Текст книги "Фантастика 1966. Выпуск 1"
Автор книги: Роман Подольный
Соавторы: Дмитрий Биленкин,Александр Мирер,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Николай Амосов,Владимир Григорьев,Владлен Бахнов,Аркадий Львов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Голдвин. Не вспоминайте о них, Френк.
Френк. Да, да… перед смертью полагается вспоминать бога, а не дьяволов. Я веду себя не так, как подобает умирающему, – да, Бен? Не умиротворенно? (Поднимается.) Нет во мне умиротворенности! Нет! Человек умирает – это не страшно. Человек смертен. Человечество может погибнуть – вот что страшно. Человечество должно быть бессмертно. Должно! Иначе жизнь теряет смысл… (Ослабевает, опускается.) Обещайте рассказать людям обо всем, Бен. Обо всем, что было здесь.
Голдвин. Да, да… (Подходит к нему.) Я виноват перед тобой, Френк. Очень виноват, мой мальчик!
Френк (отстраняет его). Не надо, Бен. Не подходите. Вам не в чем винить себя, Бен. Это так естественно для нашего времени: не верить друг другу. И потом – мы уже сказали друг другу “мири-мири навсегда”. Навсегда… навсегда… (Смотрит на часы. Тикает счетчик Гейгера).
Занавес
Действие четвертое
Будет ранняя весна
Освещена левая половина сцены: комната поисковой группы “Эврика”. Обстановка прежняя, только стену украсило еще одно изречение: “И клоп полезен науке!” – К.Прутков, инженер”. Самойлов сидит на столе возле доски. Валернер и Ашот слушают его.
Самойлов. Теперь смотрите. В принципе возможно сфокусировать поток нейтрино в точку размером 10–13 сантиметра – так, значит? – и обрабатывать ею каждый нуклон ядра в отдельности. То есть, скажем, так: берем кирпич. Кирпич обыкновенный. Наводим на него пучки нейтрино, в каждом ядре меняем количество протонов и нейтронов в нужную нам сторону – так, значит? – и получаем любые комбинации атомов, любые вещества. Например, образовали прослойки чистого полупроводникового кремния – так, значит? Затем металлические контакты к ним, прожилки алюминия – все это есть в простом кирпиче, так, значит? Образовали емкости, сопротивления, транзисторы, диоды, магнитные ячейки памяти, соединили их по схемам проводниками – нейтринным пучком это будет проще сделать, чем нарисовать мелом, – так, значит? И кирпич обыкновенный стал микроэлектронной машиной, по сложности не уступающей человеческому мозгу!
Валернер. Чепуха, Петр Иванович. Реникса… Надо ж еще научиться фокусировать нейтрино в такие пучки.
Самойлов. Сам ты реникса, Шарль Борисович! Теперь научимся. Главное – в принципе это возможно…
Валернер. Э! (Подходит к доске, берет мел.) Слушайте лучше о более близкой возможности: как дарма добывать энергию… (Пишет на доске символы и числа). Вообще мне от Ивана Ивановича влетит, что я не тем занимался, но – не мог. Не мог оторваться. Ведь это же хоть сейчас пробовать можно! Смотрите: если облучать вещества нейтрино таких энергий – любые вещества, заметьте, атомный номер не играет роли, – то из ядер будет выделяться тепловая и световая энергии. Медленно и постепенно. С саморегулировкой, да…
Ашот. Ну, подумаэшь. Это мы в опытах получали, да?
Валернер. Что вы получали?! Вы в опытах красивый пшик получали – вот что вы получали! А это можно делать в масштабах континентов. В масштабах планеты. Почву можно прогревать в зоне мерзлоты. Воду в холодных океанах. Климат изменять! Они получа-али… Или воздух греть в городах – как в квартирах. Улицы освещать и дороги – самосветящимся воздухом. И главное: затрат-то энергии никаких. Вся энергия уже имеется в ядрах… Вы понимаете, братцы: через десять лет жителям Чукотки, Новой Земли и прочих там Таймыров будет казаться чушью, нонсенсом, искажением советской действительности, что когда-то они кутались, замерзали, когда у них под ногами была неистощимая мощь и нежность атомных ядер! У них не будет полярной ночи, будут сплошные ядерно-полярные сияния!
Ашот. Это что! (Вскакивает, подходит к доске). Вот ты слушай лучше. Бэрем обыкновенные металлы – да? – облучаэм их нейтрино – да? – превращаем все протоны в нейтроны – да? – имеем сверхпрочный ядерный материал. Для любых температур! Для любых напряжений! Все можно им дэлать, да!
Самойлов. Верно, Ашотик! Верно, Шарль Борисович! И это можно. Теперь все можно… Ух, ребята, и какое же мы огромное дело своротили, а? Ведь, по сути, только теперь ядерная физика выходит на настоящую дорогу. Раньше-то, раньше болботали, что получение искусственных изотопов в реакторе – современная алхимия. Мура то была, а не алхимия! Ведь получались радиоактивные изотопы, а из них разве что сделаешь! А теперь… теперь все будет по-настоящему. Нейтринные пучки – и микроэлектронные “мозги” для тех, кому не хватает, – так, значит? Нейтринные пучки – и самообогрев Ледовитого океана, таймырские пляжи в пальмах, яблоневые сады и апельсиновые рощи в бывшей тундре! Нейтрино – и ракеты, запросто пролетающие сквозь Солнце! Нейтрино – и светящиеся облака горкоммунхоза для освещения парков и улиц! Нейтрино – и тоннели в горах… ну, облучили ненужную часть горы – и она превратилась в воздух, так, значит? Нейтрино – и… ух, ребята! (Хватает на руки Ашота, кружит его по комнате). Ух, Ашотик!
Ашот (дрыгает ногами). Пусти! Пусти, говорю! (Самойлов ставит его на пол. Он одергивает пиджак, топорщит усы.) Я тебе что – девушка, да? – на руках меня носить!
Самойлов. Нет, скажи: разве мы не молодцы? В два года сделали такое дело. А ведь с чего начинали!
Ашот. Вот, вот… себя не похвалишь, сидишь, как оплеванный, да?
Самойлов. Нет, а что же! Вот вернется Иван Иванович, я из него душу вытряхну, а добьюсь разрешений начать опыты!
Входят Макаров и Шардецкий.
Ашот. Ну вот – начинай, да? Вытряхивай…
Шардецкий. Здравствуйте… (Устало опускается на стул.)
Макаров. Здравствуйте, товарищи. (Шардецкому.) Может, лучше у вас в кабинете, Иван Иванович?
Шардецкий. Э, все равно… Здесь это началось, пусть здесь и кончится. (Самойлову.) Петр Иванович, будьте добры, пригласите сюда всех руководителей отделов и лабораторий.
Самойлов. Хорошо… (Направляется к телефону.)
Короткое затемнение. Свет. В комнате человек двадцать начальников отделов и лабораторий.
Шардецкий. Олег Викторович, начните, пожалуйста, вы.
Макаров. Хорошо. (Выходит к доске). Значит, вот какие обстоятельства, товарищи. В течение последних дней наше правительство предпринимало энергичные попытки договориться с Соединенными Штатами Америки о мирном применении нейтрино-генераторов, об исключении вашей работы и аналогичной работы у них из военной сферы. Переговоры велись и через дипломатические каналы, и через научные, и на самом высоком уровне… Но договориться не удалось. В Америке сейчас, после провозглашения известной вам “доктрины опережающего удара”, обстановка истерии. Любые наши действия, любые попытки обменяться мнениями по существу дела политики и военные в Соединенных Штатах воспринимают как подвох, как попытку разведать, какая у них степень готовности нейтринного оружия. Могу, например, сообщить, что американское правительство отказало Ивану Ивановичу Шардецкому в его просьбе поехать в США, чтобы обсудить с американскими ученым и экспертами эту проблему. Отклонило оно и альтернативное предложение командировать американских физиков к нам. Тогда… Иван Иванович, может, дальше вы сами?
Шардецкий. Нет, продолжайте, пожалуйста. У вас хорошо выходит…
Макаров. Гм… Тогда в правительстве был заслушан доклад Ивана Ивановича о возможностях нейтрино-генераторов, а также доклады наших военных и политических деятелей. И на основе всего этого (торжественно повышает голос) с целью устранения военной опасности нашему государству и всему миру было принято предложение академика Шардецкого о единственно возможном в сложившейся обстановке варианте применения нейтринных генераторов…
Шардецкий (поднимается). Что это за вариант, я скажу сам. Собственно, вам всем он ясен, товарищи. Надо будет запустить все генераторы на излучение нейтрино малых энергий, с тем чтобы резко повысить их концентрацию в Земле и околоземном пространстве. Этим самым…
Валернер (вскакивает). Но позвольте, Иван Иванович! Это же… конец!
Шардецкий. Этим самым мы на долгое время повысим устойчивость атомных ядер всех тяжелых и сверхтяжелых элементов…
Самойлов (хватается за голову). И это предложили вы?! Вы – физик! Да вы понимаете, что это значит!
Шардецкий. Да, я понимаю, что это значит! Это значит, что все радиоактивные вещества перестанут излучать частицы и гамма-кванты. Это значит, что прекратятся цепные реакции деления, погаснут реакторы – все, в том числе и наши, испускающие потоки первичных нейтрино.
Самойлов. Да это же конец ядерной физики и ядерной техники! Теперь к ядру сто лет не подступиться…
Ашот (вскакивает). А как же все наши применения, наши расчеты? Вы же сами предлагали нам думать, Иван Иванович!
Валернер. А способ добычи тепловой и световой энергий из ядер? Я… я ночи не спал. Рассчитывал и… и мечтал, как это будет! (Голос его дрожит.) Это же запасы энергии для человечества на тысячи лет. А теперь… эх!
Самойлов (рывком переворачивает доску, показывает свои записи.). Вот способ, как нейтринными пучками осуществлять любые структуры и превращения. И методика уже рассчитана. Я выполнил ваше приказание, товарищ директор! Вы же сами говорили! И установку уже спроектировал… (Ломает палочку мела). Я вам что – Ванька?!
Штерн. Действительно, Иван Иванович, как же так? Мы же губим будущее! Будущее, которое уже вот-вот… почти в руках.
Шардецкий. Тихо! Тихо… Зачем вы говорите все это мне? Разве я не мечтал о тех грандиозных проблемах, которые может решить наша работа? Да, все это можно. И ничего этого не будет… И не смотрите на меня так, будто я вас обманул, будто я виноват. Не смейте на меня так смотреть! Не я виноват. Мы не знаем, как вели и куда завели свою работу американцы. Мы не знаем, на что может толкнуть их страх. Будущее… Будущее должно быть – это прежде всего. Будут люди жить дальше – решат остальные проблемы; и насчет энергии и насчет материалов и структур. Не так – так иначе, не через год – через десятилетие… но решат! А если нет – и говорить не о чем. И чтобы спасти мир, спасти будущее, мы должны, обязаны… Не думал, что придется мне говорить такое, не думал и дожить – закрыть свою науку. Это была великая наука. Интереснее ее я ничего не знал… и, наверное, уже не узнаю. Но не ко времени она пришлась…
Валернер. Ядерная физика – и была! Как о покойнике… Эх! Пятнадцать лет работы, пятнадцать лет жизни – псу под хвост! (Отходит к окну.)
Самойлов. Иван Иванович, но ведь мы губим и мирные применения ядра: атомные электростанции, изотопы… как же?
Шардецкий. Придется искать другие способы, скажем, полнее использовать энергию Солнца. Ничего не поделаешь… Сейчас нельзя сохранить мир, не поступившись этим.
Макаров. Товарищи, к порядку! Не надо так отчаиваться. Вы не дали даже договорить Ивану Ивановичу. Он не сказал, что эту меру решено применить только в качестве ответной – если американцы начнут действовать. Может, все и обойдется…
Открывается дверь. Вбегает Якубович. Он бледен.
Якубович. Иван Иванович, минуту назад темп распада урана уменьшился на полпроцента!
Шардецкий. Ну вот… Не обошлось, Олег Викторович. Значит, американцы применяют первый вариант. Действуйте, Илья Васильевич, вы ведь дежурный.
Самойлов (шагает навстречу Якубовичу). Стой! Ты его делал, это открытие?! (Ко всем.) Ну, товарищи, что вы? Может, это так? (Подбегает к окну.) Смотрите: ночь, звезды, снег… все тихо. Не может быть, чтобы они начали. Нельзя это, нельзя! Ведь мы убиваем открытие! Такое открытие!
Якубович (после колебания). Вы лучше сами, Иван Иванович. Я – не могу.
Шардецкий (подходит к окну). Ночь, звезды… Двадцать второго июня сорок первого года, помнится, была такая же звездная ночь. (Поворачивается к Самойлову, яростно.) И нас били! За самонадеянность били, за доверчивость, за беспечность! Смертным боем били… Так вот: этого больше не будет. (Быстро подходит к телефону, набирает номер.) Первый экспериментальный? Говорит Шардецкий. Включить все нейтрино-генераторы в заданном режиме! (Набирает другой номер.) Второй экспериментальный? Шардецкий. Включайте все генераторы. На полную мощность, да. (Набирает третий номер.) Третий экспериментальный? Включить нейтрино-генераторы на полную мощность. Да, я! (Кладет трубку.) Вот и все…
Тихо в комнате. Все сидят неподвижно. От совершающихся где-то в сети мощных переключений помигивает свет под потолком.
Самойлов (крутит головой). Хорошо было в каменном веке. Не сходятся двое во взглядах на жизнь – ну, его камнем, тот его дубиной. И объяснились. До чего это было возвышенно и благородно!..
Валернер. Смотрите! (Показывает в окно.)
Кто-то тушит свет, все сходятся к окну. За окном, освещая комнату, разгорается клубящееся зелено-синее зарево.
Макаров. Что это, Иван Иванович?
Шардецкий. Радон, подпочвенный радиоактивный газ. Только теперь он избавляется от излишней энергии не альфа-частицами, а множеством световых квантов.
Валернер. Красиво горит наша наука…
Самойлов (стоит, сжав кулаки). Убивают открытие, убивают открытие! Клубись, зеленый дым, клубись… Вое уходит сейчас с тобою, зеленый дым. Опадает яблоневый цвет с садов в тундре – не вырастут сады. Обрушиваются тоннели в горах. Не будет блистающих над дорогами и городами облаков. Топор страха рубит пальмы на берегу Ледовитого океана… Те, кого мы могли насытить и обогреть, будут голодны и холодны. Те, кого могли вылечить, останутся больными. Страх, будь он проклят, страх – мохнатое чудище на паучьих лапах – топчет нашу мечту, нашу работу…
Ашот. Пойдем отсюда, Петро, да? Не надо смотреть. Пойдем, пожалуйста, да?
Самойлов (идет с Ашотом к выходу, тоскливо и мечтательно). Эх… убить бы сейчас кого!
Затемнение слева.
Освещается правая сторона: кабинет военного министра. Он пуст. Только адъютант работает за столом-пультом.
Пирней (входит). Доброе утро! Ф-фу… насилу пробрался через пикеты! Джеймс Пирней, корреспондент “Нью-Йорк геральд трибюн”. Несколько слов с министром.
Адъютант. Ждите. Скоро будет.
Хениш (входит). Доброе утро! (Адъютанту.) Министр?
Адъютант. Ждем с минуты на минуту, сэр.
Пирней. Сенатор Хениш, если позволите, я проинтервьюирую вас. Джеймс Пирней из “Нью-Йорк геральд”. (Вынимает блокнот.) Что вы, как председатель сенатской комиссии по ядерной политике, можете сказать о слухах, будто в исследовательском центре Голдвина – Клинчера создано новое оружие, действие которого якобы нейтрализует ядерное оружие? Знаете, сенатор, общество начинает трясти от этих слухов: акции оборонных компаний летят, пикетчики буйствуют…
Хениш. Я пришел к министру, чтобы требовать расследования деятельности Центра Голдвина – Клинчера, мистер Пирней. Можете это записать. У моей комиссии есть основания считать, что слухи о “новом оружии” распускают безответственные левые элементы нашего общества, играющие на руку русским и мировому коммунизму. Они стремятся подорвать экономику страны и создать неуверенность в завтрашнем дне. Моя комиссия располагает неопровержимыми данными, что никакого оружия в Центре Голдвина не создано и не может быть создано…
В дверях появляется министр, за ним Клинчер. Адъютант встает. Министр прикладывает палец к губам, слушает.
Все это предприятие является грандиозной научной аферой, мистер Пирней!
Клинчер (министру). Вы слышите, сэр? Я ведь говорил…
Министр (подступает к Хенишу). Значит, это вы…
Хениш. Я не вправе скрывать от американского народа… записывайте, Пирней, записывайте! – что деньги налогоплательщиков потрачены впустую.
Министр. Значит, вы… вы ложно ориентировали меня?
Клинчер. Он с самого начала все знал, сэр!
Министр. Молчать! Все вы, все… Никому нельзя верить. Значит, это вы, Хениш, дали знать русским, что у нас ничего еще не готово? Или вы не Хениш, а Иваноф? Сколько вам заплатили русские?
Хениш. Я не позволю так со мной разговаривать, сэр!
Резко звучит зуммер на столе-пульте. Министр вздрагивает.
Адъютант. Прямой вызов, сэр. Японское море.
Голос из динамика, перебиваемый помехами: “Алло, Вашингтон. Алло! Говорит командир подводной лодки “Энтерпрайз”. Полчаса назад отказал реактор. Всплыли в районе с координатами: 125 градусов восточной долготы, 39 градусов 14 минут северной широты. Ремонт реактора невозможен. Ждем помощи и буксира. Капитан-лейтенант Бирнс”.
Министр (смотрит на карту-табло. На ней в районе Японского моря начинает мигать зеленая лампочка). Вот… вот оно. Они начинают выводить из строя наши атомные лодки. Кто это сделал? (Поворачивается к сенатору.) Вы?! (К Клинчеру.) Вы?! Ну что ж, мы погибнем, но и вы погибнете вместе с нами! Все! Все! (Осторожно подходит к портьере, кладет руку на задний карман. Рывком отдергивает портьеру. За ней никого нет.)
Адъютант. Прикажете направить буксир, сэр?
Министр. Что – буксир! Что – буксир, полковник! Это начало – в конец. Все сразу. Все…
Клинчер пятится к двери, исчезает. За ним исчезает Хениш.
Снова зуммер.
Голос в динамике кричит: “Алло! Говорит подводная лодка № 21! Отказал реактор, отказал реактор! Исправить не можем. Всплываем в территориальных водах русских. Нас могут интернировать. Радируйте, что делать. Шлите помощь! Прием!” Сопротивляться! Не сдаваться! Атомный залп!
Адъютант. Но… приказ об атомном залпе отдает президент, сэр.
Министр. Президент! И он красный, и он коммунист! Все вы, все…
Зуммер.
Голос из динамика: “Алло, докладывает командир подводной лодки “Трешер-2”. Отказал реактор, отказал реактор. Всплываем в русской зоне. Затирают льды. Радируйте, что делать. Шлите помощь. Прием!” (Смотрит на карту. Там мигает уже семь зеленых лампочек.) Вот оно! Значит, они нас… все по Кеннету. Задача имеет только одно решение. И ничего поделать нельзя.
Зуммер.
Голос: “Алло, докладывает служба наблюдения восточного сектора. Наблюдаем всплытие советских подводных лодок. Видим с самолетов три лодки… четыре… пять…” Пять красных мигающих лампочек загорается на карте-табло в Атлантическом океане. Теперь они – залп. Все по Кеннету, задача имеет только одно решение…
Зуммер.
Голос: “Алло, докладывает служба наблюдения Тихоокеанского сектора. Наблюдаем всплытие советских подводных лодок. Семь подлодок… восемь…” Они нас! Они нас… Как в страшном сне, когда убивают – и не можешь пошевелиться. Нет! Нет! Надо решить эту стратегическую задачу. Решить сейчас. Значит, если они нас – мы их… нет, мы их – они нас… Нет, не то! Мы – нас, они их… Они нас – мы их… Что это я? (Трет виски.) Бедная моя голова!
Адъютант. Что же делать, сэр? Надо что-то делать!
Министр. Тсс… тихо. Я решаю стратегическую задачу. Они нас – мы их. Нет, они их – мы нас… Нет, не то.
У него сейчас такое интересное лицо, что Парней не выдерживает, наводит фотоаппарат. Белый свет лампы-вспышки.
Что – уже?! (Прикрывает лицо.) Уже! А-а-а-а! (Выбрасывается в окно.)
Адъютант вскакивает, бросается к окну. Смотрит. Поворачивается к Пирнею.
Пирней (растерянно). Я только хотел…
Затемнение справа.
Освещается левая сторона сцены: кабинет Шардецкого. За окном медленно угасает зелено-синее зарево.
Шардецкий и Макаров смотрят на него.
Шардецкий. Вот и все…
Макаров. А вы поседели за эти два года, Иван Иванович. Совсем белый стали.
Шардецкий. Да. В Москве, Олег Викторович, непременно сообщите в Министерство сельского хозяйства: в этом году весна наступит на две недели раньше, чем обычно. И пусть по опасаются, будто это оттепель, каприз погоды – нет. Будет ранняя дружная весна.
Макаров. И это вы рассчитали, Иван Иванович?
Шардецкий. Да. Мы все рассчитали… все, что можно рассчитать. Пусть хоть это используют.
Затемнение слева.
Освещается правая сторона: кабинет-лаборатория Голдвина. Из окна и из реакторного зала в комнату льется зелено-синее свечение. Голдвин в кресле отдыхает, У пульта ассистент.
Ассистент. Цепная реакция замедлилась, профессор!
Голдвин. Выдвигайте все стержни, выводите реакторы на критический режим. И распорядитесь, чтобы это сделали в остальных лабораториях. Я устал.
Ассистент. Но… это же опасно!
Голдвин. Теперь не опасно, Френк. Не опасно, мой мальчик.
Ассистент. Я Джон, сэр! Джон Кейв, пора привыкнуть. Френка Гарди уже нет в живых! (Осторожно поворачивает рукоятку на пульте. Учащается треск счетчика). Вы слышите, профессор! Мы… не облучимся, как доктор Гарди?
Голдвин (встает, подходит к пульту). Да, вы Джон. Конечно, вы Джон, а не Френк, – тот никогда не сказал бы такую глупость. Пустите! (Резко вращает рукоятку. Говорит в микрофон.) Внимание, всем лабораториям вывести стержни из реакторов. Все стержни! (Ассистенту.) Мы не успеем облучиться, Джон Кейв, не пугайтесь. Через час – другой ядра успокоятся.
Свечение в реакторном зале начинает угасать. Счетчик потрескивает реже, чем раньше.
Ассистент. Цепная реакция замирает, профессор! Это при выведенных-то стержнях. Значит…
Голдвин. Значит, реакторы сделали свое дело – и теперь погаснут надолго. Вот и все, Френк… (Поворачивает кресло к окну, садится. Лицо его освещает зеленый свет. Голос его звучит теперь из динамика). Прощай, великая наука! Как и все другие, ты возникла в поисках истины. Мы развивали тебя из самых лучших побуждений. Ни на какую другую не истратил мир больше труда и денег, чем на тебя. И ни от какой другой он не получил меньше пользы, чем от тебя… Все, что хотят от себя сейчас люди: чтобы ты не принесла им вреда. Пусть будет так! Так ты хотел, Френк. Я думаю о тебе, как о живом… да ты и в самом деле жив. Ты в гораздо большей степени жив, чем те люди, что каждый день умирали от страха за свое благополучие…
Появляются Клинчер и Хениш.
Клинчер. Что все это значит, профессор? Что вы сделали?
Голдвин (оборачивается). Выполнил работу, за которую брался, генерал. А, коллега Хениш! Как ваши дела? Надеюсь, акции “Глобус компани” стоят высоко?
Хениш. Вы… вы… нарочно устроили этот трюк, чтобы разорить меня! Но не выйдет, нет! Через день-два ваши дурацкие эффекты прекратятся, распад и деление ядер восстановится. Все будет по-прежнему! Я свое возьму!
Голдвин. Вы напрасно оставили физику, Хениш. Тогда бы вам легче было понять, что ни через день, ни через год радиоактивность не восстановится. Заряда устойчивости хватит лет на пятьдесят… если не на все сто. У людей будет достаточно времени поразмыслить.
Клинчер быстро отходит к телефону, снимает трубку, набирает номер. Хениш бросается к тому же телефону, нажимает рычажки, вырывает у Клинчера трубку. Идет борьба.
Клинчер. Позвольте, сенатор, я первый! (Вырывает трубку.)
Хениш. Нет, уж вы позвольте!
Борьба. Победила армия. Хениш летит на пол.
Клинчер (быстро набирает номер). Белый дом? Говорит генерал Клинчер. Немедленно соедините меня с президентом…
Хениш поднимается, оглядывается.
Господин президент? Докладывает бригадный генерал Клинчер, руководитель исследовательского Центра “Нуль”. Рад сообщить, господин президент, что работы по…
Хениш хватает с лабораторного стола массивный прибор, обрывает провода, бьет Клинчера по голове. Тот роняет трубку, опускается на пол.
Ассистент (хватается за голову). Что вы делаете! Это же гальванометр!
Хениш (лихорадочно набирает номер). Алло, Стюарт! Это Хениш. Продавайте все акции. Все, что мы накупили. Да, все, вам говорят!
Голос Голдвина. Дорогую цену заплатило ты за страх, человечество. А ведь это не последняя опасность на твоем пути.
Хениш. Продавайте! Продавайте! (Голос его срывается.) Продавайте!!!
Занавес