355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роксана Гедеон » Край вечных туманов » Текст книги (страница 3)
Край вечных туманов
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:15

Текст книги "Край вечных туманов"


Автор книги: Роксана Гедеон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Это соседство мне не нравилось больше всего. Если уж говорить прямо, я бы предпочла никогда не встречаться с герцогом, а тем более не соседствовать с ним. Нас связывали слишком скверные воспоминания. И он явно не забыл, что был сослан в Вест-Индию благодаря моей кратковременной дружбе с герцогиней де Полиньяк и графом д'Артуа. В колониях он пробыл около трех лет… Я раньше ничего о нем не слышала.

А теперь эта мелочная месть – толкнуть меня в воду. Но кто знает, не учудит ли он чего-нибудь посерьезнее.

– Светает! – услышала я тревожный возглас. – Монсеньор, продолжать путь становится слишком опасно.

Герцог Булонский весьма энергично отмахнулся от предупреждения.

– Монсеньор, повсюду республиканские посты, а ведь этот край еще не наше владение!

– Пустяки! И, ради Бога, замолчите, Буассье! У меня такие силы, что мы вырвемся из любой переделки!

Брике, который было задремал у меня за спиной, от этих криков проснулся и усиленно протирал глаза руками.

– Как! Мы еще едем, мадам?

– Да. И, похоже, это надолго.

– А мне снилось, будто я отдыхаю на своей подстилке под Новым мостом. Знали бы вы, что там за уют летом! Даже сен-жерменский особняк этого белокурого красавчика, вашего Клавьера по сравнению с моим домиком никуда не годится.

Придерживая поводья одной рукой, я сильнее нахлобучила шляпу на голову: ветер был такой сильный, что я могла легко лишиться головного убора. Дорога пошла круто вниз. Земля была вся изрезана руслами ручьев и рытвинами, кусты орешника разрослись так, что норовили вцепиться в одежду.

– Синие, монсеньор! Смотрите, синие! А, что я говорил!

Я не поняла, кого он имеет в виду, но, во всяком случае, внимательно посмотрела в ту сторону, куда указывал проводник жестом, полным отчаяния. Из-за деревьев мелькали какие-то синие пятна. Приглядевшись, я различила фигуры солдат. Гвардейцы! Республиканцы, которых я так боялась в Париже, – их, оказывается, называют синими!

Отряд состоял примерно из трех десятков солдат, вероятно, переброшенных в эти края с западного и северного фронтов. Они видели свое превосходство и мчались за нами, неумолимо надвигаясь с запада. Послышались предупредительные выстрелы.

– Пришпорить коней! Быстрее! Они нас не могут догнать, через четверть часа мы будем в безопасности!

Я не понимала, как мы можем оказаться в безопасности, но, веря на слово и охваченная немым ужасом, пришпорила лошадь. Она и так в последний час пугала меня своей нервозностью, а теперь понесла так, словно в нее бес вселился, – не разбирая дороги, по ухабам, ямам и рытвинам, рискуя сломать себе ноги. Я насилу могла управлять ею.

– Ого-го, мадам! – орал Брике из-за моей спины. – Да это настоящая погоня!

Дорога летела мне навстречу с бешеной скоростью, у меня темнело в глазах. Яростно стучали копыта лошадей, что мчались впереди меня. Ветер свистел в ушах, я не способна была ничего слышать.

И тут раздался сухой щелчок – я не поняла даже, что это такое и почему раздалось так близко. В этот миг все завертелось у меня перед глазами, как в кошмарном калейдоскопе, – ели, песчаный грунт, глубокий овраг, поросший зубчиками хвоща… Я еще успела подумать, что лошади ни за что не взять такое опасное препятствие, и успела уяснить, что тот сухой щелчок означал выстрел из ружья.

Непреодолимая сила выбросила меня из седла, и я на мгновение потеряла сознание. Мне казалось, что я кубарем куда-то лечу. Почти тотчас придя в себя, я почувствовала резкую боль в щиколотке – такую резкую, что заставляла думать о переломе.

Я вылетела из седла, да так легко и удачно, что перелетела через овраг и теперь лежала на мху под старой елью. В двух шагах от меня постанывал Брике – губа у него была разбита о камень. Лошадь, явно раненая, став на задние ноги, безуспешно пыталась выбраться из оврага.

Герцог де Кабри, на полном скаку наткнувшийся на мою раненую лошадь, тоже вылетел из седла, только менее удачно, и упал в овраг. Его конь, довольный своим освобождением, резво убегал вслед за кавалькадой герцога Булонского. Я с завистью посмотрела в ту сторону. У меня не было сил подняться, а на противоположном берегу оврага уже останавливались и спешивались республиканские солдаты. Синие, как говорил проводник.

Я в ужасе спохватилась, огляделась вокруг. Во время всей этой кутерьмы шляпа слетела у меня с головы, и теперь распущенные локоны вольно рассыпались по плечам. Шляпы нигде не было видно.

– Вы живы, мадам? – простонал Брике так, словно собирался умирать.

– Надолго ли!

Нас обступили солдаты. Я невольно съежилась, подобрала ноги, пытаясь отодвинуться от них подальше. Пустые усилия.

– Глядите, женщина.

– Точно. Женщина, одетая как мужчина.

– По-моему, это странно.

– Это не странно, это подозрительно, клянусь святой пятницей!

– Мы отведем ее к капитану.

– А может, развлечемся?

У меня вся кровь прихлынула к лицу, когда я услышала эти слова. Проклятая грязная солдатня. Да я скорее пущу себе пулю в лоб, чем соглашусь снова пережить то, что со мной уже было.

– Что ты болтаешь, Жерве! Ты просто дурак. Эта женщина наверняка роялистская шпионка. Вот приедем в Сомор, там развлечемся в доме красотки Эммы.

То солдат, что говорил эти слова, наклонился ко мне:

– Вставай, гражданка! Мы отведем тебя к капитану.

– Я не могу встать, – сказала я злобно. – По вашей милости я, наверное, сломала ногу.

– Займись ею, Гаспар! Да не забудь обыскать.

Один из солдат, с виду совсем юный, лет восемнадцати, приблизился ко мне. Остальные направились к герцогу де Кабри. Куда делся Брике, я не успела заметить и теперь в недоумении оглядывалась по сторонам.

Юный, гвардеец, стараясь не встречаться со мной взглядом, стал ощупывать ногу и сделал так неловко, что я закричала от боли. Испугавшись, он мгновенно отдернул руки.

– Перелома нет, – заявил он хмуро.

– Просто растяжение.

Довольно ловко Гаспар выдернул у меня из-за пояса пистолет и, порывшись в ранце, достал кусок веревки.

– Давайте руки, гражданка.

– Вы думаете, я могу убежать от целой роты солдат?

– Давайте руки, и без разговоров. Я выполняю приказ. Я в бешенстве протянула ему руки, и Гаспар без всякой жалости туго стянул веревкой мои запястья.

– Ну, свяжите мне еще и ноги!

– Об этом вы скажете капитану, гражданка.

Он немногословен, этот юноша, с сарказмом подумала я. Жорж, наверное, ведет себя так же. Ему тоже около восемнадцати, и он уже много месяцев на фронте. Гаспар, не говоря ни слова, стал поднимать меня с земли. Постанывая от боли в щиколотке и опираясь на руку своего конвоира, я с трудом встала на ноги и проковыляла к лошади. Гаспар помог мне вскочить в седло позади себя. Как я буду держаться верхом, если даже руки у меня связаны, я не знала.

– Ну, все готовы? – раздался голос сержанта.

– В дорогу!

Лошадь ринулась вперед, и я еле-еле удержалась, ухитрившись ухватиться за куртку Гаспара. Ветер ударил мне в лицо, развеял в воздухе мои волосы подобно ослепительному шлейфу кометы…

Я снова не знала, что меня ожидает.

6

– Ты думаешь, у меня есть время заниматься этой ерундой! К черту! Выведи ее в дюны и расстреляй, вот и все. Мы сейчас же отправляемся в Ниор… С утра восстало пятнадцать приходов, сорок ферм, а ты лезешь ко мне с какой-то роялистской шпионкой! Говорю тебе, пуля положит конец всем проблемам. Все? Убирайся!

Капитан кричал и бранился, брызжа слюной. Небритая его физиономия нервно дергалась. Маленький лагерь республиканцев оказался среди бурлящего океана ненависти и насилия. Запад Франции запылал огнями пожаров, подобно рождественской елке.

Гаспар мрачно смотрел то на меня, то на свое ружье.

– Пойдемте, гражданка. Капитану не до вас.

Я молча последовала за своим конвоиром. Вокруг царила неразбериха: лагерь лихорадочно готовился к отбытию. Ржали лошади. Шипели костры, залитые водой, и поднимался в небо синеватый дымок бивуаков.

– Куда ты ведешь эту красотку, Гаспар? В дюны развлечься?

– А у этого малого неплохой вкус!

– Да, у аристократки все на месте, это надо признать!

– Что ты такой жадный, Гаспар? Христос завещал делиться!

Гаспар не отвечал на шутки и подтрунивания, но я под градом насмешек и весьма грубых замечаний чувствовала себя отвратительно. Глядя на русый крепкий затылок своего конвоира, его крепкие не по годам плечи, всю ладно сбитую фигуру, я невольно чувствовала ярость. Надо же, какой дубина! Неужели он действительно меня застрелит?

Мы прошли небольшой ельник, где воздух пропитался сыростью и запахом смолы, и вышли в песчаные дюны – пустынные, блеклые, грустные. Небо было серо-черное, как размазанные чернила. Кроме тамарисковых кустов, до самого горизонта не было видно никакой растительности.

Гаспар шел все дальше и дальше, словно ему недостаточно было того, что мы уже оказались в двадцати минутах ходьбы от лагеря. От этого молчаливого марша по дюнам мне в душу закрадывался страх. Господи Иисусе, о чем кричал тот небритый капитан? И неужели у этого юного Гаспара достанет жестокости выполнять небрежно отданный приказ? Нервы у меня были на пределе, неизвестность изводила больше всего, и я не выдержала:

– Черт возьми, хватит! Хватит брести по пескам, мне это надоело, я не выдержу больше! Это безумие какое-то, остановись!

Он медленно повернулся ко мне, и я застыла на месте. Руки у меня опустились, слова исчезли.

– Что вы кричите, гражданка? – хмуро спросил Гаспар. – Вы хотите, чтобы я вас расстрелял?

Я молчала, понимая, что ответы «да» и «нет» прозвучали бы в одинаковой степени нелепо. На щеках у меня горел румянец. Сейчас даже ветер, трепавший мои распущенные волосы, казался мне горячим сирокко.

– И надо было так случиться, что вас мне доверили.

– Послушай, – сказала я тихо, – тебе ведь не больше восемнадцати, правда? Я могла бы быть твоей сестрой. Так неужели.

– Нет, – прервал он меня. – Ты не могла бы быть мне сестрой. Ты аристократка и роялистская шпионка, и для таких есть только один исход – гильотина!

От этого слова у меня всегда мороз пробегал по коже, но теперь я не испугалась, хотя Гаспар произнес его со всем фанатизмом, на который только был способен.

– Ты такой молодой и такой кровожадный?

– Я за народ, за Революцию, за Республику.

– Тебе бы впору интересоваться девушками, а не убивать людей.

Он почти с мукой вглядывался в мое лицо, но, встречаясь с моим взглядом, отводил глаза.

– Вы сами убиваете людей. Иначе зачем бы вы шпионили?

– Я не шпионила. Вы все это выдумали. Я добираюсь к своим детям. Только поэтому я оказалась тут.

– Вранье! – безапелляционно заявил он.

– Ты просто глупый индюк, как и твой капитан, – выпалила я в бешенстве, – если можешь думать, что я шпионка!

– Ну хватит! – воскликнул он, багровея от гнева. – Замолчите, вы мне надоели, вы аристократка, такая же подлая, как и все ваше змеиное гнездо!

– А ты… ты болван, сопляк, деревенщина!

Он рванул с плеча ружье, весь красный от ярости. Сухо щелкнул затвор. Я была такая взвинченная, что даже испугаться не успела, а только крепко зажмурилась в ожидании выстрела. Но выстрела не последовало.

– Что…что это такое?

Я открыла глаза. Гаспар, побледневший и взволнованный, казалось, вслушивался в звуки, что проносились над дюнами. Шелест тамарисковых кустов, тихо вздыхающие зыбучие пески, а между всем этим – частое сухое потрескивание, как при игре в кости.

– Стрельба! Там идет бой!

Забыв обо мне, Гаспар бросился бежать к лагерю. Я осталась стоять в нерешительности. Вокруг было безлюдно. Сплошные песчаные дюны… Как бы там ни было, впереди дороги нет. Если уж мне надо идти, то следует сперва вернуться назад, в лагерь. Я пошла туда медленно, погруженная в размышления.

У меня словно камень с плеч свалился. Чувство необыкновенного облегчения было так сильно, что я ощутила прилив сил. Вот только руки у меня были связаны. Еще одна причина для того, чтобы вернуться, найти нож или кусок стекла и развязать их.

Насчет причины внезапного боя я не сомневалась. Герцог Булонский и Тристан Отшельник столько твердили о том, что утром начнется восстание, что я была уверена в том, что на синих напали либо белые, либо взбунтовавшиеся крестьяне. Я не знала, кто выйдет победителем. В любом случае мне не хотелось ввязываться в войну. Война – это всегда кровь, зверства, насилия, неизбежная гибель при попадании в плен… Я хотела только одного – добраться до Жанно, Шарло, Авроры, добраться и хоть один день прожить с ними в спокойствии, забыв о том, какие громы грохочут над Францией.

То, что я увидела на месте бывшего лагеря синих, подтвердило мои опасения.

Дым еще не рассеялся над множеством трупов, которыми было устлано поле боя. Здесь были и республиканцы, и крестьяне, зажавшие в руках простое оружие – вилы, но крестьян было значительно меньше. У многих синих было чудовищно изуродованы лица – то выколоты глаза, то поспешно вырезаны ноздри. Иногда казалось, что раненым насыпали в рот пороха, поджигали и взрывали. Вдалеке ржали обезумевшие от стрельбы лошади.

Но теперь уже все было позади. Стояла тишина, и только потрескивала, догорая, пылающая повозка. Кому повезло, тот спасся бегством. По всему было видно, что белые взяли верх, а синие бежали. Но радости от того, что победа на «нашей» стороне, я почему-то не чувствовала. Если так ужасна первая победа, что ж будет в дальнейшем.

Я склонилась над одним из убитых, чтобы вытащить у него из-за плеча нож, и тут что-то острое больно ткнулось мне в плечо и толкнуло так, что я едва удержалась на коленях.

– Вставай, проклятая роялистка! Наших-то они поубивали, но я еще жив, и отвечать тебе все-таки придется.

Я обернулась: это был Гаспар. По его лицу, почерневшему от копоти, текли слезы. Боже мой, он плачет!

– Вы все-таки решили убить меня? – спросила я, сама удивляясь отчего так холоден мой голос.

– Для этого мне не нужно вставать.

– Нет, – сказал он, шмыгнув носом, как маленький.

– Я отведу тебя в Ниор и сдам в Революционный трибунал. Вот что я сделаю.

– Ты еще мальчик, Гаспар. Война не для тебя.

– Молчи! – выкрикнул он с такой ненавистью, что меня бросило в дрожь от испуга. – Я тебя ненавижу. Я всех вас ненавижу. И я обязательно приду посмотреть, как на ниорской площади тебя подведут к гильотине и ты чихнешь головой в корзину.

Он даже трясся и дрожал от потрясения и ненависти. Я поднялась и, не сказав ни слова, пошла туда, куда он меня подталкивал.

В конце концов, я ничем не могла себе помочь. Свидание с Сент-Элуа откладывалось на неопределенное время.

7

Ночь была темная-темная, и где-то в глубине леса, в самой чаще гулко ухал филин.

Был только март, и, несмотря на то, что дни выдались теплые, спать на мху было холодно. Запрокинув голову, вглядываясь в беззвездное ночное небо, прикрытое кронами деревьев, я думала о том, сколько неприятностей может принести мне эта ночевка. Пожалуй, лихорадка будет самой легкой из них.

Да, теперь у меня было время подумать. Связанные руки затекли так, что уже ничего не чувствовали, и я не ощущала боли. Рядом спал Гаспар, прикрывшись шинелью. Я с невольной завистью подумала, что ему наверняка теплее, чем мне.

Вспоминался день, двенадцать часов непрерывных скитаний по лесам. Гаспар сам плохо знал дорогу и, намереваясь отвести меня в Ниор, то и дело плутал в безбрежных лесных зарослях. По многолюдным дорогам он идти опасался и пробирался напрямик через чащу. Все деревни окрест были объяты пламенем мятежа. Когда Гаспару нужно было узнать дорогу, он привязывал меня к дереву, а сам шел к дороге, где, пугая проезжающих одиноких крестьян ружьем, добывал нужные сведения. Собственный синий мундир с красной выпушкой и обтрепанными отворотами давно стал ему в тягость – по этой одежде любой мятежник понимал, к какому лагерю принадлежит мой конвоир.

Потом была Луара, вышедшая по весне из берегов, – Луара, главная река Франции. Ее мы преодолели уже знакомым мне способом. Гаспар припугнул паромщика ружьем, и тот, чертыхаясь, перевез нас на другой берег.

Другой берег – это уже была Вандея. Провинция, известная своим роялизмом, стало быть, провинция, которая приняла бы меня как родную, будь я свободна от компании Гаспара. Конечно, вандейские города еще держались, еще не пали под ударами мятежников – это наверняка. Но ведь городов здесь было так мало… И, вспоминая слова Тристана Отшельника, можно было не сомневаться, что скоро вся Вандея встанет под эгиду Золотых лилий.

И вот, ступая по вандейской земле, я из-за странного каприза судьбы была несвободна, рисковала оказаться в ниорской тюрьме, предстать перед Трибуналом, и, что самое неприятное, – обстоятельства уносили меня в сторону, совершенно противоположную Бретани и замку Сент-Элуа.

Рядом зашевелился Гаспар, и я отвернулась, делая вид, что сплю. Послал же мне Господь Бог в спутники такого фанатика! Я кожей чувствовала, что он смотрит сейчас в мою сторону, и у меня в душе зашевелились темные подозрения. Уж не вздумалось этому юнцу искать удовольствий? Я слышала, как он встал, как шуршит у него под ногами прелый мох, и вся внутренне напряглась. Да нет, не может быть, чтобы он начал приставать ко мне.

Что-то тяжелое, шершавое и пахнущее конской сбруей и потом опустилось на мои плечи, и меня сразу окатила волна тепла. Мундир! Он укрыл меня своим мундиром! Уж не сплю ли я?

Гаспар отошел, не подозревая, что я заметила его поступок. Я дышала тихо и спокойно, как во сне, с наслаждением чувствуя, что понемногу согреваюсь. Роялистка, укрытая республиканским мундиром. В какой странный узел иногда сплетаются события, соединяется то, что, казалось бы, несоединимо. Я невольно улыбнулась – возможно, впервые за все путешествие, и закрыла глаза.

Этот мальчик, Гаспар, стало быть, не так уж плох, как я думала раньше. Не все республиканцы грубы и жестоки. Как не все роялисты добры и справедливы. И тем более непонятно, что же все-таки ввергло Францию в войну и кровопролитие. Француз боится француза. Почему?

Эти мысли были сложны для меня, ответов я не находила, подумав о том, что мне не следует утруждать себя подобными вопросами. Я – простая француженка, не такая уж умная и не очень-то образованная, словом, обычная. Как и всех женщин, меня волнуют только мои дети.

Недалеко в кустах послышалось странное сопение. И шорох. Словно теленок заблудился в лесу. В это можно было поверить, ведь деревня была недалеко. Если бы только сопение не было таким странным. Мне стало страшно. Гаспар снова спал, я слышала его тихий храп. Вдруг там, в кустах – рысь? А я лежу здесь без оружия, и даже руки у меня связаны.

Шорох усилился, словно какое-то существо ползло через кусты в мою сторону. Раздался тихий свист, но я уже не могла определить откуда – из кустов или с другой стороны. Волна ледяного ужаса захлестнула меня. Надо немедленно разбудить Гаспара… Боже мой, это существо уже совсем близко, в каких-то двух шагах от меня!

Я готова была закричать во весь голос, как вдруг чья-то горячая вспотевшая рука, совсем небольшая по размерам, но шершавая, легла на мое лицо, пробежала по нему, словно нащупывая. Можно было подумать, что я имею дело со слепым. Рука принадлежала человеку – это я знала точно. Или, может быть, оборотню.

Из темноты вынырнуло круглое лицо с блестящими глазами.

– Это вы, мадам?

Я думала, что лишилась рассудка. Брике! Господи, что же это такое? Я потеряла мальчишку в двадцати лье отсюда и, как я думала, потеряла навсегда!

– Это ты, Брике?

– Да. Я. Лежите тихо, не разговаривайте.

Он бесшумно добыл из-за пояса свой небольшой нож и принялся перерезать веревку, стягивавшую мои руки. Вскоре я была свободна и огорчалась только от того, что запястья совершенно онемели. Синяки, наверное, останутся надолго. Я шевелила пальцами, стараясь усилить приток крови. Тем временем Брике легко, подобно невесомому лесному эльфу, одним прыжком оказался возле Гаспара и отбросил его ружье далеко в сторону – наверное, туаза на три. Затем бесшумно забрал пистолет – заряженный, лежащий наготове в изголовье республиканца. С этим оружием Брике и вернулся ко мне.

– Вот и все. Ловко, мадам?

Я молча прижала его голову к груди, поцеловала грязные спутанные волосы. Он вырвался, явно слишком гордый своим поступком, чтобы терпеть женские нежности.

– Как же ты здесь оказался? – шепотом спросила я.

– Я бежал за вами до самой Луары. Знаете, как вас арестовали, я уцепился за телегу этих самых синих и доехал до самого лагеря. Потом вы куда-то делись, я и не заметил. Синие попались ничего себе, угощали меня печеньем, обещали дать форму. Да только я плевать хотел на их форму. А потом белые напали, всех перерезали, а я под повозкой пересидел. Потом, правда, пришлось оттуда выбираться потому, что повозку подожгли. Ужас что они творили, эти белые. Словом, я гляжу, вас этот солдат под конвоем ведет. Я, конечно, пошел следом. Так до самой Луары. Там я от вас отстал. Насилу брод нашелся… Ваш солдат много глупостей сделал, крестьян пугал. О нем теперь все деревни знают. Ну, а я-то вас нашел, это самое главное.

– Ты просто герой, Брике, – сказала я с нежностью.

– Какая-то вы не такая сейчас, мадам.

– Ну, тогда я скажу, что ты самого Картуша переплюнул.

– Вот это похвала так похвала! – деловито воскликнул Брике.

– Наконец-то до вас дошло, что нужно сказать. А, вот еще что! Я чуть не забыл. Назад, мадам, никакой дороги нету. Бои идут такие, что насилу ноги унесешь. Сзади много синих, как бы нам им в зубы не попасться. Нужно идти только вперед. Раз уж вы белая, вы должны направляться к белым…

А помогут ли мне эти белые? Я задумалась. Здешние края мне неизвестны. В Ниор идти нельзя, так как я точно знала, что он в руках республиканцев. Куда же тогда?

– В Шоле, – подсказал мне мальчишка.

– В Шоле нужно идти. Я от крестьян слышал, что к Шоле подступают армии вандейцев. Тысяч пятнадцать, не меньше. Вам стоит только подойти к главарям, как вам тут же помогут.

– Да, ты прав, – произнесла я машинально.

Шоле недалеко, это я знала. Несколько часов пути.

– Ты слышал какие-нибудь имена вандейских генералов?

– Да. Болтают о каком-то великом Кателино. Его называют Анжуйским святым. Следующий – Стоффле.

– Это все, наверное, крестьяне. А аристократы?

– Я слышал имя Шаретта. Его называли господином графом.

Я чувствовала, что руки у меня почти совсем ожили, и бесшумно поднялась с земли. Итак, Шаретт. Он лучше других вандейских вождей должен понять меня. Ведь я аристократка, как и он. Если бы только удалось до него добраться.

– Нам нужно убить этого синего, – прошептал Брике, указывая на Гаспара.

Последний все так же спал, похрапывая во сне.

– От него так много неприятностей. Он большая, я вам скажу, зараза.

Я отрицательно покачала головой.

– Нет. Потихоньку разряди его ружье, вот и все. Чтобы он не смог догнать нас. Пистолет мы забрали. Но убивать не будем.

Пока Брике выполнял приказание, я молча посмотрела на Гаспара. Убивать действительно не было смысла. Его и так убьют. Неужели этот юноша верит, что сумеет добраться до Ниора, преодолеть роялистские армии повстанцев? Я не могу оставить ему ни одного патрона: вдруг Гаспару взбредет в голову догнать нас и застрелить. Словом, этот юноша обречен. Я почему-то чувствовала странную щемящую жалость от сознания этого.

– Пойдемте, мадам. Давайте выйдем из этого чертова леса. Здесь кругом наши. Нам нечего прятаться.

Мы быстро удалялись от поляны, где спал Гаспар. Я засунула пистолет за пояс. Рядом, посвистывая, прыгал Брике. Он все так же не мог терпеть никакой тишины и пытался разрушить ее хотя бы своим свистом. Но мальчик тоже, как и я, за дни путешествия научился двигаться бесшумно. Когда нужно было, мы могли идти так, что ни одна ветка не хрустнет под ногами. Не зашуршит даже мох.

Мы уже вышли из леса на проселочную дорогу, и только тогда я ощутила тяжесть, странно давящую на плечи. Это был мундир Гаспара. Я неосознанно унесла его. Но возвратиться уже не было никакой возможности.

8

Взрыв громыхнул так близко, что, казалось, деревья пригнулись к земле. Мы лежали, уткнувшись лицом в землю, за шиворот нам сыпались земля и пыль. Гранаты взрывались еще и еще, но уже значительно дальше, и гул канонады уходил на север.

– Мы живы?

– Да, черт возьми! Бежим!

Мы с Брике живо выбрались из оставленного вандейцами окопа, и бросились бежать с холмов вниз. Шоле отсюда казался пылающим факелом, отблески пожара плясали по старым стенам и радужными бликами отражались на колокольнях, но тем не менее я знала, что Шоле свободен. Теперь там белые, а синие – те, кому удалось прорвать окружение, – без памяти убегали на север.

Бесконечная вереница телег вытянулась вдоль дороги, обрамленная бесчисленными фигурами усталых женщин и детей. Это были семьи крестьян, воюющих за Бога и короля. Чуть впереди несколько вандейцев тащили на веревках пушку. Я с жалостью созерцала это воинство. Оно казалось жалким, недисциплинированным, разрозненным, скверно одетым и диковатым.

Все оружие вандейцев состояло из кос, вил, дубинок и ножей. Ружей не хватало, да и мало кто умел стрелять. Правда, возможно, что передовые отряды, уже прорвавшиеся в Шоле, вооружены получше. У них даже есть лошади.

Брике изумленно оглядывался по сторонам. За время пути мы встретили много повстанцев, но тут они словно бы собрались воедино. Некоторые были одеты во что-то наподобие длинных козьих шкур с прорезями для рук, короткие куртки с крестом из крашеных человеческих костей на груди. Правда, у большинства на груди было вышито сердце Иисуса. Шляпы украшались белыми лентами – символами роялизма, на нарукавных повязках вышивались евангельские изречения. Вся эта атрибутика дополнялась четками у пояса и вертелями, служившими оружием. У многих за поясами был рог, каким крестьяне созывают свои стада, – повстанцы трубили в него, стремясь произвести побольше шума и придать своему вступлению в город больший триумф.

– За Бога и короля!

– Да здравствует Людовик XVII!

– Долой рекрутские наборы!

Последний крик звучал с не меньшим воодушевлением, чем первые два. Мы вошли в Шоле через пролом в стене, образованный взрывом, и зашагали по улице к главной площади. Я сознавала, что нахожусь среди своих, но увереннее себя от этого не чувствовала. Воздух все еще звенел от стрельбы – многие повстанцы стреляли в небо, празднуя свою победу. Многие уже начали пьянствовать.

– Сударь, сударь, подождите!

Я отчаянно вцепилась в стремя одного всадника, что проезжал мимо. Он выглядел прилично и показался мне дворянином. Ему было лет тридцать. Из-под низко надвинутой на лоб шляпы сверкнули черные озорные глаза.

– Женщина, черт возьми!

Он остановился, уже не пытаясь отстранить меня, и заинтересованно наклонился в седле.

– Ведь ты женщина, не так ли?

– Да.

– Надо же! И совсем не похожа на крестьянку. Послушай, милочка, ты остановила меня как раз вовремя. У меня прекрасное настроение. Если хочешь, я могу предложить тебе добрый ужин со стаканчиком пива, ночлег и мою любовь. Конечно, если ты согласишься для начала умыться – уж очень ты чумазая.

Его болтовня и намек на то, что я лежала лицом в земле, задели меня. Я нетерпеливо топнула ногой.

– Как много предложений за такое короткое время!

– А разве они тебе не подходят? Интересно, кто откажется от предложений Гектора де Вабекура!

– Я аристократка.

Это заявление, похоже, не произвело на него никакого впечатления.

– Вот как? Ну что ж! – произнес он, не моргнув глазом. – Я тоже аристократ. Не думаю, чтобы для вас было унизительным пойти поужинать с графом де Вабекуром. У меня громкое имя, не считая того, что у меня есть деньги и чин.

– Уважаемый Гектор де Вабекур, – сказала я, теряя терпение, – ваши предки были, безусловно, знатные люди, но ведь не от самого же Юпитера они происходили! Я прошу у вас самую малость. Укажите мне, где находятся вожди повстанцев, и я буду вам очень благодарна.

– Вы недурно изъясняетесь, милочка, – заметил он с гримасой. – Ну, так и быть. Садитесь-ка! Я довезу вас.

Воспользовавшись предложенной мне рукой, я вскочила на лошадь позади Гектора де Вабекура, сожалея о том, сколько времени мне пришлось потратить на болтовню для решения такого пустячного дела.

Вабекур провез меня горящими улицами Шоле. Пылали дома и кричали женщины, видимо, принадлежавшие к республиканской партии и теперь подвергающиеся надругательствам. В канавах валялись трупы, повсюду стояли виселицы, а кое-где я видела уже и повешенных. Шел неприкрытый грабеж и мародерство. Лошадь поскальзывалась в крови. Но самое ужасное было то, что я не способна была ужасаться. Великая сила – привычка.

– Кому вы служите? – поинтересовалась я.

Мой спутник качнул головой.

– Я адъютант генерала Сушю.

– Кто это такой?

– Бывший сборщик податей, а нынче командир повстанцев.

– О-о-о! – протянула я. – И что же?

– Два часа назад он выступил к Машкулю, так что вам к нему не пробиться. Я остался здесь, чтобы присутствовать при решении некоторых вопросов. А вы, милочка? Кого вы ищете?

– Графа де Шаретта.

Вабекур фыркнул так изумленно, что я насторожилась.

– Что такое?

– Да так. Если вы ищете встречи с дьяволом, то вам указали точный адрес.

– Вы шутите?

– Вовсе нет. Шаретт и вправду сам дьявол, и я бы предпочел попасть в ад, чем иметь с ним дело.

– Что вы знаете о нем?

– О, ровно ничего! Достаточно на него взглянуть раз-другой, и все становится ясным. Кажется, он был военным, эмигрировал в Кобленц, потом вернулся. Но разве это имеет значение? Главное – это перемолвиться с ним двумя-тремя словами.

– Вы рисуете мне какое-то чудовище. Я не верю вам.

Вабекур ничего не ответил, останавливая лошадь. Мы уже были на городской площади перед ратушей. Повстанцы срубили дерево Свободы, подожгли его и теперь весело отплясывали вокруг костра, распевая роялистский гимн «Да здравствует Генрих IV!».

– Ну, вот мы и приехали, красотка! Бегите! Да не забудьте взять с собой ладанку, когда пойдете к самому дьяволу!

Последние слова Вабекура заглушили звуки выстрелов. Где-то во внутреннем дворике, за глухой стеной, непрерывно шел расстрел.

– Пятьсот человек согнали, – сказал на вандейском диалекте какой-то повстанец. – Уж можно быть уверенным, что каждый из них получит пулю. Кателино поклялся, и Кателино сделает…

– Они заседают в ратуше? – спросила я.

– Да. Там и Кателино, и Стоффле, и Шаретт. Был даже Сушю. Что-то решают. Видно, думают, куда нам идти после Шоле.

Из глухого переулка выскочила группа пьяниц, выкрикивающих какие-то слова на непонятном мне диалекте. Я не уловила в них ничего оскорбительного, но для повстанцев, расположившихся на площади, они явно не подходили. Вскочил один, потом другой, и через несколько секунд началась потасовка. Люди катались по земле, тузя друг друга, дрались, кричали, даже выхватывали медные тесаки.

– Вот это драка! Ну, я полагаю, маренцы намнут бока этим горцам!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю