Текст книги "Запретный город Готхэн (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

короткого времени. На часть из них поспешно загрузили пищу и поклажу из

разграбленного лагеря. С полдюжины уркманов были убиты, а около десятка

получили ранения.

Мертвые были оставлены, где лежали, наиболее серьезно раненых привязали

к седлам; их стоны устрашающе звучали во мраке ночи. Темнота уже опустилась,

когда отчаянная банда пересекла склон и переправилась через реку. Плач

спрятавшихся в кустах женщин, которые сумели выжить, звучал как погребальная

песнь загубленных душ.

5

Конан не пытался выслеживать туранцев на относительно ровном плато. Его

целью был Готхэн и северянин считал, что найдет их там. Имела место, однако, и

острая необходимость оторваться от туземцев, которые, как он был убежден,

преследовали их с упрямством и которых, несомненно, вид того, что они

обнаружат в разгромленном лагере у реки, разозлит ещё больше.

Вместо того чтобы пересекать плато, Конан повернул к соседним горам и

направился на запад. Перед полуночью, один из раненых умер в седле, а часть

воинов была без сознания. Уркманы спрятали тело в расщелине и двинулись

дальше. Они двигались через мрачные горы, как призраки, а стук подков и стоны

раненых были единственными звуками.

За час до рассвета, они пришли к ручью, извивавшемуся между

известняковыми выступами, широким, но неглубоким потоком с твердым дном.

Они передвигались по его руслу около трех миль, а затем выбрались на берег

на этой же стороне.

Конан знал, что иргизы, вынюхивая их след, как волки дойдут по нему до

края ручья, и будут подозревать хитрость, то, что беглецы станут запутывать

47

следы. Он надеялся, что, однако, они подумают, что Конан пересек ручей и пошел

в горы на противоположную сторону, и потеряют много времени, ища следы на

южном берегу.

Северянин вел свой отряд в настоящее время непосредственно на запад. Он

не ожидал, что сможет полностью оторваться от иргизов, а просто пытался

выиграть время. Если они потеряют его следы, то будет сначала искать их

повсюду, кроме дороги, ведущей к Готхэну, а он должен был пойти именно в

Готхэн, потому что не было никаких шансов, что киммериец успеет добраться до

врагов по пути.

Рассвет застал раздраженную и уставшую группу в горах. Конан приказал

остановиться, а сам поднялся на самую высокую гору, что смог найти, и

терпеливо оглядел окружающие вершины и овраги, жуя полоску сушеной

баранины, что всадники хранили под седлом, чтобы мясо было теплым и более

мягким. Время от времени на десять или пятнадцать минут, варвар забывался

чуткой кошачьей дремой, восполняя силы так, как это делали жителей этих

далеких земель, а в перерывах осматривал горные хребты в поисках признаков

преследования.

Северянин позволил людям отдохнуть как можно дольше, и солнце было уже

высоко в небе, когда он оставил скалы и разбудил их. Сон позволил им

восстановить часть прежних сил, и теперь они охотно поднялись и сели на

лошадей. Один из раненых умер во сне, и его тело опустили в глубокую трещину

в скале, а затем неспешно двинулись в путь, потому что усталость беспокоила

больше лошадей, чем людей.

Весь день отряд скользил по диким ущельям, над которыми возвышались

касавшиеся небосвода пики гор. Уркманов тревожили дикие пустоши и знание

того, что орда кровожадных варваров движется по их стопам. Они следовали за

Конаном, не задавая никаких вопросов, и он вел их вперед, кружа и петляя,

восходя на вершины, которые захватывали дух и, спускаясь в бездонные, темные

глубины ущелий, чтобы вновь взобраться в острые ветреные грани.

Киммериец использовал все известные ему приемы, чтобы оторваться от

погони и двигаться к цели как можно быстрее. Он не боялся, что они встретятся с

одном из кланов на этих безлюдных холмах; местные пасли свои стада на

значительно более низких высотах. Его чувство направления было настолько же

надежным, как на это рассчитывали его люди. Варвар находил верный путь,

благодаря инстинктам человека, живущего на открытых пространствах, но они

заблудились бы уже много раз, если бы не вид горы Эрлика, вздымавшейся на

расстоянии и превышающей окружающие её пики.

По мере того как они продвигались на запад северянин узнавал эти места —

хотя обзор был с другой стороны – определенные ориентиры, а незадолго до

захода солнца киммериец увидел широкую, неглубокую долину, на лесистых

склонах которой вырисовывались на фоне скал каменные стены Готхэна.

Готхэн был выстроен у подножия горы, возвышающейся над долиной, через

центр которой протекал поток, заросшие тростником, извиваясь между зарослями

деревьев на берегах. Деревья были удивительно пышным. Иззубренные пики,

среди которых самым высоким была гора Эрлика, окружали долину на юге и

западе, а севера закрывала её цепь холмов. Долина открывалась лишь на восток,

понижаясь неровными рядами хребтов. Конан и его люди, проследовав ранее по

горной гряде, теперь смотрели на долину с юга.

Конан провел воинов с крутых утесов и спрятал их в одном из

многочисленных ущелий в нижней части склона, менее чем в миле от города.

Ущелье заканчивалась тупиком, который наводил на мысль о ловушке, но лошади

оказались настолько истощены, что были близки к смерти, бурдюки с водой были

48

пусты и источник, хлеставший из скалы, стал для Конана и решающим и

значимым аргументом.

Северянин нашел путь, выходящий через узкий проход из ущелья, и

поставил там охрану, так же, как и на его входе. Этот путь будет служить им

дорогой для побега, если в этом возникнет необходимость. Люди начали жевать

остатки продуктов, которые у них еще оставались и перевязали, как смогли свои

раны. Когда варвар сказал им, что он собирается на разведку, уркманы посмотрели

на него тупым взглядом. Они не потеряли веру в него, но чувствовали себя уже,

как мертвые. Бандиты стали похожи на фантомы в своих рваных, окрашенных с

высохшей кровью плащах, с запавшими от голода и усталости глазами. Они

неподвижно лежали в молчании, завернутые в свои изорванные плащи.

Конан был более оптимистичен. Возможно, они еще не ускользнули

полностью от иргизов, но даже этим собакам в человеческих шкурах понадобится

некоторое время, чтобы напасть на их след. Жителей Готхэна он не боятся,

киммериец знал, что они редко выезжают в горы.

Киммериец спал и ел даже меньше, чем его люди, но его стальное тело было

более выносливым, чем у них. Благодаря необычайной живучести, варвар

удерживал ясность ума и силу, много большую, чем кто-либо другой.

Уже опустилась тьма, и звезды повисли над горами, как капли застывшего

серебра, когда Конан пешком выбрался из оврага. Северянин не направился прямо

через долину, а двигался, держась вдоль линии близлежащих гор. Так что

открытие пещеры, которая являлась человеческим жильем, не было простым

совпадением. Она была расположена в скалистом проходе, спускавшемся в

долину, по которой киммериец попытался обойти город, поднявшись на нее. Вход

в пещеру был закрыт густым кустарником, замаскировав её так тщательно, что

варвар только случайно увидел вспышки огня на фоне ровной каменной стены.

Конан прополз через подлесок и заглянул внутрь. Пещера была больше, чем

казалось по виду её входного отверстия. В середине горел небольшой костер,

вокруг которого ютилось три человека, говорящих на гортанном пунтийском

языке. Конан узнал в них трех слуг из лагеря туранцев. Чуть дальше он заметил

лошадей и груду походного оборудования. От того места, где сидел северянин

разговор был невнятным, и именно тогда, когда варвар начал задаваться вопросом,

где туранцы и остальные слуги, он услышал, что кто-то приближается.

Киммериец отступил в тень, в ожидании, и вскоре увидел в свете звезд чью-

то высокую фигуру. Это был еще один пунтиец, несущий дрова. Направляясь к

входу в пещеру, он подошел так близко к укрытию Конана, что тот мог коснуться

его вытянутой рукой. Конан, однако, не протянул руки, но вместо этого прыгнул

на спину проходящего, как пантера на оленя. Хворост рассыпался повсюду, а

мужчины сплелись друг с другом и покатились вниз по травянистому склону.

Пальцы Конана сжались на мощном горле пунтийца, сдерживая его крик. Изнутри

пещеры нельзя было услышать звуков сражения, ее заглушили шуршащие кусты.

Преобладающий рост и вес пунтийца не на много перевесил жилистые

мышцы и навыки противника. Конан уселся на груди несчастного и придушил его,

так что тот чуть не потерял сознание, а затем слегка отпустил, чтобы жизненный

поток крови снова начал поступать в мозг ошеломленный жертвы.

Пунтиец узнал своего пленителя и его страх возрос, бедняга подумал, что

находится во власти захватившего его духа.

– Где туранцы? – тихо спросил Конан. – Говори, собака, прежде чем я

сверну тебе шею.

– В сумерках они пошли к этому дьявольскому городу, – выдохнул

пунтиец.

– Как пленники?

49

– Нет, их увел человек с бритой головой. Они взяли оружие и не проявляли

никакого страха.

– Что они ищут здесь?

– Клянусь богами, я не знаю.

– Расскажи мне все, что ты знаешь, – приказал Конан, – но говори тихо.

Если твои спутники услышат, и покажутся здесь, ты умрешь. Начни с того

момента когда я ушел, чтобы поохотиться на оленей. Тогда Вормонд убил

Унгарфа. Я это уже знаю.

– Да, это сделал туранец. Я не имел с этим ничего общего. Я видел, как

Унгарф подслушивал у палатки Брагхана. Потом Вормонд выскочил из палатки и

затащил его внутрь. В палатке раздался крик, а когда мы бросились посмотреть,

что случилось, кешанец лежал мертвым на земле.

Затем нам приказали свернуть палатки и загрузить лошадей, что мы сделали,

не задавая никаких вопросов. Мы отправились на запад в большой спешке. Не

прошло и половины ночи, когда мы увидели становище этих собак – черных

иргизов, все мои братья, и я очень обеспокоились.

Но туранцы пошли прямо к ним, и когда эти проклятые иргизы вышли к нам

навстречу с натянутыми луками, Вормонд поднял странный талисман, засиявший

в свете факелов. И тот час же иргизы спешились, и начали падать ниц на землю.

В ту ночь мы остались в их лагере. В темноте кто-то подкрался к их стану, и

началась схватка, а один из их людей был убит. Вормонд сказал, что нападающий

был подосланный уркманами шпион, и что будет битва, так что на рассвете мы

покинули лагерь и в спешке двинулись на запад. Мы встретились с другим

отрядом иргизов, Вормонд также показал им талисман, и они приветствовали нас

с честью. Весь день мы поспешно ехали, жестоко погоняя лошадей, и не

остановились даже, когда наступила ночь, потому что Вормонд гнал вперед как

сумасшедший. Поэтому, около полуночи мы прибыли в эту долину и спрятались в

пещере.

Мы оставались здесь все вместе до сегодняшнего утра, когда какой-то пес,

погонявший овец, не появился в окрестностях пещеры. Вормонд подозвал его,

показал талисман и заявил, что он хочет поговорить со жрецом из города. Тогда

этот человек ушел, и вскоре вернулся, приведя жреца.

Он и туранцы долго разговаривали, но о чем, я не знаю. Потом Вормонд убил

человека, который привел священнослужителя и вместе со жрецом спрятал его

тело под камнями.

После дальнейшего разговора служитель ушел, а они оставались в пещере

еще целый день. Но в сумерках прибыл следующий посланец, и туранцы пошли с

ним в город. Они приказали нам поесть, а затем оседлать лошадей и быть в

готовности, чтобы с полуночи до рассвета мы могли сразу отправиться в путь. Это

все, что я знаю, Митра мне свидетель!

Конан не ответил. Он посчитал, что человек рассказал ему правду, и его

замешательство увеличилось. Думая обо всем этом, варвар невольно расслабил

захват, а пунтиец воспользовался этим моментом, чтобы попытаться сбежать.

Судорожным рывком он частично вырвался из тисков Конана, доставая нож,

который ранее не мог выхватить, и с громким криком нанес удар.

Конан увернулся от удара, молниеносно изгибаясь всем телом; лезвие

разрезало одежду и поцарапало кожу, а Конан, схватив обеими руками бычью шею

пунтийца, выкрутил её изо всех своих сил. Позвоночник хрустнул как сухая ветка.

Конан отпрыгнул в темноту. У входа в пещеру появился человека, который с

тревогой позвал не вернувшегося товарища, но Конан не ожидая продолжения,

исчез, словно призрак в темноте.

50

Пунтиец позвал снова, и, не получив ответа, со страхом крикнул своим

товарищам. С мечами в руках они скользнули вверх по склону, и вскоре один из

них наткнулся на тело. Они склонился над ним, шепча с тревогой.

– Это злое место, – сказал один, – демоны убили Ходрага.

– Нет, – сказал другой. – Это люди из долины. Они хотят убить нас

одного за другим.

Человек схватил лук и с тревогой посмотрел в окружавшую их темноту.

– Они зачаровали туранцев, и те пошли туда сами за своей смертью, —

пробормотал он.

– Мы будем следующими, – сказал третий. – Туранцы погибли. Седлаем

лошадей и поскорее уходим отсюда. Лучше умереть в горах, чем безропотно

ждать здесь, стоя, словно овцы на убой.

Пятью минутами позже они последовали на север так быстро, как только

были в состоянии погонять лошадей.

Конан не видел того, что произошло. Сойдя со склона ниже пещеры,

северянин не пошел больше, как раньше, вдоль горного хребта, а направился

прямо к огням Готхэна. После короткого марша варвар достиг дороги, ведущей в

город с востока. Дорога вилась сквозь деревья, как немного более темная нить на

фоне темной груды плоскогорья.

Киммериец дошел по ней до самых городских стен, так что в пределах его

видимости оказались большие ворота в мощных, темных бастионах. Стражники

стояли, небрежно упершись на копья, ибо Готхэн не боялся нападений, да и чего

здесь следовало опасаться? В конце концов, даже самые смелые из племен этой

страны избегали демонопоклонников. Ночной ветер принес из-за ворот звуки

разговоров и перебранки.

Конан был уверен, что люди, которых он ищет, находятся где-то в Готхэне, и

что они собираются вернуться в пещеру. Но у него была и причина, не связанная с

местью, по которой киммериец также хотел войти в Готхэн. Скрытый в глубокой

тени и глубоко задумавшийся, он услышал позади себя, тихий стук копыт на

пыльной дороге. Варвар втиснулся глубже между деревьев, но потом, пораженный

внезапной мыслью, повернулся и направился к ближайшему повороту, где и

притаился в темноте у дороги.

Вскоре появилась вереница вьючных мулов, подгоняемых идущими вокруг

людьми. У них не было факелов, но по их движениям можно было бы сделать

вывод, что они хорошо знают дорогу. Глаза Конана достаточно привыкли к

тусклому свету звезд, чтобы он смог распознать в них иргизов в длинных плащах

с округлыми меховыми капюшонами. А их лица были обмотаны шелковыми

шарфами. Они прошли так близко, что киммериец почувствовал смрад их тел.

Северянин сжался еще больше, а когда последний из мужчин прошел мимо

него, на горле иргиза сжалась стальная рука, заглушая крик, а в челюсть влетел

удар железным кулаком. Иргиз обмяк без сознания в захвате Конана. Остальные

были уже вне поля зрения, а шуршания навьюченных на седла тюков было

достаточно, чтобы заглушить звуки схватки.

Конан перетащил свою жертву под прикрытие темных ветвей и спокойно

раздел ее, стянув сапоги и шарф. Он надел одежду местного воина, пряча меч и

кинжал под длинный плащ. Через несколько минут варвар шел в хвосте колонны,

опираясь на свою трость, словно устав от долгого путешествия. Северянин знал,

что человек, которого он оставил в кустах, пролежит, не приходя в сознание в

течение нескольких часов.

Киммериец подобрался к хвосту отряда, но держался позади, как отставший.

Он был достаточно близко к каравану, что мог бы сойти за его члена, однако, не

так близко, чтобы кто-то мог окликнуть его или, дабы быть опознанным другими.

51

Никто не окликнул северянина также, когда тот проходил через ворота. Даже в

свете факелов под большим, темным сводом киммериец выглядел, как местный

житель, а его смуглое лицо, частично видимое из под капюшона, было укрыто в

тени одежды.

Он шел, не привлекая внимания, по улице, освещенной факелами между

беседующими и торгующими за прилавками и прямо на земле людьми. Северянин

мог бы сойти за одного из многочисленных торговцев или пастухов, блуждающих

вокруг и осматривающих город, который являлся одним из наиболее

фантастических поселений мира.

Готхэн не был похож на любой другой из видимых Конаном городов.

Легенды гласили, что его построили много веков назад последователи одного

демона, которые были изгнаны из своей далекой родины и нашли убежище в этой

забытой и не отмеченной ни на одной карте стране. Управляло же этой землей

одно изолированное племя черных иргизов, наиболее диких среди своих братьев.

Нынешние жители города были метисами, потомками первых его строителей и

черных иргизов.

Конан заметил прогуливающихся по улицам жрецов, высоких людей с

резкими чертами лица и бритыми черепами, которые составляли правящую касту

в Готхэне, и еще раз задумался об их происхождении. Они не были иргизами. Их

религиозными убеждениями не были выродившиеся суеверия, это было истинное

поклонение демонам. Архитектура храмов отличалась от всего, что киммериец до

сих пор видел.

Но варвар не тратил время на гадания, или на бесцельное брожение. Он

направился прямо к большому, каменному зданию, пристроенному к склону

холма, у подножия которого и был выстроен Готхэн. Мощные, слепые каменные

стены, казалось, были частью самой горы.

Никто не остановил его. Горец поднялся по длинной лестнице, шириной не

менее сотни футов, опираясь на свою трость, словно странник, уставший от

долгого путешествия. Большие, коричневые двери были открыты и не охраняемы.

Он вошел в большой зал, погруженный в темноту, лишь слегка рассеиваемую

бледным светом лампад, в которых горел расплавленный жир.

Монахи, с выбритыми головами, двигаясь в тени, словно призраки, и не

обращали на него никакого внимания, принимая его видимо за крестьянина,

который пришел, чтобы принести скромную жертву на алтарь Эрлика, Господина

Седьмого Круга Ада.

На другом конце зала от потолка до земли свисал большой раздельный

занавес из покрытой позолотой кожи. К нему вело с полудюжины ступеней,

пересекающих зал. Перед занавесом неподвижно, как статуя, сидел жрец со

скрещенными ногами, сложив руки на груди, и склонив голову, как будто находясь

в каком-то слиянии с невидимыми духами.

Конан остановился у подножия лестницы, сделал движение, как будто

собирается пасть ниц, а потом отскакивает в испуге.

Священнослужитель не обратил на него внимания. Он видел слишком много

крестьян из дальних краев, которые испытывали суеверный страх перед

занавесом, что скрывал страшное изображение Эрлика. Робкий иргиз будет

блуждать по храму несколько часов, прежде чем успокоиться достаточно, чтобы

быть в состоянии принести божеству свою жертву. Кроме того, ни один из жрецов

не обратил внимания на человека в кафтане, который, словно бы смутившись,

выбежал наружу.

После того, как Конан убедился, что никто не смотрит на него, он

проскользнул сквозь темные ворота на расстоянии от позолоченного занавеса и

пошел ощупью по не освещенному коридору, пока не достиг лестницы. Северянин

52

в спешке, но в, то, же время осторожно двинулся по ней, и вскоре вошел в

длинный коридор, в котором мерцали как светлячки в туннеле, искры света.

Варвар знал, что огни были слабыми лампадками в маленьких кельях,

протянувшихся вдоль коридора, и в этих каморках жрецы проводили большую

часть своего времени, созерцая мрачные тайны, о чьем существовании во

внешнем мире даже не подозревали. Коридор заканчивался лестницей, по который

Конан поднялся, не замеченный жрецами в своих камерах. Крошечных точек света

в комнатах было не достаточно, чтобы даже немного осветить коридор.

Достигнув места, где лестница изгибалась, Конан удвоил осторожность,

зная, что на верхней части лестницы он повстречает охранника. Но он знал также,

что охранник, скорее всего, спит. Стражник действительно был там, полуголый

гигант с морщинистыми чертами на глухонемом лице. Его голова покоилась на

лежащем, на коленях широком, изогнутом мече и было похоже на то, что он спит.

Конан неслышно проскользнул мимо него и вошел в верхний коридор,

тускло освещенный развешенными на определенном отдалении лампами. Здесь не

выходило наружу открытых келий, но по обеим сторонам виднелись тяжелые,

окованные бронзой двери из тикового дерева. Конан подошел прямо к одной из

них, особенно богато украшенных резьбой и сверху увенчанных необычным

орнаментом из выпуклых прямоугольников. Киммериец присел рядом,

внимательно прислушиваясь, затем рискнул и мягко постучал в девять раз с

перерывом между каждой тройкой ударов.

Затем последовал момент напряженного молчания, а потом донесся топот

быстрых шагов по ковру, и, вдруг громко лязгнув, дверь открылась. В ней

появилась стройная фигурка, обрамленная мягким, падающим изнутри светом.

Красивое, стройное, полное жизни женское тело, которое, казалось, излучает

некую магнетическую силу самого Запретного Города Готхэна. Ее глаза искрились

ярче драгоценностей, полыхающих на повязке вокруг стройных бедер.

Несмотря на одежду местного скотовода на Конане, в глазах девушки

блеснула искра узнавания. Она накинулась на киммерийца, сжав его в крепких

объятиях смуглых и сильных, как стальная пружина рук.

– Конан! Я знала, что ты придешь!

Конан вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Быстрым взглядом он

убедился, что кроме них здесь никого не было. Толстые шерстяные ковры,

шелковые атласные диваны и шторы, являли разительный контраст с мрачным

уродством остальной части храма. Потом все его внимание было обращено к

женщине, стоящей перед ним с белыми руками, сложенными в жесте, самого

радостного триумфа.

– Как ты узнала, что я приду, Ясмина? – спросил киммериец.

– Ты никогда не покидал своих товарищей в беде, – ответила девушка.

– Кто же нуждается в помощи?

– Я!

– В конце концов, ты ведь богиня!

– Я же объяснила тебе все в письме! – застенчиво сказала она.

Конан покачал головой.

– Я не получал никакого письма.

– Тогда почему же ты пришел сюда? – спросила девушка, сбитая с толку.

– Долго рассказывать, – ответил он. – Объясни мне, в первую очередь, как

Ясмина, у ног которой лежало когда-то полмира, и который отвергла все от скуки,

дабы стать богиней в далекой стране, сейчас говорит о себе как о той, кто

нуждается в помощи?

– Отчаянно нуждаюсь, Конан.

53

Нервным движением руки девушка откинула темные волосы. В её глазах

виделась усталость и что-то другое, чего никогда раньше Конан не видел – тень

страха.

– У меня есть еда, которая будет нужнее тебе, чем мне, – сказала она,

садясь на диван, и деликатной ножкой подтолкнула к нему золотой столик, на

котором, на золотой посуде лежала жареная баранина, вареный рис и стоял

золотой кубок, наполненный вином.

Конан сел без слов и начал есть с огромным аппетитом. Он, казалось, был

совершенно не к месту в этой экзотической комнате в своем выцветшем кафтане с

широкими рукавами. Ясмина задумчиво наблюдала за ним, уперев подбородок в

ладонь с загадочным выражением темных глаз.

– Мир не лежал у моих ног, Конан, – наконец сказала она. – Но того, чем

я обладала, было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать лишь дурноту.

Это было, как вино, утерявшее свой букет вкуса. Лесть для меня стала звучать как

оскорбления, а в клятвах мужчин я видела лишь одни и те же слова безо всякого

смысла. Пустые, вынужденные улыбки сводили меня с ума. Все эти люди с

бараньим выражением лица, движимые мыслями, также достойными лишь овец.

Все, кроме нескольких людей, таких, как ты, Конан, которые единственные в этом

стаде были волками. Я могла бы полюбить тебя, Конан, но в тебе есть что-то

дикое, твоя душа, словно острый меч, и я боялась бы тебя, и того, что поранюсь.

Конан не ответил и, наклонив золотой кубок, глотнул такое количество

крепкого вина, которое другого человека свалило бы с ног. Он уже пил это вино

однажды и знал его силу.

– Я стала княжной и женой визиря Гиркании, – продолжала принцесса с

горящими глазами. – Я думала, что познала всю подлость, обитающую в душе

человека. Оказалось, что мне до сих пор еще было много чему учиться. Он

оказался зверем. Я сбежала в Вендию, и мне удалось защититься от головорезов,

что собирались оттащить меня обратно к нему. Визирь до сих пор обещает много

золота для тех, кто доставит меня живьем к нему, чтобы быть в состоянии

замучить меня до смерти, и успокоить свою израненную гордость.

– Доходили ко мне слухи об этих делах – сказал Конан. Назойливая мысль

пришла ему в голову, а лицо его потемнело, и хотя выражение её лица не

изменилось, девушка почувствовала в нем какую-то неуловимо зловещую

перемену.

– Этот опыт переполнил чашу отвращения, что я почувствовала к жизни,

которую вела, – сказала задумчиво Ясмина. – Я припомнила себе, что мой отец,

прежде чем бежал, полюбив женщину из чужой страны, был жрецом в Готхэне. Я

вспомнила рассказы о Готхэне, что слышала от него в детстве, и у меня скопилось

огромное желание оставить этот мир и найти его душу. Все боги, которых я знала,

не оказались ложными. Я носила на теле знак Эрлика, – она раздвинула халат,

расшитой жемчугом и показала странную родинку в форме звезды между

упругими грудями.

– Я прибыла в Готхэн, как ты хорошо знаешь, потому, что это ты привез

меня сюда. Местные люди помнили моего отца, и хотя считали его предателем,

признали меня как одну из своих, и потому, что их старая легенда повествовала о

деве со звездой на груди, они приветствовали меня богиню, воплощение дочери

Эрлика.

– Какое-то время после того, как ты уехал, я была довольно всем. Народ

обожал меня с искренностью, которую я никогда не могла видеть среди

цивилизованной толпы. Их ритуалы были странными и увлекательными. Я начала

проникать все глубже в их секреты, я начала понимать суть этих верований... —

девушка прервалась, и Конан увидел, что ее глаза снова полны страха.

54

– Я мечтала о мирной, мистической обители, населенной мудрецами, но

нашла лишь место обитания озверевших бесов, не знающих ничего, кроме зла.

Мистицизм? Это мрачный шаманизм, грязный, как гора, которая родила его. Я

видела вещи, которые меня испугали. Да, я, Ясмина, которая оказывается никогда

не знала, что означает это слово – я познала страх. Научил меня ему Клонтар,

верховный жрец. Ты предостерегал меня о Клонтаре, прежде чем покинул Готхэн.

Почему я тебя не послушала! Он ненавидит меня. Он знает, что я не богиня, но

боится власти, которой я обладаю над людьми. Он убил бы меня давно, если бы не

боялся.

– Я смертельно устала от Готхэна. Эрлик и его демоны оказались такой же

иллюзией, как боги Кхитая. Я не нашла здесь идеальной жизни. Во мне вновь

разгорелось желание вернуться в мир, который я покинула.

– Я хочу вернуться домой. Ночью мне снится уличный гомон и запах

базаров. Я ведь наполовину вендийка, и моя вендийская кровь взывает ко мне. Я

была глупа. Я держала в руках свою жизнь и не замечала этого.

– Так почему бы тебе тогда не вернуться? – спросил Конан.

Она вздрогнула.

– Я не могу. Боги Готхэна должны оставаться в Готхэне навсегда. Если один

из них уйдет, люди будут думать, что город погибнет. Клонтар был бы рад видеть

мой отъезд, но слишком боится рассердить людей, чтобы убивать меня, или дать

мне уйти.

Я знала, что есть только один человек, который мог бы помочь мне. Я

написала тебе послание и тайно передала через пунтийского торговца. Кроме того,

я послала и свой священный символ – украшенную драгоценностями звезду – с

помощью который ты благополучно проехал бы через земли кочевников. Они не

причинят вред человеку, у которого есть этот символ. Ты был бы в безопасности

ото всех, кроме жрецов города. Я объяснила все в своем письме.

– Я никогда его не получал, – сказал Конан. – Я оказался здесь,

отправившись в погоню за парочкой негодяев, которых я вел через страну иргизов,

и которые без видимых причин убили моего слугу Унгарфа, а меня бросили в

горах. Они сейчас где-то в Готхэне.

– Белые?! – воскликнула она. – Это невозможно! Они не могли бы

проехать через районы, населенные кочевниками...

– Я вижу только одно решение этой головоломки, – прервал девушку

киммериец. – Каким-то образом они заполучили твое сообщение в свои руки. И

наверняка использовали твою звезду, чтобы добраться сюда. Они не намерены

освобождать тебя, потому что вскоре после прибытия в долину связались с

Клонтаром. Только одна вещь приходит в мою голову – они собираются похитить

тебя и продать твоему бывшему мужу.

Она резко села, сжимая белые руки на подлокотниках кресла. Ее глаза

вспыхнули. В такое время она выглядела восхитительно и опасно, как готовая

ударить кобра.

– Назад к этой свинье? Где эти собаки? Моим людям хватит одного моего

слова, чтобы они прекратили свое существование!

– Это выдаст тебя, – ответил Конан. – Люди убьют чужаков, а быть может

также и Клонтара. но они узнают, что ты пыталась бежать из Готхэна. Ты можешь

свободно перемещаться в храме, не так ли?

– Да, если не принимать во внимание этих бездельников с бритыми

головами, следящих за каждым моим движением, когда я не нахожусь на этом

этаже, из которого выбраться можно только по одной лестнице. Но её всегда

охраняют.

55

– Стражник, который спит, – сказал Конан. – Будет нехорошо, если люди

узнают, что ты хотела сбежать, они могли бы запереть тебя до конца жизни в

тесной клетке. Люди особенно заботятся о своих божествах.

Она вздрогнула, и ее прекрасные глаза наполнились страхом, какую

чувствует орел при виде клетки.

– Так что же нам делать?

– Я не знаю... пока нет. Я спрятал в горах около города сотню уркманских

бойцов, но теперь они скорее помеха, чем помощь. Их не настолько много, чтобы

быть полезными, если разыграется битва, кроме того, их, скорее всего, обнаружат

еще до наступления утра, если не раньше. Я втянул их в неприятности, и мой долг

вытащить их оттуда. Я пришел сюда, чтобы убить этих туранцев, Вормонда и

Брагхана. Но это может подождать. Я заберу тебя отсюда, если не случится ничего

другого, пока я не узнаю, где находятся Клонтар и туранцы. Есть ли Готхэне кто-

то, кому ты могла бы доверять?

– Каждый из них отдал бы за меня свою жизнь, но они не отпустят меня.

Только явный вред, причиненный мне жрецами, смог бы повернуть их против

Клонтара. Нет, я не смею доверять кому-либо из них.

– Ты сказала, что лестница это единственный путь на второй этаж?

– Да. Храм выстроен на склоне горы, а галереи и коридоры нижних этажей

вырублены прямо в горной породе. А этот самый высокий уровень предназначен

исключительно для меня. Отсюда нет никакого другого пути, чтобы бежать, кроме

как через храм, который кишит жрецами. Ночью здесь остается только одна

горничная, которая сейчас спит в своей комнате недалеко отсюда, одурманенная,

как обычно, экстрактом черного лотоса.