Текст книги "Эрос за китайской стеной"

Автор книги: Роберт ван Гулик

Соавторы: Ли Юй,Джозеф Нидэм,Ч. Хьюмана,Сунлин Пу,Кристофер Скиппер,Артем Кобзев,Мэнчу Лин,Дмитрий Воскресенский,Мэнлун Фэн,Ольга Городецкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Пу Сунлин
ХЭННЯН О ЧАРАХ ЛЮБВИ

Хун Дае жил в столице. Его жена из рода Чжу обладала чрезвычайно красивой наружностью. Оба они друг друга любили, друг другу были милы. Затем Хун взял себе прислугу Баодай и сделал ее наложницей. Она внешностью своей далеко уступала Чжу, но Хун привязался к ней. Чжу не могла оставаться к этому равнодушной, и друг от друга отвернули супруги глаза. А Хун, хотя и не решался открыто спать ночью у наложницы, тем не менее еще больше привязался к Баодай, охладев к Чжу.

Потом Хун переехал и стал соседом с торговцем шелками, неким Ди. Жена Ди, по имени Хэннян, первая, проходя через двор, посетила Чжу. Ей было за тридцать, и с виду она только-только была из средних, но обладала легкой и милой речью и понравилась Чжу. Та на следующий же день отдала ей визит. Видит – в ее доме тоже имеется, так сказать, «маленькая женочка», лет этак на двадцать с небольшим, хорошенькая, миловидная. Чуть не полгода жили соседями, а не слышно было у них ни словечка брани или ссоры. При этом Ди уважал и любил только Хэннян, а, так сказать, «подсобная спальня» была пустою должностью, и только.

Однажды Чжу, увидев Хэннян, спросила ее об этом:

– Раньше я говорила себе, что каждый «мил человек» [257]257
  …«мил-человек» – обычное название супруга.


[Закрыть]любит наложницу за то именно, что она наложница, и всякий раз при таких мыслях мне хотелось изменить свое имя жены, назвавшись наложницей. Теперь я поняла, что это не так… Какой, скажите, сударыня, вот у вас секрет? Если бы вы могли мне его вручить, то я готова, как говорится, «стать к северу лицом и сделаться ученицей» [258]258
  …«стать к северу лицом и сделаться ученицею». – Государь сидел, по ритуалу древнего Китая, лицом на юг, а придворные стояли к нему лицом, то есть на север. Точно то же, из крайнего уважения к учителю, столь характерного для Китая, делали в отношении его и ученики.


[Закрыть].

– Эх ты! – смеялась Хэннян. – Ты ведь сама небрежничаешь, а еще винишь мужа! С утра до вечера бесконечной нитью прожужжать ему уши – да ведь это же значит «в чащи гнать пичужек» [259]259
  …«в чащи гнать пичужек». – В книге «Мэн-цзы» находим: «В глубину вод кто гонит рыбу? – Выдра. В чащи кто гонит пичужек? – Коршун. К Тану и У (доблестным завоевателям) кто гнал народ? – Цзе и Чжоу (разбойники-цари)».


[Закрыть]. Их разлука усиливает их чрезвычайно. Слетятся они и еще более предадутся своему вовсю… Пусть муж сам к тебе придет, а ты не впускай его. Пройдет так месяц, я снова тебе что-нибудь посоветую.

Чжу послушалась ее слов и принялась все более и более наряжать Баодай, веля ей спать с мужем. Пил ли, ел ли Хун, хоть раз она непременно посылала Баодай быть вместе с ним.

Однажды Хун как-то кружным путем завернул и к Чжу, но та воспротивилась, и даже особенно энергично. Теперь все стали хвалить ее за честную выдержку.

Так прошло больше месяца. Чжу пошла повидаться с Хэннян. Та пришла в восторг.

– Ты свое получила, – сказала она. – Теперь ты ступай домой, испорти свою прическу, не одевайся в нарядные платья, не румянься и не помадься. Замажь лицо грязью, надень рваные туфли, смешайся с прислугой и готовь с нею вместе. Через месяц можешь снова приходить.

Чжу последовала ее совету. Оделась в рваные и заплатанные платья, нарочно не желая быть чистой и светлой, и, кроме пряжи и шитья, ни о чем другом не заботилась. Хун пожалел ее и послал Баодай разделить с ней ее труды, но Чжу не приняла ее и даже, накричав, выгнала вон.

Так прошел месяц. Она опять пошла повидать Хэннян.

– Ну, деточка, тебя, как говорят, действительно можно учить! [260]260
  …Можно учить. – Слова древнего старца из «Исторических записок» Сыма Цяня, который, испытав терпение одного молодого человека, будущей знаменитости, обещал научить его высшей мудрости и действительно научил.


[Закрыть]Теперь вот что: через день у нас праздник первого дня Сы [261]261
  …праздник первого дня Сы. – Первый день под циклическим знаком сы в третьей луне. В этот день древний обычай велел отправляться на реку и с орхидеей в руках мыться, отгоняя все нечистое, накопившееся за зиму. Конфуций этот обычай весьма одобрял. Впоследствии стали пользоваться этим днем для больших собраний ученых стихотворцев, которые тут же, на берегу реки, слагали стихи, присуждали премии отличившимся и штрафовали вином плохих собратьев. Частый мотив в китайской поэзии.


[Закрыть]. Я хочу пригласить тебя побродить по весеннему саду. Ты снимешь все рваные платья и разом, словно высокая скала, восстанешь во всем новом: в халате, шароварах, чулках и туфлях. Зайди за мной пораньше, смотри!

– Хорошо, – сказала Чжу.

День настал. Она взяла зеркало, тонко и ровно наложила свинцовые и сурьмовые пласты, во всем решительно поступая, как велела Хэннян. Окончив свой туалет, она пришла к Хэннян. Та выразила ей свое удовольствие.

– Так, хорошо, – сказала она, и при этом подтянула ей «фениксову прическу» [262]262
  …подтянула ей «фениксову прическу» – феникс и его самка – самые любимые в Китае символы супружеского счастья. Женские головные украшения, особенно брачная шапка, изображают летящего феникса. Так было сначала принято для цариц и придворных дам, а потом мода, конечно, распространилась и на весь женский Китай. «Фениксова прическа» не только формой своей, но и шпильками, заколками и т. д. напоминает голову феникса.


[Закрыть], которая стала теперь блестеть так, что могла как зеркало отражать фигуры.

Рукава у ее верхней накидки были сделаны не по моде. Хэннян распорола и переделала. Затем, по ее мнению, фасон у башмаков был груб. Она в замену их достала из сундука заготовки, и они тут же их доделали. Кончив работу, она велела Чжу переобуться.

Перед тем, как проститься с ней, она напоила ее вином и наставительно сказала:

– Когда вернешься домой и заприметишь мужа, то пораньше запрись у себя и ложись. Он придет, будет стучать в дверь – не слушайся. Три раза он крикнет, можешь один раз его принять. Рот его будет искать твоего языка, руки будут требовать твоих ног, на все это скупись. Через полмесяца снова придешь ко мне.

Чжу пришла домой и в ослепительном своем наряде явилась к мужу. Хун сверху донизу оглядывал ее; вытаращил глаза и стал радостно ей улыбаться, совсем не так, как в обычное время.

Поговорив немного о прогулке, она облокотилась, подперла голову рукой и сделала вид, что ей лень. Солнце еще не садилось, а она уже встала и пошла к себе, закрыла двери и легла спать.

Не прошло и нескольких минут, как Хун и в самом деле пришел и постучал. Чжу лежала прочно и не вставала. Хун наконец ушел. На второй вечер повторилось то же самое. Утром Хун стал ее бранить.

– Я привыкла, видишь ли ты, спать одна… Мне непереносимо тяжело будет опять беспокоиться.

Как только солнце пошло к западу, Хун уже вошел в спальню жены, уселся и стал караулить. Погасив свечу, влез на кровать и стал любезничать, словно с новобрачной. Свился, сплелся с ней в самой сильной радости и, сверх того, назначил ей свидание на следующую ночь. Чжу сказала: «Нельзя», – и положила с мужем для обычных свиданий срок в три дня.

Через полмесяца с небольшим она опять навестила Хэннян. Та закрыла двери и стала говорить.

– Ну, с этих пор можешь уже распоряжаться своей спальней одна и как угодно. Однако вот что я тебе скажу. Ты хоть и красива, но не кокетка. С твоей-то красотой можно у Западной Ши [263]263
  …у Западной Ши. – Западная (по месту жительства ее родных) Ши (Сиши) – знаменитая красавица древности. Пораженный ее красотой и особенно ее совершенно необыкновенным и мастерским кокетством, южный князь постарался воспитать в ней это умение до чрезвычайных размеров и затем… подослал к своему сопернику, которому она до того вскружила голову, что коварному князю ничего уже не стоило его разбить и захватить его владения.


[Закрыть]отбить покровителя, а не только у подлой какой-нибудь!

Теперь она в виде экзамена заставила Чжу взглянуть вбок.

– Не так, – заметила она. – Недостаток у тебя в том, что ты выворачиваешь глаза.

Стала экзаменовать ее, веля улыбнуться, и опять сказала:

– Не так! У тебя плохо с левой щекой!

С этими словами она с осенней волной глаз послала нежность, а затем вдруг раскрыла рот, и тыквенные семена [264]264
  …тыквенные семена. – То есть белые зубы. Образ, известный еще в древней, классической поэзии Китая.


[Закрыть]еле-еле обозначились.

Велела Чжу перенять. Та сделала это несколько десятков раз и наконец как будто что-то себе усвоила.

– Ну, теперь ты иди, – сказала Хэннян. – Возьми дома в руки зеркало и упражняйся. Секретов больше у меня не осталось. Что касается до того, как быть на постели, то действуй сообразно обстоятельствам, применяясь к тому, что понравится… Это не из тех статей, которые можно передать на словах!

Чжу, придя домой, во всем стала действовать так, как учила Хэннян. Хун сильно влюбился, волнуясь и телом, и душой, только и думая, как бы не получить отказа. Солнце еще только склонялось к вечеру, как он уже сидел у нее, любезничал и улыбался. Так и не отходил от двери спальни ни на шаг. И так день за днем, это превратилось у него в обыкновение. Она, в заключение всего, так и не могла вытолкать его и прогнать.

Чжу стала еще лучше обходиться с Баодай. Каждый раз, устраивая в спальне обед, она сейчас же звала ее присаживаться вместе. А Хун смотрел на Баодай все более и более как на урода. Обед не закончился, а он ее уже выпроваживал.

Чжу обманным для мужа образом забиралась в комнату Баодай и запирала дверь на засов. Хуну всю ночь негде было, так сказать, себя увлажнить.

С этих пор Баодай возненавидела Хуна и при встрече с людьми сейчас же начинала жаловаться на него и поносить. Хуну же она становилась все более и более противна и выводила его из себя. Мало-помалу он стал доходить в обращении с ней до плетей и розог. Баодай разозлилась, перестала заниматься собой и нарядами, ходила в рваном платье и грязных туфлях; голова у нее была вроде клочьев травы, так что уже нечего было считаться с ней как с человеком.

Хэннян однажды говорит Чжу:

– Ну-с, как тебе кажется мой секрет?

– Основная правда, – отвечала Чжу, – конечно, в высшей степени очаровательна. Однако ученица могла идти по ней, а в конце концов так и не познать ее. Вот, например, что значило, как вы говорили, «дать им полную волю»?

– А разве ты не слыхала, что человеческому чувству свойственно тяготиться старым и восторгаться новым, уважать то, что трудно дается, и не ценить того, что легко? Муж любит наложницу, это не обязательно значит, что она красива. Нет, это значит, что ему сладки внезапные захваты и манят счастьем трудно дающиеся встречи. Дай ему вволю насытиться, и тогда жемчужины, скажем, и деликатесы – и те надоедят; что же говорить о похлебке из лопуха?

– А что значило: сначала замараться, а потом блистать?

– Ты отстала и не была на глазах; ему казалось, что наступила долгая разлука. Потом вдруг он увидел тебя в пышной красоте – и это было для него то же, как если б ты только что появилась. Смотри, например, как бедный человек, который вдруг получил рис и мясо, вдруг начинает смотреть на грубую крупу как на безвкусицу. Притом же ему не легко давалось – и вышло, что она-де нечто старое – а я новость; она дается легко – а со мною трудновато. Это ведь и был твой способ поменять место жены на наложницу!

Чжу это очень понравилось, и обе стали задушевными подругами на своих женских половинах.

Прошло несколько лет. Вдруг она говорит Чжу:

– Мы обе с тобой чувством своим словно одна. Я, конечно, должна была не скрывать от тебя своей жизни и давно уже хотела тебе ее рассказать, но боялась, что ты потеряешь ко мне доверие. Теперь же, перед своим уходом и на прощание, я решусь сказать тебе все по совести. Я, видишь ли, лисица. В молодости своей мне пришлось пострадать от мачехи, которая продала меня в столицу. Муж мой, однако, обращался со мной великодушно и хорошо, так что я не решалась сейчас же с ним порвать, и вот в полной любви дожила до сего дня. Завтра мой старик отец начнет отделяться от своего трупа [265]265
  …старик отец начнет отделяться от своего трупа. – То есть после смерти его труп начнет исчезать, как полагается бессмертному, перешедшему в это состояние после внешней смерти.


[Закрыть], и я пойду его повидать, и больше сюда уже не вернусь.

Чжу схватила ее за руки и принялась горько вздыхать. Рано утром она отправилась повидать ее, но весь дом был в крайней тревоге и в смятении: Хэннян исчезла.

Автор этих странных историй сказал бы следующее:

 
Купивший жемчуг не ценил жемчуг, а ценил коробку. [266]266
  Купивший жемчуг не ценил жемчуг, а ценил коробку. – Одна из притчей мыслителя III в. до н. э. Хань Фэй-цзы говорит, что некто продал другому человеку жемчуг, для которого он сделал коробку из мимозы, надушил ее пахучим перцем, обвил ее розами и перевязал изумрудным листом. Покупатель взял коробку, а жемчуг возвратил продавцу.


[Закрыть]
 

Чувства к новому и старому, к трудному и легкому таковы, что тысячелетия не могли разрушить эти заблуждения. Но именно среди них-то и удается проводить средства, как превратить ненависть в любовь.

Древний подлый министр, льстиво служа царю, не допускал его до людей, не давал ему взглянуть в книги. [267]267
  …не давал ему взглянуть в книги. – Евнух Чоу Шилян, служивший в IX в. танскому государю У-цзуну, учил сотоварищей: «Смотрите будьте осторожны: не давайте царю читать книги и приближаться к ученым-книжникам, а то, как только он увидит, в чем было процветание и где была гибель царств и династий, он ощутит в сердце тревогу – и нас всех казнит».


[Закрыть]

Отсюда мне ясно, что для того, чтобы куда-нибудь втиснуться и укрепить там свой фавор, имеются способы особых традиций.

Перевод и примечания В. М. Алексеева.

Пу Сунлин
ЦЯОНЯН И ЕЕ ЛЮБОВНИК

В Гуандуне жил потомок чиновной знати, некий Фу. Когда ему перевалило за шестьдесят, у него родился сын, названный им Лянь. Мальчик был чрезвычайно толковый, но кастрат от природы, и в семнадцать лет у него в тайном месте было еле-еле – с тутовый червяк. Об этом по слухам знали не только поблизости, но и дальние жители, и никто не хотел выдавать за него дочь. Старик уже решил, что ему судьба остаться без продолжения рода, тужил, горевал дни и ночи… Однако положение было безвыходное.

Лянь занимался с учителем. Случайно учитель куда-то ушел, а в это время у ворот их дома остановился фокусник с обезьянкой. Лянь загляделся на него и забыл про свои науки. Потом, спохватившись, что учитель сейчас придет, весь в страхе бросился бежать.

На расстоянии нескольких ли от дома он увидел какую-то барышню, одетую в белое платье; вместе с маленькой служанкой появилась она откуда-то перед его глазами. Она разок оглянулась – дьявольская, ни с чем не сравнимая красота! Лотосовые шажки [268]268
  Лотосовые шажки. – Искалеченные модой женские ноги часто называются в изящной литературе «лотосовым цветком» – за их выгнутый подъем.


[Закрыть]ковыляли вяло, и Лянь ее обогнал. Девушка обернулась к прислуге и сказала:

– Попробуй спросить у этого молодого человека, не собирается ли он идти в Цюн.

Служанка, и в самом деле окликнув Ляня, спросила. Лянь поинтересовался узнать, зачем это было нужно.

– Если вы направляетесь в Цюн, – ответила девушка, – то у меня есть, как говорится, в фут длиною письмо, которое я попросила бы вас по дороге передать в мое село. У меня дома старуха мать, которая, между прочим, может быть для вас, как говорят в таких случаях, «хозяйкой восточных путей» [269]269
  …хозяйкой восточных путей. – То есть хозяйкой по отношению к гостю. Издавна понятие востока связано в Китае с понятием хозяина, а запада – с понятием гостя. Самое ходячее слово для обозначения хозяина это «человек востока». «Восток дома – хозяин дома». Наоборот: учитель, живущий в доме на положении гостя, – западный гость и т. д.


[Закрыть].

Убежав из дому, Лянь, собственно говоря, никакого определенного направления не брал. Теперь он решил, что может пуститься хоть в море [270]270
  …пуститься хоть в море… – Конфуций сказал («Изречения»): «Мой путь не идет… Сяду на плот и пущусь в море…». Цитата применена здесь формально.


[Закрыть], и обещал. Девушка достала письмо, передала его служанке [271]271
  …передала его служанке… – Иной порядок при строгости тогдашней патриархальной теремной китайской жизни был бы немыслим.


[Закрыть], а та – студенту. Лянь осведомился, как имя и фамилия адресатки и где она живет. Ему было сказано, что ее фамилия – Хуа и что живет она в деревне Циньской Девы, в трех-четырех ли от северных городских окраин. Студент сел в лодку и поехал. Когда он прибыл к северным предместьям Цюнчжоу, солнце уже померкло. Наступал вечер. Кого он ни спрашивал, о деревне Циньской Девы решительно никто не знал. Пошел на север, отошел от города ли на четыре-пять. Уже ярко сияли звезды и луна. От цветущих трав рябило в глазах. Было пусто… ни одной гостиницы. В сильном замешательстве, увидев, что у дороги стоит чья-то могила, он решился как-нибудь у нее примоститься. Однако, сильно боясь тигра и волка, полез, как обезьяна, вверх на дерево и там прикорнул.

Слышит, как ветер так и гудит, так и воет в соснах. Ночные жуки жалобно стонут… И сердце юноши захолодело пустотой, а раскаяние жгло огнем.

Вдруг внизу раздались человеческие голоса. Лянь нагнулся, посмотрел. Видит: самые настоящие хоромы; какая-то красавица сидит на камне, а две служанки держат по расписной свече и расположились одна направо, другая налево от нее.

Красавица взглянула влево и сказала:

– Сегодняшней ночью так бела луна, так редки звезды. Завари-ка чашечку круглого чaя [272]272
  Завари-ка чашечку круглого чая… – Сухие листья чая кладутся прямо в чашку, и там уже обвариваются крутым кипятком. Затем чашка накрывается другой чашкой, лишь несколько меньшего диаметра. Листья опускаются на дно, и зеленоватый отстой отхлебывается глоточками при отодвигании верхней чашечки. Круглый чай, или иначе чай «Дракона и феникса», считается самым лучшим по качеству. Ввиду его дороговизны и редкости с Х в. лишь государи стали жаловать его своим придворным.


[Закрыть]– того, что подарила нам тетушка Хуа… Насладимся, право, этой чудесной ночью!

Студенту пришло в голову, что это бесовские оборотни, и по всему его телу волосы стали торчком, словно лес. Сидел, не смея дохнуть.

Вдруг служанка поглядела вверх и сказала:

– На дереве сидит человек!

Девушка вскочила в испуге.

– Откуда это взялся такой смельчак, – сказала она, – что берется из-за угла подсматривать за людьми?

Студент страшно испугался. Укрыться было уже некуда, и он, кружась по дереву, спустился вниз. Упал на землю и умолял простить его. Девушка подошла к нему, всмотрелась и, вместо того чтобы разгневаться, выразила удовольствие. Взяла и потащила его сесть с ней вместе.

Студент взглянул на нее. Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Красота и манеры были прямо на редкость. Вслушался в ее речь – не просто говор.

– Вы куда, молодой человек, путь держите? – спросила она.

– Я, видите ли, – отвечал Лянь, – исполняю кой для кого роль почтаря!

– В пустынных местах часто встречаются страшные незнакомцы, – сказала девушка. – Спать на открытом месте опасно. Если не отнесетесь с пренебрежением к грубому нашему шалашу, то я желала бы, чтобы вы у нас остановили, так сказать, колесницу [273]273
  …у нас остановили… колесницу. – Речь условной вежливости особенно подчеркнута здесь выбором слов – намеком на одну из од древней книги «Шицзин»:
При звездах, да пораньше, заложить колесницу,Остановить ее в тутовом поле…

[Закрыть].

И с этими словами пригласила студента войти в помещение. Там была всего-навсего только одна кровать, но она велела прислуге застлать ее двумя одеялами. Студент, стыдясь своей телесной мерзости, выразил желание улечься на полу. Девушка засмеялась.

– Я познакомилась, – сказала она, – с таким прекрасным гостем. Смеет ли женщина Юаньлун [274]274
  Юаньлун (Чэнь Юаньлун). – Один из героев междоусобной войны, известной под именем «Троецарствия» (III в.). О нем так отзывался один из его сподвижников по ратному делу: «Юаньлун-муж озер и морей… Его не покидает необузданная храбрость. Я както свиделся с ним. У него нет деления на гостя и хозяина. Сам забрался на постель, а гостя заставил лечь у постели на полу».


[Закрыть]лечь гордо и выше его?

Студенту не было иного выхода, и он лег с ней на одну кровать. Однако, дрожа от страха, не посмел вытянуться.

Не прошло и небольшого времени, как девушка незаметно залезла к нему под одеяло своей тоненькой ручкой и стала легонько щупать у него ноги и колена. Студент притворился спящим и сделал вид, что ничего не чувствует и не понимает.

Вскоре она открыла одеяло и влезла к нему. Давай его расталкивать, но он решительно не шевелился. Тогда она стала нащупывать тайное место – и вдруг остановила руку, приуныла, с грустным-грустным видом ушла из-под одеяла, и студент сейчас же услыхал ее сдержанный плач. Весь в волнении стыда, не зная, куда деться, со злобой и досадой роптал он на Небесного Владыку [275]275
  Небесный Владыка – бог, в одном из монотеистических проявлений китайской религиозной мысли.


[Закрыть]за его проруху… Но больше ничего предпринять не мог.

Девушка крикнула служанке, чтобы та зажгла свечу. Та, заметив следы слез, удивленно спросила, в чем неприятность. Девушка помотала головой и сказала:

– Я сама оплакиваю свою же судьбу.

Служанка стала у кровати и пристально всматривалась в ее лицо.

– Разбуди его, – сказала она, – и выпроводи!

Услыша такие слова, студент почувствовал еще более жестокий прилив стыда… Кроме того, его брал страх очутиться среди ночи в темных, мутных пустырях, не зная больше, куда идти… Пока он все это соображал, вошла, распахнув двери, какая-то женщина.

– Пришла тетушка Хуа, – доложила служанка.

Студент исподтишка взглянул на нее. Ей было уже за пятьдесят, хотя живая рама красоты ее еще не покинула. Увидев, что девушка не спит, она обратилась к ней по этому поводу с вопросом. Не успела еще девушка ответить, как женщина, взглянув на кровать, увидела, что там кто-то лежит, и спросила, что за человек разделяет с ней ложе. Вместо девушки ответила служанка.

– Ночью здесь остановился спать один молодой человек!

Женщина улыбнулась.

– Не знала я, – сказала она, – что Цяонян с кем-то справляет свою узорную свечу. [276]276
  Узорная свеча. – Свечи в брачной комнате имеют особую форму, ярко раскрашены и густо позолочены. В стихотворении поэта VI в. читаем:
В глубоком алькове цветная свеча блестит…В танце обе ласточки легки…

[Закрыть]

Сказав это, заметила, что у девушки еще не высохли следы слез, и испуганно бросила ей:

– Ни на что не похоже тужить и плакать в вечер соединения чаш. Уж не грубо ли с тобой поступает женишок?

Девушка, не отвечая, стала еще грустнее. Женщина хотела уже коснуться одежды, чтобы посмотреть на студента. Едва она взялась за нее, чуть встряхнула, как на постель упало письмо. Женщина взяла, поглядела и, остолбенев от изумления, сказала:

– Что такое? Да ведь это же почерк моей дочери!

Распечатала письмо и принялась громко вздыхать. Цяонян спросила, в чем дело.

– Вот здесь известие от моей Третьей. Муж ее умер, и она осталась беспомощной сиротой… Ну, как тут теперь быть?

– Это верно, – сказала девушка, – что он говорил, будто кому-то несет письмо… Какое счастье, что я его не прогнала!

Женщина крикнула студенту, чтобы он встал, и стала подробно расспрашивать, откуда у него это письмо. Студент рассказал.

– Вы потрудились, – сказала она, – в такую даль нести это письмо… Чем, скажите, вас отблагодарить?

Затем пристально посмотрела на студента и спросила его с улыбкой, чем он обидел Цяонян. Студент сказал, что не может понять, в чем провинился. Тогда женщина принялась допрашивать дочурку. Та вздохнула.

– Мне жалко себя, – сказала она. – Живою я вышла за евнуха, мертвой сбежала к скопцу!.. Вот где мое горе.

Женщина посмотрела на студента и промолвила:

– Такой умный мальчик… Что ж это ты: по всем признакам мужчина – и вдруг оказываешься бабой? Ну, ты мой гость! Нечего тут дольше поганить других людей!

И повела студента в восточный флигель. Там она засунула руку ему между ног, осмотрела и засмеялась.

– Неудивительно, – сказала она при этом, – что Цяонян роняет слезы. Впрочем, на твое счастье, есть все-таки корешок. Можно еще что-нибудь сделать!

Зажгла лампу. Перерыла все сундуки, пока не нашла какой-то черной пилюли. Дав ее студенту, велела сейчас же проглотить и тихо посоветовала ему не шуметь. Затем ушла.

Студент, лежа один, стал размышлять, но никак не мог взять в толк, от какой болезни его лечат.

Проснулся он уже в пятой страже и сейчас же ощутил под пупом нить горячего пара, ударяющего прямо в тайное место. Затем что-то поползло, как червяк, и как будто между ляжек повисла какая-то вещь. Пощупал у себя а он, оказывается, уже здоровенный мужчина! Сердце так и встрепенулось от радости… Словно сразу получил от государя все девять отличий [277]277
  …все девять отличий. – По древнему ритуалу, государь жаловал удельным князьям следующие девять регалий: лошадь и коляску, одежду, музыкальные инструменты, право выкрасить в красный цвет ворота, право выстроить парадное крыльцо, право иметь телохранителей, лук и стрелы, секиры для ношения при выходах, жертвенные сосуды.


[Закрыть].

Только что в рамах окна появились просветы, как вчерашняя женщина уже вошла и принесла студенту жареные хлебцы. Велела ему терпеливо отсидеться, а сама заперла его снаружи.

– Вот что, – сказала она, уходя, своей Цяонян, – молодой человек оказал нам услугу – принес письмо. Оставим его пока да позовем нашу Третью в качестве подруги сестры для него. Тем временем мы его снова запрем, чтобы отстранить от него надоедливых посетителей!

И вышла за дверь.

Студенту было скучно. Он кружил по комнате и время от времени подходил к дверной щели, словно птица, выглядывающая из клетки. Завидит Цяонян – и сейчас же захочется ее поманить, все рассказать… Но конфузился, заикался и останавливался. Так тянулось время до полуночи. Наконец вернулась женщина с девушкой, открыла дверь и сказала:

– Заморили скукой молодого господина! Третья! Можешь войти поклониться и попросить извинения!

Тогда та, которую он встретил на дороге, нерешительно вошла.

Обратясь к студенту, подобрала рукава и поклонилась. Женщина велела им называть друг друга старшим братом и сестрой.

Цяонян хохотала:

– Старшей и младшей сестрой… Тоже будет хорошо!

Все вместе вышли в гостиную, уселись в круг. Подали вино. За вином Цяонян в шутку спросила студента:

– Ну, а что скопец тоже волнуется при виде красавицы или нет?

– Хромой, – отвечал студент, – не забывает времени, когда ходил. Слепой не забывает времени, когда видел.

Все расхохотались. Цяонян, видя, что Третья утомлена, настаивала, чтобы ее оставили в покое и уложили спать. Женщина обратилась к Третьей, веля ей лечь со студентом. Но та была вне себя от стыда и не шла. Хуа сказала:

– Да ведь этот мужчина-то – мужчина, а на самом деле – покойник! Чего его бояться?

И заторопила их убираться, тихонько шепнув студенту:

– Ты за глаза действуй как мой зять. А в глаза – как сын. И будет ладно!

Студент ликовал. Схватил девушку за руки и залез с ней на кровать. Вещь, только что снятая с точильного камня да еще в первой работе… Известно, как она быстра и остра!..

Лежа с девушкой на подушке, Фу спросил ее: что за человек Цяонян?

– Она – мертвый дух. Талант ее, красота не знают себе равных. Но судьба, ей данная, как-то захромала, рухнула. Она вышла замуж за молодого Мао, но тот от болезненного состояния стал, как кастрат, и когда ему было уже восемнадцать лет, он не мог быть, как все люди. И вот она в тоске, которую ничем нельзя было расправить, унесла свою досаду на тот свет.

Студент испугался и выразил подозрение, что Третья и сама тоже бес.

– Нет, – сказала она, – уж если говорить тебе правду, то я не бес, а лисица. Цяонян жила одна, без мужа, а я с матерью в то время осталась без крова, и мы сняли у нее помещение, где и приютились!

Студент был ошарашен.

– Не пугайся, – сказала дева. – Хотя мы, конечно, бес и лисица, мы не из тех, которые кому-либо вредят!

С этой поры они стали проводить вдвоем все дни, болтая и балагуря…

Хотя студент и знал, что Цяонян – не человек, однако влюбленный в ее красоту, он все досадовал, что нет случая ей себя, так сказать, преподнести.

У него был большой запас бойких слов. Он умел льстить и подлаживаться, чем снискал себе у Цяонян большие симпатии. И вот однажды, когда обе Хуа куда-то собрались и снова заперли студента в комнате, он в тоске и скуке принялся кружить по комнате и через двери кричать Цяонян. Та велела служанке попробовать ключ за ключом, и наконец ей удалось открыть дверь. Студент сказал, припав к ее уху, что просит оставить все лишь промеж них двоих. Цяонян отослала служанку. Студент схватил ее, потащил на кровать, где спал, и страстно устремился… Дева, смеясь, ухватила у него под животом:

– Как жаль! Такой ты милый мальчик, а вот в этом месте – увы! – не хватает!..

Не окончила она еще этих слов, как натолкнулась рукой на полный обхват.

– Как? – вскричала она в испуге. – Прежде ведь было такое малюсенькое, а теперь вдруг этакий канатище!

Студент засмеялся.

– Видишь ли, – сказал он, – в первый-то раз мы застыдились принять гостью – и съежились. А теперь, когда над нами глумились, на нас клеветали – нам невтерпеж: дай, думаем, изобразим, что называется, «жабий гнев» [278]278
  «Жабий гнев». – Существует древний рассказ: князь страны Юэ, выйдя из дворца, увидел сердитую жабу и простерся перед ней. Все недоумевали. «Вот ведь какая она сердитая! – сказал он. – Как не поклониться ей!». И все храбрецы вокруг тоже присоединились к князю.


[Закрыть].

И свился с ней в наслаждении.

Затем она пришла в ярость…

– Ах, теперь я поняла, – говорила она, – почему они запирали дверь! Было время, когда и мать, и дочь шлялись тут без места… Я им дала помещение, приютила… Третья училась у меня вышивать… И я, знаешь, никогда ничего от них не скрывала и ничего для них не жалела… А они, видишь, вот какие ревнивые!

Студент стал ее уговаривать, успокаивать, рассказывать все как было. И все-таки Цяонян затаила злобу.

– Молчи об этом, – просил студент. – Тетушка Хуа велела мне строго хранить это в секрете.

Не успел он закончить свои слова, как тетка Хуа неожиданно вошла к ним… Застигнутые врасплох, они быстро вскочили, а тетка, глядя на них сердито, спросила, кто отпер дверь.

Цяонян засмеялась, приняла вину на себя. Тетка Хуа еще пуще рассвирепела и принялась ругаться сплошным и путаным потоком оглушительной брани.

Цяонян с притворной и вызывающей усмешкой сказала:

– Слушай, бабушка, ты, знаешь, меня сильно насмешила! Ведь это, не правда ли, по твоим словам, хоть и мужчина, да все-таки покойник… Что он, мол, может поделать?

Третья, видя, что ее мать сцепилась с Цяонян насмерть, почувствовала себя плохо и принялась сама их усмирять. Наконец обе стороны побороли свой гнев и повеселели. Хотя Цяонян и говорила гневно и резко, однако с этой поры стала всячески служить и угождать Третьей. Тем не менее, тетка Хуа и днем, и ночью держала дочь взаперти, подальше от Цяонян, так что у нее с Фу Лянем не было возможности открыть друг другу свои чувства, которые оставались лишь в их бровях и глазах скрытыми, невыраженными.

Однажды тетка Хуа сказала студенту:

– Мои дети, государь мой, – и старшая, и младшая – уже имели счастье тебе услужить. Мне думается, что тебе сидеть здесь уже не расчет. Ты бы, знаешь, вернулся к себе домой и объявил отцу с матерью. Пусть они поскорее устроят вам вечный союз!

Собрала студента и заторопила в дорогу. Обе молодые женщины смотрели на него с грустными, скорбными лицами, особенно Цяонян, которая не могла выдержать, и слезы так и катились из ее глаз, словно жемчуга из порвавшейся нитки – без конца. Тетка Хуа остановила, отстранила ее и быстро вывела студента. Только что они вышли за ворота – глядь, а уже ни зданий, ни дворов! Видна лишь одна заросшая могила.

Тетка проводила студента до лодки.

– Вот что, – сказала она ему на прощание, – после твоего ухода я заберу обеих девочек и проеду в твой город, где сниму помещение. Если не забудешь старых друзей, то мы свидимся еще в заброшенном саду дома Ли!..

Студент прибыл домой. До этого времени Фу – отец искал-искал сына, но найти не мог. Тосковал и волновался опасениями до крайности. Увидев вернувшегося, был неожиданно обрадован. Студент рассказал все в общих чертах, причем упомянул, кстати, о своем уговоре с Хуа.

– Разве можно верить этой чертовщине? – говорил ему на это отец. – Знаешь, почему ты как-никак, а воротился живым? Только потому, что ты не мужчина, а калека. Иначе была бы смерть.

– Правда, что это необыкновенные создания, – возражал Лянь. – Тем не менее чувства у них напоминают те же, что у людей. Тем более что они такие сметливые, такие красивые… Женюсь на ней – так никто из земляков не будет смеяться!

Отец не стал разговаривать, а только фыркал.

Студент отошел от него… Его так и подзуживало. Он не желал мириться со своей участью. Начал с того, что, как говорится, усвоил себе служанку. И мало-помалу дошел до того, что среди бела дня с ней блудил вовсю, прямо желая, чтобы это во всей резкости дошло до ушей старика и старухи.

Однажды их подсмотрела маленькая служанка, которая сейчас же побежала и доложила матери. Та не поверила. Подошла, подсмотрела и была ошеломлена тем, что видела. Позвала служанку, допросила ее и наконец узнала все. Страшно обрадовалась и стала разглашать всякому встречному направо и налево, заявляя, что сын их не бездейственный человек. Ею руководила мысль просватать сына за кого-нибудь из знатной семьи.

Однажды студент тихонько шепнул матери, что он ни на ком, кроме Хуа, не женится.

– Послушай, – сказала мать, – на этом свете нет недостатка в красивых женах. Зачем тебе вдруг непременно понадобилась бесовщина?

– Если бы не тетка Хуа, – возразил Лянь, – мне никак не удалось бы узнать, в чем жизнь человека. Повернуть ей спину – не принесет добра.

Старик Фу согласился. Послал слугу и старую прислугу искать Хуа. Вышли за город с восточного конца, прошли четыре-пять ли, стали искать сад семьи Ли. Смотрят – среди разрушенных стен и бамбуков вьется ниточками дым. Старуха слезла с телеги и прямо прошла в дверь. Оказывается, мать и дочь вытерли стол, все чисто вымыли и, видимо, кого-то ждали.

Старуха с поклоном передала волю своих господ. Затем, увидя Третью, была поражена и сказала:

– Это и будет супруга моего молодого господина? Я лишь взглянула на нее и то полюбила. Что же странного в том, что у молодого барина она в душе мыслится и во сне кружит?

Старуха спросила о сестрице. Хуа вздохнула:

– Это была моя приемная дочь. Три дня тому назад она внезапно скончалась, отошла от нас.

Вслед за этим стали угощать вином и обедом обоих прибывших: и старуху, и слугу.

Вернувшись домой, старуха доложила полностью свои впечатления от внешности и манер Третьей. Отец и мать Фу пришли в восторг. Под конец старуха передала также известие о Цяонян. Студент пригорюнился и готов был заплакать.

В ночь встречи молодой у себя в доме он свиделся со старухой Хуа и сам спросил о Цяонян.

Та засмеялась и сказала ему:

– Она уже переродилась на севере.

Студент долго стонал и вздыхал. Встретил свою Третью, но никак не мог забыть о своем чувстве к Цяонян. Всех прибывших из Цюнчжоу он обязательно зазывал к себе и расспрашивал.

Как-то ему сообщили, что на могиле Циньской Девы слышат по ночам плач мертвого духа. Студент, пораженный такой странностью, пошел к Третьей и сказал ей. Она погрузилась в думу и долго молчала. Наконец заплакала и сказала:

– Я перед ней так виновата, так неблагодарна!

Студент стал спрашивать. Она улыбнулась.

– Когда мы с матерью пришли сюда, то не дали ей об этом знать. Уж не из-за этого ли теперь раздается плач обиды? Я уж давно собиралась тебе все рассказать, но боялась, знаешь, раскрыть материн грех.

Услышав такие слова, студент сначала затужил, а потом возликовал. Сейчас же велел заложить повозку и поехал. Ехал днем и ночью и во весь опор прискакал к могиле. Распластался перед деревом на могиле и крикнул:

– Цяонян, а, Цяонян! Я – ты знаешь, кто здесь!

И вдруг показалась Цяонян со спеленутым младенцем на руках. Выйдя из могилы, она подняла голову и стала жалобно стонать и глядеть на него с бесконечной досадой. Студент тоже плакал.

Потом он коснулся ее груди и спросил:

– Чей это сын?

– Это твой оставленный мне грех! Ему уже три дня.

– Я, милая, по глупости своей поверил тогда словам Хуа и этим дал тебе закопать в землю свою обиду… Могу ли, скажи, отказаться от своей вины?