Текст книги "Призраки зла"

Автор книги: Роберт Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Фрейзер указал на телефон. – Что тебе о нем сказали?

– Просто вышел, я не догадался спросить, куда.

– Дай-ка я попробую. – Фрейзер взял у Малтрэверса блокнот и набрал номер «Инсигниа Моторз». – Мистера Кершоу, пожалуйста. Вышел? С ним можно как-нибудь связаться? – это беспокоят из «Кроникл» по очень срочному делу… Понятно. Спасибо. Я тогда перезвоню. – Он повесил трубку. – На заседании правления какого-то благотворительного общества. Позвонить туда нельзя. Похоже на правду.

– Я пока постараюсь не волноваться, – сказал Малтрэверс. Все равно, она еще не вернулась. Мы встречаемся с Тэсс за ланчем, а потом я попытаюсь снова позвонить. Кстати, Мэт Хофманн у себя?

– Посмотри в «Национальных новостях». Вроде утром я его там видел.

– Спасибо. Слушай, – Майк, извини, что ворвался сюда, как будто за мной черти гнались, но…

– Не извиняйся, – перебил Фрейзер. Если ты прав. – а я не могу разбить твою логику, – тогда мы тоже замешаны в этом деле. Не думаю, что редактор порадуется, если окажется, что наша публикация помогла, даже невольно, кому-то совершить убийство.

– Убийство. Значит я не один впал в панику? Ты тоже так думаешь?

– Я думаю, надежнее предполагать самое плохое. Возможно, мы оба ошибаемся. Извини, у меня работа. Зайди к Мэту.

Хофман как раз уходил на ланч, но остановился и стал слушать с возрастающим интересом рассказ Малтрэверса о смерти Кэролин Оуэн.

– Подойдет для досудебной стадии, – сказал он. – Но еще будет процесс, на котором это надо доказать. Не забудь о нашем договоре. Больше – никому.

– Эксклюзив для «Кроникл», – пообещал Малтрэверс. – Руперт Мэрдок умрет от зависти.

Как мало народу в метро. Что это на меня уставился тот тип? Неправда. Люди никогда не смотрят друг на друга. Они читают рекламу, смотрят в пол, даже в окно, на туннель. Кто запомнит? Закрыть глаза. Разве я помню других пассажиров в вагоне? Кроме этого мужчины, что сидит напротив? Конечно, нет. И они не запомнят. Где это мы? Финчли Роуд? Это не кольцевая линия. Ох, я села не на тот поезд. Слезай, Маурин. Проклятье, двери закрываются. Какая следующая станция? Не разгляжу… Уэмбли парк? Не может быть. Он ужас как далеко. Старая дура. Ты села на Кингз Кросс на Метрополитэн Лайн. Возвращаться отсюда – целую вечность… Не суетись. Люди запомнят. Все хорошо. Еще много времени. Шутка. Я ждала двадцать лет. Что значит лишних полчаса? Сколько времени? Ничего, Барри, мамуля немного ошиблась, Вот и все. Она все исправит. Теперь скоро. Вернуться – на какую станцию? Где это? Бейкер Стрит. По кольцевой до Слоун Сквер. Барри ездил туда в магазины. Наверняка раньше они были лучше. Подожди меня там, лапушка. Мамуля скоро придет.

Ридинг была последняя остановка перед Лондоном, и к Дженни Хилтон вернулись те воспоминания, которые возникли на пути в Эксетер. Она пела в ночном клубе, – название она так и не смогла вспомнить, но и сейчас видела этот его нахальный блеск, эту обшарпанную артистическую уборную, грязь, запах прокисшего пива, дешевый шик обоев цвета синей ночи, вульгарное освещение и безвкусную обстановку зала. Их представили как «одну из лучших лондонских групп»; репертуар был стандартный – состоял из популярных рок-композиций, за исключением одной медленной мелодии «Дым попадает в глаза», под которую парам можно было прижиматься друг к другу в медленном танце. Когда после концерта они упаковывали вещи, конферансье сказал ей, что ее хочет видеть какой-то мужчина, и она чуть не отказалась с ним встретиться, но потом, под хихиканье коллег, лишенное того искреннего возбуждения, которым оно сопровождается у подростков, сдалась и позволила вытащить себя в коридор. Это был Стифэн Дилэни из «Декки», который предложил записать демонстрационный диск. Запись такого диска обсуждалась в группе так долго, что к этому моменту уже снилась им наяву, и разговоры о ней стали, как морской прибой – в них звучали то надежда, то неверие. Она никогда не спала со Стифэном. За нее это делал Джефф, их ударник. Но он, Дилэни убедил ее уйти из группы и начать выступать соло. И они провели много ночей, когда ему было плохо, а она, успокаивая его, просто держала его за руку.

Когда поезд тронулся, она снова открыла журнал, чтобы похоронить свое прошлое, пока воспоминания не стали слишком болезненными.

Когда Малтрэверс вбежал в зал «Джо Эленз», Тэсс взглянула на часы. – Я думала, ты заблудился. Я заказала нам салаты, но попросила твои пока не приносить.

– Мне надо быстро поесть, – сказал он. – Мне будет спокойнее, если я буду ждать Дженни Хилтон у порога ее дома.

– Это еще зачем?

– Я узнал, кто искал ее адрес – Бедфорд, по-видимому, его предоставил Тэрри Кершоу.

– Тэрри Кершоу? Родственник?

– Кем еще он может быть? – Малтрэверс подозвал официанта и попросил принести свой заказ вместе с заказом Тэсс. – Он занимается продажей автомобилей в районе кольцевой линии, рядом с Хэнгер Лейн. По-моему, это очень высокопоставленное лицо. Может быть, он сын Барри, правда Люэлла не говорила, что у него была семья. Но кто бы он ни был, он – источник опасности. Дженни должна вернуться сегодня, и я хочу ее предупредить. Я пытался позвонить, но к телефону никто не подходит.

– Что ты ей скажешь?

– Ей будет достаточно, если я скажу, что ее искал некто по фамилии Кершоу. Другой вопрос, что она мне скажет.

Когда официант принес их ланч, он, отказавшись от фирменного напитка, стал за едой рассказывать Тэсс подробности своего визита к Бедфорду. После ланча, попросив счет, он пошел еще раз позвонить Дженни. Он уже собрался положить трубку, когда ему ответили.

– Дженни Хилтон? Это Гус Малтрэверс. Вы вернулись?

– Всего несколько минут назад. Когда телефон зазвонил, я была наверху. Как вы поживаете? Мне очень понравился ваш материал, и я благодарю вас за то, что вы выбросили…

– Я звоню по делу, – перебил он. – Я должен сказать вам нечто важное. Могу приехать к вам и рассказать в деталях, но главное, что…

– Я вас не слышу. Опять что-то на линии. Вы можете говорить громче? Вы сказали… Подождите, кто-то звонит в дверь. Минутку.

Она отложила трубку.

– Здравствуйте, я принесла письмо Эс Эй.

– Какое письмо?

– Мы их раскладываем в почтовые ящики, вам приносили пару дней назад. Это в пользу животных. Знаете, благотворительность.

– А, да, конечно, меня не было дома. Видите ли, я как раз… Нет, подождите минутку, я возьму сумку.

Она вошла в переднюю комнату и стала искать кошелек, когда услышала, что входная дверь захлопнулась. Сама она никогда не закрывалась. Достав из кошелька десятифунтовую купюру, она обернулась и увидела, что женщина стоит перед ней в дверях.

– А, я не хотела… Хорошо. Вот, пожалуйста. У вас есть какая-нибудь банка или …А, у вас сумка…

Малтрэверс на своем конце провода напрягся, услышав крик. Послышался звук падения – человека или какого-то тяжелого предмета, еще один крик, послабее, чем первый. – Дженни? Что там происходит? Черт побери!

Бросив трубку, он почти подбежал к столу; в это время официант как раз подошел со счетом.

– Спасибо, сдачи не надо. – Малтрэверс наугад вытащил из кошелька несколько банкнот, бросил их на тарелку и обернулся к перепуганной Тэсс. – Пошли.

Когда она дошла до выхода, то увидела, как он несется к Бэрли Стрит. Она полетела за ним и догнала перед Стрэнд.

– Что случилось? – спросила она.

– Не знаю, но что-то серьезное.

Он замахал руками, останавливая такси, но водитель его не заметил. – Черт! Вон другой… Господи! – воскликнул он в отчаянии, когда и вторая машина проехала мимо. Вдруг раздался пронзительный свист, и водитель очередного такси, оглянувшись на звук, выехал на обочину. Малтрэверс обернулся к Тэсс, когда та опускала правую руку.

– Общество девушек – гидов, – пояснила Тэсс. – Я перестала так свистеть, когда пришла к выводу, что леди это не подобает. Расскажешь мне в машине.

Они метнулись к обочине и быстро забрались в машину. Малтрэверс наклонился вперед, что-то сказал водителю через стеклянную панель, отгораживающую его кабину, снова вынул бумажник. – Чейн Стрит, двенадцать, Челси. А это, чтобы вы побили все рекорды. – Водитель опустил панель. – Мы страшно торопимся.

Шофер уважительно посмотрел на двадцатифунтовую купюру, развернул свой экипаж наперерез движению, переехал на другую сторону и помчался в обратном направлении. Машины уступали им дорогу, как будто на такси была специальная мигалка. Малтрэверс упал на сиденье рядом с Тэсс.

– Видимо, что-то произошло? – сказала она.

Похоже, что самое плохое, мрачно ответил Малтрэверс и пересказал ей, что услышал по телефону. – Бог знает, что там случилось. Поезжайте!

Когда такси на момент притормозило, оказавшись позади автобуса, он хрипло стонал, пока оно, высвободившись, не понеслось через Трафальгарскую площадь. Затем, нырнув под Аркой Адмиралтейства, они свернули на Мэлл. Проезжая мимо Букингемского дворца, они проскочили в щелку между двумя машинами, которая была, кажется, уже, чем их автомобиль, – стандартный маневр лондонских таксистов, – и помчались в Пимлико. Дорога казалась бесконечной, но, проехав целую вечность, они наконец добрались до Чейн Стрит и остановились перед домом Дженни Хилтон. Малтрэверс посмотрел на часы.

– Меньше пятнадцати минут – в это время дня. Такое такси нам сам бог послал. Большое спасибо. Вот возьмите.

– Такие поездки вносят в жизнь разнообразие, – подмигнул Малтрэверсу водитель, принимая деньги. – Кто-то рожает?

– Да, вроде этого…

Тэсс была уже перед дверью и жала на звонок. – Что будем делать, если нам не откроют?

– Если будет нужно, разобьем окно. Я не собираюсь… – Он взялся за латунный дверной молоток и отчаянно застучал по двери.

– Господи, откройте!

Задержка в несколько секунд показалась ему невыносимой. Он сбежал по ступеням к такси, которое собиралось отъехать. – Подождите, нужно вызвать полицию. Вы можете связаться с ними по радио?

Водитель посмотрел настороженно.

– Послушай, друг. Я тебя сюда привез. И вовсе не хочу попадать в историю.

– Объяснять нет времени. Но это – катастрофа. Ради бога, поймите это. – Малтрэверс волновался, разговаривая с таксистом через открытое окно. Сначала казалось, что таксист хочет отъехать, но потом он переключил машину на нейтральную скорость и, нагнувшись, поднял какой-то предмет, лежавший на полу, у него под ногами.

– Это ведь не розыгрыш? – уточнил он, выходя из машины. Он поднялся по ступенькам, вставил лом, который прихватил с пола, между дверью и косяком, там, где был дверной замок, и навалился на него всем своим весом. Дерево пыталось запротестовать, потом сдалось, расщепилось – и дверь открылась настежь.

– Если вам нужна полиция, вызывайте, сказал он. – У меня нет времени давать объяснения Это не мое дело, и вы не видели, кто взломал дверь. О'кей?

– В жизни вас не встречал, – согласился Малтрэверс. – Огромное спасибо.

Шофер пошел к машине, а они вбежали в дом. На столике в холле трубка так и лежала рядом с телефоном. Малтрэверс схватил Тэсс за руку и потащил ее за собой.

– Осторожно, – предупредил он. – Я не знаю, что здесь случилось. – Почти прижимаясь к стене, он осторожно двинулся к передней комнате, не спуская глаз с лестницы, ведущей из холла на второй этаж. Тэсс следила за ним с восхищением и тревогой. В дверях появилась Маурин Кершоу, из глубокой ссадины у нее на лбу сочилась кровь. Малтрэверс в жизни не видел ни у кого на лице такой нечеловеческой ненависти.

– Где она? – прошипела Маурин, заходясь от злости. – Где эта стерва, что убила моего Барри?

Ее взгляд метнулся вправо и остановился на Тэсс. Малтрэверс оставался для нее невидимым. – А, ты здесь. Что, теперь тебе негде спрятаться?

Когда она выскочила в холл, Малтрэверс был так поражен ее появлением, что застыл на месте. Маурин Кершоу прошла мимо него, Тэсс вскрикнула, тогда он яростно лягнул старуху в ногу и обрушился на нее всем телом. Маурин, взвизгнув, упала на пол.

– Найди Дженни, – выдохнул Малтрэверс, прижимая вырывающуюся Маурин Кершоу к полу. – По крайней мере, она ее не убила.

XIX

Тэсс пропустила переднюю комнату. Если бы Дженни Хилтон была там, Маурин Кершоу не искала бы ее по дому. В гостиной никого не было, а дверь во внутренний сад была изнутри закрыта на щеколду. Она вернулась в холл, где Малтрэверс помогал старухе подняться, и понеслась наверх. Когда она ворвалась в первую попавшуюся дверь, ее встретил крик ужаса. Дженни Хилтон стояла в дальнем углу, и глаза ее выражали крайний испуг.

– Все хорошо… Господи, извините, – Тэсс отбросила кинжал, который все еще держала в руках. – Меня зовут Тэсс Дэви. Я подруга Гуса. Он звонил вам от «Джо Эленз» и услышал… постойте!

Она одним прыжком пересекла комнату, заметив, что глаза Дженни Хилтон покрываются пеленой и она готова рухнуть на пол. Тэсс подхватила ее за руку, пониже плеча. Левая рука Дженни была неподвижна, она закричала от боли. Тэсс инстинктивно отняла руки от пурпурной ткани платья, и заметила у себя на ладони алое пятно.

– Идите сюда. – Она проводила Дженни и усадила ее на кровать, сама села рядом с ней, взялась за края рукава, в том месте, где он был надорван, и разодрала его еще шире. Края раны расходились, как раскрытый рот, но она была неглубокая.

– Я мало что помню из курса первой помощи, но, по-моему, ничего серьезного, – успокоила Тэсс. На столике у кровати стояла коробка с лоскутками, Тэсс достала пригоршню, и стала промокать ими кровь. – У вас есть бинт?

– Ванная, – пробормотала Дженни. – В шкафчике.

Тэсс прислонила ее к спинке кровати. – Не вставайте и придерживайте эти тряпки. Я сейчас вернусь.

Выйдя на лестничную площадку, она заметила Малтрэверса, поднявшегося на второй этаж.

– Как дела внизу? спросила она.

– Упала в обморок. Где Дженни?

Гэсс указала на дверь спальни. – Надо найти что-нибудь, чтобы залатать ей руку. С ней все в порядке.

Когда Тэсс вернулась в спальню с ватой, пачкой бинта, дезинфицирующим составом и пластырем в руках, Малтрэверс сидел рядом с Дженни, держа ее за руку. Он поддержи вал Дженни, пока Тэсс перевязывала ей рану и накладывала импровизированный жгут из шарфа, найденного в комоде.

– Пока сойдет, – сказала она, закончив. – Швы накладывать, похоже, не надо, но стоит обратиться в больницу.

– Нет. – Пока Тэсс обрабатывала рану, Дженни не проронила ни слова, но сейчас она заговорила решительно и твердо. – Мне сейчас нужно вылить. А где та… женщина?

– Внизу, – сказал Малтрэверс. – Вы, конечно, знаете, кто она.

– Нет. Никогда в жизни ее не видела.

Может быть, и не видели, но все же знаете, что это мать Барри Кершоу.

Дженни откинулась к изголовью и прикрыла глаза. Что вам известно? – спросила она измученно.

– Не все, но многое. – ответил он. – Когда я звонил, я пытался предупредить вас, что какой – то Кершоу вас искал. Жаль, что я не успел.

Он повернул голову к двери спальни, услышав в холле шаги. – Вроде пришла в себя. Подождите.

– Кто ты? – спросила она, когда он спустился. – Полицейский?

– Нет, – ответил Малтрэверс. – Если бы я был полицейский, у вас были бы крупные неприятности. Полиции такие вещи не нравятся. И мне тоже.

– Тогда, можешь убираться. – В ее голосе клокотала прежняя злоба, она вновь пылала яростью, которая была основной движущей силой в ее жизни на протяжении двадцати лет. – Это только мое дело.

– И Тэрри, – добавил он.

– Гэрри – слюнтяй, – презрительно бросила она. – На него даже плюнуть жалко. Барри был в сто раз лучшим сыном, а эта гадина его убила. Где она? Снова спряталась, как крыса.

– Она наверху, – сказал Малтрэверс. – И думаю, что, если вы встретитесь, можно будет кое-что выяснить.

– Я до нее доберусь, – продолжала Маурин с угрозой. – Придушу ее голыми руками.

Малтрэверс глубоко вздохнул, когда на него вылился поток материнской любви, превратившейся в звериную злобу. С угрожающим видом он шагнул вперед, и Маурин Кершоу вдруг потеряла прежнюю уверенность.

– Вы ничего не сделаете, пока я здесь, – сказал он. – Мне бы не хотелось снова ударить вас, но не надейтесь, что я этого не сделаю. Надо все выяснить, пока что-нибудь не случилось.

Несколько мгновений она упиралась, и он взял ее под руку, потом тело ее ослабло, он крепко стиснул ее плечо и проводил в переднюю комнату, где усадил на диван. Один из стульев был перевернут, а на полу валялась фарфоровая статуэтка с отбитой головой. Он налил из графина, стоящего на сервировочном столике, брэнди и протянул Маурин.

– Выпейте и оставайтесь здесь.

Поколебавшись, она приняла из его рук стакан и, держа его в обеих руках, стала прихлебывать мелкими глотками. Он снова вышел в холл, поднял трубку за шнур, свисающий на пол, и набрал «Инсигниа Моторз».

– Мистер Кершоу? Я Аугустус Малтрэверс. Вы меня не знаете, но я звоню из дома двенадцать по Чейн Стрит, думаю, что этот адрес вам известен. Здесь ваша мать, и мне бы хотелось, чтобы вы приехали немедленно.

– С ней все в порядке?

– В большем порядке она не будет никогда в жизни. Не стоит тратить время попусту, разговаривая по телефону. Приезжайте сюда.

– Буду как можно скорее. Я… извините, но… Нет, все нормально, мы теряем время. Полиция там?

– Нет, и я надеюсь, что вызывать ее не придется. Думаю, ничего хорошего от полиции не будет.

– Еду.

Кершоу положил трубку, а Малтрэверс вернулся в переднюю комнату, где Маурин Кершоу все еще сидела на диване. Он налил ей еще брэнди, потом виски для Тэсс и Дженни, джина – себе, и понес стаканы наверх. Дженни Хилтон выглядела лучше, чем когда он ее оставил, лицо ее несколько минут назад пергаментнобледное, постепенно розовело.

– Вот, пожалуйста, – сказал он протягивая им напитки. – Нам всем нужно выпить. Потом я хочу, чтобы все спустились вниз и поговорили.

– Я и близко не подойду к этой женщине, – сердито запротестовала Дженни. – Я хочу, чтобы она покинула мой дом.

– Чтобы потом вернуться? – спросил Малтрэверс. – Вы можете вообразить, как она вас ненавидит? Она упивалась этой ненавистью двадцать лет, потому что вбила себе в голову, что вы убили ее сына.

Дженни Хилтон посмотрела на него в упор. – Она сумасшедшая.

– И опасная, – добавил он. – Говоря, что она сумасшедшая, вы имели в виду, что она неправа? – Последовала длительная пауза. – Так да или нет?

– Зачем вы вмешиваетесь в эту историю? – с горечью спросила Дженни. – Все это было так давно. Вам действительно есть до этого дело?

– Откровенно говоря, нет, – ответил он. – Это меня не касается, и если бы я не хотел узнать о смерти Кэролин Оуэн, я бы, наверное, забыл о Барри Кершоу. Но не забыла бы эта женщина, которая сидит внизу.

– А какой толк говорить с помешанной?

– Я не знаю, но я только что звонил Тэрри Кершоу, и он едет сюда. Мне кажется, это лучше, чем вызывать полицию. Они начнут ворошить прошлое, которое лучше не трогать.

– Он прав. Люэлла Синклер сказала нам, что Барри Кершоу убили, но это было много лет назад и нас не касается. Может быть, это даже неправда. Но если вмешается полиция, у многих начнутся неприятности. Включая вас.

Дженни странно улыбнулась Малтрэверсу. – Почему это вас волнует? Вам разве не хочется, чтобы богиня вашей юности оказалась развенчанной?

– Я уже давно перестал молиться, – возразил он. – Я случайно оказался в положении, в котором могу принимать решения. Они могли бы не понравиться полиции, но кажутся мне оптимальными. Если Маурин Кершоу накажут, никто от этого не выиграет – как и от повторного рассмотрения дела о смерти ее сына.

– Журналисты не бывают столь альтруистичными. Они предпочитают разбивать чужие жизни, а не помогать людям.

– Он пожал плечами. – Я же вам сказал при первой встрече, что я не такой. Может быть, вы наконец в это поверите? Так что спускайтесь вниз.

Тэсс поддерживала под руки Дженни, когда она спускалась в переднюю комнату. Маурин Кершоу не шевельнулась, но при виде Дженни Хилтон у нее вновь загорелись глаза.

Ведите себя хорошо, – предупредил Малтрэверс. – Сейчас приедет Тэрри.

– Тэрри? Какая от него польза? Не надо его впутывать.

– Он уже запутался, нравится вам это или нет. Он сейчас будет здесь. Пока мы его ждем, расскажите, что здесь произошло. Насколько я понял, вы ударили Дженни кинжалом, а та бросила в вас фарфоровую статуэтку и сбила с ног.

– Прямо маленький Шерлок Холмс, – саркастично заметила Маурин Кершоу. – Вы откуда взялись? Ее друзья?

– Не в том смысле, который вы вкладываете, но объяснять слишком долго. Я кое-что знаю о Барри и…

– От кого? – резко перебила Маурин Кершоу.

– От тех, кто его окружал в шестидесятые годы.

– Мразь! – Маурин Кершоу посмотрела в сторону Дженни Хилтон. – Как она. Все такие гладкие и ласковые, притворялись, что любят его, когда им нужна была его помощь. А когда он умер, все стали врать. Вы о нем ничего не знаете, мистер. Я его мать. Я знаю.

– Он когда-нибудь принимал наркотики?

Она хихикнула. – Видите? Они и вам наврали. Это они говорили на дознании, и все им поверили. Они не стоили того, чтобы вытирать Барри башмаки, и вы тоже не стоите.

– Но он принял наркотики в ту ночь, когда погиб. Это сказала полиция.

– Это они говорили. За деньги что угодно скажут. Но не думайте, что я этому поверила, потому что это все неправда, ясно?

Подъехала машина, и сразу же кто-то вошел через разбитую дверь. Какой-то мужчина. Искаженное от напряжения худощавое лицо, черные коротко остриженные волосы. – Мамуля, с тобой все в порядке?

Когда он подошел к ней, Маурин от нею отмахнулась. – Нет, спасибо. Я тебе сказала, чтобы ты обо всем забыл. Это дело только мое и Барри.

Тэрри Кершоу неуверенно остановился в центре комнаты, мать смотрела на него с отвращением.

– Я думаю, вам тоже стоит выпить, мистер. Кершоу. – Малтрэверс встал. Кстати, вы, кажется, незнакомы с Дженни Хилтон.

Кершоу отвернулся от матери. Несколько секунд они с Дженни Хилтон молча смотрели друг на друга, потом он указал на повязку. – Это сделала она? – спросил он. – Простите меня. Я сожалею.

– Еще бы не сожалели, вставил Малтрэверс. – Это же вы привели ее сюда. Что вам налить?

Виски. Неразбавленного. – Говоря это, Кершоу не сводил глаз с Дженни Хилтон. – Я не должен был это делать, но… я не могу это объяснить. Это началось так давно, и я не мог ей отказать. Если вы это не пережили, вам не понять.

Дженни Хилтон опустила голову. – Это неважно, мягко сказала она.

– Пожалуйста, – Малтрэверс протянул Кершоу виски. – Теперь вы все трое послушаете меня, потому что не можете разговаривать друг с другом. Если что-нибудь из того, что здесь произошло, выйдет наружу, у вас будут серьезные неприятности, но вы их сможете избежать, если будете вести себя разумно.

Он вернулся к своему стулу и сел. – В 1968 году ваш сын – и ваш брат – умер. Это единственный факт, который мы все точно знаем. Может быть, его убили, но доказательства отсутствуют, и едва ли появятся сейчас, по прошествии стольких лет. Вы, миссис Кершоу, жаждали мести и убедили себя, что его убила эта леди. Я подозреваю, что вы постарались внушить эту уверенность и Тэрри. Но вам неизвестно, правы вы или нет. Сегодня вы на нее напали и могли бы убить, если бы мы не приехали. Что вы собираетесь предпринять потом? Неужели вы серьезно надеялись скрыться? Я бы постарался вас отыскать.

– Я о вас ничего не знала.

– Теперь знаете. А я знаю вас. Мне также известно, что адрес для вас разыскал Тэрри. Это конец пути, миссис Кершоу, если не хотите сесть в тюрьму… А что бы Барри почувствовал, окажись его мать за решеткой? Если он вас любил, как вы его, он никогда бы не захотел такого. Но это обязательно случится, если вы не остановитесь. Я не шучу.

В то время, как Малтрэверс это говорил с жестким непроницаемым лицом, Маурин Кершоу плакала злыми слезами. – Вы не знаете, как я его любила. Он был для меня всем, а его у меня отняли.

– И его уже не вернешь. У вас осталась память о нем, и это, я уверен, добрая память.

Она разглядывала свой стакан, когда Тэрри обратился к ней с мольбой в голосе: – Послушай его, мамуля. И у тебя же остался я.

Малтрэверс привстал со своего стула, когда Маурин Кершоу, зарыдав, поднялась и бросила стакан ему под ноги.

– Мне не нужен ты, лучше бы убили тебя, а не его.

Тэрри Кершоу смотрел на мать невидящим взором. Она вышла из комнаты. Потом он вскочил и в отчаянии закричал ей вслед: – Мамуля!

Ничего не ответив, она хлопнула наружной дверью. Он собрался за ней, но его остановил Малтрэверс.

– Она нашла дорогу сюда, найдет и обратно. В эту минуту она наверняка не захочет с вами говорить.

Кершоу страдальчески смотрел на него, пораженный всем произошедшим. – Она моя мать.

– Нет, она мать Барри. – Кершоу бросил недоуменный взгляд, потом до него дошел смысл этих слов, и он с ними согласился.

– Да, – печально сказал он, – я, кажется, всегда это понимал.

Он обернулся к Дженни Хилтон. – Я могу себе представить, что вы обо мне думаете, но каким бы я вам сейчас ни казался, я не хотел причинить вам боль. Я не стану оскорблять вас своими извинениями. Я только благодарю бога, что не случилось худшего. Прощайте.

Малтрэверс вышел с ним к наружной двери. Кершоу огляделся, но на Чейн Стрит никого не было.

– Не думаю, что она сюда когда-нибудь придет, – заверил Малтрэверс.

– Вы правы, – согласился Тэрри. – Вы дали ей хороший отпор. Мне давно следовало это сделать.

– Это наверное, почти невозможно сделать, когда это твоя мать.

– Не почти. Совсем. Я истратил состояние на консультации по этому вопросу, но так и не смог освободиться от этого психоза. – Кершоу взглянул на него. – Вы правда не собираетесь заявлять в полицию?

– Вы же слышали, что я сказал. Нет надобности, и нет причины. Вашей матери надо просто смириться с обстоятельствами.

– Как и мне. – Тэрри Кершоу сел в машину и уехал.

Тэсс опять наполнила стаканы, когда Малтрэверс вернулся.

– Появление этой женщины – очень дурная новость – сказала она с нажимом. – Ты уверен, что до нее дошло то, что ты сказал?

– Мне кажется, сообщение попало по назначению. Тюрьма никогда не входила в ее планы мести, и в ее мозгу, наверное, засядет мысль, что если она что-нибудь попытается еще раз сделать, то кончит свою жизнь в тюрьме. – Он улыбнулся Дженни Хилтон. Попытайтесь не волноваться.

– Волноваться не о чем. В Калифорнии ей до меня не добраться.

– А вы собираетесь переехать туда?

– Мне это следовало сделать раньше. Если захочу, для меня там найдется работа, и там я буду в большей безопасности, чем в Лондоне.

– По крайней мере, обдумайте это как следует. Сейчас неподходящий момент для принятия решений. Что скажет Рассел?

– Когда я была у него в Эксетере, он сказал, что возвращает мне свободу. Я этим воспользуюсь.

– Жаль, что мы снова не увидим вас на сцене. – Малтрэверс поднял свой стакан. – Как ваша рука? Вам действительно следовало бы обратиться в больницу, но там начнут задавать неприятные вопросы.

– Тэсс сказала, что ничего страшного нет, и кровотечение, по-моему, почти прекратилось. Я обращусь к частному врачу. Никаких проблем не возникнет.

– Кстати, – сказал Малтрэверс, – где-то здесь этот штык, от него надо избавиться. Где он?

– Наверху, – сказала Тэсс, Когда я искала Дженни, я ее до смерти напугала, войдя с ним в спальню.

– Мы его возьмем с собой, сказал Малтрэверс. – Может быть, как-нибудь ночью я выброшу его в Темзу. Такой жест очень подошел бы для драмы.

Дженни взяла из рук Тэсс наполненный стакан. – Я забыла вас поблагодарить. Когда она на меня напала, я растерялась и забилась в спальню, как идиотка. Мне не хватило ума даже выбраться из дома или выпрыгнуть в окно. Я думала только о том, что телефон внизу и я так и не собралась поставить параллельный аппарат на втором этаже. Как глупо!

– В такие моменты не все рассуждают логично. – Малтрэверс сделал короткую паузу. – Знаете, вы не обязаны мне отвечать, но если ответите, это навсегда останется между нами. Мне бы хотелось знать… Он колебался.

– Убила ли я Барри? – закончила она за него. – Вы же сказали, что его смерть вас не касается.

Он пожал плечами. – Справедливо. Извините, забудьте об этом.

– Я бы хотела забыть. – Она выпила половину стакана и продолжала, глядя на камин. – Хорошо. Вы, кажется, только что спасли мне жизнь, и заслуживаете объяснений. Мне кажется, вам можно доверять и вы никому об этом не расскажете. Перед вечеринкой я пообещала Барри остаться с ним на ночь, и притворилась, что мне очень этого хочется. Когда все ушли, он был сильно пьян и очень возбудился, когда я ему сказала, что у меня есть кое-что, от чего нам станет еще лучше. Когда он принимал ЛСД, то говорил только о том, что собирается со мной делать, и меня от его разговоров чуть не вырвало. Он смеялся, и плакал, и говорил всякие пакости. Я сказала ему, что мне хочется посмотреть на луну и открыла французскую дверь, ведущую на балкон. Мы стояли на балконе, и я сказала, что было бы чудесно, если бы люди умели летать, а он ответил, что умеет.

Она допила из стакана. – Он хихикал, выпрыгивая, а потом замолчал. Я посмотрела вниз, только когда услышала удар о землю. До того, как я ушла домой, позвонил один журналист. Мне не следовало снимать трубку, но мне было все равно. Не знаю, почему, я была одной из первых, к кому пришла полиция, от которой я узнала, что в крови Барри обнаружено ЛСД. Я им сказала, что по моим предположениям, он принимал наркотики. Это, конечно, была ложь, но они поверили, может быть, потому, что хотели поверить. Вина за распространение этой версии лежит на них. Во всяком случае, другие сказали то же самое, и даже показали это на дознании. Мы не сговаривались, просто так получилось.

Она указала на то место, где сидела Маурин Кершоу. – Конечно, я ее видела раньше. На дознании. Но тогда она была моложе, и сегодня я ее не узнала. Она сильно изменилась.

Дженни перевела взгляд на Малтрэверса. – Теперь вам все известно. Я никогда это никому не рассказывала.

Он спокойно возразил: – И сейчас мы ничего не слышали.

– Разве вы не хотите знать, почему я это сделала?

– Мне кажется, я уже знаю. Я был в Порлоке и разговаривал с Джеком Бакстоном в прошлый уик-энд. Я также понимаю, почему вы исчезли.

– Ах, Аугустус Малтрэверс! – В ее тоне появилось саркастическое восхищение. – Какой вы умный журналист.

– И не такой, к каким вы привыкли, – напомнил он. – И еще один вопрос, но, конечно, это совсем не мое дело. – Отец Рассела – Джек? Мне кажется, нет.

– Нет. Я встретила Десмонда в Нью-Йорке через год после того, как все бросила. Я его очень любила, мы и сейчас поддерживаем отношения, но я не хотела выходить за него замуж. Рассел был для нас приятной аварией. Он самое важное в моей жизни. – В ее глазах блеснули слезы. – Как Барри был для своей матери. Господи, на ком из нас лежит большая вина?

– Это тоже меня не касается, – сказал Малтрэверс.

Дафне Джилли предъявили обвинение в убийстве Кэролин Оуэн, но благодаря искусству адвоката ее освободили под залог. Мэт Хофман сумел добыть для Малтрэверса место на журналистской скамье в Олд Бэйли на все время судебного процесса по обвинению Дафны и ее мужа как соучастника. Этот процесс стал главной сенсацией сезона. Когда обвинение было предъявлено, адвокат попросил судью удалить из зала жюри присяжных и в их отсутствие разбил доводы обвинения вдребезги. Полиции не удалось найти ни одного свидетеля, который бы видел Дафну Джилли хотя бы вблизи станции Тотнэми Корт Роуд, не то что на платформе, в тот вечер, когда погибла Кэролин. Мистер Оуэн – богатый человек, его ежегодный доход превышает четверть миллиона, его жена зарабатывает в год около ста тысяч фунтов. Ни один из обвиняемых не лгал полиции, за сокрытие сведений о завещании в пользу Дафны их можно только порицать. Этот факт достоин сожаления, но обвиняемые беспокоились, что полиция сделает неправильные выводы – что и имело место. Оба его клиента являются весьма уважаемыми людьми, и при необходимости защита может представить свидетелей, ютовых поручиться за их честность. Нет никаких улик, ничего, кроме предположений, которые недостаточны, чтобы…