Текст книги "Предательство Тристана"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Меткалф снова кивнул.

– Вы хотите знать, что русские думают о немцах и что немцы думают о русских. Вот правда, которую вы хотите вытащить на свет, верно?

Коркоран улыбнулся.

– Правда – это разбитое зеркало, рассыпавшееся на бесчисленные кусочки. Каждый верит, что его крохотный осколок это и есть вся правда. Если позволите, я несколько перефразирую строчку из касыды Хаджи Абду в версии сэра Ричарда Френсиса Бертона.

– Я позволю, – откликнулся Меткалф. Корки очень часто цитировал этот древний персидский панегирик.

– Союз между двумя тиранами, – произнес Корки, – есть величайшая тайна войны. Нет ничего, что сравнилось бы с ней по значению. Вы помните Пелопоннесские войны[34]34
  Пелопоннесские войны велись между Афинами и союзниками против Спарты, Коринфа и их союзников в V в. до н. э.


[Закрыть], Стивен?

– Боюсь, тогда я еще не появился на свет, старина. Да и вы сами должны были бегать в коротких штанишках.

Коркоран чуть заметно улыбнулся.

– Афинам удалось выжить лишь благодаря разногласиям между их двумя самыми могучими врагами.

– Вы говорите так, словно знаете о том, что между Германией и Россией прошла трещина.

– Я говорю, что хотел бы узнать, существует ли она. Вот это действительно было бы ценнейшим сведением. И, говоря прямо, в этом наша единственная надежда.

По нахмуренным бровям Меткалфа наставник понял, что молодой человек не уловил его мысль.

– Пока Гитлер воевал с Великобританией и Францией, – продолжал Коркоран, – русские посылали ему железо и каучук, зерно и рогатый скот. Русские кормили солдат Гитлера и снабжали его армию. Имейте в виду, собственный народ Сталина голодал, в то время как он продавал Гитлеру тысячи и тысячи тонн зерна! Эти два тирана разделили Европу между собой, теперь они намереваются поделить Британскую империю, а потом вместе управлять миром.

– Ну вы и хватили, Корки. Не выйдет у них поделить Британскую империю. Действия Черчилля кажутся мне довольно уверенными.

– Он уверен лишь в той степени, в какой это требуется лидеру нации. Но это все, на что он способен перед лицом такого могучего врага, как нацисты. Когда он говорит своим, что ему нечего предложить, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота… что ж, поверим ему на слово. Англия мало чем располагает, кроме этого. Само ее выживание находится под большим сомнением.

– Неужели вы полагаете, что Сталин действительно доверяет Гитлеру? – вскинулся Меткалф. – Эти два безумца… они же как скорпионы в банке!

– Это так, но они нужны друг другу, – объяснил Коркоран, выпустив из ноздрей две толстые струи дыма. – У них много общего. Они оба тоталитаристы. Ни того, ни другого не сдерживают никакие соображения насчет свободы личности. Альянс этой парочки был гениальным ходом. И подобное происходит не впервые. Вспомните, Стивен, что случилось во время прошлой войны. Когда Россия поняла, что Германия ее проигрывает, она подписала с немцами сепаратный мир в Брест-Литовске. А следующее десятилетие тайно перевооружала Германию, что было абсолютным нарушением Версальского договора[35]35
  Брестский мир 1918 г. был заключен Советской Россией и ее союзниками, так как Россия, охваченная Гражданской войной, стремилась выйти из Первой мировой войны. Версальский договор 1919 г. между Германией и странами-победительницами был заключен без участия России. Более того, он был направлен против России и предусматривал в дальнейшем ее расчленение.


[Закрыть]. Именно благодаря России мы сегодня имеем такого мощного врага.

– А вы не думаете, что Гитлер только выжидает, подгадывая самый удобный момент, чтобы напасть на Россию? Я всегда считал, что Гитлер презирает славян и комми – я имею в виду то, что он сам написал в «Mein Kampf».

– Мы знаем, что он не планирует нападения. Мы имеем сведения, пусть спорадические, но надежные, из ближнего круга Гитлера, из которых следует то же самое. Гитлер вовсе не дурак. Для него начать войну против России, когда он уже воюет со всем остальным миром… да это было бы самым настоящим безумием, крахом всех нацистских планов. И еще это было бы слишком хорошо для нас, чтобы оказаться правдой. И я скажу вам еще кое-что, серьезно тревожащее меня сегодня. На меня оказывают большое давление на, так сказать, домашнем фронте. Это люди из вооруженных сил и разведывательных кругов, считающие, что в действительности Гитлер – не самый главный наш враг.

– О чем вы говорите?

– Они полагают, что большевики окажутся реальной серьезной угрозой, и считают Адольфа Гитлера важным орудием защиты от комми.

– Но как… каким образом хоть кто-нибудь может поверить Гитлеру в чем-либо, кроме того, что он кровожадный тиран? – спросил Меткалф.

– Очень, очень многие люди предпочитают ложь, которая успокаивает их нервы, – объяснил Коркоран. На его губах играла саркастическая улыбка. – Я слишком хорошо усвоил этот урок, еще ребенком, когда умерла моя тетя. Мне сказали, что она переселилась в лучший мир.

– Но почему вы решили тогда, что вам солгали? – поддел Меткалф старого шпиона.

– Вы не знали мою тетю, – ответил Коркоран.

Меткалф оценил едкое остроумие старика и его уместность в такой напряженной ситуации.

– Ладно, – вернулся он к делу, – что я должен предпринять?

– Я хочу, чтобы вы покинули Париж завтра же, – решительно заявил Коркоран. – Сделайте милость, воздержитесь от прощания со всей толпой ваших любовниц. Никто не должен знать, куда вы направляетесь. Не сочтите за труд написать несколько открыток, которые мы отправим с Канарских островов или с Ибицы. Пусть все думают, что взбалмошный и очаровательный мсье Эйген внезапно отбыл по неотложным деловым надобностям. Никто и бровью не поведет.

Меткалф кивнул. Конечно же, мэтр прав. Лучше избежать объяснений. Завтра! Это означало, что он не сможет возвратиться к Флоре Спинасс и получить список персонала немецкого посольства в Москве – неудобство, хотя вполне преодолимое.

– Вы поедете с Северного вокзала по Chemin de fer du Nord[36]36
  Северная железная дорога (фр.).


[Закрыть] в Берлин, а оттуда в Варшаву. Для вас забронировано место в первом классе на имя Николаса Мендосы. Там вы выйдете на центральном варшавском вокзале, погуляете по городу, вернетесь через два с четвертью часа и отправитесь на поезде в Москву под именем Стивена Меткалфа. Номер в «Метрополе» уже забронирован.

Меткалф кивнул.

– Документы?

– У вас здесь есть нужные контакты. Мы не располагаем временем на то, чтобы изготовить их в Штатах и привезти сюда.

– Не проблема.

– Вам необходимо тщательно спланировать вашу работу. Ставки очень высоки, так что забудьте о самолюбовании и душевных порывах. Существует большая опасность допустить ошибку.

– В таком случае снова спрошу вас: что мне делать, если что-то пойдет не так, как надо?

Коркоран оправил свою сутану.

– Если что-нибудь пойдет не так, как надо, то, Стивен, я советую вам помолиться.

7

Скрипач ждал в квартире.

Sicherheitsdienst узнала адрес нужного человека по телефонному номеру, который сообщила проститутка. Клейст все еще не имел представления о местонахождении радиостанции – этого шлюха, конечно же, не знала. И осведомитель, приведший их к месту приземления парашюта, тоже не знал: информация была строго разделена. За те часы, которые Скрипач потратил на ожидание британского агента, он как следует обыскал квартиру. Он смог доподлинно убедиться в том, что действительно имеет дело с англичанином, и это само по себе было важно – для начала. Еще он знал, что англичанин работает по ночам и отсыпается днем.

Теперь Клейсту оставалось только ждать.

Чуть позже семи утра он наконец-то услышал звук поворачивающегося в двери ключа. Англичанин, что-то напевая себе под нос, направился на кухню, поставил на огонь воду для чая, а потом прошел в спальню, чтобы переодеться в домашнее. Он распахнул дверь гардероба, протянул руку, чтобы взять вешалку… и успел лишь негромко вскрикнуть, прежде чем Клейст, выскочив из-под одежды, схватил его за горло и повалил на пол.

Англичанин сипел, пытаясь сопротивляться, его лицо густо покраснело.

– Что?.. – выдавил он, но тут Клейст с такой силой ударил его коленом в пах, что англичанин оставил всякие попытки сопротивления. Он лишь стонал, из его глаз ручьем лились слезы. Он плакал совсем как девочка.

– Единственное, что мне нужно узнать, это местонахождение вашей радиостанции, – сказал Клейст. Он говорил с сильным немецким акцентом, так как выучил английский уже в изрядном возрасте. Произнеся эту фразу, он снял одну руку с горла мужчины.

– А пошел ты… – пробормотал англичанин высоким надтреснутым голосом.

Англичанин, вероятно, подумал, что противник выпустил его горло, чтобы позволить ему говорить. Но все было не так: Клейст освободил свою руку, чтобы вынуть из кармана скрученную скрипичную струну. Он за какую-то секунду размотал ее и ловко перехватил горло мужчины между выпирающим кадыком и подъязычной костью. Это самое уязвимое место у всех людей. Он пережал дыхательное горло и сонную артерию, и глаза англичанина начали выпучиваться.

Молодой человек не слишком заботился о личной гигиене, понял Клейст. Он, похоже, не мылся несколько дней. Конечно, горячая вода была лимитирована, но это вовсе не могло служить оправданием для неопрятности.

– Я повторяю свой вопрос, – медленно и веско проговорил Клейст. – Я желаю знать, где находится радиостанция, на которой вы работаете. Больше мне ничего от вас не нужно. Если вы ответите на мой вопрос, значит, дело сделано, и я вас отпускаю. Я оставлю вам жизнь. Так что вам совершенно не нужно проявлять чудеса храбрости.

Англичанин попытался что-то сказать. Клейст чуть-чуть отпустил струну – ровно настолько, чтобы тот мог говорить.

– Хорошо! – выдохнул англичанин. – Хорошо! Я вам все скажу!

– Если попытаетесь меня обмануть, наверняка и сами погибнете, и погубите всех, кто с вами работает. – За многолетнюю практику допросов Клейст установил, что угроза смерти обычно оказывается неэффективной. Зато прекрасно действуют чувство вины и инстинктивное стремление защитить друзей и сотрудников. И еще боль: боль быстрее всего развязывает языки. Именно поэтому он поместил струну на совершенно определенный участок шеи. Здесь было больнее всего.

– Я все расскажу! – прохрипел англичанин, трясясь всем телом.

И он рассказал.

Когда он сообщил Клейсту все, что тот должен был узнать, Клейст сделал резкое движение и сдавил скрипичной струной мягкое горло англичанина. В глазах умирающего, прежде чем они выкатились и остекленели, промелькнуло выражение растерянности и негодования. Я выполнил свою часть сделки, казалось, говорили его глаза. Почему вы не выполняете свою?

Клейст никогда не понимал, почему все его жертвы как одна рассчитывали, что смогут с ним договориться? Какой смысл ему был с кем-то договариваться, раз сила все равно была на его стороне?

Когда англичанин скончался, Клейст встал и с дрожью отвращения смыл с рук запах грязного тела.

8

В Париже имелся специалист по изготовлению фальшивых бумаг – мистер Ален Дюкруа. Меткалф был знаком с ним уже несколько лет и доверял ему настолько, насколько вообще он, человек, живущий потаенной жизнью, мог позволить себе доверять кому бы то ни было. Конечно, подделка документов не всегда была основным занятием Алена Дюкруа, но нацистская оккупация резко изменила его жизнь, как сделала она это со многими. Ветеран Первой мировой войны, раненный в битве при Сомме[37]37
  Битва при р. Сомма – крупнейшее сражение Первой мировой войны (1 июля – 18 ноября 1916). Началось с контрнаступления англо-французских войск. В течение четырех месяцев – вплоть до ноября – велись непрекращавшиеся атаки. В этой битве впервые были применены танки. Англо-французские войска потеряли 792 тыс. чел., немецкие – 538 тыс. и смогли удержать свой фронт.


[Закрыть], Дюкруа обладал множеством талантов: он был поэтом, хозяином чрезвычайно популярного книжного магазина и издателем. Дюкруа специализировался на миниатюрных изданиях: дешевых сборниках известных произведений, а также красиво оформленных миниатюрных изданиях произведений прославленных и никому не известных поэтов. На печатных станках, размещенных в небольшом помещении позади книжного магазина, Ален Дюкруа делал и другую высококачественную штучную работу: cartes d'identite, водительские права, мандаты СД, немецкие удостоверения личности – в общем, все, что могло потребоваться маленькой армии отважных борцов Сопротивления. Он был хорошим человеком, делавшим неоценимую работу.

В обличье Даниэля Эйгена Меткалф не раз обращался к Дюкруа, чтобы тот изготовил документы для него и его друзей. Прежде всего Меткалф решил ни в коем случае не раскрывать свое истинное обличье, и не только для того, чтобы обезопасить собственную «крышу». Меткалф хотел по возможности защитить Дюкруа. Старый печатник знал Эйгена как спекулянта, который порой бывал полезен ему самому и его товарищам по Сопротивлению. Дюкруа давно решил про себя, что Эйген никак не связан с политикой, но все же его можно считать сочувствующим или, по крайней мере, заслуживающим доверия.

А сейчас Меткалф очень нуждался в помощи Дюкруа. Поскольку ему предстояло покинуть Францию по железной дороге под именем Николаса Мендосы, ему требовалось разрешение на выезд, выданное правительством Виши. У Дюкруа, единственного из всех людей в Париже, связанных с документами, имелась бумага именно того состава и веса, и никто лучше него не мог воспроизвести типографские оттиски и правительственные печати.

Магазин с вывеской «Librairie Ducroix» был расположен на авеню Опера. За стеклом красовались, со вкусом подобранные по цвету, прекрасные книги, напечатанные Аленом Дюкруа и переплетенные вручную. Прохожие не могли не остановиться, чтобы полюбоваться томами в темно-красных сафьяновых переплетах с золотым тиснением на крышках и рельефно выступающими полосками тесьмы на корешках. Были там книги, переплетенные в телячью кожу или пергамент, с бумажными раскрашенными вручную под мрамор корешками, все блоки были прошиты вручную, переплетные крышки, и передняя, и задняя, украшены глубоко впрессованными красно-золотыми орнаментами, обрезы позолочены.

Единственным диссонансом в витрине выглядел небольшой портрет маршала Петена, оправленный в рамку. Табличка чуть ниже сообщала: «Венду» – распродано. Это была горькая шутка: Петен продал немцам всю Францию. «Поставить его портрет в витрине – не самый разумный поступок, – подумал Меткалф. – Следует указать Дюкруа на опасность. Учитывая колоссальную важность его тайной работы, ему тем более следовало бы держать при себе свои политические пристрастия».

Меткалф толкнул входную дверь, и колокольчики мелодичным звоном сообщили о появлении посетителя. Магазин, уставленный столами и стеллажами, прогибавшимися под множеством томов поэзии и прозы, среди которых были и собственные публикации Дюкруа, был пуст.

Конечно, не совсем пуст.

– А-а, Даниэль! – раздался сочный баритон из глубины помещения. – Где вы пропадали?

Дюкруа, представительный грузный человек за пятьдесят с шапкой седых волос, быстро ехал по узкому проходу, сидя в инвалидном кресле. Хотя он был парализован еще с той войны, но все же казался могучим, его даже можно было бы назвать спортивным. Ладони инвалида были большими и мозолистыми, а на предплечьях играли мускулы.

Дюкруа протянул руку и приветствовал Меткалфа твердым рукопожатием.

– Вы, конечно же, пришли, чтобы купить мое новое издание «Les Fleurs du Mai», не так ли? Да, хороший выбор. Переплет из цельного куска черного сафьяна, наружные форзацы из красного сафьяна, внутренние – из бумаги с ручным мраморированием. Прекрасное издание, даже я сам не могу не признать этого. Не говоря уже о типографской ра…

– Этот портрет Петена в окне… – перебил его Меткалф.

– Да, – хихикнул Дюкруа. – Герой Вердена, но я плюю на него.

– Так вот, вам стоило бы уняться с вашими личными плевками. И на вашем месте я убрал бы эту штучку из витрины.

Дюкруа пожал плечами.

– D'accord[38]38
  Ладно, согласен (фр.).


[Закрыть], – сказал он и добавил, понизив голос: – Давайте поговорим в задней комнате.

Меткалф последовал за Дюкруа через весь магазин и за двустворчатую дверь в мрачную, немного похожую на пещеру комнату с каменным полом, где стояли ручной печатный станок, строкоотливная машина, на которой отливали матрицу из типографского сплава – гарта, и верстаки, на которых Дюкруа делал переплеты.

Меткалф объяснял, что ему нужно, а Дюкруа медленно кивал. Он слушал очень сосредоточенно, с закрытыми глазами.

– Да-да, – сказал он. – Да, это возможно. У меня возможно… да, должно было сохраниться несколько бланков. Нужно проверить. Их чрезвычайно трудно раздобыть. Мне пришлось пойти к старому другу, менеджеру одной из крупных типографских фирм здесь, в Париже. Они выполняют правительственные заказы, так что у него имелся запас чистых бланков. Печать министерства иностранных дел я сам отлил из гарта. А вот набор мне нужно будет сделать на линотипе, причем с великой тщательностью, чтобы комар носа не подточил. Я имею в виду, что пограничники в общем-то порядочные тупицы, но все же слишком уж часто приходится наталкиваться на бдительных парней, которые пристально всматриваются в бумаги, а ведь нам не нужна катастрофа, правда?

– Нет, мне она решительно не нужна, – подтвердил Меткалф.

– Может быть, дело в том, что я в последнее время слишком много читал Бодлера, но я никак не могу перестать думать над его словами: «Il n'y a pas de hasard dans I'art, pas plus qu'en mecanique» [39]39
  В искусстве случайность допускается не в большей степени, чем в механике (фр.).


[Закрыть]. Чем выше искусство, тем больше в него нужно вложить труда, не так ли? Не хочу, конечно, сказать, что я большой художник, но для такой работы и впрямь требуется определенное мастерство и огромное внимание. Alors![40]40
  Ну вот! (фр.).


[Закрыть]

Он резко повернулся в кресле, потянулся к стоявшей позади скамье, взял из стопки тонкий томик и вручил его Меткалфу.

– Это подарок для вас, mon cher[41]41
  Мой дорогой (фр.).


[Закрыть]. «Федра» Расина. Вам придется подождать, поэтому выберите в магазине кресло поудобнее и почитайте. Клей в переплете еще не просох до конца, так что будьте осторожнее. Красивая книга, правда? В наши дни чертовски трудно раздобыть телячий пергамент – немцы везут всех наших коров в Германию.

– Очень красивая книга, – похвалил Меткалф. – Я с удовольствием почитаю ее.

– Ну а если вы несколько минут посидите, я посмотрю, чем располагаю, а тогда скажу, сколько мне потребуется времени, чтобы изготовить документ: час или двенадцать. Он вам срочно нужен?

– Как можно скорее, дорогой Ален.

– Я постараюсь. А вы пока что идите в магазин и почитайте или посмотрите книги. Я тем временем осмотрюсь. И если Расин не доставляет вам удовольствия, то не стесняйтесь, поройтесь на полках. Там можно найти истинные драгоценности. Как это говорил Ламартин? «Mame dans le rebut on trouve des joyaux» – среди сора можно найти драгоценность.

Меткалф вернулся в магазин и принялся с праздным любопытством разглядывать полки. Он не был завсегдатаем книжных лавок, а теперь у него и вовсе не хватало терпения. Стивена охватила тревога, в первую очередь из-за того, что обстоятельства вынудили его вовлечь друга в опасные игры.

Подделка выездных виз была куда более серьезным делом, чем изготовление фальшивых пайковых книжек и тому подобных вещиц. Если Меткалфа поймают, то и Дюкруа может оказаться в серьезной опасности. Эта мысль страшила его. В конце концов, сам он нанялся на работу именно для того, чтобы заниматься опасными тайными делами. А Дюкруа – интеллектуал, книготорговец, издатель. Но не шпион. Да, он храбрый человек, не жалеющий сил для помощи Сопротивлению, и жизненно важно позаботиться о том, чтобы он не попал под удар.

Через несколько минут мысли Стивена прервал звон колокольчика на двери. Вошел покупатель – мужчина лет сорока. Меткалф почувствовал, как по коже у него побежали мурашки, под ложечкой засосало от ощущения, что с этим человеком что-то не так. Слишком уж упитанным он выглядел в это время всеобщих лишений. Он был одет в дорогой прекрасно скроенный костюм и казался гладким, благополучным джентльменом. Волосы у него были подстрижены коротко, почти по-военному, а глаза защищены очками без оправы. Не был ли он немцем? Ботинки были с виду дорогие, из гладкой отполированной кожи, с кожаными подошвами. Мало кто из французов в последние месяцы позволял себе так хорошо одеваться.

Меткалф сделал вид, что пристально рассматривает издание Корнеля, стоявшее на полке как раз у него перед носом, а сам краем глаза разглядывал нового посетителя. Тот медленно шел, дощатый пол поскрипывал у него под ногами. Казалось, он искал что-то или кого-то.

Меткалф стоял неподвижно и продолжал молча наблюдать за ним. Мужчина немного повернулся, и Меткалф сразу же распознал выпуклость ниже пояса. Это была кобура.

«Мой бог! – беззвучно воскликнул Меткалф. – Меня выследили, и я привел хвост сюда».

Минутой позже он услышал, как подъехал автомобиль, подъехал и остановился прямо перед магазином. Марку машины он узнал по звуку мощного мотора даже раньше, чем увидел через стекло витрины черный «Cитроен траксьон аван». Такие машины использовались в гестапо. Водитель был одет в форму гестапо. Из задней двери вышел пассажир – еще один полицейский в штатском, тоже в очень хорошем костюме.

Когда второй агент гестапо вошел в магазин, Меткалф почувствовал выброс адреналина в крови. Это значит, что за мной следили, с ужасом понял он.

Он быстро прикинул в уме имеющиеся возможности. У него самого было оружие в кобуре, прикрепленной к лодыжке, там, где его было почти невозможно случайно заметить. Конечно, он попал в трудное положение, но это еще не было поводом для того, чтобы вынимать пистолет и начинать стрельбу. Это было самым последним из всего, чтоб он мог предпринять: нельзя без крайней необходимости убивать агента гестапо, особенно накануне отъезда из Парижа. Это могло сильно усложнить ситуацию.

Следовало, конечно, не забывать, что у него оставалась возможность удрать. Немцев было лишь двое, и у них, конечно, был приказ арестовать, а не убивать.

Но кого они намеревались арестовать?

Самой уязвимой фигурой был, конечно, Дюкруа. В конце концов, Меткалф всего лишь смотрел книги, выставленные в его магазине. Если даже гестаповцы заберут его для допроса, им нечего будет ему предъявить. А вот если они ворвутся в заднюю комнату, когда Дюкруа выполняет там его противозаконный заказ, то француза арестуют и приговорят к смертной казни.

Он должен спасти Дюкруа. Он должен прежде всего предупредить его.

Меткалф не спеша сдвинулся в сторону, провел пальцем вдоль ряда корешков, как будто искал какое-то определенное название, а затем шагнул к следующему проходу между книжными полками. Он двигался медленно, целе-устремленно, с терпением книголюба, отыскивающего редкостную добычу в литературных дебрях.

Первый гестаповец, не поворачивая головы, следил за движениями Меткалфа. Поэтому, чтобы усыпить подозрения немца, он не стал ускорять шаг, а, напротив, остановился, снял какую-то книгу с полки, раскрыл и перевернул несколько страниц. Потом покачал головой, поставил книгу на место и продолжил продвижение в глубь магазина. Зайдя за высокий длинный стеллаж, закрывший его от немцев, он ускорил шаг, продолжая двигаться очень осторожно, почти бесшумно.

Наконец-то он добрался до двустворчатой двери, за которой находились печатня и переплетная мастерская.

Он мягким движением толкнул створку, взмолившись про себя, чтобы петли не заскрипели. Дверь открылась беззвучно.

Дюкруа говорил по телефону, его кресло на колесах стояло возле скамьи. Меткалф с великим облегчением увидел, что рядом с инвалидом не было никаких улик преступления – ни печатей вермахта, ни бланков документов, вообще ничего.

Дюкруа с улыбкой повернулся к Меткалфу.

– Я нужен в магазине? Неужели пришел покупатель?

– Гестапо, – шепотом произнес Меткалф. – Двое. Если у вас есть что-то лишнее – прячьте. Живо!

Дюкруа смотрел на него, не скрывая замешательства.

– У вас есть второй выход? – спросил Меткалф. Всегда знай все выходы – первая заповедь Корки. И все же Меткалф сплоховал. Он не знал выходов отсюда.

– Но ведь я забыл дать вам футляр! – возразил Дюкруа. – Для Расина! – Он взял со скамьи оклеенную тканью коробку и, повернувшись вместе с креслом, оказался лицом к лицу с Меткалфом.

– Черт побери, у нас нет времени на это! – отрезал Меткалф. Он оглядывал цех в поисках второй двери. – Вы что, не понимаете: здесь гестапо! Я должен убраться отсюда, а вы, вам нужно…

– Мне нужно выполнить свой долг, – перебил его Дюкруа; его голос прозвучал как-то удивительно ровно и невыразительно. Футляр для книги упал на пол, открыв огромный «люгер», нацеленный точно в грудь Меткалфа.

Дюкруа твердо держал тяжелый пистолет в двух руках, упершись локтями в подлокотники инвалидного кресла. Меткалф уставился на дуло оружия и дернулся было, чтобы вытащить свой собственный пистолет, но Дюкруа гаркнул:

– Ни с места! Или я буду стрелять!

За спиной у Меткалфа раздались шаги. Повернув голову, он увидел двух агентов гестапо; они приближались быстрыми шагами, держа его под прицелом пистолетов.

– Ален! – пробормотал Меткалф. – Что вы, черт возьми, делаете?

– Я советую вам избегать резких движений, – ответил Дюкруа. – Если вы не послушаетесь, мы без всяких раздумий убьем вас. Эти господа всего лишь хотят побеседовать с вами, и я посоветовал бы вам пойти им навстречу. Вы видите – этот пистолет нацелен вам точнехонько в седьмой грудной позвонок. Только попробуйте пошевелиться: я стреляю, и – voile![42]42
  Вот! (фр.)


[Закрыть] Остаток жизни – в кресле на колесах, точь-в-точь как я. Если выживете, конечно. Ниже талии, mon frure[43]43
  Братец (фр.).


[Закрыть], ничего не работает. Это прекрасно стимулирует умение абстрактно мыслить. Больше никаких волнений из-за les femmes[44]44
  Женщин (фр.).


[Закрыть]. А на ладонях нарастут костяные мозоли… Да вы не волнуйтесь: как там говорил тот английский поэт? «Ибо люди всегда к тебе будут добры…» [45]45
  Строка из стихотворения Зигфрида Сэссуна «Разве это важно?».


[Закрыть]. Вы будете молиться, чтобы к вам поскорее пришла смерть, можете мне поверить.

– Превосходная работа, – раздался голос из-за спины Меткалфа.

– Я делаю это только ради удовольствия, – ответил Дюкруа, пожав плечами; при этом он держал оружие так твердо, как будто сам закончил воевать только вчера.

От очередного выброса адреналина голова у Меткалфа пошла кругом. Его заманили в ловушку.

Стоя неподвижно, он медленно повернул голову и посмотрел назад. Два агента гестапо в штатском держали в руках пистолеты и целились в него. Они находились на расстоянии менее десяти футов и подходили все ближе и ближе. На него глядели три дула. У противника было явное численное превосходство. Стоит ему дернуться, и он через несколько секунд расстанется с жизнью. В этом он был твердо уверен.

Он никак не мог понять, как и почему это случилось. Это было удивительно: Дюкруа предал его! Дюкруа, который утверждал, что ненавидит немцев всеми фибрами своей души, по каким-то причинам пошел на сотрудничество с гестапо, чтобы выдать его. Больше чем удивительно, это было почти невообразимо. Какое давление они должны были в таком случае применить к Дюкруа? Какие угрозы? Или, возможно, какую предложить взятку?

А может быть, Дюкруа всегда сотрудничал с нацистами?

В то же самое время, пока Меткалф пытался понять смысл происходящего, другая часть его лихорадочно рассчитывала, насколько возможно, что ему удастся повалить Дюкруа и сбежать… Но такая попытка оказалась бы совершенно бесполезной. Он попался.

Но почему? Что им было о нем известно? Неужели его «крыша» так или иначе развалилась? Или же Дюкруа просто сдал его, потому что он заказал себе фальшивые документы? Но разве в таком случае Дюкруа не выдаст сам себя?

– Meine herren, – сказал Меткалф, заставив себя криво улыбнуться. – Вам не кажется, что это уже чересчур?

– Руки по швам! – скомандовал второй гестаповец.

Меткалф медленно опустил руки вдоль туловища и медленно покачал головой с выражением печальной растерянности на лице.

– Я могу по крайней мере спросить вас, господа, чем все это вызвано?

– Герр Эйген, мы с вами поговорим позже. У нас специально для таких целей имеется допросная камера. А пока что идите с нами и не делайте никаких резких движений: нам приказано в таком случае стрелять.

Приказано – значит, это были люди, действующие по распоряжениям сверху, от вышестоящих офицеров. Они были дешевкой, уличными агентами низкого уровня, и это хорошо, решил Меткалф. Они не привыкли действовать по собственной инициативе. Они повиновались власти.

Меткалф снова улыбнулся и взглянул на Дюкруа. Но глаза француза сделались стальными, непрозрачными, его руки все так же упирались в подлокотники, неподвижно держа «люгер» направленным на Меткалфа. На его лице не было и тени симпатии, ничего, что говорило бы об их уже довольно давнем товариществе. Он казался совсем другим человеком – безжалостным, непреклонным.

– Господа, – снова заговорил Меткалф, – неужели в ваши обязанности не входит по крайней мере сказать, за что меня арестовывают?

Послышался звон колокольчиков – открылась входная дверь.

– Повернитесь, пожалуйста, – не повышая голоса, приказал первый немец. – Идите к двери. Руки по швам.

– Нет, через черный ход, пожалуйста! – остановил его Дюкруа. – Никто не должен видеть, как он выйдет из моего магазина! – И указал дулом пистолета в угол своей мастерской, где Меткалф только теперь заметил дверь. Она, вероятно, выходила в переулок.

– Неужели это из-за бумаг? – продолжал упорствовать Меткалф. – Бумаг! – Он повысил голос. – Из-за бумаг, которые необходимы мне, чтобы добывать для Герхарда Маунтнера коньяк, сигареты и икру? Чтобы у фрау Маунтнер всегда были шелковые чулки и парфюмерия! Господа, знаете, все это не может быть серьезно. – Называя имя второго человека в парижском управлении гестапо, которому он пару раз оказывал мелкие услуги, Меткалф пустил в ход свою артиллерию самого большого калибра. Эти уличные агенты, дисциплинированные до мозга костей, ни за что на свете не решились бы пойти наперекор такому большому человеку, как Маунтнер.

– О, все весьма и весьма серьезно, – спокойно ответил второй немец. Впрочем, в его голосе можно было уловить зловещее злорадство. – В конце концов, подпись Герхарда Маунтнера стоит на ордере на ваш арест. Мы выполняем особый личный приказ группенфюрера Маунтнера. Прошу вперед.

Они разгадали его блеф! Поймали его на лжи. Теперь ему ничего не оставалось, как только повиноваться агентам. Он снова взглянул на Дюкруа, который так и сидел, крепко сжимая пистолет; лишь на лбу у него заблестели мелкие капельки пота. На губах специалиста по фальшивым документам играла чуть заметная улыбка. Любитель поэзии не смог не оценить иронию происходящего – это восхитительное зрелище, которое представлял собой лжец, пойманный в сеть своей собственной лжи.

– Что ж, – сказал Меткалф, – очевидно, произошла какая-то очень неприятная ошибка, но на улице Соссей быстро во всем разберутся.

Он направился в глубь помещения, мимо стальной громады линотипа. Один из агентов держался вплотную к нему, вцепившись ему в локоть. В другой руке гестаповец держал «вальтер». Второй агент шел на шаг позади.

Дюкруа – Меткалф видел это боковым зрением – наконец-то опустил оружие и повернул кресло к двери в магазин, несомненно, намереваясь вежливо обслужить очередного покупателя, не забыв блеснуть перед ним эрудицией и интеллектом. Теперь на ринге остались лишь два агента гестапо и он, но преимущество в численности и вооружении все еще находилось на стороне противника.

На ходу Стивен стыдливо понурил голову, весь сжался и задрожал.

– О боже, – забормотал он. – Это ужасно. Я все время боялся, что это случится и…