Текст книги "Сексуальная жизнь в древнем Китае"

Автор книги: Роберт ван Гулик

Тексты ни одного из рассмотренных выше трех альбомов не имеют непосредственного отношения к древним «сексуальным пособиям» или к даосским учебникам по сексуальной алхимии. Однако теперь речь пойдет об альбоме, который представляет собой просто-напросто даосское пособие с вычурными поэтическими добавлениями.

Этот эротический даосский альбом называется «Фань хуа ли цзинь» («Подборка изящных сцен сладострастных наслаждений»). Он состоит из четырех частей и был издан около 1630 г. Первая часть озаглавлена «Сю шу ян шэнь» («Искусство укрепления тела и духа») и представляет собой видоизмененный вариант даосского пособия «Сю чжэнь янь и», который подробно рассматривался в начале данной главы. Во второй части под названием «Фэн хуа сюэ юэ» («Эротические сцены четырех времен года») приводятся четырнадцать рисунков с изображением полового акта; каждый рисунок сопровождается двумя стихотворениями: первое написано в жанре цюй, а второе является стандартным четверостишием с семью иероглифами в каждой строке. Третья часть называется «Юнь цин юй и» («Сущность туч и дождя») и включает 36 разных поз, каждая из которых, как и в предыдущей части, сопровождается двумя поясняющими стихотворениями. И наконец, в четвертой части, «И фэн и су» («Странные обычаи и иноземные нравы»), приводятся изображения 12 поз, сопровождаемые стихотворениями.

Как уже отмечалось выше при общем обзоре эротического искусства, обнаженные тела в этом альбоме значительно меньшего размера, чем в других, и нарисованы довольно небрежно. Вполне возможно, что этот альбом являет собой парафраз (причем, весьма поздний) иллюстрированного даосского учебника танского времени по сексуальной алхимии, который неоднократно копировался в течение нескольких веков. Исключение составляют стихотворения, которые, несомненно, были добавлены минским издателем. Хотя с художественной точки зрения данный альбом весьма посредственный, он представляет интерес в исторической перспективе, но пока не станут известны другие подобные издания, решить вопрос о его значимости не представляется возможным.

Некоторые цюй в этом альбоме сложены весьма неплохо. Написанные исключительно разговорным языком, они обладают незамысловатой прямолинейностью, придающей им особое очарование. Вот для примера одно из стихотворений:

 
Ты видишься мне безупречной;
Весенняя юбка, облегающая твои бедра,
заставляет меня сгорать от страсти.
Твоя талия напоминает иву,
ты источаешь ароматы орхидей,
А лицо твое словно цветок —
ничем от него не разнится!
И ночью и днем ты в мыслях моих!
Когда же мы опьянеем от благоуханной влаги?
Одно мгновение этой весенней ночи
не купить и за тысячу золотых!
 

ЕСР, 1, р. 200

Пятый и последний из рассматриваемых мной альбомов состоит исключительно из картинок, в нем вообще нет текста. Он озаглавлен «Цзяннань сяо ся» («Проводя лето в Цзяннани») и напечатан в монохромном красновато-коричневом цвете. Этот самый поздний из известных мне образцов минской эротической цветной гравюры датируется примерно 1640–1650 гг.

Рисунки выполнены на самом высоком уровне, обнаженные тела выписаны изящно и безукоризненно. Художник приложил немало усилий, чтобы воспроизвести окружающую обстановку, причем особого внимания заслуживает великолепная мебель из резного черного дерева. Однако на некоторых гравюрах присутствует элемент тайного подсматривания, что превращает их в типичные образцы упаднического искусства. Для других альбомов, наряду с отчетливо выраженным реализмом, характерна безыскусность, которая спасает их от того, чтобы считать непристойными. Но альбом из Цзяннани, типичный для стремительно вырождавшегося искусства, представляет собой завершающую фазу эротической цветной гравюры. Возможно, это даже хорошо, что подобное искусство тогда прекратило свое существование: в нем все отчетливее стали проявляться признаки вычурной непристойности, которая навряд ли могла бы компенсировать высокие художественные достоинства.

Желающих получить более подробное описание вышеупомянутого и прочих эротических альбомов, созданных в нанкинском кружке, с воспроизведением образцов гравюр, наиболее типичных для каждой стадии их развития, отсылаю к изданию ЕСР, 2-я часть 1 тома. Здесь же ограничусь только самыми общими замечаниями.

Следует отметить, что в этих альбомах нет никаких признаков истязания плоти, садистских или мазохистских сцен. Любопытно также полное отсутствие упоминаний о мужском гомосексуализме. Более того, как мы видели выше, лица, по заказу которых создавались альбомы, испытывали особое удовольствие, описывая в своих романах скатологические подробности, и отсутствие здесь этого элемента кажется даже подозрительным. Врожденное чувство прекрасного в изобразительном искусстве не позволяло художникам загрязнять эротические цветные гравюры малоэстетическими деталями.

И мужские, и женские обнаженные тела выполнены в реалистической манере и с соблюдением нормальных анатомических пропорций. Например, на них не встречаются мужские члены чудовищных размеров, столь характерные для старинных и более поздних японских эротических гравюр и рисунков. Мужской член всегда изображается с отодвинутой верхней плотью, так что его головка полностью обнажена. Волосы на лобке очень редкие и покрывают лишь небольшой участок вокруг члена. Для обнаженных женских тел характерны крупные бедра и ягодицы, но сравнительно тонкие руки и голени. Груди у них большие, но нельзя сказать, чтобы художники отдавали предпочтение какой-то особой их форме: у некоторых груди крепкие и округлые, как в классических образцах западного искусства, у других же – заостренные или свисающие. Характерной чертой является развитый бугорок Венеры, отчетливо выступающий из-под округлого живота. Волосы на лобке редкие и занимают небольшой участок, чаще всего это просто пучок волос сразу над гениталиями. Клитор, если он вообще обозначен, всегда очень маленький. И у мужчин, и у женщин редко встречаются волосы на других частях тела.

Если же говорить о мастерстве художников, то следует обратить внимание на великолепную передачу выражений лиц, например эмоционального состояния в момент оргазма. Хотя и наблюдаются незначительные расхождения в изображении обнаженных фигур, многие детали свидетельствуют о существовании устойчивого художественного канона. Так, головы и руки выписаны с особым мастерством, освященным длительной традицией, рот имеет форму буквы V с точкой под ним (см. рис. 20 и 21) или же форму буквы V, положенной набок, пупок напоминает собой букву А и т. п. На полихромных гравюрах фигуры очерчены черным и только иногда гениталии помечены красным.

Для удобства сексологов приведу ниже список сексуальных нравов, как они представлены на этих гравюрах. В основу положена дюжина изученных мною эротических альбомов, содержащих в целом около трех сотен цветных гравюр. Процент указывает частотность изображения каждого из мотивов.

25 % – обычная поза; ноги женщины раздвинуты, или она обвивает ими мужчину за талию, или же ноги положены мужчине на плечи. Мужчина нависает над женщиной или, что бывает значительно реже, стоит на коленях у нее между бедер.

20 % – женщина сверху, сидит на мужчине верхом или стоит на четвереньках лицом к его голове или ногам.

15 % – женщина с поднятыми ногами откидывается на стуле или скамейке, иногда на столе; мужчина стоит перед ней.

10 % – мужчина вводит член сзади, женщина стоит перед ним на коленях.

10 % – совокупление через анус, когда мужчина стоит, а женщина склоняется над высоким столом. Если мужчина сидит на скамье, то женщина сидит у него на коленях, спиной к нему.

5% – пара лежит на боку, лицом друг к другу.

5% – пара сидит на корточках, вплотную друг к другу, или женщина сидит у мужчины на его скрещенных ногах в кадке для купания или на круглой подушке.

5% – куннилингус.

3% – фелляция.

1% – необычные позы, как, например, один мужчина с двумя или несколькими женщинами; поза, обычно называемая «69»; женщина, качающаяся на качелях, и т. п.

1 % – лесбийские пары.

К этому следует добавить, что примерно на половине гравюр изображена только одна пара, а на другой половине присутствуют еще одна или несколько женщин, наблюдающие за этой парой или прислуживающие им.

Полагаю, сексологи согласятся со мной, что приведенный список свидетельствует о здоровых сексуальных нравах. Это утверждение кажется тем более справедливым, учитывая, что в эротических картинках их создатели имели полную возможность выразить свои сокровенные помыслы и предаться извращенным фантазиям. Добавим, что список отражает сексуальные нравы того периода, когда китайское общество и культура уже миновали пик своего развития и моральные нормы пошли на спад.

Эротические цветные гравюры конца эпохи Мин благодаря своим высоким художественным достоинствам оказали огромное влияние на эротическое искусство и в самом Китае, и за его пределами, даже несмотря на то что количество их было невелико, а круг обращения – ограниченным. Выработанная ими традиция заметна в южнокитайских книжных иллюстрациях конца XVII в. и в гравюрах, создававшихся в XVIII в. в Янлюцине, центре по печатанию цветных гравюр близ Тяньцзиня, на самом севере страны. [216]216
  Эротические рисунки служили не только для сексуального обучения или для развлечений, но и выполняли роль амулетов. Поскольку половой акт предполагает, что сила ян,источник всякой жизни, достигает в нем вершины, считалось, что картинки с изображениями совокупления должны устранять пагубные влияния силы инь.До самого недавнего времени сохранялся обычай, в особенности на севере Китая, помещать сексуальное изображение на подкладку доутоу,треугольного передничка, которым прикрывают животы малышей. Книжные торговцы держат в своих лавках одну или несколько эротических гравюр во избежание пожаров и прочих несчастий. Этим объясняется происхождение термина бихоту(«картинки для предотвращения пожаров»), эвфемистического наименования для эротических гравюр. В Китае, равно как и в Японии, подобные гравюры клали также в ящики с одеждой, чтобы туда не проникали насекомые. По-видимому, японский термин кётэй-бон,со значением «эротические картинки», восходит к этому обычаю: его первоначальное значение было «книги, хранящиеся на дне ящика».
  В завершение мне хотелось бы упомянуть об эротическом «двойном складном веере». На первый взгляд он напоминает обычный складной веер, украшенный с лицевой стороны пейзажем или цветами, а с обратной – стихотворением. Однако к каждой складке подклеена еще одна бумажная полоска, которая остается невидимой, если веер раскрывают обычным образом, слева направо. Если же веер раскрыть справа налево, становится видна обратная сторона каждой двойной складки, и они составляют эротическое изображение. Особенным совершенством отличаются веера, которые создавались в эру Цянь-лун и для которых источником вдохновения были цветные эротические гравюры конца династии Мин.


[Закрыть].

Рис. 20.

Сцена в публичном доме (минский ксилограф «Ле нюй чжуань»)

Влияние минских гравюр можно найти даже в мерзких и грубых порнографических картинках, продававшихся в китайских портовых городах в XIX и XX вв. Очевидно, минские альбомы тайно находились в обращении в первые десятилетия эпохи Цин, а также в последующие века в виде сделанных с них второй или третьей копий. В настоящее время подлинные альбомы цветных эротических гравюр эпохи Мин представляют огромную редкость. Сохранилось всего не более двадцати экземпляров: частично в Китае, а частично в Японии.

Рис. 21.

Сцена в публичном доме (минский ксилограф «Фэн юэ чжэн ци»; собрание автора)

Поскольку Нинбо и другие центры минской торговли с Японией находились в Цзяннани, эротические альбомы вскоре после их издания попадали и в Островную империю. Японские мастера гравюр эпохи Гэнроку (1688–1703) тщательно их изучали и копировали. Великий мастер гравюр Хисикава Моронобу даже осуществил адаптированное японское издание альбома «Фэн лю цзюэ чан», но в монохромном виде. Первая и двадцатая страницы этого издания воспроизведены в первой части работы К. Си-буи «Гэнроку коханга сю-эй» (Токио, 1926). Влияние китайских альбомов проявляется и на более поздних гравюрах укиё-э, например в манере изображения рук и лиц или в форме рта в виде горизонтально расположенной буквы V.

Таким образом, эти альбомы, первоначально предназначенные для развлечения узкого круга пресыщенных литераторов и для увековечения нескольких моментов блаженства среди «ветра и цветов», продолжали существовать еще долго после того, как рафинированное декадентское общество в Цзяннани было сметено маньчжурским нашествием. Хотя эти цветные гравюры являются откровенно чувственными, им присущи экспрессивная нежность и утонченное очарование, позволяющие отнести их к лучшим образцам эротического искусства.

* * *

Мы столь подробно остановились на эротической литературе и цветных гравюрах из Цзяннани, поскольку последующие века уже никогда больше не дадут нам такой полной и подробной картины сексуальной жизни. Мы также обрисовали фон, на котором художественная китайская культура переживала пик своего расцвета.

Цзяннаньские материалы в очередной раз подчеркивают основной принцип китайского отношения к сексу как к неограниченному, радостному приятию самых разных аспектов продления человеческого рода, от мельчайших биологических деталей телесного союза до самой возвышенной духовной любви, залогом и подтверждением которой является этот телесный союз. К сексуальному союзу, воспринимавшемуся как земной аналог космического животворящего процесса, относились с почтением и никогда не связывали его с чувством моральной вины или грехом. Этот космический прообраз как бы освящал плоть, которая никогда не воспринималась мерзостной. Не видели, например, никакой разницы между орошающим поля дождем и семенем, оплодотворяющим лоно, или между жирной, влажной почвой, готовой принять в себя семена растений, и вагиной женщины, увлажняющейся в предвкушении сексуального союза. Более того, в полярной идеологии инь и ян у женщины было строго отведенное место: второе после мужчины – но ровно постольку, поскольку Земля занимает второе место после Неба, а Луна после Солнца. Ее биологическим функциям не приписывалось никаких греховных качеств, напротив, именно благодаря им женщина считалась вратами жизни.

Что же касается тех мужчин в Цзяннани, которые предпочитали считать женщину вратами смерти, они сознательно взяли на себя риск пойти против космического ритма. Но не свидетельствует ли уже сама их беспредельная распущенность о потаенной надежде достичь таким образом окончательного спасения, просветления при помощи «подстилок из плоти»? Даже в самой грубой порнографии того времени ощущается между строк желание сохранить то, что безрассудно проматывалось, остаться с тем, что ими же столь вульгарно отрицалось. В последнем случае грубая чувственность стремится слиться с самым возвышенным мистицизмом, по которому два существа разделены лишь «тонкой завесой, отделяющей жизнь от смерти».

Выше уже отмечалось, что цзяннаньские материалы предоставляют современному исследователю последнюю возможность получить полную картину неискаженной китайской сексуальной жизи. С крушением империи Мин бурные наслаждения этих полнокровных мужчин и женщин поблекли, их жизнерадостный дух улетучился, и секс превратился скорее в обузу, чем в радость. После того как в 1644 г. маньчжуры завоевали Китай, китайцы ушли в себя, заперлись в стенах своих домов и сознаний в отчаянной попытке сохранить после утраты независимости политической по крайней мере свою духовную и культурную независимость. Им и вправду удалось не допустить чужеземных завоевателей в сферу своей частной жизни. Вопрос же о том, не заперли ли они одновременно и еще более опасные элементы, я предоставляю решать исследователям сексуальной жизни при Маньчжурской династии.

* * *

Падение династии Мин – хорошая иллюстрация к древней китайской поговорке: «Красивая женщина может сокрушить империю». Ссора из-за одной наложницы привела к конфликту между двумя крупными минскими военачальниками, которые вместе, возможно, предотвратили бы надвигающееся маньчжурское нашествие.

Злоупотребления и поборы коррумпированного двора в Пекине привели к крупномасштабным экономическим бедствиям, недовольство, особенно на северо-западе страны, нарастало. В 1640 г. популярный полководец Ли Цзы-чэн (1606–1645; BD, N 1226) поднял знамя мятежа в провинции Шэньси. Он был великолепным стратегом и вскоре создал прекрасную армию. Ли Цзы-чэн отправился в поход на Пекин, и многие недовольные военачальники стекались под его стяги. Лучшие минские войска под командованием знаменитого генерала У Сань-гуя (1612–1678; BD, N 2342) находились в то время далеко на севере, чтобы противостоять нависшей угрозе вторжения маньчжурских армий. Поэтому двор не смог выставить достаточное количество войск против Ли Цзы-чэна. В 1644 г. он занял Пекин, и последний минский император покончил с собой. Ли Цзы-чэн провозгласил себя императором новой династии.

После того как Ли Цзы-чэн занял Пекин, он убил отца У Сань-гуя, а Чэнь Юань-юань, любимую наложницу У Сань-гуя, взял к себе в гарем. После того как он отказался вернуть девушку, У Сань-гуй решил заключить союз с маньчжурами, чтобы выбить Ли Цзы-чэна из столицы. Последний потерпел поражение от объединенных войск У Цзы-гуя и его новых союзников, бежал из Пекина и в конечном счете был убит.

Оказавшись на территории Китая, маньчжуры вскоре взяли верх над расколовшейся страной. Они с легкостью завладели Северным Китаем и перенесли столицу своего царства из Мукдена в Пекин, готовясь к тому, чтобы сломить упорное сопротивление на юге. В то время, когда маньчжурские войска начали операцию на юге против хранивших верность династии Мин военачальников, в Пекине маньчжурский регент ДоргоН (1612–1650) вместе с У Цзы-гуем и китайскими советниками Хун Чэн-чоу (1593–1654) и Чэн Мин-ся (1603–1654) разработали принципы китайско-маньчжурских отношений на оккупированных территориях. Было решено запретить любые браки между китайцами и маньчжурами, и этот указ оставался в силе в течение всей династии Цин, пока вдовствующая императрица Ци-си не отменила его в 1905 г. В то же время было решено, что китайские мужчины должны принять маньчжурское платье, брить голову и носить косы; нововведения не коснулись одежды и обычаев китайских женщин. С другой стороны, маньчжурским женщинам запрещалось носить китайские одежды или прибегать к практике бинтования ног. Глубоко опечаленные, что им отказано в этом признаке красоты, маньчжурские женщины нашли решение проблемы и стали носить деревянные туфли, нижняя часть которых по форме напоминала «золотые лотосы» китайских красоток.

Вторично столкнувшись с продолжительным периодом иноземной оккупации, китайцы в очередной раз пересмотрели конфуцианский принцип изолированности полов и стали применять его с предельной строгостью. Усиленно стремясь предохранить хотя бы свою частную жизнь от маньчжурского вмешательства, они наложили жесткие запреты на все имеющее отношение к сексуальной сфере и всему, что происходило в женских покоях. Китайские чиновники убедили своих маньчжурских хозяев (которые первоначально не были склонны вводить особые ограничения в вопросах секса) поместить эротические произведения эпохи Мин и предыдущих времен в список запрещенных книг, а с течением времени маньчжурские правители стали более щепетильными в этом вопросе, чем сами китайцы. Так возникла китайская фобия к сексуальным проблемам, которая отличала отношение китайцев к сексу на протяжении четырех последних веков.

Постепенно маньчжурские генералы подчинили себе также и юг Китая, положив начало Маньчжурской, или Цинской, династии, которой было суждено править Китаем до революции 1912 г.

С основанием в 1644 г. Маньчжурской династии мы подошли к концу нашего обзора.

* * *

Всякого изучающего Китай в его историческом развитии поражают две отличительные особенности: удивительная устойчивость китайской расы и необычайная цементирующая сила китайской культуры. На протяжении более чем двухтысячелетнего периода мы снова и снова видим частично или полностью находящийся под властью иностранцев или раздираемый внутренними распрями Китай, который возрождается буквально за одну ночь и за удивительно короткое время снова превращается в объединенное, независимое государство с однородной культурой.

Этот феномен поражает иностранного наблюдателя, но он никогда не поражал самих китайцев, которые воспринимали его просто как данность. Китайцы никогда не верили в незыблемость своих императоров и их династий, сохранявших свой мандат на правление только до той поры, пока «Небо наверху и люди внизу» того желали. Но они поддерживали и поддерживают веру в незыблемость своего народа и своей культуры. «Вань суй» («Десять тысяч лет»), освященный временем клич для приветствия императора, был обращен не к божественной персоне, а скорее к человеку, который как primus inter pares в данный момент является символом их народа и их цивилизации. Воздавая почести своему императору, китайцы сознательно воздавали почести себе, своему народу и его культуре. Единственному народу и культуре – в их глазах, – достойным таковыми называться, единственной цивилизации, которая никогда не погибнет.

Те, кто объявляет китайскую цивилизацию статичной, правы, поскольку ее основополагающие принципы в самом деле незыблемы. Отношение китайцев к жизни, исходящее из необходимости жить в гармонии с первоначальными силами природы, сохранялось с поразительным постоянством на протяжении всей их истории. Но уже в силу того, что сама основа является статичной, китайцы в случае необходимости могли идти на радикальные изменения в надстройке или страдать от таких изменений, вызванных посторонними силами. Потому эта статичная в своей основе цивилизация, в сущности, оказалась необычайно динамичной.

И в древности, и в относительно недавние времена китайцы шли на уступки чужим влияниям. Они признавали – пусть даже неохотно, – что чужие цивилизации могут обладать чертами, которые можно заимствовать с пользой для себя, и доказали, что вполне способны к подобным адаптациям, если только решатся на них. Дело в том, что китайцы верят в обновление при условии, что это преимущественно самообновление; они верят в пользу для дерева даже подрезки ветвей и прививок при условии, что это никогда не повредит самому дереву. Они готовы принимать иностранные влияния, а если необходимо, даже временное засилье, поскольку обладают безоговорочной верой в силу своей крови и в численность своего народа, убежденностью, что в конечном счете они всегда одолеют своих победителей и в материальной, и в духовной сферах.

Похоже, что история оправдала эти высокие запросы. Другие цивилизации погибли, а эта продолжает существовать. Иные народы исчезли, растворились, утратили свое политическое единство, а китайцы выжили и продолжают размножаться. Они сохраняют как национальное, так и политическое своеобразие.

В задачи историков входит изучение аналогичных явлений. Им необходимо изучать основополагающие политические, экономические, общественные и моральные факторы. И в любом случае, им следует помнить о том, что нам не дано постичь глубины верований и понять причины упадка цивилизаций, равно как нам не дано понять жизнь и смерть конкретных личностей.

Чем же определяется постоянство китайской нации и культуры? Исторический обзор взаимоотношений полов, этого движущего принципа жизни, позволяет нам сделать вывод, что в основу этой преемственности был заложен фундаментальный принцип: китайцы предусмотрительно сохраняли равновесие мужского и женского начал еще с первых веков нашей эры. Может даже показаться, что именно из этого равновесия и родилась мощная жизненная сила, которая с древних времен и по сей день является сплачивающим и обновляющим фактором для всего китайского народа.