Текст книги "В погоне за тьмой (в сокращении)"

Автор книги: Роберт Крайс (Крейс)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Детектив второго класса Кэрол Старки высыпала в кофе четвертый пакетик сахара, сделала глоток – все равно кислый привкус. Старки пила из черной кружки «Отдел убийств, Голливуд», которую ей подарили три недели назад – когда она пришла сюда работать. Кружка ей нравилась. Сбоку были цифры 187 – код для обозначения убийства по классификации лос-анджелесской полиции. Старки добавила пятый пакетик сахара. С тех пор как она отказалась от выпивки, организм требовал сахара по максимуму. Еще раз отхлебнула – все равно дерьмо.

Клер Олни, еще один кофеман, посмотрел на нее с сочувствием.

– Кэрол, ты поосторожнее. Диабет заработаешь.

– Живем один раз, – пожала плечами Кэрол.

Клер и себе налил кофе – черный, без сахара. Он был лысый, полный, с пухлыми пальцами. Кружка у него была белая, на ней – папа с дочкой и надпись розовым «Лучший в мире папа».

– Как тебе в убойном отделе, Кэрол? Нормально?

– Отлично.

Прошло всего три недели, и Старки еще не разобралась, нравится ей тут или нет. Она много где успела потрудиться. И в отделе по работе с несовершеннолетними, и в отделе по борьбе с организованной преступностью, и в саперной бригаде. Там-то она и нашла себя, только вот назад ее уже не возьмут.

Клер пил кофе и поглядывал не нее – видно, набирался храбрости спросить. Все рано или поздно спрашивали.

– Это совсем не то, что работать с бомбами. Даже представить не могу, как ты этим занималась, – сказал-таки он.

– Да ничего особенного, Клер. Ездить в патрульной машине куда опаснее.

– Может, для тебя и ничего особенного, но у меня бы духу не хватило обезвреживать заряженные бомбы.

Когда Старки работала сапером, она обезвредила более ста взрывных устройств. И больше всего в этой работе ей нравилось то, что она контролировала ситуацию. Бомба взрывалась тогда, когда это было нужно Старки. И только однажды бомба ее не послушалась.

– Клер, ты хотел о чем-то спросить? – сказала она.

– Да нет, я просто… – смутился он.

– Да ладно тебе. Ну да, однажды не повезло. Случилось землетрясение, и эта штуковина взорвалась раньше времени. Всего не предусмотришь.

Старки улыбнулась. Ей нравился Олни, нравились фотографии детей у него на столе.

– Она меня убила. Здесь, неподалеку. Убила насмерть.

Старки налила себе еще кофе. Жутко хотелось закурить. Старки курила по две пачки в день – а раньше и все четыре.

– Врачи меня вытащили. Я была уже там.

– Кэрол, ты уж извини. Что тут скажешь…

– Я ничего не помню. Очнулась – надо мной врачи. Потом больница. Вот и все.

– Понятно… Ну, надеюсь, тебе у нас в убойном понравится.

– Спасибо, старина.

Старки улыбнулась и вернулась на свое место. Слава богу, эту тему закрыли. Об этом вечно шептались у нее за спиной, а недели через две кто-нибудь набирался храбрости и спрашивал напрямик: тебя правда убило? И как там, по ту сторону?

Старки села за свой стол, стала просматривать дела об убийствах. Это было ее первое задание в убойном, и в напарники ей дали ветерана Бобби Маккью. Он прослужил в полиции двадцать восемь лет, из них двадцать три в убойном.

Маккью выложил перед ней десять текущих дел об убийствах и велел их изучить. Ей нужно было вникнуть в детали каждого. Кроме того, ей поручили вносить в дела новые отчеты и материалы, собираемые по ходу расследования.

Старки вытащила из сумки сигарету и уже собралась было совершить третью за день пробежку на парковку, но тут из своего кабинета вышел лейтенант Пойтрас.

Он обозрел помещение и громко спросил:

– Где Бобби? Маккью на месте?

– Он сегодня в суде, на слушании, – ответила Старки.

Пойтрас уставился на нее:

– Это вы были с Бобби в том доме в Лореле?

– Да, сэр.

– Собирайтесь. Поедете со мной.

Старки убрала сигарету и пошла за ним.

Солнце, уже набравшее за утро силу, светило сквозь ветви сикомор и стофутовых эвкалиптов. Я ехал по Лорел-Кэньон на вершину Лукаут-Маунтин. Несмотря на жару, молодые женщины толкали вверх по крутому склону коляски с младенцами, во дворе школы играли дети. Интересно, подумал я, а кто-нибудь из них в курсе, что было найдено там, на горе? Аромат дикого фенхеля не мог заглушить запаха гари от недавнего пожара.

Лу дал мне адрес дома на Ансон-лейн. Посреди улицы стояла машина с радиостанцией, за ней синий «форд». Лу Пойтрас, детектив Кэрол Старки и двое полицейских в форме о чем-то беседовали. Старки только пару недель назад попала в отдел, поэтому я, увидев ее, удивился.

Я припарковался за «фордом» и подошел к ним.

– Лу! Старки, теперь ты этим занимаешься?

– Старки приехала вместе с Бобби, когда патрульные сообщили о трупе, – объяснил Пойтрас. – И пробыли там, пока не прибыла опергруппа.

– Полтора дня на это угробили.

Пойтрас нахмурился и обернулся к дому:

– Ты хотел посмотреть, что у нас есть? Любуйся.

Дом был небольшой, с испанской черепичной крышей, усыпанной палой листвой и сосновыми иголками. На гараже еще болтался обрывок заградительной ленты.

Пойтрас поморщился – судя по всему, в дом ему идти совсем не хотелось.

– Старки тебе все покажет. Но у нас нет никаких материалов по вскрытию. Они все в Управлении.

– Ну, что есть…

– Там жарко как в аду. Кондиционер выключен.

– Ценю твои старания, Лу. Спасибо. И тебе, Старки, тоже.

Действительно в доме было жарко как в печке. У продавленного дивана и журнального столика стояло потертое кресло. С него срезали куски обивки – она вся была залита кровью. Выключатели и дверные ручки были посыпаны порошком – с них снимали отпечатки пальцев.

Старки тут же сняла куртку.

– Фу! Ну и вонь!

– Расскажите ему, что вы нашли.

Старки встала посреди комнаты, показала на пятно на полу.

– Кресло стояло не у дивана, а здесь. Когда тело унесли, здесь все передвинули. Он сидел в кресле, откинувшись назад, в правой руке револьвер, «таурус» тридцать второго калибра.

– Кресло стояло посреди комнаты?

– Да, развернутое к телевизору. На полу валялась бутылка виски – видимо, он к ней прикладывался.

– Сколько было сделано выстрелов?

– Один, – ответила Старки. – Под подбородок.

Пойтрас стоял у двери. Пот со лба катился по его щекам.

– Коронер сказал, все чисто – все указывает на самоубийство.

Старки молча кивнула. Я попытался представить Лайонела Берда в кресле, но никак не мог. Я забыл, как он выглядел. Видел-то я его всего однажды – на видеозаписи из полиции, когда он давал показания.

– А что соседи? Из окна я заметил несколько домов напротив. Выстрел кто-нибудь слышал?

– Не забудь, он был мертв уже неделю, когда мы его нашли. Никто не помнит, что он слышал в день смерти.

– Расскажите ему про снимки, – сказал Пойтрас.

Старки опустила глаза, ей явно было не по себе.

– Был еще альбом с поляроидными фото жертв. Семь страниц – каждой по странице. Мерзкое зрелище.

– А где вы нашли альбом? – спросил я.

– На полу у его ног. Мы решили, что альбом свалился с колен, когда Берд потянулся за бутылкой. – Тут она подняла взгляд на меня. – У него была одна здоровая нога. Вторая вся покорежена.

Лайонел Берд потерял половину ступни, когда ему было двадцать четыре года – несчастный случай на работе. Я не сразу это вспомнил, но да, Леви мне про это рассказывал. Ему положили небольшую компенсацию – и ее ему на жизнь хватало.

– Это Бобби понял, что к чему, – сказал Пойтрас. – Среди жертв была Челси Энн Морроу. Бобби ее узнал. А когда мы стали показывать альбом в других отделах, тут-то и сложилась полная картина.

– Кроме снимков ничего не нашли? – спросил я у Старки.

– Фотоаппарат и пару пленок. Еще патроны к пистолету. Может, опергруппа еще что нашла, я не знаю.

– Снимки – еще не доказательство, что убивал он. Может, он купил их в интернет-магазине. Или их делали следователи.

Пойтрас пожал плечами:

– Уж не знаю, что тебе ответить. Гении из Управления решили, что он убийца и есть.

– А альбом можно посмотреть?

– Он в Управлении.

– А фото с места происшествия?

– Это у опергруппы, – объяснила Старки. – Они вывели нас из игры. Все материалы, в том числе показания соседей.

Хлопнула дверца автомобиля, и мы вышли на веранду. Из полицейской машины вышел старший чин и чин помладше. Старший уставился на нас. У него были русые, коротко стриженные волосы, загорелое лицо и мерзкая ухмылка.

– Черт! – буркнул Пойтрас. – Что-то он рановато.

– Это кто?

– Маркс. Замначальника Управления по оперработе.

– Тебе надо было исчезнуть до его появления, – пихнула меня локтем в бок Старки.

Отлично!

Пойтрас пошел было поздороваться с Марксом, но тот здороваться не захотел. Он взлетел по ступенькам и уставился на Пойтраса.

– Лейтенант, я приказал, чтобы место преступления опечатали. И специально вам напомнил, что вся информация – только через мой отдел.

– Шеф, это Элвис Коул. Он мой друг, и он имеет касательство к этому делу.

Маркс не пожелал и взглянуть на меня.

– Я знаю, кто он такой и какое касательство имеет к этому делу. Он обвел вокруг пальца прокурора, после чего убийцу отпустили.

– И я рад с вами познакомиться, – сказал я.

Маркс меня словно и не слышал.

– Лейтенант, – снова обратился он к Пойтрасу, – я специально отдал распоряжение, чтобы пресса ничего не пронюхала до того, как мы известим родственников погибших. Они и так достаточно настрадались.

Пойтрас стиснул зубы:

– Шеф, здесь все играют за одну команду.

Маркс покосился на меня и сказал:

– Нет! Уберите его отсюда и покажите мне этот чертов дом.

И Маркс проследовал внутрь. Пойтрас стоял и смотрел ему вслед.

– Лу, ты уж извини… – сказал я.

– Начальник полиции в отъезде, – понизив голос, объяснил Пойтрас. – Маркс решил, что если он распутает это дело до его возвращения, то это будет для него отличным паблисити. Извини, старик.

– Пошли, – тронула меня за рукав Старки.

Пойтрас вошел в дом, а Старки пошла со мной. Как только мы остановились, она выудила из сумки сигарету.

– Маркс правда будет сегодня выступать по телевидению? – спросил я.

– Насколько мне известно, да. Вчера вечером они все закончили.

– За неделю закрыли дела по семи убийствам?

– Трудились в поте лица. Круглые сутки.

Она закурила. Старки мне нравилась. Забавная, сообразительная. Она помогла мне выпутаться из двух передряг.

– Ты когда бросишь? – спросил я.

– Когда помру. А ты когда начнешь?

Мы улыбнулись друг другу. Но она тут же посерьезнела.

– Пойтрас рассказал мне про историю с Ивонн Беннет. Все это очень странно…

– Ее фото тоже было в альбоме?

– Да, – ответила Старки.

– Он не мог ее убить. Я это доказал.

Старки махнула рукой в сторону соседних домов:

– У него здесь друзей не было. Многие знали его только в лицо, а те, кто был с ним знаком, предпочли промолчать. Он был мерзкий тип.

– Я думал, опергруппа вас выставила.

– Нет, нас использовали на опросе соседей. Женщине вон из того дома он сказал, что у нее мускулистый зад. А женщина вон оттуда рассказала, что встретила его, когда он забирал почту из ящика, и он сказал, что, если она хочет заработать, может заглянуть к нему как-нибудь вечерком.

Да, Лайонел Берд был таким.

– Старки, ты права. Берд был настоящим засранцем, но Ивонн Беннет он не убивал. Я в это не верю.

Она последний раз затянулась и затушила окурок о столетнее дерево. И сказала негромко:

– Ну ладно, слушай. Расскажу тебе то, чего Пойтрас не знает. Но ты – никому ни слова.

– Думаешь, я помчусь домой и запишу это в своем блоге?

– Один парень, с которым я работала раньше, сейчас в опергруппе. Он всю неделю занимался анализом того, что мы добыли в доме Берда. Тебе это не понравится, но он сказал, что Берд действительно совершил эти убийства.

– Откуда он знает?

– Понятия не имею. Я поверила ему на слово. – И еще тише она продолжила: – Я вот про что. Я могу попросить его все тебе объяснить. Хочешь, договорюсь?

Я покосился на дом. В дверях стоял Пойтрас. Судя по всему, они уже собрались уходить.

– А у тебя не будет из-за меня неприятностей?

– Знаешь, когда вернется настоящий начальник, он Маркса утихомирит. Так нужен тебе этот парень или нет?

Старки свела меня с детективом Маркусом Линдо из отдела по борьбе с организованной преступностью – его, как и многих других, подключили к этому делу для помощи оперативникам. Она меня предупредила, что знает он немногое, но постарается мне помочь. Я позвонил Линдо и понял, что встречаться со мной он не очень-то хочет. Он сказал, чтобы я приходил в бар «Хоп Луи», в Чайнатауне, но предупредил, что, если там будет кто-нибудь из полицейских, он со мной разговаривать не станет. Словно мы играли в шпионов времен холодной войны.

Линдо появился в десять минут четвертого, с синей папкой под мышкой. Он оказался моложе, чем я ожидал, смуглый, с нервным взглядом, в очках. Он подошел ко мне, но не представился.

– Пойдемте в кабинку.

Он положил папку на столик, накрыл ее ладонью.

– Прежде чем мы начнем, давайте договоримся, – сказал он. – На меня не ссылайтесь ни в коем случае. Я многим обязан Старки, но если вы расскажете о нашем разговоре, я в лицо назову вас лжецом. Вы согласны?

– Как вам будет угодно.

Линдо опасался всего, но я его за это не винил. Замначальника Управления легко может сломать чью угодно карьеру.

– Насколько я понял, вы хотите посмотреть фотографии жертв. Что именно вас интересует?

– Три года назад я доказал, что Лайонел Берд не убивал Ивонн Беннет. А вы теперь утверждаете, что это сделал он.

– Именно так. Ее убил он.

– Как?

– Как – не знаю. Дело в том, что мы разбились на группы. Моя группа занималась альбомом. Из альбома мы и поняли, что это он.

– То, что у него были фотографии, – это еще не доказательство того, что он убивал. Фотографии мог сделать кто угодно.

– Только не такие…

Линдо открыл папку и развернул ее ко мне. На первой странице было цифровое фото обложки – пляж на закате. Такие альбомы с пластиковыми страничками в прозрачных конвертиках продаются во всех магазинах. От надписи на обложке меня бросило в дрожь. «Счастливые воспоминания».

– Всего в альбоме было двенадцать листов, пять – пустые. Мы достали из-под пластика волоски и кусочки ткани, отправили их на генетическое исследование, а потом все распечатали, – объяснил Линдо. – Обложку и все семь снимков. Отпечатки пальцев там только Лайонела Берда. Сейчас проверяют ДНК волос, но криминалист говорит, что они один в один совпадают с волосами на руках Берда.

– А кто криминалист?

– Джон Чен.

– Чена я знаю. Он отлично работает.

Линдо перевернул страницу. На фото была худенькая девушка, брюнетка с короткой стрижкой. Она лежала на правом боку на кафельном полу в каком-то темном помещении. Левая щека была разрезана, кровь капала с кончика носа. В шею ей впился провод. Линдо коснулся снимка рукой:

– Это была первая жертва, Сондра Фростокович. Видите порез? Сначала он их вырубал, чтобы не сопротивлялись.

– Ее изнасиловали?

– Ни одну из жертв не насиловали. Не насиловали и не мучили. А теперь взгляните сюда… – Линдо показал на нос девушки. – Видите капли крови у нее под носом? Три капли, две – одна над другой. Мы сравнили снимок с фото, которые сделал следователь. На месте преступления была лужа крови размером с голову самой девушки. Вероятно, ваш подопечный был с ней рядом в тот момент, когда появился порез на щеке. Поскольку капель всего три-четыре, снимок явно был сделан секунд через двадцать после того, как она вырубилась.

– Он не мой подопечный.

– Суть в том, что практически на каждом снимке есть то, что указывает: фото было сделано в момент смерти или сразу после. Вот его вторая жертва, Дженис Эвансфилд.

На снимке была афроамериканка, шея которой была исполосована в клочья. Линдо показал на размытую красную линию на ее лице.

– Видите? Мы поняли, что́ это, только когда увеличили снимок.

– И что же это?

– Кровь, брызнувшая из сонной артерии. Фото сделано, когда сердце жертвы еще билось. Так что вряд ли эти снимки делал кто-то из полицейских.

Я в тоске уставился куда-то вдаль.

Линдо показал мне остальные фото и снимок черного фотоаппарата.

– Ну, а еще мы связали его с убийствами по этому «поляроиду». Там снимок вылезает из щели, и на нем остаются характерные следы.

– Как ствол пистолета оставляет следы на пуле?

– Ну да. Эта модель снята с производства. Все семь снимков сделаны аппаратом, найденным в доме Берда. Отпечатки пальцев на нем – Берда, и только Берда. Как и на двух пачках фотобумаги.

Линдо перечислял все подробно.

– Бумагу купил Берд. Он ее заправил в аппарат. Берд, используя именно этот «поляроид», сделал семь снимков, которые мог сделать только тот, кто присутствовал при убийстве. Некогда Берд был обвинен в убийстве одной из женщин, чей предсмертный снимок обнаружен в его вещах. Коул, перед нами цепочка логических доказательств. Понимаю, вы надеялись, что у нас нет железных улик, но они есть.

Мне вдруг захотелось снова посмотреть на Ивонн Беннет, и я взглянул на пятый снимок. Ивонн Беннет смотрела на меня взглядом манекена. На ране видна была розоватая кость и какой-то яркий пузырь. На фото, сделанных следователем, – их мне показывал Леви – никакого пузыря не было.

– А это что за штука?

– Пузырь. Медэксперт сказал, что, возможно, в артерию в процессе избиения попал воздух, пузырь надулся, когда она умерла.

Я хотел отвести взгляд, но смотрел. На снимке, сделанном коронером, пузыря не было. Он успел лопнуть.

– Время убийства жестко ограничено временными рамками. Берд тогда был в Голливуде. Как он мог оказаться в двух местах одновременно?

Линдо посмотрел на меня устало и раздраженно:

– Коул, ну подумайте. Временной отрезок, в который произошло убийство, четко зафиксирован только с одной стороны – это время, когда было обнаружено тело. А с другой стороны у вас есть показания того парня, который последним видел ее живой. Как там его, Томпсон?

– Томасо.

– Бывает, люди путают. Если он ошибся минут на двадцать, получается, что у Берда было время убить ее. А в бар он пошел потом. Все, Коул, мне пора.

– Погодите! У меня еще один вопрос.

– Ну?

– А кто-нибудь проверял, где был и что делал Берд, когда убивали остальных женщин?

– Этим занимались другие. Я – только альбомом.

Он хотел еще что-то добавить, но не стал. Молча вышел не оглядываясь.

3

Анхель Томасо был один, когда видел Ивонн Беннет, уходившую по переулку. Его показаний никто не проверял, но он производил впечатление хорошего парня, и Кримменс поверил ему на слово. Согласились мы все только насчет временного интервала, но теперь полиция сочла, что это не так важно. Может, они с ним поговорили, может, он изменил показания. Я решил спросить Бастиллу.

Я вернулся в контору, вошел в кабинет. На телефоне мигал огонек автоответчика. Я открыл бутылку воды, уселся в кресло и прослушал сообщения. Некто неизвестный посоветовал мне провалиться пропадом. Отлично. Номер его не определился. Второе сообщение было от санэпидемслужбы, которая недавно наведывалась ко мне домой. Под моей верандой обнаружена колония термитов. Неужели сегодня весь день такой? Третье сообщение напоминало первое, но оставил его другой человек.

«Мы тебя убьем!» Слово «убьем» он проорал во всю глотку. Голос был моложе и просто звенел от ярости. Одна угроза – это пустяки. Но их поступило уже три. Я удалил сообщения, нашел на столе визитную карточку Бастиллы и позвонил ей.

– Бастилла слушает!

– Это Элвис Коул. У меня к вам вопрос.

– Когда я смогу получить ваши материалы?

– Не волнуйтесь. Завтра утром я встречаюсь по этому поводу с Леви. Он считает, никаких проблем не будет.

– Ну ладно, – смягчилась она. – Так что вам нужно?

– Анхель Томасо изменил свои показания?

– Мы не смогли его найти.

– Но на основании его показаний устанавливали временной интервал. Как вы могли наплевать на него?

– Мы не наплевали. Просто не смогли найти. Такое случается. В любом случае имеющихся улик более чем достаточно.

– Я еще вот что хотел спросить: был ли Берд подозреваемым по какому-нибудь из этих семи дел?

– Только по вашему.

По моему? Ивонн Беннет стала моим делом?

– Кроме Беннет…

– Коул, он парень был сообразительный. Ни по одному делу, кроме дела Беннет, подозреваемых не было. Если хотите узнать еще что-нибудь, читайте завтрашние газеты. – И она повесила трубку.

Я решил сделать копии документов из папки Лайонела Берда. Оригинал оставить себе, а копии отдать Леви.

По ходу я перечитывал материалы. И в списке свидетелей увидел рабочий номер телефона Томасо – в кафе «Бразилиано».

Я позвонил туда и узнал, что недавно Томасо искал Кримменс, но Томасо ушел с этой работы больше двух лет назад и менеджер понятия не имел, как его найти. Я повесил трубку и продолжил копировать материалы.

Я нашел тот клочок бумаги, на котором я записывал второй телефон Томасо. Через два дня после убийства, когда Кримменс выяснил, что Томасо свидетель, тот жил со своей подружкой в Силвер-Лейк. Когда я через несколько недель позвонил ему в кафе, Томасо уже порвал с подружкой и жил в Лос-Фелис с приятелем по имени Джек Эйсли. Я с ним разговаривал в квартире Эйсли, и это был его телефон.

Прошло три года, почти никакой надежды, но я позвонил Эйсли. На пятом гудке включился автоответчик. «Это Джек. Говорите после гудка».

– Мистер Эйсли, это Элвис Коул. Может, вы помните, три года назад я приходил беседовать с Анхелем Томасо. Я пытаюсь его отыскать. Будьте добры, перезвоните мне.

Я оставил свои номера. А вдруг?

Когда я с копиями для Леви уже собирался уйти, зазвонил телефон.

– Детективное агентство Элвиса Коула.

Тишина.

– Алло!

Я услышал только чье-то дыхание. И трубку повесили. Я подождал, не зазвонит ли телефон снова, но он молчал. И я отправился домой смотреть новости.

Солнце садилось. Я ехал по извилистым улочкам в стороне от Малхолланд-драйв домой. Я живу в доме, стоящем на крутом склоне одного из холмов, окружающих Лос-Анджелес. Домик маленький, на краю каньона, кроме меня там обитают койоты, ястребы, скунсы и гремучие змеи. Когда я сюда приезжаю, у меня всегда такое чувство, что я наконец вырвался из города. Хотя некоторые вещи из головы все равно не выкинуть.

Дворика у меня нет. Есть только веранда, нависающая над каньоном, и безымянный кот, умеющий кусаться. Веранда и кот мне нравятся, и еще нравится, как заходящее солнце красит хребты и расщелины медным цветом.

У дверей моего дома стоял «таурус» Кэрол Старки, но Старки в машине не было. Я вошел, проследовал в гостиную, откуда раздвижные стеклянные двери ведут на веранду. Старки сидела там и курила. Увидев меня, подняла руку. Старки просто так никогда не заезжала.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Ты так спрашиваешь, будто я тебя преследую. Хотела узнать, как прошла встреча с Линдо.

– Основная версия такова: я неправильно определил время, когда была убита Беннет.

– Вот как? Это возможно?

– Возможно. Но ваши парни не считают, что так уж важно повторно опросить основного свидетеля. Они считают, что это значения не имеет.

– Может, и не имеет? То, что мне рассказал Линдо, кажется очень убедительным.

– Но это не оправдывает нестыковок. Ребята так торопятся закрыть дело, что даже не ждут результатов от судмедэкспертов.

Мы помолчали. Старки, откашлявшись, сказала:

– Слушай, Маркс, может, и мерзавец, но Линдо молодчина. Там много отличных ребят работает. Так или иначе, у этого типа был альбом. Весь в его отпечатках пальцев. Это-то со счетов не скинешь.

Она была права. Так или иначе, но у Берда оказался альбом с фотографиями, которые мог сделать только тот, кто присутствовал на месте преступления, когда девушек убивали. На альбоме и снимках были отпечатки пальцев только Берда.

– Старки, можно задать тебе вопрос? Ты какие выводы можешь сделать по этим фото? Какой человек снимал бы так?

Старки много занималась составлением психологических портретов любителей повзрывать. Люди, которые делают бомбы, маньяки. Если понять их мотивы, проще раскрыть дело.

– Большинство берут на память прядь волос или какое-нибудь украшение. А если фото – тут дело глубже.

– Что ты имеешь в виду?

– Все женщины были убиты в довольно оживленных местах. На парковках, в парках. Он выбирал рискованные места, а еще больше рисковал, делая эти снимки.

– Может, он был просто глуп?

Старки усмехнулась:

– Мне кажется, он искушал судьбу. И всякий раз, когда это сходило ему с рук, он чувствовал себя всемогущим. Так же те, кто делает бомбы, чувствуют благодаря им свою власть.

– Может быть…

Старки снова посмотрела на каньон.

– Как бы этот подонок ни был виноват, ты за его преступления не отвечаешь. Ты выполнил свою работу. Не терзайся.

С Кэрол Старки я познакомился благодаря Лу Пойтрасу, который привел ее ко мне, чтобы она помогла найти пропавшего мальчика по имени Бен Ченьер. Старки помогала его искать, и мы подружились. Через несколько месяцев меня подстрелил некий Рейннике, и Старки регулярно навещала меня в больнице.

– Слушай, а я хоть поблагодарил тебя за то, что ты таскалась ко мне в больницу? – улыбнувшись, спросил я.

– Да я просто не хотела отставать от Пайка.

– Ну, все равно спасибо.

– А может, сходим выпить? – вдруг предложила Старки.

– Ты же не пьешь.

– Могу посмотреть, как пьешь ты. Ты будешь пить, а я курить.

– Давай в другой раз. Я хочу посмотреть, что скажут в новостях про Берда.

Она подняла руки:

– Все, я поняла.

Мы несколько секунд постояли молча, потом она улыбнулась:

– Мне все равно пора. У меня свидание и все такое.

– Ну конечно…

– Слушай… – Она взяла меня за руку, провела пальцем по шраму, который тянулся у меня через всю ладонь, – я получил его, когда спасал жизнь Бену Ченьеру. – Это разве шрам? Ты бы видел мои шрамы. Тебе со мной не сравниться.

Та бомба, которая ее убила…

Она отпустила мою руку.

– Не смотри новости. Выбрось это из головы.

– Конечно.

– Ты не собираешься выбрасывать это из головы?

– Нет.

– Наверное, за это я тебя и люблю.

Она пихнула меня кулачком в грудь и удалилась.

Старки – это что-то.

Я включил телевизор, чтобы не пропустить новости, достал отбивную. Ужин на одного. Пива я выпил, стоя на кухне, и вернулся к телевизору. Ведущий смотрел в глаза Лос-Анджелесу и рассказывал об убийствах, которые удалось раскрыть благодаря странному стечению обстоятельств. Новости уделили почти три минуты, даже дали отрывок пресс-конференции Маркса – где Маркс продемонстрировал пластиковый пакетик с альбомом и рассказал о «портретах смерти», «трофеях, собранных психически больным человеком». По имени назвали только последнюю жертву, Дебру Репко двадцати шести лет, и Ивонн Беннет. О ней упомянули только в связи с тем, что после ее убийства Берду пытались предъявить обвинения, но благодаря показаниям свидетелей Берд был оправдан. Ни обо мне, ни об Алане Леви не упомянули. Наверное, мне надо было поблагодарить за это Маркса. Он, кстати, выглядел в новой форме отлично. И заявил, что город в безопасности, – так, словно он лично спас одну из жертв, а не наткнулся на гниющий труп. Рядом с Марксом был член городского совета Нобель Уилтс, поздравивший его с отлично выполненной работой. Когда перешли к следующему сюжету, я, прихватив пиво, вышел на веранду.

На закате ветер дует сильнее, словно стремится побыстрей добраться до моря, и деревья в каньоне шуршали листвой, шевелили ветвями. Я слушал и пил. А что, если Маркс и его опергруппа оказались правы насчет Томасо? Томасо был хороший парень, очень хотел помочь, но, может, слишком хотел? Если бы он назвал другое время – с разницей в полчаса, получилось бы, что Лайонел Берд вполне мог успеть убить Ивонн Беннет, уехать в Голливуд и по дороге домой заскочить в бар. Когда ты раскроил женщине череп, самое время выпить виски.