Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 24"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Почему? – спросил я. – Почему для нее было так важно, чтобы я родился?

– Помню лишь ее последние слова, когда Дара завершила Путь, по ходу дела обращаясь в демона. «Амбер, – сказала она, – будет разрушен». Потом она исчезла.

Теперь я трясся. Открытия эти были столь ошеломляющи, что хотелось кричать, уснуть или напиться. Что угодно, лишь бы передохнуть хоть на миг.

– Ты полагаешь, что мое существование может быть частью долговременного плана уничтожения Амбера?

– Возможно, – кивнул отец. – Я могу и ошибаться, малыш. Я очень даже могу ошибаться и в таком случае прошу прощения за то, что так сильно обеспокоил тебя. Но, с другой стороны, было бы такой же ошибкой скрыть от тебя подобную возможность.

Я потер виски, брови, глаза. Что же мне делать? Я не хочу способствовать разрушению Амбера.

Отец на мгновение прижал меня к себе и промолвил:

– Дело не в том, что ты есть или что с тобой сделали. Рано или поздно ты встанешь перед выбором. Ты больше чем сумма твоих составляющих, Мерлин. Неважно, что сопутствовало твоему рождению и твоей жизни до сего дня – ты получил глаза и мозг и способен судить. Не позволяй никому, даже мне, вешать тебе на уши лапшу. А когда придет время, если оно придет, сделай свой собственный выбор, черт побери. И плевать тогда будет, что там случилось раньше.

Его слова, общие по сути, вернули меня из того закутка души, куда я весь спрятался.

– Спасибо, – сказал я.

Он кивнул. Затем продолжил:

– Хотя твоим первым порывом может быть желание вступить в конфронтацию, этим ты не добьешься ничего, только разбудишь в ней подозрения. Разумнее было бы играть в более осторожную игру и посмотреть, что можно узнать.

Я вздохнул:

– Конечно, ты прав. Ты пришел затем, чтобы сказать все это – в первую очередь, и уж затем – помочь мне, не так ли?

Отец улыбнулся:

– Всего лишь побеспокоился о важных вещах. Мы еще встретимся.

И он пропал.

Внезапно я увидел его у автомобиля беседующим с Люком. Я наблюдал, как отец показывает Люку, где хранятся припасы. Потом они оба мне помахали. Обменялись рукопожатиями. Корвин повернулся и ушел в туман. Из автомобиля до меня донеслись звуки «Лили Марлен».

Я сосредоточил внимание и велел Пути перенести меня в пределы Савалла. Последовала молниеносная круговерть черноты. Когда тьма рассеялась, я стоял в центре Пути. Я снова попробовал переместиться – теперь в замок Сухая. И вновь Путь отказался прокомпостировать билет.

– Как близко ко Владениям ты можешь меня подбросить? – наконец осведомился я.

Опять круговерть, но на этот раз светлая. Она заслала меня на высокий утес белого камня под черным небом, у черного моря. Два полукруга бледного пламени будто скобками окружали это место. Что ж, здесь жить можно. Я был у Огненных Врат, на перепутье в Царстве Теней, неподалеку от Владений Хаоса. Я повернулся к морю и стал считать. Определив четырнадцатую башню из мерцающих слева от меня, я направился к ней.

Упавшая башня под розовым небом… По пути к ней меня занесло в прозрачную пещеру, через которую текла зеленая река. Я шагал по берегу, пока не обнаружил выложенный камнями брод приведший меня на тропу, что уходила в осенний лес. Почти милю я держался тропы, пока не ощутил присутствия Пути у корней вечнозеленого дерева.

Он привел меня к склону горы, откуда еще три пути и две туманности вели к ленчу с моей матерью.

Судя по небу, у меня уже не оставалось времени переодеться. У перекрестка я остановился, дабы отряхнуть одежду и пригладить волосы. Любопытно, кто бы мне ответил, попытайся я вызвать Люка с помощью карт – сам Люк, его призрак, оба? Способны ли призраки отвечать на вызовы через карту? Я поймал себя на мысли, что гадаю также о том, что происходит в Амбере. И еще я думал о Корэл и Найде.

Черт побери. Хорошо бы оказаться где-нибудь еще. Я хотел быть подальше отсюда. Предупреждение Пути, переданное через Люка, было вполне недвусмысленным. Корвин заставил меня задуматься о многом, а времени для размышлений не было. Не хотелось оказаться вовлеченным во что-либо, происходящее здесь, во Владениях. Мне не нравилось все, в чем была замешана моя мать. Чувства мои совсем не соответствовали похоронным. Кроме того, я ощущал себя каким-то неосведомленным. Казалось бы, если от меня чего-то хотят, чего-то очень важного, они наконец найдут время прояснить ситуацию и попросить о сотрудничестве. Если это родственники, существовала большая вероятность, что я буду с ними заодно. Куда менее рискованно просто играть со мной в открытую, нежели всякими уловками пытаться контролировать мои действия. Я хотел быть подальше как от тех, кто намеревался контролировать меня, так и от игр, в которые они играли.

Я мог повернуться и уйти в Тень, возможно, затеряться там. Я мог вернуться в Амбер, сообщить Рэндому обо всем, что мне известно, рассказать обо всех моих подозрениях, а он защитит меня от Владений Хаоса. Приняв новое обличье, я мог вернуться на теневую Землю, вновь заняться компьютерным дизайном…

Тогда, разумеется, я никогда не узнаю, что происходит и что было прежде. Так же как не узнаю действительного местонахождения отца – во Владениях я обнаружу его следы скорее, чем где бы то ни было. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь ему.

Я двинулся вперед и повернул направо, завершая путь к лиловеющему небу. Я прибуду вовремя.

Итак, я снова в пределах Савалла. Я возник из красной с желтым звездной вспышки, нарисованной высоко на стене у ворот переднего двора, спустился по Невидимой Лестнице и долгие секунды всматривался в огромную центральную впадину, в черное буйство за пределами Края. Падающая звезда чертила свой огненный путь в лиловом небе, когда я отвернулся и направился к обитой медью двери и низкому Лабиринту Искусств за ней.

Войдя внутрь, я припомнил, как ребенком много раз терялся в этом лабиринте. Дом Савалла веками копил произведения искусства, и коллекция была столь обширна, что имелось несколько путей, куда лабиринт мог забросить тебя, ведя через туннель, огромную спираль и что-то похожее на старый вокзал, прежде чем вернуть обратно, окунув в следующий поворот. Как-то раз я несколько дней проблуждал здесь, пока наконец меня не обнаружили ревущим перед коллекцией синих туфель, приколоченных к доске.

И вот я снова шел по нему, неторопливо разглядывая старые уродства, а также некоторые новые. Впрочем, сюда же затесались и поразительно красивые вещи, такие, как огромная ваза, будто вырезанная из цельной глыбы огненного опала, а еще набор старинных глазурованных мемориальных табличек из какой-то отдаленной Тени, смысл и назначение коих не мог вспомнить в семье никто. Я предпочел не срезать угол галереи и осмотрел то и другое; таблички особенно нравились мне.

Подойдя к огненной вазе и разглядывая ее, я насвистывал старую мелодию, которой научил меня Грилл. Мне показалось, будто я слышу тихий шорох, но, взглянув туда-сюда по коридору, никого поблизости я не обнаружил. Почти сладострастные изгибы вазы молили о прикосновении. В детстве мне всегда запрещали это делать. Я медленно протянул левую руку и положил ее на вазу. Она оказалась теплее, чем я ожидал. Я скользнул рукой по поверхности. Она была подобна застывшему пламени.

– Привет, – пробормотал я, вспоминая приключение, которое мы с ней разделили. – Сколько лет прошло…

– Мерлин? – послышался тихий голос.

Я сразу отдернул руку. Казалось, заговорила сама ваза.

– Да, – отозвался я. – Да.

Снова шорох, и легкая тень шевельнулась в кремовом углублении чаши.

– Тс-с, – произнесла тень, вырастая.

– Глайт? – спросил я.

– Да-с-с.

– Быть не может. Ты ведь мертва уже много лет.

– Не мертва. С-спала.

– Я не видел тебя с тех пор, как был ребенком. Ты была ранена. Исчезла. Я думал, ты умерла.

– Я с-спала. Я с-спала, чтобы з-зажили раны. Я с-спала, чтобы вос-становить с-себя.

Я протянул руку. Косматая змеиная голова поднялась выше, легла мне на предплечье, и змея поползла, обвивая мою руку.

– Ты, несомненно, выбрала изысканную спальню.

– Я з-знала, что кувшин – твое любимое мес-сто. Я з-зна-ла, что, ес-сли подожду достаточно долго, ты с-снова придешь с-сюда, чтобы выраз-зить с-свое вос-схищение. Я з-знала, что вос-стану во вс-сем блес-ске, дабы приветс-ствовать тебя. До чего же ты вырос-с!

– А ты почти не изменилась. Чуть похудела, пожалуй… – Я осторожно погладил ее голову. – Приятно сознавать, что столь почитаемый семейный призрак по-прежнему с нами. Ты и Грилл, да еще Кергма сделали мое детство куда счастливее, чем оно могло оказаться.

Глайт вытянула голову и носом погладила мне щеку.

– Твой вид с-согревает мою холодную кровь, дорогой мальчик. Ты далеко с-странс-ствовал?

– Да. Очень.

– Как-нибудь ночью мы будем ес-сть мышей и лежать у огня. Ты с-согреешь мне блюдце молока и рас-скажешь о с-своих похождениях с-с той поры, как покинул пределы С-савалла. Мы поищем моз-зговых кос-стей для Грилла, ес-сли он по-прежнему…

– Сейчас он, похоже, служит моему дяде Сухаю. А как Кергма?

– Не з-знаю. Это было так давно. Я прижал ее к себе, чтобы согреть.

– Спасибо, что ты ждала здесь в своем великом забвении, дабы поприветствовать меня…

– Это больше чем дружелюбие и приветс-ствие.

– Больше? Что же тогда, Глайт? Что это значит?

– Ес-сть кое-что показ-зать. Иди.

Она мотнула головой. Я последовал в указанном направлении – туда, где коридоры расширялись. Я ощущал, как Глайт дрожит на моей руке, время от времени чуть слышно мурлыча.

Вдруг голова ее поднялась напряженно и стала слегка покачиваться.

– Что случилось?

– Мыши, – произнесла она. – Мыши близ-зко. Я должна поохотиться… пос-сле того, как покажу тебе… это. 3-завтракать…

– Если ты хочешь сначала поесть, я подожду.

– Нет, Мерлин. Ты не должен опоз-здать, что бы ни… привело тебя с-сюда. Что-то важное в воз-здухе. Поз-зже… пиршес-ство… параз-зиты…

Мы вступили в широкую и высокую часть галереи, освещенную небесным светом через стеклянную крышу. Четыре большие части металлической скульптуры – в основном бронза и медь – асимметрично располагались вокруг нас.

– Дальше, – сказала Глайт. – Не з-здес-сь.

Я повернул направо за следующий угол и двинулся вперед. Вскоре мы подошли к очередному экспонату – на этот раз походившему на металлический лес.

– Потише теперь. Потише, дорогой демончик.

Я остановился и принялся изучать деревья – светлые, темные, ясные, тусклые. Железные, алюминиевые, латунные – они весьма впечатляли. В те давние годы, когда я последний раз приходил сюда, ничего подобного не было. Не удивительно. Другие места тоже немало изменились.

Я зашагал вдоль леса.

– Теперь. З-здес-сь. Поверни. Воз-звращайс-ся. Я зашел в лес.

– Держис-сь правее. Вот это, выс-сокое.

Дойдя до кривого ствола самого высокого дерева, я остановился.

– Это?

– Да. Преодолей его… вверх… пожалуйс-ста.

– Ты имеешь в виду – залезть на него?

– Да.

– Хорошо.

Единственное, что приятно в стилизованном дереве, так это то, что оно закручено, заверчено и сплетено таким образом, что ставить руки и ноги на нем гораздо удобнее, чем кажется на первый взгляд. Я ухватился, подтянулся, нащупал место для ноги, вновь подтянулся, двигаясь вверх.

Выше. Еще выше… Футах в десяти от земли я остановился.

– Ух. Ну и что мне здесь делать?

– Лез-зь выше.

– Зачем?

– С-скоро. С-скоро. Ты уз-знаешь.

Я поднялся еще футом выше и тут ощутил – не столько зуд, сколько некое напряжение. Такое у меня иногда было, когда я попадал в опасное место.

– Там наверху Путь, – сказал я.

– Да. Я лежала, оплетя ветку голубого дерева, когда Mac-стер Теней открыл его. Его потом умертвили.

– Путь, наверное, ведет к чему-то важному.

– Наверное. Я не лучший с-судья в людс-ских делах.

– Ты пробиралась туда?

– Да.

– Значит, это неопасно?

– Нет.

– Отлично.

Преодолевая силу Пути, я взобрался выше, пока обе ноги не оказались на одном уровне. Затем расслабился и позволил Пути затянуть меня.

Пол был выложен прекрасными плитами: черными, серебряными, серыми и белыми. Справа – в форме геометрического узора, слева – в виде Преисподней Хаоса.

Впрочем, я смотрел вниз всего несколько мгновений.

– Всемогущий Боже!

– Я была права? Это важно? – произнесла Глайт.

– Это важно, – отозвался я.

Глава 6

По всей часовне стояли свечи, многие с меня ростом и чуть ли не такие же толщиной. Некоторые были серебряные, некоторые – серые, несколько черных, несколько белых. Они стояли на разной высоте, причудливо расположенные на скамьях, полках, точках пересечения орнамента на полу. Тем не менее не они давали основное освещение. Оно приходило сверху, и сначала я предположил, что сюда льется дневной свет. Но, глянув вверх, дабы оценить высоту свода, я убедился, что свет исходит из большой сине-белой сферы, зарешеченной темным металлом.

Я сделал шаг вперед. Пламя ближайшей свечи затрепетало. Я обратил лицо к каменному алтарю, что заполнял нишу напротив меня.

Черные свечи горели по обе ее стороны; серебряные, поменьше, мерцали прямо на нем. Мгновение я просто осматривал алтарь.

– Похож-жее на тебя, – заметила Глайт.

– Я думал, твои глаза не различают двумерных изображений.

– Я долго живу в муз-зее. Почему твой портрет з-за-прятан так тайно?

Я подошел ближе, пристально вглядываясь в изображение.

– Это не я. Это мой отец Корвин из Амбера.

Серебряная роза стояла в округлой вазе перед портретом. Была ли она настоящей, творением рук или магии, сказать я не мог.

И Грейсвандир лежал там же, на несколько дюймов вынутый из ножен. Я почувствовал, что он – настоящий, а тот, который носил призрак Пути моего отца, – лишь реконструкция.

Я поднял меч и вытащил из ножен. Возникало ощущение мощи, когда я держал его, размахивал, бил, делал выпад, наступал…

Ожил спикард, центр паутины сил. Я опустил взор, неожиданно смутившись.

– …А это отцовский клинок, – пояснил я, возвращаясь к алтарю и вкладывая лезвие в ножны. С неохотой я оставлял его здесь.

Когда я вернулся, Глайт спросила:

– Это важ-жно?

– Очень, – сказал я, в то время как путь нес меня обратно на верхушку дерева.

– Что теперь, мас-стер Мерлин?

– Я должен отправляться на ленч с моей матерью.

– В таком с-случае с-сади меня з-здес-сь.

– Я могу вернуть тебя в вазу.

– Нет. Я давно не с-скрывалас-сь в з-зас-саде на дереве. Это будет прекрас-сно.

Я вытянул руку. Глайт размоталась и скрылась в мерцающих ветвях.

– С-счастливо, Мерлин. Навещ-щай меня.

А я слез с дерева, всего лишь раз зацепившись штанами, и быстро зашагал по коридору.

Через два поворота я вышел к пути, ведущему в главный зал, и решил, что лучше мне пройти здесь. Я выскочил у массивного очага – высокие языки пламени сплетались в нем – и медленно повернулся, дабы обозреть огромную палату, стараясь при этом казаться прибывшим уже давно и ожидающим.

Похоже, здесь присутствовала лишь одна персона – моя собственная. Которая, по размышлении, показалась мне несколько странно выглядящей на фоне ревущего пламени. Я поправил манишку, отряхнулся, провел гребнем по шевелюре. И как раз осматривал свои ногти, когда стал осознавать движение на вершине огромной лестницы слева от меня.

Она предстала вьюгой, заключенной в десятифутовой башне. В центре, треща, плясали молнии, ледяные кристаллы пощелкивали на ступенях, перила замерзали там, где она проходила. Моя мать, казалось, увидела меня в тот же миг, что и я, ибо она остановилась. Затем взвилась на ступеньке и начала схождение.

Спускаясь, она плавно перевоплощалась, черты лица менялись от ступени к ступени. Как только я осознал, что происходит, я прекратил свои попытки перевоплотиться и аннулировал все скромные результаты. Я начал меняться в тот момент, когда увидел ее и, вероятно, мать стала делать то же самое при виде меня. Я не ожидал, что она станет перевоплощаться, дабы ублажить меня второй раз, здесь, на своей территории.

Она закончила превращение, едва коснувшись последней ступени, представ передо мной прекрасной женщиной в черных брюках и красной рубахе с широкими рукавами. Она смотрела на меня и улыбалась, приближаясь ко мне, заключая меня в объятия.

Было бы неловким сообщить ей, что я собирался перевоплотиться, да забыл. Или еще что-нибудь в таком роде.

Мать отодвинулась на расстояние вытянутой руки, опустила взгляд, снова посмотрела на меня и покачала головой.

– Ты спал в одежде до или после диких экзерциций? – осведомилась она.

– Это жестоко, – промолвил я. – По дороге я остановился посмотреть достопримечательности и вляпался в несколько сложных ситуаций.

– И потому опоздал?

– Нет. Я опоздал, потому что задержался в нашей галерее дольше, чем рассчитывал. И не слишком-то я опоздал.

Мать взяла меня за руку и развернула.

– Я прощаю тебя, – сказала она, ведя меня к скрывающей путь колонне, пестрящей розовым, зеленым и золотым, что находилась в зеркальном алькове через комнату направо.

Когда мы вошли в альков, я с интересом подумал, поведет она меня вокруг колонны по часовой стрелке или же против. Оказалось – против. Интересно. С трех сторон смотрели наши отражения – такова была комната, которую мы покидали. Но с каждым нашим витком вокруг колонны комната становилась другой. Я наблюдал, как она меняется, будто в калейдоскопе, пока наконец мать не остановила меня перед хрустальным гротом у подземного моря.

– Я уже почти и забыл об этом месте, – промолвил я, ступая на чистый, белый песок, в хрустальный свет, напоминавший и костры, и солнечные блики, и канделябры, и светодиодные дисплеи огромных функциональных возможностей; беспорядочные радужные отблески ложились на берег, на стены, на черную воду.

Мать взяла меня за руку и повела к обнесенному перилами помосту, возвышающемуся на некотором отдалении справа. Там стоял полностью накрытый стол. Целая коллекция подносов под колпаками занимала еще больший сервировочный стол. Мы взобрались по маленькой лесенке, я усадил мать и направился проинспектировать ожидавшие нас вкусности.

– Сядь, Мерлин, – сказала она. – Я обслужу тебя.

– Все в порядке, не беспокойся, – ответил я, поднимая колпак.

Но мать уже встала.

– Тогда – а-ля фуршет, – сказала она.

– Отлично.

Мы наполнили тарелки и направились к столу. Мгновение спустя после того, как мы уселись, яркая вспышка сверкнула над водой, озарив арочный свод пещеры и уподобив его утробе какой-то огромной твари, нас переваривающей.

– Не озирайся так опасливо. Ты же знаешь, сюда им не добраться.

– Ожидание громового удара уводит мой аппетит в пятки.

Она засмеялась; как раз до нас донесся отдаленный раскат грома.

– А так все в порядке?

– Да, – отозвался я, беря вилку.

– Удивительно, какими родственниками одаривает нас жизнь, – промолвила мать.

Я взглянул на нее, пытаясь уловить выражение ее лица. Увы!..

– Да, – только и сказал я.

Мгновение она изучала меня, но я тоже никак не выразил своих чувств. Тогда она сказала:

– Ребенком ты был односложен, будто символ капризов.

– Да, – сказал я.

Мы приступили к еде. Все новые вспышки озаряли спокойное, темное море. В свете очередной молнии мне привиделся далекий корабль, идущий на всех своих черных, надутых ветром парусах.

– Свидание с Мэндором уже состоялось?

– Да.

– И как он?

– Прекрасно.

– Что-то беспокоит тебя, Мерлин. Что?

– Очень многое.

– Расскажешь матери?

– А что, если ты – часть моих проблем?

– Я была бы разочарована, окажись это не так. Все же, сколько ты будешь помнить историю с ти'игой? Я поступала так, как считала нужным. И по-прежнему уверена в своей правоте.

Я кивнул и продолжал жевать. Через какое-то время я сказал:

– Ты все прояснила на прошлом цикле.

Тихо плескала вода. Блики плыли по столу, по лицу матери.

– А еще вопросы есть?

– Может, сама расскажешь? – отозвался я. Я ощутил ее взгляд и встретил его прямо.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – удивилась она.

– Тебе известно, что Логрус – существо чувствующее? А Путь?

– Это тебе Мэндор поведал?

– Да. Но я знал уже до него.

– Откуда же?

– Они вступали со мной в контакт.

– Ты и Путь? Или ты и Логрус?

– Оба.

– С какой целью?

– Манипуляции, я бы выразился. Они борются за власть и просили меня определиться.

– Чью же сторону ты выбрал?

– Ничью.

– Тебе следовало рассказать мне.

– Зачем?

– Посоветоваться. Возможно, я бы помогла тебе.

– Одолеть Силы Космоса? Как тесно ты с ними связана, мама?

Она улыбнулась:

– Не исключено, что некто вроде меня может обладать особыми знаниями.

– Некто вроде тебя?

– Чародейка моих способностей.

– Насколько же ты хороша?

– Не думаю, что значительно им уступаю, Мерлин.

– Семья всегда узнает последней, так получается? И почему ты не обучала меня сама, вместо того чтобы отсылать к Сухаю?

– Я плохой учитель. Мне не нравится наставлять людей.

– Ты учила Джасру.

Она склонила голову вправо и сощурила глаза.

– Тоже Мэндор рассказал?

– Нет.

– Тогда кто?

– Какое это имеет значение?

– Большое, – ответила мать. – Потому что я не верю, что ты знал это во время нашей последней встречи.

Я вдруг вспомнил, что там, у Сухая, она говорила о Джасре что-то, подразумевающее их близость, и я обязательно бы отреагировал, если бы не тащил груз предубеждений и не летел с горы в самую грозу с тормозами, распространяющими забавные звуки. Я уж собирался осведомиться, какое имеет значение, когда я узнал это, как сообразил, что мать действительно интересуется, от кого я узнал, ибо ее заботит, с кем я мог говорить о таких вещах с момента нашей последней встречи.

Ссылаться на Люкова призрака Пути показалось мне неблагоразумным, а потому я ответил:

– Ну ладно, ладно. Мэндор оговорился, а потом попросил меня молчать.

– Другими словами, – подытожила она, – он ожидал, что слух вернется ко мне. Зачем же ему понадобилось так себя вести? Поразительно. Коварный человек.

– Может, действительно просто оговорился?

– Мэндор никогда не оговаривается. Никогда не будь ему врагом, сын.

– Неужели мы говорим об одном и том же человеке? Мать щелкнула пальцами.

– Конечно, ты знал его лишь ребенком. Потом ты ушел и с тех пор ты видел его всего несколько раз. Да, он коварен, хитер, опасен.

– Мы всегда отлично ладили.

– Разумеется. Он никогда не враждует по пустякам. Я пожал плечами и вернулся к еде.

Через какое-то время мать сказала:

– Осмелюсь предположить, что меня он охарактеризовал подобным же образом.

– Ничего подобного не припоминаю, – ответил я.

– Он дал тебе еще и уроки осмотрительности?

– Нет, хотя недавно я и почувствовал необходимость ей поучиться.

– Несомненно, в Амбере ты приобрел некую ее толику.

– Если так, то столь малую, что я и не заметил.

– Ну-ну. Может, я не буду больше приносить тебе огорчений?

– Сомневаюсь.

– И все же что хотели от тебя Путь и Логрус?

– Я говорил тебе – чтобы я принял чью-либо сторону.

– Так трудно – решить, кого ты предпочитаешь?

– Так трудно – решить, кто меньше не нравится.

– Потому что они, как ты выразился, манипулируют людьми в своей борьбе за власть?

– Именно.

Мать рассмеялась:

– Это выставляет богов не в лучшем свете, чем нас, прочих. Зри здесь истоки человеческой морали. Что все же лучше, чем совсем ничего. Если эти причины недостаточны для выбора, руководствуйся другими соображениями. Ты, в конце концов, сын Хаоса.

– И Амбера, – добавил я.

– Ты вырос во Владениях.

– Но жил в Амбере. Там у меня родичей не меньше, чем здесь.

– Все действительно так просто?

– Если бы не это, было бы значительно проще.

– В таком случае ты должен взглянуть по-иному.

– Что ты имеешь в виду?

– Спрашивай, не кто больше всего взывает к тебе, а кто больше всего делает для тебя.

Я попивал прекрасный зеленый чай, в то время как шторм подкатывал все ближе. Что-то плескалось в водах нашей бухты.

– Прекрасно, – кивнул я. – Спрашиваю.

Мать с улыбкой наклонилась вперед и глаза ее потемнели. Она всегда превосходно контролировала свое лицо и всю внешность и меняла их по собственной прихоти. Она вроде оставалась той же, но временами казалась совсем Девчонкой, или вдруг превращалась в зрелую интересную женщину. Обычно же она останавливалась где-то между двумя этими ипостасями.

Но сейчас ее лицо приобрело какие-то вечные, вневременные черты – не столько возраста, сколько сущности Времени, – и я вдруг понял, что никогда не знал ее истинный возраст. Лицо матери будто подернулось пеленой какого-то древнего могущества.

– Логрус, – сказала она, – приведет тебя к славе. Я не отрывал от нее пристального взгляда.

– Какого рода славе?

– А какой ты желаешь?

– Не знаю, хотел ли я вообще когда-нибудь славы как таковой. Это все равно что хотеть быть инженером больше, чем хотеть что-то сконструировать, или хотеть быть писателем больше, чем хотеть писать. Слава – побочный эффект, а не вещь в себе. В противном случае это просто самовозвеличивание.

– Но если ты заслуживаешь ее… если ты достоин – разве ты не должен обладать ею?

– Вероятно. Но пока я ничто. – Мой взгляд упал на яркий круг света в глубине темных вод, будто убегающий от шторма. – Вот только лишним багажом разжился – в голове, – который мог бы попасть под эту категорию.

– Конечно, ты молод, но времена, для которых ты был предназначен и уникально подготовлен, наступают раньше, чем я ожидала.

Обидится ли она, если я наколдую себе чашечку кофе? Думаю, да, обидится. Что ж, пусть будет бокал вина. Налив себе и сделав глоток, я сказал:

– Боюсь, что не понимаю, о чем ты говоришь. Мать кивнула и медленно проговорила:

– Тебе трудно было что-то выяснить, копаясь в собственной душе, и не нашлось никого настолько опрометчивого, чтобы намекнуть тебе на такую возможность.

– О чем ты говоришь?

– О троне. О господстве во Владениях Хаоса.

– Мэндор выказывал некий интерес к тому, что я думаю по этому поводу.

– Прекрасно. Никто, кроме Мэндора, не оказался бы столь непредусмотрительным, чтобы упоминать при тебе об этом.

– Я прихожу к выводу, что матерям доставляет безумное наслаждение видеть их сыновей живущими по правилам, но, к сожалению, ты говоришь о деле, для которого у меня недостает не только мастерства, способностей и подготовки, но еще и мало-мальского желания.

Она растопырила пальцы и поверх них разглядывала меня.

– Ты пригоден более, чем думаешь, а твои желания ничего в этом деле не значат.

– Как сторона заинтересованная, я позволю себе не согласиться.

– Даже если бы это оказалось единственной возможностью защитить друзей и родичей и здесь, и в Амбере?

Я сделал еще глоток вина.

– Защитить? От чего?

– Путь близок к тому, чтобы попытаться преобразить срединные области Тени по своему подобию. Он, вероятно, достаточно силен.

– Ты говорила об Амбере и о Владениях, а не о Тени.

– Логрус будет сопротивляться вторжению. Так как он, по-видимому, проиграет в прямом столкновении со своей противоположностью, то будет наносить удары по Амберу через агентов. Наиболее эффективными из них станут, разумеется, герои Владений…

– Это безумие! – воскликнул я. – Должен быть лучший выход!

– Возможно, – отозвалась мать. – Прими трон, и тогда приказывать будешь ты.

– Я знаю недостаточно.

– Тебя проинструктируют, разумеется.

– А как насчет надлежащего порядка наследования?

– Это не твоя проблема.

– Я все же думаю, что могу проявить интерес к тому, как достигается цель… Скажи, большинством смертей я обязан тебе или Мэндору?

– Вопрос праздный, если учесть, что мы оба Саваллы.

– Ты имеешь в виду, что здесь вы заодно?

– У нас есть разногласия, – сказала она. – Все, подводим черту под дискуссиями о методах.

Я вздохнул и выпил еще. Шторм крепчал над темными водами. Если тот странный свет под водой действительно Призрачное Колесо, то интересно, зачем он пришел?

Молнии стали сплошным фоном, гром – постоянным звуковым сопровождением.

– Что ты имела в виду, – спросил я, – когда говорила о временах, для которых я предназначен и подготовлен?

– Настоящее и ближайшее будущее, – ответила мать, – с грядущим конфликтом.

– Нет, – сказал я. – Я имел в виду «предназначен и уникально подготовлен». Это как?

Должно быть, молнии так осветили ее лицо, ведь раньше я никогда не видел, как она краснеет.

– В тебе соединились две великие родословные, – сказала мать. – Фактически твой отец был королем Амбера – недолго, между правлением Оберона и Эрика.

– Поскольку Оберон был жив в то время и не отрекался от престола, ничья власть не могла считаться законной, и Рэндом – законный наследник Оберона.

– Та ситуация как раз и заключала в себе отречение, – возразила она.

– Вот какое толкование ты предпочитаешь, не правда ли?

– Конечно.

Я понаблюдал за грозой. Глотнул вина.

– И по этой причине ты пожелала выносить ребенка Корвина?

– Логрус уверил меня, что именно это дитя можно идеально подготовить для здешнего царствования.

– Но папа никогда не значил для тебя слишком много, не так ли?

Она смотрела туда, где круг света теперь мчался по направлению к нам, а по пятам за ним следовали сверкающие молнии.

– У тебя нет права задавать этот вопрос.

– Я знаю. Но это правда, не так ли?

– Ты ошибаешься. Он очень много значил для меня.

– Но не в обычном смысле слова.

– А я не обычная личность.

– А я – результат эксперимента по выведению породы. Логрус отобрал самца, который бы дал тебе – что?

Круг подплыл совсем близко. Шторм настигал его, подойдя к берегу ближе любого, виденного мною до этого.

– Идеального повелителя Хаоса, – ответила мать, – способного править.

– Почему-то мне кажется, что было нечто большее, – сказал я.

Уворачиваясь от молний, яркий круг вышел из воды и помчался по песку прямо к нам. Если мать и откликнулась на мои последние слова, я не расслышал. Удары грома оглушали.

Огонек забрался на помост и остановился у моей ноги.

– Папа, ты можешь защитить меня? – спросил Призрак в промежутке между ударами грома.

– Лезь мне на левое запястье, – предложил я.

Дара следила за тем, как он принял облик Фракир и очутился на моей руке. Тем временем заключительная вспышка молнии не исчезла, а застыла пылающим зигзагом у кромки воды. Затем свернулась в шар, который несколько мгновений парил в воздухе, прежде чем двинуться в нашем направлении. По мере приближения его структура менялась.

Подплыв к нашему столу, он уже стал ярким, трепещущим Знаком Логруса.

– Принцесса Дара, принц Мерлин, – донесся тот ужасающий голос, что я слышал последний раз в день противостояния в замке Амбера. – Я не желал нарушать вашу трапезу, но тот предмет, что вы приютили, сделал это необходимым.

Зубчатое щупальце Знака Логруса вытянулось в направлении моего запястья.

– Он не дает мне смыться, – пожаловался Призрак.

– Отдайте его мне! – продолжал голос.

– Почему? – осведомился я.

– Этот предмет пересек Логрус, – послышались слова, отличающиеся кажущейся произвольностью высоты, силы, произношения.

Мне пришло в голову, что можно попытаться оказать неповиновение, коль я действительно так ценим Логрусом, как утверждала Дара. Что ж…