Текст книги "Коготь дракона. Сага лунных башен"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

  Пушки Хартума

Эммет Коркоран вытер со лба пот и выругался, окинув взглядом грязные, безлюдные улицы. В висках у него бешено пульсировала кровь, но все заглушал сильный грохот пушек. Он слышал этот грохот так давно, что уже не мог вспомнить, когда была тишина. Он очень устал. Этот грохот доносился от стен обреченного Хартума. Уже десять месяцев дикие орды Махди [1]1
  М а х д и  С у д а н с к и й (собств. имя – Муххамед-Ахмед; 1848 – 1885) – предводитель восстания против египетских правителей и английских колонизаторов. (Прим. перев.)


[Закрыть]окружали город, тщетно пытаясь овладеть им.

Улица пугала своей опустошенностью и безмолвием. Ни белые, ни черные жители города старались по возможности не выходить из домов; белые из страха, черные в зловещем ожидании. Лицо Коркорана почернело от порохового дыма, расстегнутая рубашка обнажала волосатую, мускулистую грудь. Он мрачно дотронулся до костяной рукоятки своей сабли. Внезапный крик, нарушивший тишину улицы, заставил его насторожиться. Коркоран как раз проходил мимо дома с плоской крышей и зарешеченными окнами. Голос явно женский, но местные женщины орут не так под ударами кнута господина, что было здесь не редкостью. Он подскочил к двери, и от его прикосновения она открылась. Он зашел в дом; из-за занавески доносились звуки борьбы, и он, одним прыжком преодолев пространство комнаты, отодвинул ее. Закатные лучи освещали комнату, выходившую во внутренний дворик, и двух сцепившихся в драке женщин. Одна из них была белой, с блестящими бронзовыми волосами – она и кричала. Вот и сейчас снова вскрикнула, когда на нее набросилась смуглая полукровка из Сомали и повалила на кушетку. Красивое лицо смуглой девушки искажала бешеная ярость. Опрокинув белую девушку на спину, она занесла над ней египетский кинжал. Одежда ее жертвы была разорвана, красивая грудь обнажена. Вот между этими двумя дрожащими холмиками, словно выточенными из слоновой кости, сомалийка и намеревалась воткнуть свой кинжал. Коркоран никогда не бил женщин, ни белых, ни черных. Но его кровь вскипела; за месяцы ожесточенной войны в его душе пробудилась расовая неприязнь, заставлявшая его ненавидеть любую кожу, кроме белой. Прежде чем опустился кинжал, он дернул смуглянку за руку с такой силой, что та вскрикнула от боли, и свалил кулаком в челюсть. Сомалийка растянулась на ковре, а изо рта у нее потекла струйка крови. Наклонившись, Коркоран схватил ее за длинные волосы, протащил через переднюю комнату и вышвырнул на улицу. Девушка шлепнулась лицом в пыль и жалобно захныкала. Коркоран захлопнул дверь и вернулся во внутреннюю комнату. Белая девушка уже поднялась и держалась за занавеску, пытаясь прикрыть порванным платьем обнаженную грудь. Он стоял молча, пожирая ее глазами. Белые женщины в Хартуме встречались довольно редко, а столь красивую блондинку он видел впервые! В нем пробуждалось желание, которое до сих пор подавлялось постоянным напряжением, не покидавшим его в долгой изнурительной осаде.

– Кто… кто вы? – удивленно спросила девушка, явно испуганная его молчанием, диким выражением лица и грозным видом.

– Коркоран,– представился он,– Эммет Коркоран. Я проходил мимо и услышал ваш крик. Мне следовало бы убить эту девицу!

Она покачала головой и вздрогнула.

– Моя служанка, Зельда, в последнее время стала совсем дерзкой. Не так давно она так оскорбила меня, что я пригрозила высечь ее. Здесь это, знаете ли, принято! Но она заявила, что Махди скоро перережет горло всем белым в Хартуме, и она начнет с меня! О, да вы ранены!

Он невольно потер ногу.

– Это не моя кровь. Мы делали вылазку за пределы укреплений…

– О, пожалуйста, простите мою глупость! – сокрушенно воскликнула она.– Сядьте, я принесу таз с водой и еду, у нас еще немного осталось…

Коркоран с удовольствием опустился на мягкую кушетку и только сейчас осознал степень своей усталости.

– Вы не солдат? – поинтересовалась она, глядя, как он погрузил руки и лицо в воду, которую она принесла.

– Нет, я американец. Я искал слоновую кость далеко в Судане, когда началось восстание Махди. По счастливой случайности мне удалось добраться до Хартума. Разумеется, я присоединился к защитникам города.

– Я слышала о вас! – Ее прекрасные глаза загорелись интересом, а он смотрел в них как завороженный, так отличались они от темных глаз, к которым он уже успел привыкнуть.– О вас говорят как о храбром воине! Вылазка была успешной?

– Они бежали от нас! Мы снесли несколько голов и отогнали их на несколько сотен ярдов, после чего вернулись, подгоняемые тысячей орущих дьяволов. Эти вылазки мы совершаем для того, чтобы держать их в напряжении и не позволять атаковать нас в полную силу. Но в стенах уже появились бреши, которые мы не можем заделать, и когда дервиши их обнаружат…

– Нам больше не продержаться, если не подойдет помощь из Египта,– пробормотала девушка, садясь рядом с ним; в глазах ее таился неподдельный страх.– Меня зовут Рут Брен-тон. Я приехала сюда год назад, навестить своего дядю, купца. Он был убит в первые же дни осады. Выбраться из Хартума мне, разумеется, не удалось. Мне страшно, не могу даже сказать, как мне страшно! И эта местность, и люди, и все вокруг так разительно отличается от Англии! А в армии Махди есть француз-перебежчик – Жерар Латур. Я познакомилась с ним в Каире, и с тех пор он преследует меня. Дядя выставил его из дома… Позже стало известно, что Латур уже тогда шпионил в пользу Махди. Он написал мне, что я все равно буду принадлежать ему, даже если для этого ему придется уничтожить весь город собственными руками!

Вдруг она кинулась на шею Коркорану, обвила ее прохладными руками, словно ища безопасности на груди этого сильного мужчины.

– Как мне страшно! О, как мне страшно!

Коркоран обнял ее. От ощущения тела белой женщины, первой белой женщины, до которой он дотронулся за последние три года, кровь бешено запульсировала в висках. Он забыл об угрозе, все больше сгущавшейся над Хартумом, забыл об обреченности осажденных, забыл об усталости, которая в течение последних тридцати шести часов совершенно выбила его из колеи. Увидев пламя в его глазах, девушка попыталась отстраниться от него, но его рука обвивала ее талию и крепко прижимала ее к себе. Второй рукой он шарил по ее изорванному платью, и, когда его пальцы обхватили упругую грудь, из ее губ вырвался глубокий вздох. Он почувствовал, как тает ее сопротивление, а мягкие руки, напряженно упиравшиеся в его грудь, снова обвили его шею. Коркоран с тяжелым вздохом погрузил пальцы в рыжевато-золотистые кудри и прижался ртом к ее розовым губам. Кончик ее языка облизал его губы, и, когда она загорелась от его пламенных поцелуев, ее объятия стали порывистыми, а из задыхающегося рта вырвался тихий стон восторга. Его рука скользнула ниже, прошлась по бархатистой коже бедра и подняла подол платья.

Солнце зашло; быстрые африканские сумерки перешли в ночь. Стояла полная тишина. Лишь изредка над плоскими крышами Хартума погрохатывали пушки. Эммет Коркоран внезапно проснулся от предчувствия неминуемой гибели, сжавшего горло. Он все еще лежал на кушетке в комнате, выходившей во внутренний дворик, где в застывшем теплом воздухе повисли листья пальм. Луны не было, но ноги девушки, что спала рядом с ним, освещались слабым светом звезд, пробивавшимся сквозь дверь и зарешеченные окна. Он быстро вскочил, потянулся к ремню кобуры и сабле, лежавшей на стуле рядом с кушеткой. Пушки зловеще молчали.

Проснулась Рут и сонным движением протянула к нему руки.

– Уже рассвело?

Он поцеловал ее, нежно коснувшись груди.

– Нет, но вставайте и одевайтесь! Мне не нравится эта тишина!

– Боже!

Рут вскрикнула и, вскочив с кушетки, вцепилась в него, но ее крик потонул в дьявольском шуме. В Хартуме словно разверзлись врата ада! В молчаливом городе началось настоящее неистовство: ужасающий диссонанс воплей, страшных проклятий и беспорядочных выстрелов. Над плоскими крышами разливалось красное зарево.

– Дервиши!

Коркоран застыл в изумлении.

– Как они оказались здесь?

Но девушка не ошиблась. Как потом стало известно Коркорану, пятьдесят тысяч человек пробрались под прикрытием темноты через щель в стене. Они вступили в город прежде, чем защитники осознали опасность. Началась настоящая резня.

В доме Рут Коркоран быстро натянул ботинки и обратился к насмерть перепутанной девушке:

– Нам надо найти лодку и попробовать улизнуть по Нилу. Дом не так далеко от берега…

Его слова потонули в грохоте сапог и громких ликующих воплях. Под напором сильных ударов винтовочных прикладов дверь начала трещать, а сквозь весь этот шум раздавался властный голос, явно принадлежавший европейцу.

– Латур! – вскричала побелевшая Рут.

– Во двор! Быстро! Некогда одеваться! Может быть, нам удастся выбраться через задний ход!

Они выбежали во двор как раз тогда, когда открылась маленькая дверь в стене и в нее ворвалась целая орда. Дикие черные лица; в свете мельтешащих факелов страшно сверкали белки глаз и обнаженные сабли. При виде белой девушки, одетой только в тонкую рубашонку с глубоким вырезом, нападавшие взвыли. Мягкий блеск белых ног и обнаженной груди окончательно вывел из себя этих зверей. Позади гогочущей толпы Коркоран заметил довольное лицо сомалийки Зельды. Так вот кто привел их сюда! Коркоран затаился в нише стены, предварительно затолкав туда обезумевшую от страха Рут. Один из дервишей вскинул старинный мушкет, и, когда он с грохотом выстрелил, ядро просвистело мимо уха Коркорана. Тот незамедлительно ответил, прострелив голову противнику, а потом градом выстрелов рассеял извивавшиеся фигуры по клумбам. Своим огнем он оттеснил толпу назад, к красным развалинам стены, но они снова вернулись, обезумевшие от вида полуобнаженной белой женщины, съежившейся за его спиной. Скоро в его кольте не осталось патронов. Тогда Коркоран пустил в ход саблю. Сверкающей голубой молнией она обрушилась на голову ближайшего противника, и тот свалился с разрубленным черепом. Снова и снова высокий американец наносил удары и каждый раз попадал в цель. Он метался среди дервишей, как призрак смерти, мощными ударами выбивая из их рук оружие и ослепляя их быстротой своих наскоков. Происходило невозможное: один человек преградил путь целой орде! Но тут во двор ворвалась еще одна банда, на сей раз со стороны улицы. Высокая фигура в арабском бурнусе разрядила пистолет над головами толпы, Коркоран покачнулся, и его сабля лязгнула о каменную плиту, которыми был вымощен дворик. Он упал, словно подрубленное дерево, а из его головы потекла кровь. Дюжина сабель взметнулись вверх, но прежде, чем они опустились, Рут с криком бросилась к Коркорану и закрыла его своим телом. Клинки застыли в воздухе, а затем вся толпа бросилась врассыпную от одного рывка человека в бурнусе. Он наклонился, схватил Рут за руку и поднял ее. При свете факела она узнала лицо под гладкой тканью головной повязки.

– Латур! – зарыдала она.

– Ваш верный поклонник, мадемуазель! – иронично ответил он.– Пришел заявить свои права на вас, как и обещал!

– Скотина! Вы же убили его!

– Я редко промахиваюсь,– спокойно согласился он.– Довольно! Я получу то, за чем пришел! К чему борьба, маленькая дурочка! Неужели быть моей рабыней хуже, чем быть рабыней одного из этих черных скотов? Хартум пал; Махди – хозяин Судана, и я у него в большом фаворе! Идем же! В моем шатре мы отпразднуем победу!

Смеясь над тщетным барахтаньем девушки, перебежчик поднял ее на руки и понес к открытым воротам. Она так отчаянно боролась, что вряд ли чувствовала его похотливые руки на своих обнаженных бедрах и груди. Через плечо своего победителя она широко открытыми, испуганными глазами смотрела на неподвижную фигуру Коркорана, лежавшую среди груды искромсанных черных тел.

Как только за перебежчиком с его ордой закрылись ворота, из тени выскользнула стройная, смуглая фигурка и, подняв тлеющий факел, прокралась к бесчувственному американцу. Он был достаточно тяжел, но тонкие руки женщины оказались на удивление сильными. Она проволокла его по двору и затащила в комнату. Там женщина задернула занавеску и зажгла светильник. Вероятно, свет, бьющий прямо в глаза, привел Коркорана в чувство. Он заморгал и сел, ощупывая пустой ремень от кобуры, потом поднял недоуменный взгляд на Зельду. Сомалийка стояла перед ним подбоченившись, с самым наглым видом.

– Где Рут? – спросил он.

Теперь, когда у него в голове прояснилось, он стал различать звуки, сопровождавшие разграбление Хартума: отдаленные крики, торжествующие вопли, выстрелы. Запекшаяся на голове кровь стягивала ее обручем.

– Ее захватил Латур,– спокойно ответила Зельда.– Пуля француза только зацепила вас. Они оба решили, что вы мертвы.

Коркоран выругался и, шатаясь от слабости, поднялся на ноги.

– Я убью его! Она ему не достанется!

– Она уже ему досталась! – Зельда бесстыдно вильнула бедрами, обтянутыми короткой юбкой с разрезами по бокам. Глаза женщины выражали скорее приглашение, чем просьбу.

– Не будьте дураком! Они отправились в лагерь Махди, что неподалеку от берега. Неужели вы надеетесь добраться туда и, тем более, спасти ее?

Отчаяние охватило его.

– К чему ты клонишь?

Сомалийка приблизилась к нему вызывающей походкой, позволив оценить все свои зрелые прелести. Затем обеими руками приподняла полные груди и спросила:

– Ну разве я не красива? Я люблю сильных мужчин, таких, как ты! Я не испытываю к тебе ненависти за то, что ты ударил меня! Я могла бы полюбить тебя, красавчик! Когда ты колол в саду дервишей, я сгорала от желания!

Коркоран знал, что есть женщины, которых привлекает животная сила, а изысканные манеры вызывают лишь презрение. Белое тело Рут все еще волновало его воображение. А что касается Зельды… Сомалийка вызывала у него отвращение, если вообще нормальному мужчине может быть отвратительна красивая женщина. А Зельда была на самом деле красива – дикой, дерзкой, чувственной красотой.

– Ты в моей власти,– насмешливо произнесла она,– Хартум пал, Гордон мертв: я видела его голову, надетую на копье. Махди – хозяин во всем Судане. Я спасла тебе жизнь, потому что люблю твою силу, но я могу закричать, и тогда придут люди и отрежут тебе голову! Выбирай!

Коркоран не испытывал страха перед смертью, но, мертвый, он не сможет вызволить Рут из рук Латура; в его душе все еще теплилась надежда спасти девушку. Он подавил желание схватить насмешницу и свернуть ей шею.

– Выбирать? – рявкнул он.– Так вот же мой ответ!

С этими словами он грубо схватил ее, сорвал юбку и швырнул сомалийку на кушетку. Когда же он исследовал руками ее грудь и все сокровенные тайники ее тела, ему не пришлось притворяться, чтобы изобразить страсть…

* * *

Рут Брентон устало смотрела сквозь позолоченную решетку маленького оконца. Над грязными, беспорядочно разбросанными крышами Омдурмана, этой варварской столицы Махди, садилось солнце. Прошло пять месяцев, как пал Хартум, пять месяцев ужаса и стыда для Рут Брентон. За занавешенной дверью комнаты, где она находилась, раздавались голоса других женщин – турчанок, арабок, египтянок, разделявших с ней ее рабство. Она была любимой, но не единственной женщиной Латура. Француз теперь мало отличался от любого дикого суданца, вставшего под знамена Махди. Дервиши богатели на грабежах; взамен крытых тростником хижин они строили себе дома из камня и глины, а невольничьи рынки пополняли их гаремы. Рут, как и все пленницы сераля, была одета в красные сандалии и легкий шелковый халат, стянутый широким бархатным кушаком, расшитым жемчугом. Сейчас она содрогалась от отвращения, глядя на варварскую сцену.

Аллея, на которую выходило ее оконце, заканчивалась рыночной площадью, где расхаживали, жестикулировали, ссорились и даже занимались любовью чернокожие мужчины и женщины. Одна одинокая мужская фигура в арабской одежде, прохаживающаяся по аллее почти под окнами сераля, привлекла внимание Рут. Было в его наружности что-то отдаленно знакомое, хотя, конечно, она его никогда не видела. Он ленивой походкой подошел к окну, и Рут уже было собралась отскочить вглубь комнаты, но он поднял складку своего бурнуса и открыто посмотрел на нее. Лучи солнца осветили его лицо, и она чуть не вскрикнула, вцепившись в оконную решетку, чтобы не упасть от внезапно охватившей ее слабости.

Это был человек, которого она давно оплакала,– Эммет Коркоран!

Мгновение спустя он закрыл лицо складкой бурнуса и, остановившись прямо под окном, поднял палку, что валялась на дороге. Небрежно наклонившись, он нацарапал палкой на песке: «Будьте готовы. Я приду за вами, как только стемнеет-. Затем он стер сандалией надпись и удалился к площади, где быстро смешался с толпой. Рут опустилась на кушетку, а сердце ее колотилось, как пойманная птица. Надежда на спасение затмевалась радостью от того, что он жив, и болезненным ужасом: ее возлюбленный может попасть в лапы врага! Одно неосторожное слово или жест обречет его на мучительную смерть… Она не раз видела, как на рыночной площади люди Махди сжигают заживо своих врагов или сдирают с них кожу.

Ее вдруг охватил страх, что она вьщаст свое возбуждение. Она должна тщательно скрыть его, особенно от Зельды. Та появилась в лагере и присоединилась к гарему Латура вскоре после разграбления Хартума. Сомалийка слишком боялась Латура, чтобы открыто мстить Рут, но при всяком удобном случае вымещала на ней свою злобу. Рут ненавидела и боялась ее, а в последнее время на лице Зельды стала появляться злобная ухмылка, наверняка предвещавшая очередную жестокость.

Когда вошел Латур, Рут вскочила. Француз окончательно деградировал. От постоянных дебошей лицо его погрубело и обрюзгло. Латур недолюбливал своего хозяина. Он жил в постоянном страхе, что Мухаммед проведает о Рут и отберет у него белую девушку. Поэтому француз держал ее в более строгом заточении, хотя у нее не было ни малейшего шанса одной удрать из города. Рут ненавидела Латура, но ее страх перед Махди был сродни кошмару. Она дрожала, когда видела, как он едет верхом по рыночной площади, огромный и бородатый. Но в последнее время Латур обращался с ней довольно жестоко. Рут доставалось даже кнутом из кожи носорога. Сейчас же он грубо стал целовать ее, затем посадил к себе на колени и принялся играть ее обнаженной грудью. Она покорно терпела, хотя все внутри кипело от отвращения. Латур догадался о ее чувствах и взбесился.

– Значит, тебя раздражают мои ласки! – рявкнул он.– Захотела хорошего кнута?

– Нет! – Она ужаснулась его угрозе и заставила себя обвить руками его шею.– Не бей меня, пожалуйста! Я же всегда подчиняюсь тебе!

– Да! – огрызнулся он,– но с неохотой! С явным отвращением! Ты меня ненавидишь, будь трижды проклята твоя британская душа! Не пытайся отрицать! Я…

Вдруг в коридоре раздались чьи-то тяжелые шаги, послышались пронзительные крики рабынь, покидавших смежную комнату. Занавеска была сорвана, и перед ними появилась целая банда воинов, которую возглавлял предводитель с мечом в руке. Латур в ярости вскочил.

– Что означает ваше появление в моем доме?

– Я не обязан объяснять свои поступки, я подчиняюсь нашему господину Махди! – надменно ответил предводитель.– Я получил приказ доставить эту английскую девушку в его дворец!

Латур задрожал; сначала казалось, что он выхватит меч и бросится на непрошеного гостя, с улыбкой ожидавшего, что будет дальше. Перебежчик и местные подданные Махди не особенно любили друг друга. Но страх в душе француза оказался сильнее ярости. Его смуглые щеки посерели, и он угрюмо произнес:

– Что ж, забирайте ее. Я подчиняюсь приказу Махди!

– И правильно делаешь, белый человек! – высокомерно произнес предводитель.– Ты же знаешь закон: все пленники должны доставляться в Беит-эль-Мааль, дворец нашего хозяина, и он сам решает: продать или подарить своим подданным или оставить себе! Ты нарушил этот закон, присвоив себе белую женщину. Махди великодушно сохраняет тебе жизнь, учитывая твои прежние заслуги, но берегись!

Грубо схватив Рут за плечо, он толкнул ее к двери.

– Латур! – неистово закричала Рут.– Пожалуйста, ради Бога, не позволяй ему вести меня к этому животному!

Француз угрюмо опустил глаза, чтобы не встречаться с безумным взглядом девушки. Предводитель презрительно шлепнул ее по мягким бедрам и толкнул впереди себя. Она понуро вышла из комнаты… Наконец, с громким стуком за ними захлопнулась дверь дома Латура.

Латур выругался. Вдруг он заметил, что гобелен на стене шевельнулся. Француз стремительно бросился к нему и вытащил из-за гобелена Зельду.

– Ты зачем здесь спряталась?

– Я испугалась солдат.

– С каких это пор ты стала бояться мужчин? Ты лжешь! Ты…

Вдруг, увидев на ее лице злобную усмешку, он все понял и разразился потоком брани:

– Так это твоих рук дело? Черт тебя подери, это ты привела сюда солдат? Ты сказала Махди, что в моем доме живет белая девушка! Ты ненавидишь ее и меня, сучка!

Она вскрикнула, увидев, что Латур выхватил саблю, но тут же затихла, когда он рывком всадил лезвие ей в грудь. Француз вырвал саблю из груди умирающей Зельды, оттолкнул ее и, шатаясь, направился к графину с вином. Внезапно дверь распахнулась, и перед ним выросла высокая фигура мужчины в арабском бурнусе и с пистолетом в руке.

– Где она, Латур? – резко спросил он по-английски.

– Кто?

– Рут Брентон.

– Ее забрал Махди! Но…– Латур прищурился.– Господи, Коркоран! А я думал, что убил вас!

– Другие тоже так думали. Эта девица, что лежит на полу, спасла меня – из своекорыстных побуждений. В конце концов, я покинул ее и попытался пробраться в Омдурман, где меня схватили работорговцы и увезли в Дарфур. Мне понадобилось немало времени, чтобы сбежать от них и вернуться сюда, и вот теперь…

– А теперь Махди весело проводит время с вашей дамой сердца! – злорадно рассмеялся француз в припадке ревнивой ненависти.– Он отобрал ее у меня, но пусть уж лучше она достанется ему, чем вам! Она любила вас! Поэтому ненавидела меня! За это я и возьму вашу голову! Вы же не осмелитесь стрелять! Явиться переодетым сюда было не так уж и сложно, но на выстрел сбегутся не менее сотни человек! Твою голову я пошлю Махди, собака!

Выхватив саблю, он с диким хохотом бросился на Коркорана. Тот не осмелился выстрелить, а лишь сделал шаг в сторону и выхватил саблю. Латур рассмеялся каким-то лающим смехом. Он брал уроки фехтования в лучших школах Парижа, Коркоран же учился в пустыне, где никто не повторяет своих ошибок!

Латур сделал отвлекающий маневр и бросился на противника. Коркоран согнулся и вонзил острие ему под руку.

Латур слишком поздно осознал свою ошибку. Крик, вырвавшийся из его груди, был прерван, так как сокрушительная сабля Коркорана разрубила его челюсть до самых зубов. Латур упал на тело Зельды и лежал, судорожно подергиваясь. Коркоран плюнул на тело и отвернулся.

Толстые ковры заглушали стук сандалий. Никто не слышал и не видел фигуру, что выскользнула в боковую дверь и растаяла в темной аллее.

Коркоран поспешил к определенному месту в городе возле рыночной площади. Там он должен был встретиться с коптом [2]2
  К о п т ы – часть египетского народа, исповедующая, в отличие от большинства египтян, христианство монофизического толка.


[Закрыть]убежавшим от своего хозяина-дервиша. Копт знал, где можно украсть лодку для опасного путешествия по Нилу. Теперь он должен сказать копту, что им придется отложить побег до тех пор, пока ему, Коркорану, не удастся вызволить Рут из дворца Махди. Он уже разрабатывал план. За несколько дней, проведенных в Омдурмане в поисках Рут, ему удалось получить определенное представление о плане дворца Мухаммеда.

* * *

На рыночной площади горели огни, люди шатались и орали пьяными голосами. Еще несколько шагов, и он дойдет до аллеи, где встретится с коптом, и тот скажет ему, где спрятана лодка. Коркоран бросил рассеянный взгляд на отрубленные головы, выставленные на кольях. В этом адском городе свежие головы появлялись на остриях почти каждый день. Вдруг словно чья-то ледяная рука сжала ему сердце. При свете огней он узнал один из трофеев, гладящих на него пустыми глазницами. Это была голова того самого копта, который намеревался убежать вместе с ним. Беглого раба узнали, когда он шел на условленную встречу. Наказание не заставило себя ждать. Коркоран был словно парализован свалившейся на него бедой. Затем он повернулся к дворцу Махди. Судьба к нему не благоволила, но, по крайней мере, виновник его несчастий его не переживет. Он безжалостно убьет Махди, а потом будет уничтожать черные орды, пока не утолит жажду крови.

Десять минут спустя Коркоран скользнул в аллею, что протянулась вдоль дворца Мухаммеда. Несмотря на темноту, он, тем не менее, увидел человека, сидевшего на корточках, с кривой саблей в руках. Коркоран знал, что это эмир и что он, должно быть, во временной опале у Махди. Холуйское задание охранять заднюю аллею следовало понимать как наказание.

Махди поставил охрану, скорее, формально, нежели с какой-то другой целью, так как не верил, что враг может пробраться к нему. Коркоран, как тень, навис над спящим эмиром. Чтобы войти, он должен был переступить через эмира и тем самым, конечно, разбудить последнего. Он трижды поднял саблю и трижды опускал руку, проклиная свою щепетильность. Но Коркоран не мог заставить себя убить спящего человека, даже дервиша. Подняв саблю еще раз, он ударил эмира плашмя, лишь оглушив его.

Только одна дверь выходила на аллею. Она была заперта, но тонкое лезвие ножа, просунутое между дверью и косяком, приподняло перекладину. В следующее мгновение Коркоран уже был в коротком, увешанном коврами и гобеленами коридоре, освещаемом медными лампами. Через несколько футов коридор кончался занавешенной дверью, а за ней раздавались звуки, от которых красный туман закрыл все перед его глазами,– истерическое рыдание женщины и грубый гортанный смех мужчины. Он отдернул занавеску, и ему навстречу бросился огромный негр. Дервиши, привыкшие к лохмотьям, в которых Махди обычно появлялся на людях, едва бы узнали его в блестящей фигуре в шелке и золоте, представшей перед Коркораном. Рут, стоявшая за его спиной, уронила золотую вазу, с помощью которой она пыталась бороться, и, плача от облегчения, опустилась на пол.

Когда-то Махди был признанным борцом. Вот и сейчас его ловкости хватило на то, чтобы увернуться от Коркорана. В результате этого удара на толстой шее Махди выступила кровь, и, прежде чем Коркоран смог нанести второй удар, Махди сцепился с ним. Американец сжал толстую шею, пытаясь заглушить бешеный вопль Махди, и гигантская фигура согнулась. Находясь слишком близко, чтобы пустить в ход саблю, Коркоран нанес удар в челюсть рукояткой пистолета. Махди распростерся на полу, из раны на его шее текла кровь. Коркоран поднял меч, чтобы снести ему голову, но звук, раздавшийся позади, заставил его повернуться.

Эмир, которого он оглушил на аллее, стоял в дверях, его глаза были широко распахнуты от ужаса.

– Махди! – Он разинул рот от удивления.– Ты убил его! У него горло перерезано…

– Да, я его убил! – выпалил Коркоран, молниеносно сообразив, в чем дело.– А ты мне помог…

– Ты – ты сумасшедший! – У эмира глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

– Да? Кто тебе поверит, если ты будешь это отрицать? Ты попал в опалу, иначе тебя не поставили бы охранять эту аллею. Это холуйская работа. Как я мог пробраться сюда без твоей помощи?

– Ты не сможешь это доказать! Тебя разорвут на части!

– Разумеется! Но и тебя тоже. Мне не придется ничего объяснять. Я лишь скажу, что ты нам помог, и тебе не дадут возможность доказать свою невиновность.

Эмир упал на колени.

– Сжалься, ради Аллаха! Давай разойдемся с миром и будем молчать о случившемся!

– Этим не отделаешься! – отрезал Коркоран.– Ты должен помочь нам выбраться отсюда. Прежде чем станет известно, что Махди мертв, пройдет несколько часов. Его люди знают, что в гареме появились новые женщины, и не посмеют помешать ему, по крайней мере до зари. Как эмир, ты сможешь взять на площади все, что захочешь,– мы возьмем верблюдов, еду, воду, а также нескольких солдат для эскорта. Твоя известность поможет нам выбраться из города. Через час мы будем на пути в безопасное место.

– До Египта далеко,– содрогнулся эмир.

– Кто говорит о Египте? У меня друзья в Абиссинии. Мы переправимся через реку южнее города и проследуем к границе. Ехать придется очень быстро, опережая новости из Ом-дурмана. Я поручусь за тебя перед моими эфиопскими друзьями, и, если ты будешь среди них, месть дервишей тебя не настигнет.

– Идем! – Эмир вскочил, весь в напряжении от нестерпимого желания поскорее покинуть дворец.

Коркоран укутал Рут в плащ, поднятый с кушетки, и предупредил его:

– И не дури у меня! Если ты попытаешься предать меня, я крикну, что ты помог мне убить Махди. Идем!

Мгновение спустя они уже пробирались по аллее. Через пять минут эмир невнятным голосом раздавал приказания рабам – навьючить верблюдов мешками с провизией, позаботиться о запасах воды… Две укутанные в плащи фигуры стояли в тени за его спиной. Немного погодя дюжина скаковых верблюдов, раскачиваясь, быстро двигалась на юг.

Только когда огни Омдурмана уже поблескивали далеко позади, Рут осмелилась спросить:

– Махди действительно мертв?

Он приложился губами к ее уху.

– Нет. Просто оглушен. Но эмир ничего не узнает, потому что мы будем ехать очень быстро, опережая слухи из Омдурмана. Он обеспечит нам проход до границы, я же помогу ему проследовать дальше, так что, сам он не посмеет нас убить. Мы в безопасности, девочка! А Махди обречен. Я слышал, как его подлое сердце стучало, словно военный барабан. Он долго не протянет.

Пророчество Коркорана сбылось меньше чем через неделю… Но сейчас американца гораздо больше интересовала девушка, находившаяся в его объятиях, нежели что-либо еще. Он крепко прижал ее к себе, чувствуя, как тонкие руки обвились вокруг его шеи, и видя, как блестят ее глаза при свете звезд. Все ужасное осталось позади – а впереди их ждали безопасность и счастье, которое обещала любовь этой молодой девушки, чью грудь он нежно ласкал.