Текст книги "Запретный город Готхэн (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

он там когда-то и сам, едва не утратив свою жизнь, когда сражался с тамошними

жрецами.

Было уже около полуночи, когда варвар увидел огонь на заросшем плотными

деревьями берегу ручья. С первого взгляда он понял, что это не был отряд людей,

преследуемых им. Костров было слишком много. Это была орда черных иргизов,

блуждавшая за пределами земель принадлежавших им, которые лежали дальше на

юге. Лагерь стоял прямо на дороге в Готхэн, и Конан подумал о том, хватило ли

туранцам здравого смысла, чтобы избежать их. Эти дикие люди ненавидели

чужаков. Он сам, когда был в Готхэн, переоделся, замаскировавшись под местного

жителя.

Переправившись через ручей подальше от лагеря, Конан подошел, укрываясь

в деревьях, так близко, пока не смог увидеть в свете костров размытые силуэты

всадников на лошадях. Кроме этого киммериец увидел и три белых палатки

туранцев, что стояли в центре, окруженные серыми войлочными юртами. Варвар

тихо выругался: если черные иргизы убили пришельцев и забрали себе их

собственность, это означало бы конец его мести. Он подошел еще ближе.

Выдал его чуткий, похожий на волка пес. Его бешеный лай привел к тому,

что люди выскочили из палаток, а туча конных охранников бросилась в его

сторону, натягивая луки.

Конан желавший менее всего чтобы его засыпали стрелами во время побега,

также выпрыгнул из кустов и оказался посреди всадников, прежде чем те

полностью осознали это, молча сеча налево и направо своим могучим мечом,

полученным от уркманского воина. Вокруг него свистели лезвия, но противники

были слишком удивлены. Варвар почувствовал, как лезвие его оружия

сталкивается со сталью, режет её и разрубает чей-то череп, а через мгновение

киммериец уже прорвался сквозь кордон кочевников и поскакал в темноту, слыша

за спиной вой сбитых с толку преследователей.

Крик знакомого голоса, поднявшийся над общим гулом, проинформировал

его, что, по крайней мере, Вормонд остался жив. Северянин оглянулся и в свете

костра увидел бежавшую высокую фигуру. Это они! Мощно сложенное тело

Брагхана. Огонь блеснул на стальном лезвии в его руке. Туранец был вооружен, а

это означало, что они не являлись заключенными, хотя причину такой

сдержанности со стороны диких иргизов, даже богатые знания северянина об этих

людях не смогли объяснить.

За Конаном гнались не долго; спрятавшись в кустах, он слышал, как дикие

иргизы гортанно переговаривались между собой, возвращаясь в лагерь. Этот

отряд не будет иметь покоя всю эту ночь. Люди с обнаженной сталью в руках

будут кружить около лагеря до рассвета. Подкрасться же снова и быть в

непосредственной близости от туранцев на расстояние выстрела будет трудной

задачей. Но теперь, кроме того, как убить их, северянин хотел выяснить, что, же

так влекло предателей в Готхэн.

38

Бессознательно киммериец сжал руку на рукояти меча, вырезанной в форме

ястребиной головы. Потом воин повернул лошадь обратно на восток и поскакал

прочь с быстротой, на которую только смог принудить свое измученное животное.

Перед рассветом варвар обнаружил то, что и надеялся здесь отыскать – второй

лагерь, примерно в десяти милях от места, где покоился Унгарф. Гаснущие костры

освещали одну небольшую палатку и лежащие на земле, завернутые в плащи

десятки мужских фигур.

Конан не стал подходить слишком близко; всюду, где только он мог видеть,

были различимы движущиеся силуэты стреноженных лошадей, а также людей,

обходивших лагерь, и, подъехав к зарослям деревьями, киммериец просто

спешился и расседлал лошадь. Его конь начал жадно щипать свежую траву, а

Конан сел со скрещенными ногами, прислонившись к стволу дерева и положив

лук на колени. Киммериец сидел неподвижно, как статуя, преисполненный

терпения, как вечные горы, на которых он был рожден.

3

Восход едва прояснился следами серости в темном небе, когда лагерь,

обозреваемый Конаном, оживился. Тлеющие кострища вновь полыхали пламенем,

а в воздухе поплыл запах жареной баранины. Жилистые мужчины в шапках из

меха и кожаных куртках вертелись возле лошадей или присаживались у костра,

выхватывая пальцами самые вкусные кусочки. У них не было с собой женщин, и

только очень скупая поклажа. То, что они выехали в путь без припасов и тюков,

означало только одну вещь. Это были грабители-уркманы.

Еще до того, как взошло солнце, они начал седлать лошадей, надевать

доспехи и оружие. Конан выбрал этот момент, чтобы появиться перед ними,

медленно двигаясь в их сторону.

Прозвучал сигнал, и в мгновение ока на него нацелилось много стрел.

Необычайная дерзость поступка удержала пальцы на тетивах.

Конан не терял времени даром, но и не давал знать, что спешит.

Предводитель банды вскочил на коня, когда Конан подъехал, останавливаясь

прямо рядом с ним. Уркман – грабитель с крючковатым носом, дикими глазами и

крашеной бородой посмотрел на него. Кочевник узнал Конана и его глаза

вспыхнули красным пламенем. Видя это, его воины все равно не сдвинулись с

места.

– Гонтар, – сказал Конан. – Собака, наконец, то я нашел тебя?

Гонтар дернул себя за рыжую бороду и взвыл, как волк.

– Ты сошел с ума, Конан?

– Это Конан! – со стороны воинов донесся возбужденный шум.

Бандиты столпились поближе, их любопытство на мгновение преодолело

кровожадность. Имя Конан было известно почти всюду, и они обменивались

сотнями диких россказней о нем, когда эти пустынные волки собирались вместе.

Что касается Гронтара, тот растерялся и украдкой взглянул на склон, с

которого съехал Конан. Он боялся его хитрости почти настолько же, насколько и

ненавидел – подозрение, ненависть и страх, что он сам был пойман в ловушку,

сделало предводителя уркманов опасным и непредсказуемым, как раненная кобра.

– Что ты здесь делаешь? – спросил вождь кочевников. – Говори быстро,

прежде чем мои воины не лишили тебя кожи.

– Я пришел, чтобы забрать старые долги.

У него, когда варвар спускался с горы, не было готового плана, но он был не

особо удивлен открытием, что уркманами командует его личный враг. Это было не

39

что иное, как просто необычное совпадение. Смертельные недруги Конана были

разбросаны по всему миру.

– Ты глупец...

В то время, когда предводитель говорил эти слова, Конан наклонился в седле

вперед и ударил Гонтара по лицу открытой ладонью. Удар прозвучал как щелканье

кнута, а Гонтар зашатался и едва не выпал из седла. Он зарычал как волк и

схватился за пояс, так ослепленный яростью, что заколебался в выборе между

ножом и саблей. Конан мог убить его в это время, но этого не было в планах

киммерийца.

– Держитесь подальше, – предупредил он воинов, даже не потянувшись за

оружием. – Ничего против вас у меня нет. Это дело лишь между мной и вашим

главарем.

Если бы это был кто-то еще, то это не повлекло бы за собой никакого

эффекта; другой человек оказался бы уже наверняка мертв. Но даже самые дикие

уроженцы этих земель смутно ощущали, что методы, эффективные против

обычных людей невозможно применить к Конану.

– Взять его! – крикнул Гонтар. – С него следует живьем содрать шкуру!

Разбойники подошли ближе, на что Конан неприятно и язвительно

рассмеялся.

– Пытки не уничтожат бесчестья, которым я покрыл вашего вождя,– сказал

варвар насмешливо. – Люди будут говорить, что руководит вами главарь с лицом,

отмеченным ладонью Конана. Как вы сможете стереть этот позор? Эй, да он зовет

своих воинов, чтобы отомстили за него! Неужели Гонтар трус?

И снова уркманы заколебались, глядя на своего лидера. Его борода

покрылась пеной. Все знали, что смыть такую обиду можно только убив

унизившего врага в поединке. Среди этой волчьей стаи, человек, которому не

посчастливилось быть заподозренным в трусости, был практически приговорен к

смерти. Если Гонтар не примет вызова Конана, его люди наверняка послушают и

замучают киммерийца к восторгу главаря. Однако никто не забудет об этом

инциденте, и с тех пор его судьба будет предрешена.

Гонтар знал это, он понимал, что Конан втянул его в поединок, но,

охваченного безумием, его не волновало уже ничего. Его глаза налились кровью,

как у бешеного волка; уркман уже забыл, что подозревал Конана в сокрытии

лучников за горным хребтом. Вождь забыл обо всем, кроме безумного желания

навсегда потушить блеск этих диких, синих очей, которые издевались над ним.

– Собака! – крикнул он, выдергивая палаш. – Ты подохнешь от руки

вождя!

Уркман ринулся как тайфун, с развевающимся на ветру плащом и мечом,

мерцающим над головой, и Конан немедленно столкнулся с ним лоб в лоб в

центре освобожденного для боя поля.

Гонтар восседал на великолепном коне, к которому он, казалось, прирос, а в

дополнение этому был свежим и отдохнувшим. Но лошадь Конана также

отдохнула и была хорошо обучена сражениям. Обе лошади без промедления

подчинялись воле своих наездников.

Поединщики закружили один вокруг другого. Лезвия сверкали и звенели без

передышки, сверкая красными всполохами в лучах восходящего солнца. Эта

схватка не выглядела как дуэль двух мужчин на лошадях, а была подобна

смертоносному столкновению пары кентавров, наполовину людей – наполовину

коней.

– Собака! – выдохнул Гонтар, сеча и рубя, словно человек, одержимый

дьяволом. – Я наколю твою голову на шест моего шатра... аррргх!

40

Менее десятка людей среди сотен зевак смогли увидеть удар в ослепляющей

глаза вспышке стали, но все услышали его. Конь Гонтара заржал и, встав на дыбы,

сбросил мертвого всадника с расколотым черепом из седла.

Поднялся нечленораздельный волчий вой, бывший то ли воплем ярости, то

ли одобрения. Конан повернулся, взмахнув мечом над головой и разбрызгав

вокруг дождь из красных капель.

– Гонтар мертв! – крикнул северянин. – Кто-нибудь еще хочет бороться?

Уркманы смотрели на него, еще не осознавая его намерений, и прежде чем

смогли оправиться от удивления, вызванного зрелищем своего проигравшего

предводителя, Конан вложил свой меч в ножны, подразумевая, что инцидент

исчерпан и все закончилось, а затем сказал:

– А теперь, кто из вас пойдет со мной за добычей, большей, чем вы когда-

либо мечтали?

Эти слова вызвали немедленное волнение, но подозрения пустынных

разбойников все, же преодолело их жадность.

– Покажи нам её! – потребовал один из воинов. – Покажите нам эту

добычу, прежде чем мы убьем тебя.

Не отвечая, Конан спешился и бросил поводья усатому наезднику.

Пораженный усач взял их без слова протеста. Конан направился к тому месту, где

были приготовлены блюда, у него пару дней ничего не было во рту.

– Могу ли я показать вам звезды при свете дня?! – спросил он, взяв горсть

мяса жареного ягненка. – Но, несмотря на это, звезды существуют, и в нужное

время можно их увидеть. Если бы у меня было награбленное, разве я приехал бы

делиться им с вами? Ни один из нас не выиграет без помощи другого.

– Он лжет, – сказал воин, которого товарищи называли Гезун. – Давайте

убьем его, и двинемся за караваном, который мы выслеживали.

– Кто же будет вести вас? – язвительно спросил Конан.

На него закричали, а несколько головорезов, которые считали себя

очевидными кандидатами на лидера, стали с подозрением смотреть друг на друга.

Потом все посмотрели на Конана, который не спеша уминал ягненка, так же

спокойно, как будто пять минут, назад не зарубил одного из самых грозных воинов

от пустынь Южного Турана до Черных Королевств.

Его безразличный внешний вид не обманул никого. Они знали, что он может

быть опасным как кобра. Они знали, что не смогли бы убить его достаточно

быстро – а, возможно, это вообще не удастся для них – и что у него не займет

много времени, чтобы убить многих из них; и, конечно же, никто из них не хотел

быть первым, кто умрет.

Само это не остановит их надолго. Но к этому присоединилось их

любопытство и алчность, что были вызваны упоминанием варвара о богатствах и

смутное подозрение того, что киммериец не пошел бы в ловушку, если бы не

оставил себе какого-то безопасного выхода, равно как и их взаимная ревность о

том, кому теперь быть вождем.

Гезун, посмотрев на лошадь Конана, воскликнул сердито:

– Он ездит на коне Морана!

– Да, – признался спокойно Конан. – Кроме того, вот меч Морана. Он

выстрелил в меня из укрытия, за это и умер.

Ему не дали никакого ответа. Этот волчья стая не знала никаких других

чувств, кроме силы, ненависти и уважала только мужество, хитрость и

жестокость.

– Куда же ты поведешь нас? – спросил один из них, кого называли Снорин,

молчаливо признавая господство Конана. – Мы свободные люди, сыновья мечей.

41

– Вы сукины дети! – закричал Конан. – Мужчины без пастбищ и женщин,

изгои, от которых отказался свой собственный народ, люди вне закона, за головы

которых назначена награды и которые вынуждены скитаться в горах! Вы

следовали за этой дохлой собакой, не задавая никаких вопросов! Сейчас и я ищу

этого же самого!

Произошла еще одна ссора между воинами, которая, казалось, вообще не

заинтересовала Конана. Все его внимание было сосредоточено на котле с едой.

Поведение северянина не было излишне наглым, как показалось бы снаружи, и

оно возникло не из-за глупой дерзости или излишней самонадеянности.

Киммериец действительно был настолько уверен в себе, что ни у одного среди

сотни уркманов не было и тени сомнения по поводу того, что варвар знает, где

расположен Запретный город Готхэн. Бандиты, среди которых варвар был на

волосок от убийства, вел себя, тем не менее, уверенно, словно среди друзей.

Много пар глаз смотрели на меч Конана. Люди говорили, что его

способность использовать оружие была настоящим колдовством; обычный меч

становился в его руках живой машиной разрушения, которая двигалась со

скоростью молнии так быстро, человек не мог даже заметить движения руки

Конана.

– Говорят, что ты никогда не нарушал своего слова, – обратился к нему

Снорин. – Поклянись, что ты приведешь нас к этой добыче, и мы посмотрим.

– Я не буду давать никаких клятв, – сказал Конан, вставая и вытирая руки

попоной. – Я же сказал вам. Этого достаточно. Следуйте за мной, пусть даже

многие из вас умрут. Да, много шакалов будет в состоянии наесться досыта.

Большинство из ваших братьев отправится на тот свет, и вы забудете их имена. Но

для тех, кто выживет, богатство будет падать, как дождь.

– Довольно слов! – выкрикнул кто-то с жадностью. – Веди нас к этим

небывалым богатствам!

– А вы отважитесь туда, куда я хочу повести вас, – спросил варвар. —

Наша цель расположена в городе Готхэне.

– Мы отважимся, клянемся богами! – прорычали они сердито. – Мы уже

забрались в Страну Черных Иргизов, выслеживая караван туранцев, который, мы

отправим в преисподнюю, прежде чем солнце поднимется снова!

– Отлично, – сказал Конан. – Многих из вас настигнет стрела или острая

сталь, прежде чем наше путешествие закончится. Но если вы решитесь поставить

на кон свою жизнь, где наградой будут сокровища, богаче, чем сокровища

колдунов Сета, идите со мной. Перед нами еще долгий путь.

Через пять минут вся банда скакала рысью на запад. Конан ехал во главе, в

окружении поджарых наездников с обеих сторон; их вид свидетельствовал о том,

что этот варвар, скорее их заключенный, чем предводитель. Но киммерийца это не

тревожило. Доверие, которое он вкладывал в свою судьбу, в очередной раз

подтверждал тот факт, что северянин не имел ни малейшего представления о том,

как выполнить свое обещание о сокровищах, но горец не беспокоился об этом

нисколько. Какой-нибудь способ отыщется, и в данный момент киммерийский

варвар даже не задумывался об этом.

4

Тот факт, что Конан знал эту область лучше, чем уркманы, помог ему, в

сущности, взять тактическое преимущество над ними. От того чтобы давать

советы непосредственно к прямому командованию оставался лишь один

небольшой шажок, который смог остаться незамеченным.

42

Киммериец обращал внимание даже на то, чтобы их не было видно на фоне

неба.

Было нелегко скрыть сотню движущихся людей от бдительных взоров

кочевников, но области их кочевий лежали дальше и был шанс, что между ними, и

Готхэном находилась только та группа, что северянин видел раньше.

Однако, пересекая следы, оставленные там, где предыдущей ночью он,

двигаясь на запад, ничего увидел, киммериец поставил свое предположение под

сомнение.

С тех пор там проехало еще много всадников на лошадях, и Конан настаивал

на увеличении скорости, зная, что если иргизы выследят их, то немедленная

погоня станет неизбежным фактом.

Ближе к вечеру они добрались до места, где можно было увидеть лагерь

кочевой орды вдоль поросшего деревьями берега ручья. Недалеко от лагеря

паслись под охраной подростков лошади, а чуть дальше всадники пасли овец,

разбредавшихся по высокой траве.

Конан взял полдюжины мужчин, оставив остальных в заросшей лощине за

пределами следующего хребта, и прокрался с ними между скалами,

разбросанными на склоне, что нависал над долиной. Лагерь лежал под ними,

видимый во всех деталях, но Конан нахмурился от недовольства.

Здесь не было никаких следов белых палаток преследуемых варваром

туранцев. Эти люди были там раньше. Теперь же их нет. Значит ли это, что

кочевники, в конце концов, повернулась против них, или же беглецы в одиночку

отправились в сторону Готхэна?

Уркманы, для которых было очевидно, что они должны атаковать и ограбить

своих древних врагов, стали проявлять нетерпение.

– У них меньше воинов, чем у нас, – подъехал с предложением Гезун, – и

они беспечно расположились здесь, ничего не подозревая. С момента последнего

вторжения врагов в земли черных иргизов прошло уже много времени. Давай

позовем остальных наших и атакуем их. Ты же обещал нам добычу.

– Женщин с плоскими лицами и овец с жирными курдюками? – скривился

Конан.

– У некоторых из этих женщин есть на что поглядеть, – настаивал уркман.

Мы также можем найти хорошее применение и их овцам. Но эти собаки везут

также на своих повозках и золото, которое они имеют обыкновение продавать

торговцам из Дарфара. Его добывают в горах Эрлика.

Конан вспомнил, что когда-то слышал рассказы о золотых шахтах на горе

Эрлика и видел грубо отлитые слитки, владельцы которых клялись, что

заполучили их от черных иргизов. Но сейчас его не интересовало золото.

– Это сказки, – сказал киммериец, частично веря в это сам. – Добыча, к

которой я поведу вас, существует на самом деле, но разве вы собираетесь

разменять её на досужие выдумки? Вернитесь к остальным и скажите им, чтобы

оставались в укрытии. Скоро вернусь и я.

На одно мгновение воины стали подозрительными, и Конан заметил это.

– Возвращайся тогда ты, Гезун, – сказал он, – и передай другим мое

сообщение. Остальные пойдут со мной.

Это успокоило подозрение остальных пятерых, лишь Гезун дернул себя за

бороду, когда спустился по склону и вскочил на коня. Конан и его спутники также

сели на лошадей и под прикрытием хребта, держась ниже его вершины, поехали

вдоль отрога, поворачивая вместе с ним на юг.

Хребет заканчивался крутым обрывом, словно прорезанным в скале ножом,

но густая растительность не позволяла увидеть их из лагеря, когда отряд

43

пробирался через область между обрывом и следующим хребтом, ведущим к

излучине ручья, на милю ниже от стана орды.

Этот хребет был значительно выше, чем предыдущий, и прежде чем

киммериец с уркманами достигли того места, где он начал опускаться в сторону

реки, Конан взобрался на гребень и снова осмотрел лагерь.

Кочевники, казалось, не подозревали о присутствие врагов, и Конан перевел

взгляд на восток, где позади хребта спрятались в убежище его люди, но не увидел

там их следов. Но варвар заметил что-то другое.

В нескольких милях, за пределами позиции уркманов, где небо касалось

острой, как нож грани хребта, его пересекал широкий проход. Когда северянин

внимательно посмотрел на него, то увидел ряд черных пятен, движущихся через

этот проход. Расстояние было настолько велико, что даже он не мог бы распознать

их, но киммериец знал, кем были эти точки: всадники, и в большом количестве.

Он поспешно отступил к своей пятерке уркманов, и, ничего не сказав,

быстро двинулся с ними вперед, так что вскоре их маленький отряд спустился с

хребта и приблизился к потоку, в месте, где за поворотом тот был уже вне поля

зрения из лагеря. Было очевидно, что это место переправы для путников,

направляющихся в Готхэн, и прошло, не так уж много времени, когда варвар

нашел то, что искал.

В грязи на берегу горного потока виднелись отпечатки подков, а в одном

месте явный след от туранского сапога. Они переправились здесь; дальше их

следы вели на запад через холмистое плато.

Конан снова недоумевал. Он предположил, что возможно существовала

некая конкретная причина, почему именно этот клан так дружелюбно принял

туранцев, и даже подумал, что это Вормонд убедил сопровождать на пути их к

Готхэну. Хотя кланы вместе и выступали на битву с захватчиками, между ними

всегда шли непрерывные междоусобные войны, и то, что одно племя приняло

этих людей мирно, не значило, что другие не перережут им горло.

Конан никогда не слышал, чтобы кочевники в этих областях проявляли

дружбу к любому человеку с запада. Несмотря на это туранцы переночевали в

лагере иргизов, и теперь смело направились вглубь страны, как будто уверенные в

хорошем приеме.

Это выглядело как полное безумие.

Отдаленные крики резко оторвали его от своих мыслей. Северянин бросился

через ручей и побежал вверх по склону, укрывающему от них долину. Его

уркманы уже натягивали тетивы. Когда киммериец достиг вершины, в кристально

прозрачном воздухе он ясно увидел то, что произошло в долине.

Остававшиеся в укрытии уркманы напали на лагерь иргизов. Они поднялись

на холм, возвышающийся над долиной, а затем ринулись вниз, как вихрь. Это

было почти полнейшей неожиданностью. Находившиеся за пределами лагеря

пастухи были убиты, а стадо разогнано, но выжившие кочевники смогли

организовать оборону в кругу своих палаток и повозок.

Слабые луки кочевников ответили на выстрелы уркманов. Бандиты быстро

приближались, стреляя из седел, чтобы описать полный круг и снова отъехать

подальше из зоны досягаемости стрел обороняющихся.

Иргизы были хорошо укрыты, но, не смотря на это, град смертей пожинал

обильный урожай. Конан отпустил поводья лошади и поскакал галопом через

долину, размахивая сверкающим мечом в руке. Его планы изменились, потому что,

когда туранцы покинули лагерь иргизов, исчезли также причины нападения на

него. Расстояние было слишком велико, чтобы уркманы смогли понять

выкрикиваемые им приказы.

44

Уркманы увидели, что киммериец приближается с мечом в руке, и поняли

его совершенно неправильно. Думая, что он намерен возглавить атаку, они в своем

рвении опередили его. Им помогла также и паника, которая распространилась

среди иргизов при виде скачущего на них Конана и его пятерых уркманов, что

было похоже на удар с фланга.

В мгновение они перенесли внимание на новоприбывших, опорожняя свои

полупустые колчаны задолго до того, Конан оказался в пределах прицельного

выстрела. И сразу же после этого уркманы отпустили тетивы своих луков над

головами своих лошадей, чтобы немедленно после этого разрушительного

обстрела рвануться вперед с грохотом, сотрясающим долину.

На этот раз неровный залп защитников не мог остановить их. Перепуганные

кочевники стреляли почти из всех луков, и в момент нападения большинство из их

колчанов были уже пусты. Подъезжающих всадников встречали одиночные

стрелы, выбив нескольких из них из седел, но наступающие уже штурмовали

импровизированную баррикаду и разметали её. Кричащие уркманы мчались на

лошадях между палатками, молотя налево и направо красными от крови мечами.

В одно мгновение в лагере иргизов ад вырвался на свободу. Испугавшись,

кочевники вырывались и начинали бежать, но и там, где это им удавалось, они

были растоптаны победителями. Опьяненные кровью уркманы не щадили ни

женщин, ни детей. Те, кто смог вырваться из окружения, с криками бежали в

сторону реки. Через мгновение и всадники, как волки, бросились вслед за ними.

Тем не менее, будто окрыленная призраком смерти, хаотичная толпа

достигла берега первой, и, продравшись сквозь деревья, люди начали кричать и

прыгать с высокого берега, топя друг друга в полном замешательстве. Прежде чем

уркманы остановили своих лошадей на берегу, на покрытом пеной и потом

скакуне появился киммериец.

Конан разъяренный этой бессмысленной бойней, был воплощением

неистового безумства. Он схватил за уздечку лошадь первого подскакавшего к

берегу человека и потянул так сильно, что животное, привстав на дыбы, потеряло

равновесие и упало, сбрасывая всадника. Следующего воющего оборотня Конан

хлопнул плашмя своим мечом так, так что только тяжелый кожаный колпак

защитил его череп. Человек упал без сознания, вылетев из седла. Остальные

закричали и резко натянули вожжи.

Гнев Конан действовал на них, словно вылитая в лицо ледяная вода,

болезненно погасив опьяненные кровью нервы. Крики и убийственные взмахи

беспощадных мечей раздавались между палатками в уже опускавшихся сумерках,

но Конана это не заботило. Он не мог спасти никого в разоренном лагере, где

воющие воины разрывали палатки, переворачивали повозки и поджигали огонь в

сотнях мест.

Все больше и больше людей с пылающими глаза и измазанными кровью

мечами подъезжало к реке, останавливаясь внезапно при виде стоящего на их пути

Конан. И не было ни одного воина среди них, кто выглядел бы хоть вполовину так

страшно, каким в этот момент казался киммериец.

Его глаза потемнели как угли, что горят под котлами в преисподней, а изо рта

доносилось рычание.

Ярость не была наигранной. Маска цивилизованности спала, обнажив

чистую первобытную дикость его души. Ошеломленные уркманы, все еще

опьяненные своей кровавой страстью, осадили своих коней и, смущенные его

видом, отодвинулись.

– Кто отдал приказ атаковать! – закричал Конан, его голос был похож на

звонкий удар меча.

45

Он дрожал от ярости. Варвар был охвачен ослепительным пламенем гнева и

смерти, которого не вынесет никто. В данный момент, он был таким же диким и

по звериному безжалостным, словно самый дикий из варваров, обитающих в этой

суровой стране.

– Гезун! – прокричало много голосов, и люди указали на хмурого воина. —

Он сказал, что ты пошел вперед, чтобы выдать нас иргизам, и что мы должны

ударить, прежде чем они смогут собратья и окружить нас. Мы верили ему, пока не

увидели, как ты съезжаешь с горы.

С глухим ревом атакующей пантеры Конан бросился, как тавихрь, в сторону

Гезуна и полоснул его мечом.

Прежде чем Гезуну удалось осознать опасность, он вылетел из седла

мертвым, с разрубленным черепом.

Конан повернулся к остальным, которые отступили от него, столпившись

вместе от страха.

– Собаки! Шакалы! Безносые обезьяны! Выродки! – северянин стегал их

словами, которые жгли, как укусы скорпионов. – Сыновья бродячих дворняжек!

Разве я не говорил вам оставаться в укрытии? Или для вас мои слова стоят ровно

столько же, сколько порыв ветра, или столько же, сколько листок, который может

быть сдут дыханием такого пса, как Гезун? Вы пролили невинную кровь, и вся эта

страна теперь будет преследовать нас, как шакалов. Где ваша добыча? Где золото,

которым были загружены все повозки?

– Золота не было, – сказал один из воинов, вытирая кровь с лезвия.

Уркманы отшатнулись перед жестоко пренебрежительным, гневным,

насмешливым хохотом Конана.

– Собаки, копающиеся в кучах навоза! Я должен оставить вас здесь, чтобы

вы подохли!

– Давайте убьем его! – закричал какой-то воин. – Разве мы не более

достойны, чем этот киммериец? Давайте убьем его и вернемся туда, откуда

пришли. В этой пустынной стране нет никакого богатства.

Данное предложение не встретили аплодисментами. Ни у одного из них не

было в колчане стрел, а некоторые даже отбросили луки в пылу боя. Все видели,

что колчан на спине Конана был полон. Никто также не желал оказаться в

пределах досягаемости его окровавленного меча, который, казалось, жил своей

собственной жизнью в правой руке варвара.

Конан увидел их нерешительность и начал с них. Он не спорил, ни убеждал,

как, вероятно, сделал бы кто-то другой. Если бы северянин сделал это, они убили

бы его. Он сломил их сопротивление своими оскорблениями, ложью и

убедительными угрозами, поскольку сознательно выбирал каждое слово, которое

бросал в них. Они послушали его, потому что были волчьей стаей, и киммериец

оказался одним из их наиболее опасных волков.

Даже один человек из тысячи не мог бы так, как он, издеваться над ними и

выжить. Но была в нем какая-то превосходящая сила, которая отбирала у других

уверенность в себе и приручала их гнев, что-то, обладавшее силой бурного ручья

или рева ветра, что раздробило их волю своей первоначальной дикостью.

– У нас нет ничего против тебя, – самый смелый из них еще проявил

последнюю искру сопротивления. – Иди своей дорогой, а мы пойдем своей.

Конан взорвался насмешливым хохотом.

– Ваша дорога заведет вас прямо в ад, – хмыкнул он ядовито. – Вы

пролили кровь, и кровью же вам отплатят. Неужели вы думаете, что те, кто

сбежал, оставшись в живых, не пойдут в ближайшие племена, чтобы поднять их

против вас? Перед тем как взойдет солнце, вас окружат тысячи воинов.

46

– Давайте поедем на восток, – сказал один из пустынных разбойников

нервно. – Мы оставим эти дьявольские земли прежде, чем вести о нас

распространятся.

Опять Конан рассмеялся, а воины вздрогнули.

– Глупцы! Вы не вернетесь. Я видел всадников, идущих по нашим следам.

Они почти поймали нас в клещи. Без меня вы не сможете идти вперед, и если

останетесь здесь, или развернетесь, то никто из вас не увидит очередного заката.

Возникла паника, которую было гораздо труднее контролировать, чем бунт.

– Убейте его! – крикнул кто-то. – Он завел нас в ловушку!

– Дураки! – закричал Снорин, один из пятерки, которая была с Конаном у

брода. – Это не он подтолкнул вас напасть на иргизов. Он хотел привести нас к

богатствам, которое обещал. Он знает эту страну, а мы не знаем. Убив его, мы

убиваем единственного человека, который может спасти нас.

Ухватившись за эту мысль, воины столпились вокруг Конана.

– В тебе есть мудрость, а мы просто собаки, которые питаются отходами.

Избавь нас от последствий нашей глупости. Обещаем, мы будем повиноваться

тебе. Веди нас из этой земли смерти и покажи нам золото, о котором ты

рассказывал!

Конан вложил меч в ножны и без лишних слов взял на себя руководство. Он

отдавал приказы, которые они выполняли. После того, как эти дикие люди,

испугавшись, присягнули ему, они стали доверять киммерийцу безоговорочно.

Они знали, что северянин использует их для своих целей, но, ни один из них не

смог бы сделать того, на что был способен этот варвар. В этой дикой стране

правил только закон волчьей стаи.

Они собрали столько лошадей, сколько можно было поймать в течение