Текст книги "Теория квантовых состояний (СИ)"

Ночью шел снегопад, а под утро улегся, оставив во дворе ровное белое одеяло, неиспорченное еще следами пешеходов и машин. Деревья, детские площадки, гаражи горбились среди этого белоснежного безмолвия зябкими заброшенными памятниками суетливой человеческой жизни.

Я смотрел в окно на эту тихую аккуратную белизну и хотелось мне, чтобы не была она нарушена, покалечена. Знал я, что через несколько минут сосед пойдет отпирать гараж, оставив сначала цепочку темных следов на газоне, а потом и ровные прямоугольные сектора свезенного гаражными створами снега, беспардонно скрежеча металлом по камню, ломая хрустальную тишину этого утра. Родители поведут чад по тротуарам, через детские площадки и те, как обезьянки, будут цепляться за турники, за качели, за припорошенные горки. Машины разрежут дороги шинными рельефами и эта чистота, тишина исчезнут, пропадут, как не было.

Такие меланхоличные мысли посетили меня в то утро, когда Толя с Колей совместными усилиями лишили меня сна, в результате чего развел я овсянку на добрый час раньше обычного.

Как я уже упоминал, проживал я холостяком в однокомнатной квартире, на третьем этаже девятиэтажного дома ленинградского проекта в одном из спальных микрорайонов города N. В главах, где привожу я нехитрую свою биографию, я коснусь еще обстоятельств, как оказался я собственником такого неимоверного богатства, как собственная квартира, которую приобрести даже в ипотеку было совсем уж неподъемной задачей для сотрудника высшей школы. Институт постановки в очередь на выделяемое под ВУЗы жилье давно развалился, либо же прятался так глубоко в административных кулуарах министерств и университетов, что я о нем ничего не знал, да по-большому счету и не интересовался.

Времени сегодня было у меня с запасом, поэтому закончив завтрак, я неспешно и аккуратно собрался, облачился в свою светло-зеленую рубашку и серый преподавательский костюм, нахлобучил пальто и отправился ни свет ни заря на работу.

К тому времени, когда я вышел из подъезда, улица неузнаваемо изменилась. Не было больше белизны, чистоты, спокойствия. Была суета, торопящиеся усталые люди, машины, снежная жижа и голые сиротливые деревья.

В моем списке дел на это утро значилось кое-что, помимо преподавательских и исследовательских обязанностей.

Во-первых, несмотря на всю убежденность Азара в том, что разбирательство о нападении на Машу Шагину никак меня не затронет, я твердо хотел с нею встретиться и предложить любую помощь. Даже если милиция имеет всю необходимую информацию и делопроизводство не зависит ни от меня, ни от Азара, ни от Марии, выразить обыкновенную человеческую поддержку считал я минимальным своим долгом. По информации, которую получил я от ее однокашника, уже сегодня Шагина планировала появиться в университете на лабораторных занятиях. Требовалось выяснить, в какой аудитории они будут проводиться и быть там в положенное время.

Во-вторых, теперь, когда Коля и Толя самоотверженно подтвердили результат вчерашних наших академических вычислений, у меня обозначилась обязанность отпраздновать достижение, или попросту "проставиться". Пообещал я к тому же самонадеянно ресторан "Чайку" и некуда теперь было отступать.

Около половины восьмого утра я сошел на автобусной остановке на Т-образном перекрестке улиц, одна из которых носила имя ученого, а другая – революционера, на трамвайной развязке. Здесь разбегались блестящие рельсы и громыхающие одно и двухвагонные гусеницы развозили пассажиров в противоположные концы города. В месте, куда рельсы неминуемо должны были привести трамвай, если бы не развязка, высилось четырехэтажное серое здание с приподнятым и выдающимся вперед первым этажом. Этаж этот имел массивные витринного типа окна, и широкое крыльцо о трех ступенях. На его массивном козырьке прописными метровыми буквами составлено было слово "Чайка".

Дождавшись своего сигнала светофора, я перешел через дорогу и поднялся на неосвещенное крыльцо, к притаившимся под козырьком двустворчатым стеклянным дверям. Ресторан "Чайка" спал, только где-то в глубине вестибюля, разглядел я матовое пятнышко света.

В-первую очередь требовалось мне выяснить, действительно ли золоченая картонка, которую сунул мне Азар, и которой так восхищался Коля, давала удивительную возможность безвозмездно сходить в ресторан. Я попытался разглядеть признаки жизни за толстенным дверным стеклом, где сиротливая лампа накаливания обещала присутствие людей, предательски мало освещая вокруг. Ресторан молчал, возвышаясь мертвым серым монументом на оживленном перекрестке.

Во-вторую очередь меня, как человека совсем несведущего в ресторанах и банкетах, интересовало расписание, часы его работы. Здесь никаких затруднений не возникло. Я немедленно обнаружил с внутренней стороны стеклянной двери услужливо приклеенный листок бумаги, извещающий о том, что ресторан "Чайка" работает с одиннадцати часов утра до двух ночи. Под пришпиленным листком я увидел не окончательно затертые буквы и цифры прежних часов работы, нанесенные на стекло серебристой краской. В советские времена здесь был дом национальной кулинарии и соответствующий техникум. Осталось учебное заведение в далеком прошлом, то ли исчезло, то ли переехало, и здание превратилось исключительно в ресторан, однако следы той, прошлой жизни еще проглядывали то тут, то там. Широкие окна учебных аудиторий второго и третьего этажа, вообще, сам план здания, к которому когда-то ресторан прилагался лишь в качестве дополнения. Кольнула меня ностальгично-меланхоличная мысль о том, что преходяще все, и вот выжил только приносящий немедленный доход ресторан, вместо питающей его школы. Проглотил ресторан школу.

Раздался трескучий звук засова, одна из дверей открылась и из-за малопрозрачной стеклянной двери высунулся невысокий коренастый мужчина, с короткостриженной сединой, с одутловатым заспанным лицом. Облачен он был в темно-синюю с желтой оторочкой форму службы охраны с соответствующей надписью на рукаве и нагрудном кармане. Он окинул меня опытным взглядом вахтера, мгновенно по косвенным признакам определяющим твой социальный и экономический статус, а также совокупные риски, связанные с применяемым уровнем вежливости. Взгляд на меня, не выявил очевидно, совершенно никаких рисков, потому что охранник буркнул:

– Чего надо? Не видишь, с одиннадцати работаем?

Такой хамоватый настрой обыкновенно повергает меня в уныние, потому что не умею я правильно продолжать такие разговоры. Сегодня однако было у меня долженствование перед коллегами, поэтому отступать было нельзя.

– Прошу прощения, – начал я, угадывая в его глазах дальнейшее понижение моего социального статуса. – Я хотел бы задать вопрос.

Я поспешно постарался выхватить из внутреннего кармана карту ресторана, до того, как дверь перед носом моим захлопнется. Как чаще всего бывает в таком случае, проделать этого гладко я не сумел, захватил из кармана какие-то еще бумажки, о которых забыть-забыл, что храню их в кармане, но вся это чертова стопка полезла наружу за картой и конечно же, неудачно столкнувшись с отворотом пальто, выскочила из торопливых моих пальцев и рассыпалась по мокрому полу крыльца.

Нагибаясь, я ожидал уже услышать лязг засова, которым пришпиливают металлические дверные рамы ресторанов и магазинов к пазу в полу, однако недооценил вымунштрованности охранника, который не менее точно, чем первоначально определил во мне интеллигента-ботаника, углядел выпавшую из рук моих золотую карту ресторана.

– Извините! – он немедленно подскочил ко мне и принялся помогать собирать мои бумажки.

Разительное изменение тона негостеприимного охранника, вызвало у меня даже улыбку. Он теперь стоял протягивая мне нехитрый мой скарб, и в глазах его читалось живейшее участие.

Кое-как скомкав бумаги, среди которых заметил я давнишнюю учебную ведомость и листок с вчерашними карандашными расчетами, я запихнул все их, кроме карты, обратно в карман пиджака.

– Я хотел бы уточнить по поводу карты, – начал я.

– Обслужим по первому разряду, – кивнул служивый угодливо. – Если надо и повара подниму, и официанток.

– Карту эту мне подарили, – пытался я пробиться сквозь навязчивое гостеприимство. – Не могли бы вы объяснить мне, как она работает.

С грехом пополам, перебиваемый словесными увещеваниями охранника немедленно меня обслужить, выяснил я, что карты эти владелец ресторана выпустил для привилегированных гостей, коими выступали личные его друзья и примыкающие к ним полезные люди: руководители городской администрации, санэпидемстанции и милиции. Но если уж заезжали чиновники, как поделился со мной откровенный Рустам, то хозяин обязательно сам присутствовал. Нередко случалось впрочем, что одаренные высокопоставленные господа передавали свои карты кому ни попадя: знакомым и родственникам. Вопросов гостям – кто подарил, в ресторане не задавали, – себе дороже. Так изложил мне Рустам некоторые кулуарные внутренности ресторанного бизнеса, по-хулигански усевшись на корточки и закурив сигарету, привычно называя владельца "хозяином" и сплевывая прямо на крыльцо, не понявши даже, что умудрился еще раз меня оскорбить своим "кому ни попадя".

Карта давала возможность единожды, безвозмездно посетить ресторан "Чайка". Кроме того обладатель карты не имел ограничений по часам работы, с нею не заканчивалось обслуживание в два ночи, как того требовал рабочий график. То есть имел я право немедленно потребовать столик и официанта, и бросился бы с низкого старта Рустем их искать, нашел бы и доставил. Позволялось быть бесплатно обслуженным одному и с компанией.

Попытался я уточнить у Рустама, требуется ли заказывать столик предварительно, уточнять дату, время и число людей, на что обрушил на меня Рустам шквал заверений, что обладателю карты открыт вход в любое время, наличествуют для этих целей в "Чайке" особые приватные апартаменты.

Я поблагодарил его, насколько мог, и попрощался, хотя и видел, что Рустам окончательно проснулся, и желал бы продолжить со мной доверительную беседу. Убедился я, что карта Азара действовала в точности так, как рассказал Коля.

Стоя на остановке, в ожидании автобуса, я подумал, что лучшим решением будет ужин, скажем с шести до восьми вечера, когда все закончили уже работу.

Следующим вопросом требовалось решить, кого же записать в участники мероприятия. Анатолий и Николай были обязательными членами списка, при них я пообещал организовать банкет. Вот нас уже и трое. Я не собирался устраивать ничего значительного, однако немедленно в голове моей возникли Василий и Геннадь Андреич. Потом вспомнился головастый стажер с кафедры "Вычислительных машин", помогающий Анатолию с программированием. Ну а с нашей кафедры, не останется ли кто-то обделенным? Может быть правильнее позвать Олег Палыча, моего научрука? Голова моя немедленно заболела от мысленно окруживших меня знакомцев, которых мое чувство внутренней справедливости требовало немедленно облагодетельствовать совместным походом в ресторан. Вдобавок сверху наложились мысли о том, что золотая карта досталась мне при случайных обстоятельствах и не очень-то обоснованным было намерение мое воспользоваться ею на полную катушку.

К моменту, когда добрался я до университета я пришел уже в нервическое состояние, потому что абсолютнейше запутался в отношении состава мероприятия. В преподавательской буркнул я что-то неразборчиво-приветственное коллегам, покуда снимал свое пальто и переобувался. У меня оставалось еще несколько минут до начала занятия, когда навестила меня простейшая и гениальная мысль. Позвать надо Николая и Анатолия, а они уже сами, если требуется, позовут кого-то еще. Переложу на них то есть бестолковую, невесть откуда на меня навалившуюся ответственность. Тут же ко мне явилась мысль об исключении из мною же придуманного правила, но исключение это было, пожалуй, обязательным. Захотелось мне пригласить Катю, она ведь тоже искренне болела за наш успех. Да и что-то подсказывало мне, что Анатолий будет обеими руками "за" такое расширение нашего состава.

После первой лекции, прошедшей без эксцессов, я позвонил Коле домой. Он, как я и предполагал, трубку не взял, видимо спал без задних ног.

Я позвонил Кате на кафедру, но ее не было еще на работе. Домой ей звонить не хотелось, я мог попасть на ее маму, а разговоры с ней оставляли у меня непременно долгое неприятное виноватое ощущение.

Снова делаю я здесь сноску на наше с Катей совместное прошлое, рассказывать о котором в подробностях буду я в дальнейших главах посвященных моей биографии. Прозорливый однако читатель сделает верное предположение, что были у меня с Катей в прошлом отношения, которые закончились по-частью не поломав тонкой нашей дружбы. Эту существенную деталь нашего знакомства я считаю важным здесь привести, чтобы более точно описать чувства, которые будучи не вполне рациональными, все же движут нами, и мешают, либо напротив подталкивают к определенным поступкам.

В коридоре наткнулся я на всклокоченного Анатолия. Видно было, что он едва ли спал, судя по всему опаздывал, потому что пиджак его был скособочен, мят, волосы взлохмачены и вообще вид он имел похмельный и дерганый. Увидев меня, Анатолий просиял и ошалело бросился ко мне, напугав стоящих в коридоре студентов.

– Здорово! – он схватил меня за руку. – Я же так и не лег! Так и просидел до полдевятого за кодом! У меня вторая пара сегодня!

Вторая учебная пара была у меня свободной и планировал я в это время найти учебную группу Шагиной, чтобы выяснить, как с нею связаться. Анатолия впрочем эти планы не интересовали.

– После того, как тебе позвонил в шесть, – тараторил он, – я тут же засел за расширение модели сети. Добавил динамическое число слоев и итераций самообучения, чтобы настоящий невырожденный эксперимент провести. Там правда надо еще хороший пример на вход подать, чтобы уж был пример так пример!..

Анатолий увлеченно рассказывал мне, как отлаживался, и как названивал Николаю, как тот тоже не спал. Что в итоге, изнеможденный и счастливый, перед самым своим отбытием на работу, отправил он мне и Николаю электронной почтой архив с файлами с программным кодом модели. Интернет по трафику работал отвратительно, он, Анатолий, проклял его и телефонного оператора за никуда не годный DSL. Но все-таки дождался, пока письмо ушло и только тогда рванул, сломя голову в университет.

Толю распирало чувство гордости оттого, что уложился он в один день, хотя работы было еще непочатый край, и разобрался таки в новой развесистой модели, и его, а не Николая, результат будем мы теперь тестировать, третировать и бомбить входными данными, чтобы проверить результаты.

Эмоционально и забавно рассказывал Толя, я прямо заслушался. Однако в какой-то момент почувствовал я, что если не остановлю сейчас Анатолия, который переместился уже в рассказе к автобусу, где разглядывали его, невыспавшегося, но хохочущего время от времени от посещавших воспоминаний об особенно успешных оборотах программного кода, то пропустит Толя свою лекцию на которую так торопился.

Я постарался прервать его:

– Толя, Толя, ты сейчас лекцию свою пропустишь! Давай, после встретимся, дорасскажешь..

– Да мне хоть отменяй пару сегодня! – весело вскричал он. – В голове только цикл времени крутится!

В этот самый момент, из преподавательской вышел Олег Палыч, профессор, заведующий кафедрой, по-совместительству наш, с Анатолием, научный руководитель. Последний пассаж Толи, об отмене занятия, пришелся как раз на его выступление в коридор, услышал он его отлично и судя по выражению широкого, гладко выбритого лица под шапкой уложенных седых волос, воспринял без энтузиазма.

Анатолию стоял к нему спиной, но уловив мой быстрый шопот и проследив за изменившимся моим взглядом, притих и съежился.

– Олег П-палыч, – начал он сбивчиво, поворачиваясь.

– Хорош ты сегодня, Анатоль Саныч – ответствовал Круглов ехидно, подходя и пристрастно разглядывая Толю, наклоняя голову то влево, то вправо.

Олег Палыч роста был среднего, но стати широкой, с выпирающим, хотя и не выдающимся, животом, который он непременно освобождал от тесного обхвата пиджака, расстегивая пуговицы. Обыкновенно носил он в университете темно-синие костюмы со светлыми галстуками в строгую полоску, с серебристым зажимом.

– Опять полночи за стендом проторчали? – спросил Круглов, обращаясь теперь к нам обоим. – Анатолий-то похоже вообще не спал.

И несмотря на то, что упрекнул нас завкафедрой, прозвучало это отчасти как похвала. Не высказал он предположения, что мы, скажем, на мероприятии каком-то засиделись, с алкоголем может быть, а вот выдал такую, извиняющую нас в какой-то степени версию. Таков был Круглов, деятель в университете известный, строгий, не без прилагаемой к занимаемым должностям кулуарной хитрости и смекалки, но при этом не позволяющий приспустить знамя научного сотрудника, хотя бы и с моральной точки зрения.

– У меня лекция начинается, Олег Палыч... – извинительно начал Анатолий.

– Начинается? А чего стоишь? – усмехнулся Круглов. – Марш на лекцию, Анатоль Саныч!

Анатолий поспешил в преподавательскую.

– И зайди, пожалуйста, ко мне после занятия, – бросил ему вслед Олег Палыч, отчего Толя съежился.

Я хотел было под шумок тоже удалиться, но Олег Палыч меня остановил.

– Послушай-ка, Борис Петрович, – начал он. – Не убегай. У нас до министерского визита остался месяц, а мы не обсудили еще, что будем показывать и как.

Олег Палыч называл меня и Анатолия то по имени, как бывших студентов, то по имени-отчеству, как преподавателей. Был он нашим научным руководителем с незапамятных студенческих времен, поэтому мы к этому привыкли.

Лицо его приняло озабоченное выражение.

– Вчера у ректора было совещание и первым предложением было вообще упразднить научную часть визита. Но оказывается некоторые особенно любопытные персоны из отдела профессионального образования, специально попросили о двух вещах: какие инновационные научные разработки ведутся на кафедра, ну и как мы сотрудничаем с профильными предприятиями.

Он посмотрел на меня пристально, исподлобья:

– Второй-то пункт я закрою. А вот по-первому у нас не очень хорошо. Не с точки зрения науки, а вот как исследования наши можем мы применить в промышленности.

Это была старая болезненная тема. Искусственные мои нейронные сети не очень успешно на данный момент продвигались среди сотрудничающих с ВУЗом предприятий. У нас было несколько подрядов на решение задач типографии, восстановления поврежденных изображений, но последний такой договор заключали мы почти год назад, причем даже не с нашей местной компанией, а со столичной, которая заинтересовалась результатами моей кандидатской работы после защиты.

Я молчал, потупив взгляд, потому что часть работы, связанная с "продвижением", "пиаром" она была мне совершенно не близка. Боялся я ее даже. Всех этих новых людей, совершенно не сведущих в нашей области, задающих несущественные, местячковые вопросы. Которым надо предлагать, убеждать, доказывать, что наш стенд работает и может успешно решать их задачи. Иными словами – продавать.

– Вы ведь знаете, Олег Палыч, что я совсем не этим занимаюсь, – сказал я извинительно, но откровенно, – У нас сейчас исследование существенно продвинулось, поэтому думать над тем, как его выгоднее применить, кому показать, прорекламировать, я даже думать об этом сейчас не способен.