Текст книги "Поезд смерти (Сборник)"

Автор книги: Роберт Бирн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 52 страниц)

– Они совершенно красные. Я никогда еще не видел, чтобы глаза были такого цвета.

Митчелл надел солнечные очки и обхватил голову руками.

– Так вот, я и подумал, что в барабаны некоторых грузовиков вода могла быть добавлена уже после того, как они выехали с фабрики. Оказывается, в оба эти понедельника какой-то грузовик уехал на мост в полдень, а вернулся обратно только без четверти два.

– Возможно, водитель разгрузился и остановился где-нибудь пообедать.

– А что, если он остановился по дороге туда? Я проверил записи и обнаружил, что водителем грузовика в обоих этих рейсах был мой хороший приятель Джонсон Коротышка.

Эрхарт нахмурился, а Сэлливан улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, что этот парень остановился пообедать с полным бетона грузовиком и вращающимся барабаном? – спросил Эрхарт.

– Ты верно понял. Захудалый дешевенький ресторанчик у перекрестка дорог. Парковался он позади здания, чтобы не быть на виду. А после обеда брал шланг и добавлял воду в свой груз, пока тот не приобретал точно такой же вид, как сразу после загрузки. Мне пришлось повозиться, и я выяснил все эти детали лишь совсем недавно. Но он что-то заподозрил, когда я принялся вытягивать это из него! Не раскололся до тех пор, пока мы не уговорили девятнадцать банок «Карта-Юланки». Мы с ним теперь большие приятели. Он не знал, что лишняя вода может понизить прочность бетона.

– Ты занимаешься не своим делом, – сказал Эрхарт. – Тебе бы надо было стать сыщиком или шпионом.

– Я был бы счастлив работать обыкновенным инженером в какой-нибудь конторе, чертил бы прямоугольники на бумаге и подставлял к ним номера, рассмеялся Митчелл. – Все там ясно и чисто, а при полевой работе и грязи много, и публика грубовата. Я слишком рафинирован для такого рода деятельно сти.

– Черт возьми!

Митчелл медленно поднялся на ноги, стараясь не травмировать свою голову никакими резкими движениями.

– Эта комната вращается, вы не заметили? По часовой стрелке. Примерно сорок пять оборотов в минуту. Пойду-ка я лучше в свою комнату и лягу. Не могу я пить – вот в чем дело-то. Даже пиво. Это оскорбительно. – Он медленно дошел до двери и остановился, понуро опустив плечи. – Совсем неподходящая осанка для человека, который всего неделю назад занял шестое место в теннисном турнире в Боулдере, штат Колорадо, в котором участвовало более сорока человек. – Он посмотрел на Тима Сэлливана, два года назад закончившего аспирантуру, и сказал: – Сэлли, ты видишь перед собой человека, который потерял остатки достоинства и самоуважения. Пусть это будет для тебя уроком. – Он перешагнул через порог и повернулся для прощального замечания: – Один из водителей, некий Гектор, рассказал мне, что он, бывало, после обеда заливал воду в свой замес бетона, когда они возводили подпорную стенку вдоль автострады к северу от города. Я так понимаю, что здесь что-то вроде традиции. Готов биться об заклад, что в этой стенке есть ослабленные места, и мы можем потрясти всех своей проницательнос тью. Неплохо было бы немного позабавиться: позвонить в управление шоссейных дорог и рассказать им, где надо посмотреть. Ладно, спокойной ночи. Постучите мне в дверь, когда пойдете завтракать, и посмотрите, жив ли я еще.

Когда Митчелл ушел, Эрхарт взглянул на Сэлливана, стараясь казаться разгневанным.

– Этот парень выставляет меня каким-то придурком. Мы с тобой провели за подсчетами всю ночь, а он тем временем пил себе пиво, в итоге же его выводы, вероятно, и являются ключом ко всей этой штуке.

– Подсчеты тем не менее должны вестись, – напомнил ему Сэлливан. – Ты же сам говорил, что, мол, любая возможность должна быть учтена и задокументирована, чтобы противоположная сторона не смогла заявить в суде, будто мы что-то проглядели.

– Да знаю я, но... черт его побери!

Глава 4

Ночной сторож с таким же черным блестящим лицом, как и элегантный кожаный ремень на его униформе, стоял в южном вестибюле здания Залияна, внимательно глядя сквозь стеклянные двери. В четыре часа утра и площадь, и улицы выглядели почти пустынными. Пуэрториканцы из многоквартирных домов на 49-й улице убрались со ступенек еще несколько часов назад, а на 8-й авеню количество пешеходов уменьшилось до тонкой струйки. Проститут ки у выхода из подземки зазывно окликали какого-то мужчину, шедшего так быстро, что казалось, он почти бежал. Он, вероятно, направляется в отель Говарда Джонсона на 51-й улице, подумал сторож, и Бог знает, чего это он так торопится, может, от грабителей спасается? Какая-то одетая в лохмотья женщина устроилась на ночлег на вентиляционной решетке, загородившись от выходящего из-под нее пара чем-то вроде нагруженной тележки для покупок и поставленными друг на друга картонными коробками. На одной из бетонных скамеек на площади скрючился какой-то мужчина, ему, ясное дело, вывернут все карманы еще до рассвета. Два такси с такой скоростью промчались на север, словно участвовали в гонках.

Начали появляться полицейские, иногда на автомобилях, иногда и на своих двоих. Полицейский участок Северного центра находился всего в нескольких кварталах отсюда, на западной стороне 54-й улицы, но ведь не могла же полиция одновременно быть везде. В четыре часа утра в этом районе было небезопасно, и по соседству тоже, и не только для сторожей, но и для бродяг, сутенеров, пьяниц, проституток, мелких жуликов, наркоманов, таксистов, да и для легавых.

Ночной сторож продолжил свой обход. Он кивнул охраннику, сидевшему за столом в вестибюле, но и не подумал перекинуться с ним словечком: он вообще редко говорил с кем-нибудь, кроме родственников. Только они и могли понять его речь, состоящую из смеси французского, английского языков и наречия гаитянских креолов. На пластиковой бирке, прикрепленной к его униформе, было написано просто: "Кристофер ", однако это ни в коей мере не выражало всей пышности его имени, звучавшего так: Франсуа Генри Туссен-Лувертюр Кристоф. Работа ночного сторожа не слишком-то подходила для человека, имя которого наводило на мысли о его благородном происхождении, так что Кристоф намеревался подыскать что-нибудь получше. Как только он сможет позволить себе отказаться от этого жалованья, а быть может, и раньше, он уволится, потому что это было дурное место.

Поначалу-то ему казалось, что его работа заключается в защите здания от незваных гостей и всяких неожиданностей, но чем дольше он смотрел сквозь стеклянные двери, тем сильнее чувствовал, что сам является узником этой крепости. В его сознании постепенно укрепилось ощущение, что как раз от здания-то и исходила главная угроза его жизни.

Он вступил на лестницу, ведущую в цокольный этаж, следуя предписанному маршруту, проверяя, заперты ли двери, и следя за контрольными отметками на замках. Когда он проходил мимо пуленепроби ваемых окон комнаты охраны, то слегка коснулся шляпы, приветствуя трех охранников, находившихся внутри и кивнувших ему в ответ, правда, не слишком-то дружелюбно. В этой комнате находились компьютеры, контролирующие термометры, барометры, дымоуловители и датчики на всех шестидесяти шести этажах здания. Кроме того, здесь находились радиоприемники, микрофоны и контрольные стенды управления, назначения которых он не понимал. Кристоф несколько раз пытался узнать, как же это все работает, но так ничего и не выяснил. Потом это перестало его беспокоить, поскольку он знал, что скоро уйдет отсюда. Как только суставы его пальцев и коленей почувствуют приближение бури, он просто уйдет. Это здание уже прикончило двух человек, и он не сомневался, что список жертв будет расти.

Кристоф шел по бетонированной пещере, в которой располагались кондиционеры и отопительные системы. Этот лабиринт из механизмов и изоляционных труб напомнил ему о машинном отделении авианосца, который он когда-то посетил на военно-мор-ской верфи в Бруклине. Но там его окружала любопытствующая публика вроде него самого, а здесь он был один. Тишину нарушал лишь звук его собственных шагов, посвистывание клапанов, выпускавших пар, и пощелкивание датчиков автоматического контроля. Слабое свечение оборудования напоминало ему глаза хищников, словно следящих за ним из джунглей. И если комната охраны была мозгом всего здания, то это помещение было его сердцем. Именно здесь создавался и контролировался климат, в котором существовали обитатели, по сути дела, небольшого городка. Этим шести тысячам человек, которым предстояло явиться на службу через несколько часов, должно быть тепло, пока солнце не заступит на свою вахту, и прохладно, когда оно станет слишком жгучим. В течение всего рабочего дня воздух в помещениях должен быть не слишком влажным и не слишком сухим, чтобы людям легко дышалось. Для него было загадкой, еще одной загадкой, как же именно вся эта масса машин, проводов, клапанов, насосов и прочих предметов, названия которых он даже не знал, совершала свою работу. Только одно он понимал совершенно ясно, по его мнению, единственный, кто это понимал. В здании Залияна обитали призраки. О да, оно было населено призраками, и это было так же несомненно, как и то, что ими населены пустующие дома, пугавшие его, как ребенка. А чем же иным можно было объяснить то, что это здание разговаривало с ветром, в самой своей глубине?

Кристоф отпер дверь в складское помещение и не спеша направился по проходу между рядами, заставленными мешками. Он отпихнул в сторону коробку со строительным мусором, опустился на колено и открыл дверцу, ведущую в настолько низкое пространство под грузовой платформой, что по нему можно было только ползти. Ему пришлось буквально припасть к земле, чтобы протиснуться внутрь через маленький дверной проем. Пахнуло затхлостью и сыростью. Он закрыл за собой дверцу и включил карманный фонарик. Луч фонаря отбросил темноту. Левую стену этого узкого туннеля пересекали, как ребра, шесть главных опор здания, массивные стальные балки в форме буквы "Н". Покрытые белой огнеупорной шпаклевкой, они походили на погребенные в могильнике мумии. Взгляду было открыто всего пять футов этих опор, но Кристоф знал, что они тянутся вверх еще на восемьсот футов, упрятанные между стенами кабинетов и гранитным фасадом здания. Именно в этом потайном склепе он лучше всего слышал голос здания, чувствовал его содрогания, как колючка, вонзившаяся в мышцу, реагирует на пульсацию крови.

Свет фонаря упал на ближайшую опору и отразился от небольшого куска обнажившейся стали. Оказавшись здесь в первый раз, Кристоф соскоблил своим пружинным ножом немного огнеупорной шпаклевки. Положив руку на холодный брус опорной балки, он пытался понять источник ее силы и тщетно стараясь представить, каким образом она удерживает на себе сокрушительную тяжесть здания.

Луч света поднялся вверх, к месту соединения бетонного потолка и стен. Паутина тоненьких трещин увеличилась в размерах, расползлась извилистыми линиями. А на полу была другая конфигурация трещин, они расходились концентрическими кругами от каждой опоры. Если эти трещины будут увеличиваться, что и происходило с того момента, как он впервые их заметил, эта паутина в конце концов охватит весь туннель. Он еще укажет на них, когда оставит эту работу, и докажет, что он вовсе не сумасшедший.

Кристоф выключил фонарь. В полной темноте было нетрудно представить, что он снова на родном острове, вместе с друзьями детства. Темная ночь, и со всех сторон подступают джунгли. Кристоф замер и прислушался. Он услышал какое-то слабое шуршание, похожее на трение жернова. Изо всех сил вслушиваясь в эту тишину, он различил какие-то невнятные скрипы, будто где-то далеко медленно открывали тяжелую дверь. Но его тело не содрогнулось, и Кристоф испытал разочарование. Снаружи царило безветрие, и поэтому голоса были приглушены. Ничто не напоминало день тех смертей, когда выпавшее из окна стекло рассекло пополам женщину, а стальной обломок пришпилил на крючок мужчину, чтобы понаблюдать, как из него вытекает жизнь, уносясь красными струйками в гонимый ветром туман. А в ночь накануне этого здание завывало, словно целый хор зомби, заставив Кристофа так трястись, что он весь покрылся потом. Когда он снова появился в вестибюле, охранники и другие сторожа, заметив его состояние, заставили сесть и принять аспирин.

Прошло уже достаточно времени, и его могли хватиться. Он слегка приоткрыл дверцу, чтобы удостовериться, что в складском помещении никого нет, и только после этого выкарабкался наружу. Когда он заталкивал коробку со строительным мусором на прежнее место, ему пришло в голову: а что бы подумали его дядя и брат, если бы могли услышать голоса этого здания? Сказали бы они, что он свихнулся и что все это плод его воображения? Сказали бы они, что им снова овладевают суеверия, от которых они хотели его избавить? Он знал, что сказала бы его бабушка, будь она жива. Он отчетливо увидел свою бабушку, корону волос поразительной белизны, огромные карие глаза, и услышал ее пронзительный, вибрирующий голос. Она бы сказала, что кто-то раздобыл рисунок здания Залияна и протыкает его булавками. Кристоф улыбнулся. Его бабушка была удивительной женщиной. Она могла заставить людей, а в особенности детей, поверить во все что угодно.

Эудженио Лузетти позвонила его секретарша.

– Мистер Лузетти, вам звонят из другого города, какой-то Брайан Митчелл. Вы у себя?

– Брайан Митчелл? Я не знаю никакого Брайана Митчелла.

– Он из компании «Инженерные работы Селигмэна», которая находится в Боулдере, штат Колорадо.

– Из какой компании? О-о-о, да, да, да! Теперь я вспомнил. Соедините меня с ним.

Лузетти плечом прижал трубку к уху, вытащил из ящика стола папку и раскрыл ее.

– Мистер Лузетти? Вам звонит Брайан Митчелл из мотеля «Сэндс-Мэйнор» в Рэйтоне, штат Нью-Мексико. Я из компании Селигмэна...

– Конечно, конечно, компания «Инженерные работы Селигмэна», Боулдер, штат Колорадо. Как дела, мистер Митчелл?

– Да в общем-то, хорошо. Мне сказали, что у вас есть небольшая проблема, в которой, как вы полагаете, я смог бы вам помочь.

– Боюсь, что не такая уж она и небольшая. Сегодня утром еще один раненый предъявил нам иск, что довело общую сумму претензий до двухсот пятидесяти миллионов долларов. Вы можете уделить нам пару недель? Не стану скрывать от вас, что наша задача – не довести дела до суда.

– Что ж, мысль интересная. Мне понадобится кое-что.

– Что именно?

– Мне нужен номер в гостинице «Уолдорф-Астория» и место для работы в здании, которым я буду заниматься.

– Хорошо.

– Если я буду работать ночью, мне потребуется вооруженный охранник.

– Ну, вообще-то, мистер Митчелл, в этом совсем нет необходимости.

– Да я шучу. Мне нужен помощник для исследований. Самое лучшее, если это будет кто-нибудь из вашей фирмы, кому вы доверяете. Вы, я полагаю, не хотите, чтобы я сам был у себя на посылках. Вы сможете выделить мне человека?

– Хм, думаю, что да. Я подберу кого-нибудь.

– Он должен начать прямо сейчас, чтобы я смог с ходу включиться в работу. Давайте-ка поглядим. Сегодня у нас среда. Я буду у вас в субботу. В своем номере я сразу хотел бы найти планы, спецификации и прочие документы, которые относятся к этим окнам и рамам. Мне понадобится Нью-Йоркский городской строительный кодекс. Были ли какие-нибудь странные задержки или производственные срывы в процессе возведения здания? Сделайте подборку статей из «Нью-Йорк таймс», «Строительных новостей» и «Гражданского строительства». Вы записываете, что я говорю? Выясните, не возбуждались ли прежде судебные дела против какой-либо из компаний, участвовавших в строительстве, и за что. И не прикрепляйте ко мне какого-нибудь бездельника. Мне нужен человек с некоторым воображением. Мне бы также помогли краткие досье на основных персонажей: инженера, архитектора, подрядчика, Залияна. Идет? Увидимся в понедельник, мистер Лузетти! Передайте мой поклон Бродвею. Или попросите моего помощника сделать это.

Глава 5

Адвокаты Розен, Лузетти, Блэйк, Пирс и Кэлб имели свою основную штаб-квартиру в здании компании «Пан-Америкэн» в Нью-Йорке, а филиалы в Лондоне и Сан-Франциско. Кабинет Эудженио, или Джино, Лузетти находился на северной стороне 30-го этажа, с видом на купол, венчавший старое здание «Нью-Йорк Сентрал», и на раскинувшийся позади него простор Парк-авеню. Лузетти часто говаривал, что как бы ни бранили здание «Пан-Америкэн» за то, что оно подавляет станцию «Грэнд-Сентрал», из него открывается чертовски привлекательный вид на этот купол. Элегантные пропорции и изгибы, причудливые детали украшений, великолепный образчик неоклассической архитектуры... Нет, господа, теперь-то уж никому не сделать подобного купола. Большинство новых зданий обрублено сверху, словно пучки сельдерея.

Иногда Лузетти работал с задернутыми шторами, чтобы ничто его не отвлекало, но только не в этот день. Шторы были широко распахнуты, волосы Лузетти тщательно причесаны, а на его столе стояла небольшая ваза с цветами. Ему хотелось произвести по возможности наилучшее впечатление на человека, сидевшего напротив него, на Кэрол Оуэнс, самую привлекательную женщину из значащихся в их платежной ведомости. И она тоже, отметил Лузетти, отличается элегантными пропорциями и изгибами.

После нескольких минут шутливого разговора, чтобы Кэрол почувствовала себя непринужденно, Лузетти спросил, почему она уехала из города, проработав пять лет в фирме юридических консультаций.

– По правде говоря, – сказала она улыбнувшись, – я устала от нищенской жизни.

Что за улыбка! В семействе Лузетти за улыбку, подобную этой, зубному врачу за-платили бы пять тысяч долларов. А мисс Оуэнс, вероятно, родилась с ней. Мисс Оуэнс. Его секретарша подтвердила, что она не замужем, и сумела выяснить, что и Митчелл холостяк. Он посмотрел на нее, не скрывая восхищения. Для юриста она была слишком хороша, несмотря на явную попытку замаскировать это. Свои длинные черные волосы она беспощадно затянула на затылке, и никакой косметики... или косметика наложена так искусно, что была совершенно незаметна? А строгие деловые костюмы она носила, вероятно, для того, чтобы заставить мужчин думать о делах, а не об удовольствиях.

– Работа в юридической консультации, – продолжала мисс Оуэнс, – не слишком обременительна, но приходится иметь дело со множеством неудачников и решать массу проблем. Через какое-то время это становится утомительным.

– Могу себе представить. Ну, и вы рады, что решились на такую перемену? – улыбнулся Лузетти, отчасти отдавая дань ее скулам и форме губ, а отчасти – собственному уму.

Прикрепление этой Оуэнс к Митчеллу было мастерским ходом, достойным любимого итальянского героя Лузетти – Макиавелли.

Митчелл ведь слыл образцом объективности, разве не так? Что ж, вот и посмотрим, насколько объективен он будет, когда заинтересуется одним из членов команды своего клиента. Пока Лузетти мысленно смаковал цинизм своего плана, Оуэнс, отвечая на его вопрос, сказала, что ей нравится и центр города, и люди, с которыми она работает. Она, правда, хотела бы, чтобы ей предложили что-нибудь более серьезное, где мог бы пригодиться ее опыт. В последние две недели, призналась Оуэнс, она вообще ничего не делала, а только составляла сводки по всем случаям, которые смогла отыскать, связанным с компаниями, зарегистрированными в Делавэре и привлеченными к суду в Нью-Джерси. Совсем не то, о чем она когда-то мечтала. Разумеется, ей известно, что в фирмах, подобных этой, приходится долгое время ходить в учениках, но все-таки она не такой уж новичок в юриспруденции.

Лузетти сказал, что полностью понимает ее, и заверил, что о ней никогда не забывали. Он и другие старшие члены фирмы внимательно наблюдают за ней и весьма довольны ее работой. И они понимают, что теперь могут поручить важное дело. Не слышала ли она о предстоящей судебной тяжбе Залияна? Это может затянуться на годы. Со стороны защиты был нанят инженер для проведения двухнедельного исследования. Чтобы предельно увеличить эффективность работы, ему решено дать помощника от самой фирмы, вот это дело ей и хотят поручить. Он передал мисс Оуэнс список исследовательских задач, которые, как просил Митчелл, необходимо завершить к субботе. Пока Кэрол изучала страницу, Лузетти сообщил ей, что Митчелл – замечательный парень, работать с ним одно удовольствие, человек честный, да еще и глубоко сочувствующий проигравшей стороне... Насколько все это соответствует действительности, Лузетти не знал.

– Прямо-таки список покупок, – сказала Кэрол Оуэнс, закончив чтение, – но неужели для выполнения этой работы требуется именно адвокат?

Лузетти покровительственно улыбнулся.

– Нам нужен человек, разбирающийся в технических деталях. У вас будет масса работы, в том числе и в суде, если вы возьметесь за это дело. Вам надо будет прямо-таки приклеиться к Митчеллу и разузнать у него все, что возможно, об инженерных аспектах дела. Он живет в Колорадо, и поэтому здесь не надолго. Мы хотим, чтобы вы стали нашим, так сказать, домашним экспертом по зданию Залияна. Беретесь? Отлично! Я знал, что вы согласитесь!

Кэрол Оуэнс вернулась в свой кабинет и несколько минут сидела неподвижно, положив руки на стол и пристально глядя на взятую в рамочку репродукцию картины Фламинка, изображающую шторм, надвигавшийся на голландскую деревушку. Был ли это жизненный перелом, которого она так ждала, или же ее просто хотят каким-то образом использовать? Было в этом Лузетти что-то такое, что не вызывало у нее доверия. Это заявление насчет глубокого сочувствия Митчелла проигравшей стороне прозвучало фальшиво. Может быть, ее выбрали из-за внешности? Был ли в предложении «прямо-таки приклеиться к Митчеллу» гнуснейший намек? Или ей это просто кажется? Потом она упрекнула себя за излишнюю подозрительность и перестала ломать голову над этими пустяками. Изображенные на картине крестьянки торопились к крытым соломой хибаркам под сердитым, угрожающим небом. Резкими синими и черными мазками художник добился потрясающего ощущения, будто все силы ада готовятся вырваться на волю. Под влиянием нахлынувшего на нее настроения решила заменить картину на какой-нибудь натюрморт.

Они стояли на противоположных концах подвесной платформы, держа руки на стопорах лебедки. По условному кивку они одновременно нажали рычаги управления, стали медленно опускаться и остановились, достигнув 61-го этажа. Координация была необходима, чтобы платформа не накренилась. Закрепив лебедки, они принялись за работу, промывая оконные стекла четырнадцатидюймовыми щетками и резиновыми валиками. Билл Слатер начал свой тридцатый год работы мойщиком окон на Манхэттене, а Р. Дж. Бун, по прозвищу «Преподобный Бун», – двадцать третий. Они работали вместе с тех пор, как было построено здание Залияна, и за эти два года каждый из них уже с дюжину раз прошелся по всем четырем тысячам окон.

– Интересно, купят ли они когда-нибудь автоматического мойщика, сказал Слатер, выписывая щеткой широкие водяные рисунки на стекле. – Дали бы лучше мне те деньги, которые они потратят на эту кучу дерьма. Или те деньги, которые пытается положить себе в карман Рон, обещая приладить эту дрянь. Он сидит себе на крыше целый день и в ус не дует, а что он с этого имеет? Двадцатник за час? Неплохо, да.

Преподобный Ральф, человек по характеру довольно угрюмый, ничего не ответил, и Слатер продолжал, хихикая и одновременно меняя щетку на валик: – Думаю, всякий раз, когда он прилаживает автомат, он что-то там делает, чтобы тот снова сломался и у него будет постоянная работенка. Слатер широко улыбнулся и помахал кому-то через стекло. – Привет, милая! Эй, вы там! Преподобный, это снова та секретарша, ну та самая, о которой я тебе рассказывал. Она узнает меня, и всегда машет рукой, и просит быть поосторожнее. Я читаю по ее губам. Не волнуйся, дорогая! Я буду, буду осторожным! Ох ты, она уходит. Гляди-ка, вот это походочка! Вот это да!

В платформе было почти шестнадцать футов длины, вполне достаточно, чтобы захватить два окна четырехфутовой ширины и вертикальную полоску гранита между ними. Когда каждый из них покончил со своим оконным стеклом, они снова разошлись по краям платформы и высвободили лебедки.

– Не думаю, что ты такой плохой человек, каким хочешь казаться, проговорил вдруг Преподобный Ральф, пока платформа медленно опускалась. – Я думаю, что ты поносишь имя Господа и говоришь о похоти только потому, что знаешь, что по воскресным дням я служу Господу. Ты хочешь посмотреть, удастся ли тебе заставить меня выйти из себя.

– Кто, я?! Ну, ты меня не так понял, я вовсе ничего такого не хотел. Я в самом деле грязный, испорченный, нехороший сукин сын. Только и всего.

– Ты завидуешь моему внутреннему спокойствию.

– Да что ты! Не завидую я твоему внутреннему спокойствию. Я думаю, оно уже накрылось.

Рис. Н. Кошкина.

Платформа двигалась вниз вдоль фасада здания, понемногу приближаясь к фанерной панели, которой было забито окно кабинета, некогда принадлежавшее Эдвину Лестеру. Когда Бун увидел эту фанеру, он тяжело задышал и рефлекторно убрал руку со стопора лебедки.

– Стоп! – в тревоге закричал он. – Стоп!

– Что там? Что случилось? – Тот конец платформы, где стоял Слатер, продолжал опускаться, пока не оказался на фут ниже, чем противоположный. Слатер дал обратный ход, поднимая рычаг лебедки, наконец платформа восстановила равновесие. – Что там, черт побери, стряслось?

Бун едва кивнул в направлении окна.

– Мы на шестидесятом, – с трудом выговорил он. – Это здесь... это же здесь...

– Здесь убило того парня. Ну и что? Значит, нам надо спуститься на пятьдесят девятый. Ты боишься увидеть кровь? Это же было две недели назад. Теперь уже все смыто.

– Давай вернемся на крышу. Мне нужно передохнуть. – Бун повернулся спиной к зданию и стал смотреть прямо перед собой. – Назад?! Да мы же только что начали работать! Давай, давай, нам еще надо вымыть уйму окон. Ветер все усиливается, а нам нужно завершить мойку всех до конца недели.

– Пожалуйста, Билл. Мне нужно выпить чашечку кофе. Я сделаю перерыв и буду в порядке.

– Ладно, Бог с тобой. – Слатер рассерженно толкнул рычаг лебедки. Платформа начала подниматься. – Ну, убило какого-то парня. Люди живут, и люди умирают. Мы даже не знали и ни разу не видели этого парня! Тебе надо было бы работать со мной годиков пять назад, когда мой напарник спикировал с сорокового этажа прямо на марширующий оркестр. Вот это было ужасно! Мне самому после этого понадобился стаканчик кофе.

У Буна глаза вылезли из орбит, и он зажал рот ладонью. Платформа поднялась к окнам 66-го этажа.

– Эй, – окликнул его Слатер, показывая пальцем в окно, – видишь того мужика, ну вот он, спиной к окну? Это же сам Залиян!

Но Преподобного Буна ничто не интересовало. Буна вырвало прямо в бадью, до половины наполненную смесью воды и фосфата натрия.