Текст книги "Эрос за китайской стеной"

Автор книги: Роберт ван Гулик

Чжэнь Цзинби (XIII–IV в.)
ДЕВУШКА В КРАСНОЙ ПЛАХТЕ [178]178
  Перевод осуществлен по ксилографическому изданию антологии XVI в. «Наставница подле зеленого окна» («Люй чуан нюй-ши»). Плахта (шан) – это особая юбка, в древности составлявшая один из важнейших компонентов торжественного мужского костюма и символизировавшая земное, нижнее, женское начало. Красный, т. е. мужской, цвет плахты-шан знаменует собой единство Неба и Земли, мужского и женского начал. Подробно о плахте-шан и ее изображения см.: Л. П. Сычев, В. Л. Сычев. Китайский костюм. – М., 1975.


[Закрыть]

Жил в середине годов под девизом Цзя-си [179]179
  Девизом «Цзя-си» («Счастливое процветание») был обозначен период правления династии Сун с 1237 по 1240 г.


[Закрыть]некий Цзай, прозвище имел Легко вздымающий плоть. Усадьба его была подле общественного дома для неженатых мужчин деревни. Рядом с тем домом росло дерево хунмэй – красный абрикос [180]180
  Хунмэй (буквально: красная слива) – абрикос муме, или абрикос японский. Определение «хун» («красный») может также ассоциироваться с его омонимом «хун» («бескрайний»), намекая тем самым на необычный и даже сверхъестественный размер дерева. Скорее всего, данный рассказ отразил пережиточные формы коллективного брака, поскольку его действие разворачивается у общественного дерева и возле дома для юношей. Сюжет восходит к хорошо известному в мировом фольклоре мотиву «Брак с чудесной супругой», которой тут является покойница. Общение с потусторонней женой обычно влечет за собой смерть героя.


[Закрыть]. Пышно раскинулись его ветви, прихотливо сплетаясь в кроне и далеко, едва ли не на полму [181]181
  My – мера площади, в указанный период соответствовавшая 566 кв. м.


[Закрыть]отбрасывая густую тень. И вот однажды, когда наступила пора цветения, приманило что-то Цзая под тенистую крону. Взял он вина, уселся под деревом и весь остаток дня так и просидел под ним. Уже и ясная луна выплыла на небо, и вино иссякло в бутылке, а он все сидел и сидел. Вдруг из густых ветвей появилась девушка в красной плахте и, словно легкая тень, прошла неподалеку. И какая славная она была! Цзай крадучись двинулся за ней, да не прошел и десяти шагов, как та будто истаяла.

Ах, если бы не злой рок, разве встретил бы ее Цзай! С той поры стал он сам не свой: во сне бормочет ласковые слова, днем словно немой истукан. Односельчане жалели Цзая. Был среди них один старик, он догадался, что приключилось с юношей. Пришел к нему и сказал:

– Слыхал, будто в старину жила в нашей деревне девушка несравненной красоты, семья ее была далеко, там, где сливаются реки Сяо и Сян. И небу было угодно, чтобы похоронили ее под деревом хунмэй. С той поры не было ночи, чтоб не появлялась она под деревом, и всякий, кто ее видел, скоро погибал. Увы, видно судьба была тебе ее увидеть!

Цзай решил проверить слова старика, пошел к дереву – и вправду, раскопал под ним гроб. Была там еще дыра, круглая, словно деньга, видно змеиная нора. Скоро заметил он и свернувшуюся клубком змею, а под корнями дерева, где ствол расходился надвое, еще и какие-то объедки, видно, змея приносила в нору еду.

Цэай раскрыл гроб и поразился, как прекрасна была усопшая: лицом свежа, как живая, хотя пудра чуть стерлась, помада поблекла, а платье и саван уже тронуты тленом. Сердце его опьянилось любовью, он поднял тело и тайно отнес в удаленный флигель, где жил. Там уложил девушку на циновку и каждый день подолгу тер ей руки и ноги. Однажды не удержался и возлег с ней. И с того раза каждую ночь имел с ней соитие. Скоро дыхание его стало прерывисто, силы иссякли и появился недуг. Домашние Цзая, видя его слабость, пригласили книжника. Тот пришел и заметил в стене дыру. Думая, что через нее могла проникнуть в дом нечисть, свершил жертвоприношение, но болезнь Цзая усилилась, и в тот же день он умер. Книжник сказал:

– Не иначе, как где-то поблизости злой дух. А чтобы вы знали, что слова мои – не догадка, поведаю вам историю, читанную в старых книгах: один молодой монах украл труп женщины, спрятал в своем жилье и имел с ней сношение. Скоро и преставился. Не случилось ли здесь то же самое?

За такие речи семья Цзая привлекла книжника к ответу, подав на него жалобу в управу, ибо никто не верил, что такое могло быть. Но когда родственники пошли во флигель и узрели, что Цзай лежит в обнимку с усопшей, поняли, что то была не напраслина.

В рассуждение напомню: во «Всеобщем зерцале, в управлении помогающем» [182]182
  «Всеобщее зерцало, в управлении помогающее» («Цзы чжи тун цзянь») – обширный исторический труд известного ученого Сыма Гуана (1019–1086 гг.), охватывающий период с 403 г. до н. э. по 960 г. н. э.


[Закрыть], рассказано, что императрица Люй-хоу, как раз после мятежа «краснобровых» [183]183
  Императрица Люй-хоу правила со 187 по 178 г. до н. э. В тексте допущена неточность, поскольку восстание «краснобровых» проходило в эпоху междуцарствия с 18 до 29 г. н. э. Чтобы отличить себя от воинов правительственной армии, повстанцы красили брови красным цветом. Возможно, привлечение сюда «краснобровых» – намеренное акцентирование цветовой символики: в пандан к красной плахте и красному абрикосу.


[Закрыть]на берегу реки предала проклятию труп некоей девицы, что доводил людей до гибели. Отсюда можно заключить, что были и в древности подобные случаи.

Перевод К. И. Голыгиной. Примечания К. И. Голыгиной и А. И. Кобзева.

Фэн Мэнлун (1574–1646 гг.)
СОЖЖЕНИЕ ХРАМА ДРАГОЦЕННОГО ЛОТОСА [184]184
  «Сожжение храма Драгоценного Лотоса» – повесть, имеющая полное название «Правитель Ван сжигает храм Драгоценного Лотоса». – Фэн Мэнлун. Син-ши хэн-янь. Повесть N 39.


[Закрыть]

В рясе, обривши голову, совершенствуй жизненный путь. Возжигай благовония Будде, сердцем благостен будь! Избегни греховных деяний в пошлой мирской суете. Свое беспорочное имя всегда храни в чистоте! Чти великого Будду, ревностно пост соблюдай. Стремясь к блаженной нирване, священные сутры читай! Путы сбросив земные, превзойдешь бессмертных вполне. Не завидуй тем, кто имеет тысячи слитков в мошне!

В стародавние времена в ханчжоуском храме Золотой Горы жил один монах, принявший в постриге имя Чжихуэй, что значит Постигший Мудрость. Он постригся еще в юном возрасте и к тому времени, о котором сейчас пойдет речь, успел скопить немалые деньги, словом, разбогател. Как-то на улице он встретил красавицу, чей лик всколыхнул всю его душу, да так, что он сразу как-то обмяк и стал похож на пучок конопли. И захотелось ему крепко обнять девицу и прижать к груди. Но как проглотить лакомый кусочек? Он шел своей дорогой и миновал уже домов десять или больше, а все нет-нет да оглянется назад.

«Кто она, эта красотка? – мучился он. – Переспать бы с ней одну только ночь! И я был бы счастлив до конца своих дней». А далее он рассуждал: «Конечно, я монах, однако ж меня, как и всех, родила мать с отцом. Так неужели мне совсем не дано познать женщину, и все только из-за того, что у меня бритая голова? Нет. Наш Будда наговорил какую-то чушь! Другое дело, если кто сам хочет стать бодхисатвой или святым наставником, пусть себе устраивает разные запреты! К чему же заставлять других исполнять правила да блюсти ограничения? Почему от них должны страдать простые смертные вроде меня?.. Или вот еще чиновники, которые составляли законоположения. Ведь эти негодники сами не гнушались благами: обряжались в шелка, выезжали в каретах, запряженных четверкой. А ведь лучше бы они из добродетели помогали тем, кто стоит внизу. Вместо этого чинуши придумали какие-то паршивые законы, из-за которых монахов перестали считать за людей. Почему нас следует наказывать, если мы немного побалуемся? Что мы, из другого теста сделаны? Зачем за это вязать веревкой и бить батогами?»

Так думал с обидой монах и даже помянул недобрым словом своих родителей. «Понятно, что им трудно было меня растить. И все же лучше бы я умер в малолетстве. По крайней мере, сразу бы все кончилось. Так нет, они-таки вырастили меня и отдали в монахи. И что же? Я ни то и ни се, шага не могу ступить по-человечески. Разве не обидно? А может, пока не поздно, бросить монашество, подыскать себе жену, которая родит мне детей, и жить с нею в счастье и довольстве?». Но тут на ум пришли мысли о радостях монашеской жизни. «Верно говорят: монах ест, а хлеба не сеет; носит одежду, а сам ее не ткет. Он живет в чистой и светлой келье, воскуряет благовония да распивает чаи. Кажется, чего еще нужно? Все есть у него!»

В конце концов мысли в голове у Чжихуэя вконец перепутались. Он медленно брел по дороге, пока не дошел до своего монастыря. В голове по-прежнему царил сумбур, а душа была объята страхом, унынием. Едва дождавшись вечера, он отправился спать, но так и не сомкнул очей, все вздыхал и стенал, а перед глазами стоял образ красотки, которую он возжелал. Монах маялся, гнал от себя бредовые мысли… Ведь он даже не знал, кто та девица и где живет. И вдруг его осенило: «Ее можно отыскать, и совсем нетрудно! С такими спеленатыми ножками наподобие маленького лука она не могла далеко уйти от своего дома. Значит, она живет где-то поблизости! Потрачука несколько дней, расспрошу о ней. Может, судьба сжалится надо мной, и я встречу ее на улице. Тогда я пойду за ней следом и узнаю, где ее дом. А там договорюсь с кем-нибудь из ее знакомых, и она наверняка будет моя».

Монах пришел к этому решению, когда забрезжил рассвет. Он встал и умылся, потом облачился в новую шелковую рясу, надел туфли и чистые носки. Принарядившись, вышел из кельи. Проходя мимо зала богини гуаньинь, он вдруг подумал: «Узнаю у бодхисатвы, будет ли мне сегодня удача или она обойдет меня стороной?» Преклонив колена, он сделал два поклона. Его рука потянулась к деревянному сосуду с дщицами [185]185
  Деревянный сосуд с дщицами применялся в гадательной практике. В этот цилиндрический сосуд помещали тонкие дощечки, на которые наносились иероглифы или цифры. Сосуд полагалось трясти, пока из него не выпадет дощечка. Номер и знак на ней соответствовали определенному заклинанию в гадательной книге. Подобный способ гадания широко распространен и сейчас среди некоторых групп населения Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.


[Закрыть], что стоял на, столе. Несколько раз он встряхнул сосуд, отчего одна из дщиц упала на землю. Монах поднял ее – оказалось, на ней стоит число «18», которому соответствовало такое заклятие: «Небо дарует тебе брачную нить, а посему не случайна твоя встреча сегодня. Умерь алчность и лень, проявляй усердие, и тогда нынешний день станет лучше, чем прошедший». Слова заклинания очень обрадовали монаха – «Судя по надписи, я нынче непременно встречу красавицу. Такого случая пропустить никак невозможно». Монах отвесил несколько поклонов и, поставив сосуд на место, поспешил к тому месту, где встречал девицу. И вдруг видит, что издалека к нему приближается какая-то женщина. Присмотрелся – она, вчерашняя незнакомка, предмет его вожделений и волнений. Женщина шла совершенно одна – за ней ни единого человека, монах ошалел от счастья. Он, конечно, сразу вспомнил о надписи на дщице, которую ему предопределила богиня. Удача шла прямо в руки, он устремился следом за красавицей. Женщина подошла к двери какого-то дома и, откинув в сторону бамбуковый занавес, переступила порог, а потом обернулась и, улыбнувшись, помахала рукой. Монах задрожал от радостного возбуждения. Оглядевшись по сторонам и никого не заметив на улице, он раздвинул занавес и шмыгнул в дверь. Он вежливо поздоровался с женщиной, но та даже не ответила на приветствие. И вдруг, взмахнув рукавом халата, она сбила с его головы шапку и поддела ее своей маленькой ножкой, да так, что шапка далеко откатилась в сторону. Красавица захихикала. Монах почувствовал сладкий аромат ее тела.

– Госпожа, прошу вас, не смейтесь надо мной! – взмолился он, подняв шапку и водрузив ее на голову.

– Монах! Зачем ты пожаловал сюда, к тому же днем?

– Ах, госпожа! Вы же сами дали знак! Зачем же спрашивать!

Любовная страсть раздирала монаха. Не выдержав, он бросился к женщине и заключил ее в объятия, нимало не думая, нравятся ей его ласки или нет.

– Ах ты, лысый злодей! – засмеялась красавица, когда монах принялся стаскивать с нее одежду. – Невежда и грубиян! Сразу видно, что тебе не приходилось иметь Дело с порядочными женщинами! Ну уж так и быть, следуй за мной!

Она повела его по извилистой Дорожке к небольшому домику. Быстро раздевшись, они улеглись на ложе и, тесно прильнув друг к другу, собрались было приступить к приятным занятиям, как вдруг в дверях появился здоровенный детина с топором в руке.

– Плешивый осел! – заорал он. – Как ты смеешь поганить честную женщину?

Монах затрясся от страха и упал на колени.

– Виноват! Простите ничтожного инока! Перед ликом всемилостивейшего Будды проявите жалость к моей собачьей жизни! Вернувшись в свою обитель, я прочитаю все десять книг «Лотосовой сутры» [186]186
  «Лотосовая сутра» – «Фахуа цзин», или «Мяофа ляньхуа цзин», – одна из священных книг буддистов, содержащая буддийские заповеди и обеты.


[Закрыть]и буду молить богов, чтобы они даровали вам безмерное долголетие и богатство!

Но верзила ничего не хотел слушать. Он взмахнул топором и – трах! прямо по макушке. Вы спросите, остался ли монах жив после этого удара… Оказывается, все это случилось во сне. От ужаса монах проснулся. Страшный сон стоял у него перед глазами. «Блуд до добра не доведет! – подумал он. – Лучше уж просто вернуться к мирскому бытию и вкушать жизнь спокойную и тихую!».

Так он и сделал. Отрастил волосы, взял жену, но сам через три года скончался от чахотки. Еще в тот день, когда он уходил из монастыря, он сложил такое стихотворение:

 
Шляпу ученого не захотел надеть в молодые годы.
Всей душою к священным запретам обратился уже тогда.
В убогой келье ночует один, мерзнет ночь напролет.
 

До костей продрогнув, метельным днем бритоголовый бредет в красных палатках красотки живут, но мимо он держит путь:

 
На нежные лица в румянах и пудре не смеет даже взглянуть.
Скоро умрет, станет духом бесплотным, его будет снедать тоска…
На Западном Небе [187]187
  У китайских буддистов Западное Небо обычно связывалось с понятием инобытия. В народных верованиях Запад ассоциировался с потусторонним миром.


[Закрыть]– чернеющий мрак, словно в былые века.
 

Мы поведали вам о монахе Чжихуэе, который, хотя и нарушил запреты, вернувшись к мирской жизни, однако ж сохранил чистоту и не запятнал имя свое.

А теперь мы расскажем другую историю про учеников Будды, которые не блюли святых заповедей, из-за чего случилось дело весьма громкое и неприглядное. Как говорит одно изречение: «Облик буддийской святости потерял свое чистое сияние, и потускнели краски Горных Врат» [188]188
  Горные Врата (или Врата Пустоты) – образное название буддийского храма.


[Закрыть]. Вы спросите, о чем повествует наша история? Об одной святой обители – храме Драгоценного Лотоса, который находился в уездном городе Юнчунь, области Наньнин провинции Шэньси. Построенный еще при прошлых династиях, храм по-прежнему сохранял свое великолепие. При нем были сотни построек, притворов и келий. Кругом лежали монастырские угодья: свыше тысячи му земли. В его казне хранились деньги и ценности в виде дорогих одеяний и утвари. Да, знаменита была сия Древняя обитель! В храме иночествовали более сотни монахов, занимавшихся каждый своими обязанностями, а всю эту бритоголовую братию возглавлял настоятель с именем в постриге Фосянь, что означает Явление Будды.

Каждого, кто приходил в храм помолиться, обязательно встречал монах, который прежде всего вел богомольца в чистую опрятную келью и потчевал чаем. После этого инок показывал храм, доставляя гостю большую радость этой прогулкой. Затем они возвращались в комнаты, где богомольца ждали чай, фрукты или другие угощения.

В своем услужении монахи проявляли большую вежливость и соблюдали редкую почтительность, особенно к высоким чинам и людям со званием. Их радение и обходительность возрастали, когда появлялся какой-нибудь знатный чиновник или богач. В этом случае они устраивали пиршество, которому могла бы позавидовать сама государыня Люй [189]189
  Государыня Люй – жена Лю Бана, основателя династии Хань.


[Закрыть]и выставляли угощения такие редкостные, что их даже совестно было проглотить!

Вы спросите, как это все получалось? Дело в том, что, хотя обитатели монастыря и считались ушедшими из мира [190]190
  Ушедший из мира (букв. «ушедший из семьи») – одно из названий буддийского монаха.


[Закрыть], однако души их были привязаны к земным радостям и наживе крепче, чем у простых смертных. Чай да фрукты для гостей служили приманкой, которой точно так же пользуются при ужении рыбы. Стоило кому-нибудь из богатеев или даже человеку скромного достатка появиться в храме, как перед ним появлялись книги с записью пожертвований на нужды храма: в одном месте обители надобно было что-то покрасить, в другом – позолотить изваяние Будды, в третьем – подновить молельню. Если даже делать было нечего, оказывалась нужда в покупке лампадного масла и благовонных свечей. Когда встречался человек, готовый на пожертвование, монахи старались «потревожить» его особо – всячески обхаживали и дурили ему голову. А если кто отказывался давать деньги, о нем распускали слух как о скупердяе и гнусно его поносили, а проходя мимо, смачно сплевывали. Алчность монахов не знала границ. Неудивительно, что находились люди, которые, отказывая в помощи своим родственникам, заносили несколько лянов в книгу пожертвований храма. Глупцы, забывшие о корнях своих и думающие лишь о ветвях! [191]191
  Корни и ветви – обозначение основного и второстепенного в природе и обществе, одно из важных понятий социально-экономического учения в старом Китае.


[Закрыть]На сей счет есть хорошее стихотворение:

 
На людей глаза не поднимет он, созерцает лишь Будды лик.
Людям простым не спешит помочь, помогать монахам привык.
Но раз уж ты милосерден и добр, родных не оставь в беде.
Помоги убогим своей добротой, одари того, кто в нужде.
 

Храм Драгоценного Лотоса не походил на другие монастыри. Здесь никогда открыто не клянчили деньги на строительство или ремонт монастырских построек. Люди, живущие рядом с монастырем, или жители других мест часто говорили о доброй обходительности здешних монахов и их вежливости. Вот почему охотников вносить пожертвования было во много раз больше, чем противников. Кроме того, храм имел одну достопримечательность, которая привлекала богомольцев, особенно женщин, – Чадодарственную Залу, где, по слухам, творились настоящие чудеса. Скажем, если приходила сюда бездетная женщина, то стоило ей помолиться и поставить свечку, как ее желание обязательно исполнялось – у нее рождался мальчик или девочка, как она просила. Вы, конечно, спросите: как происходили столь странные вещи? Очень просто. Оказывается, к обеим сторонам залы примыкали домики-кельи, с десяток и больше, в которых стояли кровати с пологом. И вот какая-нибудь бездетная женщина, молодая и здоровая, после семидневного поста шла в храм помолиться. Преклонив колена перед изваянием Будды, она бросала на пол деревянный чурбачок, и, если он показывал благоприятный знак, женщина оставалась в келье на ночь. Если знак оказывался несчастливым, значит, в ее поступках или молении таилось нечто недоброе. Тогда монах, помолившись за нее, назначал ей еще семь дней поста, после чего женщина приходила снова.

Кельи были заперты со всех четырех сторон – ни единой дырки, ни щелки. Если женщина приходила со слугами, монахи внимательно осматривали их, потом оглядывали женщину и только вечером ее допускали в келью, а слуги оставались снаружи у двери. Понятно, при такой строгости ни у кого не рождалось ни малейших подозрений. Самое удивительное то, что по возвращении домой женщина через какое-то время оказывалась беременной, а затем рожала ребенка красивого и крепкого. Подобное чудо и заставляло женщин, будь то из чиновных семей или простолюдинок, идти в храм помолиться в Чадодарственной Зале. В Зале всегда толпилось множество богомольцев, пришедших из дальних уездов и областей, и царило большое оживление. Пожертвований от прихожан нельзя было счесть. Само собой, женщинам по возвращении домашние задавали вопрос: как, мол, ночью бодхисатва явил свою благодать? Одна отвечала, что во сне ей привиделся Будда с младенцем. Другая рассказывала, что к ней приходил святой алохань [192]192
  Алохань (санскр. архат) – сподвижник Будды, достигший высокой ступени святости, но еще не ставший бодхисатвой. Обычно речь идет о восемнадцати алоханях – ближайших учениках Будды.


[Закрыть]. Третья говорила, что она никого не видела, и больше отмалчивалась. Четвертая, стыдливо улыбаясь, отказывалась отвечать на вопросы. Некоторые старались ходить в храм пореже, а другие клялись, что больше не ступят в него ногой. А теперь подумайте: разве Будда или бодхисатва, вставший когда-то на стезю очищения и порвавший со всеми земными желаниями, будет по ночам являться в храм и, отягощенный мирскими страстями, приносить младенцев? Пустая болтовня! Все дело в том, что люди этих мест верили не врачам, но знахарям да всяким колдунам, а бесовские учения считались у них великой Истиной. Они находились в слепоте и заблуждении, и ум их не поддавался просветлению. Вот отчего их жены шли в монастырь, чем охотно пользовались лысые разбойники. Вот уж действительно:

 
Известно давно, что эта трава причиняет здоровью вред,
А многие верят, что лучше ее на свете лекарства нет.
 

В храме Драгоценного Лотоса под личиной почтительности и смирения скрывались злодеи и распутники. В кельи, казавшиеся закрытыми со всех сторон, на самом деле вели тайные лазы. Как только монастырский колокол отбивал положенное число ударов, возвещая о наступлении ночи, монахи, зная, что женщины уже уснули, прокрадывались в кельи и творили свое непотребное дело. Богомолки, конечно, просыпались, да только поздно. Разумеется, они могли заявить властям, да что толку – лишь себя ославить, и женщины предпочитали скрывать свой позор. Были и другие причины. Надо сказать, что после семидневного поста женщины были чисты духом и телом. Монахи же, крепкие и годами не старые, все были молодцы как на подбор. К тому же они за большие деньги покупали возбуждающие снадобья, которые давали женщинам, отчего девять из десяти обязательно зачинали. Некоторые богомолки понимали, что впали в грех, но они таились от мужа и молчали, прямо как тот немой, который съел желтый корень хуанлянь [193]193
  Хуанлянь – растение, корневище которого используется в народной медицине.


[Закрыть]– ему горько, а он сказать ничего не может. Что до бесстыдниц и распутниц, то им посещение храма приходилось по вкусу, и они были готовы вкушать удовольствие еще и еще.

Такой блуд и разврат продолжались многие годы, и братия бритоголовых злодеев уже привыкла, что все пакости сходят им с рук. Но вот нежданно-негаданно Небо послало в эти места одного чиновника, который получил должность начальника уезда. Вы спросите: кто он? Некий Ван Дань из Цзиньцзянского округа провинции Фуцзянь. Получив ученую степень еще в юные годы, он отличался ясным умом и прозорливостью. Он знал, что править уездом трудно, так как здесь живут не только ханьцы [194]194
  В провинции Фуцзянь, о которой здесь идет речь, проживали не только собственно китайцы (ханьцы), но и многие некитайские племена.


[Закрыть], но и многие инородцы, и жители этих мест отличаются мятежным нравом. Вот почему, заступив на должность начальника уезда, Ван действовал решительно, стараясь выявить скрытые недуги и нисколько при этом не страшась влиятельных лиц. Через полгода он навел в уезде строгий порядок: лихоимства исчезли, грабежи прекратились, чему люди были несказанно рады. Разумеется, Ван Дань слышал о храме Драгоценного Лотоса и о тех чудесах, которые там происходят во время моления, но слухам этим не верил.

«Если бодхисатва действительно являет чудо после того, как женщина хорошо помолится, зачем ей оставаться в храме на ночь? – думал он. Что-то здесь не то!». Однако, поскольку никаких подозрительных фактов не обнаруживалось, он не стал поднимать шума и решил, что сходит в храм сам и определит все на месте. Выбрав для визита начало девятой луны, он поехал воскурять благовония.

К храму шли густые толпы богомольцев. Подъехав ближе, начальник уезда огляделся. Храм был окружен белой стеной, возле которой росли старые ивы и могучие ясени. Центральные ворота, выкрашенные красным лаком, венчала высокая башня. На ней красовалась надпись, сделанная золотыми иероглифами: «Буддийский храм Драгоценного Лотоса». Напротив ворот – стена, наподобие экрана, возле нее на земле стояло множество паланкинов. Кругом сновали богомольцы, которые, заметив начальника уезда, бросились врассыпную, пропуская кортеж вперед. Носильщики, всполошившиеся при виде высокого начальства, схватились за поручни паланкинов, намереваясь унести их в сторону от дороги. Ван Дань, видя волнение, которое вызвал его приезд, приказал слугам не поднимать лишнего как происходили столь странные вещи? Очень просто. Оказывается, к обеим сторонам залы примыкали домики-кельи, с десяток и больше, в которых стояли кровати с пологом. И вот какая-нибудь бездетная женщина, молодая и здоровая, после семидневного поста шла в храм помолиться. Преклонив колена перед изваянием Будды, она бросала на пол деревянный чурбачок, и, если он показывал благоприятный знак, женщина оставалась в келье на ночь. Если знак оказывался несчастливым, значит, в ее поступках или молении таилось нечто недоброе. Тогда монах, помолившись за нее, назначал ей еще семь дней поста, после чего женщина приходила снова.

Кельи были заперты со всех четырех сторон – ни единой дырки, ни щелки. Если женщина приходила со слугами, монахи внимательно осматривали их, потом оглядывали женщину и только вечером ее допускали в келью, а слуги оставались снаружи у двери. Понятно, при такой строгости ни у кого не рождалось ни малейших подозрений. Самое удивительное то, что по возвращении домой женщина через какое-то время оказывалась беременной, а затем рожала ребенка красивого и крепкого. Подобное чудо и заставляло женщин, будь то из чиновных семей или простолюдинок, идти в храм помолиться в Чадодарственной Зале. В Зале всегда толпилось множество богомольцев, пришедших из дальних уездов и областей, и царило большое оживление. Пожертвований от прихожан нельзя было счесть. Само собой, женщинам по возвращении домашние задавали вопрос: как, мол, ночью бодхисатва явил свою благодать? Одна отвечала, что во сне ей привиделся Будда с младенцем. Другая рассказывала, что к ней приходил святой алохань. Третья говорила, что она никого не видела, и больше отмалчивалась. Четвертая, стыдливо улыбаясь, отказывалась отвечать на вопросы. Некоторые старались ходить в храм пореже, а другие клялись, что больше не ступят в него ногой. А теперь подумайте: разве Будда или бодхисатва, вставший когда-то на стезю очищения и порвавший со всеми земными желаниями, будет по ночам являться в храм и, отягощенный мирскими страстями, приносить младенцев? Пустая болтовня! Все дело в том, что люди этих мест верили не врачам, но знахарям да всяким колдунам, а бесовские учения считались у них великой Истиной. Они находились в слепоте и заблуждении, и ум их не поддавался просветлению. Вот отчего их жены шли в монастырь, чем охотно пользовались лысые разбойники. Вот уж действительно: Известно давно, что эта трава причиняет здоровью вред, А многие верят, что лучше ее на свете лекарства нет.

В храме Драгоценного Лотоса под личиной почтительности и смирения скрывались злодеи и распутники. В кельи, казавшиеся закрытыми со всех сторон, на самом деле вели тайные лазы. Как только монастырский колокол отбивал положенное число ударов, возвещая о наступлении ночи, монахи, зная, что женщины уже уснули, прокрадывались в кельи и творили свое непотребное дело. Богомолки, конечно, просыпались, да только поздно. Разумеется, они могли заявить властям, да что толку – лишь себя ославить, и женщины предпочитали скрывать свой позор. Были и другие причины. Надо сказать, что после семидневного поста женщины были чисты духом и телом. Монахи же, крепкие и годами не старые, все были молодцы как на подбор. К тому же они за большие деньги покупали возбуждающие снадобья, которые давали женщинам, отчего девять из десяти обязательно зачинали. Некоторые богомолки понимали, что впали в грех, но они таились от мужа и молчали, прямо как тот немой, который съел желтый корень хуанлянь: ему горько, а он сказать ничего не может. Что до бесстыдниц и распутниц, то им посещение храма приходилось по вкусу, и они были готовы вкушать удовольствие еще и еще.

Такой блуд и разврат продолжались многие годы, и братия бритоголовых злодеев уже привыкла, что все пакости сходят им с рук. Но вот нежданно-негаданно Небо послало в эти места одного чиновника, который получил должность начальника уезда. Вы спросите: кто он? Некий Ван Дань из Цзиньцзянского округа провинции Фуцзянь. Получив ученую степень еще в юные годы, он отличался ясным умом и прозорливостью. Он знал, что править уездом трудно, так как здесь живут не только ханьцы, но и многие инородцы, и жители этих мест отличаются мятежным нравом. Вот почему, заступив на должность начальника уезда, Ван действовал решительно, стараясь выявить скрытые недуги и нисколько при этом не страшась влиятельных лиц. Через полгода он навел в уезде строгий порядок: лихоимства исчезли, грабежи прекратились, чему люди были несказанно рады. Разумеется, Ван Дань слышал о храме Драгоценного Лотоса и о тех чудесах, которые там происходят во время моления, но слухам этим не верил.

«Если бодхисатва действительно являет чудо после того, как женщина хорошо помолится, зачем ей оставаться в храме на ночь? – думал он. Что-то здесь не то!». Однако, поскольку никаких подозрительных фактов не обнаруживалось, он не стал поднимать шума и решил, что сходит в храм сам и определит все на месте. Выбрав для визита начало девятой луны, он поехал воскурять благовония.

К храму шли густые толпы богомольцев. Подъехав ближе, начальник уезда огляделся. Храм был окружен белой стеной, возле которой росли старые ивы и могучие ясени. Центральные ворота, выкрашенные красным лаком, венчала высокая башня. На ней красовалась надпись, сделанная золотыми иероглифами: «Буддийский храм Драгоценного Лотоса». Напротив ворот-стена, наподобие экрана, возле нее на земле стояло множество паланкинов. Кругом сновали богомольцы, которые, заметив начальника уезда, бросились врассыпную, пропуская кортеж вперед. Носильщики, всполошившиеся при виде высокого начальства, схватились за поручни паланкинов, намереваясь унести их в сторону от дороги. Ван Дань, видя волнение, которое вызвал его приезд, приказал слугам не поднимать лишнего шума. Однако настоятель уже знал о приезде начальника. Он приказал бить в колокол и барабаны и, созвав всех монахов перед воротами храма, велел им пасть на колени. Паланкин начальника уезда проследовал к главному зданию. Начальник уезда сошел на землю. Да, действительно, монастырь содержался в большом порядке и выглядел внушительно.

 
Высоки-высоки беседки и терема.
Открытые галереи опоясывают дома.
Главного храма пышен наряд
Облаками летящими густо расписаны красные створки врат.
Красоту построек ни с чем не сравнишь;
Дым благовоний окутал бирюзу черепичных крыш.
Ясень древний листвою укрыл
Балок узоры искусные, резьбу деревянных стропил.
Под туями и соснами, в тени ветвей,
Видны крутые изгибы переходов и галерей.
Воистину здесь, в Чистой Земле [195]195
  С понятием «Чистая Земля» связано буддийское представление о крае радости и блаженства. Так же называется одна из распространенных буддийских сект, существовавших в средневековье.


[Закрыть], смертные не живут.
В глубинах священных гор Поднебесной монахи нашли приют.
 

Ван Дань возжег перед Буддой благовонные свечи и совершил поклоны, втайне моля, чтобы божество помогло ему раскрыть секреты здешних чудес. Настоятель Фосянь во главе монашеской братии склонился перед начальником уезда и предложил пройти в его келью куда тотчас принесли чай.

– Я слышал, что святые отцы из вашей обители благодаря вашему необыкновенному радению проявляют большое старание в исполнении обрядов и строго блюдут все! запреты, – обратился Ван Дань к настоятелю. – Поскольку подобные нравы царят у вас уже много лет, я решил послать высшим властям бумагу, в коей испросить о даровании вам грамоты на получение чина, дабы вы могли управлять этим монастырем впредь и всегда.

Обрадованный монах низко поклонился и поблагодарил начальника за доброту. Ван Дань продолжал:

– До меня дошли слухи, что в вашем храме происходят чудеса – будто исполняются просьбы о чадорождении. Это правда?

– Да, в нашей обители есть придел, где является подобное чудо. Это Чадодарственная Зала.

– А какой обет должна соблюсти женщина, которая испрашивает дитя?

– Никакого особого обета не требуется. Даже сутры читать не обязательно. Надо только одно: чтобы женщина отличалась крепким здоровьем и была искренней в своих мыслях и поступках. Исполнив семидневный пост, она должна потом молиться перед ликом Будды, и, если ей выпадет благодатный знак, она остается на ночь в одной из здешних келий. Ее моление ниспосылает ей сон, после коего она рожает дитя.

– А удобно ли женщине оставаться одной?

– Вполне удобно и весьма надежно! Ведь кельи со всех сторон закрыты, и в каждой комнате находится лишь одна женщина. Снаружи ее сторожат слуги, так что ни один посторонний не может проникнуть внутрь.

– Так, так! – проговорил уездный начальник. – Знаете ли, у меня тоже нет наследников… Но, думаю, моей супруге приезжать сюда не вполне удобно.

– Пусть вас это не волнует! – успокоил его Фосянь. – Вы можете сами возжечь благовония и помолиться, испрашивая себе чадо. Что же до вашей супруги, то ей следует блюсти дома пост и наложить на себя кое-какие запреты, после чего явится чудо.

– Странно! – удивился Ван. – Обычно просьбы исполняются лишь тогда, когда женщина остается в келье. Ведь именно так происходит у других. Если моя жена сюда не приедет, вряд ли свершится чудо!

– Ваше превосходительство! Вы не ровня обычным людям. Вы – хозяин тысяч и тысяч людей, к тому же вы чтите буддийский закон. Если ваше моление будет преисполнено искренности, Небо сразу это оценит.

Вы спросите, почему Фосянь не хотел, чтобы супруга начальника уезда приехала в храм? На сей счет есть такая поговорка: мошенник хоть и хитер, но сердце у него пугливое. Монах опасался, что вместе с супругой уездного приедет много людей и кто-нибудь случаем пронюхает о пакостях, которые творятся в монастыре. Только не ведал он, что начальник уезда человек проницательный, способный даже в простом разговоре уловить скрытый смысл.