Текст книги "Меч Бедвира"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

21. НЕЖЕЛАТЕЛЬНОЕ ВНИМАНИЕ

Лютиен беспечно вошел в «Гнэльф», переждав некоторое время после того, как туда же отправился Оливер. Хафлинг строго-настрого велел товарищу действовать именно так. Спустя неделю после удачного побега с шахт Оливер все еще продолжал соблюдать осторожность и старался, чтобы их с Лютиеном пореже видели вместе. Лютиен не находил в этом большого смысла. В их районе Монфора было достаточно воров-хафлингов, чтобы запутать следы. Если преторианская гвардия разыскивала человека и не отходящего от него хафлинга, друзья с легкостью могли затеряться среди десятка подобных пар.

Однако Лютиен не спорил, предпочитая лишний раз подстраховаться.

«Гнэльф» был битком набит, как это случалось каждый вечер на этой неделе. Эльфы и гномы, хафлинги и люди сидели за каждым столиком – кроме одного. Вокруг него разместилась группа преторианских стражников, увешанных оружием, с мрачными и свирепыми лицами.

Лютиен пробрался через толпу и с радостью обнаружил пустой табурет у стойки трактира рядом с Оливером.

– Оливер! – воскликнул он, изображая преувеличенный восторг. – Как я рад тебя видеть! Сколько мы уже не встречались? Месяц?

Хафлинг скептически взглянул на жизнерадостного молодого человека.

– Вы оба были здесь позапрошлым вечером, – сухо заметил Тасман, проходя мимо.

– Н-да, – слабо улыбнулся и пожал плечами Лютиен. Он оглядел толпу. – Сегодня опять куча народа.

– Они стремятся сюда посплетничать, – ответил трактирщик, придвигая Лютиену кружку эля через стойку, и повернулся к другому посетителю.

Юноша поднял кружку и сделал хороший глоток, прежде чем заметил молчание Оливера. У хафлинга было такое лицо, что сразу становилось ясно, как глубоко он погружен в свои мысли.

– Посплетничать, – начал Лютиен. Он собрался спросить, о чем говорят клиенты, но даже по обрывкам бесед, пробираясь внутрь, юноша успел уловить общий смысл и теперь знал ответ. Они говорили об Алой Тени. Один неряшливого вида тип, пьяно шаркая мимо стола циклопов, даже пробормотал: «Тень жива!» – и щелкнул пальцами у них под носом. Один из циклопов немедленно вскочил, чтобы придушить наглеца, но его напарник схватил его за руку и усадил на место.

– Наверняка будет драка, сказал Лютиен.

– И не первая на этой неделе, – мрачно отозвался Оливер.

Они оставались в «Гнэльфе» больше часа – Лютиен прислушивался к возбужденным разговорам, Оливер обдумывал ситуацию, так и не допив единственной кружки эля. Общая неудовлетворенность жизнью слышалась в речах всех посетителей трактира, и Лютиену внезапно показалось, что легенда, которой он стал, дала беднякам Монфора каплю надежды, что-то, вдохновляющее их поруганную гордость.

Легкой походкой он по сигналу Оливера вышел вслед за хафлингом из «Гнэльфа».

– Возможно, нам стоило еще посидеть там, – предположил Лютиен, когда они вдохнули свежего ночного воздуха, – там может произойти драка с циклопами, а эти скоты лучше вооружены, чем прочие посетители «Гнэльфа».

– Значит, посетители получат хороший урок и перестанут делать глупости, – резко ответил Оливер. Лютиен остановился и посмотрел на хафлинга, но тот продолжал идти. Молодой человек не знал, что именно беспокоит Оливера, но связь между возросшей тревогой хафлинга и назойливым вниманием к дружной паре, безусловно, существовала.

Оливер был на самом деле обеспокоен, он опасался, что вся история с воскресшей Алой Тенью быстро выходит из-под контроля. Хафлинга не волновало то, что население начало резко высказываться против тирании Моркнея и его разжиревших купцов, – отважный грабитель считал, что негодяи этого заслуживали. Но Оливера терзал страх, знакомый каждому вору, – они с Лютиеном привлекли слишком много нежелательного внимания со стороны могущественных врагов. Хафлинг всегда старался находиться в центре внимания, но в разумных пределах.

Лютиен быстро догнал его.

– Ты планируешь вылазку в верхний район сегодня ночью? – спросил молодой человек, и по его тону было понятно, что он надеется на отрицательный ответ.

Хафлинг посмотрел на юношу и приподнял бровь, словно высмеивая сам вопрос. Они еще не ограбили ни одной квартиры после освобождения Шаглина, и Оливер объяснил, что им лучше не соваться в верхнюю часть города как минимум месяц. Однако он понимал, почему Лютиен спрашивает об этом.

– У тебя есть свои планы? – не столько спросил, сколько подтвердил собственные предположения хафлинг. Оливер легко мог угадать ответ. Лютиен собирался на свидание с Сиобой.

– Я встречусь с Каттерами, – ответил Лютиен. – Хочу узнать, как поживают Шаглин и его товарищ.

– С ними все в порядке, – ответил Оливер. – Эльфам и гномам нетрудно поладить, так как и тех, и других преследуют люди.

– Я просто хочу убедиться, – заметил Лютиен.

– Конечно, – откликнулся Оливер с едкой улыбкой. – Но, может быть, сегодня тебе следовало бы пойти домой. На улице хорошо, а драка в «Гнэльфе» начнется еще до захода луны.

Разочарованный вид Лютиена чуть не заставил Оливера расхохотаться. Хафлинг вовсе не собирался удерживать юношу от свидания, он просто хотел немного подразнить приятеля. К тому же Оливер считал, что любовь никому не должна доставаться легко, – запретный плод слаще.

– Очень хорошо, – произнес хафлинг после длинной напряженной паузы. – Но постарайся вернуться не слишком поздно!

Лютиен бегом бросился в другую сторону, и Оливер наконец-то вслух хихикнул. Он улыбался всю дорогу до дома, его романтическая натура опять взяла верх над всеми тревогами.

* * *

В личных покоях герцога Моркнея допоздна горели многочисленные свечи. Группа купцов опять потребовала аудиенции, и герцог, слишком занятый делами, связанными с окончанием торгового сезона, не нашел времени принять их раньше.

Моркней легко мог угадать причину встречи – весь Монфор говорил только о побеге с шахты. Правитель не был сильно обеспокоен этими новостями – в конце концов, не первый узник сбежал и, вероятно, не последний. Но купцы, стоявшие перед роскошным столом герцога, судя по мрачным и обеспокоенным лицам, изрядно встревожились.

Герцог откинулся на спинку кресла и внимательно слушал вопли и жалобы купцов. Все они неизменно возвращались к таинственной Алой Тени.

– Они разрисовали алыми пятнами всю мою лавку! – пыхтел один из купцов.

– И мою! – одновременно откликнулись двое других.

– И почти на каждой улице Монфора на стенах написано: «Тень жива!» – добавил третий.

Моркней понимающе кивнул, он тоже видел наглые надписи. Кроме того, герцог понимал, что на стенах пишет отнюдь не Алая Тень. Скорее, появление таинственной фигуры послужило толчком для черни. У Моркнея вполне хватало ума понять, что подобные выходки представляли гораздо большую опасность, чем ограбления лавок.

Он вежливо выслушивал несвязные рассказы купцов еще час, хотя они уже начали повторяться. Герцог, разумеется, пообещал дать делу серьезный ход, но втайне Моркней надеялся, что эти беспорядки закончатся сами собой.

Король Гринспэрроу опять был недоволен размером налогов Монфора, и, по словам всех местных предпринимателей, зима ожидалась холодной.

И потому герцог почувствовал большое облегчение, когда капитан преторианской гвардии на следующий день прервал его завтрак сообщением, что обоз, отправленный в Эйвон, подвергся нападению. Именно к нему присоединили четырех человек, которые были осуждены в тот же день, что и гном Шаглин.

Капитан гвардии продемонстрировал потрепанную красную накидку, которая во многих местах несла на себе следы засохшей крови.

– Мы угробили этого хмыря, – заявил циклоп, – больше никаких Алых Теней не существует. И хафлинга угробили, про которого говорили, что он вечно находится в тени Тени. И еще семерых, – он поднял шесть пальцев, – которые были с ними.

– А обоз?

– Бодро движется вперед, – самодовольно ответил циклоп. – Я потерял четверых, но зато у нас теперь на два пленника больше, а Алая Тень и хафлинг мертвы, и их тащат на веревках позади.

Моркней взял порванную накидку и пообещал капитану, что он и его отряд будут должным образом вознаграждены. Затем герцог отпустил циклопа и неожиданно ощутил, что завтрак вкуснее, чем казался поначалу.

Однако позднее, по внезапному неприятному предчувствию, Моркней забрал трепаную накидку в свой личный кабинет. Он поискал в библиотеке особый том, затем порылся в ящиках стола в поисках нужных компонентов для колдовства. Алая Тень оставляла ни на что не похожие следы во время воровских экспедиций, силуэты волшебным образом возникали на стенах и витринах, и Моркней считал, что причиной этого была накидка.

Герцог разбросал экзотические травы и порошки на потрепанной ткани и прочел по книге заклинание. Компоненты мрачно засветились серебристо-синим, затем потемнели.

Моркней подождал еще минуту, затем еще. Ничего не происходило. Запятнанная кровью накидка оказалась самой обыкновенной.

Как и расписанные стены по всему городу, так и эта попытка нападения не была работой настоящей Алой Тени, а скорее неуклюжей выходкой какого-нибудь искателя славы.

Герцог Моркней уселся в большое кресло и поднес трясущуюся старческую руку к подбородку. Алая Тень быстро становилась реальной проблемой.

В тот вечер в «Гнэльфе» царило подавленное настроение. Всем моментально стало известно о том, что хафлинг по имени Коротышка Корсетбастер и вор по имени Грязный Абнер были убиты на дороге к востоку от Монфора. Алая Тень погибла, как говорили слухи, – и эти слухи Оливер де Берроуз не без удовольствия принял к сведению, когда вошел в таверну, чтобы встретиться там с Лютиеном после захода солнца.

– Да, говорят, Алой Тени больше нет, – сказал Тасман, наполняя их кружки.

Лютиену показалось, что выражение лица трактирщика не соответствует мрачному смыслу его слов. Юноша также попытался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как Тасман спрашивал плату с него или Оливера. Или бесплатная выпивка предлагалась всем, кто снимал у трактирщика жилье?

Тасман отошел, чтобы обслужить другого посетителя, но позволил своему взгляду – понимающему взгляду, как показалось Лютиену, – задержаться на молодом человеке и хафлинге, сидящим рядом.

– Жаль Коротышку, – заметил Оливер. – Замечательный был хафлинг с замечательным толстым животом.

Однако, как и у Тасмана, чувства Оливера, по мнению Лютиена, не совпадали с его словами.

– Тебя это вовсе не волнует, – обвинил его молодой человек. – Несколько человек и твой замечательный хафлинг убиты.

– Воров каждый день убивают на улицах Монфора, – заметил Оливер и посмотрел прямо в карие глаза Лютиена. – Мы должны извлечь из этого выгоду.

– Выгоду? – Лютиен чуть не подавился этим словом.

– Наших денег не хватит на всю зиму, – объяснил Оливер. – А мне не нравится перспектива остаться на большой дороге и ежиться под снегом.

Лютиен обдумал его слова. Он с мрачным выражением склонился над своей кружкой эля. От всего этого во рту у него появился кислый привкус.

– Эх, если бы ты мог заставить свою замечательную накидку не оставлять следов, – добавил Оливер.

Лютиен угрюмо кивнул. «В этой недостойной жизни за все нужно платить, – думал он. – Платить своей совестью и сердцем». Люди погибали, олицетворяя собой Алую Тень и во имя ее, и теперь они с Оливером используют этот печальный факт себе во благо. Лютиен осушил свою кружку и сделал Тасману знак налить еще.

Оливер дернул его за руку и кивнул на дверь «Гнэльфа», затем прошептал, что разумнее будет смотаться отсюда.

Группа преторианских стражников вошла в таверну с самодовольными улыбками на безобразных лицах.

Вскоре после того, как Лютиен и Оливер вернулись домой, в «Гнэльфе» началось побоище. Трое людей и два циклона были убиты, многие ранены, а преторианских стражников оттеснили в верхний квартал города.

Герцог Моркней этой ночью опять бодрствовал. Полночь являлась лучшим временем для того, что он задумал. Именно тогда волшебные энергии находятся в наивысшей точке.

В своем личном кабинете герцог подошел к стене, сдвинул вбок большой гобелен, открывая огромное зеркало в золотой раме. Он сел в кресло прямо перед зеркалом, прочитал страницу из магической книги и бросил горсть хрустальной пыли в зеркало. Почти немедленно отражения в нем исчезли, взамен появилось клубящееся серое облако.

Моркней продолжал творить заклинания, посылая свои мысли – мысли об Алой Тени – в зеркало. Серое облако завихрилось и начало принимать форму, а Моркней наклонился вперед, думая, что скоро он сумеет опознать опасного вора.

Внезапно красная завеса пошла по всему зеркалу, скрывая все в его заколдованных глубинах.

Глаза Моркнея расширились от изумления. Он снова начал произносить заклинание, это заняло около часа, снова он осыпал зеркало ценным хрустальным порошком, но пробиться сквозь завесу не смог.

Герцог вернулся к своему столу, заваленному книгами и пергаментами, которые он сосредоточенно изучал весь день. Моркней нашел несколько ссылок на легендарную Алую Тень, вора, который досаждал гасконцам в дни их владычества. Но эти письменные свидетельства были так же туманны, как следы, оставляемые человеком, который носил эту накидку сейчас. Только одна ссылка упоминала о магическом свойстве алой накидки прятать ее владельца от любопытных глаз. Моркней снова оглянулся на красное зеркало. Очевидно, накидка могла спрятать своего обладателя и от магического взора.

Однако герцог не казался слишком разочарованным. Он многое узнал этой ночью, получив подтверждение тому, что воры на дороге были самозванцами, а настоящая Алая Тень по-прежнему жива. И мудрый Моркней не слишком огорчился из-за того, что накидка помешала ему увидеть желаемое. Он не смог увидеть Алую Тень в своем зеркале, но, возможно, он смог определить кое-кого еще, смог найти некую брешь в маскировке этого ловкого вора.

22. ПРИМАНКА

Пару дней спустя Оливер вошел в «Гнэльф» один. Как обычно, народу было полно и как обычно большинство разговоров касалось непрекращавшихся проделок Алой Тени.

Группа гномов за столом неподалеку от стойки, возле которой расположился Оливер, шепталась о том, что Алая Тень был убит при попытке освободить четырех узников. Мускулистые бородатые гномы подняли стаканы в память о храбреце.

– Он вовсе не убит! – яростно запротестовал человек за соседним столом. – Он выходил на дело прошлой ночью, говорю вам! Прикончил одного купца! – Говорящий повернулся к своим соседям по столику, те закивали в знак согласия.

– Проткнул этого хмыря прямо вот здесь, – добавил один из них, тыча себе пальцем в грудь.

Оливера не удивили эти споры и заявления, он уже был свидетелем таких случаев у себя в Гаскони. Вор становился легендой, и затем легенда хранилась и увековечивалась его подражателями. И это было не просто лестно. Часто обычные воры могли с легкостью выполнить работу, поскольку их жертвы были напуганы рассказами об известном разбойнике. Оливер вздохнул при мысли, что кто-то погиб, изображая Алую Тень. Кроме того, не исключено, что, если его и Лютиена схватят, их обвинят в убийстве купца, произошедшем этой ночью.

Но, с другой стороны, все это было и к лучшему. Подражатели собьют со следа тех, кто ищет Оливера и Лютиена. Если эти жадные купчики поверят, что Алой Тени больше нет, они, скорее всего, ослабят охрану.

Довольный хафлинг перестал прислушиваться к разговорам и огляделся в поисках подходящей дамы. Однако выбор был весьма небогатый, и Оливер вернулся к своей кружке эля. Затем он увидел Тасмана, стоявшего за стойкой на некотором расстоянии, – тот вытирал стаканы и мрачно на него поглядывал. Когда Оливер поймал его взгляд, трактирщик подошел и встал перед ним.

– Ты пришел один» – заметил Тасман.

– Юный Лютиен еще не умеет управлять своим сердцем, – ответил Оливер. – Он опять ушел этим вечером на свидание со своей любовью – на крыше под луной. – Хафлинг сочувственно вздохнул, вероятно, одобряя любовников. Оливер действительно был немного романтиком, и он помнил свою молодость в Гаскони, когда в каждом городе, из которого он уезжал, оставалось (по меньшей мере одно) разбитое сердце.

Тасман явно не разделял добродушного настроения хафлинга. Его лицо оставалось угрюмым.

– Ну, тогда он скоро вернется домой, – заявил он.

– О нет, – хитро ответил Оливер, неправильно поняв слова Тасмана. Однако, вглядевшись в мрачное лицо бармена, Оливер начал что-то понимать.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил он.

Тасман перегнулся через стойку бара и зашептал на ухо Оливеру:

– Сиоба, полуэльфийка, – объяснил он. – Ее взяли сегодня, и утром будут судить.

Оливер чуть не упал со своего табурета.

– Девушку обвинили в том, что она способствовала побегу с шахты, – продолжал Тасман. – Ее хозяин-купец сегодня днем отвез бедняжку во дворец Моркнея – очевидно, она даже не знала, что ее собираются арестовать.

Оливер попытался переварить эту информацию и постичь все ее последствия. Сиоба арестована? Почему сейчас? Хафлинг не мог не предположить, что здесь сыграли свою роль её отношения с Алой Тенью. Значит, волшебник-герцог узнал, кто такой Лютиен?

– Некоторые даже говорят, что она и есть Алая Тень, – продолжал Тасман, и Оливер вздрогнул, услышав это, уверенный теперь, что арест Сиобы – не простое совпадение. Они наверняка будут спрашивать ее об этом завтра утром в Соборе.

– Откуда ты это знаешь? – спросил хафлинг, хотя и понимал, что у Тасмана острый слух и он знает многое о жизни ночного «дна» Монфора. Это и было причиной того, что Оливера и Лютиена бесплатно кормили и поили в «Гнэльфе» последние недели. Вот почему мудрого Тасмана, казалось, забавляли рассказы о липовых Алых Тенях.

– Из этого никто не делает секрета, – жестко ответил трактирщик. – Во всех тавернах говорят об аресте полуэльфийки. Даже странно, что ты не услышал об этом раньше.

Заподозренных в воровстве в Монфоре арестовывали почти каждый день; так почему этот арест наделал столько шума?

Хафлинг считал, что знает ответ на этот вопрос. Слово «приманка» звучало у него в мозгу, когда он поспешно выходил из «Гнэльфа».

* * *

Оливер утратил свою «улыбку маленькой девочки», как только он и Лютиен прошли между преторианскими стражниками, стоявшими у входа в Собор на следующее утро. Хафлинг с отвращением посмотрел на свое платье, удивляясь тому, что его снова понесло в этот Собор. Конечно, Оливер прекрасно понимал еще накануне ночью, когда рассказывал несчастному Лютиену об аресте Сиобы, что он снова окажется здесь.

Однако он вовсе не обязан радоваться этому обстоятельству.

– Мы можем только навредить ей, – объяснял он в сотый раз Лютиену, забрасывая свою волшебную липучку наверх. Лютиен схватился за веревку и почти взбежал по отвесной стене, затем втащил Оливера.

– Моркней мог только подозревать, что она что-то знает об Алой Тени, – продолжал Оливер, когда они достигли потайного прохода. – Но если нас сегодня здесь поймают, это тяжело отразится на той, кого ты любишь.

Не говоря уж о том, как это отразится на них обоих! Он предпочел промолчать об этом. Взволнованный хафлинг откинул с лица длинные черные волосы парика и сердито одернул платье, которое перекрутилось и задралось, пока он поднимался по стене.

– Я должен знать, – ответил Лютиен.

– А я видывал много ловушек с аналогичной приманкой и раньше, – заметил Оливер.

– И ты бросал свою любовь на произвол судьбы? – спросил Лютиен.

Оливер не ответил. Вопрос больно задел его, потому что однажды он действительно бросил восемнадцатилетнюю девушку из хафлингов. Оливер был очень молод, жил в деревне, и его карьера вора только начиналась. Местный землевладелец (единственный в деревне, у которого было что воровать) не мог поймать Оливера, но он узнал о его романе. Девушку схватили, а он убежал, оправдывая свои действия тем, что так будет лучше и для его возлюбленной.

Он так никогда и не узнал, что случилось с ней, и много раз впоследствии задавался вопросом, не была ли его «тактическая эвакуация» произведена из чистой трусости.

Поэтому сейчас он молча пошел за Лютиеном вверх, так же, как они это сделали во время своей первой вылазки в Собор. Оливер заметил, что сегодня циклопов было больше, чем в прошлый раз, и гораздо больше сельских жителей. Моркней явно планировал представление, и поэтому злобному герцогу требовалась публика.

Оливер схватил Лютиена за плечо и велел надеть алую накидку – сам хафлинг накинул пурпурный плащ поверх платья и насадил на голову изрядно помятую шляпу, – затем они выбрались на выступ, находящийся на высоте пятидесяти футов над обрамленным горгульями трифорием.

Они тихо и без помех добрались до угла южного трансепта, где Лютиен спрятался за горгульей. Оливер притаился за его спиной.

На первый взгляд судилище выглядело так же, как в первый раз, когда друзья рискнули проникнуть в величественное здание. Герцог Моркней в красном одеянии сидел в кресле позади огромного алтаря в восточном конце Собора со скучающим видом, пока его прислужники подсчитывали жалкую дань.

Лютиен наблюдал за этим не более секунды, затем сконцентрировал свое внимание на передних скамьях Собора. Там были усажены люди в серых одеждах узников – их охранял отряд циклопов. Только один из них был гномом, и Лютиен вздохнул с облегчением, увидев, что это не Шаглин. Рядом с ним сидело трое мужчин. Но еще три стройные фигурки принадлежали либо юношам, либо женщинам.

– Где ты? – прошептал юный Бедвир, продолжая внимательно рассматривать узников. И тогда одна из фигур на скамье шевельнулась, и Лютиен заметил прядь длинных пшеничных волос, выскользнувшую из-под капюшона. Инстинктивно молодой человек шагнул вперед, как будто собрался прыгнуть с уступа.

Оливер крепко вцепился в руку друга и даже не дрогнул, когда молодой человек яростно повернулся к нему. Лицо хафлинга напомнило Лютиену, что они вряд ли могут что-нибудь сделать.

– Все так же, как было с гномом, – прошептал Оливер. – Я не знаю, для чего мы здесь.

– Я должен знать, – запротестовал Лютиен.

Оливер вздохнул. Что делать, он прекрасно понимал чувства юноши.

Сбор налогов продолжался еще полчаса, все, казалось, шло как обычно. И все же Оливер не мог избавиться от назойливого ощущения, что это был не обычный день в Соборе. Сиобу схватили с определенной целью, и слухи о ее аресте, как полагал хафлинг, тоже распространялись намеренно. И если Шаглин был арестован в качестве угрозы Алой Тени, то Сиобу арестовали, желая заманить Алую Тень в ловушку.

Оливер возмущенно взглянул на Лютиена и подумал, что молодой человек очень похож на пойманную сетью форель.

Человек, выкликавший должников с кафедры, собрал свои пергаменты и отошел в сторону, а другой занял его место, сделав знак преторианским стражникам приготовить заключенных. Семерых одетых в серое обвиняемых заставили встать и стали выкликать по именам.

Пожилого человека как минимум пятидесяти лег грубо выволокли из-за скамьи и толчком поставили перед алтарем. Он несколько раз спотыкался и упал бы головой вперед, но циклопы по бокам схватили несчастного и заставили стоять прямо.

Обвинение было вполне типичным: кража плаща из лавки. Был вызван пострадавший купец.

– Дело дрянь, – заметил Оливер. – Этот богатый человек, вероятно, друг герцога. Бедняга обречен.

Губы Лютиена сжались.

– А что, здесь когда-либо кого-то оправдывали? – угрюмо спросил он.

Ответ Оливера отнюдь не был неожиданным, но от этого он не стал менее болезненным.

– Нет.

Как и следовало ожидать, пожилой человек был объявлен виновным. Все его имущество, включая скромный домик в нижней части Монфора, отходило купцу; купцу также было дано право самолично отрубить левую руку осужденного, с тем чтобы выставить ее на видное место в своей лавке для устрашения будущих воров.

Пожилой человек слабо запротестовал, но циклопы уволокли его.

Следующим вышел гном, но Лютиен больше не пожелал смотреть на происходящее.

– Где Каттеры? – прошептал он. – Почему их здесь нет?

– Может быть, и есть, – откликнулся Оливер, и лицо молодого человека слегка просветлело.

– Однако они могут только смотреть, как и мы, – добавил хафлинг, поймав взгляд Лютиена. – Когда воров ловят, они остаются одни. Это то правило, которое люди улиц не могут нарушить.

Лютиен отвернулся от хафлинга и снова стал смотреть вниз, в сторону алтаря, где гном был объявлен виновным и приговорен к двум годам каторжной работы в шахте. Лютиен понимал практичность того, что только что объяснил Оливер. Если бы герцог Моркней ожидал, что воровская шайка попытается прийти сюда и спасти одного из своих пойманных сотоварищей, то его работа по поимке всех монфорских воров была бы весьма несложной.

Лютиен кивнул в знак согласия с его логикой – но если это действительно так, для чего он торчит здесь, в потайном коридоре Собора?

Сиобу вызвали последней – и Оливер не сомневался, что это не совпадение. Девушка встала со скамьи, и хотя ее руки были связаны, она гордо оттолкнула вцепившихся в нее циклонов, когда они потащили ее к аналою.

– Сиоба, рабыня, – громко провозгласил человек, оглядываясь на герцога. Моркней по-прежнему сохранял скучающий вид.

– Она находилась среди тех, кто совершил налет на шахту, – объявил человек.

– По чьим словам? – резко спросила полуэльфийка. Циклоп сзади сильно ткнул ее древком копья, и Сиоба, сузив зеленые глаза, яростно взглянула на него через плечо.

– Такая храбрая, – прошептал Оливер, и в тоне его явственно слышалось сожаление. Теперь он крепко держался за Лютиенову алую накидку, наполовину ожидая, что дрожащий от ярости молодой человек спрыгнет вниз с уступа.

– Заключенные говорят только тогда, когда им приказывают! – прорычал человек на возвышении.

– Какой смысл говорить в этом вместилище зла? – ответила Сиоба, и заработала еще один грубый толчок.

Лютиен испустил низкое утробное рычание, и Оливер мрачно покачал головой, более чем когда-либо ощущая, что им не стоило бы находиться в этом опасном месте.

– Она участвовала в набеге на шахту! – яростно закричал человек, оглядываясь на герцога. – И она – друг Алой…

Моркней сделал движение вперед в своем кресле, его поднятая рука немедленно заставила замолчать слишком шустрого холуя. Оливер не пропустил столь важного момента – герцог Моркней явно не хотел, чтобы это имя называли вслух.

Моркней взглянул на Сиобу. Его налитые кровью глаза словно светились каким-то внутренним магическим светом.

– Где гномы? – спокойно спросил он.

– Какие гномы? – удивилась Сиоба.

– Те двое, которых ты и твои… сообщники увезли из шахты, – объяснил Моркней, и сделанная им пауза опять убедила Оливера, что весь арест и суд были затеяны специально для них с Лютиеном.

Сиоба хмыкнула и покачала головой:

– Я – служанка, – спокойно сказала она, – и ничего больше.

– Кто хозяин этой рабыни? – спросил Моркней. Хозяин Сиобы встал с одной из передних скамей и поднял руку.

– Вы не виноваты, – объяснил герцог. – И потому вам возместят убытки. – Человек облегченно вздохнул, кивнул и снова сел.

– О, только не это, – тихо простонал Оливер. Лютиен переводил взгляд с купца на герцога и с герцога на девушку, ничего не понимая.

– А ты, – прорычал Моркней, вставая с кресла в первый раз за те два часа, что Оливер и Лютиен пробыли в Соборе. – Ты – виновна. – Моркней произнес это бесстрастно и уселся обратно, злобно усмехаясь. – Следующие пять дней наслаждайся пребыванием в моих темницах.

– Пять дней? – про себя повторил Лютиен. Неужели это весь приговор? Он опять услышал стон Оливера и понял, что Моркней еще не закончил.

– Потому что они будут твоими последними днями! – объявил злобный герцог. – Затем тебя повесят – на площади, носящей мое имя!

Толпа заволновалась, из нее даже послышался чей-то сочувственный возглас, и циклопы крепче ухватились за оружие, глядя по сторонам в ожидании беспорядков. Приговор был неожиданным. В правление Моркнея смертный приговор выносили исключительно за убийство человека, да и в этом случае, если убитый не был особо заметной личностью, приговор ограничивался пожизненным рабством.

Опять слово «приманка» застучало в мозгу Оливера. Он стал думать обо всех испытаниях, которые предстоят им обоим, потому что Лютиен, разумеется, никогда не позволит свершиться такой несправедливости. Юноша непременно попытается спасти Сиобу. Хафлинг понимал, что следующие пять дней он будет занят, устанавливая связь с Каттерами и со всеми, кто мог бы помочь им.

Однако отвлекшийся хафлинг быстро передумал, когда увидел, что Лютиен выпрямился на уступе, держа лук наготове.

С криком ярости юный Бедвир выстрелил, его стрела понеслась к креслу герцога Моркнея. Блеснула серебристая вспышка, и вот уже вместо одной воздух пересекали пять стрел. Еще одна вспышка, и каждая из пяти стрел превратилась еще в пять. Третья вспышка – и двадцать пять стрел стали ста двадцатью пятью.

И все они летели к герцогу – Лютиен и Оливер с недоверием уставились вниз.

Но град стрел оказался нематериальным – все они оказались не чем иным, как тенями первой. Пройдя сквозь герцога и не причинив тому ни малейшего вреда, стрелы растаяли в воздухе. Моркней злобно усмехнулся и указал стражникам на Лютиена, стоявшего на краю выступа.

Лютиен почувствовал себя опрометчивым дураком, и эта мысль только укрепилась, когда он услышал за собой спокойный голос Оливера.

– Я не думаю, что это была хорошая идея.