Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 2"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Ангел Дома Огня

Вверх смотрит Анубис и видит смерть.

Смерть – это черная лошадиная тень, хотя и нет тут лошади, чтобы тень отбрасывать.

Вцепившись обеими руками в свой жезл, смотрит Анубис.

– Привет тебе, Анубис. Ангел Дома Мертвых, – раздается глубокий, звучный голос, наполняя собой весь Зал.

– Привет, – негромко произносит Анубис, – Хозяин Дома Огня – которого больше нет.

– Здесь тоже многое переменилось.

– Ведь прошло немало времени.

– Весьма.

– Могу ли я поинтересоваться твоим нынешним состоянием здоровья?

– Оно, как всегда, неизменно.

– Могу ли я поинтересоваться, что привело тебя сюда?

– Да. Можешь. Пауза.

– Я думал, ты мертв, – говорит Анубис. – Знаю.

– Я доволен, что ты как-то пережил тот смертоносный удар.

– Я тоже. Много веков ушло у меня на возвращение из тех мест, куда меня закинуло такое идиотское применение Молота. Я, как ты знаешь, убрался из пространства за миг до того, как нанес Озирис удар, крушащий солнца. И отбросило меня много дальше, чем я думал, в места, которым и в которых нет места.

– И что же ты делал все это время?

– Возвращался.

– Из всех богов только ты один, Тифон, способен пережить подобный холокост.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сет-Разрушитель, твой отец, погиб в этой бойне.

– Ай!

Анубис затыкает уши, зажмуривается, жезл падает у него из рук на пол. Поистине леденящий душу крик заполняет Зал, наполовину человеческий, наполовину животный, и обе эти составляющие терзают Анубиса, как бы он ни затыкал себе уши.

Постепенно наступает гробовая тишина, и Анубис открывает глаза и опускает руки. Тень теперь меньше – и ближе.

– Как я понимаю, Безымянное тоже было тогда уничтожено?

– Не знаю.

– Ну а что с твоим господином, как Тот?

– Он сложил с себя полномочия Владыки Жизни и Смерти и удалился из Срединных Миров.

– Мне в это не верится. Анубис пожимает плечами.

– Это реальность – жизни и смерти.

– С чего бы это ему так поступать?

– Не знаю.

– Я хочу встретиться с ним. Где его найти?

– Не знаю.

– Не много от тебя толку, Ангел. Скажи мне теперь, кто заправляет делами в отсутствие моего брата – твоего господина?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ну-ну, псоглавец, по-моему, ты прожил достаточно долго, чтобы понять этот простенький вопрос. Кто контролирует нынче потоки Силы?

– Дом Жизни и Дом Мертвых, кто же еще?

– Ах, «кто же еще», вот как! Ну и кто же правит нынче Домом Жизни?

– Озирис, конечно.

– Ясно…

Тень опять становится на дыбы, увеличивается.

– Псоглавец, – говорит Тифон, тень вздыбленной лошади, – я подозреваю заговор, но никогда не убиваю я лишь по подозрению. Но я чувствую, что не все здесь чисто. Мертв мой отец и, быть может, взывает к отмщению, а если зло причинили и моему брату, то и от этого воспламенится кровь. Тебе пришлось отвечать на мои вопросы быстро, заранее их не обдумав, и ты, быть может, сказал больше, чем хотел. Теперь послушай меня. Я знаю, что ты боишься меня больше всего на свете. Ты всегда боялся лошадиной тени – и был прав. Если тень эта упадет на тебя, Ангел, ты перестанешь существовать. Окончательно и бесповоротно. А она на тебя упадет, если имел ты какое-то отношение к тому, что мне не по нраву. Ты понял меня?

– Да, могущественный Тифон. Ты – единственный бог, которому я поклоняюсь.

И вдруг с воем прыгает вперед Анубис, и уздечка сверкает в его правой руке.

Тень копыта скользит рядом с ним, и падает он на пол. Тень ложится на сверкающую серебром уздечку, и та исчезает.

– Анубис, ты глупец! Почему хотел ты обуздать меня?

– Потому что боюсь я тебя, боюсь за свою жизнь, Господин!

– Не вставать! Не шевелись – или обратишься в ничто! С чего бы тебе бояться меня, если ты не виновен?

– Я не виновен! Я просто боялся, что ты начнешь действовать, не разобравшись. Я не хочу обращаться в ничто. Я хотел обуздать тебя из соображений самозащиты – чтобы сдержать тебя, пока ты не узнаешь все факты. Ибо согласен, на первый взгляд я и в самом деле могу показаться виновным.

Тень шевелится и падает на вытянутую правую руку Анубиса. Рука иссыхает, скрючивается.

– Никогда не сумеешь ты заменить руку, которую дерзнул поднять на меня, Шакал! Пересаживай, прививай новые руки – и все они тут же отсохнут. Приделай металлическую руку – и она не будет тебя слушаться. За твою злокозненность оставлю я тебе только левую руку. Я установлю факты – все факты – лично. И если окажется, что ты виновен, а теперь я думаю, что так оно и есть, стану я сразу и обвинителем, и судьей, и палачом. И ни серебряной уздечке, ни золотым поводьям не сдержать Тифона, да будет тебе известно. И знай, что если целиком пройдет по тебе моя тень, не останется от тебя даже пыли. Я скоро вернусь в Дом Мертвых, и, если что-нибудь окажется не так, править здесь станет новая шавка.

По контуру тени начинает разгораться пламя. Тень встает на дыбы, словно собираясь ударить еще раз, ярко вспыхивает огонь, и Анубис остается один, простершись на полу своего Тронного Зала.

Он медленно встает и подбирает левой рукой жезл. Алый язык вываливается у него из пасти, и он, пошатываясь, ковыляет к своему трону. В воздухе возникает широкое окно, и через него смотрит Анубис на Повелителя Жизни.

– Озирис! – говорит он. – Дьявол жив!

– О чем ты? – раздается в ответ.

– Сегодня на меня упала тень лошади.

– Мда, неприятно. Особенно теперь, когда ты послал своего очередного эмиссара.

– Откуда ты знаешь об этом?

– У меня есть свои источники. Но и я сам поступил так же – впервые – и послал своего сына, Гора. Надеюсь, что я успею отозвать его вовремя.

– Да. Мне он всегда был по душе.

– Ну а твой посланник?

– Я не буду отзывать его. Много бы я дал, чтобы посмотреть, как Тифон попытается его уничтожить.

– Этот твой Вэйким – кто он на самом деле? Кем он был?

– Это мое дело.

– Если – не знаю как – он все же тот, кем, я подозреваю, он может быть, – ты знаешь, что я имею в виду, – отзови его, пес, или между нами никогда не будет мира – если мы оба выживем.

Анубис хмыкает.

– А когда-то он был?

– Нет, – говорит Озирис, – по правде – нет.

– Но Принц впервые высказал в наш адрес угрозу, он грозится положить конец нашему владычеству.

– Да, и с тех пор минуло уже двенадцать лет, пора начинать действовать. По его словам, у нас в запасе еще века, пока он не выступит против нас. Но выступит он наверняка, ибо всегда держит свое слово. Хотя… Кто знает, что у него на уме?

– Ну уж не я.

– А что у тебя с правой рукой?

– На нее пала тень.

– И мы оба пройдем тем же путем – под тень, – если ты не отзовешь своего посланника. Тифон полностью меняет всю картину. Нам нужно войти в контакт с Принцем, попробовать договориться с ним, умиротворить и задобрить его.

– Слишком он умен, чтобы купиться на лживые посулы, и ты недооцениваешь Вэйкима.

– Нам, может, и в самом деле стоит заключить с ним сделку – не восстанавливая его положения, конечно…

– Нет! Мы победим!

– Докажи это – замени свою руку другой, работающей!

– Хорошо.

– Пока, Анубис, и не забудь, что даже фуга бессильна против Ангела Дома Огня.

– Знаю. Прощай, Ангел Дома Жизни.

– Почему ты величаешь меня былым моим титулом?

– Из-за твоей недостойной боязни, что все вернется на круги своя, как в стародавние дни, Озирис.

– Тогда отзови Вэйкима.

– Нет.

– Тогда до свидания, глупый Ангел, павший из павших.

– Пока.

И звезды заполняют окно, и сила плещет в нем, пока не закрывает его взмах левой руки меж пылающих жаровен.

Тихо в Доме Мертвых.

Зарисовки

…Жрец-евнух высшей касты ставит свечи перед парой стоптанных башмаков.

…Пес треплет грязную рукавицу, знававшую не один лучший век.

…Слепые Норны бьют по крохотной серебряной наковаленке пальцами-киянками. На металле лежит отрезок голубого света.

Явление Стального Генерала

Вверх смотрит Вэйким и видит Стального Генерала.

– Мне почему-то кажется, что я должен его знать, – говорит Вэйким.

– Ну да! – говорит Врамин, и его глаза и трость мечут зеленое пламя. – Все знают о Генерале, скачущем по свету в одиночку. Со страниц истории доносятся громовые удары копыт его боевого коня, Бронзы. Он летел с эскадрильей Лафайетта. Он прикрывал отступление в долине Джарамы. В лютую стужу помогал удерживать Сталинград. С горсткой друзей пытался захватить Кубу. И на каждом поле боя оставлял он свою частичку. В тяжелую пору жил он в Вашингтоне в палатке, пока другой знаменитейший генерал не попросил его уйти. Он был бит в Литл-Роке, а в Беркли ему плеснули в лицо кислотой. Он был внесен в черный список, поскольку состоял когда-то членом профсоюза. Канули в Лету все дела, за которые он сражался, но умирала каждый раз с рождением и развитием этих дел его частичка. Кое-как пережил он свой век – с искусственными членами, искусственным сердцем и жилами, со вставными зубами и стеклянным глазом, со вставной челюстью и пластиковыми костями, с вживленными кусочками фарфора и проводами, – пока наконец наука не дошла до того, чтобы изготовлять подобные предметы много лучше их природных образцов – тех, какими наделен обычный человек. И заново перебрали его, заменили ему часть за частью, орган за органом, пока не превзошел он в следующем веке на голову любого человека из плоти и крови. И опять он сражался на стороне восставших, и уничтожали его раз за разом в войнах; сначала – в тех, что вели колонии против материнской планеты, потом – в войнах отдельных миров против Федерации. Он всегда в каком-либо черном списке, но он играет себе на банджо, и ему на это наплевать, ибо он сам поставил себя вне закона, подчиняясь всегда его духу, а не букве. Много раз заменял он металлические свои части на плоть и однажды воплотился даже целиком, – но всегда прислушивается, не зазвучит ли вдали тревожный призыв рога, и вот уже, играя на банджо, устремляется он на помощь – и опять теряет свою человечность. Он поднял проигрышную карту со Львом Троцким, который поучал его, что писателям платят слишком мало; он делил товарный вагон с Вуди Гатри, который учил его своей музыке и поучал, что певцам платят слишком мало; он до поры до времени поддерживал Фиделя Кастро и узнал, что юристам платят слишком мало. Почти всегда его используют, обманывают, продают, но его это не волнует, ибо его идеалы важнее для него, чем сама плоть. Теперь же, конечно, дело Принца Который Был Тысячью весьма непопулярно. Из того, что ты говоришь, я заключаю, что если бы кто-то выступил против Дома Жизни и Дома Мертвых, его бы сочли сторонником Принца, которому, по правде говоря, не нужны никакие сторонники, – ну, да это не имеет значения. И я осмелюсь заметить, что ты, Вэйким, против Принца. Я бы также рискнул предположить, что Генерал его поддержит, хотя бы потому, что Принц, поскольку он сам по себе, составляет явное меньшинство. Генерала можно разбить, но никогда нельзя уничтожить, Вэйким. Ну, а вот и он. Если хочешь, можешь спросить его сам.

Стальной Генерал как раз спешился и теперь стоит перед Вэйкимом и Врамином, словно железная статуя в десять часов вечера – безлунным летним вечером.

– Я увидел твой сигнальный огонь, Ангел Седьмого Поста.

– Увы, но титул сей утерян вместе с Постом, сэр.

– Я по-прежнему признаю права правительства в изгнании, – говорит Генерал, и такой несравненной красоты преисполнен его голос, что слушать его можно годами.

– Спасибо. Но я боюсь, что пришел ты слишком поздно. Вот он – Вэйким – он, кстати, мастер фуги времен, – уничтожит, чего доброго, Принца и тем самым сделает окончательно невозможным наше возвращение. Разве не так, Вэйким?

– Ну конечно.

– …Если только мы не найдем на него управу, – говорит Врамин.

– Ее можно дальше не искать, – говорит Стальной Генерал. – Лучше сдайся мне прямо сейчас, Вэйким. Поверь мне, я предлагаю это без всякого злого умысла.

– И я отвечаю тебе точно так же: пошел к черту. Если уничтожить каждую твою мельчайшую частичку, то, верится мне, не останется больше никакого Стального Генерала – и никогда уже больше не будет. На мой взгляд, бунтовщик вроде тебя заслуживает уничтожения – и я к твоим услугам.

– Многие думают точно так же, а я все еще в ожидании.

– Ну так больше не жди, – говорит Вэйким и делает шаг вперед. – Время – тут и молит, чтобы его наполнили.

Тогда Врамин очерчивает вокруг себя и Мадрака круг зеленого пламени, и оба они следят за противостоянием мастеров.

В этот миг Бронза встает на дыбы, и среди многоцветья Блиса вспыхивают шесть бриллиантов.

Городской провидец Лильяменти

Вступив в Срединные Миры, направляется Гор к туманному миру, называемому его обитателями Д'донори, что означает Обитель Довольствия. Он сходит со своей колесницы, на которой пересек безвоздушную ледяную ночь, и слышит сквозь густую завесу тумана, полностью покрывающую Д'донори, лязг оружия и воинственные возгласы сражающихся.

Голыми руками прикончив троих напавших было на него рыцарей, подходит он к высоким стенам города Лильяменти, у правителей которого были в прошлом весьма веские основания причислять его к тем божествам, которым небезразлично благосостояние и процветание их города.

Мир под названием Д'донори, хотя и омывают его течения и потоки Силы, никогда не опустошался ни мором, ни нашествиями, ни голодом, которыми сдерживается рост населения прочих Срединных Миров, – все потому, что обитатели Д'донори сами справляются со своими проблемами. Весь их мир распадается на множество крохотных городов-государств и карликовых герцогств, которые беспрерывно воюют друг с другом, объединяясь разве что для того, чтобы избавиться от всякого, кто попробует объединить их всерьез и надолго.

Подходит Гор к главным вратам Лильяменти огражденного и стучит в них кулаком. Разносится по городу грохот, скрипят петли ворот.

Стоящий на стене страж швыряет вниз сквозь тусклую хмарь факел и тут же посылает вслед за ним стрелу, которая конечно же своей цели не достигает, – ведь Гору ничего не стоит прочесть мысли поднявшего на него руку и проследить траекторию полета стрелы. Когда стрела свистит совсем рядом, он отступает на шаг в сторону и становится поближе к свету факела.

– Отворяй ворота – или я снесу их с петель! – кричит он.

– Кто ты такой, что явился сюда без оружия, в одной набедренной повязке, да еще даешь мне указания?

– Я Гор.

– Не верю.

– Коли ты не откроешь ворота, – говорит Гор, – жить тебе осталось меньше минуты. И смерть твоя станет подтверждением того, что Гор не лжет. А потом я высажу ворота и через твой труп войду в город в поисках твоего Правителя.

– Погоди! Если ты и вправду Он, пойми, что я лишь исполняю свой долг и подчиняюсь приказу нашего Правителя. Не сочти за богохульство, ежели отказываю я во входе первому встречному, кому только не лень заявить, что он – Гор. Откуда, сам посуди, мне знать, что ты не враг, пытающийся обмануть меня?

– Неужели найдется враг, который дерзнет на подобное безрассудство?

– Может статься. По большей части люди лишены рассудка.

Гор пожимает плечами и снова заносит кулак. Воздух вдруг пронизывает высокая, вибрирующая нота, и сотрясаются ворота Лильяменти на своих петлях, а их страж – внутри своих доспехов.

Гор растет, и росту в нем уже под три метра. Тряпица у него на заду цвета крови. У ног мерцает факел. Он замахивается.

– Погоди! Я впущу тебя!

Гор опускает кулак, и музыка затихает. Он уже на треть меньше ростом. Страж приводит в движение и наконец отворяет врата. Гор вступает в Лильяменти.

Добравшись наконец до окутанного плотной пеленой тумана дворца местного правителя, Князя Дилвита, Герцога Лильи, узнает Гор, что весть о его прибытии уже донеслась сюда со стен города. Мрачный чернобородый герцог, корона которого давно срослась с его черепом, выдавливает из себя самую широкую улыбку, на которую только способен, показывая среди туго натянутых губ два ряда хищных зубов. Он чуть кивает.

– Ты и вправду Гор? – спрашивает он.

– Да.

– Говорят, что всякий раз, когда проходит бог Гор этим путем, трудно бывает узнать его.

– Неудивительно, – отвечает Гор. – В этом вашем тумане непонятно, как вы вообще узнаете друг друга.

Дилвит хрипит, что означает у него смех.

– Ну да, часто мы и не узнаем и по ошибке приканчиваем своих же людей. Но всякий раз, когда приходит Гор, местный владыка подвергает его испытанию. В последний раз…

– …В последний раз для Князя Булваха я пронзил деревянной стрелой мраморную глыбу в локоть толщиной – чтобы с каждой стороны торчала она из камня.

– Ты помнишь!

– Ну конечно. Я – Гор. У тебя еще осталась эта глыба?

– Разумеется.

– Покажи-ка мне ее.

Они вступают в залитый светом факелов Тронный Зал, где одни только косматые шкуры хищников отвлекают глаз от назойливо сверкающего со стен оружия. В укромном уголке слева от трона на невысокий пьедестал водружена глыба серого с оранжевыми прожилками мрамора, из которой торчит стрела.

– Ты видишь ее перед собой, – возглашает, взмахивая рукой, Дилвит.

Гор подходит, знакомится с экспонатом.

– На сей раз я сам выбираю себе испытание, – говорит он. – Я верну тебе стрелу.

– Ее же можно вытащить. Это не фокус…

Гор поднимает к плечу правый кулак, сверху вниз бьет им по мрамору, глыба разлетается вдребезги. Он поднимает стрелу и протягивает ее Дилвиту.

– Я Гор, – заявляет он.

Дилвит разглядывает стрелу, мраморную крошку…

– Ты и в самом деле Гор, – соглашается он. – Что я могу сделать для тебя?

– Д'донори издавна и по справедливости славится своими прорицателями. Ну, а местные провидцы из Лильяменти часто бывали выше всяких похвал. И вот, поскольку у меня есть несколько вопросов, на которые хотел бы я получить ответы, желаю я побеседовать с главным твоим прорицателем.

– Со старым Фрейдагом, – говорит Дилвит, отряхивая каменную пыль со своей юбки из красно-зеленой шотландки. – Да, он, конечно, один из великих, да вот…

– Что вот? – спрашивает Гор; он уже прочитал мысль Дилвита, но из вежливости продолжает ждать ответа.

– Он, о Великий Гор, непревзойденный чтец по внутренностям, но годятся ему внутренности только человеческие. Ну, а мы редко держим пленных, – к чему нам лишние траты? – а добровольца на такое дело найти довольно трудно.

– Может, удастся его убедить на этот раз погадать на внутренностях какого-нибудь животного?

Опять читает Гор мысли собеседника и вздыхает.

– Конечно, Великий Гор. Но он не сможет гарантировать тот же уровень проникновения в текст, как в случае изученного им до тонкостей языка.

– Неужели они так разнятся?

– Не могу сказать, Могущественнейший, поскольку сам в этом не разбираюсь, хотя и мать моя, и сестра – обе видят и знают азбуку… Но среди всех предсказателей, как известно, нет никого чудаковатей скатологов. Возьми, к примеру, Фрейдага. Он же, по его словам, близорук, а это значит…

– Снабди его всем необходимым и извести меня, когда он будет готов ответить на мои вопросы!

– Слушаюсь, Могущественнейший, я тут же пошлю отряд в набег, ибо вижу, что ты в нетерпении…

– Более чем.

– …А мне как раз пора преподать одному из соседей урок в уважении границ.

Дилвит вспрыгивает на свой трон и тянется вверх, чтобы достать висящий высоко над ним длинный рог огромного, должно быть, голинда. Трижды подносит он его к губам и дует, раздувая, словно гигантская лягушка, свои щеки, пока налитые кровью глаза его не начинают выкатываться из-под косматых бровей. Потом он вешает рог обратно и плюхается на сиденье своего герцогского трона.

– Сейчас подоспеют мои сотники, – отдуваясь, пыхтит он.

И вправду, раздается цокот копыт, и три воина в боевых юбках влетают в зал верхом на единорогах-голиндах и скачут, гарцуют, гарцуют вокруг, пока наконец Дилвит не поднимает руку и не восклицает:

– Набег! Набег, ребятушки! На Юскифа Рыжего. Полдюжины пленных мне, прежде чем забрезжит сквозь туман завтрашняя заря!

– Пленных, сказал ты, Повелитель? – восклицает всадник в черно-коричневом.

– Ты не ослышался.

– Ну так до рассвета!

И вверх вздымается копье.

Тут же следуют еще две вспышки.

– Эгей!

И, описав по залу последний круг, они исчезают.

На следующее утро Гора будят и отводят в комнату, где лежат шестеро обнаженных мужчин; их руки крепко связаны и притянуты за спиной к лодыжкам, их тела покрыты ранами и рубцами. Это маленькая холодная комната, почти чулан, освещаемая четырьмя факелами; единственное ее окно загораживает стена тумана. Пол устлан сплошным слоем листов ежемесячника «Лилья Таймс». Прислонившись к подоконнику, невысокий облысевший человек, розоволицый, с ввалившимися щеками и косыми глазами, правит на точильном бруске несколько коротких клинков. На нем белый передник, на лице никак не удержаться улыбке. Он поднимает на Гора выцветшие глаза и несколько раз подряд кивает.

– Как я понимаю, у тебя есть несколько вопросов, – говорит он, с трудом переводя дух между словами.

– Ты прав. У меня три вопроса.

– Всего три, Святой Гор? На это с запасом хватит всего одного набора внутренностей. Наверняка столь мудрый бог, как ты, мог бы придумать побольше вопросов. Когда у нас такой запас материалов, было бы стыдно им не воспользоваться. Уже так давно…

– И тем не менее у меня к тебе всего три вопроса, о кишечный оракул.

– Ну хорошо, – вздыхает Фрейдаг. – Тогда мы воспользуемся этим.

И он указывает ножом на мужчину с тронутой сединою бородой, который не сводит с него своих темных глаз.

– Его зовут Болтаг.

– Ты его знаешь?

– Он мой дальний родственник. И к тому же главный провидец Князя Юскифа; конечно же полный шарлатан. Слава богу, что он наконец попал в мои руки.

Услышав это, Болтаг сплевывает на раздел некрологов в одном из номеров «Таймса».

– Ты просто мошенник, о великий потрошитель-недоучка! – говорит он.

– Лжец! – вопит Фрейдаг, перешагивая через другие тела, и хватает его за бороду. – Это положит конец твоей бесславной карьере! – И он вспарывает ему живот, вытягивает оттуда пригоршню внутренностей и раскладывает их по полу. Болтаг кричит, стонет, затихает. Фрейдаг рассекает вдоль клубки его кишок, размазывает пальцами их содержимое. Он припадает к самой земле и наклоняется далеко вперед.

– Ну, а теперь каковы же твои вопросы, сын Озириса? – спрашивает он.

– Во-первых, – говорит Гор, – где я могу найти Принца Который Был Тысячью? Во-вторых, кто посланник Анубиса? И, в-третьих, где он сейчас?

Фрейдаг что-то бормочет и тычет пальцем в дымящееся на полу вещество. Болтаг снова стонет и слегка шевелится. Гор пытается прочесть мысли провидца, но они настолько смутны, что кажется, будто смотришь в окно комнаты.

Фрейдаг заговаривает:

– В Цитадели Марачека, – говорит он, – в Центре Срединных Миров повстречаешь ты того, кто сможет доставить тебя пред очи искомого тобою.

– …Странно, – бормочет Болтаг, озадаченно покачивая головой, – эту часть ты прочел правильно. Но твое никудышное зрение… затуманено… этим кусочком брыжейки, ты положил ее не туда… в…

С огромным усилием Болтаг перекатывается поближе, тяжело ловит воздух широко раскрытым ртом.

– И ты… не сказал… Великому Гору… что ждут его великие опасности… а в конце… неудача.

– Молчать! – кричит Фрейдаг. – Я не звал тебя для консультации!

– Это же мои кишки! Я не хочу, чтобы их как попало читал дилетант!

– Следующие два ответа пока еще не вполне ясны, дорогой Гор, – говорит Фрейдаг, взрезая очередную кишку.

– Самозванец и шарлатан! – всхлипывает Болтаг. – В Марачеке встретится он и с посланником Анубиса… чье имя можно разобрать вон там… где моя кровь… на передовице!.. Это имя… да… Вэйким…

– Чушь! – кричит Фрейдаг, продолжая вспарывать кишки.

– Постой! – говорит Гор, и его рука опускается на плечо потрошителя. – По крайней мере, в этом твой коллега прав, ибо я знаю, что сейчас его так и зовут.

Фрейдаг останавливается, разглядывает передовицу.

– Истинно есть, – соглашается он. – Даже и любителя может посетить озарение.

– …Значит, похоже, что мне суждено в конце концов встретиться с Вэйкимом, если я отправлюсь в место, называемое Марачек, – а отправиться туда я должен. Ну, а что касается моего второго вопроса, кроме имени Вэйкима я хочу также знать, кто скрывается за этим именем. Кем был он, пока Владыка Анубис не перекрестил его и не послал с поручением из Дома Мертвых?

Фрейдаг, словно что-то вынюхивая, водит головой над самыми нечистотами, копошится в них, кромсает там и сям.

– Сие, Преславный Гор, от меня сокрыто.

– Маразматик!.. – выдавливает из себя Болтаг. – …Вон же… так… ясно… видно…

Гор погружается в умирающие мысли выпотрошенного провидца, и пух и перья встают у него на затылке дыбом. Но нет, никакое страшное имя не проникает в его рассудок, ибо Болтаг уже мертв.

Гор прикрывает глаза и содрогается, когда нечто, застывшее на самом рубеже сознания, вдруг блекнет и рассеивается. Когда Гор опускает руку, Фрейдаг уже поднялся на ноги и с улыбкой рассматривает труп своего родственника.

– Фигляр! – фыркая, бросает он и вытирает руки о передник.

Странная маленькая звериная тень шевелится на стене.