Текст книги "Запретный город Готхэн (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Ты победил Малаглина, – сказал Сидрик. – Он мертв или без сознания.

А потому как он не сможет выполнять своих функций, теперь ты король. Таков

закон. Скажи нам, что теперь делать.

Конан собрал рассеянные мысли и принял ситуацию без лишних возражений

или вопросов. Если гирканцы были уже в долине, то нельзя было терять времени.

Варвар подумал, что и раньше ему казалось, что он слышит отдаленные крики.

– Сколько у вас мужчин, способных носить оружие? – спросил северянин.

– Триста пятьдесят, – ответил один из вождей.

– Тогда пусть возьмут оружие и идут за мной, – приказал киммериец. —

Стены вашего города слишком ветхие. Защищаясь в них против Турлога, что

предводительствует этой бандой, мы будем, как крысы в ловушке. Если мы хотим

победить его, то должны сделать это в первой же атаке.

28

Кто-то протянул ему пояс с мечом, который Конан обвязал вокруг бедер. В

голове у него кружилось, а тело было избитым и одеревеневшим, но где-то в

организме еще нашелся запас свежих сил, а перспектива последней разборки с

Турлогом разогрела кровь варвара-киммерийца. По его приказу Малаглина

подняли и положили на ложе. Король не шевельнулся с момента падения, и Конан

подумал, что, вероятно, у того было сотрясение мозга. Удар, который сбил с ног

короля, раздробил бы любую, более слабую голову.

Затем Конан вспомнил и про Ахеба, оглядываясь в поисках него, но

гирканец бесследно исчез.

5

Во главе воинов Мантталуса Конан пересек улицу и прошел через огромные

ворота. Все воины были вооружены широкими мечами, некоторые из них держали

громоздкие луки, все одетые в старомодную броню, захваченную у горских

племен. Варвар знал, что гирканцы вооружены не лучше их, но лучше будет

считаться с арбалетами Турлога и его уркманов.

Северянин увидел, как орда входит в долину, пока еще в отдалении. Враги

шли пешком. К счастью для жителей Мантталуса, у одного из охранников на

перевале была с собой лошадь, иначе гирканцы оказались бы под стенами города

ещё до прихода вестей о вторжении.

Захватчики были упоены триумфом. Они останавливались, чтобы поджечь

хижины и пшеницу, или пострелять в крупный рогатый скот, просто ради жажды

разрушения. Позади себя Конан услышал сердитое рычание и, посмотрев в

голубые глаза мантталусцев, видя их высокие, гибкие фигуры, киммериец

уверился, что он ведет в бой не слабаков.

Северянин привел своих людей к удлиненному, каменному валу, остаткам

старых укреплений, давно заброшенных и рассыпавшихся, но по-прежнему

обеспечивающих хоть какое-то укрытие. Защитники прибыли туда, когда

захватчики все еще были вне досягаемости от выстрелов. Последние бросили

грабить и стали двигаться вперед в ускоренном темпе, воя, как волки.

Конан приказал своим людям залечь между камнями и подозвал воинов с

луками – около трех десятков лучников.

– Не обращайте внимания на гирканцев, – пояснил он. – Цельтесь в

людей с арбалетами. Не бейте без разбора, но ждите моего сигнала, а затем

стреляйте все сразу.

Одетая в лохмотья орда подошла, несколько растянувшись в свободную

линию, разряжая арбалеты, прежде чем подошла на расстояние выстрела к

спрятавшейся группе защитников, которые спокойно ждали между остатков

разрушенных стен. Воины Конана дрожали от нетерпения, но варвар не подавал

знака. Он увидел высокую, гибкую фигуру Турлога и громоздкие фигуры —

одетых в броню из стали воинов-уркманов, расположенных в центре этого

зубчатого полумесяца. Они приближались без какого-либо укрытия, по-видимому,

уверенные, что защитники не имеют нормального оружия для защиты, и то, что

свой дальнобойный лук Конан потерял в скалистой долине. Киммериец проклял

Ахеба, чье предательство лишило его эффекта неожиданности.

Добравшись на расстояние выстрела, Турлог натянул тетиву, и воин рядом с

Конаном упал с простреленной головой. По линии защитников он пролетело

гневное рычание, но варвар успокоил воинов и приказал им лучше скрываться

между камнями. Турлог попробовал еще раз, выстрелил и один уркманов, но

арбалетные болты попали в камни. Воины-уркманы подошли ближе, а за ними

29

жаждущие крови гирканцы закричали нетерпеливо, яростно вырываясь из под

контроля.

Конан надеялся, что сможет подпустить Турлога в пределы досягаемости

выстрелов из их луков. Но вдруг с криком, который поколебал землю, гирканцы

проскочили мимо Турлога, словно буря, с обнаженными лезвиями, где, как в воде,

отражалось солнце. Турлог яростно закричал, не в состоянии увидеть цель из-за

спин своих безрассудных союзников. Несмотря на его проклятия, они бежали с

воплями дальше.

Конан, стоя на коленях между камнями, поглядывал на опасных гигантов-

уркманов, также побежавших к нему, а когда они приблизились достаточно

близко, чтобы киммериец смог увидеть блеск в их фанатичных глазах,

воскликнул:

– Сейчас!

Мощный залп вылетел из-за стены, будучи неровным, но все, же

смертоносным с такого расстояния. Дождь стрел попал в приближающуюся

линию противников, и многие из которых пали, как скошенные колосья пшеницы

в поле. Не обращая более внимания ни на что, гиганты-мантталусцы

перепрыгнули через стену и напали на изумленных гирканцев, сеча и рубя их.

Посылая проклятия так же, как и Турлог, Конан выхватил меч, который

принадлежал к королю и бросился вслед за ними.

Уже не было времени, чтобы отдавать команды и вырабатывать какую-либо

стратегию. Мантталусанцы и гирканцы сражались, как они боролись и тысячи лет

назад, без приказов и планов, стиснутые в один большой клубок, где обнаженные

лезвия блестели, как молнии. Длинные гирканские сабли ударялись о короткие,

широкие мечи жителей Мантталуса. Звуки разрубаемой плоти и костей, были

похожи на те, что издают мясницкие топоры. Умирающие уносили с собой живых,

и воины спотыкались о лежащие искалеченные тела. Это была настоящая бойня, в

которой никто не просил пощады, и которую никто не возглавлял, и где

тысячелетняя ненависть сочилась убийствами.

Никто не стрелял из луков в этой толпе, но по краю кружил Турлог с

уркманами, стреляя из арбалетов со смертельной точностью. Рослые

мантталусанцы были достойными противниками длинноволосым жителям гор и

немного превышали их численностью. Но они потеряли преимущество, которое

давало им их положение, а арбалеты Турлога и его людей сеяли хаос в их

беззащитных рядах. Двое уркманов были убиты, один пронзенный стрелой из

лука во время первого и единственного залпа, и второй разрубленный надвое

ударом умирающего мантталусанца.

Конан, прорубающий себе дорогу среди толпы сражающихся, столкнулся

лицом к лицу с одним из оставшихся уркманов. Тот нацелился ему из арбалета

прямо в лицо, но в ту, же секунду меч Конана пронзил его и вышел из спины. В

момент, когда киммериец выпустил лезвие, второй из уркманов выстрелил в него

из арбалета и, промазав, отшвырнул с гневом пустое оружие. Он бросился на

Конана с саблей, целясь в голову. Конан отскочил от свистящего лезвия, а его

собственный меч рассек воздух, словно голубое пламя, разрубив череп уркмана

вместе со шлемом.

Тогда варвар и увидел Турлога. Гирканец искал что-то на своем поясе, и

Конан понял, что у того кончились стрелы для арбалета.

– Мы испробовали этой горячей жизни, – вызывающе сказал Конан, – и

все еще оба живы. Подойди и попробуй-ка холодной стали!

Взорвавшись диким смехом, гирканец вытащил свой клинок, который

заблестел холодным блеском в лучах утреннего солнца. Турлог был высоким

мужчиной из гирканского княжеского дома, стройным и ловким, как рысь, с

30

пляшущими и наглыми глазами и ртом, искривленным в усмешке, столь же

жестокой, как удар меча.

– Я поставил свою жизнь за этот небольшой сверток с бумагами, Конан, —

засмеялся он, когда лезвия ударили друг о друга.

Борьба вокруг замерла, и воины отступили, задыхаясь от усилий и с

окрашенными кровью мечами, чтобы понаблюдать, как их вожди сражаются в

поединке.

Стальные лезвия сверкали на солнце, ударялись друг о друга и отскакивали,

как будто бы наделенные собственной жизнью. К счастью для Конана, его

запястья были твердыми, словно сталь, глаза, быстрыми и верными, как у сокола,

а мозг и мышцы, работающими идеально. Турлог бросил против него все свои

врожденные способности, присущие нации отличных фехтовальщиков, всё

искусство обучения мастеров Запада и Востока, всю первобытную хитрость,

приобретенную в бесчисленных и жестоких стычках в отдаленных уголках мира.

Он был выше и имел более широкий размах рук. Раз за разом его лезвие

проносилось рядом с горлом Конана. Один раз лезвие даже коснулось плеча

варвара, из которого брызнула кровавая струя. Не было слышно никаких звуков,

кроме шуршания ног по траве, непрерывного свиста клинков и глубокого, жадного

дыхания сражающихся. Конан все сильнее чувствовал натиск врага. Истощение

борьбой с Малаглином уже начинало собирать свой урожай. Ноги у киммерийца

тряслись, взгляд начал мутнеть. Как сквозь туман варвар видел торжествующую

улыбку, которая появилась на тонких губах гирканца.

И в душе Конана поднялась дикая волна отчаяния, пробудившая его

последние силы. Северянин рванулся в бой с неожиданной яростью умирающего

волка, в мерцающем круге свистящей стали – и вот уже Турлог лежал на земле,

царапая землю конвульсивно скрюченными пальцами, пронзенный острием меча

Конана.

Гирканец поднял остекленевшие глаза на победителя, и его губы скривились

в жуткой улыбке.

– О, Госпожа всех истинных искателей приключений, – прошептал он,

захлебываясь собственной кровью. – О, Великая Смерть!

Турлог откинулся и замер, с бледным лицом, обращенным к небу. Из его уст

полилась кровь.

Гирканцы начали отступать украдкой, словно стая волков после потери

вожака. Внезапно, как будто очнувшись от сна, мантталусанцы закричали и

кинулись на них. Захватчики пустились наутек, а разгневанные жители

Мантталуса преследовали их по пятам, рубя и сеча, пока одни и другие не исчезли

за перевалом.

Конан понял, что Сидрик, забрызганный кровью, но торжествующий, стоит

рядом с ним, поддерживая его измученное, дрожащее тело. Киммериец отер глаза

от кровавого пота и коснулся спрятанного свертка. Многие люди потеряли свою

жизнь из-за него. Но сколько еще, в том числе беззащитных женщин и детей

умрет, если пакет будет утерян.

Сидрик хмыкнул и Конан увидел, как со стороны города, через ворота

которого выходило множество радостных женщин, не торопясь приближается

огромная фигура. Это был Малаглин, лицо которого было опухшим и все в

синяках от стальных кулаков Конана. Король прошел спокойно мимо груды тел и

подошел к обоим воинам.

Сидрик схватил зазубренный меч и, увидев это, Малаглин усмехнулся

разбитыми губами. За своей спиной он что-то держал.

– Не впадай в гнев Конан, – мягко сказал правитель. – Ты не волшебник,

ибо ни один человек не может быть вором, или убийцей, если он сражается так,

31

как ты. И я не дитя, чтобы питать ненависть к человеку, который победил меня в

честной борьбе, и потом, когда я лежал без сознания, ты спас мое королевство. Ты

принимаешь мою руку?

Конан схватил его за руку в знак дружбы к этому гиганту, чьим

единственным недостатком было тщеславие.

– Я очнулся недостаточно быстро, чтобы иметь возможность принять

участие в этом бою, – сказал Малаглин. – Я только видел его конец. Но,

несмотря на то, что я не смог выйти на поле вовремя и побить этих гирканских

собак, мне удалось освободить долину, по крайней мере, от одной крысы,

спрятавшейся в моем дворце. Небрежным движением король бросил что-то под

ноги Конана. Отрезанная голова Ахеба, с чертами, застывшими в гримасе ужаса,

смотрела она на киммерийца.

– Ты хочешь остаться в Мантталусе и быть моим братом, как и братом

Сидрика? – спросил Малаглин, глядя в сторону, где его воины гнали кричащих

гирканцев.

– Благодарю тебя, король, – сказал Конан, – но я должен вернуться к

своим, и мне еще предстоит пройти долгий путь. Я отдохну в течение нескольких

дней и уйду. И все, о чем я попрошу жителей Мантталуса, таких же смелых и

храбрых, как и их королевские предки, так это дать мне немного пищи для

дальнейшего путешествия.

Запретный город Готхэн

После получения свидетельств о подготовке Гиркании к новой войне, Конан

добрался – не без препятствий – до Аграпура. В то же время правитель Турана

разослал гонцов в соседние королевства, с просьбой о немедленной встрече.

Властители Шема, Стигии, Заморы, Кофа, Кешана и Пунта вступили в тайное

соглашение всеобщей защиты в том случае, если гирканцы осмелятся нанести

удар по западным королевствам.

В это время, Конан отправился в Замору, в город Шадизар, где варвар

быстро растратил все свои недавно заработанные деньги. Киммериец принялся

искать какую-нибудь небольшую работенку, и даже подумывал о том, чтобы

вернуться в Туран, где его всегда щедро вознаграждали, когда наткнулся на двух

туранцев, пробирающихся в страну Узеров и везущих деньги для выкупа своего

друга. Конан между делом заметил, что знает эти области, а когда туранцы

узнали, кто он такой, они принялись упрашивать северянина, чтобы тот

проводил их через опасные земли за соответствующее вознаграждение. Конан

же никогда не отвергал предложенного ему кошелька с золотом...

1

Высокий туранец, называемый Брагханом, рисовал своим охотничьим ножом

какие-то линии на земле, говоря при этом отрывистым, что указывало на едва

сдерживаемое волнение, голосом:

– Я говорю тебе, Вормонд, что этот пик на западе и есть тот, на который мы

и должны были ориентироваться. Смотри, я нарисовал карту на песке. Эта точка

представляет наш лагерь. А эта вторая – пик. Мы зашли достаточно далеко на юг.

Теперь мы должны свернуть к западу.

– Заткнись, – буркнул Вормонд. – Сотри свою карту. Конан идет!

32

Быстрым движением открытой ладони Брагхан стер едва видимые линии,

и, вставая, ковырнул ногой в том месте, где была карта. Когда третий компаньон

их экспедиции подошел, Брагхан и Вормонд говорили и смеялись, как будто

ничего особенного не случилось.

Конан был чуть ниже ростом, чем его компаньоны, но его внешний вид не

теряется ни на фоне огромного тела Брагхана, либо немного более мелкого

Вормонда. Он был одним из тех редких типов людей, имевших стройную и

крепкую фигуру. Но его тело, также казалось мощнее и выше, чем у многих

сильных и могучих мужчин.

Северянин двигался с легкостью, которая свидетельствовала о его силе

вернее, чем его мощное и крепкое телосложение.

Варвар был одет, так же как и его спутники, за исключением головного

убора: похожий на обоих туранцев, но в отличие от последних горец вполне

вписывался в окружающую среду.

Конан Киммериец, казалось, был частью этих мрачных предгорий,

естественный здесь в той же степени, как и дикие кочевники, выпасающие на

склонах свой скот. Уверенность пристального взгляда и спокойные движения

указывали на близкое знакомство северянина с горными и враждебными по

отношению к цивилизованным людям областями.

– Брагхан и я говорили об этой горе, Конан, – Вормонд указал на

заснеженную вершину, которая возвышалась вдали на фоне чистого голубого

полуденного неба за длинной цепью поросших травой холмов. – Интересно, есть

ли у нее название?

– У каждой из этих гор есть название, – ответилал Конан. – Хотя и не все

из них можно прочитать на карте. Эта вершина называется горой Эрлика. Немного

людей запада видели её.

– Я никогда слышал о ней, – сказал Брагхан. – Если бы мы так не

спешили, чтобы отыскать бедного старину Инольда, было бы забавно посмотреть

на нее повнимательнее, что скажешь?

– Если распоротые животы считать забавой, то да.

– Гора Эрлика лежит в стране Черных Иргизов.

– Иргизов? Этих варваров, что поклоняются демонам? Запретный город

Готхэн и прочая ерунда?

– Этот культ поклонения демонам не бредни, – сказал Конан. – Мы

сейчас находимся на самой границе их территории. Эта земля ничейная, но за неё

иргизы враждуют с другими племенами. Нам повезло, что мы до сих пор не

столкнулись с ними ни разу. Они представляют собой изолированную ветвь

кочевой гирканской расы, сосредоточенные вокруг Мааргала, и ненавидят белых

людей запада, как чуму.

В этом месте мы приблизились ближе всего к их краям. С этого момента,

следуя на запад, мы будем удаляться от них. Самое позднее через неделю мы

должны будем оказаться на территории Узеров, которые, как вы говорите,

захватили вашего друга.

– Я надеюсь, что парень еще жив, – вздохнул Брагхан.

– Когда вы нанимали меня в Заморе, я сказал вам, что, боюсь, всё это будет

бесполезным, – сказал Конан. – Если это племя действительно схватило вашего

друга, шансы на то, что он выжил, очень малы. Я предупреждаю вас, для того

чтобы вы не были разочарованы, если мы не найдем его.

– Мы ценим это, старина, – кивнул Вормонд. – Мы знаем, что никто,

кроме тебя, не провел бы нас туда, так, чтобы наши головы до сих пор остались на

наших проклятых шеях.

33

– Пока мы еще не там, – отметил Конан, с загадочным видом закидывая

лук на плечо. – Я видел следы оленей, прежде чем мы разбили лагерь, и сейчас

хочу посмотреть, не смогу ли подстрелить хоть одного из них. Я могу не

вернуться до темноты.

– Ты пойдешь пешком? – задал вопрос Брагхан.

– Да. Если я достану одного, то принесу его ляжку на ужин.

И не говоря больше ни слова, Конан начал спускаться вниз, идя длинными

шагами по пологому склону, пока остальные, молча, смотрели на него.

Когда варвар исчез в большой роще, лежащей у подножия холма, мужчины

повернулись, все еще в молчании, и посмотрели на прислугу, суетившуюся по

своим обычным обязанностям – четыре флегматичных пунтийца и стройный

воин из Кешана, который был личным слугой Конана.

Лагерь со своими выцветшими палатками и стреноженными лошадьми был

единственным признаком жизни в этой земле, настолько обширной и тихой, что

становилось еще страшнее. На юге поднимался непроходимый барьер из гор с

вершинами, покрытыми снегом. Далеко на востоке и западе росли другие, еще

более иззубренные горные гряды.

Между этими барьерами лежал огромный участок складчатой равнины,

изрезанный полосами одиноких пиков и невысокими взгорьями и густо поросший

лесными рощами. Теперь, с наступлением короткого лета, их склоны были

покрыты высокой и сочной травой. Но здесь не паслось, ни единого стада,

охраняемого кочевниками, а большой пик далеко на юго-западе, был, казалось, в

некотором роде молчаливым свидетелем этого факта. Он угрюмо стоял там, как

страж Неизвестного.

– Пойдем в мою палатку, – пригласид Брагхан и быстро повернулся,

заставляя Вормонда следовать за ним. Ни один из них не заметил напряженности,

с которой смотрел на них кешанец. В палатке мужчины сели лицом друг к другу,

вытащили бурдюк с вином и сделали по большому глотку.

– Инольд уже сыграл свою роль, а Конан сделал свою работу, – сказал

Брагхан, – идти с ним сюда было рискованно, но это единственный человек,

который мог спокойно провести нас по Стигии. Просто удивительно, как Конана

уважают среди многих диких племен. Но подобного почитания к нему нет у

иргизов, так что с этого момента киммериец нам не нужен. А это и есть пик,

который описал тот стигиец, я уверен: ведь он называл его таким же самым

наименованием, которое использовал и Конан. Ориентируясь на него, мы сможем

пройти к Готхэну. Мы направимся на запад, постепенно отклоняясь на юг к горе

Эрлика. Нам больше не нужны услуги Конана, как проводника и мы также не

будем нуждаться в них на обратном пути. Мы будем идти назад через Золотые

горы, а позже, пройдя по старому караванному пути мимо пунтийских болот,

через пустыню Харамум направимся прямо домой, а эту дорогу мы сами знаем

лучше, чем он. Теперь же мы должны двигаться по этой глуши, а не ехать через

Стигию. Вопрос заключается в том, как мы избавимся от киммерийца?

– Это просто, – проворчал Вормонд; из них обоих он был более жестким и

решительным. – Мы поругаемся с ним и откажемся от дальнейшего путешествия

в его компании. Он пошлет нас к демонам, заберет своего верного помощника и

вернуться в Хорайю или любую другую пустыню. Этот варвар проводит большую

часть своей жизни, шатаясь по землям, которые недоступны для большинства

людей.

– Хорошо, – принял его план Брагхан. – Мы ведь не хотим сражаться с

ним, у него чертовски хорошая ловкость, очень хорошая. Что-то вроде этого я и

имел в виду, ища повод, чтобы остановиться здесь. Пусть варвар думает, что мы

34

отправимся к узерам самостоятельно. Конечно же, он не должен узнать, что мы

направляемся в Готхэн...

– Что это? – внезапно вскрикнул Вормонд, а его рука сжалась на рукоятке

ножа. В данный момент, с прищуренными глазами и расширяющимися ноздрями

он был похож на кого-то совсем другого, как будто опасность раскрыла его другой,

зловещий характер. – Продолжай говорить, будто ты обращаешься ко мне. Кто-то

подслушивает у палатки...

Брагхан повиновался, а Вормонд беззвучно отставив кубок с вином,

выскочил из палатки, натыкаясь на кого-то с криком удовлетворения. Через

минуту он вернулся, таща за собой Унгарфа. Стройный кешанец тщетно

вырывался из стальной хватки туранца.

– Эта крыса подслушивала! – заявил Вормонд.

– Теперь, он донесет обо всем Конану, и, наверняка, будет битва!

Такая перспектива явно взволновала Брагхана. – Что делать? Что ты

собираешься делать?

Вормонд жестоко рассмеялся.

– Я зашел слишком далеко, чтобы рисковать заполучить лезвие в живот и

потерять все. Я убивал людей и по менее серьезным причинам.

Брагхан вскрикнул в непроизвольном протесте, когда в руке Вормонда

появился голубоватый мерцающий кинжал. Унгарф закричал, но крик утонул в

отзвуке агонии.

– Теперь мы должны будем убить Конана.

Брагхан потер лоб слегка дрожащей рукой. Снаружи раздались крики, когда

пунтийские слуги столпились перед палаткой.

– Он облегчил нам дело, – резко сказал Вормонд, пряча окровавленный

кинжал. Обутая нога толкнула неподвижное тело так бесстрастно, как будто это

было тело убитой змеи. – Конан ушел пешком, имея с собой только горстку

стрел. Это даже хорошо, что все произошло именно так, как случилось.

– Что ты имеешь в виду? – не понял его Брагхан.

– Мы попросту соберемся и уберемся отсюда. Пусть он попробует догнать

нас пешком, если захочет. Каждый человек имеет свои пределы. Брошенный в

этих горах, пешком, без еды, одеял и оружия... Я не думаю, что кто-нибудь ещё

когда-то увидит Конана.

2

После выхода из лагеря, Конан не оглядывался назад. Ни единая мысль о

предательстве со стороны товарищей не возникала в его голове. У него не было

никаких оснований подозревать, что они не являлись теми, за кого себя выдавали,

будучи людьми, цеплявшимися за каждый шанс отыскать спутника, который смог

провести их по этим неизвестным пустошам.

Прошло около часа с тех пор, как северянин покинул лагерь, когда, шествуя

вдоль травянистого хребта, он увидел антилопу, движущуюся вдоль края

зарослей. Ветер дул в его направлении, со стороны животного. Варвар начал

ползти в сторону кустов, когда движение в кустах дало ему понять, что и за ним

самим также следят.

На мгновение, подняв глаза, он увидел чей-то силуэт за кустами, и вдруг

стрела промелькнула рядом с ним, а Конан выстрелил в ответ в сторону

задрожавших листьев. Кусты затрещали, а затем воцарилась тишина. Через

мгновение киммериец склонился над лежащей на земле, красочно одетой

фигурой.

35

Это был тонкий, жилистый мужчина, молодой, одетый в обитый

горностаевым мехом плащ, шерстяную шапку и сапоги с серебряными шпорами.

За поясом были заткнуты изогнутые ножи, а у руки лежал мощный лук. Стрела

северянина ужалила его прямо в сердце.

– Уркман, – буркнул Конан. – Судя по внешности, один из местных

разведчиков. Интересно, как давно он следил за мной?

Варвар знал, что присутствие этого человека означало две вещи: где-то

рядом находится банда разбойников – уркманов, и неподалеку, наверняка стоит

его конь. Кочевники никогда далеко не ходили пешими, даже, когда они

выслеживали жертву. Горец посмотрел на холм, который выглядывал из-за рощи.

Предположение, что воин, выслеживавший его в низине у этого низкого

хребта, привязал свою лошадь на другой стороне и вошел в заросли, чтобы

устроить на него, охотившегося за антилопой, засаду, казалось, логичным.

Конан осторожно поднялся на выступ, хотя и не думая, что другие

соплеменники из орды уркманов находятся в пределах слышимости – в

противном случае они бы уже здесь были – и без труда нашел коня. Это был

гирканский жеребец с красным, кожаным седлом, оснащенным широкими

серебряными стременами и уздой, тяжелой от позолоты. Сбоку свешивался

мощный меч в изукрашенных кожаных ножнах.

Вскочив в седло, Конан с вершины холма оглядел окрестности. На юге в

вечернее небо поднималась лишь тусклая тоненькая полоска дыма. Глаза у Конана

были зоркими, словно у ястреба, лишь немногие могли бы разглядеть эту голубую

полоску на фоне синего неба.

– Уркманы означают бандитов, – проворчал он, – дым означает лагерь.

Они преследуют нас словно демоны в аду!

Северянин направил лошадь в сторону лагеря. Охота увела его на несколько

миль на восток, но скорость его движения нивелировала это расстояние. Сумерки

еще не опустились, когда киммериец резко остановился на краю лиственной рощи

и молча, окинул изучающим взглядом склон, на котором ранее был разбит лагерь.

Теперь оно был пустым, без следов палаток, ни людей, ни животных. Варвар

окинул взглядом соседние гребни и заросли, но ничего не возбудило его

подозрения. В конце концов, северянин повернул лошадь на холм, держа лук

наготове. Он увидел следы крови на том месте, где стояла палатка Брагхана, но

никаких других признаков насилия не было, а трава не была истоптана, как и

должно быть при нападении диких всадников.

Горец увидел признаки быстрого, но упорядоченного отъезда. Его спутники

просто закатали палатки, навьючили животных и уехали. Но почему? Они могли

увидеть на расстоянии вынюхивающих их наездников и испугались, хотя ни один

не показывал прежде признаков трусости. Унгарф тоже наверняка не оставил бы

своего хозяина и друга.

Когда Конан прошел по следам лошадей в траве, его замешательство

выросло: они вели на юго-запад. Их цель лежала позади гор на севере. Они знали

об этом так же, как он. Но уже не было никаких сомнений, что по какой-то

причине, вскоре после того, как варвар покинул лагерь, его спутники поспешно

собрались и отправились на юго-запад к запретной стране, форпостом которой

была гора Эрлика.

Решив, что, возможно, у них все же были некоторые логические основания

свернуть лагерь, но они все же оставили ему какую-то информацию, которую

горец просто смог найти, Конан вернулся к месту лагеря и начал ходить вокруг,

делая все более широкие круги, и рассматривая землю. И только теперь он

заметил размытые следы, показывающие, что по траве тащили чье-то тяжелое

тело.

36

Люди и лошади почти стерли слабый след, но жизнь от Конана часто

зависела от остроты чувств. Северянин вспомнил пятно крови на земле в том

месте, где стоял шатер Брагхана.

Он проследовал по полосе раздавленной травы по южному склону вниз в

сторону кустов, и мгновение спустя стоял на коленях над телом человека. Это был

Унгарф, и на первый взгляд он выглядел мертвым. Потом Конан заметил, что в

кешанце, хотя, несомненно, раненом и умирающем, до сих пор тлеет слабая искра

жизни.

Он поднял голову несчастного и положил свою флягу к посиневшим губам.

Унгарф застонал, и в его остекленевших глазах появился блеск, означавший, что

он узнал Конана.

– Кто это сделал, Унгарф? – голос Конана вздрагивал от подавляемых

эмоций.

– Вормонд, – выдохнул раненый. – Я подслушивал их у палатки, потому

что боялся, что они планируют предательство против вас. Я никогда не доверял им

полностью. Тогда они ударили меня кинжалом и сбежали, оставив также и вас,

чтобы вы умерли один, посреди гор.

– Но почему? – Конан никогда не был так изумлен.

– Они собираются в Готхэн. – Инольда, которого мы искали, вовсе не

существовало. Это ложь, которую они придумали, чтобы ввести вас в

заблуждение.

– Почему именно в Готхэн? – спросил Конан.

Но глаза Унгарфа уже застил туман смерти. В смертельных конвульсиях он

безвольно обвис в руках Конана, затем кровь хлынула из его рта и кешанец умер.

Конан встал, механически отряхивая руки. Невозмутимый, как те пустыни,

по которым он бродил, варвар не был готов показывать свои чувства. И теперь

киммериец принялся собирать и складывать могилу из камней, так чтобы волки и

шакалы не разодрали тело. Унгарф был его спутником во многих путешествиях,

будучи скорее другом, чем слугой. Киммериец встретил его много лет назад, когда

судьба заставила киммерийца оставить свою страну.

Воздвигнув последний валун, Конан взобрался в седло и, не оглядываясь,

направился на запад. Он был один в дикой стране, без пищи и нужного инвентаря.

Судьба дала ему лошадь и оружие, а годы блужданий в разных концах света дали

ему опыт и познакомили с этой чужой страной так, как никогда не познакомился

бы с ней ни один человек с запада, северянин мог выжить, пройдя через горы и

добраться до цивилизованных мест.

Но такая возможность даже не приходила в его мысли. Его понятия о долге и

расплате были настолько же прямолинейными и примитивными, как и у всех

варваров, с которым он был связан кровью. Унгарф был его другом, и он был убит,

служа ему. За кровь надо расплачиваться кровью. Все это было для Конана таким

же ясным, как голод был очевидным чувством для серого волка. Киммериец

абсолютно не знал, почему убийцы последовали в направлении Запретного города

Готхэна, но его это не заботило. Его задача состояла в том, чтобы теперь

преследовать их повсюду, а если придется, то до самых врат преисподней, и

получить полную компенсацию за пролитую ими кровь. Мысль о другом решении

даже не приходила варвару в голову.

На землю опустилась темнота и появилась звезды, но Конан не замедлил

темпа, ведь даже в свете звезд было не трудно обнаружить следы в высокой траве.

Гирканский конь оказался очень крепким и молодым скакуном. Воин был уверен,

что догонит их туранских низкорослых лошадок, несмотря на их преимущество,

на старте.

37

Тем не менее, через несколько часов, северянин пришел к выводу, что

туранцы тоже должны были мчаться вперед всю ночь. По-видимому, они

намеревались оставить между ними и Конаном такое расстояние, которое он бы

ни в коем случае не смог преодолеть, догоняя их пешком. Но почему такую

тревогу вызвала у них мысль, что киммериец мог узнать об их истинной цели?

Под влиянием внезапной мысли, его лицо потемнело, после чего северянин

еще быстрее погнал своего скакуна. Инстинктивно, его рука ощупывала рукоять

широкого меча, свисающего с высокого седла.

Киммериец нашел взглядом белую вершину горы Эрлика, что маячила в

свете звезд, а затем перевел взгляд в сторону, где, как он знал, лежал Готхэн. Был