Текст книги "Из ложно понятых интересов службы (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23

Глава двадцать третья. Трейд-юнионы.

Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Профсоюзный лидер завода с виду парень был простой и компанейский, приятный во всех отношениях, но глубоко, в черных, непроницаемых как антрацит, глазах, постоянно мелькала хитрая усмешка.

Мы сидели в моем кабинете – профсоюзные запасы чая выпил заместитель Кости – почетный пенсионер, пребывающий сейчас на «больничном». Но, в качестве соучастия, Костя принес кулек с окаменевшими мятными пряниками, один из которых я старательно отмачивал в кружке с чаем.

– Ты заявление то будешь писать? – на стол передо мной лег огрызок стандартного листа, из короткого текста которого следовало, что я желаю вступить в первичную организацию «Энергопрофсоюз» и прошу удерживать один процент из ежемесячного заработка. Очевидно, вопрос приема новых членов перед профсоюзной «первичкой» стоял очень остро.

– Что, многие не вступают? – я расписался на заявлении и вернул его профбоссу.

– Ну да. – Костя скривился: – Зарплату задерживают, народ недоволен, разбегаются… Говорят, что толку с нас нет никакого…

– И ты что?

– а я что могу сделать? С директором разговариваю, он ничего не говорит. Мне на счет по несколько тысяч переводит, а с зарплатой для работников говорит, что совсем беда, никто рассчитываться не хочет. А еще у нас в генераторном цехе одна обмотчица активизировалась, Хилкова ее фамилия… Так вот, она с подружками принесли директору бумагу, что они образовали независимую профсоюзную организацию, и теперь она от директора требует помещение, чтобы свои собрания проводить и денег, естественно.

Костя в сердцах бахнул чашкой об стол, так что горячий чай выплеснулся на брюки мужика, и он, что-то вопя, выбежал из кабинета.

Когда Герлингер, смущенно улыбаясь, вернулся в кабинет, я уже вытер коричневые лужи с поверхности стола.

– Не обжогся?

– А? Не, нормально. – Профкомовец плюхнулся на стул и снова потянулся к чашке.

– И что теперь? – я попытался вернуть собеседника к интересующей меня теме.

– Что теперь?

– Что ты собрался делать с независимым профкомом? Кстати, как она называется?

– С этой крысой⁈– злобно оскалился Костя, но тут же сник: – Не знаю, я в обком съездил, но там ничего мне не подсказали, мол, сам решай вопрос, работай с людьми… А как с ними работать? Она народ баламутит, хочет забастовку объявлять, все обещает зарплату с директора взыскать.

– Ну да, у нас народ таких любит, крикунов. – я сочувственно покивал и попытался откусить пряник, но он все еще оставался могучим скальным монолитом: – Кстати, Константин… как тебя по батюшке?

– Константин Генрихович…

– Так вот, Генрихович, а как ты относишься, если тебе предложат возглавить независимый профсоюз?

– Какой независимый? – Костя с подозрением уставился на меня, очевидно, что слово «независимый» в последнее время стало вызывать у него аллергическую реакцию.

– Да у меня знакомый в милиции работает, им сейчас по закону профсоюзы создавать разрешили, но все ссут. А вот если бы кто-то это дело организовал, да проявил активность в данном вопросе… А я тебе с юридической точки зрения помогу, ты насчет этой стороны деятельности не волнуйся.

– Ну я не знаю…– растерянно протянул Константина: – Ты же понимаешь…

– Нет, естественно за деньги, тот же процент будут тебе из зароботка отчислять, как и твои местные работяги.

– Мне подумать надо. – буркнул Костя и засобирался восвояси – его кабинет находился на моем этаже, только в противоположной стороне коридора.

Я надеялся, что больше никаких волнующих встреч сегодня не будет, но опять ошибся. В кабинет ввалились две тетки лет сорока пяти, в серых выцветших фуфайках, наброшенных на черные застиранные халаты. Громко топая ботинками из чертовой кожи, дамы подошли к столу и уставились на меня.

– Нам юрист нужен. – пробасила та, чьи волосы из-под вязанной шапки отливали чернотой вороньего крыла.

– Здравствуйте, я вас слушаю. – я убрал со стола факс, который начинал читать уже третий раз: – Присаживайтесь, пожалуйста.

Стулья скрипнули, принимая женские тела, после чего наступило молчание.

– Я вас слушаю. – с нажимом повторил я.

– Вы нам помогать собираетесь, или под директором лежать будете? – заговорила вторая, худощавая, с легкой безуёмной в серых глазах.

– Помогать кому?

– Профессиональному комитету «Солидарность» – дама шлепнула перед мной книжечку, сшитую черными нитками и отпечатанную на пишущей машинке. На обложке мелькнули слова «Устав» и «Солидарность».

– Название сами придумали? – я потянулся за книжкой, не мне ее не дали, очевидно, каждый экземпляр устава был на вес золота.

– Сами, а что? – Посуровела сероглазая.

– Абсолютно ничего, просто название почему-то знакомое, не могу вспомнить, где слышал. Так чего же вы хотели?

– Нам место директор обязан выделить, деньги… Что еще? – тетки переглянулись: – Путевки… Короче, ты нам будешь помогать или под дирика уже лег?

– Гражданочки, я за вас всей душой, вот только кто мне деньги платит, тот меня и танцует. Так что работаю я исключительно на директора.

Две фурии выскочили из кабинета, чуть не снеся входную дверь с петель, слово «Пидарас» они орали уже на бегу, громко топая своими башмаками.

Через минуту в кабинет засунулась озабоченная мордочка Кости:

– Ты живой? Что она хотела?

– Я так понимаю, одна из этих теток – Хилкова?

– Ну да, я же рассказывал. Так что они хотели?

– Чтобы тебя с должности скинуть и в твой кабинет вселится. Слышал, как они матерились на тебя?

– Это на меня? А я думал…

– Но я им отказал, мы же друзья. Кстати, Костя, а когда у вас принятие коллективного договора на этот год было?

– У нас в апреле запланировано, числа двадцатого.

– Понятно, но ты готовься. Эти тетки сказали, что тебя переизбирать будут.

– Спасибо, Паша, за информацию. – голова профком овца скрылась за дверью, а я вновь погрузился в изумительное содержание полученного факса.

Очевидно, что соглашение для гостя из солнечного Томска готовил юрист, и хороший юрист. Ну, во всяком случае, он был о себе такого мнения, несомненно, считая меня круглым идиотом. Если обобщить все желания моего, вероятного, покупателя, я должен был взять на себя все риски, пожизненную гарантию и полнейшую ответственность за поставленный товар.

Через сорок минут от проекта томских ухарей мало что осталось. Я нажал кнопку и «Протокол согласования разногласий» ушел в печать, матричный принтер разразился длинными пулеметными очередями, после чего выплюнул листок, который я успел подхватить в самый последний момент. Вечером необходимо будет заехать в салон, оттуда отправить мой ответ в Томск – светить завод, как связанный со мной объект я не хотел, да и любопытная начальница канцелярии обязательно прочитает документ, прежде чем отправит его адресату.

Сегодня в салоне вместо Алексея сидела Инна. Я проверил тетрадку, куда продавцы записывали поступление денежных средств в кассу, после чего попытался отправить мои возражения к договору на телефонный номер в Томске, но абонент был, как говорится, «вне зоны действия сети». Решив, что на другом конце провода случились какие-то неполадки, я отложил документ в папку для рабочих бумаг, решив, что документ отправлю завтра.

Добросив девушку до РОВД, где ее ждал Руслан, я помчался домой, где меня ждали пес и Лена, а также спокойный, почти семейный вечер.

Следующие утро принесло в Город настоящее весеннее тепло и мощное таянье снега. Дворники машины с потоками грязной воды, хлещущей из-под колес движущихся рядом машин, не справлялись, бессильно и суетливо шоркая по грязному лобовому стеклу, асфальт мгновенно покрылся слоем жидкой грязи. Стоянка у завода расползлась жидкой глиной, так что до бетонного крылья я добирался гигантскими прыжками, поэтому, на свой этаж я взобрался весь мокрый и злой, хотел уже рвануть дверь своего кабинета на себя, когда взгляд упал на верхнюю часть дверного полотна – моя метка, маленькая щепочка от спички, с двери пропала, значит со вчерашнего вечера в кабинет кто-то входил. Я затоптался в нерешительности на пороге, после чего дошел до рабочего места моего нового совета.

Председатель профсоюзного комитета сидел за рабочим столом и с самым мрачным выражением лица пил чай.

– Здорово, Костя! Что такой недовольный? Случилось что? – преувеличено весело завопил я.

– Привет. – профкомовец мазнул по мне отстраненным взглядом: – Случилось. Сегодня у меня актив с утра собирался, доложили, что Хилкова на следующей неделе собирается то ли забастовку начинать, то ли еще что. Короче, всем обещает деньги с директора выбить, за все шесть месяцев. Ну и народ к ней побежал, мне уже двадцать заявлений о выходе из профсоюза с утра принесли…

– Понятно. Слушай, Костя, пойдем до моего кабинета дойдем, надо мне при свидетелях его осмотреть…

– Зачем? – с профорга мгновенно слетела вся его меланхолия.

– Понимаешь, мне кажется, что в кабинет кто-то, в мое отсутствие, заходил. Боюсь, чтобы не подбросили чего-нибудь…

– Так это уборщица с утра прибегала, полы мыла. – сразу же поскучнел председатель профкома: – Она сегодня днем прийти не сможет, вот, с раннего утра прибежала.

– Да? – моя, орущая в глубине души, паранойя чуть-чуть утихла: – Ты точно видел?

– Точно, точно. – профкомовец снова уткнулся в стакан: – Она и у меня помыла. Только закончила, как народ набежал…

Хозяин кабинета грустно махнул рукой на черные следы рабочих ботинок, покрывавшую середину кабинета.

Успокоенный я пришел на рабочее место, не успел повесить верхнюю одежду в шкаф. Как зазвонил телефон.

– Павел Николаевич! – строгим голосом начальника канцелярии обратилась ко мне трубка: – Григорий Андреевич уже полтора часа вас разыскивает.

– Надежда Константиновна, как же так? Какие полтора часа? Я же с девяти работаю, а сейчас только пять минут десятого!

– Я ничего не знаю, директор работает с половины восьмого, и все время вас разыскивал. – отрезала строгая женщина и положила трубку.

В кабинет генерального я входил осторожно, ожидая любой пакости.

– Сегодня, после совещания с начальниками цехов, на столе, за бумагами, обнаружил. – директор показал мне кассету МК60, после чего засунул ее в музыкальный центр.

Ожидаемо из динамиков послышался наш разговор с юристом в кафе «Затейница».

– Что и требовалось доказать. Скорее всего воруют под руководством одного из цеховых начальников, а мой предшественник их прикрывал с юридической стороны за долю малую. А может и не один начальник…– я впал в глубокую задумчивость.

– У меня пять цехов, три склада и десяток участков вне территории области. – директор задумчиво постучал пальцами по полированной поверхности стола: – Что предлагаешь?

– Я?

– Ну а кто? Тебя же этому должны были учить?

– Ну, моя работа, как бы маленько другая, не экономическая преступность…

– Хорошо. Тогда найди того, кто разберется!

– Я вам завтра ответ дам, хорошо?

– Завтра? Меня устраивает. – директор что-то записал в свой ежедневник:

– Тогда до завтра.

– У нас еще один момент, Григорий Андреевич, важный мне кажется, назрел. – я остался сидеть на стуле, показывая, что никуда уходить не собираюсь.

– Говори.

– На предприятии какие-то брожения нехорошие идут в отношении профкома. Хилкова… Слышали про такую? Она вчера ко мне заходила, требовала, чтобы я им помогал против вас, а сегодня Костя из профкома пожаловался, что она грозится до подписания коллективного договора с вас долги по зарплате все выбить и существующий профком разогнать. Ну и, как результат…

– Подожди! – директор поднял телефонную трубку: – Надежда, председателя профкома ко мне пригласи, пожалуйста, я его жду.

Костя прибежал через три минуты, подозрительно зыркнул на меня недобрым взглядом и по приглашающему жесту директора, плюхнулся на стул.

– Константин Генрихович, здравствуй. – директор через стол протянул профоргу руку: – А ты что мне не рассказал, что за дела у тебя творятся в профсоюзе? И заместитель твой, старый хрен, ушел на больничный молчком, и тоже не доложил, как будто, так и надо. С чем он у тебя там болеет? Руку об биллиардный мяч ушиб? Ладно, это твой сотрудник, и твое дело. Ты про подготовку к продлению коллективного договора мне лучше расскажи, все у тебя готово? Рабочие что предлагают?

Костя, потея и волнуясь, стал сбивчиво, перескакивая с одного на другое, рассказывать о обидах, что чинит ему активная обмотчица со своим независимым профсоюзом из трех подружек…

– Погоди, Константин Генрихович… – директор властным жестом велел профоргу замолчать и поднял трубку: – Светлана Владимировна, привет. Можешь мне сказать, сколько в нашу бухгалтерию поступило заявлений о выходе из профсоюза? Да? И сколько? Перезвони мне пожалуйста, я у телефона жду.

Пару минут мы просидели в тишине. Костя рассматривал трещины на паркете, я рисовал лошадку на странице ежедневника, а директор смотрел в окно, наверное, мечтая выкинуть из него всех надоед-посетителей, которые приносят в этот кабинет только одни проблемы.

Звонок телефона раздался ожидаемо– неожиданно и все присутствующие облегченно вздохнули. Директор молча выслушал, что прочирикала ему в трубку заместитель главного бухгалтера, промолвив лишь «Спасибо» в конце разговора.

– Константин Генрихович, а почему ты мне не сказал, что у тебя за две недели из профсоюза сто семь человек вышло?

– Что сто семь – я не знал…– пролепетал Костя, не отрывая взгляда от паркета.

– А то, что сорок восемь человек написали заявление, чтобы у них один процент заработка перечисляли на счет профсоюзной организации «Солидарность», ты тоже не знал?

Профорг в испуге вскинул взгляд на директора – то, что он терял деньги было плохо, но то, что деньги доставались его врагу, было вдвойне хуже.

– И что… – пересохшими губами просипел Костя: – перечисляют?

– Пока нет, у той дамы какие-то проблемы с регистрацией, расчетный счет она открыть не может. Но ты не успокаивайся, она женщина пробивная, рано или поздно откроет счет, а бухгалтерия обязана деньги будет перечислить.

Костя опустил голову, вновь обратившись к созерцанию плашек паркета.

– Короче! – твердая ладонь генерального с силой ударила по столу:

– Константин Генрихович, коллективный договор подписывать я буду подписывать с кем-то из вас, с тобой, или с Хилковой, мне все равно, но с одним. Мне этот балаган с профсоюзами на предприятии не нужен. Так-что иди и думай, что ты будешь делать. У тебя времени…– директор открыл ежедневник: – Ровно две недели. Все, иди, работай.

– Павел. – директор вперил в меня тяжелый взгляд: – Мне эта дура Хилкова тут на хрен не нужна. Ты меня понял? Константину помоги. Надо сделать так, чтобы никакой бузы на предприятии с этим независимым профсоюзом не было. Я тебя очень прошу.

– Будет сделано, Григорий Андреевич, приложу все усилия. – бодро отрапортовал я, помня, сколько мне обещал платить этот человек, и, по мановению директорской руки, промаршировал на выход.

– Ты, Константин Генрихович, не обижайся! – я ворвался в кабинет профкома: – Я тебя подставить не хотел. Просто, к слову, рассказал директору, как ко мне вчера Хилкова заходила и требовала, чтобы я ей против директора помог, ну а дальше ты уже знаешь…

– Да! – Костя в безнадежной тоске махнул рукой и снова уставился в окно.

– Да не грузись ты так. Тем более, что мы теперь в одной лодке. Мне шеф сказал, чтоб я тебе помог, и приложил для этого все силы. Так что, если мы с тобой не решим поставленную задачу, для меня тоже наступят грустные последствия. Так что, давай, начинаем морщить лоб и думать, что мы будем делать.

– А что делать? – окрысился Константин: – У меня ни хрена нет…

– Так, угомонись и садись писать. – я уселся на стул и требовательно уставился на профсоюзного лидера: – Во-первых, нам нужна информацию. У тебя же актив в каждом цехе есть. Тебе в первую очередь необходимо обзвонить всех и дать задание, выяснить, что Хилкова собирается делать в ближайшие дни, чем она людей конкретно, кроме лозунгов, заманивает. Как какая информация появится, сразу зови меня, будем дальше думать. Все, не сиди, начинай работать. – я махнул рукой и вышел из профкома.

В моем кабинете разрывался тревожными трелями телефонный аппарат.

– Извини, что звоню. – из микрофона донесся голос Лены: – Ты меня просил к телефону не подходил, но на него позвонили раз двести. Какая-то женщина звонила, сказала, что ты должен завтра в областное управление приехать, к двум часам дня, с паспортом. Я сильно плохо сделала, что на звонки ответила?

– Не страшно, ответила и ответила, не бери в голову. Спасибо тебе. – я опустил трубку на рычаг и криво ухмыльнулся. Видимо, завтра заканчивается моя милицейская биография.

Глава 24

Глава двадцать четвертая. Подарок от Хурала.

Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

– Разрешите? – я постучал в кабинет генерального и, дождавшись приглашающего кивка головы, аккуратно подтолкнул вперед жавшегося позади меня председателя профсоюзного комитета, старательно закрыл за нами двойные двери в кабинет.

– Здравствуйте. – я коротко поклонился присутствующим. Радом с директором завода сидела и иронично смотрела на нас стройная женщина лет тридцати пяти, облаченная в черный костюм с мини юбкой и меховым и желтым воротником. Светло-русые прямые волосы падали на спину до середины лопаток, холеные руки с маникюром венозного цвета лежали на раскрытом ежедневнике в дорогой, кожаной обложке.

– Знакомься, Лена! – генеральный кивнул на меня: – Наш новый юрист, Громов Павел Николаевич, из фирмы «Незимида», я тебе о нем рассказывал. А это наш главный бухгалтер Князева Елена Анатольевна.

– Очередной юрист? – с язвительной улыбочкой посмотрела на меня главбух и тут же закашлялась, прикрыв кулачком рот.

– Извините, после простуды еще не отошла. – Елена Анатольевна улыбаясь открыла ежедневник.

– Ну что, орлы? Что вы мне расскажите? Присаживайтесь, кстати. – директор явно пребывал в хорошем настроении и даже позволил себе скупо улыбнутся.

– Костя, давай, повтори. Что ты мне рассказывал. – я незаметно подтолкнул председателя профкома в бок.

– Кхм. – Константин прочистил горло, собрался с мыслями и стал докладывать руководству завода сведения, полученные им из цехов от профсоюзного актива.

Из отрывочных сведений выходило, что обмотчица и изолировщица третьего разряда генераторного цеха Хилкова Анна Николаевна, очевидно, недовольная своими скромными карьерными достижениями, решила сделать рывок к вершинам пищевой цепочки. В настоящее время, пользуясь тяжелым экономическим положением предприятия, она разгоняла протестные настроения рабочих, агитируя за выдвижение на предстоящем через две недели, ежегодном подписания коллективного договора, заведомо невыполнимых условий, начиная от предоставления ежегодных отпусков работникам исключительно в летнее время и заканчивая требованием о ежемесячном увеличении заработной платы на проценты, превышающие официально объявленную инфляцию. Все это звучало чрезвычайно притягательно, но разорило бы предприятие в течении полугода.

– Об этом даже речи не может быть! – главный бухгалтер зло отбросила от себя ручку: – Я даже не говорю о том, что денег нет, но, даже теоретически мои расчетчики не смогут осуществлять ежемесячную индексацию заработной платы.

– Это еще не все, извините. – я грустно улыбнулся: – Костя продолжай.

– Сегодня, с утра, принесли двести двадцать восемь заявлений в комиссию по трудовым спорам…

– Это что за комиссия такая? – администраторы уставились на нас с профоргом.

– По существующему Кодексу законов о труде, на предприятии может быть создана комиссия по трудовым спорам, которая может рассматривать конфликты в сфере трудовых отношений. Решения комиссии приравниваются к судебным решениям. – дал юридическую справку я. Честно признаюсь – эта новость была для меня как уда пустым мешком из-за угла. Забыл я о такой возможности внесудебных решений, поэтому, после утреннего разговора с Костей, поделившегося со мной информацией от его шпионов, я старательно прочитал два соответствующих раздела КЗОТ РСФСР и теперь выглядел вполне компетентным.

– И что, у нас есть такая комиссия.

– Есть. – покаянно помотал головой Константин: – Я ее председатель.

– И почему я о ней ничего не слышал⁈ – начал свирепеть генеральный.

– Потому что она не разу не собиралась. Ее каждый год на подписании коллективного договора переизбирают.

– Да не было этого в коллективном договоре! – директор перебрал несколько бумаг на столе, после чего достал из кипы небольшую брошюрку и начал ее перелистывать: – Нет здесь ничего.

Надо сказать, что текст брошюрки был полон пометок и каких-то значков, исполненных карандашом, видно, директор готовился к предстоящему собранию.

– Состав комиссии отдельным протоколом голосовался, вместе с ревизионной комиссией. – бубнил профорг: – Вы, наверное, пропустили.

– Ну может быть. – внезапно успокоился директор: – Ну и кто в этой комиссии?

– Я председатель, и по два человека от рабочих и администрации. Вот список. Костя протянул директору лист бумаги с синей печатью.

– Ну рабочие ладно, ты – понятно. Ну, а кто этих олухов от администрации выдвинул? – генеральный отбросил список членов комиссии в сторону.

– Старый директор…– ответил Константин, разведя руки в стороны в извиняющемся жесте: – Кто согласился, того и записали.

– Хорошо. О чем заявления тебе принесли?

– О взыскании задолженности по заработной плате. Полностью. И процентов за просрочку выплаты.

Директор и главный бухгалтер переглянулись.

– Хорошо. С этими двумя я переговорю, ты же будешь в нашем интересе голосовать. Итого, как минимум, трое из пяти будут «против».

– Извините, что вмешиваюсь, но так нельзя…

Собравшиеся недоуменно уставились на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Нам нельзя так размениваться. Нам принадлежат три голоса из пяти, то есть уверенное большинство. И если мы откажем заявителям в стопроцентно выигрышном деле, через две недели Костя не будет председателем комиссии по трудовым спорам, его прокатят на конференции трудового коллектива со свистом и выберут туда совсем других людей. Решения комиссии о отказе в выплате будет очень легко обжаловано в районном суде. А когда вам потребуется решение КТС по серьезному делу, то мы уверенно проиграем.

– Ну а что? Ничего не делать?

– Что вы сможете сделать? – я пожал плечами: – Сейчас, что бы мы не делали, будет только хуже.

– Елена Анатольевна. – я улыбнулся главному бухгалтеру: – Сколько у вас на расчетном счете?

– Пятьсот двенадцать рублей двенадцать копеек. – отчеканила финансист.

– И когда ожидаются новые поступления?

– Через три дня, на выплату зарплаты на месяц.

– Хорошо. Костя, ты же в течении десяти дней должен назначит заседание комиссии? Вот и рассматривай, выноси решения, выдавай людям бумаги на руки в течении трех дней после заседания.

– Зачем? Ну вот объясни, зачем? – Директор удрученно помотал головой: – Надо просто поговорить с людьми…

– Григорий Андреевич, если у вас шесть месяцев задержка заработной платы, а Хилкова обещает забрать у вас деньги здесь и сейчас. Кто вас будет, в этой ситуации, слушать? Только посмеются в лицо и все…

– Что ты предлагаешь? – директор с трудом сдерживался.

– Я думаю, что Константина Генриховича необходимо отпустить. – я посмотрел в глаза надувшемуся председателю профкома: – Константин, без обид, но тебе спокойнее будет ничего не знать о кознях администрации. Тем более, что у тебя более двухсот заявлений. У тебя времени очень мало, надо готовится, бумаги подобрать, расчетные листы у всех проверить, суммы подсчитать.

Смуглая кожа Константина побледнела – председатель профсоюзного комитета осознал, какой объем разнообразных бумаг ему придется перелопатить за десять дней, поэтому, прекратив пустые обиды, скомкано попрощавшись, вышел из кабинета генерального директора.

Четырьмя часами позже.

В фойе областного управления внутренних дел я прибыл за десять минут до назначенного срока.

В пять минут третьего в застекленные двери влетела растрепанная и злая как черт начальник отдела кадров Дорожного РОВД.

– Добрый день, Анна Гавриловна. – я шагнул навстречу красивой женщине.

– А! – майор досадливо махнула рукой и побежала к будке постового.

– Почему не в форме? – в отличие от майора, не замелив шага проскочившей через КПП, постовой сержант заступил мне дорогу: – Приказом начальника управления…

– Громов ты где? – кадровик, поднявшаяся уже на третью ступень лестницы, нетерпеливо махала мне рукой.

– Меня без формы не пускают! – я пожал плечами и шагнул в сторону, так как в спину мне тыкался следующий посетитель с разовым пропуском и паспортом в руке.

– Да где твоя форма⁈ – майор яростно топнула ножкой.

– Мне за последние два года только фуражку выдали, все вопросы к старшине.

Уж не знаю, какие доводы приводила постовому, приплясывающая вокруг него красавица –майор, но через пару минут младший сержант величественно кивнул головой и меня, подхватив под локоть, из-за всех сил потащили по ступеням вверх.

Перед дорогими дверями на втором, «генеральском» этаже, майор остановилась, оправила облегающую фигуру форму цвета маренго, после чего, сделав два глубоких выдоха, решительно шагнула в приемную. В просторном помещении, кроме шкафа импортного производства, стола с несколькими телефонными аппаратами и строгой секретарши за столом, топтались несколько бедолаг с потерянными лицами, каждого из которых сопровождал сотрудник кадровой службы – копия моего майора, только количество звездочек разнилось, а так все были умницами и красавицами. Кадровики, держа в руках какие-то бумаги, стояли маленькими кучками, что-то вполголоса обсуждая, доставленные стояли порознь, здесь каждый был сам за себя.

Ряд стульев у стенки был свободен, очевидно, что сидеть присутствующим было не положено. Я, как почти гражданский человек, плюхнулся на один из них. С приятной обивкой темно-синего цвета. На мгновение в приемной установилась тишина, а на мне скрестились осуждающие взгляды.

– Громов, иди сюда! – выложив на уголок секретарского стола какие-то бумажки, моя майорша манила меня пальчиком, но я сделал вид, что не слышу и не вижу никого – за окном приемной, на ветвях рябины весело перескакивали с места на место веселые синички, радуясь настоящей весенней погоде.

– Громов! – шипение начальника отдела кадров своим тембром напомнило голос королевской кобры, я с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд от маленьких птичек за окном.

Сбоку от меня раздались два решительных шага и перед моим лицом оказалась пачка бланков.

– Громов, ты специально это делаешь?

– А? – я испуганно вздрогнул и, выпучил глаза, уставившись на нависшую надо мной майорскую грудь, рвущуюся из туго застегнутого кителя. Вот, все-таки, неудобные эти кителя – ни грудь хорошую не спрячешь, ни пистолет в кобуре под кителем не поносишь.

– Вы меня звали, Анна Гавриловна? Я, что-то отвлекся.

– Клоун! – не купилась кадровик: – Как ты только психиатра прошел? На подписывай!

– Прошу заметить, до того, как вы меня на службу позвали, я был абсолютно нормальным. – я потянул на себя документы: – Дайте посмотреть, интересно, что вы там на меня написали.

Через пять минут я дочитал документы и поставил роспись, добавив еще несколько слов.

– Ты что там написал? Громов… – майор выхватила у меня бумаги из рук, но было уже поздно: – Ты что такое написал? Нет такого слова «лжа»!

– А, значит слово «клевета» вы признаете! И, «лжа» есть такое слово, только оно устаревшее. – я отвернулся.

– Дурак ты, Громов. – обиженный кадровик отошел от меня на максимально возможное расстояние. Ее коллеги смотрели на меня с крайней степенью осуждения.

Минут через пять на столе у секретаря зажужжал один из аппаратов, после короткого разговора она обвела взглядом, мгновенно напрягшихся, присутствующих.

– Так, на кадровую комиссию заходим по районам, в алфавитном порядке…

Пока сотрудника ОК вспоминали алфавит, самая наглая лейтенант-брюнетка, схватив, как коршун свою жертву, крашенными когтями за плечо, потащила за собой понурого парня в пиджаке с короткими рукавами, разгоняя всех с дороги криком

– Городское управление первое идет!

Затем началась рутина. Кадровики выстроились согласно алфавиту, поставив рядом с собой, в пару, как в детском саду, своего подконвойного. Моя майор встала пятой по счету, но, зная, что я рядом с ней стоять в толпе не буду, делала вид, что меня не существует, изредка бросая на меня короткие взгляды из-за плеча, наверное, проверяла, чтобы я совсем не сбежал.

Между тем, разбор полетов «залетчика» из городского управления затягивался, из-за толстых дверей доносилось только невнятное бубнение нескольких голосов, и на десятой минуте очередь начала понемногу рассасываться. Один из увольняемых, наверное, самый наглый, даже плюхнулся на стул рядом со мной.

– Здорово. – парень протянул мне руку: – Витек, уголовный розыск, Миронычевский отдел.

– Привет, Павел, уголовный розыск, Дорожный РОВД.

– Тебя за что?

– Деньги нашел, чтобы мошенникам подсунуть, в банке взял, под проценты, а следствие после задержания, возвращать не хотело. Вменяют хищение улик.

– Круто. – судя по лицу, Витек впечатлился масштабами моего злодеяния.

– Ты за что?

– Алкашу одному палец сломал в его квартире, когда он начал при нас свою бабу снова бить. Баба же заявление и накатала.

– Ну да, дело обычное. Дело завели на тебя?

– Не знаю. Прокурорские молчат, ждут результаты служебной проверки. – парень грустно мотнул головой в сторону полковничьей двери.

ДвОВДтно мотнул головой в сторону полковничьей двери. атся. нескольких голосова бланков.

.

тдела кадров ованием о ежемесячном увеерь кабинета внезапно распахнулась, оттуда вышел парень из городского управления, за которым семенила брюнетка-лейтенант, мстительно шипя в сгорбленную спину:

– Ну теперь в армию пойдешь, Стрикалов, а я тебя предупреждала.

Тоскливо оглядев нас погасшим взглядом, следующий в очереди, как парашютист из самолета, шагнул в зево начальственной обители.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ждать своей очереди пришлось не менее сорока минут. Наконец, я хлопнув своего товарища по несчастью по плечу, оторвался от стула и шагнул к приоткрытой двери, из проема готового прожигала меня пламенем серых глаз товарищ майор.

Стой здесь! – вновь коброй зашипела дама мне, не доходя до монументального начальственного стола пять шагов, после чего, неумело изображая среднее между русским строевым шагом и танцующей походкой греческих гвардейцев – эвзонов, приблизилась к столу, робко положив перед сидящим на почетном месте полковником мои документы.

Хозяин кабинета, не глядя передал бумаги вправо, где сидела парочка из майора и подполковника, которые, склонившись голова к голове над бумагами, стали внимательно их изучать.