Текст книги "Край вечных туманов"
Автор книги: Роксана Гедеон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ ДОЧЕРИ
1
Пока мы мчались на лошадях по дороге, а потом через лес, я, разумеется, ничего не могла рассказать Лескюру о том, что со мной произошло. Впрочем, я еще не была готова к этому. Меня охватило странное упоение, вызванное тем, что я стала свободна. Каким сплошным кошмаром были те дни у Шаретта. И, подумать только, я сама разыскивала его, сама шла в ловушку. Никогда в жизни больше не допущу подобной глупости. Я буду доверять только нескольким людям – Рене Клавьеру, отцу, Маргарите и… и, пожалуй, Луи-Мари де Лескюру.
Интересно, он все еще женат? Не знаю, почему мне хотелось это узнать. Хотелось, и все. Может быть, потому что я уже несколько раз слышала в его голосе отнюдь не братские нотки. Но, возможно, я ошибалась. Мужчины такие странные, я никогда не научусь понимать их, хоть сколько их у меня будет. К тому же есть на свете Рене Клавьер, сильный белокурый красавец с серыми глазами и насмешливой улыбкой в уголках губ. Его лицо я помнила очень ясно. Помнила, как неожиданно и безоглядно возникло у меня в душе горячее и нежное чувство. Но уже давно все было разбито. Он в тюрьме, я – в Вандее. До любви ли сейчас?
Я научилась разом выбрасывать из головы подобные мысли. Вокруг свежей майской зеленью благоухали травы, дурманяще неистовствовала весна. Как же мне хотелось быть счастливой!.. Я подставила лицо легкому ветру. Ночной мрак не казался мне страшным или Таинственным. Я же была с другом, с маркизом де Лескюром.
Когда начал заниматься рассвет, мы миновали Баньярский лес, где был небольшой лагерь Лескюра, но не обнаружили даже следов моего отца.
– Зачем так тщательно скрываться? – удрученно спросила я, когда мы остановились на несколько минут отдохнуть. – Синих нигде нет на добрых двадцать лье в округе.
– Кто знает? Миссия вашего отца очень важна. Ею могли заинтересоваться республиканские шпионы, и когда ваш отец вернулся бы из Англии с грузом оружия, его поджидали бы на берегу синие. Но я даю вам слово, что мы нагоним его. Мне кое-что известно об его маршруте.
Свой отряд Лескюр оставил в лагере. И снова дорога летела под копытами, ветер свистел в ушах, что-то победно выкрикивал сзади Брике.
Я понятия не имела, куда мы направляемся, а только послушно следовала за своим проводником. К полудню мне стало казаться, что меня исхлестали кнутами, – настолько утомительной была скачка. Я почти перестала чувствовать свое тело и умоляла Лескюра передохнуть. Несмотря на то, что я хорошо сидела в седле, мне было далеко до солдатской выносливости.
Мы остановились в три часа пополудни в небольшой таверне «Под знаком креста» – название довольно странное для революционных времен. Там нам подали обед из капустного супа с салом, жареной рыбы со специями и сливочным маслом, яблочного пирога и салата. По совету маркиза я снова переоделась в мужскую одежду – голубую рубашку, темные штаны с широким поясом и высокие сапоги. К моему удивлению, на новой одежде была пришита трехцветная республиканская кокарда.
– Мы въезжаем в край, где господствует Республика, – пояснил маркиз.
– Будем возле Ла-Рошели, там преобладают синие, лучше, если мы спрячем на время свои роялистские отличия.
Мне позволили отдохнуть ровно полчаса. После этого, нахлобучив на голову широкополую шляпу, я снова вскочила в седло и понеслась вслед за маркизом по неровной дороге.
К вечеру в воздухе запахло йодом и водорослями, и Брике, приподнявшись в стременах, изумленно закричал:
– Море!
Я тоже видела серо-голубую кромку моря или, вернее, океана. Мы скакали теперь среди песков и кустов тамариска. Еще несколько минут – и мы на самом берегу. Дорога вилась среди береговых скал, по краям ее торчали солончаковые растения. Мы следовали по изрезанной линии побережья с множеством бухт и затонов, зубчатых выступов и остроконечных мысов. Пищали птицы в зарослях тростника. Приподнявшись в седле, я увидела дамбу Ришелье, обросшую ракушками, полуразбитую ударами волн, а вдалеке на фоне неба выступали ажурные колокольни и руины полуснесенных укреплений, разрушенных Ришелье в 1628 году.
– Видите те острова? Это Олерон и Ре. Нам надо туда. Мы проскакали мимо мест, где добывали соль.
Мощный вал разбивался о подножие стен могучей Ла-Рошели, но мы не заезжали туда. Скоро должен был начаться прилив, но еще можно было видеть россыпи огромных камней, покрытых водорослями, и норки с чистой водой, где прятались крабы. После того как мы миновали деревню Жуве, побережье стало совсем безлюдным.
– Можно узнать, что вы намереваетесь делать? – крикнула я.
– Сначала доехать до деревни Ла-Паллис. Там мы бросим лошадей и сядем в лодку.
Из этих слов я могла сделать вывод, что нам придется плыть, и нельзя сказать, что мне это понравилось. До сих пор, по прошествии нескольких лет, я помнила морскую болезнь, терзавшую меня на пути в Вест-Индию и обратно.
– Мы отправимся на остров Ре, – словно угадав мои мысли, сказал маркиз, – это недалеко, всего два часа на лодке.
Он осадил свою лошадь и соскочил на землю. Последовав его примеру, я заметила на пустынном берегу маленький рыбацкий домик. В окне мигал небольшой огонек. Ветер был сильный, и волны яростно хлестали о берег.
Я пошла вслед за маркизом, оставив лошадей на попечение Брике.
Лескюр громко стучал по оконному стеклу:
– Бужардон! Эй, Бужардон!
Дверь отворилась, и на пороге выросла мощная фигура шести футов росту с фонарем в руке.
– Ну?
– Нам нужно на остров Ре, Бужардон.
Незнакомец пристально вглядывался в лицо маркиза. У Бужардона был огромный орлиный нос, грязные черные волосы, падающие на глаза, загорелая выдубленная кожа пирата.
– Да неужто это вы, святой Лескюр? Э-э, я узнаю вас. Он пропустил нас в дом.
– Вы наверняка умираете с голоду. Эй, девочка, пошарь-ка в печке, там должно что-то быть! – обратился он ко мне.
Я вправду была голодна, и охотно заглянула в печку. Там был котелок с вареными земляными грушами – я, Брике и Мьетта сразу же принялись за это незнакомое лакомство. Маркиз от еды отказался.
– Не хотелось бы выходить в море в такую погоду! – произнес Бужардон. – Может, вы обождете до завтра?
Маркиз тихо ответил, что ждать мы не можем, так как должны непременно догнать на Ре принца де Тальмона.
– Он был здесь утром, – сказал Бужардон. – Да, если вы гонитесь за ним, вам надо бы поспешить. Только вот что мне не нравится. После его отъезда вокруг моего дома рыщут синие.
– Давно ли они были в последний раз? – спросил маркиз.
– Часа три назад. Того гляди, снова появятся. Советую вам не прятать далеко свои пистолеты…
Сам Бужардон снял со стены ружье, кряхтя, зарядил его и, распахнув дверь, осторожно выглянул из избушки. Ветер ворвался в домик, отчаянно заплясало пламя маленькой лампы.
– Ну, идемте, что ли. Вроде никого вокруг нет.
Мы успели дойти только до песчаной дюны, как рыбак настороженно остановился и прислушался. Мне тоже показалось, что я слышу ржание лошадей, но ветер был так силен, что я не была уверена, не галлюцинации ли это.
– Чертовы пески, они позволяют синим приблизиться к самому нашему носу, а мы ничего не заметим! – произнес Бужардон, добавляя к своей речи весьма непристойную брань.
Пески, ветер и темнота действительно лишали нас любой возможности что-то рассмотреть. В то же время над морем взошла луна, и ее желтый свет лился прямо на нас.
– Синие! – взревел Бужардон. – Я слышу, как позванивают уздечки! Ну-ка, к лодке, живо!
Я схватила Мьетту за руку и стремглав помчалась к берегу, где была привязана лодка. Ноги по колено тонули в зыбучем песке, ветер затруднял путь, от шума волн звенело в ушах. Я заблаговременно отвязала лодку и крепко сжимала теперь веревку в руках, пока там, за дюной, разыгрывалась весьма неблагоприятная для нас сцена.
– Именем Республики приказываем вам остановиться!
Вместо ответа Бужардон и Лескюр без долгих разговоров пальнули по всадникам из пистолетов.
– Ах ты, Бужардон, роялистский ублюдок! Сейчас ты получишь нашу республиканскую сливу!
Громыхнуло три или четыре выстрела со стороны синих, и в короткой вспышке, осветившей берег, я увидела худую фигурку Брике; отчаянно бегущего к нам. Дыхание у меня перехватило. Где, черт побери, до сих пор бродил этот сорванец?
Эта мысль вихрем пронеслась в моей голове. В следующее мгновение, когда небо рассекла молния, я увидела, что Брике ничком лежит на песке.
– Пресвятая дева, он, кажется, убит!
Разъяренно вырвавшись из рук Мьетты, пытавшейся меня удержать, я, не помня себя, бросилась по песку к мальчишке. Милый, насмешливый Брике, ведь это я вовлекла его в авантюру!.. Две или три пули просвистели в непосредственной близости от меня; испугавшись, я упала на песок и уже ползком достигла Брике. Обхватив обеими руками его голову, я попыталась его приподнять. Он не лежал бесчувственно. Его веки дрогнули, и он взглянул на меня.
– Брике, ради всего святого, скажи, куда тебя ранили?
Он со стоном схватился рукой за бок. Пуля попала чуть-чуть выше бедра, и я не знала, задета кость или нет.
– Послушай меня, Брике. Обхватишь меня руками за шею, и все, больше от тебя ничего не требуется. Я дотяну тебя до лодки.
– Мадам, я не умру?
– Что за чепуху ты говоришь! Конечно нет!
Он сделал все так, как я сказала, и даже пытался помогать мне здоровой ногой, хотя и постанывал при каждом движении. Передвигаясь с Брике со скоростью черепахи, я лихорадочно поглядывала в ту сторону, где шел бой. Как я теперь сообразила, синих было трое. Двоих Лескюр с Бужардоном ранили или убили, третий что было силы скакал прочь.
– Успокойся, мой милый, вот увидишь, все будет хорошо.
Я на мгновение оставила Брике и, стоя на коленях, яростно замахала рукой, облепленной песком:
– Сюда! Сюда!
Через минуту мужчины были рядом. Быстро выяснив, в чем дело, они подхватили Брике на руки и побежали к лодке.
– Быстрее, черт побери! – командовал Бужардон. – Через пять минут тут будет целый отряд республиканцев!
Он не выглядел удрученным, скорее, радостным и возбужденным. Почему Бужардон помогает нам? Неужели из-за такой преданности белому делу? В том, что он связан с повстанцами и, возможно, помогает выгружать во Франции английское оружие, я не сомневалась.
– Боже, но ведь на море такой шторм! – вскричала испуганная Мьетта.
– Замолчи, женщина! До острова Ре рукой подать.
Лодка угрожающе закачалась, когда в нее уселось столько народу, и зачерпнула одним бортом воду. Лескюр схватил весла. Я держала на коленях Брике, которому сильная качка доставляла немало страданий. Еще миг – и мы были в двадцати шагах от берега.
Боже, как качает! Меня то и дело обдавали холодные брызги. Волны захлестывали лодку, от соленой воды волосы у меня неприятно слиплись. Мьетта, вооружившись ковшиком, вычерпывала воду, оказавшуюся на дне. Я машинально подумала, что от нее всегда есть толк.
Раздались выстрелы. Я увидела на берегу человек двадцать синих и по достоинству оценила ту поспешность, с которой мы вышли в море.
– Они все еще могут перестрелять нас, – сквозь зубы процедил Лескюр.
– Ну-ка, женщины! Всем лечь на дно и затаиться!
– Мы спасемся, мадам? – прошептал Брике.
– Ну разумеется, мой мальчик, спасемся!
И тут произошло нечто непредвиденное. Бужардон поднялся и, кряхтя, выпрямился во весь свой огромный рост. Лунный свет лился с неба прямо на него, и Бужардон был такой мишенью для пуль, о какой синие и мечтать не могли.
– Вы сошли с ума! – прошептала я, дергая его за рукав.
Он отмахнулся от меня, и над волнующимся морем загремел его мощный голос:
– Ах вы, республиканские сволочи, видите, какой я? Никола Гюстав Бужардон. Вы думаете, я боюсь ваших ружей, ваших пуль, ваших трибуналов? Да я чихать хотел на ваш Конвент, а вас, там, на берегу, я ненавижу. Я привез во Францию тысячи английских ружей, вот я каков! Я – белый! Да, паршивые граждане республиканцы, убившие христианнейшего короля! Вот вам привет от настоящего француза! Слава Марии Антуанетте! Слава Людовику XVII! За Бога и ко…
Пуля прервала его речь. Умолкнув, словно онемев от удивления, Бужардон взмахнул могучими руками и упал за борт. Тело его тотчас поглотили волны.
Наша лодка, сильно качнувшаяся от его падения и подхваченная попутной волной, в одно мгновение оказалась далеко от того места, где упал Бужардон, и неслась все дальше и дальше. Я заметила, что пули уже не достигают нас и бесцельно падают в воду. Вскоре не стало видно даже вспышек ружей на берегу.
– Старина Бужардон… – произнес маркиз.
– Вот уж глупо кончил, – сказала Мьетта.
Да, конечно, подумала я. Поступок совершенно бессмысленный. Но все же, все же он выглядел настоящим героем, этот Никола Гюстав Бужардон, баскский рыбак из Ла-Паллис. И как ошеломлены мы были его порывом!
Я велела Мьетте снять нижнюю юбку и разорвать ее на узкие полоски. Так мы и перебинтовали Брике. Рана, по всей видимости, не была тяжелой, но он потерял много крови и поэтому забылся тяжелым сном. Я укрыла его кожаной курткой Лескюра, чтобы мальчику не очень досаждали соленые брызги. Сами мы были мокрыми с головы до ног уже через десять минут после выхода в море.
– Только бы за нами не выслали погоню, – сказал маркиз, – и не перехватили бы нас суда береговой охраны.
– Нет, – сказала Мьетта.
– Я бывала в этих местах. Такие лодочки, как наша, никогда не задерживают. Мы же похожи на простых бедных рыбаков.
Она была права. Дважды неподалеку от нас маячили очертания кораблей, но никто и не подумал нас останавливать. На кораблях наверняка все спали. Спустя два часа мы благополучно прибыли в Сен-Мартен, столицу острова Ре, и причалили к небольшой бухточке.
Мы с Мьеттой перетащили Брике на мотки канатов, сваленные среди понтонов, и упали рядом с ним, переводя дыхание. Я исчерпала почти все свои силы. Кожа была, кажется, насквозь пропитана солью, губы обветрились, на мокрые, истрепанные ветром волосы налип песок.
– Надеюсь, нам уже никуда не придется ехать и плыть? – прошептала я, когда маркиз, управившись с лодкой, подошел к нам.
– Успокойтесь, мы уже на месте.
Он протянул руку, помогая подняться. Я насилу встала на ноги.
– А что делать с мальчиком? Я не могу оставить его здесь.
– Но и тащить за собой тоже не можете. Послушайте, Сюзанна, – сказал он, наклоняясь ко мне, – ваш отец пробудет на острове до утра; на рассвете принца и его людей заберет голландский бриг. Сейчас ваш отец находится в гостинице, принадлежащей верному человеку. Я знаю, как найти его. Если мы оставим вашу служанку и мальчика здесь, то не позже чем через полчаса его заберет какой-нибудь верный принцу человек. Вы понимаете?
– Но, может быть, Брике нужна неотложная помощь, – сказала я.
– Мы все равно не можем ее оказать. К тому же мальчишка спит, и кровотечение у него остановилось.
Я повернулась к Мьетте и чеканным тоном произнесла:
– Ты головой отвечаешь за Брике, подруга. Понятно? Никаких приключений, заигрываний с матросами и воровства – ничего, на что ты способна! И ни на шаг не отходи от мальчика… Мы пришлем за вами человека.
Маркиз взял меня за руку так же твердо, как я перед этим приказывала Мьетте, повел вдоль гавани, умело обходя бесчисленные якорные цепи, сети, тюки и пустые бочки.
Десять минут спустя мы подошли к гостинице, название которой, выцветшее и полустертое, невозможно было разобрать ночью. Громкий лай собаки остановил нас, когда Лескюр осторожно дернул калитку.
– Не из трибунала ли вы, гражданин? – громко крикнул хозяин.
К моему удивлению, Лескюр незамедлительно воскликнул в ответ:
– Из самого наблюдательного комитета Революции, гражданин трактирщик!
Я поняла, что это, вероятно, пароль. Пароль, внешне очень революционный и республиканский, ведь Ла-Рошель и ее окрестности, включая и остров Ре, находятся под властью Конвента.
Хозяин гостиницы, услышав ответ Лескюра, преобразился на глазах. Отбросив в сторону ружье, он с распростертыми объятиями пошел навстречу маркизу.
– Святой Боже, господин де Лескюр, вы ли это? И неужели с недобрыми известиями?
– Нет, известия добрые, и принц им будет очень рад.
Он осторожно подтолкнул меня вперед.
– Что же вы стоите, Сюзанна? Разве вы не видите?
Я видела на крыльце человека, с виду очень настороженного, с пистолетом в руке, на которого то и дело оглядывался хозяин гостиницы. Это был мой отец.
И я тотчас забыла все, что нас разделяло, – долгие годы непонимания, холодности, равнодушия и даже откровенной ненависти, что тоже случалось. Это был человек, связанный со мной самыми близкими родственными узами, давший мне все то, что я имела, – происхождение, богатство, жизнь в Версале; человек, который даже из-за границы постоянно пытался заботиться обо мне и разыскивал меня, сейчас, вероятно, считая погибшей. Нас так много связывало… Я молча обняла его и приняла объятие, вздрагивая от беззвучных рыданий.
Это был мой отец, и он сразу узнал меня.
И тогда я прошептала в перерыве между двумя всхлипами:
– Прикажите послать человека в бухту. Там Мьетта и раненый мальчик, Брике… Их нужно непременно забрать.
2
Прошло немало времени, пока мы оба успокоились. Тихо потрескивал фитиль в масляной лампе, заливавшей комнату тусклым желтоватым светом. Я пила горячее вино, чтобы отогреться, и рассказывала отцу о том, что произошло со мной за последние два года, – ведь именно столько времени мы не виделись. Рассказывала, разумеется, основательно смягчая или вовсе умалчивая о некоторых моментах, поведать о которых было слишком унизительно.
Внешне отец не обнаруживал сильных признаков волнения. Внимательно слушая, он расхаживал по комнате – по-прежнему высокий, сильный и уверенный в себе. Его, казалось, ничто не могло сокрушить; со времени нашего последнего свидания в Вене он нисколько не изменился. Сейчас он был без камзола, в шелковой рубашке, голубом пикейном жилете, светлых штанах и высоких охотничьих сапогах. Словом, ничто в его облике не выдавало предводителя роялистских мятежников. Таким же он был в Версале. Он и вел себя по-прежнему – без сентиментальности, без надрыва и крайнего волнения, которое могла вызвать наша встреча. Правда, когда он снял парик, я увидела, что его волосы, раньше белокурые, как и у меня, стали совсем серебряными.
– Вот и все, – сказала я. – Таким образом я здесь оказалась. Отныне господин де Лескюр – мой самый близкий друг.
– И мой тоже.
Он присел к столу, порывисто взял мои руки в свои.
– Знаете ли вы, что еще в сентябре прошлого года я вас похоронил? Что в Вене в соборе Сан-Стефано уже дважды служились по вас заупокойные мессы?
Я смотрела на него изумленно.
– Ну да, я понимаю, что от меня не было никаких известий, но все же…, зачем же мессы?
– А я вам сейчас расскажу.
Он произнес это так многозначительно, что я насторожилась.
– Слушайте, Сюзанна, вам это будет любопытно. Газеты в Вене сразу сообщили о кровавых сентябрьских убийствах 1792 года. Писали, что в Париже перебиты все аристократы, а ведь я знал, что вы в Париже! По-моему, незачем объяснять, что я тогда чувствовал. Никто не мог мне дать точных сведений о вашей судьбе, даже те новые эмигранты, что прибывали в Австрию. И тогда мне стало известно, что в Амстердам с какой-то миссией приезжает адмирал Франсуа де Колонн. Это было в начале октября прошлого года.
– И что же?
– А то, что я имел все основания полагать, что ему, как вашему бывшему мужу, кое-что известно о вас, и я, смирив свою аристократическую гордость, отправился из Вены в Амстердам, разыскал там адмирала и принялся расспрашивать о вас. Он взглянул на меня весьма недружелюбно и сказал. Знаете, что он сказал? Что вы убиты в первый же день избиений, убиты в тюрьме Ла Форс, что он сам видел, как вас убивали!
С криком ярости я вскочила на ноги, кулаки сжались. Если бы в этот миг передо мной оказался Франсуа, я бы, наверное, сама убила его.
– Надо же, какая подлость! – воскликнула я вне себя.
– Да, кто бы мог подумать, – произнес отец.
– Разве можно было ожидать подлости от герцога де Кабри? Или от Шаретта? Ну, что касается этого мерзавца, то он еще заплатит мне за свои происки!
Выпитое вино бросилось мне в голову, я насилу смогла успокоиться.
– Да, от адмирала многого можно было ожидать, но такого! Или он всерьез считает всех, кто изменил его Революции, погибшими?
– Это все к счастью, Сюзанна. Кого при жизни дважды отпевали в церкви, тот может уже ничего не бояться. Вы будете жить долго, моя дорогая.
– Но все-таки, все-таки. Неужели я была женой этого человека?
– Теперь вы можете забыть об этом.
– Почему?
Он наклонился ко мне и произнес приглушенным голосом:
– Теперь вы среди аристократов, а они, да будет вам известно, не знают о том, что вы во второй раз были замужем. Я молчал об этом, даже когда меня пытались расспрашивать. В Австрии, в Турине, в Англии – везде, где находятся французские эмигранты, вы пользуетесь незапятнанной репутацией, вас считают вдовой принца д'Энена, а это, поверьте, весьма почетно.
– О да, теперь я отдаю должное вашей предусмотрительности, – весело сказала я.
– Только зачем все это? Во время Революции не имеет значения, была ли я замужем или нет. В любом случае меня ждет гильотина.
– Я переправлю вас за границу.
– За границу?
Я пораженно смотрела на отца. Неужели он не понял? Я разыскивала его вовсе не для того, чтобы нынче же утром убежать в Англию.
– Отец, я, разумеется, очень хочу оказаться в безопасности, но сейчас об этом не может быть и речи.
– Позвольте же узнать почему? – нахмурившись, спросил он, – это снова ваше итальянское упрямство?
– Нет. Это снова мой сын. Мой Жанно, который нынче находится в Сент-Элуа и ради которого я и предприняла это путешествие.
Странное впечатление произвели эти мои слова. Принц не рассердился, не выказал даже раздражения. Он посмотрел на меня задумчиво и очень внимательно.
– Ах, этот мальчик…
Я вся внутренне напряглась. Мы коснулись вопроса, который всегда будил во мне враждебность к отцу. Ведь это он пытался забрать у меня сына. Всякий раз, когда я вспоминала об этом, то невольно чувствовала гнев.
– Я никогда не видел его. Только раз, когда он был в пеленках, во время того прискорбного случая на Мартинике.
Ах, он называет это прискорбным случаем! Я сдерживалась, но глаза мои метали молнии.
– Вы, кажется, назвали его Жанно. Да?
– Да.
– Сколько ему сейчас?
– Без двух месяцев шесть.
– Гм…
Он что-то задумал, это точно. Я насторожилась.
– Отец, вы поможете мне добраться до Сент-Элуа? – резко спросила я.
– Сегодня в шесть утра я отплываю в Англию и вернусь только через неделю.
– Да, но… вы можете взять меня на корабль и высадить, например, в Лорьяне, это же по пути в Англию!
– Я не стану заходить в Лорьян, как не стану делать ничего такого, что поставило бы под сомнение успех моей очень важной миссии.
– Значит, вы отказываетесь помочь мне? Вы поступаете так же, как Шаретт!
– Нет, – задумчиво сказал он, – я помогу вам, но сделаю это иначе, чем вы предлагаете.
– Как?
– Я отправлюсь вместе с вами в Сент-Элуа, когда вернусь из Англии. В конце концов, я имею право увидеть… гм, своего внука. И свое родовое имение, где не был пять лет.
У него была, без сомнения, какая-то тайная мысль. И откуда взялось это неожиданное желание видеть своего внука? Он никогда не называл его так. Более того, даже когда мы жили в Париже, а Жанно обитал на перекрестке улиц Кок-Эрон и Платриер, когда Революция еще не началась, отец не изъявлял желания даже издали посмотреть на него.
– Вы обещаете мне? – спросила я тревожно.
– Клянусь честью рода де Тальмонов, Сюзанна.
Он поднялся, надел перевязь, прицепил шпагу и, наклонившись, взял со стула свой синий дорожный камзол.
– Мне пора. За окнами уже светает.
Он обнял меня и поцеловал – очень сдержанно, по своему обыкновению.
– Будьте уверены, моя дорогая, здесь, у мэтра Моно, вы в полной безопасности.
– Но будете ли в безопасности вы по дороге в Англию? – спросила я с волнением.
– Меня повезет голландский бриг, и в кармане у меня документы на имя чиновника французского посольства в Амстердаме. Здешние провинциальные власти никогда не смогут распознать фальшивку.
– Вы едете за оружием? – проговорила я.
– Да. За большой партией ружей, сабель, пуль и пороха. Но вам лучше не думать об этом, моя дорогая.
Он еще раз поцеловал меня и, резко повернувшись на каблуках, вышел. Я услышала его твердые шаги на лестнице.
Спустя несколько минут в дверь постучал хозяин гостиницы.
– Желаете ли вы чего-нибудь, мадам д'Энен?
Он уже, по-видимому, все знал обо мне, ибо называл меня именем Эмманюэля.
– Да, мэтр Моно. Горячую ванну, чистое платье и постель.
Сказав это, я вслед за Моно спустилась вниз, где лежал раненый Брике, чтобы проверить, хорошо ли его устроили и достаточно ли за ним ухаживают.
3
Мьетта хотела помочь мне причесаться, но я отказалась от ее услуг. В самом деле, чтобы просто уложить на голове локоны, я уже не нуждалась в помощи. После ванны волосы у меня были чистые, блестящие и шелковистые. Впервые за долгое время я разглядывала себя в большом зеркале. От долгого пребывания на воздухе кожа приобрела медовый оттенок, четче проступила тонкая лепка скул, черные глаза стали ярче, волосы выгорели и сделались пронзительно-белокурыми. Я слегка прикрыла их белой кружевной наколкой – такой же, как и отделка на моем новом платье из тафты абрикосового оттенка. Я чувствовала себя отдохнувшей и почти счастливой.
– Ты хочешь уйти или остаться у меня? – спросила я у Мьетты.
– Хочу остаться.
Я не ожидала такого ответа. Удивленная, я взглянула на нее.
– Но ты же будешь скучать. Ты привыкла к приключениям, к войне, к вольному ветру, наконец.
– Это все потому, что жизнь была плоха. Разве я не достойна лучшего? У себя в деревне я прислуживала в трактире знатным дамам. Правда, это было еще при короле.
– Но мне не нужны твои услуги. Последние два года я жила так, что научилась делать все сама – одеваться, мыть полы, стирать белье, плести кружева…
– Но у вас же есть дети. Правда?
– Да, и ты сможешь присматривать за ними?
– Конечно.
Она подумала о чем-то и сказала, блеснув серыми глазами.
– Ведь вы уедете в Англию, мадам. А я давно мечтала побывать в Англии.
Мьетта приоткрыла дверь и уже на пороге добавила:
– А еще вы обещали мне изумрудное ожерелье, не забывайте.
Я задумчиво посмотрела ей вслед. Особого доверия Мьетта у меня не вызывала. Изумрудное ожерелье. Да у меня самой пока нет ни одного украшения. И все же обещание, данное Мьетте, надо как-то сдержать. Может быть, попросить отца, когда он вернется из Англии?
Стоит ли допускать Мьетту к моим детям? У меня уже был горький опыт, связанный с Валери де ла Вен. Но вполне возможно, что мне понадобится чья-то помощь, ведь детей – трое. А Маргарита уже стара – по моим подсчетам, ей вот-вот исполнится шестьдесят. К тому же Мьетта за все то время, что я ее знаю, оставалась искренней роялисткой и так же, как и я, ненавидела Революцию.
Я выглянула в окно, заметила во дворе маркиза де Лескюра и быстро подняла раму:
– Луи-Мари, добрый вечер!
Он махнул мне рукой, приглашая спуститься вниз.
– Разве вы уже уезжаете?
– Да. Но я не хотел уезжать, не попрощавшись с вами. Я поспешно сбежала по лестнице вниз и остановилась на крыльце гостиницы. Чувство грусти возникло в груди. Мне не хотелось расставаться с маркизом.
– Приветствую вас, – сказал он, приподнимая шляпу, – Кажется, Сюзанна де Тальмон снова превратилась в принцессу.
– Снова?
– Ну, вчера вас было не отличить от Брике.
Я слегка смутилась, вспомнив, каким жалким был вчера мой вид. Но нынче я была уверена в себе.
– Вы сегодня не слишком любезны, господин де Лескюр.
– Может быть.
Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где синело море.
– Может быть, это от разлуки с вами.
У меня перехватило дыхание.
– А вы… вы уверены, что должны уехать?
– Увы, уверен. У меня под началом трехтысячный отряд, и он ждет моих распоряжений.
Да, увы. Вокруг маленького острова Ре полыхает пламя Вандеи, да и вообще вся Франция объята огнем Революции. Наступит ли когда-нибудь этому конец, придут ли времена мира и спокойствия? Я мысленно послала проклятие всем войнам на свете. И почему мне выпало жить именно в такое время?
– Вы не забудете меня, Сюзанна?
– Нет! – сказала я взволнованно.
– Ведь мы друзья, правда?
– Я люблю вас.
Теперь он смотрел прямо на меня, и синие глаза его пылали. Я открыла рот, чтобы попытаться возразить или разубедить его, но он остановил меня.
– Молчите, ради Бога! Я ничего от вас не требую. Думаете, я не понимаю, как вам трудно? Я бы хотел защитить вас от всего этого безумного мира. Но я могу только одно – вверить вас вашему отцу.
Столько искренности и отчаяния звучало в его голосе, что я вздрогнула и протянула ему руки и по его горячему прикосновению поняла, что он говорит правду. Осторожным и вместе с тем властным движением он привлек меня к себе, и я поняла, что он хочет поцеловать меня на прощанье.
На какой-то миг я замерла в нерешительности, но потом вдруг очень ясно осознала, что буду ненавидеть саму себя, если не позволю ему этого. Полуоткрытыми губами я встретила этот теплый, безумный, почти душащий меня поцелуй. Ошеломленная, я уже через несколько секунд была свободна и только слышала удаляющийся цокот копыт по деревянной мостовой.
Таково было это прощание.
Я отправилась к Брике, проверила, нет ли у него жара. Он чувствовал себя совсем неплохо, и приглашенный врач сделал все, чтобы ранение не дало осложнений.
– Я бы охотно поужинал, мадам, – заявил мне Брике, как только я присела у его постели.
– Вообще-то я уже ужинал, но снова проголодался, поэтому хочу поужинать.
– Это кажется мне чрезвычайно разумным, – сказала я с улыбкой, обрадованная, что Брике обрел присущий ему аппетит.
Только на следующий день я смогла окончательно успокоиться из-за отъезда Лескюра. Время текло так размеренно и спокойно, что не располагало к экзальтации чувств. Заведение мэтра Моно, хотя и называлось гостиницей, но на самом деле служило пристанищем роялистов, и обыкновенных путешественников сюда пускали редко. Поэтому в доме всегда было тихо, и ничто не мешало Брике поправляться. Бедренная кость у него не была задета, и мне даже казалось, что мальчик сможет следовать за мной, когда придет время.
Неделя заканчивалась, а отец немного запаздывал. Я ждала его возвращения 2 июня к вечеру, но ожидания были напрасны. Чуть позже пришло известие, что у порта Сен-Назер, окруженного английской эскадрой, произошел бой между англичанами и французами. Может быть, это задержало принца? И не был ли он, не дай Бог, захвачен в этой стычке?
Ночью 4 июня отец возвратился на остров Ре. Причиной его опоздания был сильный шторм в районе Сен-Жиль-де-Ви, заставивший небольшое суденышко задержаться в гавани. Но теперь все было в порядке, и миссия, которую выполнял мой отец, блестяще завершилась.
