Текст книги "Порождения света и тьмы. Джек-из-Тени. Князь Света."

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

VI

С сумкой за плечами Джек шел на восток, а небо тем временем просветлело. Воздух был прохладным, меж серых трав вились струйки тумана. Туманом были полны долины и глубокие ущелья. Сквозь прозрачную пелену облаков пробивался свет звезд. Налетавшие с ближайшего озера ветерки влажно бились о каменистую почву.

Джек на минуту остановился и перебросил ношу на правое плечо. Он обернулся и посмотрел на страну тьмы, которую покидал. Шел он быстро и ушел далеко. Но нужно было уйти еще дальше. С каждым шагом, который Джек делал к свету, силы его врагов, способные сокрушить его, ослабевали. Вскоре он станет для них недосягаем. Но враги и дальше будут искать его; они не забудут. Значит, удрав, он поступил правильно, он будет тосковать по царству тьмы с его жестокостью и колдовством, восторгами и чудесами. Оно было его жизнью: в нем было и то, что он ненавидел, и то, что любил. Джек знал, что ему придется вернуться и принести с собой то, что удовлетворит оба эти чувства.

Повернувшись, он продолжил свой путь.

Тени перенесли его в тайник неподалеку от Сумеречных Земель, где он хранил накопленные за многие годы магические рукописи. Он бережно завернул их и понес с собой на восток. Как только он попадет в Сумеречные Земли, то окажется в безопасности, а когда минует их, то будет вне всякой опасности.

Карабкаясь, он пробирался по Рениссалским горам. Там, где горная цепь ближе всего подходила к Сумеречным Землям, Джек увидел самую высокую гору – Паникус.

Поднявшись выше тумана, Джек увидал вдали неясный силуэт Утренней Звезды на фоне Эвердон – Вечного Рассвета. Там, на своем утесе, Утренняя Звезда лежал неподвижно, с поднятой головой, лицом к востоку. Непосвященному он показался бы скульптурой, созданной ветром на вершине Паникуса. В самом деле, больше чем наполовину он был камнем, его кошачий торс был со скалой одним целым. Сложенные крылья были прижаты к спине, Джек знал, хотя подходил к нему сзади, что руки Утренней Звезды все еще скрещены на груди, левая поверх правой; что ветер не спутал его похожие на проволоку волосы и бороду и что лишенные век глаза все еще уставлены на восточный горизонт.

Тропинки не было. Последние несколько сот футов подъема Джеку пришлось преодолевать почти отвесный каменный склон. Тени здесь были густыми, и Джек как всегда шагал вверх, будто шел по равнине. Не успел он достичь вершины, как вокруг завизжали ветры, но они не заглушили голос Утренней Звезды, который шел словно из недр горы.

– Доброе утро, Джек.

Тот стоял слева от него и смотрел наверх, где черную, как покинутая им ночь, голову Утренней Звезды закрыло облачко.

– Утро? – сказал Джек.

– Почти. Всегда почти утро.

– Где?

– Везде.

– Я принес тебе выпить.

– Я пью дождевую воду из туч.

– Я принес вино, сделанное из винограда.

Огромная, испещренная шрамами от ударов молний фигура тут же повернулась к нему, рога склонились вперед. Джек отвел взгляд от немигающих глаз, цвет которых никак не мог запомнить. В глазах, никогда не видевших того, на что должны были бы смотреть, есть что-то жуткое.

Он опустил левую руку, и перед Джеком оказалась покрытая шрамами ладонь. Джек поставил на нее мех с вином. Утренняя Звезда поднял его, выпил и уронил к ногам Джека. Он утер рот тылом ладони, легко срыгнул и снова уставился на восток.

– Что тебе нужно? Джек-из-Тени? – спросил он.

– От тебя? Ничего.

– Тогда почему же ты всякий раз, как идешь этой дорогой, приносишь мне вино?

– По-моему, ты его любишь.

– Да.

– Ты, наверное, мой единственный друг, – сказал Джек. – У тебя нет ничего, что мне хотелось бы украсть. У меня нет ничего, что тебе было бы действительно нужно.

– Может, тебе жаль меня? Я ведь привязан к этому месту.

– Что такое жалость? – спросил Джек.

– То, что удерживает меня здесь в ожидании зари.

– Ну, так во мне ее нет, – сказал Джек, – потому что у меня есть нужда не сидеть на одном месте.

– Знаю. Полмира узнало, что ты нарушил Договор.

– А знают они почему?

– Нет.

– А ты?

– Конечно.

– Откуда?

– По форме облака я узнал, что далеко отсюда, в одном городе три сезона спустя кто-то поссорится с женой и убийцу повесят раньше, чем я закончу говорить Падает камень, и по его падению я узнаю, сколько девиц лишилось чести и как движутся айсберги на другом конце света… По тому, каков ветер, я определяю, куда в следующий раз ударит молния. Я так долго смотрел и настолько сам часть всего этого, что от меня ничего нельзя скрыть.

– Ты знаешь, куда я иду?

– Да.

– А что я буду там делать?

– И это тоже.

– Тогда, если знаешь, скажи – сбудется ли мое желание.

– Твой план удастся, но к тому времени может получиться так, что ты уже захочешь совсем другого.

– Я не понимаю тебя, Утренняя Звезда.

– Я знаю и это. Но так со всеми оракулами, Джек. Когда происходит то, что было предсказано, вопрошавший стал совсем другим человеком, не таким, каким был, когда задавал вопрос. Невозможно заставить человека понять, каким он станет с течением времени, а тот, для кого пророчество действительно верно, всего лишь его будущее «я».

– Очень мило, – сказал Джек. – Но я-то – не смертный. Я – человек тьмы.

– Вы все смертны, неважно, какую часть мира зовете своей родиной.

– Я не меняюсь. У меня нет души.

– Меняешься, – сказал Утренняя Звезда. – Все, что живет, меняется или умирает. Ваш народ холоден, но ваш мир – теплый, имеющий и обаяние, и очарование, и чудеса. Вы не можете понять тех, кто обитает на освещенной стороне планеты, – но их наука так же холодна, как ваши сердца. Они бы приняли ваш мир, если бы так его не боялись, а вам пришлись бы по вкусу их чувства, если бы не та же причина. Тем не менее, в каждом заложены способности. Только страх мешает открыть дорогу пониманию – ведь вы зеркальное отражение друг друга. Поэтому не говори мне о душе, человек. Ты никогда ее не видел.

– Ты прав. Я не понимаю.

Джек уселся на камень и стал смотреть на восток вместе с Утренней Звездой.

Через некоторое время он сказал:

– Ты говоришь, что ждешь здесь рассвета, чтобы увидеть, как над горизонтом встает солнце.

– Да.

– Мне кажется, тебе придется ждать вечно.

– Возможно.

– Ты не знаешь? Я думал, ты знаешь все.

– Многое – но не все. Это не одно и то же.

– Тогда скажи мне вот что. Я слышал, что смертные считают сердце земли расплавленным демоном; говорят, когда спускаешься к нему, жар усиливается. Если земная кора лопнет, вырвутся языки пламени, а расплавленные минералы образуют вулканы. А я знаю, что вулканы – дело рук духов огня, которые, если их побеспокоить, плавят вокруг себя почву и выбрасывают ее наверх. Живут они в маленьких норках. Мимо них можно спуститься довольно далеко, и жара усиливаться не будет. Если зайти достаточно далеко, попадешь в самое сердце земли – оно вовсе не расплавленное. Там находится Машина с огромными пружинами, как в часах; с механизмами, рычагами, противовесами. Я знаю, что это правда, поскольку бывал в тех краях и был неподалеку от Машины. Но смертные все равно находят способ доказать, что верна их точка зрения. Один человек почти убедил меня, хотя я-то знал лучше. Как такое может быть?

– Вы оба были правы, – сказал Утренняя Звезда. – И говорили об одном, хотя ни один из вас не видит того, что есть на самом деле. Все вы расцвечиваете реальность в соответствии со своими средствами наблюдений за ней. А если понаблюдать за ней невозможно, вы ее боитесь. Иногда вы непостижимо приукрашиваете ее. Для тебя это Машина. Для них – демон.

– Я знаю, что звезды – прибежище духов и богов… Иногда дружественных, иногда нет, а чаще – равнодушных. Все они рядом, их легко отыскать. Если правильно воззвать к ним, они откликнутся. А те, кто живет на дневной стороне планеты, твердят, что звезды очень далеко и ничего разумного там нет. Опять…

– Опять это не что иное, как два способа видеть реальность. И оба – верные.

– Если существует два способа, может ли не быть третьего? Или четвертого? Или, получается, что их столько же, сколько людей?

– Да, – сказал Утренняя Звезда.

– Тогда какой же из них правильный?

– Все.

– Но можно ли, несмотря на это, видеть все так, как оно есть на самом деле?

Утренняя Звезда не ответил.

– А ты, – сказал Джек. – А ты видел реальность?

– Я вижу облака и падающие камни. Я чувствую ветер.

– Но по ним ты каким-то образом узнаешь про остальное?

– Я... Однажды... Я жду восхода солнца. Вот и все.

– Ты знаешь, куда я иду и что собираюсь делать, – сказал Джек немного спустя. – Ты знаешь, что произойдет и каким я стану много позже. Ты способен видеть все это отсюда, со своей горы. Может быть, ты даже знаешь, когда я, наконец, умру в последний раз и как это случится. Из-за тебя моя жизнь начинает казаться бесполезной, а рассудок – чем-то, что просто существует и не в состоянии влиять на события.

– Нет, – сказал Утренняя Звезда.

– Я чувствую, ты сказал это просто, чтобы я не был несчастен.

– Нет. Я сказал это потому, что на твою жизнь падают тени, сквозь которые я не моту пробиться.

– Почему не можешь?

– Может быть, наши жизни каким-то образом переплетаются. От меня всегда скрыто то, что влияет на мое существование.

– В любом случае, это кое-что, – сказал Джек.

–..Или это, может быть, потому, что, когда ты получишь то, что ищешь, то станешь непредсказуемым.

Джек рассмеялся.

– Это будет приятно, – сказал он.

– Возможно, не так приятно, как ты думаешь.

Джек пожал плечами.

– Как бы там ни было, выбора у меня нет – я могу только ждать. А там посмотрим.

Далеко внизу, слева от него, слишком далеко для того, чтобы услышать мерный рев, водяной вал промчался сотни футов и исчез за остроконечной скалой. Еще ниже, на равнине, через сумрачный лес текла широкая река. Еще дальше, на берегу, Джек увидал дымы деревни. На мгновение, непонятно почему, ему захотелось пройтись по ней, заглядывая во все дворы и окна.

– Почему же, – спросил он, – Упавшая Звезда, который дал нам знание Искусства, не дал его и смертным тоже?

– Может быть, – сказал Утренняя Звезда, – те смертные, что наиболее склонны к теологии, спрашивают, отчего он не дал людям тьмы знание науки. Какая разница? Я слышал, что ни то, ни другое не было даром Упавшей Звезды, что это – изобретение человека и что его дар, скорее, заключался, в разуме, сознании, которое само создает свои собственные системы.

Потом, пыхтя, сопя и сильно пульсируя темно-зелеными сосудами, на их каменный уступ опустился дракон. Они не услышали его приближения из-за ветра. Он лежал, часто выдыхая короткие языки пламени. Через некоторое время, глаза, похожие на красные яблоки, повернулись вверх.

– Здравствуй, Утренняя Звезда, – сказал дракон шелковым голосом. – Надеюсь, тебе не помешает, если я тут минутку отдохну. Ш-ш-ш! – он выдохнул длинный язык пламени, осветив весь уступ.

– Отдыхай, ладно, – сказал Утренняя Звезда.

Дракон заметил Джека, сосредоточился на нем и не отводил взгляд.

– Я стал слишком стар, чтобы перелететь через эти горы, – сказал он. – Но ближайшее стадо овец пасется возле деревни на той стороне.

Джек поставил ногу в тень, которую отбрасывал Утренняя Звезда, и спросил:

– Так почему ты не переберешься на ту сторону?

– Мне причиняет беспокойство свет, – ответил дракон. – Мне нужно отлеживаться в темноте.

И спросил Утреннюю Звезду:

– Это твой?

– Что – мой?

– Человек.

– Нет. Он сам по себе.

– Тогда я смогу сэкономить силы на путешествии и заодно очистить твой уступ. Он больше овцы, хотя, несомненно, не такой вкусный.

Когда дракон выдохнул в его сторону огненный факел, Джек полностью переместился в тень. Он вздохнул, и пламя исчезло. Джек выпустил его назад в дракона.

Тот удивленно фыркнул, прижимая крылья к увлажнившимся глазам. Тогда тень подползла к нему и упала ему на морду. Это пресекло вторую попытку испепелить Джека.

– Ты! – сказал дракон, глядя на укутанную в тени фигуру. – Я думал, ты – житель Сумеречных Земель, пришедший надоедать бедняге Утренней Звезде. Но теперь я узнал тебя. – Ты – тот неизвестный, который ограбил мою тайную сокровищницу. Что ты сделал с моей диадемой из светлого золота с бирюзой и моими четырнадцатью серебряными браслетами великолепной работы, с мешком лучших драгоценных камней числом двадцать семь?

– Теперь это – часть моих сокровищ, – сказал Джек, – а сейчас тебе лучше отправиться в дорогу. Хоть ты и больше куска баранины и, несомненно, не такой вкусный, я могу тобой разговеться.

Он опять выдохнул пламя, и дракон подался назад.

– Прекрати! – сказал дракон. – Дай мне отдохнуть здесь еще немного, и я отправлюсь.

– Сейчас же! – сказал Джек.

– Ты жесток, человек-тень – Дракон вздохнул. – Ну ладно.

Он поднялся, балансируя длинным хвостом и пыхтя, вразвалку направился к краю. Оглянувшись, он сказал:

– Ты полон ненависти! – и, перевалившись через край, исчез из вида.

Джек подошел к краю и смотрел, как дракон падает. Когда казалось, что сейчас он разобьется насмерть о склон горы, дракон расправил крылья и, подхваченный воздушным потоком, набрал высоту и скользнул по направлению к деревеньке на берегу реки в лесу.

– Удивительно, зачем нужен разум, – сказал Джек, – если он не меняет природы зверя.

– Этот дракон когда-то был человеком, – сказал Утренняя Звезда. – Алчность сделала его таким, каков он сейчас.

– Это мне знакомо, – сказал Джек, – поскольку, коротко говоря, однажды мне пришлось быть крысой.

– Тем не менее, ты одолел свою страсть и вернулся к людям, – как, возможно, в один прекрасный день вернется и он. С помощью своего разума ты преодолел кое-что из того, что заставляет тебя быть предсказуемым. Разум обычно меняет своего обладателя. Почему ты не убил дракона?

– Ни к чему было, – начал Джек. Потом рассмеялся: – Его труп провонял бы тебе все скалы.

– Может, ты решил, что нет необходимости убивать того, кого не собираешься съесть или того, кто на самом деле тебе не угрожает?

– Нет, – сказал Джек, – поскольку теперь я несу ответственность за смерть овцы и за то, что в будущем кто-то из жителей деревни останется без пищи.

Чтобы распознать возникший звук, Джеку понадобилось несколько секунд. Раздался звенящий, клацающий шум. Утренняя Звезда сжал зубы. Налетел холодный ветер. Свет на востоке потускнел.

–..Может быть, ты был прав, – услышал он тихий голос Утренней Звезды, словно тот обращался не к нему, – насчет разума.

И он слегка наклонил большую темную голову.

Джек чувствовал неловкость и не смотрел на него. Он следил взглядом за немигающей белой звездой, которая всегда его тревожила. Она пересекала небо на востоке справа налево.

– Тот, кто управляет этой звездой, – сказал Утренняя Звезда, – противится любому общению. Она движется не так, как другие, быстрее. Она не мерцает. Почему?

– Это – не настоящая звезда, это искусственный объект, помещенный на орбиту Твилайта учеными с дневной стороны.

– Для чего?

– Чтобы наблюдать за границами.

– Зачем?

– Ты ее боишься?

– У нас нет никаких таких штук на их стороне.

– Я знаю. Но разве ты сам не наблюдаешь за границами – по-своему? – спросил Джек.

– Конечно.

– Зачем?

– Чтобы знать обо всем, что пересекает ее.

– И только? – фыркнул Джек. – Если эта штука и вправду летает над Твилайтом, то она будет подчиняться волшебству так же, как своим законам. Достаточно сильное заклятие ее достанет! Когда-нибудь я сшибу ее оттуда.

– Зачем? – спросил Утренняя Звезда.

– Чтобы показать, что мое волшебство сильнее их науки... Станет сильнее в один прекрасный день.

– Поиски превосходства не пойдут на пользу ни одной из сторон.

– Пойдут – если оказаться на стороне, у которой пальма первенства.

– И все-таки, чтобы рискнуть, ты воспользуешься их методами.

– Я буду пользоваться всем, что понадобится для достижения моей цели.

– Интересно, каков будет результат.

Джек отошел к восточному склону вершины, перепрыгнул через край, отыскал ногой выступ и посмотрел наверх.

– Ладно. Ждать с тобой восхода солнца я не могу. Мне надо идти., и стащить вниз эту штуковину. Пока, Утренняя Звезда.

– Доброе утро, Джек.

С мешком на плече, словно разносчик, Джек пошел навстречу свету. Он прошел через разрушенный город Дедфут и даже не поглядел на опутанные паутиной изваяния бесполезных богов – его самую главную достопримечательность. С их алтарей красть было нечего. Плотно обернув голову шарфом, он торопливо прошел по знаменитой Улице Поющих Статуй, каждая из которых, будучи по натуре индивидуалисткой, заслушав шаги, начинала свою собственную песню. Перестав, наконец, бежать (а было это много позже), Джек вышел из города запыхавшись, отчасти оглохнув и с больной головой.

Опустив кулак, он растерял слова и замер на середине проклятия. Он не мог придумать, какую кару призвать на эти заброшенные руины, чтобы она была для них внове.

«Когда я стану править, все будет иначе, – решил он – Города не будут строиться так хаотично, чтобы потом превращаться в такое».

Править?

Мысль была непрошеной.

«А почему бы и нет? – спросил он себя. – Если я обрету силу, которую ищу, почему бы не использовать ее для достижения всего, чего я ни пожелаю? Потом, когда я отомщу, мне придется иметь дело со всеми, кто сейчас против меня. Почему бы не выступить в роли завоевателя? Я – единственный, чьи силы не сосредоточены в определенном месте. Если только я заполучу Утерянный Ключ – Кольвинию, – то сумею выгнать всех прочих с их земель. Наверное, я все время думал об этом. Я награжу Розали за то, что она подсказала мне путь… А к своему списку я кое-кого добавлю. Отомстив Повелителю Нетопырей, Бенони, Смейджу, Квазеру и Блайту, я доберусь до барона, а также прослежу за тем, чтобы у Бессмертного Полководца появились причины сменить имя».

Джека забавляло, что, помимо прочего, в его мешке лежали те самые рукописи, что были украдены у Повелителя Нетопырей. Какое-то время Джек действительно прикидывал, не предложить ли их в обмен за свою свободу. Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в осознании того, что либо Повелитель Нетопырей примет их, но его не выпустит, либо – что было бы еще хуже – станет торговаться. Необходимость вернуть украденное стала бы для Джека самой большей потерей лица, чем когда-либо. А избежать этого можно было только сделав то, чем он теперь занимался: получив силу, которая даст ему удовлетворение. Конечно, без рукописей, это было бы куда труднее и…

У него закружилась голова. Он решил, что был прав, поговорив с Утренней Звездой. Головная боль была результатом того, что в его сознании возник диссонанс, подобный шуму от двух сотен статуй Дедфута.

Вдали, справа от него, опять появился спутник жителей дневной стороны планеты. По мере того, как Джек шел вперед, становилось светлее. В далеких полях курились дымки. Он заметил впереди первые ростки зелени. Облака на востоке засветились ярче. Впервые за много лет его слуха достигла песня птицы, а когда он отыскал на ветках певца, то увидел яркое оперение.

Добрый знак, решил Джек, когда тебя встречают песней.

Он затоптал костер, забросал его вместе с косточками и перьями и двинулся навстречу дню.

VII

Примерно в середине семестра Джек ощутил медленное приближение враждебной Силы. Каким образом, он не был уверен. Здесь, казалось, его восприятие было ограничено так же, как у его товарищей. Тем не менее, нечто искало Джека – ощупью, прячась, петляя, возвращаясь и снова выправляя свой путь. Джек это знал. Что касается природы этого, у Джека не было на этот счет ни малейшего представления. Хотя в моменты, подобные этому, он с недавних пор ощущал, что враг все ближе.

Джек прошел восемь кварталов от университетского городка к Дагауту, минуя высокие здания с окнами, похожими на дырочки в перфокарте, по улицам, где, несмотря на прошедшие годы, выхлопные газы все еще были невыносимыми для его носа. Он, петляя, шел по улицам. На тротуарах валялись банки из-под пива, а из промежутков между домами вываливался мусор. Из окон, с лестниц, из дверей люди с равнодушными лицами наблюдали, как он проходит. Высоко над головой небо разрезал пассажирский лайнер, а потом вечно неподвижное солнце попыталось пригвоздить его к раскаленной мостовой, не давая тени. Возившиеся у открытого пожарного крана дети бросили игру и смотрели, как он идет мимо. Потом появилось что-то вроде намека на ветер, журчание воды, под одним из карнизов раздался хриплый птичий крик. Он швырнул сигарету в сточную канаву и стал смотреть, как окурок уплывает. «Везде сплошной свет, никакой тени, – подумал он. – Странно, никто ничего не заметил. Где же я это оставил?..»

Там, где свет был тусклее, кое-что переменилось. То ли нечто пришло в этот мир, то ли исчезло из него. Поэтому возникло неосознанное чувство разобщенности – его не было, когда день сиял во всей красе. С ним возникли и другие чувства и образы. Словно тени, несмотря на его невосприимчивость к ним, все еще пытались воззвать к нему. Потому-то, заходя в малоосвещенный бар, Джек понял, что нечто, искавшее его, приближается.

Когда он очутился на окраине Дагаута, дневная жара спала. Там в падавшем сквозь стекло розовом свете свечи он заметил темные волосы, тронутые кое-где оранжевыми отсветами. Пробираясь между столиками, он почувствовал, как спадает напряжение – в первый раз с тех пор, как он оставил свою аудиторию.

Он проскользнул в кабину напротив нее и улыбнулся.

– Привет, Клэр.

Она уставилась на него, широко раскрыв темные глаза.

– Джон! Ты в своем репертуаре, – сказала она. – Просто раз – и вот он ты.

Джек продолжал улыбаться, разглядывая ее тяжеловесные черты, след от очков, легкую припухлость под глазами, несколько упавших на лоб соломенных прядей.

– Как коммивояжер, – сказал он. – А вот и официант.

– Пиво.

– Пиво.

Оба со вздохом откинулись на спинки стульев и стали смотреть друг на друга.

Потом она засмеялась.

– Ну и год! – заявила она. – До чего же я рада, что семестр кончился!

Он кивнул.

– Все еще самый большой выпускной класс…

– ...И несданные книжки, которых мы уже не увидим.

– Поговори с кем-нибудь из канцелярии, – сказал он. – Подай им список…

– Выпускники игнорируют штрафы.

– Когда-нибудь им понадобятся копии диплома. Если они начнут просить их, поставь их перед фактом, что они ничего не получат, пока не расплатятся.

Она наклонилась вперед.

– Хорошая мысль!

– Конечно. Если речь пойдет об устройстве на работу, они родят эти книги.

– Когда ты устраивался на кафедру антропологии, ты не услышал зов. Тебе надо было стать администратором.

– А почему ты говоришь в прошедшем времени? – спросила она.

– Не знаю.

– Случилось что-нибудь?

– Честное слово, ничего.

Но ощущение оставалось. Уже близка..

– Твой контракт, – сказала она. – Были какие-нибудь неприятности?

– Нет, – сказал он. – Никаких.

Принесли пиво. Он взял свою кружку и начал пить. Скрестив под столом ноги, он коснулся ноги Клэр. Она не отодвинулась – но, в конце концов, она всегда вела себя так. «Со мной ли, с кем-то другим, – подумал Джек. – Хорошая девочка, но слишком хочет замуж. За семестр она потеряла со мной всякое терпение. Теперь в любой день…»

Он отбросил эту мысль. Встреть он ее раньше, он мог бы жениться на ней, потому что, возвращаясь туда, где он должен был быть и оставляя жену здесь, был бы абсолютно спокоен. Но он встретил ее только в этом семестре, а его дело близилось к завершению.

– Как насчет часов по субботам, о которых ты говорил? – спросила она. – Уже что-нибудь решил?

– Не знаю. Это зависит кое от каких исследований, которыми я как раз сейчас занят.

– И насколько ты продвинулся?

– Узнаю, когда получу машинное время. Я поэтому и пришел.

– Скоро?

Он посмотрел на часы и кивнул.

– Так скоро? – спросила она. – Если результат будет благоприятным?..

Он закурил.

– Тогда это может случиться в следующем семестре, – сказал он.

– Но ты говорил, что твой контракт…

– …в полном порядке, – сказал он. – Но я его не подписал. Еще не подписал.

– Ты как-то сказал, что тебе кажется, будто Квилиэн тебя не любит.

– Не любит… Он старомоден. Ему кажется, что я провожу слишком много времени у компьютера. И слишком мало в библиотеках.

Она улыбнулась.

– Я тоже.

– Как бы там ни было, я слишком популярный лектор, чтобы не предложить мне возобновить контракт.

– Тогда почему ты не подписал его? Хочешь прибавки?

– Нет, – сказал он. – Но если я попрошу часы по субботам, забавно будет сказать ему, чтобы он выкинул этот контракт. Не то чтобы я отказался подписать контракт и ушел, если это нужно будет для моих исследований, но я с удовольствием скажу доку Квилиэну, куда ему запихать его предложение.

Она потягивала свое пиво.

– Значит, у тебя на подходе что-то важное?

Он пожал плечами.

– Как твой семинар?

Она рассмеялась.

– Ты – как кость в горле у профессора Уизертона. Он почти всю лекцию посвятил тому, чтобы расправиться с твоим курсом «Философия и обычаи царства тьмы».

– Мы расходимся во мнении по многим вопросам, но он никогда там не бывал.

– Он намекал, что ты тоже. Он согласен с тем, что там феодальное общество и что некоторые из тамошних лордов действительно могут считать, будто в своих владениях имеют непосредственную власть над всем. Он отрицает саму идею их объединения Договором, который основан на положении, что небеса упадут, если их не поддерживать чем-то вроде Щита, сотрудничая в области магии.

– Но что же тогда поддерживает жизнь в этой части мира?

– Кто-то задал такой вопрос. Он сказал, что это проблема для физиков, а не для социологов-теоретиков. Хотя лично он считает, что к этому имеет отношение утечка энергии из наших силовых экранов на больших высотах.

Джек фыркнул.

– Надо бы взять его разок в экспедицию. И его дружка Квилиэна тоже.

– Я знаю, что ты бывал в царстве тьмы, – сказала она. – Фактически я думаю, что твоя связь с ним куда сильнее, чем ты говоришь.

– Это как?

– Если бы ты сейчас мог себя видеть, ты бы понял. Я долго не могла сообразить, в чем дело, но когда заметила, отчего у тебя в таких местах, как это, странный вид, все стало ясна… Твои глаза. Они более чувствительны к свету, чем у всех, кого мне приходилось видеть раньше. Стоит тебе попасть из света в полумрак, как здесь, и зрачки делаются огромными. Вокруг них остается только тоненькая полоска радужки. И еще я заметила, что темные очки, которые ты почти не снимаешь, куда темнее обычных.

– У меня глаза не в порядке. Вижу я неважно, а яркий свет раздражает.

– Вот я и говорю.

В ответ он улыбнулся.

Джек смял сигарету, и, словно это было сигналом, из колонки высоко над ним раздалась тихая расслабляющая музыка. Он отхлебнул еще глоток.

– Я полагаю, Уизертон фотографировал выкапывание трупов?

– Да.

«А если я умру здесь? – подумал он. – Что будет со мной? Лишусь ли я Глива и возвращения?»

– Что-то не так? – спросила она.

– В смысле?

– У тебя раздуваются ноздри. А брови нахмурены.

– Ты слишком много на меня смотришь. Все из-за этой жуткой музыки.

– Мне нравится на тебя смотреть, – сказала она. – Давай допьем и пойдем ко мне. Я сыграю тебе что-нибудь другое. И потом, у меня есть кое-что, что я бы хотела показать тебе. И спросить тебя об этом.

– Что?

– Давай подождем.

– Ладно.

Они допили пиво, и Джек расплатился. Они ушли. Когда они вышли на свет, его опасения уменьшились.

Они поднялись на третий этаж и вошли в ее квартиру. Едва переступив порог, Клэр остановилась и тихонько откашлялась.

Джек, быстро передвинувшись влево, протиснулся мимо нее и остановился.

– Что это? – спросил он, обшаривая комнату взглядом.

– Я уверена, что, когда я уходила, этого не было. Бумаги на полу… По-моему, этого стула здесь не было. И ящик был закрыт. И дверца шкафа...

Он вернулся к ней, поискал царапины на дверном замке и не нашел. Тогда он пересек комнату. Когда он зашел в спальню, она услышала звук, который мог быть только щелканьем складного ножа.

Через минуту он вышел, исчез в соседней комнате, а оттуда пошел в ванную. Когда он снова появился, то спросил:

– Окно возле столика было открыто, как сейчас?

– Наверное, – сказала она. – Наверное, да.

Он вздохнул. Потом осмотрел подоконник и сказал:

– Может быть, бумаги сбросило порывом ветра. Что касается ящика и шкафа, держу пари, ты утром сама оставила их открытыми. И, вероятно, забыла, что переставила стул.

– Я очень педантичный человек, – сказала она, закрывая входную дверь А потом обернулась и добавила:

– Но я думаю, ты прав.

– Почему ты нервничаешь?

Она ходила по комнате, собирая бумаги.

– Откуда у тебя нож? – спросила она.

– Какой нож?

Она захлопнула шкаф, повернулась и посмотрела на него.

– Который был у тебя в руке минуту назад!

Он вытянул руки ладонями кверху.

– У меня нет ножа. Бели хочешь, обыщи меня. Оружия ты не найдешь.

Она подошла к комоду и задвинула ящик. Нагнувшись, Клэр открыла нижний ящик и вынула что-то завернутое в газету.

– Это не все, – сказала она. – Почему я нервничаю? Вот почему!

Она положила сверток на стол и развязала веревочку.

Джек подошел к ней и смотрел, как она разворачивает газеты. Внутри оказались три очень старые книги.

– Я думал, ты уже забрала их обратно!

– Я собиралась...

– Мы же договорились!

– Я хотела узнать, где и как ты их заполучил.

Он покачал головой.

– А еще мы договорились, что если мне надо будет их вернуть, ты не станешь задавать подобных вопросов.

Она уложила книги рядком. Потом указала на корешок одной из них и на обложку другой.

– Раньше тут этого не было, я уверена, – сказала она. – Это же пятна крови, правда?

– Не знаю.

– Я пыталась сырой тряпкой стереть пятна поменьше, и то, что сошло, было очень похоже на засохшую кровь.

Он пожал плечами.

– Когда я сказала тебе, что эти книги были украдены из Хранилища Редких Книг, ты предложил вернуть их, и я сказала – о’кей.

Она продолжала:

– Я согласилась, что если ты хочешь их вернуть, я прослежу, чтобы возврат был анонимным. Никаких вопросов. Но я и подумать не могла, что это означало кровопролитие. Одни только пятна не заставили меня бы подумать, что произошло именно это. Но тогда я начала задумываться о тебе и поняла, как мало, я на самом деле знаю. Тогда-то я и начала замечать вещи вроде твоих глаз, того, как тихо ты двигаешься. Я слыхала, что ты в дружбе с преступниками… но тогда ты написал несколько статей по криминологии и преподавал курс этого предмета. То есть тогда, когда я задумывалась об этом, это казалось нормальным. Теперь я вижу, как ты с ножом в руке расхаживаешь по комнатам, явно готовый убить того, кто сюда залез. Ни одна книга не стоит человеческой жизни. Наш договор потерял силу. Расскажи, как они к тебе попали.

– Нет, – сказал он.

– Я должна знать.

– Ты устроила эту сцену к нашему приходу просто, чтобы посмотреть, что я стану делать, так?

Она покраснела.

«Думаю, теперь она попытается шантажировать меня, чтобы я женился на ней, – подумал он, – если считает, что сумеет раздуть это дело в достаточно крупное».