однако подлинный ленинский текст найти не удалось», – отмечает с сожалением Ненароков. Четвёртую и последнюю попытку захвата Лениным– Бланком, Бронштейном и их группировкой власти в России рассмотрим в следующих главах.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Глупости патриота Корнилова

В предыдущих главах мы наблюдали борьбу внутри России сторонников Англии и Германии. А был ли в России, среди 200 миллионов россиян, хотя бы один патриот, который смог бы побороться за саму Россию и благополучие её народов? Этот странный вопрос, конечно, касается в первую очередь элиты российского общества и интеллигенции. Где эти пресловутые и вредные «черносотенцы», о которых так много писала советская и еврейская пресса, и о которых говорил наш современный ведущий «специалист» по истории России Феликс Разумовский – что именно «черносотенцы» совершили в России две революции?!

Грустно задавать такие вопросы. Следует отметить правду, действительность – не было в огромной России умных и достойных людей, умных патриотов, людей чести и организаторского таланта. За Россию боролись в своих интересах исключительно продажные сволочи. В этот трагический период история зафиксировала только один случай патриотической борьбы за Россию – попытку генерала Корнилова в августе 1917 г. взять власть в России под свой контроль. При этом стоит отметить, что генерал Корнилов был весьма либеральных взглядов, считался демократом, поэтому и был назначен Временным правительством 18 июля на важный пост главнокомандующего российской армии. Зашатавшейся власти необходим был профессиональный решительный военачальник.

Как мы уже видели ранее – генерал Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918 гг.) был свидетелем бурных событий в Петрограде и даже их активным участником. Запомнились и его нервные, необдуманные поступки. Но, похоже, он быстро эволюционировал в понимании происходящих процессов и руководимых ими сил. Корнилов отчаянно пытался навести элементарный порядок в армии, и чтобы противостоять разлагающей пропаганде ленинцев он ещё 7 июля просил Временное правительство немедленно ввести смертную казнь, которая была отменена 12 марта 1917 года.

К этому времени многие «прогрессивные интеллигенты» в России, наблюдая полгода бурные события, уже немного поумнели, и угар головы от сладкого слова «свобода» немного стал проходить, они стали лучше разбираться в происходящих событиях. С назначением Корнилова появилась некая надежда, что Россия останется Россией. Генерал А. И. Деникин в своих мемуарах дал следующую оценку Корнилову: «.Для меня главные черты Корнилова-военачальника: большое умение воспитывать войска. решимость и крайнее упорство в ведении самой тяжёлой, казалось, обреченной операции; необычайная личная храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ему среди них большую популярность; наконец, высокое соблюдение военной этики. После изумившего всех бегства из австрийского плена, в который Корнилов попал тяжело раненным, прикрывая отступление Брусилова из-за Карпат, к началу революции он командовал 25-м корпусом. Все знавшие хоть немного Корнилова чувствовали, что он должен сыграть большую роль на фоне русской революции». Надежды на Корнилова были большие.

Совещание общественных деятелей, организованное по инициативе председателя Всероссийского торгово-промышленного союза П. П. Ря– бушинского обратилось к Корнилову с такими словами: «.В грозный час тяжёлого испытания вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой и верой». Известный заводчик А. И. Путилов организовал «Общество содействия экономического возрождения России», в которое вошли многие директора банков и страховых компаний. Это «Общество.. » выделило в помощь Корнилову 4 миллиона рублей.

С уверенностью можно предполагать, что ещё до своего высокого назначения Корнилов много думал о судьбе России, о происходящем, и задавался вопросом: Что можно сделать? Как спасти Россию? И, вероятно, у генерала был некий план.

Когда бывший глава правительства, а ныне член Думы «Дон Кихот» и «фантаст» – князь Львов приехал в ставку в г. Могилёв к Корнилову, чтобы обсудить формирование нового правительства, то 25 августа Корнилов попросил Львова передать в Петроград Керенскому и Думе, что он, генерал Корнилов, требует передать ему «всю военную и гражданскую власть» в стране.

Корнилов с первых шагов совершил мальчишескую глупость, характерную для всех русских интеллигентов того времени, – вместо того, чтобы решительно действовать, имея под своим командованием все армии – и попросту приехать в столицу и захватить власть, главнокомандующий начал декларировать требования, то ли уговаривать, то ли пугать. Это был некий Львов в военном мундире, похожий на своего последнего императора.

Настоящий Львов поехал в столицу обрадовать всех социалистов и демократов, что Корнилов решил стать военным диктатором, чтобы спасти Россию. На следующий день, 26 августа, Львов передал требование Корнилова главе правительства Керенскому, в котором содержалось к тому же «порядочное» предложение – Корнилов предложил Керенскому занять пост министра юстиции в своём правительстве.

Возможно, реакция Керенского была бы более уравновешенной, если бы не отсебятина идиота либерала Львова, который в конце своего доклада ещё лично от себя добавил роковое личное мнение: «Они устроили для вас ловушку. Они арестуют вас. Уезжайте из Петрограда, и уезжайте как можно дальше». Возможно, «хитрый» Львов хотел как лучше – решил нагнать на Керенского страха и подтолкнуть его к бегству. Но возмущённый угрозой Керенский (далее – К) не стал никуда уезжать, отдавать власть ему совсем не хотелось, он срочно собрал правительство и «доложив о встрече с Львовым, зачитал его записку и дословный текст моего разговора с Корниловым (по телефону). Высказавшись за подавление мятежа, я заявил, что считаю возможным бороться с поднятым мятежом лишь при условии, если мне будет передана Временным правительством вся полнота власти», – вспоминал Керенский, решивший воспользоваться ситуацией и сам получить диктаторские полномочия, стать масоном-диктатором.

«Генерал Корнилов, не преследуя никаких личных честолюбивых замыслов, опираясь на ясно выраженное сознание всей здоровой части офицерства и армии, требованиях скорейшего создания крепкой власти для спасения Родины, а с ней и завоеваний революции, считал необходимым более решительные меры, кои обеспечили бы водворение порядка в стране. Ради спасения России Вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведёт за собой ужасы, которых Россия ещё не переживала.», – пытался объяснить Керенскому генерал Лукомский. Но Керенский был непреклонен, и чтобы продемонстрировать свою несгибаемую «железную» волю и решительность вечером этого же дня арестовал совершенно безобидного князя Львова как пособника заговорщиков.

Узнав о реакции Керенского, Корнилов 27 августа делает из Пскова обращение к народу, пытаясь объяснить и оправдать свои планируемые поступки (вместо того, чтобы это сделать после захвата власти): «Русские люди, великая Родина наша умирает! Близок час кончины! Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства

Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба.

Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путём победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни.».

«Неловко, неумно, безыдейно, политически и литературно неграмотно. такая низкопробная подделка под суздальщину!» – прокомментировал это воззвание специалист по оболваниванию неграмотных рабочих и солдат один из руководителей Совета Гиммер (он же – Суханов).

И в этот же день Корнилов дал телеграмму правительству: «Корпус прибывает в район Петрограда вечером 28-го. Пожалуйста, объявите 29 августа военное положение в Петрограде. Корнилов». Вроде генерал Корнилов – уже зрелый мужчина, опытный генерал, знал уже о реакции Керенского, но иллюзорно надеялся, что его в столице встретят с оркестром и радостными транспарантами.

Керенский понимал, что ситуация более чем серьёзная, у него не было сил отразить попытку захвата власти Корниловым, и ему ничего не оставалось, как мобилизовать все возможные силы, в том числе и обратиться за помощью к своим недавним врагам – ленинцам.

Для Ленина неожиданно наступил звёздный случай – оказия, пора ему было вылезать из шалаша. Керенский объявил Корнилова врагом народа, мятежником и – «я дал указание. остановить движение воинских эшелонов в направлении Петрограда и разобрать линию (ж. д) Луга – Петроград», – вспоминал он.

28 августа ленинцы-бронштейнцы с благословения Керенского вышли из подполья, и сразу стали создавать свои военизированные отряды – «рабочую милицию», которая быстро превратилась в Красную гвардию. Яков Свердлов, член военной организации ЦК РСДРП (б), начинает организовывать оборону столицы. Как отмечает израильский историк Яков Рабинович – даже сионисты во главе с Трумпельдо– ром приняли самое активное участие в срыве корниловского мятежа. И. Трумпельдор приехал из Палестины в Россию, чтобы убедить Временное правительство помочь сионистам, – создать еврейский полк для борьбы с Турцией ради создания в Палестине Израиля, но со своими сионистами остался и принял активное участие в российских событиях.

Либералы напрягли все ресурсы, чтобы отстоять свои завоевания, даже вернувшийся в Россию в 1917 году на помощь своим в «углублении» революции наставник и убийца попа Гапона Пинхус Рутенберг ездил на переговоры с Корниловым. А ленинцы взялись за своё любимое дело – кинулись навстречу корниловским солдатам с агитацией и «братаниями», и начали обрабатывать обещаниями загадочного коммунизма и «светлого будущего» их умы.

28 августа Керенский назначил вместо Корнилова главнокомандующим генерала Клембовского, поляка по происхождению, который ответил: «Готовый служить Родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность. Считаю перемену Верховного командования крайней опасной.». У Керенского возникли серьёзные трудности с армией, решающей силой в этой ситуации. Корнилова поддержал и Врангель. Генерал Деникин:

«Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известное требование, могущие ещё спасти страну и армию, смещается с поста Главковерха. Видя в этом (в смещении) возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временное правительство, что по этому пути я с ним (с Временным пр.) не пойду.». Не согласился на эту должность и сын рядового солдата из тверской губернии – генерал Алексеев, хотя затем согласился возглавить штаб армии.

В это время воинские части под командованием генерала Крымова по приказу Корнилова приближались к столице, к Петрограду. Рассмотрим этот фрагмент истории, первый признак приближающейся Гражданской войны, подробнее на примере воспоминаний непосредственного участника этих событий Всеволода Никаноровича Иванова (1888-1971 гг., «Из неопубликованного» 1991 г.), потому что из этого частного фрагмента поймём многое, в том числе и некоторые причины поражения Белой защиты России, В. Н. Иванов:

«26 августа 1917 г. наштакора генерала Солнышкина вызвали в штаб фронта. На автомашине с ним поехал я. Нас принял генерал-квартирмейстер штафронта генерал Лукомский и объявил приказ Ставки Верховного Главнокомандующего о немедленной погрузке корпуса Крымова в поезд для следования к Петрограду, где ожидаются крупные беспорядки.

Штакор и 1-я Донская казачья дивизия направлялись по Варшавской железной дороге в район Царского Села, а Уссурийская казачья дивизия через Псков-Нарву-Ямбург в район Гатчины. Сразу начались недоразумения. В ночь на 27 августа головные подразделения Донской дивизии железнодорожники отправили не на Лугу, а на Нарву. (Это сработали друзья Ленина из Бунда. – Р. К.). В 12 часов 27 августа эшелон штакора прибыл в Лугу, где без паровозов стояли два эшелона донцов. Начальник станции Луга доложил штакору о полученном им категорическом распоряжении Начальника Управления Военных Сообщений Петроградского округа не пропускать в сторону Петрограда ни одного эшелона казаков (это те, кто в марте гонял по заранее продуманному маршруту царский поезд. – Р. К.). Все паровозы депо должны быть угнаны на север.

Из штаба фронта в Пскове подтвердили приказ Ставки о движении на Петроград и добавили: если нельзя по железной дороге, двигаться походным порядком. Связаться с Уссурийской дивизией не удалось. В 15 часов из Пскова шёл пассажирский на Петербург, можно было поехать туда и всё на месте узнать. Я поехал. В городе всё спокойно. (То есть – воинские части могли приехать в столицу пассажирским поездом, подцепив несколько вагонов с оружием и боеприпасами. – Р. К.).

В штабокруге меня обступили офицеры. Я услышал: тут ждут нашего подхода, чтобы столичные надёжные части выступили против Совдепа.

Я в Луге в 2 часа ночи, на перроне личный адъютант Крымова, корнет Квятковский: «Генерал Крымов приехал час назад, ждёт Вас!» Я доложил о смещении Корнилова и о приказе Керенского. Крымов вскочил с места и хлопнул кулаком по столу так, что упали свечи. Нецензурная ругань. «Я так и знал, что этому негодяю Керенскому нельзя верить ни на грош. Керенский поставил меня в гнусное положение. Придётся драться, начинать гражданскую войну!» Долго кричал Крымов, окружающие молчали.

28 августа. Стало известно – севернее Луги железная дорога разобрана. 29 августа в 6 часов вечера генерал Крымов вызвал к себе начальника Донской дивизии и приказал ему и дивизии в 9 часов вечера выступить в город Лугу и далее двигаться на Петроград. Были собраны полки и сотенные комитеты и офицеры. Уговаривали выполнить приказ, казаки молчали. (Это уже специалисты от психологии – агитаторы Ульянова-Бланка поспешили приехать и постарались. – Р. К.).

Упорство было сломлено. Колонна дивизии двинулась. 30 августа. Колонну около 12 дня догнала машина, в ней начальник гарнизона Луги генерал-майор Изергин и от Керенского его помощник начальник «военного кабинета» полковник Самарин. Крымов сказал: "Я еду в Петроград, вызван Керенским. Указания будут из Петрограда!"»

Возникает вопрос: что за абсурд? – У генерала Крымова приказ Корнилова двигаться на столицу, свергнуть Керенского и захватить власть, а он, бросив армию, поехал единолично на переговоры с Керенским. Эту предательскую по отношении к Корнилову и России странность не понять, – если не знать, что генерал Крымов присягал дважды: раз как русский офицер – России и царю, а второй – масонам, и Керенский по этой линии был для него главный начальник. И теперь эти две клятвы генерала Крымова противоречили друг другу, и перед Крымовым встала классическая дилемма многих масонов – в данном случае какой клятве, кому служить и кого предать?

В. Н. Иванов: «.Генерал Дитерихс потом говорил, что генерал Кры– мов старался доказать свою лояльность Временному Правительству. Он вручил Керенскому свой приказ N 125, а тот, прочитав его, заявил, что все же считает Крымова соучастником Корнилова, вызвал главного военного прокурора.». Керенский сильно и долго кричал на Крымова как на провинившегося, нашкодившего мальчишку. Крымов не выдержал раздвоения и – «Утром 1 сентября из Петрограда в Лугу пришло сообщение: Крымов застрелился, и приказ выслать делегацию на похороны 2 сентября.» – отметил в своих мемуарах В. Н. Иванов.

«В результате крупного разговора с А. Ф. Керенским после неудачного корниловского мятежа в августе 1917 г. А. М. Крымов, как известно, застрелился, – отметил в своём исследовании В. Брачев, – Характерно, что на похоронах его, среди прочих, присутствовал и масон М. И. Терещенко, который и возложил на его гроб, по масонскому обычаю, белую перчатку». Понятно, что бедолага Крымов оказался между двумя начальниками: Корниловым и Керенским, между своим патриотическим сердцем и масонской присягой выполнять неукоснительно приказания старшего «брата». Как видим, – масоны были весьма благодарны ему за его поступок, фактически сорвавший замысел Корнилова спасти Россию.