Текст книги "Поезд смерти (Сборник)"

Автор книги: Роберт Бирн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 52 страниц)

Глава 25

Лузетти стоял в некотором замешательстве. На шейхе была арабская национальная одежда. Точно так же были одеты и двое из шести его сопровождающих. Остальные четверо – в модных деловых костюмах. Все они были смуглые, бородатые, с живыми карими глазами, и все, кроме шейха, отнеслись к Лузетти с нескрываемой неприязнью. Шейх оказался высоким мужчиной с ястребиным носом. Идя с ним и его окружением по 53-й улице, Лузетти чувствовал себя участником эффектного публичного шоу, устроенного каким-нибудь цирком с Ближнего Востока.

– Хэлло! Как поживаете? Как приятно вас видеть! – говорил шейх всем прохожим, с которыми встречался глазами.

Может быть, где-нибудь на Ист-Сайде, подумал Лузетти, возле здания ООН, на эту группу никто не посмотрел бы второй раз, но на Вест-Сайде люди не очень-то привыкли видеть взрослых мужчин, завернутых в простыни.

– О, попутный ветер всегда придает силы человеку, не так ли, мистер Лузетти? – сказал шейх своим тонким, пронзительным голосом, улыбаясь и помахивая рукой, ни к кому конкретно при этом не обращаясь. Он шел широким шагом, и его одежда раздувалась на ветру, как парус. – Или мне лучше называть вас Джином?

– Джин – это прекрасно. Могу я спросить, какое обращение вы предпочитаете? Шейх? Ваше превосходительство?

– Это уж чересчур официально, мой дорогой! Меня зовут аль-Халил Сауд. Называйте меня Ал! Ха-ха!

Лузетти рискнул быстро взглянуть на Торнтона, многозначительно подняв глаза к небу. Арабы, окружая своего шейха, кучей врезались в толпу двигавшихся навстречу прохожих. На углу 8-й авеню прохожих на тротуаре оказалось слишком много, и шейх отвел свой конвой в сторонку, прямо на проезжую часть. Какому-то грузовику пришлось резко затормозить, чтобы дать им пройти.

– Проклятые клоуны! – закричал водитель.

Шейх ответил ему дружеским взмахом руки.

– Хэлло! Как приятно вас видеть!

– Убирайся к себе домой и играй там в песочек!

– Как поживаете? Превосходный день!

Лузетти повернулся к Торнтону и прошептал:

– Парень совсем рехнулся.

– Зато у него куча денег.

Они пересекли 8-ю авеню и свернули на юг, оказавшись вне пределов досягаемости сильных порывов западного ветра. Трое арабов в национальных костюмах уже не выглядели так, словно собирались взлететь, как воздушные шарики. Аль-Халил Сауд схватил Лузетти за рукав и подтянул поближе к себе.

– Здание, которое вы хотите продать, – спросил он доверительным тоном, – хорошее?

– Замечательное.

– Тогда почему же вы... как это правильно сказать... избавляетесь от него?

– Правильно сказать – «продаете». Необходимы деньги для строительства других объектов.

Лузетти вытянул шею. Большая толпа собралась в конце улицы. Всюду бегущие люди, кто-то кричал. Движение транспорта остановлено, если не считать разворачивающихся автомобилей, пытавшихся выбраться из узкого проезда в южном направлении.

– Вы обратились ко мне, потому что думаете, будто у всех арабов есть деньги?

– Мы слышали, что вы подыскиваете какое-нибудь впечатляющее здание для штаб-квартиры.

Лузетти прищурился, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Нашли бомбу? Снимают кино?

– В Аравии тоже есть бедные люди. В особенности после возникновения переизбытка населения.

Лузетти, идущий впереди, почувствовал себя неловко и замедлил шаг.

– Да, этот переизбыток, – сказал он сдержанно, – мы были огорчены, узнав об этом.

– Ха-ха! Вы были огорчены! Смешнее и не придумаешь!

Прежде чем сойти с мостовой на 52-й улице, Лузетти остановился и поднял руки, останавливая своих спутников. Восемь пар глаз проследили за его пристальным взглядом, направленным вверх.

– Уж не это ли здание вы продаете, – спросил шейх, – которое наклонилось над улицей? Оно что же, выглядит так со всех сторон или только с этой стороны? Если это наклонное здание, то я не думаю, что оно меня заинтересует.

Брови Лузетти полезли вверх. Он открыл и снова закрыл рот, чувствуя, что рука Торнтона впилась в него. В отдалении слышались завывания полицейской сирены. Мимо пробежала какая-то рыдающая женщина. На следующем углу он увидел двух полицейских, отчаянно махавших руками.

– Оно наклоняется, – услышал Лузетти над ухом шепот Торнтона.

На высоте двадцати этажей платформа мойщиков окон висела над Восьмой авеню футах в тридцати от стены здания.

– На фотографиях не заметно, что это наклоняющееся здание, – сказал шейх. – На фотографиях оно вертикальное. Как и все другие здания.

То, что они видели, не было оптическим обманом, здание явно отклонилось градусов на пять или даже десять к востоку. Одиннадцатиэтажное здание между 52-й и 51-й улицами загораживало весь вид, однако восточный край здания Залияна высовывался из-за него высоким узким клином. Вверху можно было разглядеть два ряда гранита и стекла. Пока Лузетти удивленно таращил глаза, вверху показался и третий ряд окон.

– Это движущееся здание, – сердито заговорил шейх, – а не просто наклонившееся. Вам должно быть стыдно, мистер Джин! Вы собирались продать мне наклонившееся и движущееся здание. Я полагаю, что в итоге все же правильно сказать – «избавляетесь».

Лузетти медленно шел вперед. Бегущим навстречу людям приходилось уступать ему дорогу. Он увидел, что какой-то темный предмет отделился от здания и падает вниз, и следил за его полетом, пока предмет не скрылся из виду, а секундой позже услышал глухой удар. Он снова поднял глаза, ускоряя шаг, и перешел на восточную сторону улицы, чтобы получше видеть. На восточном фасаде здания зияли далеко отстоящие друг от друга темные прямоугольники, отмечая места, где отвалились куски облицовки. В вертикальных полосах стекла он видел колеблющиеся силуэты центральных городских небоскребов, словно они отражались в волнующейся воде. Лузетти четко расслышал неумолкаемый отдаленный гул и побежал, слыша за своей спиной визгливый голос шейха:

– Это распадающееся на куски здание. Падающее здание. Это совсем не то, что я имел в виду. Я шокирован и опечален, мистер Джин, тем трюком, который вы пытаетесь сделать! Да, бегите прочь со стыда! Вы, должно быть, думали, что я только вчера с верблюда свалился!

Лузетти пробивался вперед, расталкивая людей и не обращая внимания на крики вокруг. Он не мог оторвать глаз от огромного содрогающегося монолита, возвышающегося над его головой. Сознание его, казалось, было парализовано. Если бы какой-нибудь ледник сползал в море, он мог бы понять, что это результат воздействия непреодолимых сил природы, но это же здание, воздвигнутое людьми... невозможно, чтобы оно наклонялось. Нет сомнений, что его остановят и не позволят упасть совсем! Ведь такая громадина просто не может... Она же должна находиться под каким-то контролем... Но какие же мыслимые причины могли быть, чтобы... Здание наклонялось, здание приближалось к земле, здание двигалось! Этого не могло случиться, но это происходило. Он бежал качая головой, как бы отрицая то, что видел собственными глазами.

Его остановил полицейский: один из десяти, стоящих редкой цепочкой поперек 8-й авеню и пытающихся оттеснить толпу на север, подальше от 50-й улицы. Некоторые люди поворачивались и убегали, другие же, вроде Лузетти, находились в состоянии какого-то транса и не могли оторвать глаз от поразительного зрелища медленного падения шестидесятиэтажного здания. Свершалась невообразимая по масштабам катастрофа, нечто вроде землетрясения, извержения вулкана, и воздух был пропитан пылью, дымом и ужасом.

– Назад! Назад! – орали полицейские, пытаясь перекричать нарастающий гул и периодически оглядываясь назад. – Здание падает! Разбегайтесь!

Люди уже не толпились на перекрестке, он был совершенно пуст и только засыпан обломками. Лузетти видел, что полицейские машины и машины «скорой помощи» на большой скорости отъезжают от тротуаров, стремясь убраться подальше от наклоняющегося с восточной стороны здания. Несколько брошенных легковушек и грузовиков стояло посередине улицы рядом с пожарной машиной, сплюснутой гранитной плитой, словно пустая пивная жестянка. Здание осело так сильно, что дверей вестибюля и окон магазина на первом этаже больше не было видно. Трущиеся друг о друга, ломающиеся и падающие куски стали и бетона громыхали так, будто рядом шумел Ниагарский водопад.

Разорванные концы тросов платформы мойщиков окон болтались над серединой улицы, а сама платформа висела футах в ста над землей, ближе к восточной, чем к западной стороне 8-й авеню. Откинув голову назад, Лузетти видел, что верхушка здания Залияна находилась прямо над ним, но чем дольше он смотрел, тем все большую часть неба заслоняла огромная стена гранита и стекла.

Лузетти привел в чувство какой-то мужчина, который, пробегая мимо, едва не сшиб его с ног. Это был тот самый полицейский, что остановил Лузетти: у него не выдержали нервы, и теперь он занялся спасением своей собственной шкуры. Ведь когда здание упадет, здесь будет куча покойников. Лузетти сделал несколько шагов назад и уже тоже был готов повернуться и бежать, когда увидел нечто, заставившее его остановиться. Крышка люка у перекрестка на углу здания Залияна приподнялась, и показалась голова какого-то человека. Потом появился и сам человек – в каске и рабочем комбинезоне. Он отбросил крышку люка в сторону и вылез наружу, в замешательстве оглядываясь по сторонам. Из оконного проема на верхнем этаже здания летели на улицу столы и стулья. Рабочий заметил Лузетти и полицейского, находящихся к нему ближе всех других людей, и бросился к ним.

– Он не успеет, – услышал Лузетти слова полицейского.

Звук летящего над крышей здания вертолета прервал рыдания Рона Ярагоски. Он вцепился в корпус моечной машины и посмотрел на небо, почти очистившееся от дождевых туч. Пробивающиеся солнечные лучи слепили глаза. Где эта стрекоза? Легкое жужжание, похожее на звук скользящей по озеру моторной лодки, наполнило его таким бурным восторгом, что закружилась голова. Этот вертолет спасет его! Сдернет с карниза, аккуратненько и четко! Вон он, вон там, в нескольких сотнях футов над ним, с западной стороны. Не видят они его, что ли?

– Сюда! – заорал Ярагоски, размахивая руками над головой. – Вот он я!

Вертолет сделал вираж, разворачиваясь для нового захода, но он был все еще слишком высоко. Они меня видят, торжествовал Ярагоски, карабкаясь на моечную машину. Они возвращаются! Я сделаю так, чтобы им было легче забрать меня, я залезу как можно выше!

Со своей новой позиции он мог дотянуться до карниза у нижнего края медной пирамиды. Осторожно, помогая себе коленями, он подтягивался вверх, пока не встал на водосточный желоб, и, переводя дыхание, прислонился к пирамидальной покатой крыше. Держась одной рукой, он размахивал другой, когда вертолет пролетал над ним.

– Сюда! Сюда! – вопил он, рыдая теперь уже от радости, а не от безысходности.

Вероятно, для них слишком рискованно опускаться ниже в такой ветреный день, подумал он. Я уж лучше заберусь на самую верхушку. Упираясь руками, животом и рантами ботинок в крышу, он рывками продвигался вверх, примерно на фут за один рывок. При нормальном положении здания крыша была бы слишком крутой, чтобы лезть на нее подобным образом, в особенности если она трясется, словно «форд» модели "Т", однако здание так сильно наклонилось, что уклон западного фасада сгладился. Рон не отрывал глаз от самой верхушки пирамиды, отмеченной остроконечным медным шпилем высотой в шесть футов. Он полз все выше и выше, и ветер помогал ему в этом. Добравшись до вершины, Рон ухватился обеими руками за шпиль и встал на ноги.

Вертолет кружил над площадью, похоже, летчик оценивал ситуацию. Он был все еще как минимум футах в двухстах от крыши. Ярагоски чувствовал, что здание оседает и смещается. Если бы он посмотрел вниз, то понял бы, что ему придется либо снова подниматься вверх, либо умереть от страха. Он размахивал рукой, но вертолет оставался довольно далеко и высоко от него.

– Давайте же! – кричал Рон. – Бросьте веревку! Давайте! Поближе! Сюда!

Вертолет немного приблизился. Летчик, по всей видимости, пытался зависнуть над крышей, но обнаружил, что при таком ветре это невозможно. У них же есть веревки, подумал Ярагоски. Они могут сбросить мне веревку подлиннее, а сами так и останутся в безопасности.

Вертолет немного опустился вниз, оказавшись примерно на одном уровне с Ярагоски. Машина медленно развернулась, и вот уже одна сторона ее фюзеляжа оказалась прямо напротив Ярагоски. И тогда он увидел большой номер, нарисованный на дверце. Это был вертолет с телецентра. Он маневрировал, делал съемку и выбирал нужный угол для кинокамеры. На нем, вероятно, даже не было необходимого спасательного снаряжения.

Ярагоски видел, как летчик усиленно старается удержать машину на месте, как оператор энергично кивает ему головой, нацеливая объективы. О да, это будет грандиозный кадр. Великолепный кадр. По меньшей мере достойный Пулитцеровской премии.

– Вызовите помощь, вы, сукины дети! – заорал, потрясая кулаком, Ярагоски.

Но даже если они уже вызвали ее, Рон знал, что в этом не было никакого проку. Времени не оставалось. Здание падало. У него свело желудок. Он закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы удержать рвоту: ведь его семья будет смотреть вечерние новости. Рон сжимал шпиль изо всех сил, а мир уходил от него...

Глава 26

Никто не ответил на предупреждающие крики Кори Хейл на десятом, девятом, восьмом, седьмом и шестом этажах, но когда она открыла дверь пятого, то обнаружила там встревоженную молодую парочку, торопливо натягивающую на себя одежду.

– Сматывайтесь отсюда, и поживее, – сказала она, держа дверь открытой, – и не тратьте время.

– А в чем дело-то? – нахально спросила девушка, натягивая нейлоновые чулки. – Что стряслось?

– Точно не знаю, моя сладенькая, но я уверена, что если мы не уберемся отсюда прямо сейчас, то в любую минуту можем погибнуть. Вы разве не слышали сирены?

Мужчина застегнул брючный ремень и передал своей подружке ее сумочку.

– Мы были заняты.

– Если вы ничего не заметили, – сказала Кори, пока они проходили мимо нее на лестницу, – то это, должно быть, было какое-то замечательное занятие. Как бы хотелось, чтобы и мне выпала такая удача.

Пол угрожающе накренился, и со стороны кабинетов донесся звон разбивающегося стекла.

– Вот невезуха-то, Боб, – на ходу с досадой бросила девушка, торопясь вниз по ступенькам с зажатыми в руке туфлями на высоких каблуках, – ты же мне говорил, что сирена – просто какое-то учение. Всякий раз, когда я тебя слушаю, происходит что-нибудь в этом роде.

– Отстань, Диана. Можно подумать, что ты не имеешь к этому никакого отношения. Мне тоже не надо было тебя слушать. – А у Кори он спросил: Вы ведь не будете поднимать шума? А то нашего босса кондрашка хватит.

– Кто, я?! Я вообще ничего не видела.

На площадках четвертого и третьего этажей Кори открывала пожарные двери и кричала:

– Уносите побыстрее свои задницы! Здание падает!

Вибрация и грохот усиливались, и на стенах лестничного пролета появились трещины. На площадке второго этажа дверь была приоткрыта, и куски бетона, валявшиеся на полу, не давали ей закрыться. Кори прокричала свое предостережение на ходу.

Женщина начала плакать. Пол вестибюля был усыпан кусками, отвалившимися от стен и потолка, и все новые куски отваливались и сыпались вниз. Вся троица старалась пересекать вестибюль в тех местах, где потолок уже обвалился. Вдруг Кори остановила своих спутников, заметив, что из-за сильной усадки здания нижняя часть выходных дверей оказалась на несколько футов ниже уровня тротуара и неуклонно продолжала опускаться.

Кори устремилась к отдельно стоящей винтовой лестнице, ведущей в полуподвальный этаж. Они с трудом карабкались по частично разбитым и усыпанным битым камнем ступенькам. В тот момент, когда они добрались до верха, вся нижняя половина лестницы обрушилась. Прикрывая головы руками, они побежали по коридору к более высокой стороне здания, мимо разбитых вдребезги магазинных окон и обвалившихся стен. Отчаянные вопли молодой женщины заглушил грохот.

На западной стороне здания был балкон, выходящий на площадь. Его стеклянная дверь оказалась частично зажатой перекосившейся рамой, так что им всем троим пришлось одновременно рвануть ее, чтобы открыть. В образовавшуюся щель можно было протиснуться наружу. Футов пять осадки приблизили балкон к земле, и теперь высота составляла примерно семь футов. Между стеной здания и мостовой виднелась брешь шириной в два фута, но они сумели миновать ее, спустившись с внешнего ограждения балкона. От стоявших поблизости машин различных служб по чрезвычайным ситуациям к ним бежали полицейские, чтобы помочь спуститься вниз.

Оказавшись на земле, Кори Хейл тут же попыталась забраться обратно на балкон, отчаянно вырываясь из рук полицейского, который крепко держал ее.

– Черт побери, да что это вы пытаетесь проделать, леди, хотите убить себя?

– Джерри еще там, внутри! Он же шел позади нас!

– Надо уходить отсюда, – сказал полицейский, увлекая ее за собой, здесь опасно оставаться.

И как бы в подтверждение истинности его слов от южного угла здания на двадцатом этаже оторвалась стеклянная панель. Скользнув, как сани с горы, по фасаду здания, она исчезла в расщелине у основания. Относительно небольшие куски гранита и бетона катились вниз по краю здания, градом падая на площадь.

Плача навзрыд, Кори больше не сопротивлялась и позволила полицейскому оттащить себя в сторону.

– Джерри там, внутри, – повторяла она снова и снова, – вы должны спасти его!

– Он должен сам спасти себя.

– Это я виновата! Это ведь я, я послала его туда, вверх по лестнице...

С расстояния в 150 футов, из-за капота полицейской бронированной машины, Кори Хейл пристально следила за тем, как здание Залияна медленно, но верно разрушается. Уклон западного фасада становился все более и более крутым, и по мере того как рушились этажи, находящиеся ниже уровня земли, погружалось в землю и все сооружение. Балкон, благодаря которому спаслась Кори, исчезал из виду, и это сопровождалось таким содроганием земли и волнами пыли, что все вокруг было как в тумане. Брешь между асфальтом площади и фасадом здания расширилась до пяти футов.

Когда второй этаж уже почти поглотила земля, в выбитом окне третьего этажа появилась фигура Джерри Коутса.

– Вот же он! – закричала Кори. – Джерри! Джерри! – Она бросилась к зданию, крича и размахивая руками. – Прыгай! Ты сможешь это сделать! О Господи, хвала тебе!

Коутс посмотрел назад, вперед, потом вниз. Его лицо было в крови и грязи, а униформа разорвана. Подобно парашютисту, отрывающемуся от двери обреченного самолета, он оттолкнулся от здания и перепрыгнул через расширяющуюся брешь, целясь на край мостовой в десяти футах под ним. Приземлился он благополучно, но кусок тротуара, на который он прыгнул, откололся и ушел вниз, увлекая его за собой, так что только его голова и плечи остались на виду.

– Держись, держись, солнышко, – кричала она, – тетушка Кори сейчас вытащит тебя наверх!

Следом за Кори бежал полицейский, пытавшийся ухватить ее рукой.

– Я его вытащу, а ты оставайся...

Какой-то резкий, скрежещущий звук заставил их обоих остановиться. Кори в ужасе прижала руки к щекам. Гигантский кусок облицовки прямо над Коутсом, практически в половину ширины здания вплоть до двенадцатого этажа, отслоился от здания – и этот кусок, оторвавшись полностью, быстро заскользил вниз подобно снежной лавине. Коутс, умоляюще смотревший на своих потенциальных спасителей, на их глазах был погребен под шестьюдесятью тоннами гранита и стекла.

У Кори Хейл отказали ноги. Теперь уже ее надо было тащить в безопасное место.

Когда отключился электрический ток, Билл Слатер и Преподобный Бун могли опускать свою платформу лишь ручной лебедкой. Движение было мучительно медленным, а платформа подпрыгивала так сильно, что казалось, вот-вот оторвется. Когда они были все еще футах в ста двадцати от улицы, Слатер в отчаянии воздел руки.

– С такой скоростью мы с тобой пропадем. Проклятое здание того и гляди рухнет нам на головы. – Слатер перекинул ноги через перила. – Я хочу спуститься по тросу, так быстрее.

– Нет! Продолжай работать лебедкой! Здесь же много...

Платформа устрашающе подпрыгнула. Они уперлись руками в перекладины и в страхе посмотрели вверх. Платформа снова подпрыгнула, словно пытаясь избавиться от своих пассажиров, а потом кронштейн, поддерживавший трос на стороне Слатера, отделился от парапета крыши. Платформа, сильно дернувшись, встала в вертикальное положение, бросив болтающего в воздухе ногами Слатера на двенадцать футов ниже напарника и запустив в пространство все их оборудование: ведра, щетки, валики и бутылки с химикалиями. Оба мужчины рефлекторно сжали рычаги лебедки, и это помогло им уцелеть. Они повисли в воздухе, а семисотфутовый трос пролетел вниз, рассекая воздух, всего лишь в нескольких футах от них. Они зажмурили глаза и не открывали их, пока не услышали удар упавшего на землю кронштейна.

– Господи, вот дерьмо-то! – с облегчением выдохнул Слатер. Он посмотрел вверх, на подошвы ботинок Буна, висевших над ним, чувствуя, как платформа медленно разворачивается на 180 градусов. Казалось, что здание и небо тоже вращаются вместе с ней. – Ты там в порядке, Преподобный, а?

– Д-д-д-да. Благодаря Господу.

– Ну, ты благодари своего Господа, а я лучше назову его грязным ублюдком. Теперь мы должны скользить вниз по тросу. Ты сможешь спуститься здесь, а? Ну? Ты сможешь?

– Нет. Я... я и двинуться-то не могу. Если шевельнусь, то упаду.

– Ты должен попытаться! Здание падает вниз, как молот. Давай за мной! Смотри, это просто. – И Слатер еще немного опустился, пока не дотянулся до троса и не обвил его ногами. Убедившись, что зацепился достаточно прочно, он ухватился за трос одной рукой, а потом и другой, после чего снова взглянул на Буна, оцепеневшего от страха на верхушке платформы. Ты что же, собираешься торчать там и молиться, так?

– Да. Сила молитвы спасет меня.

– Господь помогает тем, кто сам себе помогает. Если ты будешь сидеть и молиться, то тебя прихлопнет, как жука. Господь только что велел мне прыгать отсюда, так что до свидания!

– Господь – мой пастырь, – едва выговорил Бун сквозь рыдания высоким, тоненьким голосом. – Я не стану ни на что сетовать. И хотя я уже иду через долину, над которой нависла тень смерти, не страшусь никакого зла.

Слатер презрительно фыркнул.

– Да уж, только ты ведь не идешь, ты висишь.

Он ослабил тиски своих ног, сжимающих трос, и, перебирая руками, начал спускаться вниз. А Преподобный Бун оперся локтями о перила так сильно, что боль в руках стала почти невыносимой, но, несмотря на это, не мог изменить своей позы, не мог сделать вообще никакого движения, чтобы помочь себе. Его глаза были плотно закрыты, зубы оскалены, из горла вырывались всхлипы, похожие на причитания его бабушки, когда та предавалась печали. Не в силах говорить, Бун молился про себя:

– Помоги мне, Господи. Помоги мне сейчас. Если ты когда-либо стремился помочь своему слуге, который носит тебя в своем сердце, окажи эту помощь. Ты нужен мне сейчас, Господи! Не дай мне умереть!

У него звенело в ушах, слезы текли по щекам, и он приготовился встретить смерть. Что-то мягко подтолкнуло платформу. Бун открыл глаза и посмотрел вниз. Нижний конец платформы висел прямо над крышей десятиэтажного здания, стоявшего на противоположной от здания Залияна стороне. Глаза Буна расширились от изумления: плоская асфальтовая крыша была всего в каких-то шести футах под его ногами! С радостным криком он разжал руки и упал на кучу мусора.

– Благодарю тебя, Господи! – прорыдал он, вставая на ноги.

Качаясь как пьяный, Бун бросился бежать по крыше, не замечая гигантской тени, следовавшей за ним, вломился через дверь на лестницу и ринулся вниз, перепрыгивая разом через четыре, шесть и даже восемь ступенек.

– Благодарю тебя, Господи! – кричал он снова и снова, истерически хохоча. – Благодарю тебя, Господи!

Перевел с английского С. БУРИН.

(Окончание следует.)

Copyright(c) 1984 by Robert Byrne. Перевод (c) ЗАО издательство «Центрполиграф», 1994.

Любителям приключенческой литературы

НЕБОСКРЕБ

Роберт БИРН. Миссис Аннет Вайман сидела в своей тесной спаленке на 40-м этаже башни Гарнера, и ее изящные пальчики порхали, словно птички колибри, над клавиатурой процессора. Она напряглась, чтобы расслышать голос, идущий из вставленных в уши микрофонов, и исправила непонятный кусок текста. Если и был в этом мире человек, который диктовал хуже, чем мистер Мушковец, ей бы очень хотелось знать, кто он. Голос Мушковца был либо с хрипотцой, как помехи в радиоприемнике, либо в ее ушах явственно звучало бульканье, как если бы рядом стояла кипящая маисовая каша. Сегодня это была главным образом каша. Что он сказал: «мясо сурка» или «мясо с сыром»?

Она застыла, глядя в окно. Обычно Аннет держала жалюзи поднятыми, несмотря на опостылевший вид на здание Залияна, расположенное в восьмидесяти футах к западу, но несколько минут назад она опустила их, потому что небо расчистилось и солнце, отражаясь от пирамиды на залияновской крыше, слепило ей глаза. Теперь на окно упала тень, поэтому она и потянула за шнур и подняла жалюзи.

Следующее предложение прозвучало еще невнятнее, чем предыдущее. Ей пришлось выбирать между «вы заказываете пиво, а не какую-то касторку» и «вы наказываете пиво, а не капусту и не порку». Отражения в окнах здания Залияна cтранным образом запрыгали. Миссис Вайман уставилась на вертикальные полосы стены залияновского здания, заполнившие ее окно. Поразительно! Если бы Аннет точно не знала, что этого не может быть, она могла бы поклясться, что здание стало ближе к окну, чем всего пятнадцать минут назад. И чем больше она смотрела на него, тем ближе оно становилось. Более того, казалось, что оно как бы скашивается, словно клонится в ее сторону.

Аннет вынула микрофончики из ушей и отложила их в сторону, напряженно всматриваясь в окно. Ей не очень хотелось подойти к окну и рассмотреть получше, потому что она наслаждалась этой иллюзией и не хотела, чтобы она исчезла. С того места, где стоял стул, картина выглядела на удивление реалистично, будто, сидя в поезде подземки, воображаешь себе, что это вовсе не он движется, а станция.

– Шарлен, – позвала она, – подойди-ка и посмотри на это. Мне кажется, я схожу с ума.

Ответа не последовало. Она откинулась на спину и потянула на себя дверь спаленки. Шарлен не оказалось за столом. И вообще никого не было. Куда же все подевались? Уж не пропустила ли она чего-нибудь из-за того, что ее уши были заполнены этим Мушковцом с его маисовой кашей во рту?

Аннет встала с кресла и подошла к окну. Улицы внизу были пустыми, если не считать аварийных машин и нескольких бегущих фигурок. На 50-й улице, за 8-й авеню было... что, что?.. какой-то провал? Создавалось впечатление, что куда-то пропал целый кусок улицы. Облако тумана, или дыма, или пыли поднималось с тротуара вдоль всего основания здания Залияна. Разглядывая его фасад, она увидела, что по меньшей мере двенадцать окон и плит куда-то подевалось, вот в одном из окон появился какой-то предмет – то ли конторка, то ли стол – и выпал на улицу.

Здание приближалось, и в этом не было никаких сомнений. Двигалось все сооружение – она могла догадаться об этом по тому, как плясали отражения в окнах. То, что оно наклонялось, подтвердил и взгляд на крышу, которая больше не находилась там, где ей полагалось быть. Здание Залияна падало на нее, причем с такой скоростью, что любая попытка спастись казалась совершенно бессмысленной.

Миссис Вайман попятилась назад, натыкаясь на мебель и цепляясь за нее руками, и не сводила глаз с приближающейся громады. Потом повернулась и бросилась бежать мимо брошенных столов, мимо лифтов, вниз по ступенькам. Выбраться на улицу она не успеет, это ясно, подумала Аннет, надеясь только на одно: что она успеет убежать, убежать как можно дальше от преследовавшей ее галлюцинации. И миссис Вайман летела по коридору так быстро, как только может бежать обезумевший от ужаса человек.