Текст книги "От революционного восторга к… (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

На мое счастье, начальник гарнизона уважать себя заставил, и прибыл в присутствие в салоне открытого легкового автомобиля неизвестной мне марки, а не в пролетке, которые, одна за другой, проезжали по улице. Заметив автомобиль, я подобрался поближе, а когда авто замерло, не доехав до крыльца, а присутствующее вокруг, многочисленное воинство замерло, отдавая честь и поедая глазами прибывшее начальство, я «рубанул» строевым шагом, навечно вбитым мне в подкорку за время срочной службы, а, не дойдя до, недоуменно глядящего на меня, генерал-майора Бонч-Бруевича, пару шагов, встал смирно и вскинул руку к обрезу фуражки.

– Ваше превосходительство, разрешите обратится⁈

– Вы не солдат? – генерал вяло ответил мне на приветствие и теперь смотрел на меня в полном недоумении.

– Никак нет, Ваше превосходительство!

– И не офицер?

– Когда-то носил звание капитана милиции Мексиканских соединенных штатов.

За моей спиной доносилось злобное сопение – если это спохватилась охрана генерала, то они проспали великолепную попытку покушения со стороны германской агентуры.

– Чего вы хотели, господин капитан милиции?

– Прошу вас, ваше превосходительство, уделить мне пять минут для приватного разговора. Если через пять минут вы скажете, что тема разговора вам не интересна, я сдамся вашим офицерам и приму любое наказание за свою дерзость.

– Что сейчас мешает вам принять наказание? – брат видного большевика, и по некоторым версиям, главный разработчик октябрьского переворота, усмехнулся в усы.

– Наверное вот это? – я разжал ладонь и показал французскую гранату – «лимонку», которую я до этого сжимал в кулаке.

– Забавно. – хмыкнул генерал: – Хорошо, мы с вами поговорим.

– Прошу. – я, не глядя, протянул назад, где столпились, забывшие как дышать, офицеры гранату и «браунинг» из кобуры.

Глава 10

Глава десятая.

'13. В военных округах, не находящихся на театре военных действий, все военнослужащие в свободное от занятий, службы и нарядов время имеют право отлучаться из казарм или и с кораблей в гавани, но лишь осведомив об этом соответствующее начальство и получив надлежащее удостоверение личности.

«ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ СОЛДАТА»

Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

– Прошу вас, ваше превосходительство, отойдем немного в сторону – я сделал приглашающий жест, генерал хмыкнул и прошел несколько шагов.

– Слушаю вас, молодой человек.

– Ваше превосходительство, меня зовут Котов Петр Степанович, в последнее время я исполняю обязанности руководителя примерно половины отделов народной милиции Санкт– Петербурга. В силу должности приходиться с заниматься и немецкими агентами, так как у нашей военной контрразведки не до всего руки доходят. – Я достал из кармана газету, в которой была заметка о разоблачении милиции гнезда германских шпионов. В ходе работы с различными источниками информации мне удалось установить, что Германский Генеральный штаб готовит наше неудачное летнее наступление…

– Что значит – готовит наше летнее наступление? – вскинулся генерал-майор.

– Это значит, что они его ждут и принимают все возможные меры, чтобы оно состоялось. Они абсолютно точно знают настроение личного состава действующей армии, а также тыловых частей, и не сомневаются, что русский генералитет размажет артиллерию равномерно по известным местам прорыва, после чего бросят пехоту на неподавленные позиции германцев и австрийцев. С учетом того, что русское наступление не согласовано по времени с наступлением войск Антанты, германцы, маневрируя резервами, легко отобьют наступление Русской Армии, выбив «под ноль» наиболее мотивированные части, типа ударников, после чего основная масса солдат, да и офицерский состав, особенно из набранных в последнее время только за наличие хоть какого-то образования, выпускников школ прапорщиков, будет полностью деморализована…

– Господин начальник чего-то там, ваше время истекло, а кроме пространных рассуждений шпака о стратегии, которые сейчас легко прочитать в любой газете, я ничего не услышал.

– Вы хотите конкретики, господин генерал –майор? Пожалуйста! В начале мая, вследствие демонстраций, перешедших в столкновения между солдатами запасных полков и относительно устойчивыми частями по поводу позиции Временного правительства в отношении продолжения войны, Львов испугается и снимет с должностей военного министра и министра иностранных дел, назначив на место Гучкова адвоката Керенского, а на место Милюкова – какую-то проходную фигуру.

Эти беспорядки будут инспирированы германскими агентами, так как они считают, что назначение на ключевой пост краснобая Керенского, который спит и видит себя президентом Российской республики, значительно ослабят Россию. Кстати, основной организующий силой в этих беспорядках будут большевики, в числе которых состоит ваш любезный брат…

– Вы хотите сказать… – генерал, покраснев от злости, шагнул ко мне, но я выставил вперед раскрытые ладони в примирительном жесте.

– Михаил Дмитриевич, у меня даже мысли не мелькали, что Владимир Дмитриевич является германским агентом, ни Боже мой! Но вот господин Ульянов, который является близким другом вашего брата, германское золото привез, за что и был похищен английскими офицерами с базирующихся на Балтике подводных лодок. И теперь британцы, на всякий случай удерживая Ленина на отдаленном хуторе в Финляндии, вводят в узкий круг партии большевиков своего агента Троцкого – Бронштейна, который везет в Россию огромное количество наличности, собранных его американскими родственниками.

– Вы мне какой-то авантюрный роман рассказываете, господин полицейский. И я не понимаю – почему мне?

– Вам я рассказываю эту историю, потому-что, при игре «в долгую», и у британцев, и у германцев, на вас лично, уважаемый Михаил Дмитриевич, глубоко проработанные планы, как использовать ваш опыт и способности для развала России.

– То есть, теперь вы меня в агенты записали? – генерал криво усмехнулся.

– Да какие агенты…– я махнул рукой: – Вы наиболее грамотный и опытный полководец, которого большевики смогут привлечь для разработки планов спасения страны, а то, что определенные лица верхушки партии имеют совсем иные цели, вам никто не расскажет. Вас просто используют, а потом, вместе с братом, отодвинут в сторону, переместив на третий-четвертый уровень руководящей номенклатуры.

– Вы так странно говорите…

– Долго жил в Мексике, господин генерал, отучился даже думать по-русски.

– Чего вы от меня хотите? Мне действительно некогда.

– Пока ничего. Хотелось бы, после того, как в начале мая, вы увидите, что моя информация верна, еще раз с вами встретится и поговорить. Меня можно найти в Адмиралтейской части народной милиции или передать туда сообщение.

– Ничего не могу обещать. – генерал развернулся на каблуках и двинулся к своей резиденции, за ним поспешила свита, так, что я еле успел забрать у шустрого прапорщика мой пистолет и гранату, а мне ничего не оставалось, как двинутся на вокзал – опять предстояло выматывающее путешествие до столице в еле движущимся поезде. Для человека, которому четырнадцать часов перелета из Москвы на Карибы казались бесконечно долгими, мотылятся по стране со средней скоростью пятнадцать-двадцать верст в час было просто бесконечной пыткой.

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Мариинский дворец, где засело временное правительство как глубокая заноза вонзилась в подведомственную мне территорию, а с учетом того, что я мог поставить под ружье, максимум, восемьсот человек, половина из которых была абсолютно не обучена, я просто-напросто дал команду эвакуировать милицейские части, не находящиеся на территории Адмиралтейской части. Я дал команду убрать заставу от Троицкого моста, очистив Марсово поле, где у могил жертв Февральской революции, шли постоянные митинги. Дальше я удерживал мосты кагала Грибоедова, вынужденно отступив из кварталов, очерченных Гороховой улицей, Синим мостом и Вознесенским проспектом, оставив территорию вокруг резиденции правительства на откуп их охране – сменяющим друг друга школам прапорщиков, каких-то отдельных батальонов и рот юнкеров.

С помощью раздвижных заграждений, подобных тем, что ограждало по периметру великокняжеский дворец, только вырубаемых в мастерской из металла по упрощенной схеме, удалось, худо-бедно, удержать периметр. Выставленный метров за сто инвалид из группы внешнего наблюдения, увидев приближающуюся толпу солдат начинал, расхристанную, с гармошками, зачастую без ремней, но вооруженную, с красными бантами на шинелях и штыках винтовок, начинал усиленно утираться какой-нибудь яркой тряпкой, что служило сигналом для милицейской заставы на мосту, разворачивать инженерное заграждения, закрепляя его на мостовой, а публика начинала разбегаться из мгновенно ставшего опасным места.

Подойдя к заграждению, и обнаружив за ним засевших, за мешками с песком, милиционеров, весомость аргументов которых, зачастую, поддерживал станковый пулемет, выглядывающий из укрепленного гнезда, устроенного в ближайшем переулке, солдаты, конечно, высказывали свое возмущение, но, кроме мата и угроз, ничего более серьезного не происходило. Ломать заграждение и прорываться под огнем пулемета вглубь центральных кварталов, солдатам было откровенно лень, тем более, что большая часть беззащитного города пребывала в их полном распоряжении. Помитинговав у Мариинского дворца, требуя отставки особо ненавистных Милюкова и Гучкова, солдаты, зачастую, разбредались по городу. Какая-то часть их сбивалась в стаи, с целью проведения, так полюбившихся, еще в безумном феврале, обысков и реквизиций.

А Первого мая все как будто сорвались с привязи. Солдат на улицах стало в два раза больше, рабочие вышли на улицы, и подогреваемые воинственными лозунгами от Петросовета, огромными толпами перли к Мариинскому дворцу, требуя… А что же они требовали? Выкинуть сторонников войны «октябриста» Гучкова и «кадета» Милюкова из правительства, заменив их на сторонников войны от левых партий? Временное правительство, опасаясь, что возбужденные толпы вооруженных людей сметут их, вели кулуарный торг с социалистами из Петросовета, пытаясь сосватать им несколько малозначительных министерские постов, и на этом основании объявить о формировании правительства «народного доверия», в то время как социалисты, не желая нести политической ответственности за обстановку в стране, которая абсолютно не желала меняться в лучшую сторону, вяло отбивались, ведь критиковать всегда легче, чем что-то делать.

Я вошел в кабинет, с наслаждением скинул куртку и начал расстегивать ремни, крепящие кирасу, когда в оконное стекло прилетел небольшой камешек.

На дворе стояла глубокая ночь, мы только что вернулись с небольшой вылазки на Васильевский остров, где на Среднем проспекте загнали во дворы группу солдат Волынского полка, одного из самых «левых», что, руководствуясь классовым сознанием провели обыски и реквизиции в пользу революционных масс ценностей из двух квартир профессоров университета.

Очередь из пяти патронов показала, что их десяток винтовок против наших двух десятков автоматов «не пляшут», а ждать помощи в лабиринте проходных дворов глупо, поэтому, после получаса переговоров бойцы подняли руки, сдали оружие и патроны, а также «буржуйское» добро, уложенное в вещевые мешки, смиренно получили несколько затрещин и, пообещав устроить «ментам» веселую жизнь, гордо удалились в сторону своих казарм. Мы же, повозившись с возвращением потрясенным потерпевшим их столового серебра, шубы, бархатных штор, пары портсигаров и глобуса на бронзовой подставке, вернулись в свое расположение очень поздно, и сейчас я хотел только скинуть с себя все это железо и отправиться домой, к молодой жене и теткиным пирогам…

Пришлось выключать свет, и осторожно приоткрыв половинку рамы, выглядывать наружу.

Мой ряженый «морячок», спрятавшись за углом госпиталя, махал белым платком. Я вздохнул и начал натягивать куртку поверх, так и не снятой кирасы. Не то, чтобы я не доверял своему агенту, внедренному в рабочий отряд большевистского райкома в качестве инструктора боевой подготовки. Хотя, кого я обманываю – некоторым лицам с авантюрным складом характера, а мой агент был из таких, я не доверял. Вполне вероятно, что он решил сделать карьеру в организации своих подопечных, а что может быть лучшим вступительным взносом, чем моя голова, принесенная на блюде по старинному обычаю.

– Что случилось? – я подходил медленно, направив короткий ствол револьвера – «бульдога», не вынимая его из кармана куртки в сторону темного силуэта, стоящего в тени у здания госпиталя. Карман этот молодая супруга зашивала уже трижды, давно перестав ругаться и лишь горячо молясь по ночам на старую икону «Казанской Божьей матери», висящей в углу спальни, когда думала, что я сплю, умоляя Заступницу уберечь неуемного Павлушу.

– Анюта сегодня не пришла, а дело неотложное. – «моряк» достал папиросы, но передумал и сунул пачку «Пушки» назад в карман: – Очевидно, завтра будет дело.

По городу последние дни постреливали, как будто был не май, а февраль, после того, как я сократил зону милицейского контроля, тут же подняла голову юная поросль «рощинских» хулиганов, и с молодой девахой, одетой под «гулящую», могло случится все, что угодно.

– Говори.

– Верно, что завтра будет дело. – «моряк» все-таки отступил за угол и закурил свои дешевые папиросы – раньше он курил что-то более солидное.

– Какой план у твоих бойцов?

– У них во дворце есть человечек, истопник. Он им утром одно из окошек в Новом переулке откроет. Они хотят в зал, где заседание проходит правительства проходит, ворваться и гранатами всех забросать.

– Как ты узнал? Тебя звали?

– Нет, я им сразу сказал, что без приказа центрального комитета ни в каких играх участвовать не буду и им не советую. Они как-то сунулись е председателю райкома, мол, надо бы предателей рабочего дела и буржуев активней к ногтю прижать, но он им тоже сказал, что без приказа городского комитета никак нельзя, а кому что не по нраву – сдавай оружие и иди гуляй или в цех работать, мол, нужда есть только в дисциплинированных бойцах. А услышал я случайно, курил за толчком, а там двое срать сели и стали обсуждать завтрашнее дело, а стены из досок, тонкие, вот я все и услышал.

– Если завтра не появишься с утра – подозрений не вызовет?

– Я завтра и не собирался появляться, сказал, что к куму на крестины надо съездить в Тосно надо съездить на пару дней.

– Отлично. Значит постой здесь, я сейчас тебе твою одежду принесу, переоденешься, усы сбреешь и снова станешь агентом сыскного отдела милиции Тереховым, а с моряком надо заканчивать. Завтра – послезавтра подберешь труп подходящий, оденем в твою форму и возле Забалканского проспекта в переулок переулка подбросим, в укромное место, но, чтобы обязательно кто-то нашел. Давай, жди, я через пять минут обернусь.

В итоге домой я попал только через час, а встал с рассветом, проспав только пару часов, а как только позволили приличия, попросил соединить меня с квартирой городского прокурора.

– Доброе утро, Павел Николаевич. Котов Павел Степанович беспокоит. Мы сможем встретится прямо сейчас. Вопрос чрезвычайной важности.

Надо ли говорить, что прокурор столицы Империи был недоволен, когда я через двадцать минут вошел в столовую его просторной квартиры.

– Вы очень быстро приехали. – господин Переверзев встал и пожал мне руку: – Не угодно ли чаю?

– Если вас не затруднит, а то я, в связи с полученными мной ночью чрезвычайно важными сведениями, не завтракал.

– Даже так? – Павел Николаевич дал знак замершей за моей спиной горничной и, через несколько секунд передо мной, на стол опустились столовые приборы.

Я отхлебнул чай из чашки и глазами показал, что желательно разговор продолжить наедине.

Когда горничная вышла, прокурор поднял на меня тяжелый и недоверчивый взгляд.

– Так, чем вызвана необходимость такой срочной встречи?

– Покушение на Временное правительство, которое, возможно, произойдет сегодня…

– Вы отдаете себе отчет…

– Отчет я отдаю, но вы, как опытный юрист, должны понимать, что сведения, полученные оперативным путем, точными и полностью достоверными быть не могут. Есть информация, что группа молодежи – активистов одной из левых партий, собираются совершить покушение на членов Временного правительства, с целью устранения препятствий для перехода власти в руки членов Петро совета.

– Господи, какая чушь. Да, Львов с Керенским, уже устали уговаривать членов Петросовета…

– Это вы знаете, я знаю, а молодые люди, которые в феврале – марте не настрелялись, считают, что надо просто перестрелять министров-капиталистов и все…

– Что все?

– Все – это значит, что все будет хорошо, абсолютно все.

– Господи, надо же звонить во дворец, чтобы усилили охрану…

– Не надо, по-моему, никуда звонить. У этой группы во дворце сторонник, да и репортеры из всех газет там сейчас, почти круглосуточно, «пасутся». Если информация просочится, то мы «засветим» моего агента, и террористы просто перенесут место и время покушения, и не факт, что мы что-то узнаем о следующем покушении.

– Хорошо, но что вы предлагаете?

– У меня под вашими окнами стоит грузовик с отрядом отлично подготовленных бойцов. Вы должны провести их, как можно более скрытно, в задние комнаты зала заседаний, и сами находится во дворце, но подальше от комнаты, где проходит заседание правительства, чтобы, когда все случится, сразу же возглавить расследование.

Глава 11

Глава одиннадцатая.

«Арестовать десять министров капиталистов.»

Первомайский лозунг 1917 года.

– Но почему нельзя предотвратить нападение? Поставить ваших людей на входе?

– Да потому же – боевики увидят посторонних людей у входа и откажутся от нападения.

– Но….

– Господин прокурор, времени у нас очень мало, нам еще выдвигаться на место, заранее занимать позиции.

– Нет, я не могу согласится с вашим планом. Если можно предотвратить нападение, его надо предотвратить.

Самым большим желанием моим в этот момент было стукнуть прокурора столицы по голове и прикопать, где-нибудь, на Марсовом поле, среди жертв Революции. С его понятиями о чести и законности, объяснить, что половина министров мне на хрен не нужны живыми, а вот как жертвы левого террора они вполне удобны.

– Господин прокурор, я могу предложить вам только один выход из создавшегося положения – выдать министрам пуленепробиваемые кирасы под одежду, и проинструктировать, чтобы падали под стол, как только что-то пойдет не так.

Потеряли час, пришлось заезжать на базу, брать еще дополнительный комплект кирас на министров-капиталистов, после чего спешить к Мариинскому дворцу. Провели нас через заднее крыльцо дворца, где принимали дрова, продукты и прочие хозяйственные грузы. В отличии от парадного входа, здесь было тихо, а на посту стоял одинокий юнкер, который по пропуску городского прокурора впустил во дворец пятнадцать человек военных, со странными мешками.

Перед парадным крыльцом дворца бушевала толпа, настроенная еще более агрессивно, чем вчера. К плакатам «Нет войне!» и прочим, пацифистского содержания, прибавились совсем другие лозунги – «Смерть убийцам народа – Милюкову и Гучкову», «Штык в пузо министру-толстопузу».

Меня с бойцами провели в какую-то комнатку без окон, но со столом, несколькими стульями и небольшим диванчиком, прокурор куда-то исчез, чтобы берез пятнадцать минут появится в сопровождении двух мужчин, которых я узнал – Председатель правительства и внутренних дел, а значит мой прямой начальник, князь Львов и министр юстиции Керенский.

Я вскинул руку к козырьку и шагнул навстречу Львову:

– Господин Председатель…

– Полно…– мужчина протянул мне руку для рукопожатия: – Нам сказали, что времени мало. Почему вы не хотите усилить охрану зала заседаний?

– Я могу выставить своих бойцов у дверей зала, но тогда подвергну их опасности внезапного нападения, так как, в такой толчее, что царит в коридорах дворца, моих людей просто расстреляют внезапно и все. Или напротив, откажутся от нападения сегодня, нападут завтра.

– Скажите, ваши железяки, если я ее на себя одену, насколько она надежная?

– Господин Председатель правительства, как показал опыт последних дней, абсолютную безопасность не может обеспечить даже полис страхового общества «Россия», поэтому, личной безопасности я не гарантирую.

– Что скажете, Александр Федорович? – князь повернулся к Керенскому, иронично кривящему узкие губы.

– Георгий Евгеньевич, я о этом господине наслышан весьма много историй и не верю ни одному его слову. Он в феврале вынырнул ниоткуда, сколотил вооруженную банду из нищих, провел выборы, силой согнав туда жителей окрестных домов, после чего объявил себя начальником милиции. За это время прославился внесудебными расправами над уголовным элементом, бездоказательными уголовными делами. Следственная комиссия сейчас расследует причастность этого авантюриста к нескольким массовым расстрелом.

– Господин Председатель правительства, господина Керенского душит обида, что я в интервью нескольким газетам сообщил, что господин министр неспособен к созидательному строительству чего-либо, так как вместо того, чтобы бегать по митингам, министр юстиции должен был давно организовать работу судов всех уровней…

– Не вам тут рассуждать…

– Вы, господин Керенский… -я повернулся к бывшему присяжному поверенному: – Еще расскажите про сверчка и шесток. Я, во всяком случае, на своей территории обеспечил работу мирового суда. И не надо тут хрюкать, простите, фыркать, у меня уголовники, хотя-бы год ареста в суде получают и в Кронштадте трудятся на тяжелых работах, а сколько бы дел я не отправлял в окружной суд, и одного суда над убийцами и бандитами…

В это время за тонкими деревянными панелями раздались крики, и я понял, что мы не успели.

В отличии от меня, что был занят пикировкой с будущим диктатором, мои сотрудники не отвлекались, и как только поняли, что в зале, где заседает правительство, что-то происходит, рванули на себя скрытые двери и ринулись вперед… попав под осколки нескольких гранат.

Не знаю, в каком платье бежал из Зимнего дворца Керенский в реальной истории, но, в моем коматозном сне, он рванул в сторону звуков боя вперед меня, правда, силуэт худощавого министра юстиции, как только появился в дверном проеме, сразу сломался в поясе и отпал в сторону, вызвав у меня мгновенную вспышку радости. Я, в отличии от Александра Федоровича сломя голову под пули не выскочил, а осторожно выглянул из-за косяка двери. Напротив, меня, метрах в десяти, распахнув двухстворчатые двери, стояли четверо парней и азартно стреляли куда-то в мою сторону из револьверов и пистолетов. Передо мной, на полу, ворочались несколько моих милиционеров, попавших под взрыв гранат, а за опрокинутым столом (кто-то из министров– капиталистов, оказался настолько энергичным, что умудрился опрокинуть тяжелый стол) пряталось несколько, стоя на четвереньках, несколько мужчин средних лет в разнообразных визитках и пиджаках.

Поняв, что за толстой столешницей властные буржуи могут прятаться долго, двое молодых людей в черных, кургузых пиджаках, под прикрытием выстрелов, оставшихся в дверях товарищей, двинулись вперед, явно с целью добить прячущихся министров. Причем, один из парней двигался, держа в вытянутых вперед руках два браунинга, прямо как герой «Матрицы».

Этих типов я и врезал длинной очередью из автомата, «добивая» магазин в сторону прячущихся в дверном проеме террористов. Ожидаемо, они спрятались за стеной, ловко кинув в зал еще одну гранату, которая, впрочем, за столешницу не перелетела, подарив министрам, максимум, новую контузию от близкого разрыва.

И с этого момента стрельба резко оборвалась, только со всех сторон доносились стоны раненых и крики перепуганных людей.

– Врача сюда, быстро! – заорал я группе людей, что попыталась вломится в зал заседаний, и кто-то, из замерших в изумлении на пороге помещения, преодолел свое любопытство, бросился по широкому коридору дворца с криками: – Доктора! Скорее доктора! Правительство убили!

– Так. – я обернулся к оставшимся на ногах подчиненным: – Встать за дверью, никого не пускать без доклада, кроме врачей. Остальных – только с разрешения князя Львова, и не более, чем по два человека.

Пока прибежавшая пара человек, отрекомендовавшихся врачами, хлопотали над правителями России, я с штатным санинструктором отделения пытался понять, что с моими сотрудниками.

На мое счастье, убитых не было. Троих, выскочивших в зал через дверь, возле которой я разбирался с министром юстиции, попали под взрыв гранаты, получили несколько попаданий осколков в кирасы, но без сквозного пробития. Основные ранения были в лицо, но, судя по всему, кроме срезанного на половину уха, фатальных повреждений не было. Вторая группа, стоявшая у дальней двери, под бросок гранат не попала, а в короткой перестрелке с пятеркой террористов, доказала, что автоматы круче пистолетов, поэтому обошлась без потерь, ранив двоих и убив одного из нападавших. Раненых террористы унесли с собой, а убитый лежал на пороге, с удивлением глядя в потолок зала заседаний, туда, где еще клубились густые хлопья дыма от сгоревшего пороха и взрывчатки.

Поняв, что в экстренной помощи хирургов мои раненые не нуждаются, а оторванное ухо здесь вряд ли научились пришивать на место, я дал команду санитару перевязывать страдальцев, а сам пошел к закрытой двери в зал, за которой раздавались чьи-то яростные крики.

В зал заседаний пытался прорваться какой-то размахивающий шашкой пехотный капитан, которого морально поддерживали два десятка стрелков, с примкнутыми к винтовкам штыками, во главе с молоденьким прапорщиком. От равнодушного «Не положено» от моих часовых, капитан ярился еще больше, но в рукопашную не рвался, тем более, что между сторонами конфликта лежал труп какого-то солдата, с большим, темным пятном на боку шинели.

– Вы кто⁈ –завопил капитан, увидев меня, выходящего из зала, очевидно поняв, что кроме слов «Не положено», я могу поделится дополнительной информации.

– Начальник милиции Котов. С кем имею?

– Капитан Серебряков – девятый, начальник караула. Пустите меня внутрь, и что там произошло?

– Произошло нападение на министров временного правительства, есть убитые и раненые. Действиями моих сотрудников нападавшие не успели убить всех.

– Каких сотрудников? Мне не докладывали…

– Капитан, а о чем вам вообще докладывали? Сюда проникли с десяток террористов, я провел в зал заседаний полтора десятка вооруженных человек, после чего, понеся потери, террористы, как я понимаю, беспрепятственно ушли. Вы, хотя бы, погоню выслали?

По обмену взглядами между капитаном и прапорщиком, я понял, что преследование нападавших, которые, к тому-же, тащили на себе, как минимум, пару раненых, никто не организовал, так как молодой офицер тут же убежал куда-то, взяв с собой половину солдат.

– Я вам отчитываться не обязан! – убедившись, что погоня выдвинулась, капитан вновь приобрел уверенность: – Я подчиняюсь коменданту дворца!

– И где он? Комендант?

– Еще не прибыл, но это не ваше дело. Пустите меня внутрь.

– Да пожалуйста, господин капитан. – я распахнул дверь, захлопнул ее перед носом, рванувших вслед за начальником, солдат.

Оглядевшись, капитан углядел сидящего во главе, уже поставленного на ножки, стола, князя Львова и бросился к нему с верноподданническим докладом. Судя по разговору между Львовым и Серебряковым –девятым, главные враги народа – Гучков и Милюков, на заседание правительства не прибыли, справедливо опасаясь расправы со стороны многотысячно толпы перед дворцом, а прислали прошения об отставки от должностей. Сильно не повезло министру земледелия Шингареву и обер-прокурору священного Синода Львову, чьи бездыханные тела кто-то уложил на стол. Просто не повезло шустрому Керенскому и министру просвещения Мануйлову, которых заканчивали перевязывать доктора.

– Господин Котов! – я обернулся и увидел зовущего меня Георгия Евгеньевича Львова, что выглядывал из-за фигуры замершего перед ним капитана.

– Да, господин Председатель… – «рубить» строевой шаг я не стал, просто отдал честь, подойдя к главе правительства.

– Господин Котов, как министр внутренних дел приказываю вам приступить к исправлению должности начальника милиции города Петрограда и окрестностей. В течении месяца вы должны привести все милицейские части к образцовому несению службы. Приказ о сем будет вам доставлен не позднее вечера сегодняшнего дня в особняк. Который вы, якобы, захватили. – князь мотнул головой в сторону грустного, полуголого Керенского, которого, с перебинтованным плечом, какие-то люди, заботливо, под руки, выводили с места трагедии.

– Ко мне можете обращаться в любое время, без предварительного доклада. – продолжил Председатель правительства: – Ваше видение структуры столичной милиции и требуемых средств, а также срочных действий со стороны правительства, в письменном виде жду в своей приемной в течение трех дней. И еще, прошу приложить все силы к розыску негодяев, сотворивших такое, так как, я чувствую, у вас, господин Котов, в отличии от меня, такие возможности есть. Прошу простить, но если у вас нет ко мне вопросов, прошу вас приступить к исправлению возложенных на вас обязанностей.

– Вопросов не имею, к выполнению вашего поручения приступаю немедленно.

Я собрал своих сотрудников, велел грузить раненых и, так и не пригодившиеся запасные кирасы, в грузовик на заднем дворе, а сам нашел телефон и начал отдавать необходимые распоряжения.

На этот раз хозяйственный вход во дворец, как и весь его периметр, был окружен стеной войск, которые под влиянием очередного оратора, бросились в следующую крайность – от требования убить военного и иностранных дел министров, теперь требовали смерти напавших на правительство людей.

Наш грузовик вернулся за мной через час. Раненых из него выгрузили, зато дополнили мой отряд свежими бойцами, закрепили на вертлюге, на кузове, ручной «Льюис», и главное – привезли Трефа.

Под удивленными взглядами сотен глаз, я подвел пса к окну, из которого, предположительно, выпрыгнули террористы, покидая дворец, показал на несколько смазанных капель крови, оставшихся на светлой штукатурке стены.

Пес понятливо мотнул большой головой и натянув поводок, потащил меня в сторону Казанской улицы, провел меня до пересечения Казначейской и Столярного, где закрутился на месте, очевидно, потеряв кровавый след.

– Ваше благородие, дозвольте прикурить? – от стены дома ко мне, шаркающей походкой двинулся старик-нищий, к удивлению Трефа, не обративший на его оскаленные клыки никакого внимания.

– Командир, они здесь в пролетки сели, двое раненых у них, один в ногу, второй за живот держался… – зашептал «нищий», старательно затягиваясь самокруткой: – Коляски на Забалканский свернули.