Текст книги "Коготь дракона. Сага лунных башен"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Тиберий задрожал мелкой дрожью, словно перед ним разверзлись врата Аида.

– Послушай! – тяжело дыша, прошептал император.– Он идет! Он выбрался из мрака подвалов пирамиды! Я слышу, как он ползет по каменным плитам! Вот они, проклятые огненные глаза. Мне от них нигде не укрыться!

Симон вздрогнул. Ему тоже показалось, что он ощущает чье-то присутствие. Какой-то шорох или дуновение ветерка. Что-то и в самом деле подбиралось к императору, шурша по полу. Стремглав Симон прошмыгнул мимо спящего доктора и спрятался за гобеленом.

Но в комнате никто не появился. Вместо этого шелест, постепенно нарастая, становился все громче и громче. Зловещее скрежетание наполняло комнату. Симон подумал о скользящем по холодным камням чешуйчатом змее.

Шорох нарастал, и его сопровождал гул, раздававшийся словно бы из-под земли.

Кровать императора стала дымиться. По спине Симона побежали струйки пота, когда он увидел, какие изменения претерпевает кольцо. Крошечный медный змей высвободил хвост. Из пасти змея тянулась тонкая струйка черного дыма, который поднимался клубами, окутывая императора, словно паучья сеть.

На глазах Симона дымное облако густело и увеличивалось. Черные клубы сворачивались кольцами чудовищного змея, превращаясь в создание, чьи желтые горящие глаза, не мигая, смотрели в глаза Тиберия.

Симон вжался в стену, перестав дышать от страха, боясь привлечь взгляд этого чудовища. Внутри туманного облака гигантский змей бился, сплетая и расплетая смертоносные кольца. Из широко разинутой пасти капал яд. Красный раздвоенный язык касался мертвенно-белого императорского лба.

Внешне чудовище напоминало змею, но черная чешуя не отражала лунного света. В его огненных глазах горел злой разум, чуждый животному миру.

Клубы дыма висели только над ложем Тиберия. Симон, заглянувший туда, неожиданно вспомнил лабиринт под пирамидой Кхема. Маг понял, что видит перед собой самого Сета, древнего бога Зла, почитаемого некогда всем человечеством.

Рот Тиберия широко раскрылся в беззвучном крике. Взгляд застыл – император вглядывался в огонь, полыхающий в очах Сета. Симону приходилось видеть медленную смерть на римских крестах, смертельные раны на гладиаторских аренах. Нигде страх и боль так не искажали черты человеческого лица.

Симон каким-то образом почувствовал, что душа императора стала покидать тело, поглощенная Сетом. Душа Тиберия тонула в адских глубинах этих желтых очей, а тело билось в судорогах.

Прямо на глазах старик стал сохнуть. Кожа его сморщилась, пальцы скрючились, а глаза в последний раз гневно сверкнули. Затем Тиберий дернулся всем телом и затих.

Черты его лица стали строже, руки и ноги расслабились. Смерть пришла к нему, понял молодой маг.

Постепенно стал таять и Сет. Он превратился в полоски черного дыма, которые втянулись в пасть крошечного змея на кольце. Несколько мгновений, и гигантский демон растворился, исчез в драгоценной безделушке. Симон боялся шелохнуться, пока все клочки дыма не втянулись в медную змейку. Потом он нерешительно выглянул из-за своего укрытия, размышляя, стоит ли брать кольцо. Разум подсказывал, что следует спасаться немедленным бегством.

Раздался легкий звон. Симон от неожиданности вздрогнул. На полу возле постели Тиберия лежало медное кольцо. Над ним висела безвольная рука мертвого императора.

Лекарь зашевелился, просыпаясь. Симон больше не колебался – он помнил, что проклятие имело силу только над властителями.

Юноша торопливо пересек комнату, подобрал кольцо и устремился к окну.

С виду кольцо выглядело совершенно обыкновенным, даже заурядным. Симон после некоторого колебания надел его на средний палец левой руки и перелез через подоконник. Затем он спрыгнул вниз.

Он ощутил боль в ногах, когда ударился о землю, но быстро встал на ноги. Бегом Симон пересек залитую лунным светом поляну и едва не налетел на плотную фигуру, возникшую из-за деревьев.

– Эй, кто здесь носится? – загрохотал могучий бас.– Что ты делаешь в императорском парке? А-а, это ты, узник. Да, Геркулес, не удалось тебе сбежать от меня.

В этой груде мышц с громовым голосом Симон узнал Макробия, телохранителя Гаиуса. Юноша прыгнул в сторону – и как раз вовремя. Гладиаторская булава прогудела возле его головы, оцарапав шипами висок. Тут же последовал второй удар. Меч Симона успел покинуть ножны и отразить его, но клинок разлетелся на куски при столкновении с окованной сталью рукоятью булавы. Это заставило молодого человека отступить.

Макробий взревел и ринулся в атаку. В отчаянии Симон схватил попавшуюся под руку тяжелую мраморную урну и швырнул ее со всей силы в противника. Она попала в широкую грудь телохранителя и заставила его отпрянуть назад. Макробий выронил булаву и вцепился в горло юноше мертвой хваткой. Симон стал задыхаться – его враг был силен, словно горилла из джунглей южного Египта.

Симон Гитта резко ударил Макробия в пах коленом, потом ладонями обеих рук по ребрам. Телохранитель ослабил хватку, и маг выскользнул из кольца железных рук. Освободившись, он нанес ребром ладони жестокий удар по мощной шее гладиатора. Удар такой силы убил бы любого, но Макробий только хрипло закашлялся, тряхнул головой и вновь пошел на своего противника.

Симон вертелся, не позволяя легионеру подойти, нанося удары ногами. Его удары заставили тяжеловеса умерить пыл, но этим их эффект и ограничился. Макробий был несокрушим, как Везувий.

Вдалеке Симон услышал знакомый голос Гаиуса, созывающего стражу. Неожиданно нога его запнулась о расколотую урну, и он растянулся на траве.

Макробий зарычал, словно дикий зверь, и кинулся на поверженного. Ему удалось схватить ногу Симону, и теперь он старался сломать ее, как это делают некоторые борцы на аренах. Симон неистово сопротивлялся, но силы были неравными. В какой-то момент Симон нащупал выроненную Макробием булаву.

Превозмогая боль, Симон взмахнул оружием и обрушил ее на затылок Макробия. Железный шар проломил череп телохранителя императорского племянника. Симон вырвал свою ногу из стальных тисков, перекатился и встал на ноги. Макробий остался лежать с раскроенным черепом.

Симон огляделся, словно зверь, пойманный в ловушку. Во всех концах парка раздавались шумные крики и лязг доспехов приближающейся стражи. Из дворца выбежали три легионера и бросились к нему.

Времени на побег не было, если только…

Если только не воспользоваться кольцом Сета!

Однако Симон не знал и не мог знать всех возможностей кольца. Как бы пришедшая по магическому зову сила не уничтожила его самого вместе с врагами. Но все же это был единственный шанс на спасение. По крайней мере лучше, чем умереть под ударами мечей и копий преторианцев без борьбы.

Все эти мысли пронеслись у Симона в голове с быстротой молнии. Он подбежал к мертвому Макробию, встал на колени и опустил дрожащие пальцы в лужу крови, в которой лежала голова телохранителя. Затем окровавленными пальцами он провел по желтым глазам змея на кольце.

Не обращая внимания на приближающихся преторианцев, Симон стал произносить слова египетского заклятия, единственные, которые запомнил из книги Тота.

 
– Слепые глаза твои, о змей Сет,
Открой широко их над бездной ночи,
Чья тень падет, затмевая свет?
Призови ее ко мне, о змей Сет!
 

Дюжина преторианцев бежали со всех сторон. Симон приготовился защищаться, держа наготове железную булаву.

Однако легионеры не собирались нападать. Они стояли как вкопанные, широко раскрыв удивленные глаза, в которых сквозил ужас. Миг спустя крик вырвался из их глоток, нарушив странное оцепенение. Двое преторианцев рухнули в глубоком обмороке. Остальные устремились в разные стороны с воплями о помощи.

Симон содрогнулся, чувствуя, что нечто находится близко от него, прямо за спиной. Нечто, вселившее ужас в грозных легионеров императора. Но леденящий душу страх не позволял ему обернуться.

«Кто-то из любимцев Сета выбрался из вечной тьмы, что лежит за краем мира. При виде его люди начали сходить с ума от ужаса»,– мелькнуло в голове мага.

– Следуй за мной,– прошептал Симон не оборачиваясь. Судя по тяжелым шагам, чудовище повиновалось. Стража у ворот бросилась врассыпную при их приближении. Симон прошел под аркой и оказался на улице.

Он шел по пустынным, освещенным звездами и светом факелов улочкам. Скрежет когтей по булыжнику мостовой вторил звукам его шагов. Никто не преследовал его и не пытался преградить дорогу, но маг шел не останавливаясь, пока город не остался далеко позади.

Вскоре под его сандалиями заскрежетал морской песок. Здесь, при лунном свете, он вытер капельки крови с кольца Сета. Теперь, если демон подчинится приказу, все будет хорошо. Если же нет – душа Симона Гитты вечно будет корчиться в кольцах Сета.

– Иди прочь…– шептал Симон.– Убирайся обратно в бездну, из которой выполз!

По ногам юного мага хлестнул сильный порыв ветра, и юноша почувствовал, что остался один. Симон медленно обернулся с замирающим сердцем. На пустынном морском берегу никого не было.

Симона бросило в дрожь при виде гигантского следа на песке – пяти длинных, широких борозд, оставленных когтями чудовища. Такой отпечаток мог оставить только громадный ящер.

– Да, Баал. Это кольцо более могущественно, чем я ожидал… В нем заключена великая сила. Жрецы Египта были правы, когда хранили эту вещь в тайне от всех. Хорошо… Сейчас оно принадлежит мне… Вскоре корабль отвезет меня в Александрию. Пока Гаиус у власти, кольцо Сета будет жечь мне руки. Но может быть, когда-нибудь я вернусь и отдам ему обещанный долг!

Бросив прощальный взгляд на город, Симон побрел по песку, любуясь кольцом, таившим в себе мощь Сета.

  Коготь дракона

Скрип повозок необычайно далеко разносился в звенящем морозном воздухе. Римлянин осторожно выглянул из канавы, служившей ему укрытием. В сумерках он с трудом различал силуэты приближавшихся к нему саматианских телег. Их дубовые колеса громыхали на камнях, оставляя глубокую колею в промерзшей земле.

Лукус Ветиус не притронулся к лежавшему перед ним оружию, ни один мускул на его лице не дрогнул. Лишь когда десяток телег выползли из тумана, губы его тронула легкая улыбка. Затем, когда саматиане приблизились, на лице его застыла маска мрачного удовольствия.

Быки неторопливо брели по горной дороге, волоча за собой громоздкие повозки. Римлянин понимал, что время для решительных действий еще не пришло. Словно зачарованный, следил он жадным взглядом за сгорбленными погонщиками, похожими друг на друга, безликими и вялыми. Как и быки, которых с самого рассвета погнали в горы, погонщики выглядели смертельно уставшими. Их злобно хлестал ветер, посыпая морозной крупой зубровые шкуры пологов. Тоненькие струйки дыма от горшков с углями пробивались через отверстия в верхней части навесов. Воины в повозках, в отличие от возниц, грелись и отдыхали в ожидании того момента, когда солнце скроется за горы и можно будет заняться привычным грабежом.

Даже во время войны или набегов почти все саматиане путешествовали семьями. Дети и кормящие матери теснились внутри повозок вместе с воинами. Для них, как и для лошадей, привязанных позади каждой повозки, настоящая работа еще не началась. Но скоро стемнеет, и они разобьют лагерь. Используя ночь как прикрытие, грабители сядут на лошадей и переправятся через Дунай. С рассветом они вернутся с награбленным добром и отрезанными ушами римлян.

Только с того места, где находился Ветиус, был виден одинокий всадник, проскакавший в отдалении, слева от повозок. Это мог быть кто угодно – и разведчик, и просто отставший воин. Дисциплины у варваров не было никакой. За это римский ветеран до глубины души презирал их.

Ветиус жадно следил, как последняя из повозок вползает в ущелье. Похоже, засада удалась. Римлянин представил, сколько крепких рук сжимают сейчас рукоятки коротких мечей, древка пилумов, вытягивают из колчанов стрелы, и его обычно невозмутимое лицо вновь тронула мстительная усмешка. Враги Рима настолько обнаглели, что, находясь в пределе досягаемости летучих пограничных отрядов, не потрудились даже выставить надежного бокового охранения. Теперь саматианам предстояло на своей шкуре узнать, что такое месть римлян.

Время бежало незаметно. Повозки в зависимости от сноровки и желания погонщиков или следовали одна за другой, или катились рядом. Сейчас, когда солнце на западе небосклона кровоточило, как открытая рана, всадник, ехавший раньше слева от повозок, стал неотъемлемой частью двигавшейся в беспорядке толпы, но не защитой для нее. Ветиус снова ухмыльнулся, и его рука потянулась за луком.

Ветер, завывающий вокруг повозок, заносил их хлопьями снега. Некогда весело журчащие среди зарослей в низине ручьи покрылись толстой коркой льда. Шкуры лошадей искрились инеем в заходящем солнце. Тело всадника-часового и его коня было защищено доспехами.

Поперек седла было перекинуто длинное копье. Варвар заботливо поглаживал его древко, когда склонялся над шеей лошади. Он не обращал внимания на колючие кусты, рвавшие в клочья его плащ и заслонявшие кровавый закат.

Звук, принесенный ветром, насторожил всадника. Взгляд уловил едва заметное движение. Римский стрелок приподнялся из-за кустов, ставших слишком низкими, чтобы и дальше служить укрытием. Саматианин пришпорил коня, не давая ему впасть в панику. Животное словно почувствовало вибрацию натягиваемой тетивы. Однако было поздно. Конь метнулся в сторону, раздался пронзительный свист летящей стрелы, и мгновение спустя грудь варвара залила кровь. Свет в его глазах померк навеки.

– Лети за первой! – закричал Ветиус, вновь натягивая тетиву. Трубач, стоявший у него за спиной, поднес к губам боевой рог в серебряной оправе и протрубил сигнал атаки. Со склонов холмов на не ожидавших нападения саматиан хлынули римляне.

Возница первой повозки осадил быков с истошным воплем и попытался спрыгнуть на землю. Подбежавший легионер проткнул его копьем. Двумя ударами короткого меча римлянин разрубил навес над повозкой и с криком нырнул внутрь.

Варвары, сидевшие внутри, выскочили, сделав попытку добраться до лошадей. Но их встретили мечи трех легионеров. У Ветиуса в засаде находилось около пятидесяти человек, все опытные солдаты, полностью вооруженные. Никто из них не имел луков – легат опасался, что в сумерках стрелы нанесут урон своим. Лишь мечи и копья вершили свой суд над застигнутыми врасплох варварами.

Одеты кочевники были по-военному – доспехи из вываренной кожи или из шкуры зубра. Однако они с пренебрежением относились к щитам, да и легкие сабли, прекрасные для конного набега, оказались слабой защитой от римских мечей в ближнем бою. Внезапность нападения также сыграла свою роль. Варвары сыпались с повозок и валились наземь под ударами тяжелых копий, умирали от колотых и резаных ран, которые с блеском наносили римские ветераны. Легионеры безжалостно добивали врагов уже на земле.

Угасающий солнечный свет отражался от начищенных шлемов и ножных лат, горел огнем на кованых колесах повозок; смешиваясь с кровью, приобретал ярко-красный оттенок на мечах римлян.

Легат внимательно следил за сражением. Бой близился к концу: варвары терпели сокрушительное поражение. Они готовились к легкому набегу и совершенно не планировали столкнуться с регулярным римским войском. Хищники сами стали дичью, которую римляне умело затравили и готовились свежевать.

Мертвый ребенок с раздробленным черепом лежал за четвертой повозкой. Земля вокруг была в крови. Быки с перерезанными сухожилиями ревели от боли. Один из них, черный как смоль, угодил в глубокий ров. Оттуда еще неслось жалобное мычание, пока римский меч не положил конец его страданиям.

Этот день стал днем мести римлян, возмездием за тысячи внезапных набегов, за тысячи товарищей, во сне заколотых кинжалами или погибших от выпущенных из засады стрел.

Только в конце колонны, где продвигались три повозки, связанные между собой, варвары оказали римлянам достойное сопротивление. Ветиус поскакал туда вдоль вереницы повозок. Его волнение оказалось не напрасным. Здесь творилось нечто странное. Неподалеку от легата со страшным грохотом упал римский солдат. От удара доспехи его смялись, меч, сверкая в лучах заката, кувыркаясь в воздухе, отлетел в кусты.

– Назад! – закричал Ветиус, увидев трупы легионеров на снегу.– Назад!

Больше он ничего не успел произнести. Из-за повозок, тяжело ступая, вышел настоящий великан. Копна волос, больше походивших на конскую гриву, покрывала исполинскую грудь. Ветиусу никогда в жизни не доводилось встречать людей такого роста. Хуже того, великан, похоже, весил больше, чем любая груженая повозка. Его тело надежней всякого щита защищали толстые бронзовые латы. Двумя руками, одетыми в металлические рукавицы, гигант сжимал шестифутовую булаву, окованную железом. Рукоятка ее размерами напоминала годовалого теленка, а наконечник мог служить наковальней. Великан проворно для своего веса приближался к Ветиусу.

Легат, тщательно прицелившись, выстрелил из лука. Древко стрелы расщепилось о закованную в броню грудь чудовища, оставив лишь небольшую вмятину в металле. Ветиус отступал, вновь натягивая тетиву своего лука. Затем постарался прицелиться в забрало опущенного шлема, который полностью закрывал лицо великана, оставляя лишь узкую прорезь для глаз и носа. В тающем вечернем свете она выделялась иссиня-черной полосой на фоне блестящих доспехов. Легат выстрелил снова, как только гигант начал заносить для удара огромную булаву. Стрела скользнула по броне и отлетела в сторону.

Спасаясь, Ветиус прыгнул с коня на повозку и упал за сиденье возчика. Булава гиганта рассекла воздух над его головой и с диким грохотом врезалась в колесо повозки, заставив ее содрогнуться. В разные стороны полетели обломки дерева. От следующего могучего удара верховая лошадь легата замертво рухнула на землю, не оставляя римлянину шанса на спасение бегством. Римлянин навел на гиганта последнюю стрелу и спустил ее.

Гигант завертел рукояткой огромной булавы. Он размахивал ею как человек, отгоняющий мух пальмовой ветвью. Легату показалось, что он вновь промахнулся, однако после нескольких витков булава выскользнула из пальцев, с гудением рассекла воздух, полетела вперед и врезалась в бок другой повозки. Исполин пошатнулся. Небольшой пучок перьев торчал из прорези для глаз. Земля содрогнулась, когда он упал.

Ветиус отбросил бесполезный лук и осторожно выглянул из повозки, наблюдая за подходившим к концу сражением.

Несколько повозок полыхали ярким пламенем. То ли победители, то ли побежденные разбили глиняные горшки с огнем, рассыпав горящие угли на соломенные тюфяки и одежду.

– Великие боги! – выдохнул Ветиус.

Холодный резкий ветер безжалостно хлестал по его щекам. Римлянин спрыгнул на землю и осторожно приблизился к поверженному гиганту. Несколько мгновений легат боролся с собой, но любопытство победило. Схватив за гребень, шлема, Ветиус со всей силы дернул на себя. Тот легко откатился в сторону, обнажив бронзового оттенка лицо, лишь отдаленно напоминающее человеческое. Массивная квадратная челюсть, тонкие плотно сжатые губы, из-под которых торчали огромные львиные клыки. Мясистый нос казался гигантской расплющенной жабой. Над запавшими глазницами выпирали громадные кости. Лба фактически не существовало. Широкие брови, сросшиеся с волосами на голове, нависали над скулами и плотными, тугими кольцами свисали со щек. Даже поверженный, враг был страшен и внушал невольный трепет своему убийце.

«Неудивительно, что шлем так странно на нем сидел»,– подумал Ветиус.

Он мог поверить в существование этого чудовища лишь потому, что стоял перед ним и мог дотронуться до огромного тела. Но любого другого, смеющего утверждать что-либо подобное, он не задумываясь назвал бы лжецом.

Сзади к нему приблизился трубач. В правой руке он сжимал окровавленный меч, боевой рог был перекинут через плечо. Золотое ожерелье, снятое с только что убитого кочевника, поблескивало на его тощей шее.

– Легат,– с тревогой спросил он.– С тобой все в порядке?

– Лучше помоги,– проворчал Ветиус, тщетно пытаясь вытащить булаву, застрявшую в досках повозки. Вместе они кое-как высвободили чудовищное оружие. Римлянин приказал отойти трубачу в сторону, и один постарался определить вес огромной булавы.

– Да! – недоверчиво фыркнул он. Оружие весило, по крайней мере, два таланта – вес небольшого мужчины или средних размеров женщины.

Бросив булаву на землю, Ветиус зашагал прочь. «Нужно поскорей доложить обо всем Булу»,– пробормотал он.

* * *

Раб, стоявший у двери, с трудом удержал ее при прорыве ветра, вместе с Ветиусом ворвавшегося в переднюю. Влажный теплый воздух купален превращался в капли и оседал инеем на кафеле стен, походном плаще легата и его высокой меховой шапке, выполненной в виде звериной головы со стеклянными глазами. Обычно эти глаза ослепительно сверкали, но сейчас, сильно запотев, помутнели. Раб вздрогнул, взглянув на мертвые, полные страдания глаза зверя.

Легат отряхнул снег и потопал сапогами. В разные стороны полетели куски грязи. Вздохнув про себя, раб начал неторопливо подметать пол.

«Этот грязный и мокрый воин шел пешком по снегу и навозу, как обыкновенный солдат, вместо того чтобы прискакать на лошади, что более соответствует его чину»,– подумал он раздраженно, но ничем не выдал своего недовольства, когда Ветиус прошел рядом с ним. Легат славился своей жестокостью и слыл человеком злопамятным.

Миновав еще одну дверь, Ветиус попал в комнату, служащую для переодевания. Здесь он сбросил плащ на руки одному из рабов, окружавших его, и принялся стягивать сапоги. Когда он, усевшись на скамью, сдирал толстые шерстяные краги, другой раб, взглянув на образовавшуюся кучу грязной одежды, спросил с легким оттенком пренебрежения:

– Желаете, чтобы ее вычистили, пока вы моетесь?

– Что ты бормочешь? – рявкнул легат.– Я не собираюсь выслушивать всякий бред!

Раб отпрянул от грозного окрика. Ветиуса позабавил испуг слуги, и он бросил грязные краги ему в лицо. Чтобы усилить впечатление. Положив тунику на скамью, легат взглянул на боязливо сжавшихся рабов и громко спросил:

– Кто-нибудь знает, где сейчас Дейм?

– Легат Ветиус? – откликнулся голос от-куда-то из внутренних комнат.

Вошедший раб обратился к воину:

– Если вы последуете за мной…

Раб, шлепая сандалиями, провел легата мимо парилок, расположенных слева от большого бассейна, обнесенного невысоким каменным ограждением справа. Серо-зеленый кафель покрывал пол и большую часть стен, украшенных горизонтальными полосами мозаики. Ремесленник из Найсо, судя по всему никогда не бывавший на побережье, украсил стены картинами, по его мнению изображавшими осьминогов и прыгающих в зеленом море дельфинов. Сходство было весьма отдаленным.

– Я защищаю империю,– с отвращением бормотал Ветиус. – Вот причина, по которой я должен сражаться и выслушивать приказы толстых дураков, смыслящих в войнах не более, чем этот художник сведущ в морских тварях. Великая римская империя без наших мечей утонет в море дикости и варварства.

В конце зала слуга остановился и открыл одну из дверей. Клубы пара вырвались оттуда, окутав обоих с ног до головы. Ветиусу пришлось ухватиться рукой за косяк, чтобы не растянуться на скользком кафеле.Сквозь пар с трудом можно было рассмотреть маленького человечка, лежащего на скамье.

– Дейм? – неуверенно спросил легат, вглядываясь во влажный полумрак.

– Заходи, Лукус,– отозвался тот. Он приподнялся на локтях, и свет упал на светлую, облепленную мокрыми кудрями голову.– Как дела?

– Допрос прошел превосходно,– ответил Ветиус, будто не слыша. Он был взбешен тоном человека, который недавно участвовал в резне и спокойно готовился к новой. Однако легат ничем не выказал своего раздражения.

– Нам не пришлось долго упрашивать пленного рассказать все, что он знает о великане. Только вот можно ли ему верить? По его словам, гигант родом из деревушки Торгу. У местного колдуна таких чудовищ целый десяток.

– Если существует один, то почему бы не быть десятку? – задумчиво спросил Дейм.– Но вряд ли они во всем подчиняются колдуну.

– Я тоже об этом думал,– мрачно согласился Ветиус. – И это не единственная странная вещь, какую пленный рассказал о колдуне Хидаспесе. Этот чародей находился в Торгу, когда мы разгромили варваров полгода назад. После поражения варваров он долго не выходил из своего жилища… Через два месяца к деревушке с востока прискакал всадник, привезя небольшой сверток для Хидаспеса. Колдун, похоже, ждал его. Довольный, он радостно смеялся и почти подпрыгивал, когда мчался к своему шатру. Затем он сидел запершись целую неделю. Когда же Хидаспес наконец вышел, то стал отдавать приказы как настоящий правитель. Девятифутовый великан неотступно следовал за ним, подчиняясь любому приказу. За шатром колдуна появился глубокий ров. Никто из жителей деревни не знает, что происходит во рву. По слухам, там Хидаспес выкапывает своих великанов. Но никто не может это подтвердить, так как любой, кто пытался нарушить запрет колдуна и приблизиться ко рву, падал замертво.

– Итак, у Хидаспеса появился великан-телохранитель,– вслух размышлял Дейм.– И Хидаспес стал править племенем. Если это так легко, то почему бы ему не подчинить себе весь народ? Что же произойдет, если у варваров появится настоящий правитель, который прекратит все распри и пойдет на нас войной?

– Век назад персы объединились с Месопотамией,– ответил легат.– С тех пор на восточной границе вдут постоянные кровопролитные сражения. Иногда мы побеждаем, иногда терпим поражения. Мы могли допустить это на одной границе – Рим – большая империя. Но на двух границах одновременно… Я не могу предположить, что произойдет…

– Пожалуй, нам нужно разобраться с этим Хидаспесом,– задумчиво сказал Дейм.– Или он разберется с нами. Ты разговаривал с Селсисом?

– Да, я рассказал ему все. Свои опасения, догадки, тревоги за судьбу Рима,– быстро ответил легат.– Но он не поверил мне, и, кроме того, он был очень зол на то, что я устроил засаду. Он считает, что такое ведение войны недостойно благородного римлянина. Легионы созданы для больших сражений, решающих одним ударом судьбу войны, а не для разбойничьих вылазок.

Дейм молча кивнул.

– Он предложил мне держать моих головорезов подальше от новичков. Видимо, боится, что ветераны пограничных войн испортят новобранцев, которых учат воевать сомкнутым строем,– продолжил Ветиус.

Раздался осторожный стук в дверь. Мужчины тревожно переглянулись.

– Быстрей! – прошептал раб за дверью.

Дейм с озадаченным видом пошел открывать.

– Торопитесь,–повторил испуганный раб.– Прокуратор Селсис пришел за легатом Ветиусом. Я показал ему на другую дверь, подумав, что вы захотели бы подготовиться к встрече, но он может появиться здесь в любой момент.

– Я надену тунику и встречусь с ним в комнате для переодевания,– проговорил Ветиус.– Не хочу, чтобы меня арестовали нагишом.

Перепуганные рабы растворились в дальних уголках здания, оставив одежду легата на скамье.

Селсис, сопровождаемый двумя телохранителями, без церемоний ворвался в комнату.

«Он здесь не для того, чтобы взять меня под стражу. По крайней мере, сейчас.– подумал легат.– Хотя одни только боги знают, как часто меняется настроение прокуратора».

– Где ты был? – злобно заорал наместник императора. Его круглое, оплывшее лицо соответствовало цвету его ярко-красной тоги.

– Здесь, в купальне,– спокойным голосом ответил Ветиус.

– Только что поступили донесения,– брызгая слюной, выкрикнул Селсис. Его жирные щеки тряслись от волнения.– Произошло десять атак на наши позиции прошлой ночью, десять, Ветиус! Несокрушимые чудовища руководили варварами! Пуникум, Новаи, Фрасули – все укрепления уничтожены!

– Я предупреждал тебя, что планировались и другие нападения,– ответил легат.– Однако заметь – ни одной из них не произошло в моем секторе. Мои солдаты, я… и ты тоже знаешь почему.

– Ты солгал мне, когда сказал, что убил великана! – топая ногами, закричал Селсис.– В Новаи воины стреляли по нему из катапульты, и он остался целехонек, все стрелы отскакивали от его доспехов.

– Нужно было попасть в прорезь в шлеме. Его доспехи непробиваемые,– возразил легат.

Прокуратор жестом приказал удалиться телохранителям. Впервые за время разговора он обратил внимание на Дейма, тихо сидевшего в углу.

– Убирайся отсюда поживей! – произнес он, краснея от злости еще больше, чем обычно.

Торговец поклонился и поспешил следом за телохранителями. Но он не стал отходить далеко от двери.

– Послушай,– прошептал Селсис, дергая легата за рукав и заставляя его наклониться пониже.– Ты должен что-то сделать с великанами. Если набеги будут продолжаться, это плохо кончится.

– Прекрасно,– удивленно сказал Ветиус.– Дай мне мою когорту и Пятую Македонскую в придачу, несколько кавалерийских отрядов – скажем, Старых Германцев – и я сровняю Торгу с землей. Мы сотрем в порошок всех чудовищ.

– О нет, великие боги! – Толстый Селсис задохнулся от изумления.– Не требуй так много. Если император услышит об этом, можно представить, что он подумает. Нет, легат, пятьдесят человек, этого вполне достаточно.

– Ах ты…– начал было Ветиус грозно, но потом сбавил тон.– Это не засада на шайку пограничных разбойников. Придется сражаться с могучим вожаком и тысячами его союзников, миль на сто углубиться в Саматию. С тем же успехом я могу идти и один.

– Пятьдесят человек,– отрезал Селсис. Потом, засияв, словно он удовлетворил просьбу легата, добавил: – Я уверен, ты справишься. Просто уверен.

* * *

Два всадника подъезжали к окрестностям Торгу.

– Я не должен был позволить тебе поехать со мной,– ворчал Ветиус, обращаясь к своему другу.– Следовало или отправиться одному, или взять центурию и предложить Селсису возглавить поход.

– У тебя нет любопытства. Ты считаешь, что это очередная военная кампания против варваров,– улыбнулся Дейм.– Я же хочу знать, откуда взялся девятифутовый гигант.

Вдали показалось стадо – привычный пейзаж для этих земель. Коровы растянулись по степи в поисках скудного корма под снежной коркой. Некоторые из животных обгладывали кору с кустов, покрывающих мелкие холмы. Коровы учуяли запах приближавшихся к ним лошадей. Животные, замычав, потрусили прочь, оставляя за собой навозные лепешки. Отбежав на приличное расстояние, они вновь приобрели невозмутимый вид и спокойно стали таращить глаза на незнакомцев, посмевших нарушить их покой. Между холмами горел костер пастуха, укрывшегося от холодного ветра.

Дейм заметно беспокоился. Над заснеженной равниной висела гнетущая тишина. Пастух-саматианин неподвижно наблюдал за римлянами, без опаски скачущими через его стадо по направлению к Торгу. Когда он наконец понял, что видит, то подпрыгнул, как ужаленный, удивленно завопив. Спрыгнув в сугроб, он не удержал равновесия и плюхнулся в него всем телом, продолжая наблюдать за передвижением врагов. Всадники не обратили внимания на него, и саматианин стремглав помчался к лошади. Погоняя ее изо всех сил кнутом, он бешеным галопом поскакал домой. Коровы проводили его безразличными взглядами, а потом вновь занялись поисками пищи.