Текст книги "Призраки зла"

Автор книги: Роберт Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

IX

То ли из-за испарений от многочисленных теплиц в округе, то ли из-за капризов Гольфстрима, делающего прогнозирование погоды в Англии занятием не менее азартным, чем игра на бегах, вдруг наступила удушающая жара. Асфальт в Лондоне раскалился, как наковальня под ударами молота-солнца. Город укутывало толстое озоновое одеяло, неподвижно висящее над улицами и площадями и вбирающее в себя городские пары и дымы. Через окна, открытые для проветривания, (кондиционер в английском доме – не меньшая редкость, чем центральное отопление в юрте) поступал знойный уличный воздух взамен застоявшегося горячего домашнего, и тот, и другой были совершенно не пригодны для дыхания. Глушители нескольких миллионов лондонских автомобилей, многие из которых маялись в городских пробках, источали ядовитые запахи выхлопных газов. Люди и животные задыхались. Некоторое облегчение давали туннели и подземные переходы, но за ним неизбежно следовало возвращение в жаровню. В Сити все еще ходили в темных костюмах и галстуках, – никто не решался бросить вызов традиции, – но одежда, моментально напитавшись потом, деревенела. Движение было, как плавание в горячем источнике, лежание на пляже сулило перспективу испечься заживо, в помещении люди чувствовали себя, как в лесу, когда со всех сторон подступает лесной пожар.

– Жарковато, однако, – заметил Малтрэверс, ставя три спритцера, количество льда в которых встревожило бы капитана «Титаника», на столик на террасе «Чизвик» – паба, где они с Тэсс встречались с Люэллой Синклер. Несмотря на то, что их место было наполовину в тени, деревянные стулья так нагрелись, что на них было страшно садиться; в нескольких ярдах от них воды Темзы парили, как нефть, готовая к самовозгоранию.

– Даже не шути на эту тему, – простонала Тэсс. Она не выносила экстремальных температур. – Я бы предпочла сыграть Жанну д’Арк с настоящим костром в конце.

У Люэллы, сидящей напротив Малтрэверса, от жары потек грим. – Что случилось? – спросила она.

– Волноваться не из-за чего, – предупредил он, – но надо разобраться.

– Это касается Кэролин?

– Да, – осторожно протянул он, – но начать, по-моему, стоит с Барри Кершоу. Постулируя себе, как вы это делаете, что он убит, давайте попытаемся отгадать, кто это сделал… или устроил.

– Я же вам говорила, это мог быть кто угодно из …бог знает скольких людей, – возразила Люэлла. – Учтите, что его ненавидели все.

– Убийство отделяет от ненависти качественный скачок, – ответил он. – Если бы это было не так, многих редакторов давно бы уже ели черви. Чтобы действительно убить кого-нибудь, кого ненавидишь, нужен какой-то мощный импульс, одного желания чьей-то смерти недостаточно… И у меня есть предположение, у кого был такой импульс. Джек Бакстон.

Он замолчал и отпил из своего бокала, пока впечатление от сказанного улеглось. – Безусловно, твердых доказательств того, что его искалечили по указке Кершоу, нет, но это чертовски вероятно. И Бакстону это было известно, как никому… Предпринял ли он что-нибудь?

– Но его же не было на вечеринке, – возразила Люэлла.

– Я думаю, ему было противно находиться с Барри на одной планете, не то что в одной комнате, – заметил Малтрэверс. – Но он мог что-то организовать.

– С кем?

– На дознании прозвучало, что поздно ночью в квартире Кершоу находилась неизвестная женщина. – Брови, поблескивающие капельками пота, слегка вздернулись. – Соучастница? Только не говорите мне, что это не приходило вам в голову.

– Долгое время нет, но… да, так говорили, – признала Люэлла. – Но никто не называл имен. Точно никто не знал.

– А неточно? – настаивал Малтрэверс. – Кто был на мушке?

– Откровенно говоря, очень многие. Джека так же любили, как Барри ненавидели.

– Как насчет Кэролин Оуэн и Дженни Хилтон?

– Они упоминались.

Малтрэверс раздраженно отмахнулся от какой-то мелкой твари, жужжащей у него перед лицом; так носиться в такую жару было просто неприлично.

– Давайте тогда сосредоточим внимание на них. В какой степени близки они были с Джеком Бакстоном?

Люэлла выловила из бокала кубик льда и пососала его. – Джек был очень привлекателен. Многие девушки за ним бегали, но если ты с кем-то переспал, это ничего не значило… Честно говоря, даже не помню, было ли что-нибудь с ним у меня самой… Пожалуй, было. Мы все тогда так жили. Целомудрие определенно было не в моде. Так что надо определить понятие «близки». Кэролин или Дженни, возможно, спали с Джеком, но это мог быть очередной виток карусели, закружившей всех нас. – Она вдруг ухмыльнулась.

– И откуда только силы брались?

– Лето, наверное, не было таким жарким, – заметил Малтрэверс. – Но если не говорить о постели, были ли Кэролин или Дженни близки с Джеком?

– Возможно. Джек был гораздо умнее других поп-звезд, и ему часто хотелось поговорить о политике и религии, о серьезных вещах. Кэролин и Дженни были такого же склада, и я тоже, так что наши связи с ним выходили за пределы отношений чисто гедонистского толка. Было ли что-то более глубокое, не знаю.

– Но могло и быть? – Малтрэверс взглянул в упор. – Если бы Джек попросил Кэролин, одну или с Дженни Хилтон, убить Барри, она бы это сделала?

Люэлла в задумчивости перебирала у шеи коротенькую золотую цепочку. – Мне бы не хотелось так думать, – наконец вымолвила она. – Но я вынуждена признать такую возможность. Я уверена, что кто-то это сделал, и не могу выбирать, кто это мог быть, по собственному усмотрению.

– Это смелый вывод, Люэлла, – спокойно сказала Тэсс. – Извини, не могу пожать тебе руку, слишком жарко.

Люэлла улыбнулась ей, затем вновь обратилась к Малтрэверсу.

– Вы правда подозреваете, что Барри убила Кэролин?

– Это было бы слишком опрометчиво, – предостерег он. – Прежде, чем сделать такие выводы, мы должны побольше узнать о ней и Джеке Бакстоне. Что с ним было дальше?

– Он ушел из шоу-бизнеса и женился на… как ее звали?… Кейт Остин. Она была танцовщица. Некоторое время они оставались в Лондоне, а потом купили пансион в Порлоке, в Сомерсет. Несколько лет назад я у них останавливалась. Где-то у меня есть их рекламный листок.

– Откопайте его и дайте мне адрес. Я уговорю «Кроникл» продолжить серию интервью со звездами шестидесятых годов и поеду туда.

– Дорогой, он вряд ли расскажет как на духу, что организовал убийство Кершоу, – запротестовала Тэсс.

– А я применю более тонкий подход, не начну с порога «Доброе утро, вы убийца?» – Он продолжал тоном утрированной озабоченности: – У тебя мозг размягчился от жары? Надеюсь, нет, потому что я хочу, чтобы ты поехала со мной. Не волнуйся, в поезде будет прохладнее.

Маурин Кершоу, у которой кожа на лице была, как скомканная бумага от крафт-мешка, застыла от только что полученного шока. Она была ошеломлена предательством, как человек, которого подводят при осуществлении заветной мечты. Она сидела, опустив руки на колени, на оливково-зеленую юбку; пальцы, корявые, как корни, были сжаты до поведения. Из соседнего сада доносился, отдаваясь эхом в напряженной тишине комнаты, детский смех. Она в упор смотрела на сына, но тот уставился в пол, разглядывая богатый орнамент на голубом ковровом покрытии. Он не поднял головы, когда она вновь заговорила, горечь сквозила в ее хриплом голосе.

– Ты же обещал. Ты все время обещал. Я тебя больше никогда ни о чем не просила. А теперь отказываешься.

– Говорю тебе, я не могу. – Тэрри Кершоу заметил, что в последние полчаса его тон утратил годами выработанную рафинированность, и он говорил так, как будто никогда не покидал Ист Энда. Это было атрибутом их взаимоотношений, фальшь которых остро чувствовал Тэрри, но Маурин считала их чем-то особенным. – Ради бога, мамуля, я не убийца.

– Не ради какого-то проклятого Бога, – огрызнулась она. – Ради Барри. Ради меня. Смотри в глаза, когда с тобой разговаривают.

С детства усвоенный рефлекс мгновенно заставил его подчиниться. Он видел перед собой постороннюю женщину, которая когда-то была его матерью, угадывал черты ее некогда веселого лица, сложившиеся в гримасу ядовитой змеи от живучей, разъедающей, подобно раку печени, изнутри, чудовищной злобы. До какой степени она помешана?

– Опять Стэфани, – не отставала она. – Эта стерва с елейным голоском. Снова тебя приручила, да?

– Боже милостивый! – Он измученно вздохнул. Неужели она может предположить, что он рассказывал Стэфани – или кому-нибудь еще – об этом? – Стэфани ничего не знает, кроме того, что Барри умер много лет назад. Мы о нем никогда не разговариваем. – Из какого-то заброшенного колодца в его душе вырвался возглас, вобравший все его искренние переживания:

– Не могу больше в этом проклятом (он употребил выражение, которое матери запрещали произносить детям) доме.

– Вымой рот с мылом, – замечание было адресовано ребенку, которым она могла помыкать, а не мужчине, вырвавшемуся из-под ее власти. Она в отчаянии отвернулась; у них больше не существовало общего языка. Когда разорвалась последняя цепь, связывавшая их? Она коррозировала все эти годы, и окончательно проржавев, распалась.

– Во всяком случае дела обстоят именно так. – Он поднялся. – Извини, мамуля, но это не пойдет. Я навещу тебя, как обычно, на следующей неделе.

– Подожди, присядь, дай мне подумать.

Он готов был отказаться, но в ее блестящих, как бусины глазах, был приказ – и он подчинился. Маурин прерывисто вдыхала и выдыхала, и ноздри ее трепетали. – Хорошо. Но ты не можешь отказать мне в одном. Выясни, где она живет.

– Зачем? – Эта просьба вновь моментально встревожила его.

– Хочу послать ей поздравление к рождеству, – саркастически пояснила она.

– Мамуля, я думаю…

– Ты слишком много думаешь, – гневно перебила она. – Не умно, но много. Только дай мне ее адрес и забудь об этом. Беги к своей Стэфани, пусть она тебя покормит Манной кашкой и вытрет слезки.

– Я не знаю, где взять ее адрес, – сказал он уклончиво.

– Позвони в «Экспресс». Они должны знать.

– Они мне не скажут.

– Тогда попробуй найти его где-нибудь еще. Найми частного детектива, из тех, что разыскивают должников. Только найди ее. – Маурин Кершоу выпрямилась, готовая к отказу. – Только улицу и номер дома. Больше мне ничего не нужно. И не говори, что ты и этого для меня не сделаешь.

– А если мне удастся ее найти, что ты предпримешь?

– Не будешь любопытничать – и тебе не соврут. – Снова эхом прозвучало знакомое поучение из далекого детства. – Но я обещаю. Если ты дашь мне ее адрес, я никогда больше о ней не упомяну. А я всегда держу слово. Не забывай.

Он знал, что надо отказаться, что согласившись, он только подкармливает в ней опасное помешательство. Взрослый человек в нем хотел сказать нет, но ребенок, каким его вынуждали быть, боялся разорвать последние уродливые узлы, связывающие их. Наконец он подчинился, загнанный в угол этой алчной, извращенной, разрушающей любовью.

– Хорошо, я как-нибудь ее отыщу.

Маурин Кершоу чуть-чуть кивнула. Она почувствовала, что еще не вытеснена со всей территории в его душе. Конечно, ей не удержать позиций, но их важно сохранить до того главного момента. И тогда она останется наедине с Барри, и в смерти они станут ближе, чем в жизни, они сольются в их мести. Соседям по Брентвуду, которые, как им казалось, хорошо знали эту маленькую старушку, и в голову не могло прийти, что ее снедает ненависть, по масштабам уместная в античной трагедии, а не в местном супермаркете или на посиделках по четвергам, когда получают на почте пенсию по старости.

Когда Тэсс с Малтрэверсом вернулись на Копперсмит Стрит, их ждали на автоответчике два сообщения. Одно – от Люэллы Синклер, передававшей адрес и телефон Джека Бакстона, другое из Оуэн Грэхэм Меткалф с приглашением на презентацию по поводу начала рекламной кампании моющих средств, в которой должен был прозвучать голос Тэсс.

– С ума сошли, – возмутилась Тэсс. – Меня и так из-за этого последнее время трясет, а мне предлагают выступить на параде перед людьми, которые будут что-то об этом говорить. Не пойду.

– Напротив, – возразил Малтрэверс. – Ты говорила, что Тед Оуэн был там, когда ты записывалась, так что он почти наверняка придет на на презентацию. И, надо полагать, с очаровательной Дафной Джилли. Это блестящая возможность.

– Возможность для чего? – по тону чувствовалось, что в душе Тэсс уже сдалась, а спорит только по инерции.

– Ты прекрасно сама знаешь, – ответил Малтрэверс, который правильно интерпретировал ее тон, – море халявной выпивки. Нам нужно только оставаться трезвыми и внимать неосторожным речам, которые наверняка прозвучат.

– Каким речам?

– Не знаю… но если ничего не выплывет наружу, я буду очень разочарован. Строй глазки мужчинам, а женщин я беру на себя. – Он цинично усмехнулся. – Я побрызгаюсь лосьоном после бритья Ламбуржини афтешейв, ты же знаешь, он делает мужчину неотразимым.

– Не обольщайся на свой счет, – поставила его на место Тэсс. – Ты слишком стар для милого мальчика и слишком молод для доброго дедушки. Благодари бога, что хоть кому-то нужен.

– Я благодарю, но не разрушай моих иллюзий. И вообще перезвони в ОГМ и условься, что можешь прийти не одна. Когда поговоришь, я позвоню Майку Фрейзеру, и договорюсь, чтобы он заказал мне интервью с Джеком Бакстоном.

Тэсс ныла, но все же наконец взяла телефон и защелкала кнопками, набирая номер. – Ладно уж, сделаю это для Люэллы… Насколько ты уверен, что Кэролин убита?

– Не совсем. Но это вполне возможно. Важно найти ту ниточку, которая позволит связать концы с концами. Кэролин и Дженни Хилтон обе знали и Джека Бакстона, и Барри Кершоу. Люэлла уверена, что в шестидесятые годы Оуэн учился в университете, но это же всего три года, к тому же Кэмбридж недалеко от Лондона. Могли быть какие-то точки соприкосновения, о которых Люэлле неизвестно. Может быть, в Лондоне жили родители Оуэна, и он приезжал к ним на каникулы. Есть много возможностей.

Он замолчал, когда в ОГМ взяли трубку и Тэсс попросила девушку записать сообщение. Малтрэверс был восхищен вспышкой активности у Тэсс, последовавшей за ее неохотным согласием посетить презентацию. К тому времени, как она повесила трубку, девушка наверняка сделала вывод, что прием был поворотным моментом в судьбе Тэсс, и поворот ожидался к лучшему.

– Твоя способность врать так убедительно начинает наводить меня на серьезные размышления, – заметил он, набирая номер «Кроникл». – Ты и со мной так поступаешь?

Постоянно. У меня десятки тайных любовников, о которых ты в жизни не подозревал. Я пошла в душ.

– Тогда скажи им, пусть они покупают тебе цветы, – крикнул он в след, – а то мне одно разорение… Хелло? Майка Фрейзера, отдел культуры, пожалуйста.

Когда Тэсс снова спустилась, Малтрэверс изучал атлас автомобильных дорог. – Я поеду к Джеку Бакстону на машине. Мы встречаемся в субботу. Я договорился, что мы там и переночуем. Пока я готовлю интервью, ты поболтаешь с его женой, – как ее зовут, – с Кейт, – и выяснишь, не знает ли она чего интересного.

– Дьявол, – его лицо вытянулось. – Похоже это по М 4 – «Разбил голову о бетонное ограждение». Будем надеяться на лучшее.

X

Стэфани Кершоу допускала мужа до своего тела подобно хозяину, который вдруг пожалеет собаку, только что побитую за непокорность. Она явно стала презирать его, но не пошла бы на развод, чреватый утратой привычного уровня и стиля жизни. Ее отец, который не только любил зятя, но и уважал его как бизнесмена, уже подумывал о том, чтобы уйти в исполнительные президенты, оставив ему пост председателя правления. Это его еще больше привяжет к конторе, оставляя ей широкий простор для личной жизни. Секс был сносен, только если она закрывала глаза и воображала, что находится в постели с одним из двух своих любовников.

Она не сознавала, что рана от уколов презрения, которые она постоянно наносила мужу, опасно кровоточит. Оставив удушающее общество своей матери, Тэрри Кершоу вновь стал упрекать себя и терзаться стыдом, что позволяет собой манипулировать. Он наотрез отказался выполнить то основное требование матери, которое, как он привык думать, не могло реализоваться никогда, но не смел разрушить все ее надежды и даже не найти для нее адреса Дженни Хилтон. Все говорило ему, что он должен отказаться и выдержать бурю, которая за этим последует. Но он был один, без союзников, даже в лице собственной жены.

– Мамочкин сыночек вернулся домой? – протянула Стэфани, когда он вошел в дом. Она, как кошка, свернулась на диване, грим у нее на лице был безукоризнен, как у продавщицы парфюмерного магазина, тщеславие подсказывало ей, что она всегда должна выглядеть совершенной. – Нет, это ведь не мамочка, это мамуля. Старая тетушка Кершоу, брентвудская стерва. – Каждый вечер, возвращаясь домой, он не знал, в каком настроении застанет свою жену. Обычно она была полна равнодушия, иногда же сознательно выводила его из равновесия приливом забытой теплоты. В этот вечер она была во всеоружии и изготовилась к схватке. Истекший день стал серией мелких огорчений: в магазине на Бонд Стрит попалась грубиянка-продавщица, специальный парикмахер не мог сразу обслужить ее собаку, приятель отменил встречу за ланчем. Она и так пребывала в унынии из-за охлаждения одного из своих любовников, явно начинающего ей врать и уклоняться от свиданий. Пригоршня незначительных неприятностей воспламенила ее ядовитый темперамент.

– Не называй ее так! – устало попросил он, направляясь через комнату к бару. Из-за бесконечных поражений злость его перешла в тупое бессилие, постоянную готовность уступать. – Что бы ты о ней ни думала, она все равно остается моей матерью. И тебя никто не просит вмешиваться.

– Конечно, нет. Я должна все время сидеть дома одна, – согласилась она, – дожидаться, когда ты придешь, чтобы подать горячий обед.

– Но это же всего раз в неделю, – рука, в которой он держал стакан, задрожала, и он налил больше виски, чем намеревался. Он решил напиться.

– Смываешь следы от нее? Неудивительно. Она наверняка моется не чаще раза в месяц.

Небрежное издевательское замечание ужалило его, как если бы ему налили кислоты на рану. Он все еще стоял, повернувшись к ней спиной, так что она не видела, как его лицо, захваченное спазмом боли, передернулось. Он чуть не закричал. Перед его глазами, яснее, чем стакан, который он держал в руке, возникла ванная в доме на Этрурия Стрит и его мать, склонившая голову над раковиной. У нее были длинные каштановые волосы, как у принцессы из лучшей книжки с картинками. Безоговорочная, полная доверия детская любовь захлестнула его, и он едва сдержался, чтобы не повернуться и не запустить стакан в лицо жены. Какой бы ни была его мать, она никогда не бывала грязной. Приступ гнева вновь сменился холодным равнодушием. Не сказав ни слова, он вышел, и Стэфани услышала, как он прошел через холл и открыл дверь своего кабинета. Она не чувствовала сожаления по поводу сказанного, только испытала садистское удовлетворение, обнаружив новое средство причинять ему страдания, которое запомнила и приберегла на будущее.

Закрыв за собой дверь, Тэрри конвульсивно всхлипнул, подавляя ярость. Несколько секунд он чувствовал дурноту, затем ему стало легче, он подошел к письменному столу, взял телефонный справочник и нашел номер частного сыскного агентства, обслуживающего свою компанию.

– Элан? Это Тэрри Кершоу, – он сам удивился, как естественно звучит его голос. – Мне нужно, чтобы ты выполнил работу лично для меня, а не для компании. Я хочу, чтобы ты кое-кого отыскал.

Через пять минут, договорившись, – его предупредили, что понадобится какое-то время, – он повесил трубку и откинулся на стуле. Дело сделано, и его надо обдумать. Если Элан найдет Дженни Хилтон, то он скажет матери. Ничего плохого здесь нет. Если она потом что-нибудь сделает без его ведома, он за это не отвечает. А вот как почувствует себя дорогая Стэфани, оказавшись в шкуре женщины, у которой свекровь… Оставим это. Подумаем о другой мести.

– Удалось что-нибудь выяснить? – спросил Малтрэверс, пододвигая стул и садясь рядом с Мэтом Хофманом. Репортер оторвался от заметки, которую он набирал на компьютере марки «Атекс», и потянулся за блокнотом.

– Полиция не для печати признает, что вначале они думали, что это могло быть преступлением, – начал он. – Но им не удалось это доказать. Они подозревали, что убийца – Тед Оуэн, но в тот вечер, когда погибла его жена, он находился в своем агентстве с клиентами. Он был на глазах у свидетелей два часа – с пяти.

– Все время? – перебил Малтрэверс. – Он не выходил, хотя бы на несколько минут? Отсюда до Тотнэм Корт Роуд пешком – меньше пяти минут.

– Если выходил, это значит, что три очень уважаемых представителя одного из пяти крупнейших в Великобритании банков лгут. С начала переговоров никто из них не покидал комнаты, не выходил даже в туалет. Он никак не мог это сделать.

– А Дафна Джилли?

– Некоторое время с ней дело было интереснее. Она вышла из ОГМ около пяти пятнадцати, как обычно, и пришла в «Гроучо» около шести. В промежутке ходила по магазинам на Оксфорд Стрит.

У Малтрэверса в глазах засветился интерес. – Со стороны Тотнэм Корт?

– Да, – согласился Хофман. – В магазинах было много народу, она заходила и выходила, так ничего толком и не купила. Возможности у нее были, но не было мотива. Они с Оуэном договорились, что поженятся, но его жена заупрямилась насчет развода. С другой стороны, в конце концов он мог дождаться момента, когда их разведут и без ее согласия, и они с Дафной готовы были подождать. Мне подумалось, может, она беременна, но даже если так…

– Нет, – перебил Малтрэверс, – Оуэн не может иметь детей, поэтому у них с Кэролин их и не было. Я это знаю от ее подруги.

– Но это было только предположение.

– И сколько ни ломай над этим голову, никак не придумаешь мотива, из-за которого один из них хотел бы убить Кэролин Оуэн. В вопросе о разводе она проявила ослиное упрямство, но это не такая проблема.

– Не упрямство, – поправил Малтрэверс, – а тяжелый клинический случай римско-католического сознания.

– Что бы это ни было, – пожал плечами Хофман, – ее отказ ничего не значил. Он едва ли стоит одной ногой в могиле, а ей еще и тридцати нет. Не было никакой спешки. Полиция отступилась.

Малтрэверс секунду раздумывал. Информация о действиях полиции была интересной, но, к сожалению, – не продуктивной. – А еще кто-нибудь? Какие-нибудь проблемы с её издательством?

– Изначально театр одного актера в женском варианте – Кэролин и еще пара девушек – без партнеров, с которыми возникали бы разногласия, бухгалтерия в полном порядке.

– Один из авторов.

Это предположение заинтриговало Хофмана. – А разве авторы убивают своих издателей?

– Обычно нет, – признал Малтрэверс. – Но безумие среди писателей – не редкость.

– Ну, я особо не углублялся, но, насколько мне известно, она печатала детские книжки и руководства по выращиванию экологически чистой морковки. – Хофман осклабился. – Мне это нравится. Начинаешь раскапывать овощную грядку у такого огородника-эколога и обнаруживаешь, что она удобрена трупами людей, с которыми он поссорился. Сенсация для любой первой страницы.

– О'кей, это была просто идея, – сказал Малтрэверс. – Значит, насколько я понимаю, у Кэролин не было никаких врагов, но она внезапно погибла.

– Да, упав под поезд в метро.

– Но ее могли столкнуть.

– Да, могли, и как раз этим занималась полиция. И нашла только женщину, которая могла бы это сделать, будь у нее для этого основания. – Хофман захлопнул блокнот и пытливо взглянул на Малтрэверса. – А почему у тебя из-за этого голова болит?

– Она была приятной дамой, и мне не нравится, что она погибла, – уклонился от прямого ответа Малтрэверс. – Так что полиция умывает руки?

– Дознания еще не было, но, похоже, оно будет простой формальностью. Вердикт «несчастный случай» и частное определение в дирекцию метро по поводу правил безопасности, вряд ли что-нибудь еще.

– Но остается возможность самоубийства, – указал Малтрэверс.

– Если можешь, назови причину. Полиция ее явно не обнаружила. И ты же сам говорил, что она была ревностной католичкой. Разве самоубийство не смертный грех?

– Кажется, так. Во всяком случае, самоубийца должен быть вне себя от отчаяния, а она была счастлива, насколько женщина может быть счастливой.

– Итак, несчастный случай?

– Если только у Дафны Джилли не было мотива.

– Тогда найди его – и не забудь, как мы договаривались. Ты раскапываешь убийство, а я получаю эксклюзив. Пока.

– Счастливо… и спасибо. Благодарность – за мной.

Хофман вернулся к своему дисплею, а Малтрэверс потянулся к кофеварке. Пока наполнялась его пластиковая чашечка, он раздумывал, что бы еще предпринять До встречи с Джеком Бакстоном и презентации в ОГМ. Одна возможность пришла ему в голову, и он позвонил Люэлле Синклер.

– Что стало со «Скимитер Пресс»? – спросил он. Ей кто-нибудь занимается?

– Да, Джейн Рут, карманная динамомашина Кэролин. А почему вы хотите знать?

– Может быть, ей что-то известно, но она это не сознает? Вы ее встречали?

– Несколько раз. Сошлитесь на меня и скажите, что я сказала о’кей. Подождите, сейчас дам вам номер.

Имя Люэллы сработало как пароль, избавив от лишних объяснений, но Джейн Рут все равно оставалась начеку. – Вы хотите поговорить о смерти Кэролин? Мне это сейчас очень тяжело.

– Я и сам это понимаю, но, может быть, это важно, – сказал Малтрэверс. – Позвольте мне купить вам ланч, а если вы почувствуете, что разговор невыносим, я отступлюсь.

– Хорошо, – согласилась она. – По крайней мере, вы меня заинтриговали. Моя контора в Ковент Гарден, за углом как раз «Фрайдиз». Устроит?

– Встречаемся в вестибюле… А как я вас узнаю?

– Я маленькая и рыжая, выделяюсь из толпы, но не красотой. Хорошо. Через полчаса?

Когда Малтрэверс шел на встречу с Джейн, Ковент Гарден бурлил туристами и служащими контор. Более трех столетий он был фруктовым и овощным рынком, а сейчас на его открытых лотках и под стеклянной крышей продавали разнообразные сувениры, а цветочниц вытеснили уличные артисты. Студентка консерватории играла на флейте под аккомпанемент камерного оркестра, записанный на магнитофон, какая-то женщина исполняла старые песни, когда-то популярные в мюзик холле – вообще без аккомпанемента, перед собором святого Павла пара молодых людей, перешучиваясь между собой, нарочито небрежно жонглировала короткими клюшками. Малтрэверс обошел их и их зрителей и, миновав свое издательство, высокое пятиэтажное здание, втиснутое между соседними, как тонкий томик одной из публикуемых им серий, повернул за угол к Стрэнд. Джейн Рут ждала во «Фрайдиз», и он узнал ее моментально. Судя по лицу, ей было около тридцати, а по росту – двенадцати лет. Недостающие дюймы компенсировались пронзительно рыжими волосами и яркой индивидуальностью, которой хватило бы и на шесть футов роста. Она подняла глаза, не менее голубые, чем у самого Малтрэверса, проницательно разглядывая его при рукопожатии.

– Я звонила Люэлле. Она сказала, что вы ей очень помогли, и чтобы я рассказала вам все подробности. Со смертью Кэролин что-нибудь не так? Я хочу сказать, кроме того, что она случилась.

– Возможно. Сначала я так не думал, но… Давайте сядем, и я все вам расскажу.

– «Фрайдиз», – полное название подразумевало «Спасибо Господу за то, что сегодня «фрайди», то есть пятница», – один из тех немногих в Лондоне ресторанов, куда удалось просочиться предупредительности и дружелюбию, свойственным американцам.

Английское обслуживание, в глазах персонала едва ли отличающееся от несения службы, придает атмосфере ресторана шарм тюремной столовой. Нельзя сказать, что лондонцу совершенно неизвестны доброжелательное приветствие, сопровождение до стола, предложение охлажденной воды, искреннее сожаление по поводу отсутствия его любимого блюда и рекомендация попробовать другое (очень вкусна, если вы любите такие вещи), выражение радости при приеме заказа и пожелание приятного аппетита, но они такая же редкость, как в Нью-Йорке – вежливый полицейский. В течение последующих нескольких минут Малтрэверс и Джейн Рут сели за стол, сделали заказ, получили бутылку очень прилично охлажденного белого вина.

– Так о чем же вы хотите поговорить? – спросила она.

Малтрэверс посмотрел на нее, наполняя бокалы. В продолжение нескольких минут перед этим он чувствовал на себе оценивающий взгляд этой женщины с острым умом, которая бы возмутилась, пустись он в вежливые увертки.

– Я думаю, что Кэролин убили, – прямо сказал он.

– Почему? – вопрос был задан тоном, в котором отсутствовали какие-либо эмоции, ужас или инстинктивное отвращение, а слышалось простое желание узнать ответ.

– Почему я так думаю или почему убили?

– И то, и другое.

– Другое мне пока неизвестно, – Малтрэверс перестал наливать вино в ее стакан, когда она показала знаком, что ей довольно.

– А первая часть ответа – это долгая история, и я вам сейчас ее расскажу как можно короче.

Джейн Рут слушала его рассказ, ни на минуту не спуская с Малтрэверса глаз, поводя пальцами вверх и вниз по ножке своего бокала. Когда он закончил, губы ее на несколько секунд сложились в раздумчивое «ммм».

– Первое исключено. Я не могу себе представить, что Кэролин убила этого самого Кершоу, но это – последняя строка рассказа, – заключила она. – Однако если вы с Люэллой думаете, что это возможно и она из-за этого погибла сама, давайте порассуждаем. Она часто рассказывала о тех людях, которых знала в шестидесятые годы, но никогда не называла этого имени, что, конечно, не имеет значения. Если вы правы, едва ли бы ей захотелось о нем говорить. Но, принимая во внимание то, что вы о нем рассказали, я бы запомнила, если бы она о нем упоминала. Извините, я бы рада вам помочь, но не могу.

– Хорошо, но я сам кое на что напал. Девушка Теда Оуэна была в районе Тотнэм Корт Роуд как раз в то время, когда погибла Кэролин… – и это мне кажется подозрительным.

– И не только вам.

– Вы хотите сказать, что вам тоже? – резко переспросил он, почувствовав, что его предположения встречают поддержку. Но она все разрушила, подтвердив слова Хофмана.

– Нет, полиции. Или они уже раздумали. Они спрашивали меня об этом романе. Я сказала, что Кэролин смирилась со своим положением и не чувствовала горечи или желания отомстить. Правда.

– Но она не давала развода.

– Потому что не могла, – возразила Джейн. – Поймите меня правильно. Кэролин была католичкой по убеждению, а не напоказ. Развод был в ее понимании зло. Но она знала, что впоследствии Тед сможет с ней развестись и пережила бы это. Это может показаться нелогичным, но развод принес бы ей облегчение, потому что… я не знаю… обозначил бы, что книга закрыта. Но завершить историю должен был Тед.

Принесли заказ, и их разговор на момент прервался. Вмешивая в свой салат майонез, Малтрэверс вернулся к разговору. – Но Люэлла сказала, что, по словам Кэролин, Тед настаивал на немедленном разводе.