Текст книги "Призрак"

Автор книги: Роберт Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Этот «Форд» казался холодным, как морг, и запыленным, словно старый чердак. Я провел руками по незнакомым приборам, и кончики пальцев тут же стали серыми. У меня никогда не было своей машины. Живя один в Лондоне, я не видел в этом необходимости. В редких случаях я брал автомобиль напрокат и всегда изумлялся тому, что в салоне появлялись все новые и новые приспособления. Поэтому приборная панель семейного «Форда» выглядела для меня, как рубка подводной лодки класса «Джумбо». Справа от руля располагался таинственный экран, который засветился, когда я завел двигатель. На нем появились пульсирующие зеленые арки, излучавшиеся вверх от земли к орбитальной космической станции. Пока я наблюдал, пульсация изменила направление, и арки стали падать вниз с небес. Через миг на экране возникла большая красная стрелка, желтый путь и большое пятно синего цвета.

Женский голос с американским акцентом – мягкий, но с неприятными командными нотками – произнес откуда-то из-под меня:

– Как можно быстрее выезжайте на дорогу.

Мне хотелось выключить прибор, но я не мог понять, как это сделать. Время поджимало. Шум двигателя мог встревожить Барри и заставить его выйти из дома для осмотра территории. Мысль о его насмешливом взгляде подтолкнула меня к действию. Я включил заднюю скорость и вывел «Форд» из гаража. Затем, подстроив зеркала, включив фары и «дворники», я направился к воротам. Когда машина проехала мимо будки охранника, сцена на мониторе спутниковой системы навигации начала меняться, как будто я играл в компьютерную игру. Красная стрелка установилась на центральной оси желтого пути. Я покинул владения Райнхарта.

Меня странно успокаивал вид этих маленьких, аккуратно проименованных тропинок и ручьев, которые появлялись наверху экрана и затем скатывались вниз, исчезая из поля зрения. Они вызывали чувство безопасности. Мир казался добрым прирученным местом, где каждая черта ландшафта была измерена, снабжена ярлыком и сохранена в компьютерах какого-то небесного пульта управления, находившегося под присмотром нежноголосых ангелов, которые несли там постоянное дежурство и присматривали за блуждавшими внизу путешественниками.

– Через двести ярдов поворот направо, – проинструктировал меня женский голос.

– Через пятьдесят ярдов поворот направо.

И затем:

– Поворот направо.

Единственный демонстрант ежился в хижине и читал газету. Увидев мою машину на развилке дорог, он вскочил на ноги и вышел под снег. Я заметил неподалеку припаркованный автомобиль: большой и старый фургон марки «Фольксваген». Меня удивило, что мужчина не прятался в нем от непогоды. Свернув направо, я как следует рассмотрел его посеревшее от холода мрачное лицо. Он неподвижно стоял на обочине дороги, не обращая внимания на мокрый снег с дождем, как будто превратился в деревянную статую – наподобие тех, что прежде устанавливали рядом с аптеками. Я набрал скорость и направился в Эдгартаун, радуясь хрупкому предчувствию возможных приключений, которое всегда приходит при перемещении по незнакомой местности. Моя бестелесная проводница молчала четыре мили. Приближаясь к окраинам города, я уже успел забыть о ней, когда она вдруг снова пробудилась к жизни:

– Через двести ярдов поворот налево.

Этот голос заставил меня подпрыгнуть на сиденье.

– Через пятьдесят ярдов поворот налево.

– Поворот налево, – повторила она, когда машина достигла перекрестка.

Система навигации начинала действовать мне на нервы.

– Ну, извини! – проворчал я, сворачивая направо на Мейн-стрит.

– При первой возможности развернитесь.

– Ты меня уже достала! – произнес я вслух и остановился у обочины.

Решив отключить электронного гида, я склонился над консолью навигатора и начал нажимать на различные кнопки. Экран изменился, предлагая меню. Боюсь, мне не вспомнить всех опций. Одна называлась «Ввести новый адрес». Другая команда, кажется, помогала «Вернуться к домашнему адресу». Третья, подсвеченная, обещала «Запомнить предыдущий адрес».

Через некоторое время до меня начал доходить смысл происходящего. Процесс был медленным и постепенным. Я из любопытства нажал на кнопку «Выбрать». Экран погас. Судя по всему, устройство функционировало неправильно. Я отключил мотор и поискал в бардачке инструкцию. Несмотря на снег, я даже вышел из машины, открыл багажник и осмотрел лежавшие там вещи. Ничего полезного! Вернувшись с пустыми руками, я включил зажигание. Навигационная система вновь ожила. Экран засиял. После загрузочной процедуры устройство соединилось со спутником. К тому времени я уже проехал сотню ярдов, спускаясь вниз с холма.

– При первой возможности развернитесь.

Я забарабанил пальцами по пластику руля. Впервые в жизни мне пришлось столкнуться с истинным смыслом загадочного слова «предопределение». Я должен был проехать мимо викторианской церкви. Дальше холм спускался к гавани. Сквозь темную завесу дождя уже проступали белые мачты яхт. Я находился недалеко от старого отеля – от девушки в белом чепце, от древних гравюр, изображавших парусные корабли, и капитана Джона Коффина, мрачно смотревшего со стены на кровать. Время приближалось к восьми часам утра. Вдоль дороги, свободной от транспорта, тянулись пустые тротуары. Я медленно проезжал мимо заколоченных магазинов, пестревших веселыми объявлениями: «Закрыто на зиму!», «Увидимся в следующем году!!».

– При первой возможности развернитесь.

Я устало сдался судьбе, включил поворотник и, свернув на маленькую улочку, остановился. Улица называлась как-то не в лад с погодой – кажется, Саммер-стрит [36]36
  Летняя улица.


[Закрыть]. Дождь лупил по крыше машины. «Дворники» на ветровом стекле метались из стороны в сторону. Небольшой черно-белый терьер с медитативным выражением на умудренной опытом морде испражнялся в сточную канаву. Его владелец, в слишком толстом коконе одежды, чтобы судить о возрасте и половой принадлежности, неуклюже повернулся и посмотрел на мой «Форд». Он был похож на астронавта, совершавшего выход на лунную поверхность: в одной руке совок, в другой – белый пластиковый пакет для собачьего дерьма. Я быстро сдал назад на Мейн-стрит и так сильно выкрутил руль, что едва не выскочил на обочину. С вибрирующим визгом шин «Форд» помчался обратно к вершине холма. Стрелка навигатора дико заметалась на экране, а затем с ехидным удовлетворением успокоилась на желтой полосе дороги.

Я все еще не знал, что буду делать. У меня даже не было уверенности в том, что именно Макэра вводил в навигатор последний адрес. Его могли оставить другие гости Райнхарта или Деп и Дак, или один из охранников. Несмотря на обилие вариантов, я в глубине души предполагал, что могу в любой момент остановиться, если ситуация станет тревожной. Наверное, подобные мысли успокоили меня и создали ложное чувство безопасности.

Как только я выехал из Эдгартауна и помчался по дороге в Виньярд-Хейвен, мой небесный гид замолк на несколько минут. Я проезжал мимо темных рощ и небольших белых домиков. Несколько встречных машин осветили меня лучами фар и проводили шелестом шин на скользкой и мокрой дороге. Мне приходилось склоняться вперед и вглядываться в мрачное утро. За окнами промелькнула школа, только начинавшая заполняться детьми. Рядом с ней сияли разноцветные огни. То был отмеченный на карте туристический аттракцион, не прекращавший работу даже в зимний сезон. Дорога резко свернула. Стена деревьев приблизились к обочине. На экране мелькали названия, заложенные в память навигатора: Охотничья тропа к оленям, Просека до ялика.

– Через двести ярдов поворот направо.

– Через пятьдесят ярдов поворот направо.

– Поворот направо.

Забравшись на холм, я послушно свернул к Виньярд-Хейвену и разминулся со школьным автобусом, который тащился наверх. Слева от меня промелькнула пустынная улица с рядами магазинов, затем показалась заваленная мусором пустошь, примыкавшая к порту. Я свернул за угол, промчался мимо кафе и выехал на большую автостоянку. Через пару сотен ярдов от омытого дождем шоссе виднелась очередь машин, въезжавших на паром по рампе. Красная стрелка указывала в этом направлении.

В уютном тепле салона небольшой экран навигатора предлагал манящий маршрут, похожий на детский рисунок – желтая пристань упиралась в ярко – синюю гавань Виньярд-Хейвена. Прямо праздник какой-то! Но реальный мир за ветровым стеклом выглядел не очень привлекательно: изогнутая черная пасть парома, испачканная в углах ржавыми пятнами; за ней вздымавшиеся серые волны и завихрения мокрого снега. Кто-то постучал по капоту, и я, нажав на кнопку, опустил стекло. Ко мне склонился мужчина, одетый в непромокаемый темно-синий плащ. Ему приходилось придерживать рукой натянутый на голову капюшон, который все время норовил слететь под порывами ветра. Очки были забрызганы каплями дождя. Судя по бляхе, он работал в судоходной компании.

– Вы должны поспешить! – прокричал мужчина, поворачиваясь спиной к ветру. – Паром уходит в восемь пятнадцать. Погода становится все хуже. Другого рейса может и не быть.

Он открыл дверь и указал рукой на кассу.

– Бегите и купите билет. Я скажу парням, что вы сейчас подъедете.

Не став глушить двигатель, я направился к маленькому зданию. Даже у стойки кассы у меня еще не было определенного решения. Через окно я видел, как последние машины поднимались на борт парома. Мужчина, стоявший у моего «Форда», переминался от холода. Заметив, что я смотрю на него, он настойчиво взмахнул рукой, побуждая меня поторопиться. Пожилая кассирша взглянула на окно и поморщилась, словно тоже мечтала оказаться в другом месте в это пятничное утро.

– Вы уплываете или как? – спросила она.

Я со вздохом вытащил бумажник, выложил на стойку пять десятидолларовых банкнот и получил билет с небольшой горсткой сдачи.

* * *

Как только я въехал по звенящим металлическим сходням в темное брюхо корабля, какой-то человек в толстом свитере направил меня на парковку. Я по дюймам продвигался вперед, пока он не поднял руку, приказывая мне остановиться. Другие водители выходили из машин и исчезали в узких проемах, ведущих к лестничным пролетам. Я хотел задержаться и понять, как работала система навигации. Но через минуту один из матросов постучал в окно и жестами велел мне отключить зажигание. Когда я сделал это, экран погас. Позади меня закрылся задний створ парома. Заработали двигатели, корпус судна накренился, раздался неприятный металлический скрежет, и мы отправились в путь.

Оказавшись в промозглом полумраке трюма, провонявшем дизельным топливом и выхлопными газами, я почувствовал себя в западне. Причиной тому была не клаустрофобия и не боязнь быть запертым на нижней палубе. Меня преследовал Макэра. Я чувствовал его присутствие рядом с собой. Тяжелые и навязчивые идеи Майка сплелись каким-то образом с моими мыслями. Он походил на грузного полоумного незнакомца, который во время путешествия спутал меня с другим человеком, заговорил о своих проблемах, а затем пристал ко мне как банный лист. Я вышел из машины, запер ее и отправился на поиски кофе. В баре на верхней палубе образовалась очередь. Я занял место позади мужчины, который читал газету «США сегодня». Через его плечо я увидел фотографию, на которой Лэнг встречался с государственным секретарем. Заголовок статьи гласил: «Вашингтон поддерживает Лэнга, хотя тот должен предстать перед судом по военным преступлениям». На снимке он вновь усмехался.

Я отнес кофе к угловому столику и задумался о том, в какую бездну подталкивало меня любопытство. Прежде всего я уже был виновен в краже машины. Мне следовало позвонить в особняк и предупредить охрану, что я взял коричневый «Форд». Но о моем звонке доложили бы Рут, и она настояла бы на разговоре со мной. А мне не хотелось этого. Далее, возникал вопрос, насколько разумными были мои действия. Если я повторял маршрут Макэры, то мне следовало учесть тот факт, что живым он из поездки не вернулся. Я же не знал, что ожидало меня в конце путешествия. Возможно, мне стоило рассказать кому-то о своей затее или даже взять с собой компаньона, который выступил бы позже свидетелем? Или, может быть, мне следовало выгрузиться в Вудс-Холе, посидеть в одном из баров, купить билет на следующий паром до острова и спланировать план операции до мелочей, а не бросаться в неизвестность без всякой подготовки?

Странно, но я не чувствовал опасности. Наверное, мешала будничность обстановки. Я осмотрел лица пассажиров: судя по одежде и обуви, это были в основном рабочие и посыльные – усталые парни, которые завершили раннюю доставку продуктов и почты на остров. Часть публики состояла из местных жителей, плывших в Америку для закупки припасов. Большая волна ударила в бок судна, и все мы синхронно покачнулись, словно водоросли на дне океана. Через исполосованный соленой водой иллюминатор виднелась серая линия побережья и беспокойное стылое море. Они казались абсолютно анонимными. С таким же успехом мы могли бы находиться на Балтике, в Соленте [37]37
  Полоска моря, отделяющая остров Вайт от Британии.


[Закрыть]или в Белом море. Такой вид мог иметь любой участок плоского берега, где людям приходилось выживать на самом краешке земли. Кто-то вышел на палубу, чтобы выкурить сигарету. В зал ворвался порыв холодного влажного воздуха. Содрогнувшись, я отказался от мысли последовать за этим человеком. Купив еще одну чашку кофе, я расслабился в теплой и сырой атмосфере бара, подсвеченной желтыми светильниками. Примерно через полчаса мы прошли мимо маяка на Нобска-Пойнт, и голос в динамике проинструктировал нас вернуться к своим машинам. Палуба кренилась от сильного волнения. Борт со звоном бился о край дока, и этот гул разносился по всему парому. Я ударился о металлический каркас двери у основания лестницы. В трюме завыла тревожная сигнализация нескольких машин. Чувство безопасности исчезло. Я запаниковал. У меня вдруг появилось опасение, что двери «Форда» будут вскрыты. Однако когда я, шатаясь, подошел к автомобилю, замки оказались целыми. Я открыл чемодан и вздохнул с облегчением. Рукопись Лэнга была на месте.

Я завел двигатель, и к тому времени, когда машина выехала на пристань Вудс-Хол в серый полумрак холодного дождя, экран навигационной системы вновь предложил мне знакомый золотистый путь. Можно было свернуть к стоянке и подкатить к одному из баров для сытного завтрака. Но вместо этого я примкнул к каравану транспорта и позволил ему вынести меня в город – в мерзкую зиму Новой Англии – сначала по Вудс-Хол-роуд до Цикадной улицы, затем к Мейн-стрит и дальше. Я имел полбака горючего и целый день, отведенный на решение загадки неисправного навигатора.

– Через двести ярдов на окружной дороге появится второй съезд. Воспользуйтесь им.

Я без возражений выполнил эту инструкцию. Следующие сорок пять минут мой путь пролегал на север по двум автострадам, почти повторяя маршрут, по которому я ехал на остров из Бостона. У меня появился ответ на первый вопрос: куда бы перед смертью ни путешествовал Макэра, он не посещал Нью-Йорк и не виделся с Райкартом. Но что могло привлечь его в Бостоне? Аэропорт? В моем уме возникло несколько картин: Майк встречает кого-то в зале прибытия – возможно, человека из Англии. Вот его серьезное лицо выжидающе приподнято к небу, затем торопливое приветствие в зале и далее совместный отъезд в какое-то тайное место. А что, если он сам летал куда-то? Пока этот сценарий обретал в моем воображении первичную форму, навигационная система направила меня на запад к трассе 95, и даже с моим слабым знанием Массачусетса я понял, что начинаю удаляться от аэропорта Логан и центральной части Бостона.

Сбавив скорость, я медленно проехал около пятнадцати миль по широкой дороге. Дождь ослабел, но день не стал светлее. Термометр показывал, что внешняя температура равнялась двадцати пяти градусам по Фаренгейту [38]38
  Минус четыре градуса по Цельсию.


[Закрыть]. Мне запомнились большие пространства лесистой местности, прерываемые озерами; офисные здания и высокотехнологичные заводы, ярко блестевшие посреди пустырей; скромные сельские клубы и кладбища, размещенные в красивых местах. Когда я уже подумал, что Макэра планировал побег через канадскую границу, голос моей проводницы предложил мне съехать с автострады. Я перебрался на другую шестиполосную трассу, которая, по данным навигатора, называлась Конкорд-шоссе.

Несмотря на голые ветви деревьев, я почти ничего не видел через лесополосу, тянувшуюся вдоль дороги. Моя медлительность сердила водителей, которые ехали следом за мной. Позади меня собралось несколько больших грузовиков. Помигав фарами и потрубив в рожки, они пошли на обгон, обдавая меня фонтанами грязных брызг.

Женский голос навигатора вновь заговорил:

– Через двести ярдов появится съезд. Воспользуйтесь им.

Я переместился на правую полосу и свернул на скользкую дорогу. Поворот вывел меня к поросшему деревьями предместью. За окнами замелькали большие дома, двойные гаражи, широкие подъездные аллеи и просторные лужайки. Это был богатый, но доброжелательный на вид поселок – земельные участки отгораживались друг от друга только рядами кустов и деревьев. Почти каждый почтовый ящик имел желтую полоску, извещавшую о том, что один из членов семейства являлся почетным военнослужащим американской армии. Улица, кажется, называлась Плезент-стрит [39]39
  Приятная улица.


[Закрыть].

Стрелка указала сначала на Белмонт-центр, а затем на несколько дорог, которые проходили по все менее населенным местам, где цены на недвижимость возрастали в геометрической прогрессии. Я проехал мимо нескольких полей для гольфа и свернул направо в какой-то лесок. Красная белка перебежала дорогу передо мной и запрыгнула на знак, запрещавший разжигать костры. Я с изумлением осматривал дикую местность вокруг себя, когда мой электронный ангел-хранитель наконец объявил спокойным и непререкаемым тоном:

– Вы прибыли к месту назначения.

Глава 13

Поскольку я безмерно увлечен своей профессией, мой рассказ может создать впечатление, что эта работа обеспечит вам легкую жизнь. Если это уже произошло, то мне придется разбавить свои хвалебные слова некоторыми предупреждениями.

Эндрю Крофтс.

«Профессия писателя-«призрака».

Я выехал на обочину и заглушил двигатель машины. Осмотр густого леса, ронявшего с ветвей холодные капли, вызвал во мне глубокое чувство разочарования. Конечно, я не знал, что именно встречу в конце пути (необязательно Глубокую глотку на подземной парковке), но у меня и в мыслях не было оказаться на лесной поляне. Макэра снова дал мне повод для удивления. По слухам, он питал еще большее отвращение к сельской местности, чем я, но его маршрут привел меня в туристический рай.

Выйдя из машины, я на всякий случай закрыл двери на замки. После двух часов езды мне хотелось прочистить легкие холодным сырым воздухом Новой Англии. Я потянулся и зашагал по мокрой дорожке. Белка следила за мной, устроившись на предупредительном знаке. Я сделал пару шагов по направлению к ней и хлопнул в ладоши. Умный грызун стремительно взобрался на ближайшее дерево и показал мне хвост, как будто тот был пушистым средним пальцем. Я поискал палку, чтобы швырнуть ее в зверька, но затем остановился. Такие забавы меня не прельщали. Я и так уже провел в лесу слишком много времени и был бы рад не слышать это безмолвие десяти тысяч деревьев до самого Судного дня.

Пройдя около пятидесяти ярдов, я приблизился к едва приметной прогалине. За ней на некотором удалении от дороги возвышались электрические ворота. Они блокировали доступ на подъездную дорожку, которая через несколько ярдов резко сворачивала в сторону и исчезала за деревьями. Я не видел особняк. Рядом с воротами располагался серый металлический почтовый ящик – без указанной фамилии, но с номером 3551. На одной из каменных колонн я заметил интерком и кодовую панель. Надпись на табличке гласила: «Территория охраняется сторожевыми циклопами». Чуть ниже указывался номер для бесплатного телефонного звонка. Я нерешительно вытянул руку и нажал на кнопку вызова, затем смущенно осмотрелся вокруг. Прямо надо мной на нависавшей ветке была закреплена небольшая видеокамера. Я еще раз нажал на звонок. Никакого ответа.

Не зная, что делать дальше, я отступил на пару шагов. На ум пришла шальная идея: перелезть через ворота и без разрешения хозяев осмотреть их владения. Но меня смущало наличие видеокамеры, и мне не нравилось предупреждение о «сторожевых циклопах». Я заметил, что почтовый ящик был переполнен корреспонденцией и по этой причине оставался незапертым. Не найдя большого криминала в желании узнать фамилию владельца, я оглянулся на видеокамеру, пожал плечами в жесте извинения и вытащил из ящика несколько писем. Одно из них было адресовано мистеру Полу Эммету и миссис Эммет; другое – профессору Эммету; третье – Нэнси Эммет. Судя по штампам на почтовых марках, почту не забирали около двух дней. Вероятно, чета Эммет уехала куда-то или… Что «или»? Была убита в особняке? Меня начинало беспокоить мое болезненное воображение. Некоторые письма прошли процедуру переадресации – на них имелись наклейки, закрывавшие первоначальный адрес. Я отскоблил одну из них большим пальцем и выяснил, что Пол Эммет являлся президентом emeritus чего-то там. Латинское название переводилось как Институт Аркадии. Далее указывался вашингтонский адрес.

Эммет… Эммет… По какой-то причине эта фамилия казалась мне знакомой. Сунув письма обратно в ящик, я вернулся к машине, открыл чемодан и вытащил пакет, присланный Макэре из архива. Через десять минут мне удалось найти ту ссылку, о которой я смутно помнил: П. Эммет (в роли св. Иоанна) играл в одном студенческом спектакле с Лэнгом. На фотографии он выглядел самым старшим участником труппы. Вот почему я принял его за аспиранта. В отличие от других, он предпочитал короткую прическу и более традиционную одежду: в ту пору мы называли таких парней «квадратами». Теперь я понимал, что привело сюда Макэру. Еще одно исследование о кембриджском периоде жизни бывшего премьер-министра Англии. Я вспомнил, что в мемуарах тоже имелось какое-то упоминание об Эммете. Взяв рукопись, я пролистал главу о студенческих днях Лэнга, но нужной фамилии там не было. Чуть позже я обнаружил, что цитата Эммета открывала последнюю главу:

Профессором Полом Эмметом из Гарвардского университета высказана замечательная мысль, которую он привел как доказательство уникальной важности англоговорящих народов в распространении демократии по всему миру: «Пока эти нации стоят вместе, свобода в безопасности. Однако как только они начинают ссориться друг с другом, тирания тут же собирает силу». Я полностью согласен с этим утверждением.

Белка, снова взобравшаяся на дорожный знак, недоброжелательно разглядывала меня с безопасного расстояния. Как все странно совпадало… Это чувство буквально захлестнуло меня. Странно. Очень странно.

Не знаю, как долго я находился в оцепенении. Мое ошеломление было настолько сильным, что я забыл включить обогреватель. Лишь когда до меня донесся звук приближавшегося автомобиля, я понял, что замерз почти до полного одеревенения. В зеркале заднего вида мелькнул свет фар, а затем мимо меня проехала небольшая японская машина, которой управляла темноволосая женщина среднего возраста. Рядом с ней сидел мужчина лет шестидесяти, в очках, куртке и галстуке. Он повернул голову и посмотрел на меня. Я тут же сообразил, что вижу перед собой Эммета (не потому, что узнал его; просто вряд ли кто-нибудь другой мог проезжать по этой тихой лесной дороге). Машина остановилась у ворот. Эммет вышел, чтобы забрать корреспонденцию из почтового ящика. Он снова бросил взгляд в моем направлении, и мне показалось, что ему не терпится подойти и расспросить меня. Однако он вернулся к машине. Автомобиль тронулся с места и исчез за стеной деревьев, предположительно направляясь к особняку.

Я сунул фотографии и несколько страниц из мемуаров в наплечную сумку, дал Эмметам десять минут на то, чтобы зайти в дом и справить нужду, а затем завел машину и подъехал к воротам. На этот раз, когда я нажал на кнопку вызова, ответ пришел незамедлительно.

– Слушаю вас? – раздался женский голос.

– Миссис Эммет?

– Кто спрашивает?

– Могу ли я поговорить с профессором Эмметом?

– Он очень устал.

У нее был протяжный голос. Стиль речи мог принадлежать и южанке, и английской аристократке. Металлическое звучание интеркома подчеркивало эту особенность: «Оночнъстал».

– Я не задержу его надолго.

– Вы договаривались о встрече?

– Дело касается Адама Лэнга. Я помогаю ему писать мемуары.

– Подождите минуту.

Почувствовав, что они рассматривают меня через объектив видеокамеры, я попытался принять достойную позу. Когда интерком вновь ожил, из него донесся мужской голос, говоривший с американским акцентом. Такие сочные и вибрирующие тона могли принадлежать только актеру.

– Это Пол Эммет. Я думаю, вы перепутали меня с кем-то другим.

– Насколько я знаю, вы учились в Кембридже вместе с Лэнгом.

– Да, мы были сверстниками, но я не могу претендовать на близкое знакомство с ним.

– У меня есть фотография, где вы оба стоите на сцене Рампы.

Последовала долгая пауза.

– Подъезжайте к дому.

Раздался вой электрического мотора, и ворота медленно открылись. Когда я поехал по дорожке, из-за деревьев появилась большая трехэтажная вилла. К центральной части особняка, построенной из серого камня, примыкали окрашенные в белый цвет деревянные крылья. Большинство арочных окон были оборудованы ставнями и украшены мозаикой из волнистого стекла. Возраст дома мог колебаться от шести месяцев до века. Короткий лестничный пролет вел к веранде с колоннами, где меня ожидал Эммет. Небольшие размеры участка и подступавшие к нему деревья создавали ощущение уюта и уединенности. Единственным звуком цивилизации был гул реактивного самолета, парившего где-то за низким облаком и спускавшегося к аэропорту. Я остановился перед гаражом, в котором виднелась машина Эммета, и, прихватив с собой сумку, направился к крыльцу.

– Простите меня, если я покажусь вам немного усталым, – сказал Эммет после нашего рукопожатия. – Мы только что прилетели из Вашингтона, и я действительно чувствую себя разбитым на куски. У меня есть правило – не встречаться ни с кем без предварительной договоренности. Но вы упомянули о фотографии и возбудили мое любопытство.

Его одежда соответствовала манере речи. Очки имели модную оправу из черепахового панциря. Темно-серая куртка сочеталась с зеленовато-синей рубашкой. Ярко-красный галстук демонстрировал мотив фазаньих перьев. Из нагрудного кармана торчал уголочек шелкового носового платка. Вблизи под оболочкой пожилого человека я увидел в нем молодого парня – возраст сделал его нечетким, но он прекрасно сохранился. Эммет не спускал глаз с моей сумки. Он хотел, чтобы я показал ему фотографию прямо на крыльце. Но у меня был навык в таких делах. Я ждал приглашения в дом, и ему в конце концов пришлось сказать:

– Отлично. Прошу вас, входите.

Дом имел блестящие деревянные полы. В воздухе пахло вощеной полировкой и высохшими цветами. Вокруг царила прохладная атмосфера нежилого здания. На лестничной площадке громко тикали старинные часы. Я слышал, как миссис Эммет говорила по телефону в другой комнате.

– Да, он приехал сюда, – произнесла она.

Затем я услышал удалявшиеся шаги. Ее голос стал неразборчивым и вскоре затих. Эммет закрыл переднюю дверь.

– Вы разрешите взглянуть на снимок? – спросил он.

Я вытащил фотографию и передал ее ему. Приподняв очки на серебристый «ежик» волос, он подошел к окну. Глядя на подтянутую фигуру Эммета, я догадался, что он занимался спортом: возможно, теннисом или гольфом.

– Да-да, – сказал он, поворачивая черно-белый снимок к блеклому зимнему свету.

Эммет наклонял фотографию под разными углами и подносил ее к длинному носу, словно эксперт, проверявший подлинность картины.

– Я почти не помню тот период времени.

– Но это же вы?

– Определенно! В шестидесятые годы я не сходил с афиш «Драмата» [40]40
  Сокращенное название «Yale Dramatic Association» – один из старейших союзов студенческих театров.


[Закрыть]. О боже! Как это было давно!

Он засмеялся и подмигнул своему молодому изображению на снимке.

– Драмат?

– Что вы сказали?

Он поднял голову.

– Ах да. Йельская ассоциация драматических театров. Когда я приехал в Кембридж для защиты докторской степени, мой интерес к театру был еще силен. Увы, мне удалось отыграть на Рампе только один сезон, а затем бремя работы заставило меня завершить карьеру артиста. Я могу оставить себе это фото?

– Боюсь, что нет. Но, если нужно, я могу выслать вам копию.

– Да? Это было бы очень великодушно.

Он повернул снимок и осмотрел обратную сторону.

– «Кембриджские вечерние новости». Вы должны рассказать мне, откуда у вас этот снимок.

– С удовольствием, – ответил я и снова выдержал паузу.

Наш разговор походил на игру в карты. Он бы не поддался на трюк, если бы я не вынудил его. Маятник больших часов несколько раз качнулся взад и вперед.

– Пройдемте в мой кабинет, – сказал Эммет.

Он открыл дверь, и я проследовал за ним в комнату, напоминавшую часть лондонского клуба, в который меня водил Рик. Темно-зеленые обои, книжные полки от пола до потолка, библиотечные лесенки, выпуклая мебель с коричневой кожаной обивкой, большая медная подставка в виде орла для чтения книг, бюст римского аристократа и слабый запах сигар. Одну из стен украшали памятные знаки: грамоты, призы, дипломы и множество фотографий. Я увидел Эммета с Биллом Клинтоном и Элом Гором, с Маргарет Тэтчер и Нельсоном Манделой. Я мог бы назвать и другие великие фамилии, если бы знал, кем были эти люди. Немецкий канцлер. Французский президент. Тут имелся снимок с Лэнгом (улыбка плюс рукопожатие) на какой-то вечеринке с коктейлями. Эммет заметил мой взгляд.

– Стенд моего эгоизма, – с улыбкой произнес он. – Мы все имеем нечто подобное. Считайте его аналогом аквариума в кабинете дантиста. Присаживайтесь. Боюсь, что я могу уделить вам лишь несколько минут. Сожалею, но таковы обстоятельства.

Я устроился на твердой коричневой софе, а он занял кресло за столом, которое могло кататься на колесиках. Эммет небрежно закинул ноги на стол, показав мне слегка потертые подошвы своих туфель.

– Расскажите мне о фотографии, – попросил он меня.

– Я работаю с Лэнгом над его мемуарами.

– Я знаю. Вы уже говорили. Бедняга Лэнг. Какой скандал разгорелся с этим Гаагским судом. Что касается Райкарта, то, на мой взгляд, он был худшим министром иностранных дел со времен Второй мировой войны. Не следовало назначать его в правительство. Но если Международный суд будет вести себя так глупо, то Лэнг скоро станет мучеником и национальным героем. А значит…

Он сделал округлый жест рукой, словно что-то щедро предлагал.

– …вы получите бестселлер.

– Как хорошо вы с ним знакомы?

– С Лэнгом? Я почти не знаю его. Вы удивлены?

– Почему же он упоминает вас в своих мемуарах?