Текст книги "Фантастика 1966. Выпуск 1"

Автор книги: Роман Подольный

Соавторы: Дмитрий Биленкин,Александр Мирер,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Николай Амосов,Владимир Григорьев,Владлен Бахнов,Аркадий Львов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Шардецкий. Тоже верно… А может, лучше будет, если мы ничего не найдем, а? Пусть люди управятся с тем, что уже есть.

Макаров. Ну вот видите, какие у вас настроения! А ведь сами брались за работу, инициативу проявляли! Как хотите, а я эти японские анализаторы вам разнаряжу.

Шардецкий. Зачем?! Чтобы в случае чего уйти в кусты: мол, все меры принял, всем обеспечил – они виноваты? Перестраховываетесь?

Макаров (встает). Вы забываетесь, товарищ Шардецкий!

Шардецкий (устало). Извините, Олег Викторович… я скоро на свою тень кидаться начну. Эх, Олег Викторович, в науке один начальник – природа. И ее действия не обжалуешь ни в какие инстанции…

Затемнение

КАРТИНА ВТОРАЯ

Освещена правая сторона. Обширная приемная в исследовательском Центре “Нуль”. Кресла, столы, телефоны. Друг против друга двери в кабинеты Голдвина и Клинчера. В углу демонстрационная модель атомного ядра из разноцветных шаров.

Видна часть кабинета-лаборатории Голдвина: лабораторный стол с приборами, книжный шкаф, часть пульта, прозрачная стена из свинцового стекла, за ней – реакторный зал в перспективе. За столом у двери кабинета Клинчера сидит лейтенант, бывший сотрудник и нынешний адъютант Клинчера.

Клинчер (входит, бодро). Доброе утро!

Лейтенант (вскакивает). Доброе утро, сэр!

Клинчер. Что у нас на сегодня?

Лейтенант (протягивает бумагу). Вот, сэр, целый список желающих посетить Центр.

Клинчер. Опять… (Просматривает список.) Мистер Реджинальд Глориан, руководитель исследовательского отдела “Америкен атомик корпорейшен”, желает познакомиться с направлением и перспективами работ… Стюарт Бигль, член правления “Коламбиа реакторе компани”, просит познакомить… Мартин Дубербиллер, член правления “Интернейшнл бизнес 168 машин компани”… Так, так… “Юнайтед эвиэйшен энд Рэкете компани”… “Дейтерий-Тритий корпорейшен”… “Нуклеар флоте инкорпорейтед”… “Белл телефон лаборатори”… “Коммюникейшен сателлайт корпорейшен”… “Дженерал моторе”… словом, еще десяток солиднейших фирм!

Лейтенант. Вы теперь воротила, сэр.

Клинчер. Да, да… это вам, Стивен, не в управлении прозябать. (Возвращает бумагу, задумчиво.) Но хотел бы я знать: зачем он это делает?

Лейтенант. Кто, сэр?

Клинчер. Некто, Стивен. Некто, который через третьих лиц дал знать оборонным фирмам, что мы разрабатываем новое оружие. Ведь ни одна компания не передаст такую информацию другой, а они все здесь. Желают ознакомиться… черт бы их побрал!

Лейтенант. Не пропускать, сэр?

Клинчер. Что-о? Из вас не получится деловой человек, лейтенант. Пропустить! Провести их к главному экспериментальному корпусу. Я сам буду давать объяснения.

Лейтенант. И этих, сэр? (Протягивает другую бумагу.)

Клинчер (читает). Доктор Ширрер и доктор Мак-Круп из Американского общества врачей-психиатров… А им что нужно?

Лейтенант. Я узнавал, сэр. Доктор Ширрер объяснил так: значительная часть психических заболеваний вызвана распространением ракетно-ядерного оружия. Для оценки перспектив развития своего общества они хотели бы выяснить: как повлияет на психическую конъюнктуру в стране создание нового оружия.

Клинчер. Черт знает что! Нет, этих не пускать – у нас все-таки секретное предприятие.

Лейтенант. Ясно, сэр. (Берет бумаги, уходит.)

Голдвин (входит). Доброе утро. Генерал, я еще неделю назад советовал приостановить строительство второго экспериментального корпуса, однако работы продолжаются. Почему? Я ведь объяснил, что нет смысла строить его, пока не ясны результаты предварительных опытов.

Клинчер. Мы не можем прекратить работы, профессор. Нас то и дело посещают представители солидных фирм, видные политики и чиновники. Что будет, если они увидят застой? А как идут опыты?

Голдвин. По-прежнему. Подробные сведения вы сможете почерпнуть в отчетах, переданных в архив. (Направляется к кабинету.) Клинчер. Кстати, док, русские закупили в Японии… эти… как их? (Вынимает блокнот.) Вот: лучевые анализаторы высокой разрешающей способности. Цена комплекта: миллион шестьсот тысяч долларов… Вот видите, профессор!

Голдвин. Я знаю, что вы скажете дальше, генерал! Я сразу предупредил, что буду исследовать проблему, а не копировать что-то, что делают русские. И мне нет дела до их закупок в Японии, в Парагвае или на Берегу Слоновой Кости. Я веду работу по своему разумению!

Френк (появляется в дверях). Доброе утро! Бен, я ждал вас: запускаем ускоритель на встречных пучках. Пойдемте!

Голдвин. С удовольствием, Френк. (Направляется к двери.) Лучевые анализаторы… Как вы думаете, Френк, нам в исследованиях могут понадобиться лучевые анализаторы? (Уходит.) Телефонный звонок.

Клинчер (берет трубку). Генерал Клинчер. Да, лейтенант. Ждут? Отлично. Иду! (Уходит.)

Продолжительное затемнение, свидетельствующее, что время идет. Свет. В приемную входит Дубербиллер, полный пожилой человек. Осматривается. Подходит к модели ядра, тычет ее пальцем. Шары колышутся. Заглядывает в кабинет Голдвина, берет со стола книгу, раскрывает.

Дубербиллер (читает). “…В согласии с явлениями бета-распада лагранжиан четырехфермионного взаимодействия может быть описан как произведение лептонных и нуклонных токов…” Ух, тарабарщина! (Кладет книгу, выходит в приемную.) Интересно, на этом ранчо можно найти сифон с содовой?

Входит сенатор Хениш.

Эд! Капитан Хениш, будь я проклят! (Раскрывает объятия.)

Хениш. Майор Дубербиллер! Март! Вот так встреча!

Они обнимаются. Рассматривают друг друга.

Дубербиллер. Ах, черт, побери, Эд! Германия, сорок пятый… Какие мы тогда вывезли картины! А ты постарел, Эд.

Xениш. Да и ты не помолодел, Март. Время летит!

Дубербиллер. Эд, ты здесь от “Глобус компани”?

Xениш. Нет. От сената Соединенных Штатов. Я отошел от дел компании, Март. Политика, брат, отнимает все… А ты?

Дубербиллер. От “Интернейшнл бизнес машин”. Здесь сегодня целый табун разных представителей. Э, водят, как туристов по Колизею! Я удрал… Эд, ты должен быть в курсе: это, серьезно?

Хениш. Что именно?

Дубербиллер. Ну, то, что толковал нам генерал Клинчер: будто после завершения этих исследований ядерное оружие и все с ним связанное потеряют свое значение. Наша компания вкладывает очень крупные средства в разработку электронных систем управления глобальными ракетами… Ну, о чем говорить: все мы связаны с ядрышком. А, Эд?

Хениш. Генерал не заинтересован преувеличивать, Март.

Дубербиллер. И когда будет это новое оружие? Лет через пять?

Хениш. Март, я и так сказал тебе гораздо больше, чем следует. Я ведь сенатор.

Дубербиллер. Ну, Эд, мы же вместе воевали!

Хениш. Думаю, что не позже чем через год, Март.

Дубербиллер. Так… ясно. Ясно! Спасибо, Эд. Ну, я, пожалуй, пойду. (Жмет руку Хенишу.) Когда вернешься к делам, я к твоим услугам, Эд. Будь здоров! (Уходит.) Хениш усаживается в кресло, вытягивает ноги, закуривает.

Клинчер (входит, бросается в кресло напротив). Добрый день, сенатор! Уфф… измотали меня эти представители! “Скажите, генерал…”, “Объясните, генерал…” Как будто я обязан разбираться в физике, чтобы руководить этой конторой!

Хениш. Обязаны, генерал.

Клинчер. Ну… Гровс обходился без физики, когда ворочал манхэттенским проектом! (Помолчав.) Послушайте, сенатор. У меня к вам серьезный и… и неприятный разговор. Да, да. Зачем вы распространяете информацию о направлении исследований в Центре? Ведь потоки представителей фирм – ваша работа, сэр!

Хениш. Вы уверены, сэр?

Клинчер. Я знаю это, сенатор. Я через Управление разведки проследил каналы, по которым фирмы получали информацию, и они сходятся к одному источнику: к вам. Я помню и ценю вашу поддержку, поэтому мне неприятно знать то, что я знаю. Но, как хотите, мне придется сообщить это министру. Сейчас, когда еще нет надежных результатов, создавать бум вокруг работы!

Xениш. Вы ничего не сообщите министру, генерал.

Клинчер. Вот как!

Хениш. Да. Вы разбираетесь в теории надежности электронных устройств?

Клинчер. Нет… зачем это мне?

Хениш. Хочу вас познакомить с интересными работами в этом направлении одного русского… (Достает из кармана несколько брошюр, протягивает генералу.) Полистайте. Они снабжены английскими аннотациями. Там автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата наук на тему “Способы повышения надежности электронных устройств” и три статьи, опубликованные в прошлом году в русских журналах… Кстати, мне не пришлось прибегать к услугам разведки, чтобы добыть эти оттиски, – их легко получить через Международный библиотечный фонд.

Клинчер (рассеянно вертит брошюры в руках). Зачем это мне?

Хениш. А затем, что автором этих статей и диссертации является известный вам стажер Илья Степентчэйв, некогда аспирант, а ныне доцент кафедры электроники в Московском физико-технологическом институте. Там написано.

Клинчер (листает). Вот как! Это интересно.

Хениш. Это более чем интересно, полковник…

Клинчер. Генерал, сэр! Бригадный генерал!

Хениш. Это более чем интересно, полковник. Это значит, что стажер Степентчэйв не был агентом, выведывавшим наши разработки в области ядерной стабильности. Это значит, что ваши данные о развернутой русскими работе в этой области ложны… майор! Это значит, что возглавляемая вами работа стоимостью в пятьдесят миллионов долларов – колоссальная афера… лейтенант Клинчер!

Клинчер. Не спешите унизить меня, сэр! Вы забываете, что эти данные подтвердили вычислительные машины, что с ними согласились специалисты!

Хениш. Машины работают на тех, кто их программирует, сэр. Специалисты – на тех, кто им платит.

Клинчер. Неужели… неужели они обманули меня?

Хениш. Вы хотели, чтобы вас гак обманули, Клинчер?

Клинчер. Но… но есть данные, что русские работают!

Хениш. Теперь вашими данными побрезгуют даже репортеры Херста.

Френк (появляется в дверях). Добрый день, сенатор! Каким ветром…

Клинчер. Значит, это все он?! (Вскакивает, бросается к Френку.) Ты… ты, грязный провокатор! Ублюдок! Убью!

Хениш. Клинчер, сесть!

Клинчер беспомощно оглядывается.

Сесть!!!

Клинчер. Но ведь… это все он! Он! Боже, что теперь будет? (Опускается в кресло, закрывает лицо ладонями.)

Френк. Что с вами, генерал? Что здесь происходит?

Хениш. Ничего особенного, мой мальчик. Просто все раскрылось.

Френк. Что именно?

Хениш. Твоя шутка со Степентчэйвом, Френк.

Френк. Да? Уже? (Опускается в кресло.) Жаль… Я думал, у нас есть еще года полтора в запасе. Мы бы успели выйти на верную дорогу…

Хениш. Не выйдете вы на нее и за двадцать лет, парень. Я как-никак тоже физик. Кроме того, я выяснил мнение других физиков, не только Бена Голдвина… Дохлое дело, сынок! (Хлопает Френка по колену.) Вы могли обвести такого самонадеянного болвана, как Клинчер… который к тому же желал, чтобы его обманули.

Клинчер делает движение.

Молчать, генерал! Но старого Хениша вам не обвести. Старый Хениш сам кого хочешь обведет!

Френк. Что же вы теперь намерены предпринять?

Хениш. Ничего особенного. Ничего особенного, сынок.

Входит Голдвин с лабораторным журналом под мышкой.

Судя по походке, он сильно устал. Оглядывает собравшихся.

Голдвин. Добрый день, сенатор. (Присаживается к столу, что-то записывает в журнал.) Хениш. Добрый день, профессор! (Поднимается, прохаживается по приемной и, будучи в хорошем настроении, повторяет.) Добрый день, добрый день! (Останавливается у модели ядра). Это оболочечная модель, профессор?

Голдвин (не поднимая головы). Да.

Хениш. Ага. Ну конечно: красные шары – протоны, белые – нейтроны. Что ж, очень наглядно… Профессор, а вам не кажется, что пузырьковая модель была вернее этой грозди? Ядерные силы – натяжение пленки – электрическое отталкивание протонов – давление воздуха. А?

Голдвин. Нет, не кажется. Пузырьковая и капельная модели слишком примитивны, они не передают строения ядер.

Хениш. Да? Возможно, возможно… Я, конечно, отстал. Постойте, что это? (Отделяет один шарик от модели, рассматривает.) Боже мой, резиновые шары “Глобус компани”! Я и но знал, что они до сих пор выпускаются! (Отрывает нитку, картинно прохаживается по приемной. Клинчер и Френк как завороженные следят за ним.) Покупайте надувные шары “Глобус компани”! Дети, покупайте карандаши, перья, тетради, пеналы только в магазинах “Глобус компани”! “Глобус компани” существует для вас! Покупайте! Покупайте! Покупайте!

Голдвин (поднимает голову, строго). Что с вами, сенатор?

Хениш. Воспоминания, док, воспоминания… Ведь с этих шариков все и началось. В 1880 году мой дед Генри Арнольд Хениш открыл в Окленде, штат Калифорния, лавку по торговле игрушками и товарами для школьников. Дед обожал малышей и сам выбирал им все по их вкусам. До своей смерти старый Генри успел сколотить двести тысяч и открыть филиалы во всех городах западного побережья… (Любуется шариком.) Ах, девятнадцатый век, тихий, неторопливый девятнадцатый век, когда Земля казалась огромной, паровоз считался чудом техники, а резиновые шары – последним словом химии… Но ничто не стоит на месте. При моем отце Бирайе Хенише “Глобус компани” расширила и ассортимент товаров и обороты: она ставила на науку и росла вместе с веком. И теперь: покупайте масс-спектрографы “Глобус компани”! Покупайте лабораторное оборудование для физических исследований “Глобус компани”!

Голдвин (смотрит на него с любопытством). Именно поэтому вы изучали физику, сенатор?

Хениш. Да. Я всегда считал непрочным положение дельцов, которые ничего не смыслят в своих товарах. Такие рано или поздно прогорают, ибо им приходится доверять специалистам… Конечно, я мог бы стать физиком-профессионалом, но зачем? В сущности, разница между специалистом и спекулянтом невелика. Спекулянт наживается на том, что знает, где дешево купить и где дорого продать, то есть на своих знаниях. Ученый наживается на том же…

Френк. А вы садист, Хениш!

Xениш. Тихо, парень, тихо! Кстати о физике, профессор: сегодняшний опыт, конечно, не дал утешительных результатов?

Голдвин. Нет.

Хениш. А когда ожидаются положительные результаты?

Голдвин. Об этом я определенно могу сказать только через полгода, когда закончим предварительные опыты.

Хениш. А не хватит ли прикидываться, док? Здесь все свои. И все всё знают.

Голдвин (с досадой). Не понимаю, что вам угодно от меня, сенатор!

Хениш. Вот как… постой! Френк, разве он ничего не знает?

Френк. Нет. Ушли бы вы отсюда, сенатор…

Хениш. Вот это да! (Хохочет.) Вот это да! Ну и ну! Аи да Френк, молодчага, ловчак! Обвести – и кого? Профессора Бенджамена Голдвина, физика с мировым именем, Нобелевского лауреата! И на чем? На физике! Ты далеко пойдешь, мой мальчик!

Френк. Ушли бы вы, Хениш…

Голдвин. В чем дело, Френк? Что здесь происходит?

Хениш. Тихо, парень. Я сам… Дело в том, док, что исходные данные, с которых начиналась работа: будто русские, ведут исследования по управлению свойствами ядер с применением нейтрино и что они заслали к нам агента, – ложны. Они сфабрикованы полковником Клинчером при деятельном участии вашего верного ассистента и заместителя по экспериментальной части доктора Френсиса Гарди. Просто полковнику Клинчеру очень хотелось стать генералом, а Френку… наверно, ворочать большими делами в науке, да, Френк?

Клинчер вдруг встает, вынимает пистолет, делает шаг вперед, подносит дуло к виску.

Голдвин. Генерал, что с вами?! Опомнитесь!

Хениш. Тсс… не мешайте, это же интересно!

Все в оцепенении смотрят на Клинчера. Тот рассчитывал, что кто-нибудь бросится отнять пистолет, и сейчас стоит, растерянно и умоляюще переводя глаза с Голдвина на Френка, затем на Хениша.

Клинчер опускает пистолет, снова подносит его к фуражке.

Дуло ходит ходуном. Наконец не выдерживает, жалко – так, что это похоже на всхлип, – усмехается, убегает в свой кабинет.

Никакого чувства юмора у человека! Вы думаете, он делал это от стыда? Из боязни потерять честь? Как бы не так! Просто он понял, что отныне нет генерала Клинчера – хозяина жизни, а есть Клинчер – мой слуга. Это неприятно, что и говорить. Но такова суровая действительность.

Голдвин. М-м… и что же вы намерены предпринять?

Хениш. Я? Ничего. Представьте: ровным счетом ничего.

Голдвин. Не понимаю. Если вы считаете, что наш проект… м-м… афера, ваш долг как сенатора разоблачить ее.

Хениш (улыбается). Мой долг как сенатора… Ах, профессор! Ах, милый наивный девятнадцатый век! Как вы считаете: для чего существуют больницы? Институты? Правительства?

Голдвин (сердито). В больницах лечат людей, в институтах познают новое и применяют его в интересах общества. Правительства же организуют жизнь страны… не понимаю, зачем вы меня спрашиваете об этом.

Хениш. Вы не правы, док. Ах, как вы не правы! Больницы, институты, правительства, равно как и газеты, политические партии, армии, фирмы, существуют для того, чтобы быть больницами, институтами, правительствами, газетами, партиями, армиями… и так далее. Чтобы люди, сотрудничающие в них, могли зарабатывать, преуспевать, властвовать, наслаждаться жизнью. Остальное – побочно… Зачем же я буду нарушать этот установленный богом порядок? Работайте. Исследуйте! Приводите в суеверный трепет дельцов и чиновников размахом опытов. Я полагаю, что в скором времени акции компаний, загруженных оборонными контрактами, начнут падать. Еще бы – сам Голдвин играет на понижение! Кстати, часть акций продается широкой публике, советую и вам прикупить их. Через год – другой, когда ваши исследования окончатся ничем, отчетом на полку, они резко подпрыгнут. Но уже не этих фирм, а “Глобус компани”! И тогда… тогда значение “Глобус компани” будет соответствовать ее названию, а?

Голдвин. М-м… не понимаю, зачем вы говорите это нам сейчас? Уж не из стремления ли облагодетельствовать? Могли бы повременить до тех пор, пока… вы правы, так может статься – наша работа окончится ничем. Вы не находите, что ваше поведение… м-м… несколько непристойно?

Xениш. Профессор, сейчас вы задали мне вопрос, эквивалентный извечному: “В чем смысл жизни?” Действительно, в чем? Мудрецы не знают. Я не мудрец – и я знаю: в том, чтобы победить и насладиться победой! Сегодня день моей победы – умной, хорошо рассчитанной победы. И я могу позволить себе ту роскошь, которую не позволят себе ни монархи, ни президенты: быть самим собой! Потому что – какой ни на есть – я хозяин положения. Я! И вы должны знать: теперь вы работаете на меня. (Он прогуливается по приемной с шариком в руке – сытенький и наглый. Он хозяин, стесняться нечего. Может даже звучно отрыгнуть при всех.)

Голдвин. Да… понимаю: вам нечего бояться разоблачений с моей стороны. М-м… но вот что. Негласной целью наших исследований, если хотите, мечтой… – впрочем, что вам до мечты! – было найти способ нейтрализовать ядерное оружие. Разве вы не заинтересованы в этом – просто как человек? Вы осведомлены о запасах ядерного оружия на Земле и отлично знаете, что живых после этой войны не будет.

Хениш. На Земле, профессор. Только на Земле! И этот вариант учтен. Еще лет восемь – десять мир пробалансирует в нынешнем неустойчивом равновесии. И за это время вы… собственно, не вы, а подобные вам “корифеи” в области ракет создадут отменные космические ковчеги: с атомными двигателями, с запасами на многие годы, со всеми удобствами. Построят внеземные станции. А за это мы вас – не всех, конечно, наиболее достойных – пустим в эти ковчеги, когда на Земле станет жарко. И пусть будет что будет! Со стороны это, пожалуй, – будет выглядеть даже красиво…

Френк. А остальные?

Хениш. А что – остальные! Нам должно быть так нее, мало дела до них, мой мальчик, как пм до нас… Нет, я, конечно, никому не желаю зла. Надеюсь, вы не разделяете те красные взгляды, по которым каждый состоятельный человек выходит этаким мировым злодеем? Господи, какой же я злодей! Я даже в войну никого не убил и не ранил. Я просто продаю свои товары: резиновые шарики, термостаты, синхротроны, масс-спектрографы. Ну, скоро буду приторговывать атомными подлодками и ракетами, раз есть спрос. Но – не хотите, не покупайте, никто не принуждает. Разумеется, мы, дельцы, используем конъюнктуру, рекламу – без этого нет торговли! Разве нынешняя ситуация в мире – плохая реклама для модных товаров? Но никакого злодейства нет.

Голдвин. Нет, если не считать рекламы, способа заставить людей покупать то, что им не нужно. То, что человеку нужно, он и без рекламы купит.

Хениш (строго). А вот это уже опасные мысли, профессор Голдвин. Если вы рассчитываете благополучно работать у меня, советую вам держать их при себе! Впрочем, мне пора. (Поворачивается к двери.) Всего доброго, док! Пока, Френк, гляди веселей. Ты можешь рассчитывать на место в атомном ковчеге, папаша Эд тебя не забудет. (Уходит.) Молчание.

Голдвин. Френк, это правда?

Френк. Да… то есть, собственно, нет… то есть я хотел: Конечно, я ни одной минуты не считал Ила шпионом, не такой он человек. Но я подумал: можно использовать ситуацию… развернуть как следует наши работы по нейтрино. (С отчаянием.) Бен, ну почему они… эти лавочники, могут использовать любые обстоятельства для своей выгоды! Почему мы этого не можем?

Голдвин (с некоторым удивлением). А я – то думал, что знаю вас, доктор Гарди… (Опускает голову.) Боже, какой позор! Какой стыд! Я, старый человек, который только и хотел, что честно дожить, отдал свое имя, свои знания… и для чего? Чтобы один полковник стал генералом, один делец нажил миллиарды… и один ассистент моей кафедры стал заместителем директора Центра с окладом тридцать тысяч долларов в год. Боже мой!..

Френк (зло). А вам не кажется, что так было всегда, Бен? Всегда на наших знаниях наживались и преуспевали другие. Потому что преуспевают лишь те, кто умеет любую ситуацию применить к своей выгоде. Вот и я хочу, чтобы мы использовали…

Голдвин. Уходите.

Френк. Не только для себя, Бен, нет! Ведь идея-то правильная. Вы же знаете: это возможно. Ну, трудно, ну, не получается – никогда не бывает, чтобы сразу получилось! Но если бы мы по-прежнему сидели в двух комнатах с Беркли, убивали все время на размещение заказов и поиски оборудования – разве было бы лучше? Кстати, Бен, у меня есть идея опыта, я хотел бы обсудить ее с вами: что, если комбинировать реакторы с генераторами…

Голдвин. Уходите!

Френк. Ну… не надо так, Бен. Что вы делаете? Вы же сами толкаете меня к ним.

Голдвин (встает). И проваливайте к ним! Вы с этим Хенишем родственные натуры. И не смейте больше называть меня Беном! Я не в силах выгнать вас из Центра… ну, куда мне: у вас теперь связи, влияние, папаша Эд! Но я вас знать не хочу. Идите к ним, к черту, к дьяволу, занимайтесь чем хотите, стройте свое благополучие на чужих репутациях и знаниях…

Френк. Но, профессор… но, Бен!

Голдвин. Уходите прочь!

Френк понурив голову уходит.

Голдвин берет журнал, идет в свой кабинет. Останавливается, беспомощно разводит руками.

Вот теперь я совсем один…

Затемнение

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

В правой стороне сцены луч прожектора выделяет фигуру Голдвина. Он ходит по кабинету. Голос его слышен теперь из динамика – это голос его раздумий.

Голос Голдвина. Когда работаешь, как-то забываешь, что вокруг люди. А они есть, они живут и поступают… Ах, Френк, как ты мог! Что же теперь будет? Неужели этот недоучка прав и мы ничего не достигнем? И будут накапливаться ядерные заряды… а потом рваться, жечь все и вся. Он прав правотой посредственности: чего нет, того не может и быть. И мне нечего возразить ему. Нет главного открытия, главного знания о ядре. Любое исследование начинается с открытия, а я начал до открытия. Поддался иллюзии… Но теперь я должен его сделать, должен! Но как? Да, похоже, что именно нейтрино переносят энергию от среды к ядрам и от ядер к среде. Переносят… как? Берут и переносят… Слова, слова, пустые слова! Нет, не могу. Не могу…

Затемнение справа.

В левой части прожектор освещает фигуру Шардецкого. Он пишет на доске формулы реакций, уравнения. Стирает, снова пишет. Кладет мел.

Голос Шардецкого. Нет, и этот путь никуда не ведет. (Стирает формулы.) Никакой? (Ходит по кабинету.) Попробуем еще раз. С самого начала… Когда-то возникли частицы, атомы, звезды, планеты. Зачем? Основной целью природы не было создание атомов. Э, вообще у природы не было и нет никаких целей! Да и никакой природы непонятие – вариант бога. Есть изменяющаяся материя… И сам материя не дана нам в ощущениях, иначе бы мы все о ней знали. Мы ощущаем лишь изменения в ней, процессы… И основным процессом в материи есть стремление к устойчивости всех возникающих систем. Стремление… Кто стремится? Куда? Как бессильны слова! Просто: существует то, что устойчиво. Существует то, что существует… Опять масло масляное! (Садится на стул, обхватывает голову.) Тяжело! Ах, как тяжело!.. Попробуй осмыслить то, для чего нет слов! Ну, давай еще раз: имеется процесс обмена энергией между ядром и средой. И он связан с нейтрино…

Затемнение слева.

Освещается мечущийся по кабинету Голдвин.

Голос Голдвина. Природа выпускала в обращение всякие частицы: устойчивые и неустойчивые. Устойчивые выжили… И что же? Почему? Как? Не знаю. Я ничего не знаю! В природе все устроено либо дурацки просто, либо гениально просто, мы же слишком умны и слишком посредственны… (Трет щеки ладонями.) Я ничего не понимаю. Я стар, устал и напуган. Мне страшно: а вдруг от моей мысли зависит – быть миру или не быть? Безумный мир! Разве можно на одного человека взваливать такую ответственность! Что я могу?

Затемнение справа.

Прожектор освещает Шардецкого.

Он стирает записи с доски, отходит.

Голос Шардецкого. И это не то. Ядра, частицы, моменты, кванты… привычные понятия, в которые я вкладываю более глубокий смысл, чем есть на самом деле. Надо что-то совсем иное. Что-то совсем новое. Такое, чтоб ни в какие ворота не лезло. Тогда пойму. Но этого нет… (Подходит к книжному шкафу, достает книгу.) Посмотрим, что об этих предметах пишет профессор Голдвин… (Листает. Луч прожектора освещает стоящего рядом Голдвина). Знакомо… Известно… Знакомо… Ага, вот!

Голдвин (лекторским тоном). “…Нейтрино. Пока непонятно место этой частицы в строении материи. Протоны и нейтроны образуют ядра атомов. Мезоны, обмениваясь между ними, исполняют роль ядерных связок. Электроны вместе с названными частицами образуют атомы веществ. А для чего в природе нейтрино? Трудно допустить, что оно создано лишь для подтверждения теории Паули о бета-распаде…”

Шардецкий. Справедливо. (Листает.) А вот это…

Голдвин. “…Из этой гипотезы можно вывести захватывающее представление, что вселенная представляет собою нейтринное море, а наш мир – лишь волнение на поверхности этого моря. Все наши наблюдения относятся к этой поверхности. Мы еще не проникли в глубинные процессы взаимопревращений в материи”.

Шардецкий. Тоже верно. (Закрывает книгу.) Что же дальше, профессор?

Голдвин молча отступает. Прожектор, освещавший его, гаснет.

Да… жаль. Если бы мы работали вместе, то, пожалуй, осилили бы эту задачу, а? (Возвращается к доске). Итак, нейтринное море… Попробуем представить его уравнением. (Пишет.)

Затемнение слева. Прожектор освещает Голдвина. Он стоит у лабораторного стола.

Голос Голдвина. Люди уже привыкли к тому, что есть радиация, реакторы, вырабатывающие плутоний, ракеты, ядерные испытания. Они забыли, что лет тридцать назад этого наваждения не было. Они привыкли к страху… Нет, вздор: к страху привыкнуть нельзя. И страх, страх, страх царит над миром. Перед ядерной войной… и еще множество мелких страхов: не потерять работу, не быть обманутым, не оказаться посмешищем… Прекрасный мир! Мир зеленых лесов и музыки, мир умного труда, мир людей. Труд и гений человека вложен во все: в желтые нивы, в радиомачты, в быстрые самолеты, в асфальт дорог, в стены зданий. Огромный труд для жизни людей! Неужели всего этого может не стать? Безумный мир! Больной мир!.. Надо торопиться, пока не поздно – сделать, что могу. Но что я могу? Немыслимая задача: не просто понять новое – на это меня хватило бы! – а сделать нужное открытие… Как? Как нащупать связь ядра с внешним миром? (Останавливается у книжного шкафа). М-м… что пишет о ядрах и нейтрино мой русский коллега? (Берет книгу, листает.)

Луч прожектора освещает стоящего рядом Шардецкого.

Шардецкий. “…Мы замечаем лишь те взаимодействия нейтрино с ядрами, при которых происходит радиоактивный распад ядра, то есть только те, что можем заметить с помощью нынешней техники измерений. Но значит ли это, что нейтрино меньших энергий не взаимодействуют с ядром? Думаю, что не значит”.

Голдвин. И я так думаю, коллега. Я намеревался обсудить с вами этот вопрос на симпозиуме… но он не состоялся. Что же дальше? (Листает.) Расчеты сечений захвата нейтрино… знакомо. О, вот интересная мысль!

Шардецкий. “…По-видимому, нет ничего более устойчивого, чем ядро, которое только что распалось и выделило избыток энергии. Исследование таких ядер представляло бы большой интерес…”

Голдвин. Да, да! Но как их исследовать?

Шардецкий молчит. Лицо его неподвижно. Прожектор, освещающий его, гаснет.

Да, да… Мы сейчас роем два туннеля через одну и ту же гору. Каждый – свой. И таимся, чтобы не был услышан стук наших кирок и лопат… Безумный мир! Но постой… в этой мысли – наиболее устойчивы ядра, которые только распались – что-то есть. (Садится за стол, раскрывает журнал, берет карандаш.) Прикинем-ка…

Затемнение справа.

Полный свет слева. Кабинет Шардецкого.

В дверях, прислонясь к косяку, стоит Самойлов. Курит, наблюдает за Шардецким, который возле доски что-то сам себе жестикулирует. Тот, наконец, замечает Самойлова.

Шардецкий (его застали врасплох, он сердится). А вы по-прежнему не бриты, Петр Иванович!

Самойлов (трогает подбородок). Растут, треклятые…

Шардецкий (смотрит на часы). Который час? Мои стали.

Самойлов. Третий.

Шардецкий. Угу! И какое же у вас ко мне дело в третьем часу ночи?

Самойлов. Да я, собственно, так – заглянул на огонек… (Затягивается, пускает дым в потолок.) Я говорю: вот мы не знаем, какой атом радиоактивного вещества когда распадется, а клоп знает.

Шардецкий. Какой клоп?!

Самойлов. Обыкновенный. Клонус вульгарно. (Покуривает.) Пустил я его давеча на пластинку со слоем радиоактивного кобальта. Ну, он блуждал, петлял… и вылез необлученным. Пять раз гонял его по пластинке – ни одного гамма кванта не схватил. Измеряли.

Шардецкий (ошеломленно). Не может быть… Мистика! Хотя нет, почему же? Может. Действительно, в каждый момент какие-то атомы кобальта взрываются гамма-квантами, какие-то нет. Пройти можно. Как по минному полю. Что же, у клопа какие-то миноискатели есть, что ли? Выходит, он чувствует: какие атомы около него будут распадаться, – и поворачивает от них подальше?

Самойлов. Я так думаю, он изменение нейтринных потоков от ядер чувствует. Должно быть, спокойные и распадающиеся ядра излучают их неодинаково.

Шардецкий. Возможно… Это где же вы клопа-то достали, Петр Иванович?