Текст книги "Пояс Богородицы"

Автор книги: Роберт Святополк-Мирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава седьмая
ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ…

Ерема Селиванов, зная не пона-слышке ум, ловкость и возможности служителей тай-ной веры, больше всего боялся, что его побег как-то раскроется, в гибель не поверят, следы обнаружат, пойдут по ним, догонят, поймают и уж тогда…

Он так долго обдумывал все детали, что подготовил план, который вполне можно было бы признать иде-альным.

Если Трофим, Никифор и другие все же не поверят в смерть на болоте и начнут его искать, они очень бы-стро определят направление движения Еремы.

Будучи хорошо знакомы с его биографией, они бы-стро поймут, что мальчик, скорее всего, пойдет к тому, кого хорошо знает, и это могут быть только два чело-века – Антип Русинов и Василий Медведев.

Ерема не имел ни малейшего представления, где сейчас может скрываться разбойник Антип, но он прекрасно помнил, где находится Медведевка.

Вообще-то он и намеревался направиться именно туда.

Более того, зная, что Степан – злейший враг Мед-ведева, Ерема, поклявшийся в душе не оставить безна-казанной не только саму смерть родителей, но и всю их искалеченную жизнь, конечно, не стал бы скрывать от Медведева ничего, что ему известно обо всем, в том числе и о тайной вере. Именно этого-то больше всего и должны были бояться ее служители, и, хорошо понимая это, Ерема разработал тот самый, почти идеаль-ный план.

Даже если они и заподозрят, что он остался жив, и начнут все проверять, они не должны ничего най-ти. У них повсюду есть свои люди, и они, конечно же, пошлют их наведаться и к Антипу, и к Медведеву. И пусть. Сколько времени его там смогут поджидать?

Месяц, два, три…

Не-е-ет, он не появится в Медведевке ни через ме-сяц, ни через два, ни через три.

Он придет туда через год, когда никто и нигде уже не будет его искать. Более того, он и сейчас пойдет во-все не туда, куда он должен был бы пойти, а в прямо противоположную сторону: не на запад и не на се-вер – к Гомелю, Угре и границам Московского княже-ства, а наоборот – на юг, на Подолье, – к Днепру и еще ниже к порогам, на дальнюю казацкую вольницу!

Во-первых, там его никогда не найдут, даже если вздумают искать.

Во-вторых, там тепло, и он легко перезимует.

В-третьих, в той лихой, почти разбойничьей мест-ности ему, возможно, удастся раздобыть себе какой-нибудь документ, чтобы полностью сменить имя и ис-чезнуть окончательно для братьев тайной веры, если даже они не прекратят его поиски.

План был великолепный, и сама судьба благоприят-ствовала е1'о исполнению.

Он построил маленький плотик и плыл на нем ис-ключительно по ночам, никем не замеченный, дер-жась поближе к берегу, вниз по течению Березины до самого Днепра.

Днем он укрывался в густых прибрежных зарослях, не попадаясь людям на глаза. У него был большой за-пас сухарей, вяленого мяса, мешочек соли, острый нож и. сплетенная из конского волоса леска с крюч-ком, оставшаяся в одежде еще от старой жизни под 'Гришином, на реке Мухавце. Уже там он хорошо нау-чился ловить рыбу, и теперь, спрятавшись в кустах и незаметно забросив в воду леску с выкопанным из-под

дерна червем или пойманным в траве кузнечиком, ему удавалось поймать то плоского леща, то большого красноперого голавля, а один раз под вечер ему даже сом попался. Боясь разводить костер, Ерема во время своих дневных отсидок в глухих зарослях чистил ры-бу, присаливал и вялил на солнце, увеличивая таким образом свой запас питания и разнообразя его.

Через две недели он добрался до большого города и крепости Речица, где не только было много войск в связи с тем, что там находился королевский замок, но также и много купцов, а потому и множество всевоз-можных речных лодок вплоть до огромных парусных купеческих ладей с веслами, которые готовились плыть целыми торговыми караванами вниз по Днепру к самому Киеву или еще дальше.

Здесь Ерема окончательно убедился, что судьба ему улыбается широкой улыбкой, потому что все склады-валось как нельзя лучше: его сам окликнул мужчина, который оказался корабельным кормчим. Он нанимал молодых ребят поработать на веслах одной из десяти больших ладей какого-то богатого купца, который вез товар в Киев.

Кормчий обещал хорошо платить, хорошо кормить и дал задаток

После сытного, горячего обеда, какого Ерема давно уже не ел, он натирал себе первые мозоли, гребя ог-ромным веслом, и любовался красотами Днепра, все еще думая о том, как ему везет.

Еще больше он радовался в Киеве, где кормчий за-платил ему и тут же предложил новую работу – по-грести еще немного, потому что купец решил с основ-ной массой судов и товаров задержаться в Киеве, а две ладьи отправить еще ниже по Днепру в Канев, где бы-ли очень высокие цены на мед и пиво и очень низкие на соль.

Ерема с радостью согласился, потому что это более чем соответствовало его замыслам – именно Канев он и избрал конечной целью своего путешествия, что-бы в тех теплых краях перезимовать.

Не доплыв двух дней до Канева, кормчий решил вы-садиться на берег, чтобы приготовить на кострах пи-щу и немного отдохнуть.

Здесь он и нашел свою смерть, которая очень лю-бит подстерегать людей в тех местах и в такое время, когда они ее совершенно не ожидают.

Татарин, весело улыбнувшись, снес ему саблей го-лову, снял с его шеи золотой православный крестик, за который кормчий успел схватиться рукой, но так и не успел помолиться, и опустил в кожаный мешочек на поясе.

Ерема застыл потрясенный, увидев, как вся огром-ная поляна заполнилась вдруг вооруженными татар-скими всадниками, возгласами нападавших и страш-ными воплями убиваемых, он увидел, как к нему на-правляется очень страшный, обритый налысо татарин с окровавленным длинным полукруглым ножом и, ши-роко осклабившись, жестом показывает, как он сейчас перережет ему горло от уха до уха.

Ерема закрыл глаза, вся его шея напряглась в ожидании смертельного прикосновения лезвия, а разум почти померк, но кто-то что-то резко закричал по-татарски, Ерему швырнули на землю, скрутили за спиной руки, и тут он потерял сознание.

Он пришел в себя от того, что на него вылили ушат теплой днепровской воды, и увидел себя лежащим на песке и скованным цепью с десятком таких, как он, молодых гребцов, и, плеть, громко щелкнув, больно ударила его по обнаженной спине.

Пленников согнали на захваченную купеческую ладью и быстро, ловко приковали к веслам, а тем временем перегрузили на нее товары с другой ладьи, которая теперь пылала, как факел.

Ерема успел еще увидеть целую вереницу моло-деньких, рыдающих девушек, которых кнутами загна-ли на борт ладьи, место убитого кормчего занял тата-рин, и ладья, отчалив, поплыла, как ни странно, даль-ше в Канев, а обернувшийся назад Ерема вдруг увидел в просвете между деревьями огромное поле, все заполненное до горизонта татарской конницей, двигаю-щейся в сторону Киева.

И тут Ерема понял, что у его гениального плана есть один маленький, но очень существенный недос-таток.

Человек предполагает, а Господь располагает…

Откуда же было знать бедному Ереме, что Канев уже захвачен и разграблен, что тысячи мужчин уже убиты, а тысячи девушек угнаны в неволю!

Откуда же ему было знать, что у сильных мира сего есть свои тайны, свои планы, свои войны и свои дого-воры, о которых маленькие люди узнают чаще всего лишь тогда, когда их начинают резать или гнать в раб-ство.

Ну откуда же мог знать Ерема, что, выполняя свой дружеский и союзнический долг по отношению к ве-ликому московскому князю Ивану Васильевичу, два-дцатитысячная армия крымского хана Менгли-Гирея внезапно напала с юга на Днепровское низовье Вели-кого Литовского княжества.

Теперь она неумолимо ползет все дальше и дальше, угрожая захватить сам Киев – мать городов русских, разграбить церкви, монастыри, имения и усадьбы, убить как можно больше мужчин, захватить как можно больше женщин и всяческих ценностей, которыми так богата киевская земля.

И все это для того, чтобы нарушить предполагае-мые планы короля польского и великого князя литов-ского Казимира, внести в них смятение, заставить от-влечь войска сюда и не позволить ему оказать воен-ную поддержку своему союзнику – хану Золотой Орды Ахмату, который со стотысячной армией двига-ется сейчас к рубежам Великого Московского княже-ства…

…Тем временем хан Ахмат двигался медленно и нето-ропливо, поскольку сейчас лишь кончался август, а он планировал подойти к берегам Оки к концу сентября,

дав своему союзнику, королю Казимиру, достаточно времени для набора войска и продвижения его навстре-чу Ахмату с целью последующего соединения обеих ар-мий где-нибудь на южных границах Московского кня-жества в октябре.

А затем в ноябре, когда реки станут, они нанесут этому обнаглевшему московскому Ивану удар, от кото-рого он уже никогда не оправится, сполна заплатив великой Золотой Орде все, что задолжал в последние годы…

И уж, конечно, слижет капли кумыса с гривы хан-ского коня…

Хану Ахмату уже давно перевалило за шестьдесят, за свою долгую жизнь он совершил немало походов, как удачных, так и не очень, но этому он придавал особое значение…

Некое странное чутье, присущее только старым лю-дям, повидавшим жизнь, подсказывало ему, что этот поход будет решающим не только в отношениях с Мо-сквой – он также должен поддержать престиж его престола – престола уже не такой могучей, уже распа-дающейся на части, но все еще грозной и сильной Большой Орды, некогда именуемой Золотой…

Вот только не подсказывало ему это чутье, чем же все закончится, а стало быть, оставалось ждать, уповая лишь на милость Аллаха.

Но хан Ахмат был терпелив, мудр и спокоен, а по-тому мало думал о том, что никак не зависело'от него, а находилось в руках Всевышнего, предпочитая жить маленькими радостями каждого дня.

Например, он считал большим везением появление две недели назад Сафата, посла тюменского хана Хад-жи Мухаммеда Ибрагима.

И даже не потому, что само по себе посольство да-лекого сибирского хана было приятным и неожидан-ным выражением почтения, но главным образом по-тому, что посол мурза Сафат оказался человеком весьма приятным, но самое замечательное – прекрас-ным игроком в шахматы

Эту старинную персидскую игру подарили когда-то хану Кичи Мухаммеду, который, весьма ею увлекшись, научил играть совсем маленького Саид Ахмата еще за-долго до того, как передал ему трон Золотой Орды вместе с инкрустированной золотом коробкой с мас-терски вырезанными из слоновой кости фигурами.

– Почаще играй в эту игру, сынок, – ты станешь мудрым правителем и удержишь трон до конца дней своих! – сказал ему при этом отец и был прав.

Ахмат вот уже скоро сорок лет твердо сидит на сво-ем троне и пока не собирается никому его передавать!

Да беда еще и в том, что нет подходящего преемни-ка. Не повезло Ахмату с сыновьями. То ветреные, не-дальновидные мальчишки, вроде бесславно погибшего в прошлом году Богадур-Султана, то бесталанные пол-ководцы, вроде Шейх-Ахмеда, который и тысячей-то с трудом командует, а куда уж стотысячным войском…

А единственный, кто был бы достойным и так хо-рошо показал себя в боях, – так тот уж староват-пятьдесят скоро…

Вот он вышел из своего шатра – тоже; как и отец, встает на рассвете: Азов-Шах, которого московиты, с присущей им пренебрежительной привычкой ковер-кать чужие имена, называют по-своему: «царевич Ма-зовша». Они не раз испытали на себе силу его напора, и еще отец нынешнего великого князя московского-Василий Васильевич, еще до того, как Шемяка выко-лол ему глаза, бегал от юного Азов-Шаха до самой Мо-сквы и дальше – почти тридцать лет тому назад – ну да, в 1451-м это было… Много добычи привез тогда сын из московских земель… А вот в шахматы так и не научился играть как следует – всегда проигрывает старому Ахма'гу, а тот потом и думает; чего-то этому сыну все же недостает… И как такому трон передавать? Шутя„конечно, думает, но все же…

А вот Сафат – замечательный игрок. Жаль, что не сын…

– Селим, пригласи посла Сафата на утреннюю пар-тию шахмат, – распорядился Ахмат, и слуга отправил-ся за послом.

…Мы сыграли уже больше двадцати партий, и он выигрывает чаще… У меня еще не было такого силь-ного партнера, Я проиграл ему последние три партии подряд…

Спустя несколько минут игроки уже сидели, скло-нившись над доской.

– Мне очень нравится играть с тобой, Сафат,– сказал хан.

Сафат, привстав от доски, вежливо склонил голову.

– Спасибо, о великий хан, – от игры с тобой я ис-пытываю огромное наслаждение: ты каждый раз пока-зываешь мне, как должен играть подлинный мастер,

Польщенный Ахмат сделал ход и с удовлетворени-ем наблюдал, как глубоко задумался над ответным хо-дом Сафат.

Но хан ошибался.

Сафат думал вовсе не о ходе.

Все две недели, которые он находился в походном стане хана, Сафат непрерывно спрашивал себя, не со-вершил ли он какой-либо ошибки – уж слишком все шло гладко…

Сафат был хорошим шахматистом и мог бы сразу ответить на ход хана, но он умышленно затягивал 'вре-мя – во-первых, для того, чтобы показать, как серьез-но он относится к игре, а во-вторых, чтобы иметь воз-можность дольше и пристальнее понаблюдать за поведением хана – Сафат никак не мог поверить, что хан Ахмат ни в чем его не подозревает.

Но хан Ахмат и в самом деле ни в чем дурном Са-фата не подозревал.

Вот уж воистину – «Человек предполагает…» Ерема Селиванов был уверен, что его план, проду-манный до малейших деталей, приведет его к успеху, но совершенно неожиданное вторжение отрядов хана Менгли-Гирея в одну секунду едва не лишило его жиз-ни и тут же превратило в жалкого, бесправного и презренного татарского раба, которого сейчас угоняли в Крым„на продажу, и не было у него ни малейших шансов вырваться на свободу и, возможно, не будет еще много лег, если он эти годы вообще переживет…

Мурза Сафат был убежден, что его ждет необыкно-венно трудное задание – подумать только: ему надо попасть в ближайшее окружение могущественного владыки, с его охраной, свитой и, наконец, стотысяч-ной армией! Это казалось просто невозможным, и вдруг, все получилось с прямо-таки чудесной легко-стью!

А все началось с того, что, расставшись с друзьями в Медведевке и попрощавшись с Левашом в Синем Ло-ге два месяца назад, Сафат двинулся на юг, в Дикое поле, навстречу войску Ахмата, и на второй же день пути его конь вдруг стал хрипеть, задыхаться и к обеду пал трупом прямо на дороге.

Сафат сразу же вспомнил, что Леваш жаловался: от какой-то заразной болезни у него пало несколько де-сятков лошадей, и еще вспомнил, что, пока он беседо-вал с хозяином, слуги поили, коня гостя, и уже тогда Сафат неизвестно почему хорошо запомнил момент: вот бородатый толстый конюх ставит перед конем Са-фата берестяное ведро с водой, и Сафат еще подумал тогда мимоходом – не холодна ли вода, не заболеет ли конь…

Коня, конечно, было жалко, но потом Сафат, очень часто размышляя о превратностях судьбы, думал: а что случилось бы, если б его конь тогда не пал?

Потеря коня, к счастью, произошла совсем недале-ко от Калуги, и Сафат еще засветло успел в город до закрытия торга.

Конечно, он сразу пошел к татарским продавцам лошадей, сторговал себе хорошего коня, только успел сесть на него, как вдруг услышал за спиной веселый оклик по-татарски:

–Сафат! Ты ли это? Откуда здесь?

Это оказался его добрый приятель и, можно ска-зать, товарищ по профессии – мурза Юсуф, тоже доверенный человек хана Менгли-Гирея, часто выпол-няющий разные поручения. Но если Сафат специали-зировался на отношениях с Московией и Западом, то Юсуф поддерживал связи своего хозяина с Востоком: с Ногайскими и Тюменскими улусами.

Оказалось, что Юсуф возвращается в Бахчисарай из Казани, где выполнял какое-то поручение хана, и, таким образом, они едут в прямо в противоположные стороны. Однако старые товарищи решили на ночь глядя не продолжать путь, переночевать на ближай-шем постоялом дворе и на рассвете двинуться в доро-гу, а пока поужинать да обменяться новостями и при-дворными сплетнями.

– Когда я выезжал из Бахчисарая, – рассказывал за ужином Юсуф, – Менгли отправлял на Подолье тысяч двадцать наших воинов – думаю, они сейчас славно веселятся там! Я спросил о тебе, и хан сказал, что ото-слал тебя к московскому Ивану, чтобы ты смотрел из-под руки подальше на юг. Должен тебе заметить, в Бахчисарае очень боятся Ахмата. А в Казани я слышал, что он уже идет сюда с огромным войском. Ты сейчас в Москву?

– Нет, я оттуда. Как раз собираюсь смотреть из-под руки подальше на юг…

– И как ты собираешься это делать? Но теперь он двигался не на юг.

Рискуя загнать коня, он мчался и мчался вдоль бе-рега Оки до самого Мурома, там коня продал, пересел на скороходную ладью и через три недели после раз-говора с Юсуфом был в Казани.

…– Случайно узнав от Юсуфа, что ты здесь, я мчался день и ночь, чтобы застать тебя, – сказал Сафат.

– Ты успел вовремя, – улыбнулся Ибак, – я закон-чил свои дела и уезжаю утром.

– Тогда выслушай меня очень внимательно.

– Я всегда и всех выслушиваю очень внимательно.

– Хан Ахмат – злейший враг дома Гиреев.

– Я знаю это.

– Он злейший враг Москвы.

– Знаю.

– Сейчас он идет туда.

– И это знаю.

– Он придет к Оке и будет ждать помощи от коро-ля. Но король не придет ему на помощь.

– Вот этого я не знаю.

– Я знаю это.

В Литву поехал Медведев. Ведь неспроста же по-слал его туда великий князь… А если Медведев за что-то берется – он это делает?

– И что дальше?

– Вероятно, состоится битва между Иваном и Ах-матом. И кто-то в ней победит. Но важно совсем не это.

– А что же?

– Независимо от того, кто победит, Ахмат должен будет вернуться зимовать в свои улусы. Если он про-играет, его армия будет потрепанной и небоеспособ-ной. Если выиграет – у него будет огромный ясак от Москвы – сотни тысяч рублей за шесть лет! Но он не дойдет до Сарай-Берке. Когда хан Ахмат остановится где-нибудь на Дону, чтобы переждать особо холодное время, однажды ночью из темноты выйдет с небольшим отрядом хан Ибак. Я встречу его и проведу пря-мо в юрту самого. Ахмата. Хан Ибак на моих глазах отрежет ему голову, а я повезу известие об этом в Мо-скву и Бахчисарай. Это событие будет иметь три важ-ных последствия. Первое – Великая Золотая Орда пе-рестанет существовать и отойдет в историю. Второе: человеком, победившим ее, останется навсегда в этой истории хан Ибак, который возьмет под свою власть все ее улусы. Третье: Крым и Москва будут лучшими друзьями хана Ибака, и военные последствия такого союза сейчас даже трудно представить.

Ибак вздохнул и улыбнулся.

– Занятная история. Одно только мне в ней не ясно. Как ты окажешься столь доверенным лицом Ахма-та, что будешь вхож по ночам в его шатер?

– Ты меня им сделаешь.

– Я? Каким же образом?

– Ты напишешь верительную грамоту на мое имя на самой лучшей бумаге, какая найдется в Казани. По этой грамоте я буду твоим доверенным послом, ты покля-нешься Ахмату в дружбе и предложишь любую помощь против Москвы или Бахчисарая. Ты дашь мне вот этот перстень, что у тебя на пальце, для большей верности. Ты оденешь меня по вашей сибирской моде и выделишь в провожатые десять твоих хороших сибирских или но-гайских воинов, некоторые из которых, возможно, по-гибнут. Но они будут моими официальными гонцами, и я буду по одному посылать их тебе с усыпляющими Ах-мата известиями. Он наверняка велит убить некоторых на выбор, чтобы проверить, что я тебе пишу. Поэтому я буду писать тебе только о его заслугах и восхищаться его величием, а ты отвечай мне через этих гонцов, как ты ему предан. Он ничего не заподозрит, и я буду с ним до самого конца. А ты жди меня на берегах Дона уже в декабре, Я найду тебя там сам.

Ибак встал, прошелся по комнате, вернулся и ска-зал:

– Мне нравится этот план. Я сделаю все, как ты хо-чешь, и буду ждать тебя там, где ты сказал. Но если ты не придешь…

– Я приду, – твердо сказал Сафат, – и отведу тебя туда, куда обещал. Слово мурзы.

– Я тебе почему-то верю, – странно улыбнулся Ибак.

…Вот так, благодаря случайной встрече со своим ста-рым товарищем, Сафат неожиданно легко и просто во-шел в число самых приближенных лиц хана Ахмата в его Московском походе.

Не надо думать, что хан Ахмат всего не проверил.

Он все проверил.

Уже трое посланцев из десяти гонцов, которые бы-ли, при Сафате, погибли где-то на опасных дорогах, а ценой их жизни стала уверенность хана Ахмата в том, что Ибак его верный друг и союзник, а его посол Са-фат – милейший человек и прекрасный шахматист.

Но если бы здесь был Медведев, он скептически сказал бы Сафату, что не верит в случайности. Он так-же очень удивился бы рассказу о том, как легко, быст-ро и наивно коварный хан Ибак воспринял сомни-тельное предложение Сафата и сделал все так, как он хотел.

И Медведев был бы прав.

Потому что Сафат не имел ни малейшего понятия о том, что именно делал хан Ибак в Казани, так далеко от своей столицы, да еще находясь там тайно, как и не знал, кого он там так долго ждал.

А ждал он там своего старого знакомого Нордуа-лет-Гирея, старшего брата Менгли, потому что Нор-дуалет еще в июле позвал его сюда тайной весточкой и назначил ему тут встречу.

За день до прибытия Сафата проплыла на ладьях по Волге московская судовая рать и остановилась на отдых подальше от казанских глаз.

Ночью намеченная встреча состоялась, и Нордуа-лет сообщил Ибаку под большим секретом: они плы-вут, чтобы раз и навсегда покончить с родовым гнез-дом хана Ахмата, столицей его Сарай-Берке, и что ес-ли он, Ибак, хочет занять чью-то сторону и подумать о своем будущем, то сейчас – самое время сделать вы-бор. Ибак, который был несколько раз в Сарай-Берке, дал Нордуалету по его просьбе ряд ценных советов от-носительно наиболее неожиданного нападения на го-род, взятия и разграбления его, пожелал успеха этой смелой операции и заверил в своей дружбе. Ему по-нравилось известие, и он начал думать о том, как бы принять более активное участие в этом деле, как тут, откуда ни. возьмись, появился Сафат со своим предло-жением…

Ибак, конечно, ничего не сказал Сафату о том, что он уже знал, но сведения Нордуалета неожиданно под-тверждались, и появлялся реальный шанс навсегда по-кончить с Золотой Ордой – ведь если столица будет разгромлена дотла, Ахмату действительно некуда бу-дет возвращаться, и он окажется беззащитным зимой в Донских степях…

В том же, что московиты захватят и уничтожат Са-рай-Берке, у Ибака не было сомнений, особенно после того, как он увидел на палубе одной из проплываю-щих мимо московских людей человека, каких еще ни-когда в жизни не видывал.

Могучий великан размахивал огромной палицей и таким же огромным щитом, обучая какой-то особой технике боя менее опытных воинов на палубе ладьи, и даже с самой середины широкой Волги донесся его странный клич:

– Йо-хх-ххо! й-о-о-о!

..Неисповедимы пути твои, Господи!