Текст книги "Покойся с миром"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Я вернулся на койку, чтобы проверить, не привлек ли кого-нибудь этот показавшийся мне еле слышным звук. Минут через пять – десять решил, что не привлек.

Засунув туфли в карман брюк, вернулся к двери и проверил коридор. Никого.

Оторвал ножку от койки, сжал ее в правой руке и осторожно открыл дверь. Выйдя из камеры, закрыл за собой дверь и пошел по коридору.

Прошел мимо нескольких дверей со смотровыми глазками, такими же, как на двери моей камеры. Заглянул в каждый глазок. В двух камерах увидел спящих людей. В третьей, как мне показалось, лежала Мария.

Прошел мимо комнаты для допросов, темной и пустой, с открытой дверью.

Ничто не нарушало тишины, и я воспринял это как хороший знак. Я понятия не имел относительно времени, но полагал, что сейчас глубокая ночь. Я направился к комнате, в которой меня допрашивали в первый раз. Если дежурных там двое, то будет слышно, как они разговаривают. Впрочем, их может быть и больше, но они могут и не разговаривать, а читать газеты или просто спать.

Я подошел к двери. Она оказалась открытой, свет, вырывавшийся из нее, озарял коридор. Футах в двадцати пяти я увидел входную дверь. По стенке коридора я прокрался к озаренному светом месту. Остановился и прислушался.

Прошло, как мне показалось, минут десять. Услышал какие-то звуки, вздохи, шорох спички, отрыжку, шелест бумаги, скрип стула. Медленно переместил свой вес, приготовился ворваться и начать наносить удары.

Едва не вскрикнул, когда зазвонил телефон.

Трубку сняли перед вторым звонком. Грубый голос произнес несколько коротких фраз и сказал:

– Тебя.

Я услышал недовольное сопение, грохот – возможно, стула, резко оттолкнутого к стене, – потом звук шагов.

Я не стал подслушивать и поспешил переместиться по коридору в обратном направлении. С двоими мне было все равно не справиться.

Я добрался до двери своей камеры, миновал ее и вошел в комнату, забитую старой мебелью: комодами, кроватями, стульями, от которых пахло плесенью, пылью и мочой. В дальней стене этой комнаты я увидел два не закрытых решетками окна.

Ни одно не было запертым, но оба от времени приросли к раме намертво. Все же одно из них мне удалось сдвинуть с места и приподнять на несколько дюймов, но затем я вынужден был остановиться, чтобы не шуметь. Под окном я увидел кусты и склон, который уходил на шесть или восемь футов вниз.

Несомненно, где-то здесь был и запасной выход из здания, но я не сомневался, что он заперт или охраняется. Я понятия не имел о схеме расположения помещений в здании, поэтому рисковал бы ничуть не меньше, попытавшись выполнить в задней части то, что планировал выполнить в передней. Мне хотелось взять Марию с собой, но пока приходилось довольствоваться тем, что в случае удачного побега я смету связаться с нашими посольствами и поставить их в известность о том, в какой ситуации мы с Марией оказались.

Я снова занялся рамой, и удалось поднять ее дюймов на восемь, прежде чем она застряла. Тогда я начал расшатывать ее из стороны в сторону, поднимая вверх не больше чем на одну восьмую дюйма при каждой попытке. Запах растений с улицы показался мне исключительно приятным. Да и сам ночной воздух был прохладным и восхитительным на вкус.

Открыв окно, я надел туфли и выскользнул наружу. Завис на мгновение, держась одними руками, потом рухнул на землю.

Кусты были густыми и довольно колючими, но мне удалось, пригнувшись, продраться сквозь них. Я отошел от здания и, обойдя его, подошел к нему сзади. Мне хотелось лучше понять, на что оно было похоже.

Увидел заднюю дверь, которая, естественно, оказалась надежно запертой. Прошел дальше, нашел окно собственной камеры. Подошел ближе. В камере было темно. Отлично. Отсчитал окна и нашел то, которое, по моему мнению, находилось в камере Марии. Бросил камешек в комнату.

Подождав, бросил еще один.

После шестого камешка услышал слабый шум, и темная фигура появилась за решетками. Я долго изучал ее, сохраняя тишину, пока не убедился в правильности своего предположения.

– Мария? – прошептал я.

– Овидий?

– Да. Ты в порядке?

– Да, почти, но мне пришлось кое-что рассказать.

– Не волнуйся, рассказывай что угодно, лишь бы они были довольны.

– Но они спрашивают о том, чего мы не знаем.

– Продолжай говорить то, что они хотят услышать, и не переставай настаивать на встрече с послом Италии. Я позвоню в посольство, как только найду телефон. А пока попытаюсь угнать машину.

– Ты убил охранника или взломал замок?

– Замок.

– О!

– Что такое?

– Я надеялась, что ты разобрался с усатым коротышкой.

– Я еще вернусь, – пообещал я, – и он свое получит. А пока – держись. Постарайся как можно чаще делать вид, что теряешь сознание.

– Уже делаю. Будь осторожен, Овидий.

– Буду. Пока, Мария.

– До свидания, Овидий.

Я отошел от окна ее камеры и вернулся к фасаду здания, крепко сжимая в кулаке металлическую трубу. Даже начал надеяться, что кого-нибудь тресну ею по голове.

На мне по-прежнему болтался пояс для денег. Странно, но никто не удосужился его снять. Все было бы гораздо проще, если бы отмычки я хранил в поясе, а не в бумажнике.

Мне не хотелось оставлять Марию в таком положении, но другого выхода не было.

Я лег на землю и пополз к фасаду здания.

Две машины были припаркованы под деревьями. На здании я увидел два фонаря и еще один – на столбе футах в ста пятидесяти. Еще увидел свет из окна кабинета, слева от двери.

Пригибаясь, побежал через высокую траву, из-под моих ног выскочил кролик, и я не знаю, кто из нас двоих испугался больше.

Дополз до машин, прополз между ними. Следовало определить, у которой проще закоротить зажигание. Решение принял моментально. Ни у одной. Обе машины были «фордами», стоявшая слева – поновее, но у той, что справа, в замке зажигания торчал ключ. При помощи своих проволочных отмычек я выпустил воздух из шин стоявшей слева.

Слишком удачно, судя по всему. Впрочем, учитывая постоянно преследовавшие меня последнее время неприятности, должно же было мне хоть когда-нибудь повезти. Я открыл дверь и аккуратно прикрыл ее. Дверь закрылась не полностью, но язычок замка зацепился. Меня это вполне устраивало.

Бросив взгляд на здание, я завел двигатель, включил заднюю скорость, потом – переднюю и направился к узкой подъездной дороге, которая вела к шоссе. Слева увидел подпорную кирпичную стену, справа – заросший деревьями овраг.

Включил фары и нажал на педаль газа. Выехал на подъездную дорогу, повернул, объехав небольшую рощу. Птица или летучая мышь, сорвавшись с дерева, пролетела мимо машины. Я сделал очередной поворот и увидел быстро приближающиеся фары.

Мне захотелось вырвать рулевую колонку с корнем и бросить ее в приближающуюся машину, но вместо этого я схватился за руль и вжал педаль газа в пол.

Сворачивать было некуда. Я попался бы, если бы попробовал остановиться или включить задний ход.

Оставалось прижаться к стене в надежде, что рефлексы водителя заставят свернуть его к оврагу. В этом случае столкновение с моей машиной могло бы ускорить его перемещение в данном направлении, позволив мне проехать.

Так, к сожалению, не случилось.

Водитель надавил на гудок и снизил скорость, как только увидел меня. Я не мечтал о лобовом столкновении, но был готов к нему. Сам надавил на гудок, но и не подумал снизить скорость.

Расстояние между нашими машинами стремительно сокращалось. Он наконец свернул, но слишком поздно.

Мы столкнулись. Он съехал с подъездной дороги, я попытался столкнуть его еще дальше, но не смог сделать это достаточно далеко.

Задев стену, я проехал мимо его машины и остановился. Попытался поехать дальше. Попытался включить задний ход. Бесполезно.

Схватил ножку койки, валяющуюся на сиденье справа от меня. Быстро взглянул на машину – оказывается, в ней было трое. Дверь с моей стороны была плотно прижата к стене, дверь с их стороны можно было открыть всего лишь на несколько дюймов, но затем она должна была упереться в их машину. Не раздумывая, я закрыл глаза и треснул трубой по лобовому стеклу.

Очевидно, их теперь делают достаточно прочными. Я имею в виду лобовые стекла.

Трое вышли из машины. У всех троих – пистолеты. Двое подошли с передней стороны машины, один – с задней.

Один навел на меня пистолет и завопил:

– Руки вверх!

Свое требование он подтвердил тем, что немного сместил мушку и всадил пулю в лобовое стекло угнанной мной машины.

Я бросил трубу и поднял руки. Меньше всего мне хотелось погибнуть в «форде», да еще в Бразилии.

Один из них – Доминик, как я понял, – держал меня под прицелом, а двое других попытались убрать машину.

Двигатель не помог, не помогла и мышечная сила. Я услышал, как они ругаются.

Я засмеялся. Истерически, как мне показалось.

– Вылезай через лобовое стекло, – сказал Доминик.

– Слишком много осколков.

– Убери тем, что валяется рядом.

Я подчинился, потом перелез через приборный щиток на капот. Он отошел на несколько шагов, а я спустился на землю.

– Лицом к машине, руки на капот, – приказал он.

Потом, повернувшись к одному из двоих, судя по всему к Виктору, приказал:

– Обыщи его!

При обыске были обнаружены проволочки в левом кармане брюк.

– Как вы вышли из дома? – спросил он.

– Открыл дверь.

– Чем?

– Этими проволочками. Замок был старым.

Подошел водитель, которого я раньше не видел.

– Проклятье! – воскликнул он. – Посмотрите на машины.

Он занес над моей головой кулак.

– Перестань! – закричал Доминик. – Если ты его вырубишь, придется самому его тащить. С меня достаточно на сегодня. Оставь свет в этой машине включенным. Возвращаемся домой.

Водитель кивнул.

– Пусть возьмет ключи от замка зажигания, – сказал он. – Двигатель еще работает.

Я вернулся к машине и достал ключи.

Потом под их конвоем обошел разбитые машины и, пройдя по краю оврага, вышел на дорогу. Какие-то разбуженные птицы защебетали в деревьях. Лучше бы я услышал их во сне.

Допросы продолжились, как только меня привели обратно в дом. Впрочем, на этот раз были применены некоторые новшества, например меня били по ступням. Возникли новые вопросы, касающиеся того, кто послал меня украсть то, что я якобы украл, и сколько мне за это заплатили. После каждого отрицательного ответа меня, как правило, били по животу, используя набитый носок. Ради разнообразия, как я полагаю. Затем меня распяли на столе. И каждый раз, когда я терял сознание, выливали на голову и плечи ведро воды. Я потерял счет времени и числу обливаний.

Следующие два дня вспоминаются мне как тяжелый бред. Не хочется рассказывать о том, как они наполняли ванну водой, засовывали меня в нее головой вниз и держали, пока я не начинал захлебываться, а потом делали мне искусственное дыхание и продолжали допрос. Не хочется вспоминать и о том, как они приложили электроды к моим яичкам и пропускали ток, пока я несколько раз не повторил свою историю, начиная с Карла Бернини и заканчивая ЦРУ, а они только смеялись и говорили, что я говорю неправду. Нет, обо всем этом не хочется вспоминать и рассказывать.

Часть ночи и половину дня я провалялся голым на брошенном на пол матрасе, дрожа и переходя из состояния кошмарных снов в состояние сознания, которое было ничуть не лучше кошмаров. Они унесли из камеры трехногую койку и не вернули одежду после допроса. Меня уже перестали волновать повреждения внутренних органов. Правда, иногда я задумывался о том, сколько проживу. Странно, но на теле не было ни единой гематомы.

Порой я начинал фантазировать, что сделал бы с ними, если бы представилась такая возможность. Старался не думать ни о чем другом и смаковал подробности.

Наконец они снова пришли.

Принесли стол и стул, поставили их у окна и ушли. Через несколько минут вернулись и поставили на край стола тарелку с горячей и выглядевшей вполне прилично пищей. Один из них задержался у двери, прежде чем уйти.

– Обед, – сказал он.

Я подполз к столу – ноги слишком болели, чтобы выдержать вес тела.

Сел на стул и стал есть. Съесть удалось не много. Они вернулись. Я вздрогнул, но не обернулся, услышав, как открылась дверь. Заставил себя набить рот на тот случай, если они собирались засмеяться и унести еду.

– Прошу прощения, – сказал Доминик, поставил на стол таз с водой, а рядом положил полотенце, мочалку, мыло и бритвенный станок.

– Ваша одежда, – сказал он, выходя из камеры.

Я обернулся и увидел, что одежда, выстиранная и выглаженная, аккуратно сложена на матрасе.

Я доел то, что оставалось в тарелке, и выпил стакан чистой воды. Посмотрел на бокал с чем-то похожим на вино, который оставил на десерт. Сделал глоток – действительно вино.

Помылся, стараясь не вставать со стула, насколько это было возможно. Зеркало мне не принесли, тем не менее я вполне прилично побрился.

Доковылял до матраса и оделся. Удивился, обнаружив, что никто не покусился на содержимое пояса с деньгами.

Рядом с одеждой лежал конверт большого формата. В нем находилось все, что у меня отобрали, то есть паспорт, бумажник, расческу, часы и т. п. Причесавшись и убрав вещи в карманы, закурил одну из немногих оставшихся сигарет. Поморщился, увидев переданный мне Бруно список художников: он был предметом слишком многих вопросов.

Туфли надевать не стал, сел у окна, использовав их как подставку для ног. Постепенно начал чувствовать себя человеком. Даже появилась надежда, что меня оставят в живых. Выкурив вторую сигарету, я почувствовал, что начинаю дремать, и заснул на стуле.

Примерно через полчаса услышал, что открывается дверь, мгновенно проснулся.

Виктор кивнул мне и улыбнулся.

– Прошу вас следовать за мной, – сказал он.

Я сунул ноги в туфли, встал и вышел вслед за ним в коридор. Мы подошли к двери в переднюю комнату. Он жестом пригласил меня войти, но сам остался в коридоре.

Инспектор Моралес располагался за столом, перед ним сидела Мария. Судя по ее виду, она тоже подверглась процедуре выведения на чистую воду. Лицо у нее было измученное, глядела она исподлобья, и это ее состояние не могли скрыть ни аккуратная прическа, ни косметика. Но лицо было напряженным, а взгляд хитрым, несмотря на мытье, причесывание и наложение косметики. Рядом с ней, слева, стоял свободный стул, и Моралес показал на него:

– Присаживайтесь, мистер Уайли.

Я сел и уставился на него выжидающе.

– Во-первых, – сказал он, – как я уже говорил мисс Борзини, я приношу свои извинения по поводу неудобств, которые вы испытали во время вашего пребывания здесь. Насколько я понимаю, некоторые лица, проводившие допрос, превысили свои полномочия. Они понесут заслуженное, предусмотренное уставом полицейского управления наказание.

Я вспомнил улыбку Виктора, но ничего не сказал.

– Проведя дополнительное расследование, – продолжил Моралес, – мы нашли ваши показания приемлемыми. В результате нелепого совпадения вы оказались на месте преступления на следующее утро после его совершения при – надеюсь, вы признаете это – весьма подозрительных обстоятельствах.

Он замолчал, словно ожидая нашего согласия, потом пожал плечами.

– Такие ошибки иногда случаются, – сказал он. – И именно такая ошибка произошла с вами. Еще раз приношу свои извинения. Впрочем, все закончилось: неудобства, страдания… Мы вас освобождаем. Уверен, дальнейшее пребывание в нашей стране поможет стереть из памяти… все эти неприятности. Вы должны понимать, что долгом полицейского является тщательное расследование происшествия.

Я по-прежнему не спускал с него пристального взгляда.

– Вашу машину мы вернули в прокатное агентство, – сказал он. – Сразу же после вашего задержания. Мы не знали, какое именно время вы проведете в нашем обществе, поэтому нам показалось неблагоразумным допустить накопление платежей. На данный момент вы ничего не должны агентству. По той же причине мы выписали вас из отеля в Сантосе. Ваш багаж находится в углу этой комнаты.

Он показал рукой, но я и не подумал повернуть голову.

– В отеле вы тоже ничего не должны, – добавил он.

Он достал пачку сигарет, улыбнулся и протянул ее нам.

– Нет, – сказала Мария.

Я отрицательно покачал головой.

Он закурил, поперхнулся дымом, откинулся на спинку стула.

– Машины у вас нет, – сказал он, – поэтому я чувствую себя обязанным доставить вас, куда пожелаете, в Сантос или Сан-Паулу.

Я почувствовал на себе взгляд Марии.

– В таком случае доставьте нас в «Отон Пэлэс» в Сан-Паулу, – сказал я, вспомнив этот отель из списка рекомендованных в путеводителе.

– Прекрасный выбор! – воскликнул он. – Увидите, тамошний ресторан – выше всяких похвал.

Я достал сигарету из своей пачки. Он услужливо протянул руку с зажигалкой, но я предпочел прикурить от спички.

– Вы, конечно, рассержены, – сказал он, – что вполне объяснимо. Весьма сожалею об этом. Сожалею о проявленной недоброжелательности гораздо больше, чем о совершенной ошибке. Тем не менее сделанного не поправишь. Многое в нашей стране оставит у вас исключительно приятные воспоминания. Сан-Паулу – мир в самом себе, мир будущего. Сами увидите. В этом городе ежедневно создается красота, власть и будущее всей Южной Америки. Уверен, впечатление от этого города заставит вас забыть о ваших недавних злоключениях. Давайте больше не будем говорить о них. У вас есть вопросы? Пожелания?

– Вы нашли? – спросил я.

– Что?

– То, что было украдено из сейфа Эмиля Бретана.

– Нет, – ответил он.

– А самого Эмиля Бретана?

– Пока нет.

Я улыбнулся.

– Уверен, это случится достаточно быстро, – добавил он.

Я улыбнулся еще шире.

Он повернулся к Марии:

– Мисс Борсини, вы хотите о чем-то спросить?

– Нет.

– Очень хорошо, – сказал он, вставая со стула. – Я сам собирался в город и с удовольствием подвезу вас до отеля «Отон».

Мы не произнесли ни слова, встали и вышли вслед за ним из комнаты. Мария немедленно схватила меня за руку, я почувствовал, что она дрожит и находится на грани истерики. Я обнял ее за плечи, так мы и дошли до машины.

Доминик вынес наши вещи, Виктор сел за руль. Заднее сиденье было предоставлено в наше полное распоряжение, и она проплакала до самого отеля.

Пока мы ехали, я пытался запомнить каждый поворот, название каждой эстакады и каждого перекрестка на въезде в город. Поездка длилась никак не менее часа, но в итоге я был практически уверен в том, что смогу повторить маршрут.

– Правда красиво? – спросил Моралес, когда мы миновали ослепительно белый бетонный район города.

Мы не ответили. Мы не реагировали на все его попытки завести с нами разговор на нейтральные темы.

Он вздохнул и на время замолчал.

Я чувствовал все усиливающуюся ярость, а еще удивление по поводу того, что все дело закончилось так резко и странно. Они нас держали в тюрьме в течение, вероятно, нескольких недель, потом вдруг решили, что ошиблись, и извинились как ни в чем не бывало. Я совершенно не понимал, что происходит, кроме того, их отношение, как мне показалось, было специально рассчитано на то, чтобы привести меня в ярость. Мучения, унижения, равнодушие и освобождение – все говорило о том, что наша ценность для вселенной заключалась лишь в информации, которой мы якобы обладали и которую они желали получить. Очень хорошо. Я надеялся, что очень скоро они узнают истинную ценность моего отношения к ним. У меня возникло к ним особое отношение.

– Полагаю, вы захотите предъявить претензии через посольства ваших стран, – сказал Моралес, когда мы подъехали к отелю. – Разумеется, с нашей стороны последует письменное извинение, мы выразим глубокое сожаление, что все получилось так нескладно. Говорю это вам только потому, что советую потратить время на более приятные вещи. Наслаждайтесь пребыванием в нашей прекрасной стране, в ее столице.

Мы вышли из машины. Доминик достал чемоданы из багажника и поставил их на тротуар. Он улыбался.

Моралес тоже вышел из машины и остановился перед нами.

– Наслаждайтесь, – сказал он, протягивая руку.

Я посмотрел на его руку, потом – ему в глаза. Поднял чемоданы и внес их в вестибюль. Никто из нас не обернулся, однако номерной знак его машины я тоже запомнил.

Нам предоставили номер на верхнем этаже в задней части отеля.

Когда наш багаж уже находился на стеллаже и дверь за коридорным закрылась, Мария бросилась мне в объятия. Ее била дрожь, она рыдала. Я крепко прижимал ее к себе, гладил по шее и волосам. Лишь через несколько секунд осознал, что мы целуемся. Решил не останавливаться. Это было рефлексом как с моей, так и с ее стороны.

Ситуация продолжала развиваться, хотя ни я, ни она не произнесли ни слова. Буквально через несколько минут мы оказались в постели. Потом началась дикая скачка в полной тишине, по пейзажу плоти, ее волосы были в моей руке, а мягкое тело выгибалось подо мной. В течение некоторого времени ничто другое не имело для нас значения.

Потом я лежал, глядя в потолок, курил, а она прижимала мой левый бицепс к своей груди.

– Что будем делать? – шепотом спросила она.

– Попытаемся понять, что произошло, – ответил я. – Моралеса убивать пока не следует. Возможно, придется подождать несколько месяцев. Возможно, я покину страну, чтобы вернуться потом. Но я его достану.

– А что будем делать с другим делом? – спросила она после долгой паузы.

– Все связано. Каким-то образом. Я в этом не сомневаюсь.

Она крепко сжала мою руку, потом отпустила.

– С чего начнем?

– Сообщим в наши посольства о том, что с нами случилось.

– А чем это нам поможет?

– Ничем. Но я думаю, что мы должны так поступить. Давай в течение некоторого времени вести себя достаточно предсказуемо.

Я потушил сигарету и погладил ее по волосам.