Текст книги "Покойся с миром"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

VIII

Его звали Дональд Мэйсон. Лет пятидесяти, как мне показалось, черные волосы едва тронуты сединой. Взгляд темных глаз твердый, движения – неторопливые и уверенные. Речь с ярко выраженным бостонским акцентом без растягивания слов звучала убедительно.

Мы сидели в небольшом кабинете американского консульства и слушали шум дорожного движения под окнами.

Встреча состоялась через два дня после нашего освобождения. Я позвонил в консульство, назвался гражданином США, связанным с определенной правительственной организацией, и попросил о встрече с офицером контрразведки. Добавил, что нуждаюсь во встрече срочно, назвал номер своего телефона и повесил трубку. Потом мы с Марией заказали ужин и не выходили из номера.

Мэйсон позвонил ближе к вечеру. Звонок был международным. Он не сказал, откуда звонит. Мы договорились о встрече, каковая и состоялась на следующее утро именно в этом кабинете. Я рассказал ему о случившемся с нами. Он внимательно меня выслушал, сказал, что все проверит и свяжется со мной.

И действительно связался, и мы встретились.

И сейчас он говорил мне, что все закончилось.

– Вы имеете в виду, что меня больше не разыскивают в связи с совершенными в Риме убийствами? – поинтересовался я.

– Именно так, – подтвердил он. – Наши люди руководят расследованием при сотрудничестве с итальянскими властями. Итальянцы могут считать, что они тут главные, но можете мне поверить, что все происходит так, как я говорю.

– Успехи есть?

– Пока никто не арестован.

– А как начет смерти отца Бретана?

– Мы оказываем властям Португалии всю возможную помощь.

– И как успехи?

– Никто пока не арестован.

– Каков мой статус в связи с убийством Карла Бернини?

– Судя по всему, к вам нет претензий.

– Сотрудничество агентства с властями Нью-Йорка? Или что-нибудь другое?

– Скажем так, вас это больше не касается, но следствие продолжается.

– Кто-нибудь арестован?

– Нет.

– А как насчет издевательского обращения с нами инспектора Моралеса?

– В местной полиции действительно служит инспектор Моралес, который соответствует вашему описанию. Тем не менее он опровергает рассказанную вами историю. Заявляет, что никогда не слышал ни о вас, ни о Марии. Департамент подтверждает его показания в том смысле, что не существует никаких записей о вашем задержании или допросе.

– Он расследует ограбление дома Бретана?

– Да.

– Я передал вам описание дома, в котором нас держали, и карту с указанием его местонахождения. Что можете сказать?

– Давно покинутая ферма, главное здание которой более или менее соответствует вашему описанию.

– Есть следы недавнего пребывания людей?

– Некоторые.

– Кто владелец?

– Престарелая чета, живет в богадельне в Покос-де-Калдас. Давно выставили ферму на продажу.

– А как насчет номера машины, который я вам сообщил?

– Она действительно принадлежит полиции и находилась в распоряжении Моралеса.

– Ну и что?

– Ничего. Кто угодно мог записать номер машины и описать старое здание. Кому скорее поверят? Он – местный житель, в то время как вы с Марией – иностранцы. Кроме того, вы определенно не выглядите так, словно недавно подвергались насилию.

– Вы верите Моралесу?

– Конечно нет. Просто советую забыть обо всем.

– Это трудно.

– Вся жизнь впереди.

– Спасибо. А как насчет Эмиля Бретана? Его нашли?

– Нет.

– А вы его ищете?

– Овидий…

– Да?

– Похоже, вы меня не поняли. Не имеет значения, ищут ли его и будет ли он найден. По крайней мере, для вас. Я только что принял ваш последний отчет. Вы больше не имеете к данному делу никакого отношения. Позвольте выразить благодарность от имени агентства. Можете заниматься вашими собственными делами.

– Потрясающе, – сказал я. – Не соблаговолите сообщить, что я для вас сделал?

– Да я бы с удовольствием… – начал он.

– …но мне необязательно об этом знать, – закончил я за него.

Он кивнул:

– В принципе да.

– Прекрасно. Вы ничего не можете сделать для меня и не нуждаетесь в моих услугах, значит, наши отношения прерываются. Я прав?

– Вероятно, да. Чем собираетесь заняться?

Я пожал плечами:

– Если уж оказался в этой стране, надо поглазеть на достопримечательности, посетить галереи или музеи. Что-нибудь в этом роде. А что?

– Спросил из чистого любопытства, – сказал он. – Просто не хотелось бы, чтобы вы снова оказались в затруднительном положении, учитывая, что в этом нет никакого смысла.

– Вы пытаетесь сказать, что мне будет угрожать опасность, если я здесь останусь?

– Нет, и в мыслях не было. Опасность может угрожать вам везде, если вы настроены ее искать.

– Понятно, – сказал я. – Я не был настроен ее искать. Может быть, подскажете, где я могу ее найти, чтобы держаться от таких мест подальше?

Он улыбнулся, показав зубы, которые были слишком идеальными для естественных.

– Мне кажется, – сказал он, – что вы настолько втянулись в это дело, что решили заняться его расследованием самостоятельно. Настоятельно рекомендую не делать этого.

– Я понятия не имею, с чего начать, – сказал я, закуривая. – Нет, я намереваюсь провести пару недель в этой чудесной стране и вернуться в Штаты, заняться привычным бизнесом и продать свой рассказ журналу «Роллинг Стоунз».

Улыбка исчезла с его лица.

– Я не стал бы шутить по этому поводу, – тихо произнес он.

– Конечно не стали бы, – сказал я. – Вы – наемный работник. Но я и не собирался шутить. Кто-то где-то должен быть заинтересован в моем рассказе, по меньшей мере до такой степени, чтобы оплатить мои расходы на полет сюда. Я – обеспеченный человек, но меня вряд ли можно назвать состоятельным. Такие перемещения по миру дорого мне обходятся и мешают успешному ведению дел в галерее.

– Ваши расходы могут быть возмещены, – сказал он.

– Никто и никогда не говорил мне об этом. Кроме текущих расходов, я лишился прибыли, которую мог бы получить.

– Уверен, мы сможем договориться. Передайте человеку, который свяжется с вами, чеки, касающиеся перелетов, и сообщите ему приблизительную сумму финансовых потерь. Он решит данную проблему. Вы довольны моим предложением?

– Пожалуй.

– Дайте мне определенный ответ. У нас и так достаточно плохая репутация.

– Хорошо, да. Мой ответ – да.

– Отлично.

Он вздохнул:

– Кажется, мы обсудили все вопросы.

– Кажется, да.

Он встал и протянул мне руку, я пожал ее.

– Благодарю вас, – сказал он. – И приношу свои извинения за то, что не могу сказать, за что именно. Не думаю, что мы встретимся снова. Желаю приятно провести здесь время и без проблем вернуться домой.

– Спасибо.

Когда я повернулся и направился к двери, он добавил:

– Удачи.

В тот же вечер мы с Марией поужинали в неоправданно дорогом рыбном ресторане, который, по заверениям составлявшего путеводитель парня, был исключительно хорошим. На мой взгляд, праздновать было нечего. По словам Мэйсона, я стал свободен… Я понятия не имел, от чего именно. Тем не менее что-то влияло на мои действия в течение последних нескольких недель и привело к тому, что в меня стреляли, я был вынужден метаться из страны в страну и даже подвергся пыткам. По словам Мэйсона, этот период закончился, что отчасти подтверждалось посещением такого неоправданно дорогого ресторана.

Физически я чувствовал себя почти нормально. Мое отношение к крупной обезличенной правительственной организации, обладающей почти неограниченной властью, не изменилось, впрочем, я всегда считал себя анархистом. Теперь, учитывая два обещания, я мог заняться собственной галереей.

Мария либо не помнила, либо постаралась забыть мои бредовые восклицания на допросах о моей связи с ЦРУ. Может быть, просто предпочитала не вспоминать о них. Меня это вполне устраивало. Ее запрос в итальянское консульство кончился тем, что она выслушала ту же самую историю, касающуюся Моралеса. Я позвонил Бретану. В первый раз служанка сняла трубку и сказала, что миссис Бретан не может подойти к телефону. Во второй раз просто повесила трубку, услышав мой голос. Я, набив рот вкусной рыбой, подумал о Кафке.

Мария в шестой или седьмой раз задала мне вопрос о том, что мы будем делать, и я как раз решал, какой ответ ей дать, чтобы он соответствовал ходу моих мыслей, когда услышал свое имя, которому предшествовало достаточно вежливое ругательство.

На мое плечо, когда я обернулся, опустилась ладонь Уолтера Карлона.

– …я тоже рад встрече, – сказал он.

– Кажется, мы знакомы. – Я пожал его руку.

– Мария, выглядишь чудесно, – сказал он.

– Спасибо, – улыбнулась она.

– Позволите к вам присоединиться?

– Присаживайся, – сказал я. – Уолт, ты давно в этом городе?

– Прилетел позавчера, – ответил он. – Из Рио. Провел там пару дней. В основном в галереях и в пресс-клубе. Потом услышал, что настоящие шедевры выставлены здесь.

Он опустился на свободный стул и вздохнул.

– Слишком много пришлось посмотреть. Ужасно болят ноги.

Я кивнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Он обратил свой взгляд на Марию.

– Жаль, что это случилось с твоим боссом.

– Что? – спросила она. – С Бруно?

– Да. Хочешь сказать, что ничего не слышала?

– Ничего. Что случилось?

– Автомобильная авария. Чуть больше недели тому назад. Я был на похоронах.

Мы перестали есть. Мария во все глаза уставилась на него. Он потупился.

– Жаль было начинать с этого разговор, особенно за ужином. Думал, вы знаете. Простите.

– Как это случилось? – спросил я.

– Как я сказал. Был в горах, съехал с дороги. Может быть, заснул за рулем.

– Насколько я понимаю, свидетелей не было.

– Не было.

– Он пил перед этим?

– Не знаю, а я как раз собираюсь. – Он повернулся и сделал заказ проходившему мимо официанту. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Я кивнул и стал есть, Мария последовала моему примеру.

– Знаешь, именно ты заставил меня прилететь сюда, – сказал он.

– Да? Каким образом?

– Тогда, в Риме, ты говорил о Бразилии. Заставил меня задуматься. Мне захотелось сменить обстановку, а в Штаты лететь я не хотел. Потому собрал вещи и прилетел сюда.

– И как тебе страна?

– Я в восторге! Увидел тысячи полотен Портинари, о существовании которых даже не подозревал, не говоря уже о произведениях Камарго, Бандайры, Склиара, Эльзаса, Кариба и Эвридики. Просто великолепно! Ты был прав. Я очень рад, что прилетел сюда. Вчера мне показалось, что получил материал для статей на целый год. Кстати, тебе не хотелось бы провести по меньшей мере месяц в Музее современного искусства?

– Еще не довелось в нем побывать.

Он рассмеялся:

– Неужели?

– Я не шучу, – сказал я. – Я не был в этом музее.

– Тебя отвлекло нечто более интересное?

– Нет.

– Не понимаю.

– Я тоже. Нас держали в тюрьме и допрашивали маньяки.

– Вас похитили? Или вы оказались в лапах террористов?

– Что-то вроде того.

Он, нахмурившись, внимательно посмотрел на меня:

– Ты не шутишь?

– Нет. Я зол как черт.

– Сообщил обо всем в посольство Штатов?

– Конечно. Безрезультатно.

– Какой ужас!

– Согласен.

– Как же вы все это выдержали?

– Не сейчас. Я ужинаю.

– Но чего они хотели? Что случилось?

– Нам повезло оказаться в доме парня по имени Эмиль Бретан буквально на следующее утро после того, как его обокрали. Мы попытались обмануть так называемых полицейских, с этого все и началось.

– Бретан, – сказал он. – Неудивительно.

Я поднял взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, все хотят его найти.

Я опустил вилку:

– Почему?

– Мой бог! Вы что, газет не читаете? – Он замолчал, чтобы принять от официанта бокал, пригубил вино и попросил принести меню. – Он сейчас самый знаменитый преступник.

– Почему? – спросила Мария.

– Из-за денег, – ответил он, махнув рукой. – Все стало известно, когда я был в Рио. Он был большой шишкой в своей компании, директором по инвестициям или кем-то еще.

– В компании «Бассенрат», – подсказала Мария.

– Да, именно в этой компании. Отсутствует уже в течение двух недель. Он часто уезжал, чтобы, так сказать, вести учет их инвестиций, поэтому никто ничего не заподозрил, когда он отправился в очередную поездку. Лишь через несколько дней поняли, в чем дело, и потеряли еще какое-то время, пытаясь все сохранить в тайне. Потом стало слишком поздно. Он успел снять деньги с нескольких счетов и ликвидировать несколько авуаров до того, как его действия смогли заблокировать.

Я вынужден был вздохнуть, прежде чем сделать глоток.

– Сколько он получил?

Ему принесли меню, он сделал заказ. Потом посмотрел на меня и пожал плечами.

– По некоторым прикидкам, речь идет о миллионах, – сказал он. – Компания «Бассенрат» никаких цифр не представила. Возможно, просто не могла.

– Что ты имеешь в виду?

Он улыбнулся.

– В этой стране неуплата налогов считается традицией, и принуждение к их уплате не столь эффективно, как в Соединенных Штатах. Насколько я знаю, некоторые компании ведут бухгалтерскую отчетность в четырех экземплярах.

– В четырех?

– Один – для самих служащих, второй – для держателей акций, третий – для иностранных инвесторов, четвертый – для правительства. Если подобное происходило в компании «Бассенрат», не думаю, что быстро будут найдены счета и суммы на них.

– И Эмиль, как я полагаю, имел доступ ко всей отчетности?

– Конечно! Он же был начальником всей бухгалтерии!

– Судя по всему, талантливый парень.

– Второй по успеваемости в Гарвардской школе бизнеса.

– Только второй?

– Да. Но все лавры остались в семье. Первым стал его младший брат. Впрочем, он предпочел не заниматься бизнесом и стал священником.

– И теперь все это знают? – спросил я.

– Все стало известно на прошлой неделе. Мой знакомый журналист из Рио посвятил меня в некоторые подробности.

– Где он находится сейчас, по твоему мнению? – спросила Мария.

Он покачал головой:

– Не могу даже представить. Может быть, уже в Швейцарии.

Она поднесла салфетку к губам, потом начала хлюпать носом.

– Значит, они ничего не знали наверняка, – произнесла она через некоторое время.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Когда арестовали нас, – сказала она.

– Не понимаю…

– Они, когда нас арестовывали, – пояснил я, – вели себя достаточно грубо… Именно на этом основываются наши претензии.

– Вы сказали, что ваши претензии остались без внимания.

Я не смог выдавить из себя даже самую циничную улыбку.

– Правильно.

– И не осталось никаких протоколов?

– Никаких. Нам все это просто приснилось.

– Насколько грубо они себя вели?

– Давай поговорим на какую-нибудь другую тему.

– Зачем вам понадобилось врать полицейским? Как вы вообще оказались в доме Бретана?

– Хороший вопрос, – сказал я. – Но ответ на него может оказаться долгим и скучным.

– У меня есть время.

– Почему бы и нет? – сказал я. – Только не забывай, что ты сам попросил об этом.

Наши четвертые чашки кофе уже остыли, и мы допивали последние бокалы после ужина, когда я закончил свой рассказ. Некоторое время Уолтер и Мария просто смотрели на меня.

– В это невозможно поверить, – наконец сказал Уолт.

Мария промолчала.

– Согласен, – сказал я. – Только ребята, которые затеяли все это и споспешествовали дальнейшему развитию событий, очень даже способны в это поверить, но они вычеркнули меня из списка действующих лиц. Я не знаю, какую функцию выполнял и почему, но, похоже, теперь всем на это наплевать. Поэтому я обо всем этом рассказал вам. Теперь мои слова и поступки не имеют значения. Словно ничего не произошло. А еще мне захотелось просто поплакать на чьей-нибудь груди.

– Жаль, что попросил тебя рассказать об этом, – сказал Уолт и сжал губы. – Теперь мне будет мерещиться Саси в каждом углу.

– Саси? – переспросил я. – Кто это такой?

– Гнусный мужик, который бросает бомбы, берет в заложники дипломатов и удерживает людей у себя помимо их воли.

– Никогда не слышал этого имени.

– Это кличка. О нем была небольшая заметка в «Нью-Йорк таймс» некоторое время назад. Может быть, это не физическое лицо. Просто его имя несколько раз появлялось на требованиях о выкупе, и его скандировали на демонстрациях.

– Он давно в деле?

Уолт усмехнулся:

– Порядка двухсот лет. Полное имя – Саси-Перере. Герой многих легенд, в которых он выступает маленьким чернокожим эльфом. Носит красный ночной колпак, курит длинную трубку и прыгает на одной ноге. Получает истинное удовольствие от разных преступлений. Неплохое имя для революционного лидера, хотя, как мне кажется, о революции он не думает.

– Что дальше?

– Я думаю, лучше всего объяснить его дальнейшие действия как выход из партии. В течение нескольких лет существовало движение, становившееся то активным, то пассивным, – движение за выход Сан-Паулу из состава Бразилии и признание города и штата независимым государством. Последний раз эта новость попала на страницы газет в начале шестидесятых. Кажется, именно в то время был впервые упомянут Саси. Как революционер, а не как эльф.

– Насколько сильно движение сейчас?

Он пожал плечами:

– Не знаю. И никто не знает. Потому что никто не понимает, что происходит в Бразилии, и меньше всего сами бразильцы. Но лично мне понятно одно: в штате Сан-Паулу самая сильная полиция в стране. Есть такая аксиома: тот, кто управляет армией, управляет государством. Другое дело, что здесь никто не может сказать наверняка, кто именно управляет армией. Уж во всяком случае, не военачальники.

– Судя по всему, что-то пошло не так.

– Пойми, это же феодальная страна в постиндустриальном обществе. Сан-Паулу торчит, как палец у голосующего на дороге. Огромное поселение, урбанизированное, промышленное, богатое и развивающееся, представляет собой аномалию, и существуют распри, стремящиеся выйти наружу. Вряд ли это можно назвать мечтой марксиста. Совсем наоборот, по моему мнению. Могу предположить, что некоторые радикальные элементы, особенно те, которых заставляли заниматься самой грязной работой, хватаются за морковку, которую им предлагает Республика рабочих Сан-Паулу или кто-то еще. Может быть, морковкой размахивает именно Саси. Или его двойник. Мои друзья думают об этом.

– Ты считаешь, что именно такие люди посадили нас в тюрьму и допрашивали? – спросила Мария.

– Похоже на то, – ответил он. – Политические действия требуют денег на всех уровнях, а в деле Бретана замешаны большие деньги. Вы оказались не в нужном месте не в нужное время и начали врать. Они хотели выпытать у вас все, что вам известно. Вы же сами говорите, что они узнали бы больше, если бы постарались лучше.

– Почему же они остановились на полдороге? – спросила Мария.

– А чего ради им стараться? Вы безобидны. Какой вред вы способны им причинить? Никакого. Что вы способны с ними сделать? Аналогичный ответ. Ничего. Такие люди не всегда полные чудовища. Некоторые из них умеют работать скальпелем, а не топором. Может быть, вам и впрямь повезло.

Мария тихо засмеялась.

– Да уж!

– Мне кажется, что повезло, – сказал Уолтер, закурив сигару – Возможно, вас спасла обычная человеческая порядочность. Или их напугало упоминание Овидием ЦРУ. Возможно, они рассудили так: если гринго и впрямь работает здесь по другому делу, то в случае его гибели сюда нагрянет целая свора ищеек и выяснится, что их агента убили люди, которые находятся в оппозиции к поддерживаемому США правительству. Ваше освобождение сделало еще более неясным личности пленивших вас людей и их мотивы. Возможны варианты. Смерть, с другой стороны, могла бы сузить поле поиска и одновременно привлечь излишнее внимание. В любом случае вам повезло.

– Но мы сможем опознать их, Моралеса и других, – сказала Мария.

– Ну и что? Скорее всего, вы больше никогда их не увидите, а даже если увидите, ваши показания против них ничего не стоят. Этот Моралес может даже не оказаться Моралесом, состоящим на службе в местной полиции.

– Верно, – согласился я, – и у нас ничего не осталось.

– Лучше, чем оказаться убитыми.

– Чем будем заниматься? – спросила Мария.

– Думаю, завтра вы позволите мне поводить вас по музеям. Вы там еще не были, а стоит, сами убедитесь.

– Согласна, – сказала она. – А ты, Овидий?

– Прекрасное предложение.

– Я имел в виду… – начал было Уолтер.

И тут Мария как-то скверно улыбнулась мне.

– Мы могли бы заняться чем-нибудь другим, – сказала она.

Я кивнул. Только ссоры мне и не хватало.

Ситуация стана более спокойной, мы поймали такси и договорились встретиться завтра у Музея современного искусства. Мария не произнесла ни слова, пока мы возвращались в отель. В вестибюле я взял газету, просто чтобы заняться хоть чем-нибудь.

Мы ходили от полотна к полотну, из зала в зал, из одного крыла здания в другое. Мария держала меня за руку, мы двигались медленно, не всегда обращая внимание на то, что было перед нами, не всегда слыша то, что говорил Уолтер. Музей, как мне показалось, был великолепным.

Прошлой ночью мы поругались. Оставалось только надеяться, что номера в отеле были звуконепроницаемыми.

Она не разговаривала со мной, я решил поступить так же. Повесил пиджак на вешалку, расположился в кресле и начал читать газету. Некоторое время она провела в ванной комнате, потом вышла из нее. Походила по номеру. Посидела. Закурила. Сидя и куря, уставилась на меня.

Я обнаружил в газете статью об Эмиле. Не узнал ничего нового, включая фотографию. Не слишком удачную, но я смог уловить сходство с фотографиями Клода, которые мне довелось видеть.

Она сидела, курила, смотрела на меня, потом начала издавать шипение, как закипевший чайник.

Я поднял голову, и на меня обрушилась волна ругательств на итальянском, некоторые я не узнал, потому что они были произнесены на неизвестном мне диалекте. Впрочем, кое-что я понял, например «лжец!», «свинья!», «клеветник!», «трус!» и «глупец!».

Когда она замолчала, чтобы затянуться, я спросил, что, собственно, она имеет в виду.

Это позволило мне докурить одну сигарету и закурить другую.

Стало значительно интереснее, когда она прибегла к пантомиме, помимо слов и жестов. В значительной степени обтягивающая тело черная комбинация, особенно при движениях, стала неопровержимым аргументом.

Какими только словами она не называла меня за то, что я не посвятил ее во все подробности моего вынужденного участия в деле Бретана, и еще больше мне досталось за то, что я рассказываю об этом каждому встречному-поперечному, да еще к тому же в ее присутствии. Я, оказывается, заставил ее выглядеть проституткой, хотя и не упоминал о том, что она спала с Клодом. Разве можно было сделать какой-нибудь другой вывод? Я не сделал ничего путного за все время, что мы провели вместе. Добился лишь того, что нас арестовали и подвергли пыткам. Мы не узнали ничего из того, что стремились узнать, и вряд ли узнаем. Храбрый мужчина давно бы все понял и попытался исправить ошибки. Она питала отвращение к Сан-Паулу, а я в ее глазах был не более чем очередной свиньей, насладившейся ее юным телом в момент, когда она плохо контролировала свои реакции…

Боги были настолько милостивы, что послали мне видение: о том, чем могла бы оказаться супружеская жизнь с Марией, на основании проведенных с ней нескольких дней. Я, вздрогнув, отшатнулся от геенны огненной. Пламя опалило мои волосы и брови и поджарило каучуковые подошвы туфель.

Я подождал, когда она замолчит, и спросил:

– Это все?

Она запрокинула голову и издала звериный рык. Я отбросил газету и схватил ее за запястья, когда она прыгнула на меня. Мне удалось увернуться от ударов ногами. К счастью, на ней не было туфель.

Я бросил ее на постель и склонился над ней.

– Выслушай три моих аргумента, – сказал я, не обращая внимания на ее вопли. – Всего три, потом можешь орать, сколько хочешь. Во-первых, я рассказал Уолту о том, что с нами случилось, потому что почувствовал необходимость в этом. Расскажу о том же кому угодно, если почувствую такую же необходимость. Можешь последовать моему примеру. Это не имеет никакого значения, но я почувствую себя значительно лучше. Честно говоря, мы в результате кое-что узнали. Во-вторых, – сказал я, и она уже тихо скулила, – тебе я не рассказал обо всем только потому, что не подозревал, что мы окажемся вместе в этом дерьме. А когда оказались, было уже поздно. Ситуация развивалась слишком быстро, и я не хотел втягивать тебя в это дело. Теперь ты все узнала, и какая разница? И наконец, – сказан я, когда она уже молчала, – тебе кажется, что я ничего не делаю в данный момент. Но в данный момент нужно только ждать и думать.

– Ждать чего? – воскликнула она. – Думать о чем?

– Ждать новостей об Эмиле. От этого зависит то, что я стану делать. Если не хочешь поступать так, как хочу я, могу купить тебе билет на следующий рейс в Рим. Кстати, мне кажется, это весьма неплохая идея.

– Нет! – воскликнула она. – Я останусь с тобой, пока мы не найдем убийцу Клода.

– Ты мне только мешаешь своим нытьем. Ты считаешь, что я обманул твои ожидания? Ты думала, что я необыкновенно умен и удачлив. Ну так вот, запасы удачи закончились, и сомнения по поводу моих умственных способностей вряд ли к чему-нибудь приведут. Если ты понимаешь это, можешь уйти. Или уйду я.

– Я не уйду.

– Хорошо, – сказал я, пожав плечами. – Мне уйти?

– Куда?

– Для начала – в вестибюль, чтобы снять номер на другом этаже. В котором никто не будет кричать.

Она стала рассматривать ковер на полу.

– Не уходи, – сказала она еле слышно. – Понимаешь, я всегда веду себя так, когда расстроена или подавлена, а сейчас мне очень плохо… Я должна что-то делать. Кому-то поплакаться. Меня расстраивает все, что с нами произошло и продолжает происходить. Не обращай внимания на мои истерики. И не оставляй меня. – Она взяла меня за руку. – Я кричу только на людей, которые мне небезразличны, – и приложила мою ладонь к своей щеке.

Я почувствовал холодный пот на лбу. Геенна огненная несколько отдалилась.

Я погладил ее по волосам.

– Я все понимаю, – сказал я и сел рядом с ней.

Обнял за плечи и поцеловал в шею.

Потом поцеловал в губы, в шею, снял комбинацию и поцеловал груди.

Она откинулась на кровати, и я почувствовал, что ее тело расслабилось.

– Я все понимаю, – повторил я.

Черная комбинация упала на пол.

Музей, как мне показалось, был великолепным. Мы бродили по залам почти как в трансе, наслаждаясь переменчивостью цвета и формы, мерцания и света. Этим утром все художники казались нам гениальными, и птички, щебетавшие в мозгу, слагали невидимые песни в идеально прозрачном воздухе.

День оказался удачным для нас обоих. Уолтер с его желанием нам всяческого добра и взятой напрокат машиной следовал за нами как тень и был полезен и незаметен, как услужливый джинн или как воздух и электричество. На какое-то время я почувствовал себя лишенным бремени обязанностей и забот. И все же меня грызло неясное предчувствие, что эта идиллия недолговечна – и вот почему: всякий раз, когда я чувствовал себя столь превосходно, все заканчивалось катастрофой. Впрочем, я решил не обращать на это внимания.

На сей раз обошлось без совокупления, яростного и отчаянного, как соитие взбесившихся бабуинов, напротив, наши отношения были так трогательно нежны.

Такое в моей жизни случается все реже, должно быть, сказывается возраст, и каждый раз я благодарю за это судьбу. Мы просто гуляли и смотрели на то, на что нам хотелось смотреть. Очень часто касались друг друга и еще чаще смеялись.

В общем, день прошел под знаком древнего уравнения «время/удовольствие»: то есть чем больше удовольствий, тем быстрее летит время. И действительно, как-то уж очень скоро солнце над нашими головами начало расщеплять башни и пережевывать бетонные коренные зубы. Когда тени слились в одно и включились уличные огни, мы направились в кафе.

Мы смеялись, разговаривали, не задумываясь о сказанных словах, мы просто наслаждались звуками и красками уходящего дня. В кафе играла музыка, окно, возле которого мы сидели, выходило в небольшой парк, цветы в котором уже заснули, но их сладкий аромат иногда доносили проносившиеся над нашим столиком порывы прохладного ветерка. Мы ели толстые сэндвичи, пили пиво и чувствовали себя счастливыми.

Да, о чем-то разговаривали, слушали музыку, даже подпевали… Потом я вышел на улицу, чтобы купить газету.

Вернулся не скоро и не сел за столик. Бросил газету на стол, опрокинув бокал с пивом Уолтера. Бокал не разбился, Уолтер успел его поймать, прежде чем он скатился со стола.

– Какого дьявола? – воскликнул он, подняв голову и вытирая мокрую руку. – Что случилось?

– Ты – сукин сын, – заявил я. – Вот что случилось!

Он бросил взгляд на газету и усмехнулся.

– Да, – сказал он. – Понятно. И все-таки повторяю: что случилось?

Я с трудом подавил желание ударить его по физиономии.

– Я передал тебе определенную информацию, передал доверительно, – сказал я, пытаясь говорить спокойно. – Передал потому, что давно знаком с тобой и полагал, что могу доверять. Большое тебе спасибо!

Статья с размытыми фотографиями занимала несколько внутренних полос газеты. В ней говорилось, что меня как агента ЦРУ похитили местные террористы, подвергли допросу под пытками, после чего отпустили. Ни слова не было о предшествующих похищению событиях, кроме того, что я являюсь торговцем произведениями искусства. Мария не упоминалась вовсе, но несколько параграфов были посвящены тому, какие меры принимает правительство, чтобы уничтожить подобные группы. Под статьей красовалась подпись Карлона.

– Гм, – пробормотал он. – Вырезали немало и добавили не меньше. Честно говоря, переписали всю статью. Проклятье!

– Больше ничего не хочешь сказать?

– Фотографии плохие.

Я ударил его и назвал самыми грязными именами, которые знал. Он откинулся назад, но стоявший за его спиной стол не позволил ему упасть на пол.

После этого последовали несколько секунд тишины, потом раздался гул голосов, к нам подбежали какие-то люди. Может быть, посетители, может быть, работники кафе. Меня схватили за руки, хотя я и не пытался сопротивляться. Хозяин кафе кричал, чтобы мы убирались.

Меня вывели на улицу.

Мария вышла вслед за мной буквально через минуту.

– Я расплатилась, – сообщила она.

– Отлично.

Я поискал взглядом такси.

– Хочу вернуться и посмотреть, как чувствует себя Уолтер, – сказала Мария.

– Только попробуй! – воскликнул я, схватив ее за руку. – Ты вернешься со мной в отель, причем немедленно!

Она вырвала руку.

– И не подумаю! – воскликнула она, отступив на шаг и опасно сверкая глазами. – Не собираюсь становиться соучастницей совершенных тобой преступлений.

– Ну и проваливай, – сказал я и остался наедине с закрывшейся дверью.

Прошелся по улице, поймал такси и вернулся в отель.

Заказав выпивку в номер, я сел у окна, оставив включенной только настольную лампу, и попытался все обдумать.

Я чувствовал себя обиженным и уязвленными. Против меня выступили два человека, которым, как я думал, в этом городе я мог доверять. Уолтер когда-то был газетчиком, но я надеялся, что он давно избавился от присущих людям этой профессии привычек, кроме того, я полагал, что не в его правилах пользоваться доверием друга ради сомнительных денежных выгод, которые сулила подпись под статьей. Значит, я ошибся, и от этого мне было вдвойне обидно.