Текст книги "Сельский стражник (СИ)"
Автор книги: Роман Путилов
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава 21
Глава двадцать один.
С любимыми не расставайтесь.
Ноябрь 1994 года.
Поселок Клубничный
Войдя в сопровождении моей активистки в дом Соколовых я сразу даже не смог понять – окружающий меня бардак – следствие нападения на жильцов дома, или это их обычный образ жизни. Доски пола прогибались и скрипели, в сенцах была навалена куча обуви, от протертых валенок, до порванных босоножек. В зале, у обшарпанного стола, лицом вниз, в луже густеющей крови, лежал тщедушный мужичонка в застиранной майке –алкоголичке и приспущенных спортивных трико, которые при Советской власти продавались в спортивных магазинах за пять рублей, и уже через месяц носки отличались вытянутыми коленками. На посиневших ногах трупа (а это был именно труп, а сразу, как вошел, приложил два пальца к его шее и кроме холодной липкости, ничего не ощутил) были обуты в, столь любимые сельскими жителями, меховые галоши с налипшими на ребристой подошве кусочками навоза.
Женщина лежала на боку, на продавленном старом диване, скорчившись в позе эмбриона, прижав окровавленные ладони к животу и отрывисто стонала.
– Как ее зовут? – я повернулся к застывшим у большой русской печи пенсионеркам.
– А…– активистки переглянулись: – Да она недавно с Мишкой сошлась, лет пять всего, мы с ней и не общались почти. Любкой, кажись, ее звали.
Судя по, лежащему на столе, сапожному ножу с коротким окровавленным лезвием, а также телесам Любки, проникающих ранений у нее быть не должно, так что есть надежда, что выживет, в отличие от тщедушного хозяина дома.
Но на контакт потерпевшая не шла, попытки растормошить и опросить ее успехом не увенчались, поэтому я отступился. В конце концов, завтра очухается в больничке, там ее и опросят. В принципе, мое дело телячье, охранять место происшествия, а когда прибудет оперативно следственная группа, пробежаться по соседским домам, и оформить справочку, что никто ничего подозрительного не видел, но у меня маялся на крыльце Демон, а справка о применении служебно –розыскной собаки на месте происшествия тоже пойдет мне в зачет. Я оглядел комнату, пытаясь определится, от какого предмета пускать по следу пса. Стаканы на столе, советские еще, граненые, только какие-то корявые, с пузырьками воздуха в стекле, воняли какой-то ханжой, от смрада которой у пса бы точно отбило нюх, вернее, чем от перца. Не найдя, за что зацепиться на столе, с засохшими корками хлеба и заветренным соленым огурцом в блюдце с отбитым краешком, я принялся осматривать тумбы, осторожно открывая дверцы самым краешком ногтя, и сразу пошли интересные находки. Под столом, залетев за ножку, лежала мятая тысячная купюра, по нынешним временам – мелочь, но я не верю, что у Соколова на полу могли валяться деньги. Пенсию в нашем поселке давали дней десять назад, и вряд ли эта купюра из пенсии хозяина. Я встал на четвереньки, заглянул под диван, надеясь увидеть под ним еще купюры, но там, кроме комков серой пыли лежала только потускневшая латунная гильза от охотничьего ружья шестнадцатого калибра.
Я выдернул из поломанного веника ветку и подцепив, вытащил гильзу из-под дивана.
Гильза была латунная, пользованная, старая, без капсюля, но это был тревожный звоночек, так как Соколов у меня владельцем оружия не числился, и я его ни разу не проверял, что могли поставить мне в вину.
– Барышни…– повернулся я к пенсионеркам: – А не знаете, у хозяина ружье было?
И опять старушки заспорили. Одна уверяла. Что никогда ружья у пожилого алкаша не видела, а баба Вера стояла на том, что этим летом она заходила к Соколовым занять крысиного яду, и самолично видела висящее на стене ружье. Как доказательство правдивости своих слов, баба Вера тыкала в кривой гвоздь, торчащий из стены, на котором, якобы и висело оружие.
Исходя из всемирного закона подлости, можно было смело предполагать, что ружье у деда было и возможно, оно и стало причиной смерти хозяина. Допустим, неизвестные пока лица пришли с визитом к хозяевам, выставив на стол бутылку неведомой бурды.
Вот в процессе распития, уверен, и пошел разговор о продаже ружья, но, скорее всего, сумма была смехотворной, и хозяин покупателям отказал, за что его и убили, а Любку, ткнув пару раз коротким, но острым, и самым дешевым, сапожным ножом, ранили, но не добили.
Ничего не придумав лучше, я, за самый уголок, вытянул из-под стола купюру и сунул ее под нос Демону. Да, за ее жизнь, банкнота побывала в тысячах рук. Но, если мои выкладки верны, то одним из последних ее держал в своих руках убийца.
Демон понюхать купюру не отказался, сделал круг по дому, и выскочил во двор. Я кинул банкноту обратно под стол. Крикнул бабкам. Чтобы дожидались «скорую» и милицию, после чего бросился вслед за убежавшим псом.
Демон ждал меня за воротами, увидев, что я выскочил из калитки, нетерпеливо рявкнул и побежал вдоль бесконечных заборов, пригнув голову к протоптанной тропинке, волоча за собой длинный брезентовый поводок.
Мы с Демоном уже стали практически сельскими жителями, время, когда он вступал в свару с каждым цепным псом, что облаивал нас из-за забора во время «работы на территории» безвозвратно прошли, да и за несколько месяцев Демон «пометил» все заборы, за которыми рычали, выли и гавкали его конкуренты, поэтому сегодня пес не отвлекался на местных «кабыздохов», стремительно бежал вдоль улицы в противоположную часть поселка, пока внезапно не остановился и не начал царапать чью-то калитку.
Вернее, не чью-то, а Сереги Ермашева, малолетнего хулигана, у которого я бывал пару раз. Я вскочил на деревянную скамью, став выше глухого забора по грудь, и заколотил кулаком по калитке. Тут-же взвилась я яростном захлебывающемся лае мелкая собачонка Ермашевых, кинулась из своей будки и запрыгала по двору, опасаясь приблизиться к забору, из-за которого выглядывал я.
В одном из небольших окошек колыхнулась белая занавеска, но никто не спешил открывать участковому двери, дом старательно изображал, что он вымер.
– Демон, иди-ка сюда упрямого…– я подхватил пса под живот поднатужился, так, что затрещала скамья подо мной и перебросил собаку во двор семейства, на случай, если в это время пакостник Сережка вылезает через окно, выходящее в огород. Мохнатая мелось, увидев материализовавшегося в ее владениях Демона, нырнула в будку и затаилась там, а Демон, подняв ногу у чужой будки и выдав бодрую струю на обиталище конкурента, деловито убежал в огород, начинавшийся сразу за домом.
Дверь дома открылась, когда я, кряхтя, цепляясь за занозистые доски забора, полез в чужой двор.
– А я не разрешала на мою территорию никому входить! – крикнула Ермашева –мать, появившись на крыльце.
– Документы мне покажи, что это твоя территория, а потом выпендривайся. – я отряхнул форменный бушлат цвета маренго, вытянул из ноги занозу, которая умудрилась впиться под кожу. Проткнув шерстяную ткан ь галифе и двинулся к крыльцу, отодвинув в сторону невысокую плотную тетку в стеганом халате, драной фуфайке и вездесущих калошах на босу ногу.
– Пошел отсюда, мент, я на тебя жалобу напишу! – зачастила хозяйка, но как-то ненатурально, опасливо поглядывая в горницу: – Завтра к прокурору поеду.
– У тебя деньги то на автобус есть? Не смеши меня, поедет она. – я вошел в горницу и щелкнул электрическим выключателем, отчего комната осветилась мутным светом от голой лампочки, висящей под потолком, что была никак не мощнее сорока свечей.
– Мужики где? – я подошел к входу в темную спальню, из которой доносился густой мужской храп.
– Сережка пьяный спит, а муж на подработки уехал, в город.
– Серёжка давно домой вернулся?
– Так он дома был весь вечер, никуда не выходил. Я ему стакан самогонки налила, потом он спать лег. – тут же соврала мне женщина.
– И кто к нему заходил сегодня? – задал я вопрос, на который, был уверен, правдивый ответ я не получу, но за спрос денег не берут.
В раковине была навалена грязная посуда, но стакан и чайная чашка самогоном не пахли, значит самогон в этом доме сегодня не пили. А вот мужской ботинок из чертовой кожи, подошва которого была еще влажной, не успевшей высохнуть после того, как владелец вернулся домой, сбоку имел пару темных мазков, как пишут эксперты, «вещества бурого цвета, похожего на кровь».
– Пойдем, покажешь, где сынуля спит. – подхватил хозяйку под локоть (вот забыл, как ее зовут, хотя в доме этом бывал, составлял протокол на Сергея за появление в пьяном виде в общественном месте.
Хозяйку, сломив недолгое сопротивление, я втолкнул в спальню, откуда раздавался богатырский храп, после чего, прикрывшись телом тетки, шагнул через порог, нащупав на стене выключатель.
Серега Ермашев спал, раскинувшись на спине, оглушительно храпя на весь дом и не реагируя на вспыхнувшую под потолком лампочку, но меня эта картина не умилила. Я, с силой, сжал плечо хозяйки и зловеще зашептал ей в ухо:
– А теперь слушай сюда. Твой Серега замарался по самое не могу. И теперь или он пойдет на зону лет на десять, или ты мне скажешь, с кем он сегодня уходил, тогда возможны варианты.
Женщина попыталась вырваться, но я сгреб в жменю ткань фуфайки и не выпустил свою жертву.
– Ну так что, будешь рассказывать, тогда я Сереже помогу, чем смогу.
На опухшем лице матери, в уголках глаз набухли слезы. Тюрьма в этой части ойкумены была неразрывной частью существования местного социума, и ничего сверхъестественного я матери Сережи не сообщил, но, безусловно, сыночка было жалко…
– Да говорю вам, гражданин участковый, дома он сидел весь вечер, потом я ему картошечки пожарила…
Недослушав очередную ложь, я ухватил женщину за кисть и ловко защелкнул на ее руке наручники. Вот когда надо – не получается одним движением застегнуть, а сегодня раз-два, и тетка только ойкнула. Пока женщина сообразила, что я делая, пока… Через пару секунд к трубе отопления была пристегнута вся семь – спящий Сережа за щиколотку, а его мама – за правую руку.
Поняв, что дело серьезное, женщина попыталась отыграть «заднюю»:
– Да не знаю я, с кем он уходил. Я пока скотине давала, он из дома и убежал, а вечером кто-то в калитку начал стучать, я открыла. А там нет никого, только Сережка пьяный на столб держится. Я его раздела да спать уложила. Куда вы, гражданин участковый, а как же я?
– Сиди здесь, никуда не уходи…– бросил я с порога и шагнув на улицу, позвал Демона, который через несколько секунд прибежал с огорода, смешно фыркая, пытаясь очистить заснеженный нос.
Я сейчас нарушал требования закона о применении спецсредств, проникновении в жилище против воли проживающих там лиц, и еще целый букет нормативных актов и норм, но мне было все равно. В том, что Серега Ермашев был в доме Соколовых у меня никаких сомнений не было, все поведение Демона «на следе» на это указывало. Просто хозяева и гости пили немыслимый шмурдяк, который смешивали из первых попавшихся спиртов и иных спиртосодержащих материалов, добавляли димедрол и прочую химическую дрянь, так, что здоровенный дядя мог с одной стопки или свалится под стол, или прийти в полнейшие безумие, выплеснув из себя всю скопившуюся ненависть к окружающему миру. А если бы я не пристегнул маму и сыночка к толстой трубе отопления, сыночек либо сбежал бы, либо мама затерла бы кровавые брызги на ботинках кровиночки, а так сидят ладком, готовятся к встрече со следователем. А мне надо, кровь из носу, найти сообщника или сообщников Сереги Ермашева и постараться изъять похищенное ружье, если, конечно, это не плод моей фантазии. И тогда мне простят все, даже, если я пристегну наручниками к трубам половину населения поселка.
Поселок Клубничный.
У калитки дома Ермашевых, кроме моих следов, я обнаружил еще несколько отпечатков обуви, без особой надежды сделал приглашающий жест перед Демоном, душевно, как друга, попросил «Ищи»
На этот раз пес шел не так бодро, несколько раз терял след, крутился, снова вставал на след преступников, гоняя меня по окраинам поселка, пока я не понял, что сделав круг, мы возвращаемся в сторону «опорника».
– Ладно братан. Все понимаю, возраст, стресс, с каждым может случиться…– я потрепал Демона по уху и двинулся к своему расположению, посмотреть, как там Ирина да спокойно написать рапорт и справку о применении служебно-розыскной собаки.
Возле ворот Соколовых стояли два одинаковых «УАЗика» – «таблетки» с синими, проблесковыми маячками на крышах. Только у одного на борту цвета «хаки» был нарисован красный крест, а у второго –синяя полоса. Из-за забора раздавался чей-то начальственный рык, не иначе. Приехал ответственный по РУВД и сейчас показывал свою значимость членам следственно –оперативной группы. Я поежился под, промерзшим от долгой прогулки, форменным бушлатом. Меня-то начальство точно встретит неласково, вспомнит, как говорится, все мои прегрешения. Поэтому надо на «высочайший доклад» идти уже с оформленными бумажками. Утвердившись в этой мыслью, я трусцой припустил к опорному пункту милиции.
Поселок Клубничный.
Опорный пункт милиции.
На скрипучее крыльцо «опорника» я поднимался крадучись, взяв Демона на «короткий» поводом и медленно ставя ступни ступени. Хотелось сделать сюрприз Ирине, да и проверить, как ребенка, насколько точно она выполнит мое требование – ни открывать никому дверь.
А дверь итак отказалась открытой – необычно широкой была полоска света, падающая на крыльцо от электрической лампочки, висящей в тамбуре.
Я подкрался ко второй двери и осторожно потянул её на себя.
А Иринка, то, была не одна. Даже здесь, в ночном, вымершем поселке. Она умудрилась найти парочку кавалеров. Которые сейчас за ней активно «ухаживали». Ну как «ухаживали»? Скорее, играли в какую-то странную ролевую игру. Моя девушка оказалась внутри металлической клетки, в которой я раньше держал бомжей, что сделали меня признанным лидером по раскрытию краж в нашем околотке. И сейчас Ирина, вмертвую вцепившись руками в металлические прутья, не давала какому-то потрепанному парню в короткий резиновых сапогах на ногах, открыть решетчатую дверь, причем игра уже зашла слишком далеко – кавалер просто ломал длинные тонкие пальцы, ломая сопротивление девушки. А чтобы «братану» было удобнее, второй парнишка, одетый по нашему, по-поселковски, вцепился двумя руками в Иринкин «конский хвостик», натягивая его двумя руками, как какую-то репку. Очевидно, так пытаясь оттащить упорную девку от дверцы в ее убежище…
Я не люблю, когда чужие руки трогают моих женщин, я этого совсем не переношу. Что я крикнул, врываясь в «опорник», я даже сам не понял, но Демон все разобрал совершенно верно – двумя прыжками обогнул клетку и вцепился в зад того ублюдка, что драл Ирине волосы. Уродец же, запутавшись в густых волосах своей жертвы, не смог ни защититься, ни отскочить в сторону, и теперь он рвался, воя белугой, пока Демон сосредоточено пережевывал его филейную часть. Второй урод был побыстрее напарника. Он за это время успел обернуться, крикнуть «Атас! Участковый!» и даже сделать шаг к столу, на котором, пролетая мимо стола и сбивая ненавистного аборигена с ног, я успел заметить, лежащую на моих служебных бумагах, потертую, с «рыжиками» на стволе, старую одностволку.
Тихий центр.
Частный дом. Следующий день.
– Я не знаю, почему я открыла дверь… – в пятый раз начала мне рассказывать свою историю, изрядно захмелевшая и очень возбужденная, Ирина: – Просто мне показалось, что это ты за дверью дышишь. Я подкралась тихонечко к двери, отодвинула бесшумно щеколду и толкнула дверь от себя, хотела тебя напугать…А потом гляжу, что тебя нет, а под дверью стоят два каких-то гопника, а у одного из них ружье в руках. Я то, получается, этому с ружьем по рукам дверью попала, и он стоит, рукой трясет и материться. Я хотела дверь захлопнуть, а второй, какой-то очень быстрый, он успел своего дружка оттолкнуть и попытался меня схватить. Я испугалась, заорала, наверное, на весь поселок, и в клетку забежала. А она, оказывается, изнутри не запирается! Паша. Сделай что-нибудь, чтобы в клетке можно было изнутри закрыться…
Ирина лихо влила в себя стопку водки, которая понемногу начала действовать, хрупнула маленьким корнишоном из банки с польскими буковками на этикетке, задумалась на несколько секунд, подняв вверх палец со сломанным ногтем, после чего продолжила свой рассказ.
– Они забежали в с эту комнату, а потом стали ржать надо мной, и жали очень долго, мне вообще показалось, что вечность. Во всяком случае. Если бы они не смеялись и не потеряли время, наверное, ты бы не успел. Потом они попробовали дверь открыть, но я руки сцепила в замок вокруг прутьев, и у них не получилось. Ты же знаешь, что я сильная, а они какие-то тупые были. Пока один мои руки отрывал, второй попробовал меня к решетке прижать и кофту сорвать, а я его за руку укусила, очень сильно… Он тогда завизжал, как девка, и меня за волосы схватил… Сильно много волос на голове вырвал? Я просто боюсь смотреть, что у меня с головой. Паша, скажи честно, я теперь лысая? А зачем они приходили? Они же тебя искали? Только не ври мне, пожалуйста.
– Да, солнышко…– я аккуратно вынул из руки девушки стопку и прижал ее к себе: – Эти дебилы за два часа до этого зарезали в доме пенсионера и тяжело ранили его жену, потому, что дед отказался из-за десять тысяч свое ружьё продавать. А ружье им было нужно, чтобы выстрелить в меня и забрать пистолет с патронами. Они с этим пистолетом собирались стать киллерами. Для этого уже глушитель себе собрали, им осталось только у моего пистолета затвор обточить, а на стволе резьбу, соответствующую нарезать, и можно было бы заказы брать, с оплатой исключительно в свободно-конвертируемой валюте. Так-что, можно сказать, ты меня спасла. Я тоже гостей из РУВД ждал, что на осмотра приехать были должны, и, уверен, не спрашивая «Кто там?», дверь бы им и открыл. А я не такой красивый, как ты, меня бы они сразу пристрелили…
Я взглянул в лицо затихшей Иры – слава Богу, она наконец-то уснула, повиснув на моем плече.
Глава 22
Глава двадцать один.
Декабрь 1994 года.
– Привет…– в меня сзади ткнулось что-то теплое и сонное: – Сколько время? Ты сегодня на работу не пойдешь? Не смотри на меня, я страшная…
Мою попытку повернуться и поцеловать оклемавшуюся Ирину пресекли, из всех сил вцепившись в меня цепкими руками, поэтому я вернулся к прерванному занятию – жарке чего-то мучного и вредного, то ли оладушек, толи лепешек.
– А с работой, наверное, все, придется распрощаться. – пожал я плечами: – Ты вчера не видела, тобой медики занимались, а я успел с ответственным от руководства подраться.
– Громов, это точно ты? – Ира от такой новости даже забыла, что не хотела, чтобы я смотрел на нее: – И что теперь будет?
– Да что тут может быть? С кем иным, может быть, и прокатило, а про этого зама мне сказали, что редкостный говнюк, и не даст все это замять. – я пожал плечами: – Это сто процентов увольнение по дискредитации, теперь только на «гражданку» устраиваться… Хотя что там устраиваться, я же итак устроен, так что все хорошо, полет нормальный.
– А ты не хочешь увольняться, я правильно понимаю? – Ира заглянула мне в глаза.
– Да я сам не знаю…Ай! – раскаленное масло от сковороды густо брызнуло на руку, и я затряс кистью: – Твою… наверное, я пока не готов. Не знаю, короче.
– Поедим, отвезешь меня в салон? – Ирина, уже забыв о моих проблемах, внимательно рассматривала себя в большом зеркале, что меня немного покоробило – я тут собрался открыться, о своих мыслях и чаяньях рассказать, а она…
К моему удивлению, Ирина попросила довезти ее до моей «альма матер», поцеловав на прощание в щеку, попросила подождать и скрылась во дворах. Странные существа эти женщины – думал я, едут в парикмахерскую через половину города, влекомые непонятными отзывами и непроверенной информацией. Ну что, ей здесь новые волосы в голову вклеют, вместо вырванной бандитом пряди? Никогда нам их не понять, мы, реально, существа с разных планет. Я натянул пониже вязаную шапку, поднял воротник куртки и, откинув кресло, выключил двигатель – пусть поскорее окна затянет влажной изморозью. Здесь, на территории небольшого квартала в центре Города были сконцентрировано слишком много объектов, с которыми я был тесно связан. Мой бывший университет, Областная энергосистема и Городской Сельский РУВД примыкали практически к одному двору, а я не хотел сейчас встречаться с кем-то из знакомых и отвечать на их вопросы…
– Скучал? – запорошенная снегом дверь распахнулась внезапно и, свежая и радостная с мороза, Ирина плюхнулась на сиденье рядом: – Что у тебя так холодно? Включай, скорее печку и поехали быстрее, а то у меня запись в салон пропадет…
– Не понял? – я завел двигатель и разогнал дворниками, засыпавший лобовое стекло, снег: – Ты где сейчас была почти два часа?
– И когда ты мне собирался сказать, что меня ваш ответственный от руководства блядью и шлюхой назвал? – ответила вопросом на вопрос Ирина, уставившись мне в глаза злющими глазищами.
– Кхе! Кхе! – от неожиданности я подавился и долго пытался откашляться, пока маленький, но жесткий кулачок девушки не начал колотить мена по хребту.
– Спасибо! – я вытер рот: – И откуда ты узнала?
– Ну, вообще-то, он меня именно этими словами сегодня встретил. Ты давай двигай в «Три орешка», я насчет салона не шутила…– Ирина назвала знакомую мне женскую парикмахерскую, что располагалась рядом с моим общежитием, на Левом Берегу.
В дороге Ира, скрипя зубами от злости, призналась, что решила, в тайне от меня, зайти в РУВД и переговорить с начальником следствия, который в прошлую ночь был ответственным от руководства, выезжал на убийство в поселок Клубничный, а потом получил от меня в нос за неосторожный комментарий относительно моральных качество моей подруги. Но, стоило ей перешагнуть порог начальственного кабинета, где сидел помятый товарищ подполковник, как тот ее мгновенно узнал и поприветствовал нецензурной бранью.
– И что дальше произошло? – осторожно спросил я.
– Да, почти ничего. Я вышла и дошла до кабинета начальника управления, показала удостоверение и сказала, что я депутат Совета, потом мы с начальником управления вернулись в кабинет этого придурка, и я ему пощечину дала, а он ответить побоялся. А потом я пошла к начальнику РУВД договариваться относительно тебя. Ты что, обиделся?
– Выходи, к мастеру опоздаешь. – я припарковался напротив большого салона красоты, что соседствовал с Левобережным колхозным рынком, проводил взглядом Ирину, пока она не скрылась за стеклянными дверями парикмахерской.
Ну вот за что мне вот это? Мне же еще рапорт писать, дела сдавать, а тут все встречные –поперечные будут улыбаться в лицо, мол, маленький мальчик, подружку привел заступаться. Наверное, хуже, это если привести маму.
Я прошвырнулся по территории рынка, полюбовался на бандитский патруль, что неспешно прогуливались мимо рядов, собирая мзду, потом двинулся к ряду, где торговали всякой живностью. Свой товар хитрые продавцы размещали в больших ящиках, с деревянной крышкой, сверху укутанный какой-нибудь старой шалью. Для тепла в ящике продавцы зажигали пару свечей и вполне себе торговали на улице, так как в крытые корпуса рынка их не пускали. Не знаю, каково было сирийским хомякам, но рыбки в аквариумах плавали вполне бодро. В себя я пришел, когда понял, что еще пара секунд, и я уйду с рынка, держа за пазухой очаровательного рыжего котенка, которого вместе с разноцветными братьями-сестрами, почти «за так» раздавала помятая тетка со следами различных пороков на лице. Я сунул, обиженно мяукнувший, рыжий комок обратно в ящик и быстрым шагом двинулся подальше от птичьих рядов. Тут не знаешь, что с тобой завтра будет, а берешь на себя ответственность за беспомощное живое существо. Ирина ждала меня возле машины, замерзшая и злая, поэтому вечером мы не разговаривали. Каждый злился на вторую сторону, искренне не понимая, что он сделал не так.
Городской Сельский РОВД. Кабинет начальника.
– Разрешите, товарищ полковник? – себя я считал почти уволенным сотрудником, которому терять особо нечего, поэтому в районное управление я приехал около десяти часов утра, удачно просочившись мимо секретаря, которая сосредоточенно набивала какой-то приказ.
– А! Паша! Заходи, заходи, присаживайся.
Честное слово, от такого радушия начальника я немного прифигел, на стул у длинного стола для совещаний присаживался осторожно, на краешек, не понимая реакции начальника РУВД.
– Павел, а почему ты не сказал, что твоя гражданская жена депутат? Ведь можно было вопрос порешать, не привлекая ее. Я понимаю, что они там…– полковник потыкал пальцем куда-то в потолок: – Привыкли решать вопросы кардинально, но ты меня тоже пойми. Я не могу начальника следственного отдела уволить, без него все там встанет, хрен соберешь потом. Давай ограничимся тем, что она Никитичу вчера по мордасам дала, и на этом все. Поговори с ней, пожалуйста.
Пока товарищ полковник, как большой сытый кот, громко мурлыкал, уламывая меня не рубить с плеча и сохранить для Сельского РУВД такого выдающегося специалиста, как начальник следствия, который, действительно, редкостный чудак на букву «М», но без него все развалиться, ну и так далее, я стал подозревать, что мою «гражданскую жену» приняли не за того, кто она есть.
Возможно, моя «гражданская жена», дубася по мордасам товарища подполковника, грозя всеми карами и размахивая депутатским удостоверением, забыла сообщить, что она депутат городского, а не областного законодательного собрания? Нет, городской депутат – это конечно тоже политическая фигура, но, только к сельской местности они отношения не имеют, в отличие от областных народных избранников.
– Товарищ полковник! – мне удалось вклиниться в паузу в речи начальника РУВД, когда он затребовал секретаря чаю «нам с Павлом Николаевичем»: – Да я даже не думал, чтобы кого-то увольнять, и Ирина Михайловна к Евгению Никитичу зашла совершенно случайно. Она в кабинет его заглянула, потому как меня искала, думала, вдруг я там, а он ее с порога шлюхой и блядью назвал, вместо «здрасьте». Я вообще ей ничего про скандал не говорил, пока она к товарищу подполковнику не заглянула…
Я откровенно изображал дурака, а полковник старательно делал вид, что он мне верит, после чего сделал мне предложение закончить досрочно моё прикомандирование к их управлению, и, отдохнув пару дней, отправляться восвояси, в Дорожный РОВД, обещая прекрасную характеристику и премию в размере двух месячных окладов за последнее задержание.
Вышел из начальственного кабинета я в некотором обалдении, не ожидая, что устроив скандал и выставив меня в роли подкаблучника и маменькиного сынка, Ирина решила мою проблему наилучшим образом. Лишь бы за эти пару дней, что готовиться приказ, товарищ полковник не восхотел поинтересоваться местной политикой, в частности, списком областных депутатов, а то будет мне счастье ознакомиться с разъяренным товарищем полковником, который таких, как я, кушает на завтрак, обед и ужин.
Тихий центр. Частный дом.
– Ирина, а когда ты собиралась мне сказать, что ты старшего офицера МВД, целого подполковника избила? – на пороге дома я стоял мрачным, как туча.
Ирина бросила на меня мрачный взгляд, разглядела суровое выражение лица и решила, что лучше прервать режим презрительного молчания.
– А подполковник – это много? – осторожно поинтересовалась девушка.
– Достаточно много, чтобы дело уголовное возбудить.
– Он первый начал обзываться, и вообще, у меня неприкосновенность. – выпалила Ира, и уткнулась в книжку.
– Доказательств, что он тебя обозвал нет, а вот у товарища подполковника вчера на лице твоя ладонь хорошо отпечаталась. – Ради мира в семье, немного преувеличил я: – И если он пойдет в судебно-медицинскую экспертизу… А твоя неприкосновенность по решению твоих коллег-депутатов очень просто снимается. У тебя же там, в депутатском Собрании, пока друзей нет?
– Пока нет. – вздохнула Ирина и отложила книжку: – И что теперь делать?
– Да я все порешал. – небрежно бросил я, снимая куртку и переобуваясь: – Но ты в следующий раз сдерживай себя, пожалуйста. Тебе вот такие скандалы точно не нужны.
– Я постараюсь. – девушка улыбнулась.
Мир в семье вроде был восстановлен, и можно не бояться за свои тылы, а значит, у меня есть несколько свободных дней, чтобы разобраться с самыми насущными проблемами.
Контора по аренде строительной техники.
На территорию конторы я прошел легко. Сейчас времена такие, что люди рады любому клиенту, потому что даже самый замухрышечный дядька может быть тем, кто принесет в кассу «наличку», которой бухгалтерия может закрыть долги по зарплате за неделю, а то и за месяц, чем черт не шутит. Потолкавшись по конторе, я дождался, когда секретарша покинет приемную и шагнул в кабинет директора.
– Здравствуйте, вы по какому вопросу? – по мере осознания, кто вошел в кабинет, с лица Плотниковой Мириам Степановны, владелицы и директора сползала дежурная улыбка.
– Ты зачем пришел? – женщина встала: – Мне кажется, я тебе предельно понятно все объяснила, но ты сказал, что оплата бартером тебя не интересует. Что, передумал? Так поезд уже ушел. Люди, с которыми ты меня познакомил, кстати, спасибо тебе, сказали, что по всем моим долгам, кто бы и от кого не пришел, отправлять к ним. Телефон, кому звонить, ты знаешь. А теперь прости, но мне надо работать. Деньги будут – заходи.
Да, а тетенька изменилась. Еще совсем недавно она скакала от бандюков через сугробы, когда те встретили ее возле дома, а сегодня она, не моргнув глазом, посылает меня.
– Слушай меня внимательно. – я прилагаю все силы, чтобы говорить размеренно и спокойно: – Завтра все деньги, что мне должна, ты перегонишь на этот счет…
На полированное дерево стола класса «Президент» ложиться, написанная от руки, бумажка с номером сберегательного счета в обычной сберкассе, где у меня лежит четыре рубля двадцать три копейки.
Мириам, искривив губы в презрительной улыбке смахнула клочок с реквизитами на пол, покрытый серым ковролином промышленного класса.
– За просрочку подгонишь кран и трубы к дому, ну ты знаешь, какому, я тебе рассказывал. Уложишь трубы в траншею, она там одна. Найдешь хорошего сварщика и подсоединишь их, лотки с трубами накроешь сверху плитами, ну и как ты говорила, трактора «Беларусь» с отвалом достаточно, чтобы яму заровнять? Значит и это сделаешь, аккуратно. Срок тебе три дня…
– Ты идиот, Громов? Да ты знаешь, что с тобой сейчас сделают? Я вот позвоню и…
– Я не закончил. – я придержал рукой трубку, за которую схватилась женщина: – Завтра денег не будет – ты обосрешься. Через пять дней не выполнишь то, что я сказал – ты умрешь.
– Ты что, мне угрожаешь? Ха-ха! – смех, правда, у Мириам был вымученный, но я больше слушать не собирался, сразу прошел на выход. Когда, вежливо, закрывал за собой дверь, женщина торопливо набирала чей-то номер на кнопочном «Панасонике», бросая на меня торжествующие взгляды.








