Текст книги "Сельский стражник (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Глава тринадцатая.

Прерывистая цепочка следов

Октябрь 1994 года.

Вероятно, если бы мы не оставили на единственном проезде «двойку» со спущенными колесами, и двух избитых курьеров, мы бы не оторвались. А то, что «волга» в милицейской окраске имела отношение к перевозимым тремя абреками «наркоте» я не сомневался, иначе, чем можно объяснить реакцию Максима Поспелова на появление коллег?

Даже то, что он избил всех троих по жесткому варианту, не являлось основанием бежать с места происшествия. Их трое, нас двое, острые ножики были обнаружены в кармане у каждого задержанного, и они ими, явно, не сало для бутербродов кромсали. Да и судя по пакету, мы перехватили оптовиков…

– Куда? Куда свернул? Нам надо отсюда убираться! – крикнул мне в ухо Максим, когда я, немного прокатившись по шоссе, вновь свернул на проселок и направился к небольшой роще, желтеющей примерно в километре от дороги.

Ноя, я не обратил на его крики ни малейшего внимания, и сбросил его руку с плеча, когда он попытался меня трясти. Товарища я перестал игнорировать, когда укрыл свой раскрашенный транспорт среди берез.

– Куда ты ехать собрался и докуда ты доедешь? – я заглушил движок и соскочив с жесткого мотоциклетного сиденья, оказался лицом к лицу с разъяренным опером: – Нас давно уже ищут, приметы передали по всем постам, а мы, осенью, на мотоцикле видны и слышны за три километра, как три тополя на Плющихе.

– Да кто нас ищет? Два сержанта, что подрядились машину с наркотой через посты провести?

– Максим, ты дурак или головой ударенный? – я, в растерянности, развел руками: – Ну да, они машину сопровождали, но это не мешает им сейчас изображать служебную деятельность, и передать дежурному наши приметы, объяснив, что ряженые на «Урале» в ментовской окраске кошмарят водителей на трассе? И нас сейчас будут ловить все посты и патрули!

– Ну отсюда, все равно, надо выбираться. Будет очень плохо, если нас найдут…

– А ты об этом почему не подумал, когда решил заняться этой хренью? – я тоже был не в духе, и поэтому орали мы друг на друга на всю рощу, выплескивая накопившиеся эмоции: – И, кстати, я наркотой не «барыжу» и «барыжить» не собираюсь.

– Ты что, думаешь, что я наркотой торгую⁈ – завопил Максим и сделал вид, что от оскорбления сейчас врежет мне прямо в нос. Но, не врезал, а предложил отойти в сторонку, дабы сидевший в боковой люльке Абукир нашего разговора не услышал.

– А что он у тебя так орет? – горячка погони схлынула и Максим обратил внимание на вопли задержанного, доносившиеся из глубины бокового прицепа: – И где у него голова?

Ну да, виновен. Mea culpa. Чтобы Абукир не выпрыгнул на ходу из коляски, я его засунул головой вперед, внутрь коляски. Ну а что? Парень молодой, гибкий, во всяком случае, когда я его голову засовывал между его ног, чтобы угнездить его внутри корпуса коляски, позвоночник не хрустел, да и подвижность рук и ног сохранилась, так что еще пять минут потерпит.

Признание комиссара полиции прокурору республики.

Признание, не признание, но Максим вдохновенно принялся рассказывать мне, что он входит в группу товарищей, которые перехватывают курьеров, везущих в наш город из близкой заграницы наркотическую отраву, ну и, немножко восстанавливают справедливость не совсем законными способами. Я не стал выяснять, куда деваются перехваченные грузы, сделав вид, что поверил в высшую справедливость действий Максима и сотоварищи, тем более, что восстанавливать справедливость я люблю, у меня как раз на примете есть несколько вопиющих несправедливостей.

– Ну что делать будем? – закончив рекламировать свою деятельность, Максим зябко поежился: – Когда поедем?

– Поедем мы между восемью и девятью часами вечера, когда у гаишников пересменка будет, дневная смена уже домой собралась, а ночная еще не вышла. А пока будем улики прятать. – я ткнул в спину прислушивающегося к нашему разговору Абукира: – Подвинь жопу, мне лопату достать надо…

– Зачем тебе лопата? –удивился Максим.

– Вот этого доходягу закопаем, нам он живой все равно не нужен. Из-под земли он про нас не расскажет. – я засунул руку в корпус коляски и нашарил за сиденьем короткую штыковую лопату.

Абукир взвыл и задергался, а Максим закрутил у виска указательный палец.

– Что ты мне пальцем крутишь? – вызверился я: – Ты сам сказал, что у него еще полно дури где-то спрятано? Значит он тварь конченная, когда сдохнет, то на Земле чуточку чище только станет. Вот объясни мне, есть хоть один довод, что если его живым оставить, то от него хоть на мизинчик какой пользы будет?

– Давай я с ним поговорю, а ты спешить не будешь? – Максим, как репку, выдернул из люльки тело Абукира и тот даже заплакал, когда смог разогнуться…

Березовая роща в окрестностях Города.

Часом спустя, я сидел у небольшого костерка и пытался пожарить над язычками дымного пламени несколько грибов, напоминающих сыроежки. Максим сидел на пеньке поодаль, а напротив его, на коленях, стоял связанный Абукир, и они о чем-то тихо шептались, время от времени непроизвольно поглядывая на лопату, воткнутую в мягкий лесной дерн рядом со мной. Наконец Максим успокаивающе похлопал Абукира по плечу и направился ко мне.

– Слушай, я с ним вопрос порешал. Он рассказал, где остальная партия наркотиков и согласился со мной сотрудничать…

– Отлично. –я, без малейшего сожаления, выбросил недожаренные грибы, так как получилась какая-то гадость, и поднялся: – Поехали. Где он дурь спрятал?

– Да я потом разберусь с наркотой, поехали по домам, сил уже нет.

– Хрен вам, дорогой товарищ. Поедем сейчас и сегодня вопрос закроем. Или один из присутствующих здесь останется, навсегда.

Мы оба с посмотрели на бледного Абукира, по лицу которого обильно выступил пот, несмотря на осеннюю погоду.

– Да что на тебя нашло? – поразился Максим: – Ты его прям здесь, лично, готов пристрелить?

– Готов. Он, если ты не забыл, меня с дружками сегодня зарезать хотел, а от его дури в Городе тысяча человек умрет, так этот пожалеет лишь о том, что клиентов меньше стало, и новую тысячу на наркотики посадит…

– Да он сам никого не садит, он простой курьер…– всплеснул руками Максим, и я понял, что у Абукира осталось много, очень много дури, и мой приятель уже мысленно наложил руку на нее.

– Без разницы, он звено цепочки. – я снова сунул руку в люльку и, достав буксировочный трос, принялся ладить на нем петлю. Сломались присутствующие, когда я подогнал мотоцикл к березе с мощным суком и встав на сидение железного коня, перебросил через сук конец троса.

– Брат, я сделал все что мог. – пожал плечами Максим: – Ты сам решай…

– Хорошо, хорошо… – зачастил Абукир: – Наркотики у моего брата… на как брата, родственника. Он в поселке Цыпленкино живет, на улице Русско-африканского поэта, я дом не помню, но покажу, он его с прошлого года снимает. Только у него собака здоровая и ружье дома, и он чужим двери не открывает.

– Разберемся. – я схватил Абукира за шиворот, помогая подняться и потащил к мотоциклу.

Поселок Цыпленкино.

Мотоцикл я оставил в трехстах метрах от нужного нам дома, под горящим, чуть ли не единственным, горящим фонарем, дабы узнаваемый звук мотора милицейского транспорта не перепугал клиента.

Оставив Максима стоять у забора, караулить окна, я ухватил Абукира за плечо и поволок к калитке в глухом, двухметровом заборе.

– По-русски говори, понял? – я для убедительности ткнул своего пленника в поясницу стволом пистолета, и нажал на кнопку электрического звонка, прикрученного к забору, а, разглядев в калитке дверной глазок, присел, прячась за спиной Абукира.

За забором послышались торопливые шаги, потом на пару секунд наступила тишина, после которой кто-то что-то сказал и завозился с задвижкой, а когда калитка, заскрипев, распахнулась, я разогнулся, разглядев перед собой дядьку лет сорока, жилистого и крепкого, хотя и ниже меня на голову, узкие глаза которого, от изумления, стали круглыми.

Я вежливо поздоровался и представился «Здрасьте, милиция» и навалился на Абукира, вдавливая обоих родственников во двор, чтобы мужик не успел захлопнуть калитку перед нашим носом.

Хозяин от неожиданности отступил на пару шагов, но потом опомнился и крича, что-то типа «Тозак, мент акелди!», навалился на бедного, зажатого между нами Абукира, так, что у того кости затрещали, попытался вытолкнуть нас со двора.

Я понял, что приземистый хозяин, на проверку, оказался крепче, чем с виду, а подошвы моих щегольских хромовых сапог бестолково скользят по мокрому песку, и заорал:

– Максим, бегом! Сюда!

Хозяин взвыл, выхватил откуда-то с поленницы, выложенной под навесом у забора здоровенный «свинокол» и, без колебаний, два раза ткнул им своего родственника.

Я отпрянул назад и пару секунд мы с хозяином ошеломленно глядели на, дергающееся на песке двора, тело Абукира. Потом хозяин шагнул вперед, выставив нож перед собой, а я выстрелил, одновременно крича «Брось, брось говорю!». Огромный пес, что-то среднее между кавказской и среднеазиатской овчаркой бесновался на цепи толщиной с моё запястье, и я счел ее неопасной, поэтому, просто, перешагнув через тело хозяина, обошел стороной, но вот про ружье в доме я не забыл, поэтому, держа перед собой пистолет, двинулся в дом.

Кирпичное жилище было жарко натоплено и обставлено в стиле «роскошь девяностых» – цветные обои, позолоченные фигурки, чешское стекло в застекленном шкафу. Посреди комнаты стоял котел с жарко пылающим пламенем в топке, а из комнаты выскочила полная, черноволосая женщина в теплом халате, прижимающая к груди несколько плотных пакетов, перемотанных коричневым скотчем.

До газового котла с распахнутой заслонкой женщина не добежала всего пару шагов. Я дернул ее за длинные волосы и она, с криком, опрокинулась навзничь, одновременно пытаясь собрать рассыпавшиеся пакеты и запахнуть халат. Несколькими ударами ногой я запнул пакеты в дальний угол комнаты, тогда женщина, выставив вперед руки с длинными, острыми ногтями, бросилась на меня, целясь в лицо…

Частный дом. Улица Русско-африканского поэта. Поселок Цыпленкино.

– Итак, вы, Громов, не оказали первой медицинской помощи пострадавшим…

– Почему не оказал? Оказал. Все, что мог, я сделал.

– То есть, положить на раны людям измазанные йодом тампоны вы считаете надлежащей медицинской помощью?

– Во-первых, у меня при себе была одна аптечка, я все перевязочные материалы честно поделил на двоих, каждому досталось поровну.

– А в доме вы не могли поискать бинты?

– Я спрашивал, но хозяйка молчала.

– После того, как вы ее избили? Неудивительно.

– Послушайте, любезный… – мне надоели «наезды» местного следователя, и я не сдержался: – Может быть прекратите из себя строить девочку– припевочку и начнете, как положено, наступательно расследовать преступление. Тетку я стукнул один раз, в лоб, у нее даже синяка не осталось, пресекая ее попытку уничтожить улики. Тут несколько килограмм наркотиков в комнате изъято…

– Еще не доказано…

– Да бросьте, экспресс-тест все прекрасно покажет…– я отмахнулся: – И на каждом пакете эксперт женские пальцы обнаружил. А вы все вопросы задаете в направлении, что я превысил полномочия…

– Следствие должно вестись всесторонне и объективно…

– Гражданин следователь, а давайте я просто рапорт напишу, что вы не объективны и имеете личный интерес к этому делу. Кстати, Абукир мне рассказывал, что дядька его здесь уже год наркотой торгует и его не трогают, потому, как у него связи в местных органах. Ничего не слышали о них?

– Громов, вы мне что, угрожаете? Право слово, это смешно. Но, пока меня не отстранили, как вы говорите, давайте еще раз пробежимся по основным вопросам. Итак, как вы оказались в этом доме?

– Рассказываю третий раз. Сегодня днем я патрулировал свой участок в поселке Клубничный, когда мне навстречу выскочил незнакомый мне ранее гражданин, который заявил, что он осведомлен о поставках наркотических веществ в наш город, но, сегодня он понял, что это неправильно, поэтому решил встать на путь исправления и покончить с преступным промыслом…

– Громов, вы что, издеваетесь надо мной?

– И что не так? В каком слове я сказал неправду?

– Ладно, продолжаем. Что было дальше?

Гражданин, который назвался Абукиром, сказал, что много наркотиков находятся на хранении у его родственников в этом доме, и уже сегодня их должны вывезти и передать розничным торговцам, поэтому надо спешить перехватить их.

– И вы просто поехали? Просто взяли и поехали? Никуда не сообщили, никому не доложили, поехали в чужой район перехватывать наркотики? За сто километров? На мотоцикле?

– Алло, вы меня слышите? Мне сказали, сегодня увозят и они окажутся на улицах Города? Что я по-вашему должен был сделать?

– В первую очередь доложить, написать рапорт…

– Вот и получается, товарищ следователь, у вас все делается, как положено, и в результате уже год в поселке процветает гнездо наркоторговцев. Мужик нигде не работает, а у него дом полная чаша, у жены две шубы и три шапки, золота на каждом пальце по два кольца и на шее три цепочки…

– Ну, у них, вероятно, бизнес есть…

– Какой бизнес? Бизнес – это ты утром уходишь и ночью возвращаешься, ни живой, ни мертвый, а соседи сказали, что хозяева целыми днями дома сидели, только родственники к ним все время приезжали на машинах…

– Громов, не уводите следствие в сторону. У нас сейчас нет обязанности где-то работать, тем более, что они иностранцы. Рассказывайте дальше.

– А что рассказывать? Хозяин дверь открыл, меня увидел. Стал бить своего родственника, потом вытащил нож, что у него в дровах лежали и ударил Абукира в живот, а потом бросился на меня, и я применил табельное оружие.

– А почему у одного из потерпевших на руках обрывки скотча?

– Так Абукир какой-то неустойчивый оказался в своем раскаянье, пару раз сбежать попытался…

– Громов, вы издеваетесь?

– Да я тут причем? Человек сначала говорит, что хочет показать, где наркотики, потом пытается на ходу из коляски выскочить. Мне же, если что, за него отвечать. А так, когда я его связал, он перестал метаться из крайности в крайность, сказал, что окончательно раскаивается.

– Громов вы дебил?

– Никак нет, у меня первая группа допуска, здоровье, как у космонавта.

– Громов, а почему вы «скорую помощь» не вызвали? Это то вы были обязаны сделать?

– А я не знал, где здесь телефон, в соседние дома сунулся, там двери не открыли, через забор крикнули, что телефона нет. Ну, я понял, что это бесполезно, тогда приступил к выполнению обязанностей по охране места происшествия, одновременно подавая сигнал «На помощь».

– Какой сигнал?

– На помощь. В Уставе ППС предусмотрено, что в подобных ситуациях положено подавать сигнал «На помощь». Два коротких свистка, а если не помогает, то выстрелы вверх.

– То есть, у вас еще и свисток был?

– Обязательно, он у меня к тренчику ремня прикреплен.

– И вы в него свистите?

– Когда положено, то свищу.

И потом снова, по новому кругу, вопросы, вопросы, вопросы.

Тихий центр. Частный дом, арендуемый Громовым.

Максим появился у ворот моего дома через три дня. После появления его в моей жизни, я выработал привычку, перед выходом их дома обозревать окрестности с чердачного окна.

– Че приперся? – своего нового приятеля я встретил неласково.

– Паша, ты же понимаешь, что мне там светиться совсем нельзя было? – глядя мимо меня, пробормотал Максим.

– Нет, не понимаю. Мог бы и помочь.

– Так я, когда подбежал, увидел, что ты мужика этого уже подстрелил и пошел в дом. то понял, что у тебя все нормально и вернулся на место, куда ты меня поставил.

– А потом? Когда я по соседским домам пошел, телефон искать, мне бы эта помощь очень пригодилась.

– Так я у твоего мотоцикла стоял, чтобы его не угнали. Там два парня подходили, так я их шуганул. Просто я посчитал, что мотоцикл для тебя важен, и к нему переместился.

– Ну да, а на меня сейчас неоказание помощи повесить пытаются…

– Да брось ты, Паша…– Максим повеселел, как гонец, принесший добрые вести: – Никто тебя грузить не будет. Там следователю уже объяснили, что неоказание помощи только врачам можно вменить, ну никак ни тебе. Я сегодня приказ видел, что тебе и твоему начальнику премию по два должностных оклада выписали, ну еще там кое-кому из вашего отдела, так что, все нормально будет.

– А эти, потерпевшие, что говорят?

– А они ничего не говорят, молчат. Когда их в приемный покой привезли, каталки рядом оказались, ну Абукир пытался авторучкой глаз дядьке выколоть, ну, их сейчас в разных концах больничного корпуса держат, только Абукир в статусе свидетеля, скорее всего, будет. Ты же не сказал, что он наркотики перевозил…

– Так я думал, что он сдохнет, и дядька его совсем плох был, а у меня самого жопа подгорала. Поэтому в тот момент я и говорил, что мне было выгодно, а оно, видишь, как, получилось

– Ладно, Паша, не расстраивайся, мне понравилось с тобой работать. – Максим сделал вид, что уходит, но, в последний момент развернулся: – Слушай, а у тебя в мотоцикле оставался пакет, что мы у Абукира забрали… Отдай его мне, надо наркотики утилизировать.

– Так я его, когда обнаружил, что тебя нет, в дом занес и в общую кучу бросил. Мне в мотоцикле зачем такое «палево»? Его же в любой момент могли обыскать. Так что, я от них сразу же избавился.

– Ну да, ну да. –пробормотал задумчиво Максим, и мне показалось, что это и был повод для его сегодняшнего визита.

– Ты, паша, только имей в виду, что тема эта очень серьезная, и нельзя тут хватать все, что плохо лежит…– попытался продавить меня приятель, но я лишь промолчал.

Глава 14

Глава четырнадцатая.

Неравные ставки.

Ноябрь 1994 года.

Территория завода. Помещение столовой.

Ну вот и все, основные организационные мероприятия по подготовке к приватизации Завода благополучно завершились, вместо Производственного объединения мы уже месяц, как числимся акционерным обществом, три недели назад закончилась двухдневная (небывалое событие!) конференция трудового коллектива, которая определила льготы для работников предприятия при приобретении акций новообразованного акционерного общества, а сейчас, по хорошей русской традиции, у нас пьянка…простите, фуршет, совмещенный с символической выдачей первых акций.

Сие действо проходило в заводской столовой, где, для придания торжественности мероприятию под потолок подвесили новые, более мощные лампочки, остальное оставили прежним. Наш новый-старый генеральный директор в смокинге, привезенном из Америки, выглядел, откровенно говоря, диковато в этих интерьерах… Но, что делать? Новые времена, новые песни.

К единственному столику, на котором не было бутылок в водкой, а лежали бумаги, под руки повели трясущегося седого старика, самого ветеранистого ветерана нашего Завода. Говорят, что еще год назад он был вполне себе ничего, в семьдесят лет продолжая варить сложные швы, и, будучи обладателем международного сертификата, выданного какой-то французской конторой в Москве, он был для предприятия весьма ценным работником. Инсульт подкосил бодрого работающего пенсионера, в эти дни мой директор выглядел, как будто потерял кого-то из близких родственников. И вот сейчас дедушку, который, похоже, плохо понимает, что происходит подводят в этому самому столику, за которым стоит директор в смокинге, владелец конторы, ведущей реестр акционеров завода, в малиновом пиджаке, и другие официальные лица, вроде главного бухгалтера и заместителя генерального по экономике.

Собравшийся трудовой коллектив дружно хлопает, некоторые смущенно вытирают повлажневшие глаза, когда ветерану вручают именные акции и вносят соответствующую запись в амбарную книгу, изображающую реестр акционеров. Провожают, уводимого под руки молодыми родственниками, ветерана еще более дружными аплодисментами, большинство присутствующих бросают вожделенные взгляды на бутылки с «беленькой», призывно поблескивающей со столов.

После начала фуршета, я, с наполненной рюмкой наперевес, покрутился по залу, «поторговал» лицом, после чего, не прощаясь, проскользнул на выход. Делать здесь мне было абсолютно нечего, тем более, что через сорок минут народ хорошо подопьет, начнутся всякие разговоры, а там и до махания кулачками недалеко…А я за последний месяц успел многим отдавить… Что там давят? Забыл совершенно.

Знаете, почему конференция трудового коллектива шла целых два дня? А это работники предприятия, большинство из которых десять минут назад смахивало скупую слезу, глядя на шатающегося деда сварщика, пытались, всякими правдами и неправдами, отодвинуть таких, как этот ветеран, от приватизационной кормушки.

Когда этот самый трудовой коллектив, пролетарии и прочие мастера и подмастерья, узнал, кто из бывших работников имеет право на приобретение акций завода по льготной цене, он натурально взвыл, так как, таких льготников оказалось чуть ли не больше, чем действующих работников…

И началось! Какая там пролетарская сознательность, какая рабочая солидарность? Каждый, включая принятого два дня назад, захудалого ученика электрослесаря, в мечтах сгонявший с семьей на Майорку на дивиденды от акций Завода, мгновенно пришел в совершеннейший гнев и заорал – Гнать в шею!

Какие акции пенсионерам? Им о вечном думать пора, а их акции захватят алчные родственники, которые к Заводу никакого отношения не имеют. Что? Еще и сокращенные работники на акции претендуют? Кто это сказал? Кто это сказал? Ах, юрист! Ты юрист, ходи да оглядывайся, иначе…

Ладно, Бог им судья, тем более лично меня это не коснулось. Я, не мытьем, так катаньем, успел заскочить в последний вагон отходившего поезда и втиснуть себя в число руководителей предприятия, которым по закону отходило пять процентов уставного капитала, правда, по номинальной цене. Ну, полного процента я конечно не получу, а вот половинка этого самого процента у меня в контракте затесалась, а генеральный наш, Григорий свет Андреевич, этот момент пропустил, потому что я прямо не написал, мол имеет право консультант– помощник директора на долю малую, а сослался на подпункт пункта части положения «О административно-управленческом персонале». Был у меня конечно, разговор непростой с остальными заместителями, так как я не директора, с незыблемыми двумя процентами подвинул, а их заставлю поделиться. Попытались на меня надавить дорогие заместители, соратники мои, но мягко, взывая к совести, так как нельзя было на меня давить, не те у нас с ними отношения. Я категорическим отказом людям настроение портить не стал, сделал вид, что вообще не понимаю. О чем речь, так что дело отложили. По закону выкупить акции по номиналу мы должны в течение года, ну я подожду, так как сегодня акция в десять тысяч рублей, на радостных ожиданиях и предвкушении наивных работников стоит те же самые десять тысяч рублей, а вот сколько она стоить будет через год никто не знает, правда я немного догадываюсь.

Тихий центр. Частный дом.

Я, не заходя в дом, подхватил встречавших меня во дворе собак и повел их гулять, на пустырь, напротив Центральной станции «Скорой медицинской помощи», где еще совсем недавно работала врачом Ирина Михайловна Кросовская, моя невеста, а ныне депутат Городского Собрания. Пока шла возня с довыборами, Совет депутатов не заседал и не работал, так как отсутствовал кворум, а без кворума депутаты не могли сами себя допустить к работе. Я Иринку пристроил по бумагам в одну автоколонну, которая существовала в основном по бумагам, сдаваемым в налоговую инспекцию, а пока наслаждался наличием хозяйки в доме. Вот и сегодня, отворачиваясь от порывов ледяного ветра, бросавшего мне в лицо горсти сухого, колючего снега, я мечтал о горячем и сытном ужине, который я получу, вернувшись в натопленный дом. Два бутерброда с копченой колбасой средней паршивости, что я стащил во время презентации, из моего желудка исчезли без следа…

Демон вынырнул из вечернего сумрака, сжимая в зубах здоровенный тополиный дрын, и ткнул меня им куда-то в пах, мол, хозяин, отнимай и кидай подальше, отнимай и кидай…

Несмотря на солидный возраст, пес, к моей радости, оставался живым и подвижным, приобретя лишь некоторую вальяжность в движении… Из-за спины возникла Грета, рыча, вцепилась в другой конец палки, и порыкивая, дергая деревяшку в разные стороны, эта сладкая парочка умчалась в темноту, успев лишь потоптаться когтистыми лапами по моим осенним туфлям. Ну и слава Богу. Кидать здоровую, мокрую от собачьей слюны палку, особенно зимой – удовольствие ниже среднего, признаюсь вам.

Через полчаса я старательно отбил туфли от налипшего снега на пороге нашего временного жилища, прошел через сени, открыл дверь и сразу почувствовал, что что-то не так.

– Привет, солнце…– я ухватил Ирину, которая при моем появлении вскочила с табуретки, на которой сидела в позе, собравшейся топиться Аленушки, и, старательно пряча лицо, попыталась уйти в спальню: – Что-то случилось?

– Все в порядке. – Ира сухо ткнулась в меня губами и снова попыталась вырваться из кольца моих рук, но я держал крепко.

– Ира, давай сделаем проще. – я вкусно поцеловал девушку в губы: – Я все равно буду тебя пытать, пока ты не признаешься, что у тебя произошло, и кто тебя обидел, а так мы сэкономим наше время…

– Садись есть. – отрезала подруга и поставила на деревянную подставку тяжелую чугунную сковородку, из-под плотно прилегающей крышки которой я чувствовал запах жаренного мяса… И не только я. В входную дверь заскребли, умильно поскуливая, в четыре лапы, наши собаки, уже пожалевшие, что не вошли в дом вместе со мной, а остались во дворе, догуливать.

Я вышел в сени, запустил в дом, метнувшихся на кухню серыми молниями, собак, нащупал в шкафу два стеклянных сосуда, что хранились на холоде по причине скромных размеров холодильника…

– Любимая, что будешь, водочку или рябину на коньяке? – я вернулся в теплое помещение, широко улыбаясь и зазывно помахивая бутылками.

– Водочки на пальчик мне плесни…

Хотя магазины и киоски были заполнены всевозможными сладкими ликерами всех мыслимых цветов и оттенков, суровая доктор Кросовская оставалась верна классическим напиткам.

– Ну что? – мы чокнулись маленькими стопочками с шведскими флагами на боку, и залпом выпили, после чего я, вывалив в тарелку из сковороды четную половину… ладно, честную треть картошки с мясом, подвинул подруге ее долю и набросился на еду. В углу, громко чавкая, поедали мясной кулеш из здоровых бачков наши псы, в печи гудел огонь… В общем, в нашем доме наступила идиллия.

– Ну, рассказывай. – посуда была вымыта, собаки спали вповалку под столом, шевеля лапами и тоненько поскуливая, мы с Ирой, обнявшись, лежали на широкой кровати, бездумно глядя на огонь, бушующий за заслонкой печи, и я решил, что уже можно.

Ира откатилась к стене, посмотрела на меня долгим, загадочным, в отсветах пламени, взглядом, и, видимо решив, что я заслуживаю доверия, произнесла:

– Мне отказали… И еще посмеялись. Сказали, что я должна быть счастлива, что меня в комиссию по социальной политике распределили, и вообще…

– Я так понимаю, что твои партайгеноссе отказались доверить тебе участие в распределении городского бюджета?

– Угу. – Ира ткнулась лицом в мое плечо.

– И кто от вашей партии более достоин этой роли?

– Чебриков. – Ирина замерла, тихонько дыша мне в подмышку. Она не любила проигрывать.

– Это который? – я закатил глаза к потолку, пытаясь среди извилистых трещин на нем найти ответы на свои вопросы: – Зять аптечной сети?

– Он, сволочь. – злобно прошипела Ира.

– Он тебя что… обидел? – я попытался повернуть лицо девушки к себе. Но она уперлась.

– Смеялся громче всех, клизмой назвал…– Ира засопела: – А сам то…

Ну да, я вспомнил этого персонажа. Из безусловных достоинств у этого «политика» присутствовала харизматичная, фактурная внешность и удачная женитьба. Антоша Чебриков был зятем владельца, небывалыми темпами растущей, сети аптек. По всему городу, в самых проходных местах, срочным образом меняли владельцев, выводились в нежилой фонд десятки квартир на первых этажах, где, после капитального ремонта, открывались небольшие аптеки, под общим брендом «Алтарь здоровья». Я не знаю, где тесть Чебрикова брал деньги, но, кроме всего прочего, Антон Алексеевич Чебриков являлся «якорным» спонсором Городского отделения Либеральной партии, чем заслужил самую искреннюю любовь со стороны партийного руководства. И хотя, как я помню. Антоша по образованию был выпускником Городского картографического института, видимо, в глазах партийных коллег, финансистом он был, как говорится, от Бога. Ну правильно, разве можно сравнить этого баловня судьбы с неограниченным кредитом и бывшую докторшу со «скорой помощи»?

– Сколько у нас времени?

До конца месяца. – Ирина отвернулась и начала преувеличенно пристально разглядывать аляпистый узор пушистого ковра, висящего на беленой стене.

Понятно, довыборы еще не прошли, но примерные позиции партий в раскладе городских сил уже предсказуемы, и сильные мира сего принялись азартно делить самые вкусные места в городской законодательной ветви власти.

– Ира. – моя рука скользнула по талии, лежащей рядом девушки: – Я ничего не обещаю, но постараюсь уложиться до декабря…

– Ты что собрался делать? – сразу забыла про рисунок ковра Ирина: – Даже не вздумай! Там знаешь, какие деньги? Там охранников не меньше десятка, и все с автоматами, из СОБРа! Я случайно слышала, как Чебриков мужикам рассказывал!

Поселок Клубничный.

Как вы понимаете, мой боевой мотоцикл, на котором я откатал не одну сотню километров, с октября месяца отправился на «зимние квартиры», и передвигался я по городу или на комфортабельном «Ниссане», «в полном фарше», ну, или, как сейчас, на «уставшей» «шохе», в девичестве «ВАЗ-2106». У этого автомобиля было только одно достоинство – их бегало по дорогам России бесчисленное множество и никому они были не интересны.

Крыльцо опорного пункта было занесено свежим снегом, и я облегченно вздохнул. Прекрасно понимаю, что ничего за мои безобразия мне не будет, но, как говорится, не буди лихо…

В помещении «опорника» было прохладно, но в воздухе висел густой дух стеклоочистителя и немытых годами тел. Я торопливо прошел к окну и распахнул форточку, после чего включил второй электрический ТЭН – мерзнуть целый день я не собирался.

В стоящей в углу, сваренной из толстых металлических прутьев, клетке размером два на два метра поднялась обряженная в засаленные лохмотья корявая фигура мужика, заросшего рыжевато-седыми волосьями, который, ухватившись черными руками за прутья, прохрипел:

– Начальник, выпить дай! Трубы горят, мочи нет!

Куча тряпья под его ногами зашевелилась, оттуда высунулась опухшая физиономия, когда-то принадлежавшая женщине, что обложив нас с мужиков сочным матом, обессиленно ткнулась в кусок черной от грязи ваты, торчащей из прорехи драной телогрейки.