Текст книги "Пояс Богородицы"
Автор книги: Роберт Святополк-Мирский
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Глава девятая
«…В ЛИЧНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА»
ТайнописьZ
От Симона Черного
3 сентября 1480
Дом брата Аркадия Волошина в имении под Серпейском
Елизару Быку Рославль ,
Дорогой брат!
Я благополучно прибыл в Литву после утомительного путешествия из Валахии, где все теперь находится в нежных, но крепких ручках сестры Марьи. Яуверен, что при помощи брата Неждана, который,как мне кажется, с первого взгляда неравнодушен к ней и готов выполнять любое ее поручение прежде,чем она его выскажет, сестра Марья успешно справится со всеми задачами, которые я перед ней поставил.
Теперь я нахожусь в небольшом имении, принадлежащем престарелым родителям нашего брата Аркадия, которого, к слову говоря, мне пришлось срочно отозвать из Великих Лук. Дело в том, что братья изВолоколамска сообщили мне, что игумен Иосиф Волоцкий, который, как тебе известно, давно интересуется нашими делами, разнюхал, будто к его духовному ученику князю Борису Волоцкому прибыл из Новгорода новый священник, о котором он ничего незнает. Иосиф настолько этим заинтересовался, чторешил сам отправиться в Луки, чтобы лично побеседовать с новгородским братом. Зная ум, настойчивость и проницательность Иосифа, я решил не рисковать и велел немедля отозвать брата Аркадия,тем более что там, в Луках, для нас нет больше ничего интересного. Здесь же, напротив, в ближайшеевремя будет вершиться История, а у меня, как тызнаешь, есть, быть может, единственная слабость – я люблю присутствовать при поворотныхисторических событиях и своими глазами наблюдать их ход. Могу гордиться тем, что в продолжениемоей не столь уж долгой жизни мне удалось быть свидетелем, по крайней мере, десятка событий, которые оказали влияние на дальнейший ход вещей.Помнится, я недавно упоминал, как своими глазами видел приезд в Московию будущей великой княгини, иты еще посмотришь – ее появление здесь решительно изменит историю…
Брат Аркадий прибыл вчера из Лук, использовавперед отъездом свой любимый прием – мнимуюсмерть. Я пожурил его за это: надо иметь в своем арсенале сотню приемов – нельзя постоянно применять один и тот же – однажды он может превратиться в реальность. Однако я рад, что он здесь, потому что мне может понадобиться его оперативнаяпомощь, если мы с тобой сочтем необходимым как-нибудь вмешаться в ход исторических событий, которые со дня на день начнут здесь развиваться. В настоящее время я нахожусь в тылах стотысячноготатарского войска хана Ахмата, которое растянулось живой цепочкой более чем на сто верст от самой Оки и устья Угры и далее по этой речке, столь хорошо мне знакомой по многочисленным переходам рубежа. Я надеюсь, что вскоре наши братья и сестры, живущие на этих землях, начнут сообщать отом, как идет подготовка к решающей битве междумосковскими войсками, расположенными по ту сторону Угры, и ордынскими – по эту. Я надеюсь, чтомне удастся даже увидеть саму битву, если, конечно,она вообще произойдет, потому что кое-какие маленькие рычажки огромной исторической машинывсе же находятся в наших руках. Ты очень мудро поступил, устроив себе торговую поездку в Вильно, —таким образом, ты будешь рядом с королем, а я —с Ахматом, который ждет его помощи. Я давно неощущал такого душевного подъема, как сейчас, —мы находимся на пороге поистине поворотного события!
Во имя Господа Единого и Вездесущего – Нашего Господа, который видит все, но не вмешивается в ничтожные мелкие деяния смертных, позволяя нам вершить их, и таким образом передает людям частичку Его Величия…
Верую именно в такого – НАШЕГО Господа!
P.S. Чуть не забыл ответить на твой вопрос относительно Степана Полуехтова, так и не ставшегонам братом. Предлагаю поступить следующим образом: отпустить его на все четыре стороны, дав немного денег и предоставив самому решать, что дальше делать, но пристально наблюдать за каждым егошагом. Поживем —увидим.
Симон Черный.
…Степан не сомневался, что за каждым его шагом будут пристально наблюдать, поэтому выработал для себя соответствующую стратегию – он как будто ни о чем не подозревает и ведет себя естественно, но на самом деле будет контролировать каждый свой шаг, чтобы поступать так, как ИМ хотелось бы, чтобы он поступал. Впрочем, у него и нет другого выхода – он у НИХ на крючке. Во-первых, не следует забывать о предупреждении доктора Корнелиуса: если через год лекарь не сделает новую операцию, кожа начнет вместе с мясом слезать с лица Степана. Во-вторых, его болезненное самолюбие было действительно ущемлено. Степан искренне злился на самого себя – как можно было не справиться с таким простым заданием?! А ведь радовался – как здорово все придумал да как исполнил! И вдруг оказывается, что он был как на блюдечке и тот, кто за ним неотступно следил, не только увидел его промах, но исправил его – ему сказали, что мальчишку-то этого Cеливановского, которого он не утопил, все равно потом прикончили. Но кто ж мог знать, что мальчишка зимой подо льдом двадцать саженей проплывет да за спиной Степана в темной проруби под кустом вынырнет?! Хотя, – корил себя Степан, – догадаться можно было: когда он догнал Селивановых, идущих по льду с реки, мальчишка голый был да полотенцем утирался – значит, плавал в проруби! Ну что уж вспоминать – теперь о будущем думать надо! А будущее – вот оно, перед ним. Идти-то все равно больше некуда!
– Стой! Куда? – остановил его мрачный стражник у ворот, за которыми виднелся запущенный, заросший бурьяном двор и облупившиеся, давно не крашенные стены старинного княжеского дома.
– Передай князю Семену, что вернулся его самый верный слуга!
– Зовут как?
– Князь сам знает, кто у него самый верный слуга, – ответил Степан.
I
…Князь Семен Вельский, по-прежнему высокий и стройный, – вот только шляхетские усы стали еще длиннее и чуть поседели, – подбоченившись, обошел Степана вокруг и, хмыкнув, спросил у своих дворян и друзей Осташа Курило и Пахома Воронца:
– Это кто такой? Вы его знаете?
– Не-а! – повертел головой Осташ.
– Первый раз вижу, – сказал Пахом.
– Ясно. Очередной шпион моего братца Федора.
Князь Семен Вельский взял со стола длинный кинжал и, вертя его в пальцах, стал возвращаться к Степану.
– А что мы делаем со шпионами братца Федора? —
игриво спросил он. Пахом и Осташ внезапно схватили Степана за руки и завернули их ему за спину, а ударами своих сапог молниеносно раздвинули ноги Степана.
– Мы им отрезаем ненужные части тела, – зловеще сказал князь Семен, приближаясь и опуская кинжал все ниже.
– Нате! Режьте! Ешьте! Подавитесь! Ничего не скажу! – гордо крикнул Степан.
– Не боится, – удивленно сказал князь Семен.
– Не боится! – хором подтвердили Осташ и Пахом, потом подхватили Степана, подбросили повышеи поймали в объятия!
– Ну здорово, старый дружище!
– Тебя отлично подлатали!
Даже князь Семен удостоил Степана объятия.
– Все равно я тебя сразу узнал, – сказал он. —
Хоть ты и вправду помолодел и изменился. Может, и мне такую операцию сделать?
– Не советую, князь, – отвечал Степан, целуя княжескую руку. – Уж больно цена высока!
…И всего через каких-то полчаса, во время обеда, который князь дал в честь возвращения своего самого верного слуги, Степан с похолодевшим сердцем услышал новость, которая мгновенно наэлектризовала весь его мозг – да, это было именно то, на что он надеялся, то, что давало еще один шанс проявить себя, но на этот раз в деле такой важности, что ОНИ его оценят, и оценят высоко!
А было так.
После пятого бокала вина князь Семен Вельский вдруг сказал:
– Да, ты знаешь новость? Мой братец собирается жениться на какой-то молоденькой выскочке, у которой, как говорят, появилось огромное наследство! Он непрерывно торчит у нее, где-то в Кобрине, и, что интересно, к нему туда постоянно ездят Ольшанский и Олелькович, ходят слухи, что они все будут гостями на его свадьбе, и вообрази себе – они даже собираются пригласить на эту свадьбу самого короля! Вот до чего дошло! Король, которого они хотели убить на охоте, о чем мы его предупреждали, не поверил нам, а теперь верит этим негодяям и даже собирается к ним в гости! Куда катится этот паршивый мир? Нет, ты мне скажи, Степа, что с людьми делается? Где мораль? Где вера? И вообще – что это за страна такая?! Единственное, на что я сейчас надеюсь, – это хан Ахмат… Мы уже готовимся…
Князь Семен начал подробно рассказывать, как они готовят большой отряд из людей Пахома на конях и местных крестьян в качестве копейщиков, чтобы показать королю, какие они верные слуги, потому что король еще три месяца назад объявил о подготовке войска, для того чтобы вместе с ханом Ахматом проучить наконец этих проклятых московитов, которые…
Степан уже ничего не слышал, он напряженно думал только об одном, самом главном… Если братья-князья вновь собираются вместе, это означает только одно – они возобновили свои намерения по захвату власти, и свадьба Федора, возможно, лишь предлог, чтоб заманить короля в ловушку… Они собираются сделать это! Конечно! Точно! Уж он-то, Степан, как никто другой знал о заговоре из уст самого Олельковича, который, правда, был смертельно пьян и на следующий день ничего не помнил, но ведь он все рассказал Степану про большую королевскую охоту на зубра, там, в корчме, а потом они ушли и на них напали люди Федора, всех побили, а он, Степан, один спасся… Ему еще помог вырваться из рук Федора этот тощий придурок в железках – Ольшанский… Интересно, вспомнят ли они его, узнают ли теперь? Нет, не должны… Олелькович точно не узнает: он был пьян в стельку, а Степан был одет, как иудейский купец, ведь они выдавали себя за племянников Схарии, которого Олелькович привез когда-то в Новгород… Нет-нет, сейчас князь не узнает Степана ни за что… А вот если Степан узнает от Олельковича… Он узнает! От Михайлушки очень легко можно узнать все… Надо немедленно действовать!
– Прости, князь! Прости! – перебил вдруг Семена Степан. – Ты все еще хочешь отомстить Федору и оказать королю самую большую услугу – спасти его жизнь?
– Разумеется! – вытаращил глаза князь. – Но я ничего не понимаю – ты о чем это, Степа?
– У тебя найдется пять человек, умеющих хорошо обращаться с саблей?
– У нас есть пятьдесят таких человек, – хвастливо заявил Пахом, – я тренирую их уже три месяца ежедневно!
– Князь, – горячо зашептал Степан Семену, – дай мне на две недели пятерых людей, верну их живыми и невредимыми, а взамен обещаю тебе князя Федора и
двух братцев его прямо на блюде – готовых к окончательному употреблению!
…Ранним утром следующего дня, когда белый туман еще не растаял над лугами, шестеро всадников, стараясь остаться незамеченными, ведя коней на поводу, чтобы не стучали копыта, тихо выбрались со двора княжеского дома, покинув Белую, вскочили на лошадей и помчались куда-то на запад.
Казалось, что весь городок спит и никто ничего не заметил, но это только казалось.
Молочник князя всегда вставал очень рано – это естественно: надо ведь до рассвета подоить коров.
И торговец, поставляющий отменную соль в дом князя, тоже в эту ночь почему-то не спал.
Видел ли еще кто-нибудь что-либо – достоверно неизвестно, но известно точно, что еще не успело взойти солнце, как два письма с какими-то пустячными сообщениями, но с маленькими крестиками в углу, похожими на латинскую букву «х», немедленно отправились по своим адресам…
– …а две недели назад прибыло большое посольство во главе с князем Михаилом Андреевичем Верейским, который, помимо официального послания и предложений великого князя, вручил мятежным братьям личные послания от их матери, инокини Марфы, от митрополита Геронтия и от уважаемых православных церковных иерархов – владык Вассиана ростовского и Филофея пермского, а также троицкого игумена Паисия, – докладывал маршалку дворному в его загородном виленском замке князь Андрей Святополк-Мирский.
– Я догадываюсь, о чем они все писали, – покивал головой Ходкевич.
– Да, они все уговаривали братьев помириться с Иваном, который делает им шаг навстречу и призывает в эту трудную минуту, когда ордынцы уже стоят на Угре, прекратить распри и повести свои войска туда на соединение с московскими.
– И что же предложил Иван своим братьям?
– Андрею Большому – целое Можайское княжество, а Борису – часть Серпуховского.
– Неужели они не понимают, что, как только закончится вся эта заварушка, он отнимет у них не только то, что сейчас дает, но и все, что у них пока еще есть? – с горечью спросил Ходкевич.
– Не знаю. Но они готовы принять его условия. Я это понял по тому, как стал падать их интерес ко мне и как они стали обсуждать вопрос о возвращении из Витебска своих семей. Тогда, не теряя времени, я решил возвращаться, хотя официальное решение они еще не приняли. Я думаю, они его примут сегодня или завтра. Они прощались со мной гораздо холоднее, чем здоровались.
– Итак, ты твердо уверен, что они помирятся с братом и пойдут на Угру, а стало быть, король Казимир не может рассчитывать даже на их нейтралитет?
– Да, – не колеблясь подтвердил Андрей. – Вы можете смело доложить об этом его величеству.
– Об этом ты доложишь его величеству сам.
Князь Андрей удивленно вскинул брови.
– Король желает лично выслушать донесение о состоянии дел в Московии от человека, который только что оттуда вернулся. Ступай домой, отдохни и завтра отправляйся в Троки. Король ждет тебя в Троцком замке послезавтра в полдень. Затем ты поступишь в личное распоряжение его величества.
Андрей низко поклонился и вышел.
Проходя по коридорам дворца, он еще раз проверял себя – не ошибся ли. Он вспомнил, как прибыло в Великие Луки посольство из Москвы и как среди рядовых членов посольской группы в задних рядах он увидел Картымазова. Вспомнил, как они обрадовались встрече и как долго и часто беседовали потом о жизни, о политике обоих княжеств и об общих друзьях.
В течение двух недель они встречались почти ежедневно, и хотя Федор Лукич, согласно своим жизненным убеждениям, никогда ни о чем не расспрашивал Андрея, сам он много рассказывал о том, что узнал и увидел в последнее время, и вскоре Андрей начал понимать, что Картымазов рассказывает это не случайно – он хочет, чтобы об этом знал не только он, Андрей, но и какие-то другие, неизвестные Картымазову люди в Литовском княжестве. Андрей вспомнил свои разговоры с Медведевым, и хотя ситуация здесь была совсем иная, он поблагодарил Бога за то, что помог ему обрести таких друзей.
Именно из бесед с Картымазовым Андрей понял, что, хоть взбунтовавшиеся братья великого князя недовольны своим братом, хоть они и подозревают, что он обманет их и даже, возможно, когда-нибудь лишит жизни, они все же пойдут на перемирие с ним, потому что, по большому счету, они всего-навсего обиженные мальчишки и маменькины сынки, которые на самом деле ужасно боятся кулаков своего старшего брата.
Поэтому он и не стал дожидаться официального ответа братьев на посольство из Москвы и, гораздо теплее попрощавшись с Картымазовым, чем с князьями, покинул Великие Луки.
Андрей вышел из замка и, вдыхая уже холодеющий осенний воздух, сел в седло, намереваясь отправиться обычной дорогой в Вильно, где он снимал небольшой домик на берегу речки Вильняле, а по дороге, как всегда, подумать о будущих делах, особенно теперь, перед лицом возможной близкой войны и этим странным • переходом в распоряжение короля. До сих пор он лишь два раза бывал на аудиенциях у короля – всегда вместе с Ходкевичем, и оба раза король, казалось, не обращал на него внимания, не удостоив ни единым словом… А теперь вот такая неожиданность…
Но что-то мешало князю Андрею сосредоточиться на делах.
И вдруг он отчетливо понял, что именно.
Его волновала сейчас не предстоящая встреча с королем, не готовая вот-вот разразиться братоубийственная война двух родственных княжеств и даже не будущая собственная судьба и жизнь – с каждым шагом коня вперед все его мысли и чувства сосредоточивались в ожидании ответа на один-единственный очень простой вопрос: будет ли стоять у монастырской калитки стройная девочка в монашеском платье?
Глава десятая
ГОРЯЧАЯ ОСЕНЬ НА РЕКЕ УГРЕ
…– Пора, наконец, принимать решение, – едва сдерживаясь, сказал князь Андрей Большой, шагая из угла в угол.
– Но ты понимаешь, что рано или поздно это плохо для нас кончится, – свистящим шепотом, будто опасаясь подслушивания, ответил Борис.
– Хватит молоть чушь! – закричал Андрей.
– Не ори, Горяй! – крикнул в ответ Борис.
– Нет, я тебя совсем не понимаю, брат, – взял себя в руки Андрей. – Давай по порядку. Мы зачем все это начинали? Чтобы он вернул нам то, что положено! Так? Так. Мы добились своего. Он испугался. Он дает нам земли. В чем же дело? Разве мы не победили?
Князь Волоцкий тяжело вздохнул, но не сказал ни слова.
Андрей продолжал ходить из угла в угол.
– Послушай, – сказал вдруг Борис, – я совсем забыл, там же сидит этот, как его… Картымазов. Ну, мой с Угры, помнишь?
– А-а, смышленый такой – помню. Мы его еще в Москву посылали! Ну и что?
– Да, он уже две недели просится – все что-то сказать хочет.
– Ну ты хорош, брат! А может, важное что?
– Да нет, когда б важное, так бы и сказал.
–Ну а коль неважное, чего время-то терять?
– Уж будто времени у нас нету! Давай послушаем, что простой дворянин скажет! Сам же помнишь – он толковый дядька.
– Ну зови, мне-то что – твой человек!
– Эй, Ванька, – приоткрыл дверь князь Борис. – Там дворянин Картымазов дожидается, подавай-ка его сюда!
Картымазов вошел и с достоинством поклонился.
– Ты, кажется, что-то хотел сказать? – спросил Борис. – Ничего, что здесь мой брат? У меня нет от него секретов.
– Напротив, я очень рад возможности высказать свои мысли в присутствии князя Углицкого – ведь ему тоже служат такие же, как я, дворяне, но, быть может, не у всех хватает смелости высказать то, что я намерен, хотя я знаю – большинство из них думают так же, – склонил голову Картымазов.
– Мы слушаем, – нахмурился Борис.
Картымазов слегка побледнел и начал говорить, обращаясь к своему князю, но время от времени поглядывая и на Андрея.
– Князь, ты хорошо знаешь, что я всегда верно служил тебе. После Шелонской битвы ты оказал мне честь, похвалив за мужество, сделал своим дворянином и пожаловал меня и моих потомков клочком твоей земли, где до этого я жил как твой слуга и воин, а прежде слуга и воин твоего батюшки великого князя Василия Васильевича. Теперь это имение зовется Картымазовкой, оно стало гнездом моего рода, там протекли самые счастливые минуты моей жизни, там я женился, там родились мои дети – дочь и сын, там выросло целое село, но ты сам хорошо знаешь, что земля эта порубежная и жить на ней вовсе не легко. Много раз я и мои соседи, независимо от того, на чьей земле они живут и кому служат, приходили друг другу на помощь, поддерживали, а иногда и спасали друг друга, когда вместе боролись против многочисленных разбойников, грабителей и злодеев, которые нападали на нас со всех сторон. Мы научились жить мирно, дружно, и все было хорошо до тех пор, пока зимой прошлого года ты не прислал ко мне Ивана Артюхова, а с ним людей Оболенского-Лыко с приказом исполнять то, что Артюхов скажет. Уже тогда я сразу понял, что начинается что-то недоброе. Я безукоризненно выполнил свой долг, но это досталось мне дорогой ценой – я едва не потерял уважение своего зятя – мужа моей любимой дочери, и дружбу соседа, которого люблю, как сына. Не моя вина, что Артюхов не выполнил поручения, – он не послушался моих советов, пренебрег опасностью и погиб, а клочки послания, которое он вез, попали в руки великого князя, и тот очень рассердился на Оболенского. Ты лучше меня знаешь, что потом произошло. Когда вы, князья, вызвали со всех концов земли своих дворян, мы прибыли по первому зову. Мы – ваши слуги, и мы обязаны повиноваться, но, как говорится в Священном Писании, добрый хозяин должен заботиться о своих слугах и выслушивать иногда их чаяния. Так выслушайте же то, о чем говорят шепотом между собой ваши верные слуги – рядовое дворянство, – и попытайтесь понять их. Сейчас Московское княжество стоит перед лицом смертельной угрозы! Огромное татарское войско растянулось по берегам Оки и Угры более чем на шестьдесят верст! Наши земли и дома, наши жены и дети в опасности! Почему же мы стоим здесь, а не мчимся спасать их? Ведь все понимают: если Ахмату удастся перейти на этот берег – наше княжество будет покорено надолго, наших сыновей сделают ордынскими рабами, а жен и дочерей – наложницами! От лица ваших дворян, князья, я умоляю вас – помиритесь с братом, давайте двинемся все вместе на Угру и остановим врага!
Картымазов низко поклонился и медленно выпрямился.
– Спасибо за верную службу, – сказал князь Борис, и голос его чуть дрогнул. – Спасибо, Картымазов, я всегда высоко ценил тебя. Мы с братом как раз обсуждаем этот вопрос. Я думаю, еще сегодня мы примем решение. Ступай.
Картымазов вышел.
Братья молчали.
Андрей вдруг обнял Бориса и сказал:
– Прости меня, брат, что втянул тебя в это… Чует мое сердце, что рано или поздно нам придется дорого заплатить…
– Брось, Горяй, – улыбнулся Борис. – Все начал я. К тому же меня поддержал Иосиф, а я ему верю – это провидец…
В дверь постучали, и вошел взволнованный постельничий Бориса Иван:
– Князь, прибыл игумен Волоцкий Иосиф и покорно просит тебя пожаловать к нему – он ждет в гостиной зале.
– Сам Иосиф? – поразился Борис.
– Легок на помине, – печально улыбнулся Андрей. – Ну иди. Посмотрим, что он теперь скажет. Впрочем, я и так знаю.
– И я догадываюсь, – вздохнул Борис и вышел.
…Однако Иосиф сказал совсем не то, чего ожидал от него Борис. После приветствий, благословения и целования руки игумен спросил:
– Скажи мне, князь, а где у вас тут проходят богослужения?
– В основном в местном храме, – удивился Борис.
– А кто служит?
– В последнее время отец Кирилл… Он местный, из Великих Лук..
– В последнее время… А раньше?
– Ну-у… Раньше, кроме него, иногда очень хорошо служил отец Аркадий… Дорошин… Из Новгорода, кажется… У него был замечательный голос…
– Почему «был»?
–Отец Аркадий скоропостижно скончался, – Борис перекрестился, – две недели назад. Съел что-то несвежее и, говорят, в страшных муках на следующий день помер.
– Кто говорит?
– Служка с ним был.
– Где этот служка?
– Уехал… Не знаю… Я не интересовался… Кажется, обратно в Новгород.
– Так я и думал, – с какой-то странной досадой протянул Иосиф и глубоко вздохнул. – Схоронен ли он по христианскому обычаю?
– Да, конечно, на местном кладбище. Отец Кирилл знает.
– Хорошо, оставим это. Вообще же я приехал поговорить с тобой о другом. Но прежде у меня к тебе просьба.
– Слушаю и выполняю, отче, говори.
– Мне нужны четыре-пять сильных молодых воинов, чтобы проделать одну работу.
– Сейчас?
–Да.
– Ваня! – крикнул Борис, и Иван тут же появился на пороге.
– Скажи сотнику Сидорову, пусть выделит прямо сейчас пять-шесть человек в распоряжение отца Иосифа.
– Нет-нет, – сказал Иосиф, – в распоряжение моего помощника инока Феофана, который приехал со мной.
– Уже сделано, – поклонился Иван и исчез за дверью.
– Князь, – начал Иосиф, – я приехал, чтобы поговорить с тобой о важных делах…
– Слушаю, – покорно сказал князь Борис, глядя в глаза Иосифу.
– Я долго думал обо всем, что случилось в последнее время, – Иосиф замолчал, потом вздохнул и продолжал: – Я уже покаялся перед Господом нашим и слезно просил прощения за грех мой. Теперь и пред тобой каюсь, князь. Ныне ясно вижу: попутал нас бес нечистый, ох попутал. Сперва тебя, а потом я сам в соблазн впал. Скажу тебе откровенно: помнишь, когда зимой еще признался ты мне, что обиду вы с Андреем на брата держите, я хоть и нехотя, но поддержал вас, думая – ведь есть в том правда, что вы за старый порядок радеете. Так ведь было испокон веков и так должно остаться! Потому и согласился благословение свое дать. А потом надоумил меня Господь, что не так это все есть…
Иосиф замолчал, как бы задумавшись. Он искал простые слова, чтобы объяснить князю понятным ему языком, что пришла пора в корне изменить не только политику и поведение, но и вообще взгляды на устройство мира…
…Ну не могу же я ему рассказывать, как снизошло вдруг на меня некое озарение и понял я, что не все старое хорошо, ибо, когда бы так было, мир бы остановился – не росли б цветы, не завязывались плоды, не вырастали бы новые деревья. Не так Господь устроил этот мир, чтоб все было всегда по-старому, а так, чтобы все в нем постоянно изменялось и обновлялось. И в жизни природной, и в жизни человеческой, и равно в делах державных. Вот приезжают иноки из дальних стран, рассказывают, что где видели, что где слышали, а порой и книги привозят новые. И что же? По всем странам, хоть на запад погляди, хоть на восток, похожее деется. Старые державы распадаются, на их месте новые растут… Но там лишь они выживают, где есть мудрый и сильный государь, который один своею рукою всем управляет. Самодержавная власть – вот то, что приходит сейчас на смену старому многовластию… Как мне объяснить удельному князю, что скоро он перестанет быть удельным и, как бы это ни было плохо для него, придется с этим смириться, потому что так нужно для укрепления могущества державы… Потому что иначе – как она выстоит, когда тут Новгород бунтует, там ливонцы наступают, оттуда Казимир грозит, а с четвертой стороны полчища
172
ордынцев идут… Да нет, пришлиуже… Стоят на пороге… Конечно, укрепление самодержавия грозит ослаблением и притеснением церкви, но есть, есть возможности не допустить этого. Однако это потом,позже, когда можно будет все спокойно обдумать. Апока главное – сохранить и защитить державу…
– Не так это все, – повторил Иосиф, положив руку
на плечо князя Бориса.
– А как? – робко спросил Борис.
И тут Иосиф нашел простые слова для князя. Он взял его за плечи и, глядя прямо в глаза, произнес своим чарующим, проникающим в самую душу голосом:
– Единое княжество, единый государь, единая вера!
В этом – сила и спасение всех нас!
Иосиф смотрел прямо в глаза князя Бориса и увидел, как они наполняются слезами. Он перекрестил его и очень мягко, по-отечески добавил:
– А потому вам с Андреем следует помолиться ис
кренне за здоровье и успехи старшего брата, по-хри
стиански простить все его прегрешения перед вами,
попросить у него прощения за ваши грехи, поблагода
рить за доброе отношение, принять все его предложе
ния и немедля вместе со всеми войсками двигаться
ему на помощь, чтобы отразить страшное ордынское
нашествие. На завтрашнем молебне я дам вам на то
мое торжественное благословение…
Ни один мускул не дрогнул на лице князя Бориса, только одна слезинка выкатилась и потекла по щеке, растаяв в густых усах…
…– Ну что? – спросил Андрей брата.
– Все. Завтра игумен Волоцкий благословит нас на
мир с Иваном…
– Значит, даем Иванову посольству согласие?
– Значит, даем.
– Ладно, брат, не горюй. Мы сделали все, что мог
ли. Авось как-то и обойдется.
– Авось.
Они помолчали.
– Знаешь, я думаю, давай-ка пошлем гонца – он
доскачет дня на три раньше, чем вернется посольство.
Пусть Иван будет спокоен.
– Правильно. Картымазова.
– Давай.
Князь Борис вышел.
В соседней комнате дежурил Иван.
– Пойди отыщи Картымазова, пусть срочно явится.
– Уже сделано, – вскочил Иван.
– А Сидоров вернулся?
– Да он тут рядом.
– Давай Сидорова и беги за Картымазовым.
Вошел Сидоров.
– Ты дал людей иноку Феофану?
– Да. Они только что пришли.
– И что же они делали?
– Раскапывали могилу.
– Что-что? – поразился Борис. – Какую могилу?
– Отца Аркадия.
– Зачем?
– Чтобы гроб открыть.
– Господи, – перекрестился князь Борис, – и что?
– А ничего. Пустой гроб.
– Как – пустой? Не воскрес же он?
– А он и не помирал. Так сказал моим людям Фео
фан. Говорит, обманщик, мол, этот Аркадий, церковь
обманул, а теперь скрывается.
– Ай-ай-ай, как нехорошо вышло… А мы тут его
приняли, службы у нас служил…
– Ну а мы-то при чем, князь? Мы ж ничего не зна
ли… Если б предупредили нас о том заранее, мы б его,
обманщика, вмиг схватили!
– И то верно.
Вошел Иван с Картымазовым.
– Пойдем-ка, Федор Лукич, со мной, – пригласил
его князь.
Они вошли, и Борис сразу перешел к делу.
– Завтра мы даем ответ посольству великого князя
брата нашего Ивана. Мы принимаем все его условия,
миримся, и послезавтра все наше войско выступает на
Орду. Но мы хотим, чтобы наш брат узнал об этом
раньше, чем придет посольство. Сейчас же садись на
коня, скачи изо всех сил и передай великому князю
нашу братскую любовь, скажи, что клянемся ему в вер
ности и поспешаем на помощь. А если что не так мы
сделали, пусть он нас простит, как Бог велел и как мы
ему все прегрешения простили.
– Я с радостью выполню это поручение, – покло
нился Картымазов.
– Я знаю. Потому тебя и посылаю. Оставайся при
великом князе до нашего соединения с ним, если он
не даст тебе других поручений.
– Слушаюсь.
Картымазов вышел.
– Ну что ж, – потер руки Андрей, – что ни делает
ся – все к лучшему! Давно мы с тобой, брат, не воева
ли по-настоящему! У меня уже руки чешутся! Скорей
бы на эту Угру! Ох и жарко там сейчас, наверное!
– Да уж, я думаю! – согласился Борис.
…На Угре было не просто жарко – на Угре все пылало.
Московские войска еще в июле начали занимать городки, поселения и деревни, расположенные вдоль берегов Оки и Угры, растянувшись извилистой полосой на шестьдесят верст. Но до самого конца августа в Медведевке, Бартеневке и Картымазовке все было тихо и спокойно. Только один раз по берегу Угры проехал в сопровождении небольшого отряда удалой и славный прошлыми победами князь Даниил Холм-ский. Вместе со старым воеводой Образцом, под командованием наследника престола, молодого великого князя Ивана Ивановича, он занимал рубеж в районе Медыни вдоль реки Лужи за полосой густых и почти непроходимых для больших отрядов конницы лесов, покрывающих берега Угры. Князь Холмский по приказу Ивана Молодого объезжал тогда, еще в августе, порубежный берег Угры, так, на всякий случай, просто чтобы познакомиться с местностью, потому что все были уверены, что сюда ордынцы не дойдут – будут атаковать на Оке, в районе Любутска, между Алексиным и Калугой, – там броды хорошие и лесов на берегу почти нет – конница может свободно передвигаться.
Князь Даниил заехал в каждое имение, в том числе и в Медведевку, где его принимали Анница и отец Мефодий. Князь подивился прекрасно обученным людям,охране, дисциплине и, назвав Медведевку «настоящей крепостью», поехал дальше.
И снова наступила зловещая тишина и напряженное спокойствие ожидания беды, пока однажды в теплый сентябрьский вечер не примчался в сопровождении Леваша Копыто посеревший от волнений и усталости купец Манин с окровавленной головой и синим рубцом на шее.