Текст книги "Призрак"

Автор книги: Роберт Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 06

Мне часто приходится говорить с клиентами на такие личные темы, что к концу опроса они чувствуют себя, как после сеанса психотерапии.

Эндрю Крофтс.

Профессия писателя-«призрака».

Утром, спустившись в ресторан на завтрак, я не увидел отставного вояки. Девушка за стойкой администратора сказала, что, кроме меня, в отеле на данный момент не проживало других постояльцев. Она также заявила, что не замечала здесь британца, одетого в спортивную куртку.

Я проснулся в четыре ночи – улучшение на два часа, но явно небольшое. Меня немного пошатывало от слабости в ногах и от похмелья, поэтому я даже усомнился в реальности вчерашней встречи с земляком. Чашка кофе дала мне заряд бодрости. Чтобы прочистить голову, я пересек дорогу и дважды обошел вокруг маяка. Едва я вернулся в отель, подъехал минивэн. Пора было отправляться на работу.

Я думал, что главной проблемой первого дня станут уговоры – сначала чтобы заманить Лэнга в комнату, а потом чтобы удержать его в кресле на срок полноценного интервью. Но странно, когда мы добрались до особняка, он ужеожидал меня. Амелия решила, что мы должны использовать кабинет Райнхарта. Переступив порог, я увидел бывшего премьер-министра в кресле у стола. Он был одет в спортивный темно-зеленый костюм. Закинув ногу на подлокотник, Лэнг перелистывал книгу о Второй мировой войне, которую взял с ближайшей полки. На полу рядом с ним стояла чашка чая. На подошвах кроссовок остался песок. Я догадался, что он делал пробежку по пляжу.

– Привет, парень, – взглянув на меня, сказал Лэнг. – Готовы начать?

– Доброе утро, – ответил я. – Сначала мне нужно подготовить аппаратуру для записи.

– Конечно. Действуйте. Не обращайте на меня внимания.

Он снова уткнулся в книгу. Я открыл наплечную сумку и выложил на стол орудия труда литературных призраков: цифровой диктофон «Sony Walkman» с пачкой мини-дисков MD-R74 и блоком питания (опыт научил меня не полагаться только на одни батарейки); серебристый ноутбук «Panasonic Toughbook», который был чуть больше книги в твердой обложке и легче многих увесистых романов; пару черных блокнотов «Молексин» и три новые шариковые авторучки «Джетстрим» от фирмы «Mitsubishi Pencil Со»; и, наконец, два белых пластмассовых адаптера – один британский с многоштырьковой вилкой и один с конвертером для американских разъемов. Из-за профессионального суеверия я всегда использовал одни и те же предметы и раскладывал их в особом порядке. Кроме того, у меня имелся список вопросов, составленный на основе книги, которую я купил в Лондоне, и дополненный вчерашним днем сразу после прочтения рукописи Макэры.

– Вы знали, что немцы начали строить реактивные самолеты еще в 1944 году? – внезапно спросил Лэнг. – Вот, посмотрите!

Он поднял книгу и показал мне фотографию.

– Это просто чудо, что мы их победили.

– У нас не было дискет, – сказала Амелия. – Только флэшки. Я загрузила файл с рукописью на одну из них.

Она протянула мне небольшой предмет размером с пластмассовую зажигалку.

– Вы можете скопировать текст в свой ноутбук, но я боюсь, что если вы сделаете это, то мы будем вынуждены оставлять ваш компьютер здесь, запертым на ночь в сейфе.

– И войну Америке объявила Германия, – добавил Лэнг, – а не иначе.

– А есть какие-то причины для такой паранойи?

– Книга содержит потенциально секретные материалы, раскрытие которых еще не одобрено кабинетом министров. К тому же существует риск, что определенные средства массовой информации предпримут любые бессовестные действия, чтобы завладеть этим текстом. Возможная утечка данных подвергнет опасности рекламную кампанию издательства, с которым мы заключили контракт.

– Ты действительно засунула всю книгу в эту маленькую штучку? – спросил Лэнг.

– В нее можно поместить больше сотни таких книг, – терпеливо ответила Амелия.

– Потрясающе, – сказал Лэнг, покачав головой. – Знаете, что хуже всего в жизни таких людей, как я?

Он с громким хлопком закрыл книгу и положил ее на полку.

– У вас нет контакта с миром. Вы не ходите в магазин. Кто-то делает за вас все дела. Вы не имеете в карманах денег. Если мне нужна наличность, я должен попросить ее у одной из секретарш или у одного из охранников. Я ничего не могу делать сам. Я не знаю многих вещей… Как называется эта штуковина? Ведь я действительно не знаю.

– Флэшка?

– Видите? Я даже понятия об этом не имел. Или вот другой пример. На прошлой неделе мы с женой ужинали с какими-то людьми в Нью-Йорке. Они всегда очень щедро угощали нас, поэтому я сказал: «Послушай, Рут, сегодня вечером по счету платим мы». Я дал управляющему мою кредитную карточку, и он вернулся через несколько минут, краснея от смущения. Оказалось, что возникла проблема. Там есть полоска, которая служит электронной подписью.

Он вскинул руки и усмехнулся.

– А моя карточка была не активирована.

– Вот! – возбужденно воскликнул я. – Именно такие детали нам и нужно вставить в книгу. Никто не знает о подобных ситуациях.

Лэнг испуганно расширил глаза.

– Я не могу вставлять в мемуары всякие глупости. Люди подумают, что я идиот.

– Но эта история очень человечна. Она показывает, на что похожа ваша жизнь.

Я знал, что мы подошли к критическому моменту. Мне нужно было создать у него настроение, которое требовалось для плодотворной работы. Обойдя край стола, я остановился перед Лэнгом.

– Почему бы нам не сделать вашу книгу непохожей на другие мемуары? Почему бы вам не рассказать людям правду?

Он рассмеялся.

– Тогда это действительно будет сделано впервые.

– Вот именно. Расскажите людям, на что похожа жизнь премьер-министра. Оставим политическую кухню в покое. О ней может написать любой скучный пожилой человек.

Я едва не процитировал Макэру, но в последнее мгновение мне удалось удержаться от этого.

– Сделайте акцент на материале, который никто не ожидает услышать от вас, – на повседневном опыте управления великой страной. Что вы чувствовали по утрам? Что вас напрягало? На что похожа эта изоляция от обычной жизни? Каково быть объектом обожания и ненависти?

– Нет уж, спасибо.

– Людей очаровывает не политика. Кого вообще волнует политика? Нас очаровывают люди – подробности из личной жизни высокопоставленных персон. Вы считаете такие детали естественными для себя. Они обычны для вас. Поэтому вы не можете выделить те факты, о которых хочет знать читатель. Их нужно вытянуть из вас. Для этого я, собственно, и здесь. Вместе мы можем сделать книгу не для политических обозревателей, а для простых смертных.

– Мемуары для обывателей, – сухо заметила Амелия, но я проигнорировал ее, и, что более важно, так же поступил мой собеседник.

Теперь он смотрел на меня по-другому. Глаза Лэнга засияли интересом, как будто в его черепе включилась лампочка.

– Многие прежние лидеры не справились с этой задачей, – продолжил я. – Они были слишком неповоротливыми. Слишком неловкими. Слишком старыми. Если бы они сняли жакет и галстук, а затем переоделись…

Я жестом указал на его одежду.

– …в спортивный костюм, например, то это выглядело бы фальшиво. Но вы другой. Вот почему вам нужно написать совершенно особые мемуары для молодого поколения.

Лэнг не сводил с меня пристального взгляда.

– Что ты думаешь, Амелия?

– Мне кажется, вы созданы друг для друга. Я начинаю чувствовать себя третьей лишней.

– Вы не против, если мы начнем записывать? – спросил я. – В разговоре может промелькнуть что-то полезное. Не волнуйтесь. Диски будут вашей собственностью.

Лэнг пожал плечами и жестом указал на мой «Уокмен». Когда я нажал на кнопку записи, Амелия вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.

– Знаете, что потрясло меня больше всего? – сказал я, передвигая кресло, чтобы сесть лицом к нему. – Вы, в традиционном смысле слова, не были политиком. Хотя вашу карьеру можно назвать невероятно успешной.

Это был вид жесткого опроса, на котором я специализировался.

– Я имею в виду, что ваша юность выглядит довольно обычной. Никто не ожидал, что вы станете политиком, верно?

– Господи! – воскликнул Лэнг. – Действительно, никто не ожидал. Я абсолютно не интересовался политикой – ни в детстве, ни в юности. Люди, одержимые политикой, казались мне странными психами. Честно говоря, я и сейчас так думаю. Мне нравилось играть в футбол. Нравились фильмы и театр. Позже я стал ухлестывать за девушками. Но я никогда не думал, что стану политиком. Даже в студенческие годы я относился ко многим общественным деятелям как к законченным придуркам.

Бинго, подумал я. Мы общались только две минуты, а у меня уже было потенциальное начало книги: «Я абсолютно не интересовался политикой – ни в детстве, ни в юности. Люди, одержимые политикой, казались мне странными психами. Честно говоря, я и сейчас так думаю…»

– А что изменилось? Что втянуло вас в политику?

– Вот именно, втянуло, – со смехом сказал Лэнг. – Уехав из Кембриджа, я почти год мотался без дела, надеясь, что спектакль с моим участием поможет мне устроиться в один из лондонских театров. Но этого не произошло, и я начал работать в банке. В ту пору мне приходилось жить в мрачной полуподвальной квартире в районе Лэмбет. Я оплакивал свою судьбу, потому что все мои друзья из Кембриджа уже работали на Би-би-си или вели свои программы на радио. Однажды – я помню, это было воскресенье, дождливый день, когда не хочется вставать с постели, – кто-то постучал в мою дверь…

Историю о том дождливом воскресенье он рассказывал, наверное, в тысячный раз, но вы не догадались бы об этом, глядя на него сейчас. Он сидел в кресле, улыбался своим воспоминаниям и произносил те же самые слова, что и всегда, используя старые отрепетированные жесты. Вот Лэнг изобразил жестом стук в его дверь. А я изумлялся, каким прожженным артистом он был – настоящим профи, который делал хорошее шоу независимо от того, состояла ли его аудитория из одного человека или из миллиона зрителей.

– …И этот «кто-то» не уходил. Он стучал и стучал. Тук-тук-тук. Честно говоря, я немного выпил предыдущим вечером, и, как вы сами понимаете, у меня адски болела голова. Я накрылся подушкой. Но назойливый посетитель не унимался. Тук-тук-тук. Поэтому я постепенно выбрался из постели. Могу поклясться вам, что делал это частями: сначала ноги, потом руки и так далее. Натянув одежду, я открыл дверь и увидел на пороге девушку – прекрасную девушку. Она попала под дождь и промокла насквозь. Ее можно было выжимать, но она, казалось, не замечала ничего вокруг. Девушка начала рассказывать мне о местных выборах. Такая эксцентричная речь! Должен признаться, я даже не знал, что проходили какие-то выборы. Тем не менее мне хватило ума притвориться, что я очень заинтересован ее агитацией. Я пригласил девушку в дом, угостил ее чашкой чая и уговорил просушить промокшую одежду. Так получилось, что я влюбился в нее. И вскоре мне стало ясно, что если я хочу еще раз увидеть ее, то должен взять одну из листовок и прийти в следующий вторник на встречу активистов местной партии. Что, в общем, я и сделал.

– И это была Рут?

– Да, это была Рут.

– А если бы она состояла в другой политической партии?

– Я отправился бы следом за ней и присоединился к любой из партий.

Он взглянул на меня и быстро добавил:

– Я мог бы и не состоятьв ее партии. Просто мне хочется сказать, что мое политическое пробуждение длилось очень долго – не так легко менять свои взгляды. Моя вера в будущее Англии имелась уже тогда, но в то время она как бы дремала. Нет, я не стал бы присоединяться к любойпартии. Но моя судьба сложилась бы иначе, если бы в тот день Рут не постучала в мою дверь… и не продолжала бы стучать.

– И если бы не было дождя.

– Не будь дождя, я нашел бы другой предлог, чтобы пригласить ее внутрь, – с усмешкой сказал Лэнг. – Я хочу сказать… Поймите, мой друг, я был не настолько уж безнадежен.

Улыбнувшись в ответ и покачав головой, я быстро сделал запись в блокноте: «Начало??»

* * *

Мы работали все утро, позволяя себе лишь короткие паузы для замены мини-дисков. В такие моменты я торопливо спускался на первый этаж – в ту комнату, которую Амелия и секретарши использовали как свой кабинет. Отдав записанный диск для распечатки, я быстро поднимался наверх. Так происходило дважды, и каждый раз при моем возвращении Лэнг сидел в той же позе, в которой я оставлял его. Сначала я подумал, что это проявление силы его сосредоточенности. Но затем мне стало ясно, что ему просто было лень шевелиться.

Я филигранно провел его через ранние годы, фокусируя внимание не столько на фактах и датах (Макэра собрал их должным образом), сколько на впечатлениях и физических объектах его детства. Половина дома в лейчестерском поместье. Личности отца и матери (строитель и учительница). Мирные ценности английской провинции шестидесятых годов, где единственными звуками по воскресеньям были звон церковных колоколов и гудки рожков на фургончиках с мороженым. Слякотные утренние игры в футбол в местном парке по субботам и долгие летние вечера у реки на крикетной площадке. Большой отцовский велосипед «Остин-атлантик» и его собственный первый трехколесник от фирмы Рэлайс. Комиксы «Орел»и «Виктор», забавные радиопостановки «Простите, но я прочитал это снова»и «Морская шутка». Финал мирового кубка 1966 года, автогонки «Зеткарс»и эстафеты «Приготовиться, внимание, старт!». Фильмы «Пушки острова Наварон»и «Продолжайте, доктор»в местном кинотеатре ABC. Театральная пьеса «Мой парень – конфетка»в исполнении Милли и синглы «Битлз» на гибких сорока-пятках, которые он крутил на «Dansette Capri» его матери.

Здесь, в кабинете Райнхарта, подобные мелочи английской жизни пятидесятилетней давности казались такими же старомодными, как безделушки, выполненные в жанре викторианской trompe I'oeil [19]19
  Техника живописи, вовлекавшая очень реалистические образы, которые в свою очередь создавали оптическую иллюзию реального существования нарисованного объекта.


[Закрыть](и столь же уместными, как вы могли бы подумать). Но мой метод таил в себе хитрость. И Лэнг, с его талантом сопереживания, тут же ухватил основную идею, поскольку мы детализировали не просто егодетство, а детство каждого, кто родился в Англии в середине прошлого века и чья молодость прошла в семидесятые годы.

– Прежде всего нам нужно убедить читателей отождествиться с Адамом Лэнгом, – сказал я ему. – Отбросить образ далекой фигуры в бронированной машине. Узнать в нем черты, которые знакомы им по собственной жизни. Пусть я мало смыслю в бизнесе, но мне понятно одно: как только вы завоюете симпатию читателей, они пойдут за вами на край света.

– Да, я уловил вашу мысль, – ответил он, кивая с одобрением. – Думаю, это блестящий подход.

Мы час за часом обменивались воспоминаниями, и, на мой взгляд, у нас созревала не очень точная копия его детства (я всегда пунктуален в таких вопросах и не собираюсь извращать исторические данные). То есть мы объединяли наши переживания в такой манере, что некоторые мои воспоминания ассимилировались им. Это может показаться вам шокирующим. Я сам был изумлен, когда один из моих клиентов, выступая в телевизионном шоу, рассказал о пикантном случае из своей жизни, который на самом деле произошел со мной. Да, это действительно так бывает. Успешные люди редко размышляют о своем прошлом. Их взгляд всегда направлен в будущее – вот почему им сопутствует удача. Такие персоны не приучены вспоминать былые годы: что они чувствовали, какую одежду носили, кто встречался с ними, каким был запах скошенной травы на лужайке у церкви в тот день, когда играли их свадьбу, или с какой силой первый ребенок сжимал им палец. Вот почему этим людям требуются призраки – чтобы освежить воспоминания.

И хотя мы с Лэнгом работали вместе очень короткий срок, я могу честно сказать, что прежде никогда не имел такого отзывчивого клиента. В конечном счете мы решили, что первым его воспоминанием была попытка убежать из дома в возрасте трех лет. Он услышал за спиной звук отцовских шагов и почувствовал силу мускулистых рук, когда тот сгреб его в охапку и отнес обратно домой. Мы вспомнили, как мать Лэнга гладила рубашки и каким был запах влажного белья на деревянной раме, которое сохло перед раскаленной печкой. В ту пору ему нравилось воображать, что эта рама с бельем была домиком. Его отец в фуфайке садился за стол и ел свинину или копченую рыбу, с которой капал жир. Его матери нравился сладкий херес и книга «Природа красоты» в золотистой обложке. Юный Адам мог часами смотреть на картинки. Именно они пробудили у него первый интерес к театру. Мы вспомнили детские спектакли, на которые он ходил (я сделал пометку выяснить, какие пьесы ставили тогда на утренниках в Лейчестере), и его дебют на сцене в школьной рождественской пьесе.

– Я играл волхва?

– Это будет звучать немного самодовольно.

– Овцу?

– Недостаточно амбициозно.

– Путеводную звезду?

– Идеально! Так и запишем!

Перед перерывом на ленч мы добрались до семнадцатилетнего возраста. Основным событием того периода была удачно исполненная главная роль в пьесе «Доктор Фауст», написанной Кристофером Марлоу. После нее Лэнг утвердился в желании стать актером. Макэра, с его типичной доскональностью, нашел хвалебную статью в «Лейчестерском вестнике» за декабрь 1971 года, где говорилось о том, что «заключительная речь героя, увидевшего вечное проклятие, очаровала публику и вызвала аплодисменты».

Пока Лэнг отдыхал и разминался, играя в теннис с одним из телохранителей, я спустился к секретаршам, чтобы взглянуть на распечатанный текст. Обычно часовое интервью содержит от семи до восьми тысяч слов. Мы с Лэнгом работали с девяти часов утра почти до часа дня. Амелия держала процесс распечатки под строгим присмотром. Девушки слушали запись через наушники. Их пальцы мелькали над клавиатурами, наполняя комнату мягким перестуком пластиковых клавиш. При благоприятном результате наша утренняя встреча могла дать мне до ста страниц текста с двойным пробелом. Впервые с тех пор, как я прибыл на остров, мое сердце омыла теплая волна оптимизма.

– Откуда вы берете этот материал? – спросила Амелия. – Он абсолютно новый для меня.

Склонившись над плечом Люси, она читала текст с экрана монитора.

– Я никогда не слышала, чтобы Адам упоминал о таких событиях.

– Человеческая память представляет собой кладовую с сокровищами, – бесстрастно ответил я. – Но к ней нужно найти правильный ключ.

Оставив ее у экрана, я отправился на поиски еды. Кухня Райнхарта оказалась не меньше моей лондонской квартиры. Полированных гранитных плит здесь было столько, что хватило бы для фамильного мавзолея. На столе стоял поднос с бутербродами. Я положил один из них на тарелку и прогулялся по задней части особняка. Широкий коридор привел меня в солярий (наверное, это помещение можно было назвать и так, потому что оно предназначалось для загара). За раздвижной стеклянной дверью виднелся открытый плавательный бассейн. Сейчас он был накрыт серым, промокшим от дождя брезентом, на котором в коричневых лужицах плавали сгнившие листья. На дальнем конце двора располагались два деревянных здания квадратной формы, а за ними простирались заросли кустарникового дуба и белое небо. Небольшая темная фигура, утепленная таким количеством одежд, что казалась почти сферической, сгребала листья и насыпала их на тачку. Я догадался, что это был Дак – вьетнамский садовник. У меня возникло желание погостить здесь летом.

В помещении витали слабые запахи хлорки и мази для загара. Я сел на деревянное кресло-лежак и позвонил Рику в Нью-Йорк. Он, как обычно, находился в суете текущих дел.

– Как ты там?

– Мы неплохо поработали этим утром. Парень настоящий профи.

– Отлично. Я позвоню Мэддоксу. Пусть он тоже порадуется. Первые пятьдесят тысяч долларов уже пришли. Я переведу их на твой счет. Созвонимся попозже.

На этом разговор и закончился. Я доел бутерброд и вернулся наверх, все еще сжимая в руке телефон. У меня появилась смелая идея, и вновь возникшая уверенность помогла мне решиться на рискованный поступок. Войдя в кабинет, я закрыл дверь, затем вставил флэшку Амелии в разъем ноутбука, подсоединил компьютер к мобильному телефону и подключился к Интернету. Какой легкой станет моя жизнь, думалось мне, какой быстрой будет работа, если я смогу трудиться над книгой в отеле по вечерам. Я убеждал себя, что ничего плохого не случится. Риск казался минимальным. Техника меня почти не подводила, а ноутбук был настолько мал, что перед сном я мог прятать его под подушкой.

Открыв программу почты, я написал в строке «Кому» свой собственный электронный адрес, прикрепил к письму увесистый файл рукописи и нажал на кнопку «Отправить». Мне показалось, что загрузка заняла целую вечность. Снизу послышался голос Амелии. Она искала меня и выкрикивала мое имя. Я с тревогой смотрел на дверь. От беспокойства мои пальцы стали неуклюжими и влажными. «Ваш файл отправлен», – прозвучал противный женский голос, который по какой-то причине нравился моему сетевому провайдеру. Через некоторое время тот же голос сообщил: «Вы получили письмо».

Как только я отсоединил ноутбук от телефона и вытащил флэшку, где-то внизу завыла сирена. В тот же миг за моей спиной раздался грохот, и я, повернувшись на каблуках, увидел, что с потолка на окна начали опускаться тяжелые металлические жалюзи. Они двигались очень быстро, сначала закрыв от меня небо, затем море и дюны. Сияние зимнего дня сменилось сумерками. Стальная рама раздавила последние лучики света, и комната погрузилась во мрак. Я на ощупь направился к двери и, приоткрыв ее, отшатнулся от резкого воя сирены. Мой живот завибрировал от сильного звука.

В гостиной происходил тот же самый процесс: жалюзи упали с потолка, словно железный занавес. Я споткнулся в темноте, ударился коленом о какой-то острый угол и выронил телефон. Когда я нагнулся, чтобы поднять его, сирена замерла на высокой ноте и со стоном замолкла. Я услышал тяжелые шаги на лестнице. Во мрак комнаты вонзился клинок света. Он поймал меня в нелепой позе – на корточках – как крадущегося вора. Мои руки взметнулись вверх, закрывая лицо: пародия на жест вины.

– Извините, сэр, – донесся из темноты озадаченный голос охранника. – Мы не знали, что кто-то поднялся сюда.

* * *

Это была тренировка. Они устраивали ее раз в неделю. Кажется, ее называли «блокировкой объекта». Люди Райнхарта установили в особняке такую систему безопасности, которая защищала гостей от террористических атак, похищения, ураганов, профсоюзных пикетов, всевозможных государственных комиссий и прочих кошмарных организаций из Fortune 500 [20]20
  500 самых солидных американских общественных организаций, список которых ежегодно публикуется журналом Fortune.


[Закрыть], которые любили шляться по ночам вокруг жилищ несчастных богачей. Когда жалюзи поднялись и бледный свет Атлантики проник обратно в комнату, Амелия вошла и извинилась за доставленные мне неудобства.

– Вы, наверное, подпрыгнули от страха.

– Можно и так сказать.

– Я хотела предупредить вас, но вы куда-то пропали.

В ее наманикюренном голосе прозвучали нотки подозрительности.

– Это большой дом. А я уже не мальчик. Вам не нужно присматривать за мной все время.

Я пытался говорить беззаботно, но знал, что лицо выдавало мое беспокойство.

– Хотите совет?

Ее глянцевые розовые губы раздвинулись в улыбке, в то время как большие синие глаза оставались холоднее льда.

– Не ходите один по дому. Это может не понравиться парням из службы безопасности.

– Все ясно, – с ответной улыбкой заверил ее я.

Мы услышали скрип резиновых подошв на полированных половицах и через пару секунд увидели Лэнга, который пронесся по лестнице на впечатляющей скорости, перепрыгивая через две-три ступеньки. На его шее висело полотенце. Лицо пылало румянцем, густые волнистые волосы были влажными и темными от пота. Казалось, он сердился на что-то.

– Ты выиграл? – спросила Амелия.

– Я играю в теннис не ради побед.

Он сделал энергичный выдох, сел на ближайшую софу и, склонившись вперед, начал вытирать полотенцем голову.

– Спорт для меня – это просто тренировка мышц.

Тренировка мышц? Я с изумлением осмотрел его фигуру. Разве он уже не совершал пробежку перед моим прибытием? Для чего он тренировался? Для Олимпийских игр?

Желая показать Амелии, что инцидент с «блокировкой объекта» ничуть не расстроил меня, я весело спросил у Лэнга:

– Значит, вы готовы продолжить работу?

Он с отвращением посмотрел на меня и презрительно фыркнул.

– Вы называете то, что мы делали, работой?

Я впервые видел Лэнга в раздраженном состоянии. Его реакция, словно жест откровения, помогла мне понять, что все эти пробежки, теннис и подъем тяжестей не имели ничего общего с тренировкой мышц. Он занимался спортом не для удовольствия, а потому что этого требовал его метаболизм. Он напоминал мне редкую рыбу, выловленную из глубин океана – существо, которое могло жить только под огромным давлением. Выброшенный на берег в разряженную атмосферу нормальной жизни, Лэнг буквально задыхался от скуки.

– Да, для меня это работа, – натянутым голосом ответил я. – Для обоих из нас. Но если вы считаете, что она недостаточно интеллектуальна для вас, мы можем закончить ее прямо сейчас.

Наверное, ситуация могла бы зайти очень далеко, но с потрясающим усилием воли (настолько большим, что проявилась практически вся механика его лицевой мускулатуры – все мелкие стяжки, шкивы и тросы мимики) ему удалось натянуть на лицо усталую усмешку.

– Все нормально, парень, – тусклым голосом сказал Лэнг. – Ваша взяла.

Он слегка ударил меня по руке своим полотенцем.

– Я пошутил. Давайте вернемся к вашему интервью.