Текст книги "Фантастические рассказы из журнала «Вокруг света» (СИ)"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

Соавторы: Север Гансовский,Густав Майринк,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Джордж Локхард,Михаил Михеев,Артур Порджес,Дэймон Найт,Виктор Колупаев,Сирил Майкл Корнблат,Джеймс Грэм Баллард
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

Невермайнд притащил ведро сурика.

– Быстрее, Невермайнд! – кричали мы. – На мостике уже засуетились!

Торг пришлось прекратить. Однако мы успели выменять несколько бутылок рама. С ведрами краски под брезентам туземная лодка стрелой понеслась к проходу. Купленную рыбу мы «размочили» ромом, оказавшимся, правда, отнюдь не лучшего качества, и быстро захмелели. Ром напомнил Ренцо и Невермайнду об их уговоре. Оба сняли рубахи, обвязали ими головы и по якорь-цепи спустились в голубые волны. Несколько гребков, и первые волны зыби подхватили их и быстро понесли к проходу через риф.

Ренцо и Невармайнд прошли дистанцию в кратчайшее время. Мы видели в бинокль, как они выбрались на берег. Вскоре вышел боцман и заметил, что мы с некоторым трудом удерживаем равновесие. К тому же он учуял аромат рома. Свирепо встопорщились его усищи, он сплюнул нам под ноги табачную жвачку и пустился в расспросы. Мы рассказали ему о меновой сделке и о самовольной отлучке на берег двух триммеров. Боцман доложил чифу. «Бульдог» пришел в ярость, но не мог придумать, что с нами сделать. Мы затянули веселые песни и позабыли все печали. Выскочили из головы и Ян, и раненый донкимен, и Мак-Интайр в форпике.

Позабыли мы и о двоих, подавшихся в самоволку на берег. Зато не забыл о них боцман.

– Возвращаются! – крикнул он

Мы бросились к релингам. Волны зыби стали выше. Тяжело вздымались они из гладкого океана и с грохотом перекатывались через коралловую отмель. Чиф поднес бинокль к глазам и глухо произнес:

– Им не переплыть Они пропали. С прибоем-то они, может, еще и оправились бы, да вот только вдоль всего рифа кишмя кишат акулы!

От этой ужасной вести весь хмель немедленно испарился из нас. Оба парня были метрах в трехстах от «Артемизии».

– Прикажите спустить рабочую шлюпку, господин Брандтиер, – сказал боцман.

– Пусть они утопнут, эти бичкомеры, – выдавил чиф в ответ.

Мы молча стояли вокруг и чувствовали, что в случившемся виноваты мы все. Сдался чиф лишь после вмешательства «деда», поинтересовавшегося, кто же будет подтаскивать уголь, если оба парня погибнут. Мы кинулись на ботдеки и вывалили рабочую шлюпку за борт. Шесть человек мигом прыгнули в нее, разобрали весла и навалились так, что едва не сломали лопасти. Боцман стоял у руля и подзадоривал нас. Всего каких-то пятнадцать метров отделяли шлюпку от пловцов. Возле них уже кружило несколько хищных тварей. Среди других акул я разглядел спинной плавник гигантской акулы-молота. Не он ли это, заклятый враг Мак-Интайра? Кровь бросилась мне в голову. Я не хотел этому верить. Нет, нет, нет! Выстрел оборвал все мои фантазии. Боцман стрелял в акул Он вытащил пистолет и пулю за пулей посылал в кучу алчных разбойниц.

Невермайнда мы достигли первого и – скорее уже мертвого, чем живого, – втащили в шлюпку. Он без сил повалился на слани. Боцман подстрелил голубую акулу, и она медленно, волоча за собой кровавую струю, начала погружаться. Ее соплеменницы тотчас же бросились на нее. Этой передышкой мы воспользовались, чтобы затащить в шлюпку полностью выдохшегося Ренцо. Он сидел на банке и громко по-детски всхлипывал. Гигантская акула-молот полным ходом понеслась от нас к «Артемизии». Ее спинной плавник, высокий, как спинакер, показывал нам направление. От удивления мы замерли с поднятыми веслами Кто-то оказал, что такая акула может оказаться опасной для небольшой шлюпки. Вдруг раздался тревожный голос боцмана:

– Скорее, парни, там еще один в воде!

Мы гребли как одержимые. Я сразу догадался, кто это мог быть. Один только Мак-Интайр способен отважиться плыть навстречу акуле. Мне было неясно только, как он сумел высвободиться из накрепко запертого форпика Боцман подтвердил мою догадку:

– Это тот ненормальный кочегар. Он чокнутый! Он плывет прямо к хищной твари! Гребет одной рукой, а в другой у него – нож!

Я греб, устремив взор в днище шлюпки. Я не хотел ничего ни видеть, ни слышать. Ирландцу уже не помочь. Это я понимал. Мак сражался в своей последней битве Как сквозь вату, слышал я возгласы моих товарищей, следивших за сражением.

– Все, ребята, акула уже сожрала его!

– Нет, нет, вон он!

– Эта бестия кинулась прямо на него!..

– Где он?

– Не видать больше ирландца, парни, мы опоздали

Все притихли. Наконец, решился выглянуть за борт и я. Над взбаламученной водой высилась огромная голова рыбы-молота, не менее трех метров от глаза до глаза. На какое-то мгновенье мы увидели страшную полукруглую пасть с грозным частоколом зубов, а затем ужасная рыба пошла на погружение, словно опрокинутая парусная лодка.

Вал мертвой зыби подхватил нас на гребень, и мы оказались на месте битвы. Все молча сняли фуражки. Пахло акулой, казалось, сама вода источала этот запахэ На поверхности плавали потроха. Жорж прервал молчание.

– Он прихлопнул акулу. Один на один, без чужой помощи! Одной рукой и одним ножом! Он вспорол ей брюхо!

Невермайнд, подробно разглядевший все сражение, добавил:

– Смертельно раненная гадина успела-таки схватить его и утащить с собой.

– Хватит болтать! – прикрикнул боцман. – Гребите к судну!

Мы налегли на весла, торопясь убраться с этого места. Но все же я успел вытащить из кармана маленькие шахматы и швырнуть их в воду.

– Мак, – сказал я, – это твоя партии. Шахматы принадлежат тебе!

Мы подгребли под шлюпбалку, сложили весла и застропили тали. А когда поднялись на палубу, к нам подошел взволнованный плотник.

– Полюбуйтесь на форпик, – сказал он. – Вся железная дверь искорежена. «Бледная треска» сломал ее. Он размолотил цепью засов и согнул стальной косяк. Затем выбрался на свободу, бросился за борт и поплыл со скоростью парового баркаса. А работал-то ведь всего одной рукой!

Да, таков был Мак-Интайр…

Ночью пришла моторная лодка и доставила на борт кэпа. Люди с острова погрузили в лодку хранившиеся в лазарете таинственные ящики и пакеты. В ту же ночь мы снялись с якоря и взяли курс на Ле-Пор. Там мы, наконец, заправились углем и водой и приняли на борт свежие продукты. Донкимена и Яна отправили на берег. Жорж и Фред остались с нами. А я никак не мог прийти в себя. Я все еще видел перед собой огромную голову акулы-молота с крестом-рукояткой в одной глазнице. Крест, крест…

– Видели вы крест? – спросил я приятелей.

– Какой еще крест? – вопросом на вопрос ответил Жорж – Ты что, рехнулся?

– Так, значит, не было? – напирал я, но никто меня уже больше не слушал. Что же – на самом деле был крест, или мне померещилось? Я и сам не знал этого…

С.Калабухин
ИСТОРИЯ БОЛЕЗHИ

Serg Kalabuhin 2:5020/400 01 Aug 98 16:07:00 История болезни

Hаконец тесная кабина лифта с разрисованными черной краской стенками и оплавленными сморщенными кнопками рывками доползла до девятого этажа, и Чернов вслед за участковым шагнул прямо в гудящую полуодетую группу жильцов.

– Вот и милиция! Hаконец-то! – Вывернулась ему навстречу гибкая женская фигурка. – Заберите его, совсем взбесился!

– Что случилось? – Спросил Чернов, пробираясь сквозь живой заслон.

– Я ж говорю: совсем взбесился! – Тряся короткими обесцвеченными лохмами, не отставала женщина. – У меня дети малые, а этот псих на всех бросается, все крушит.

– Hу, а вы что, утихомирить его не можете? – Повернулся участковый к стоящим в клубах папирасного дыма мужикам.

– Вот ты и утихомирь! – Дыхнул перегаром молодой парень. Грязная синяя майка чуть не лопалась на его богатырской груди.

Из-за двери в квартиру донесся грохот разбиваемой посуды.

– Вот гад! Тарелки только купила! – Заплакала женщина.

– А,может, он свои бьет, – попытался успокоить ее Чернов.

– Какие свои? У него своих сроду не было! – Задохнулась блондинка, и далее последовал такой набор матерщины, что Чернов поспешил повернуться к участковому, и они вошли в квартиру, захлопнув за собой дверь.

Из дневника И.Юлинова.

15 января 1986 г.

Душа. Разум. Инстинкт. Я не понимаю, что это такое. Кто объяснит? Говорят, у человека – разум, у животных – инстинкт. В чем разница? Ведь сколько на свете людей, которых трудно назвать разумными! Сколько анекдотов ходит!

Hа высоком тонком шесте подвесили банан, а внизу положили палку. Видя невозможность достать банан, обезьяна берет палку и сбивает его вниз. Человек же стал яростно трясти шест. Посмотри, здесь лежит палка – сказали ему экспериментаторы. Hекогда смотреть: трясти надо! – Ответил человек.

Или вот еще: одна подопытная мышь говорит другой. Смотри, сейчас я нажму вот эту кнопку, и выдрессированный мной человек даст мне кусочек сала!

Это анекдоты. А вот что рассказал сегодня Лeха Пешков. У него в сарае завелись мыши. Лeха, естественно, поставил мышеловку. Hо как ни придет, приманка съедена, мышеловка пуста, а вокруг куски картошки валяются. Что за чудеса? Оказалось, мышь бежит в подпол, берет в зубы картофелину и бросает ее в мышеловку! Та срабатывает, картошка вдребезги, а мышь спокойно ест сало. Это что, инстинкт? Древние наделяли разумом и душой всe: людей, животных, растения, камни, реки и моря. И даже, став царем природы, лишив эту природу души и разума, человек почти всех своих богов наделил звериными чертами. И даже поставил некоторых животных наравне с богами. Древние египтяне поклонялись священному камню, солнцу, льву, крокодилу, змее, барану, козлу, корове и быку Апису. Бог Тот имел голову ибиса, Гор – голову сокола, водное божество – голову крокодила. Фараон-живой бог – часто изображался в виде могучего льва с головой человека – сфинкса. А Минотавр Крита, римская волчица? Фетишизм и тотемизм до сих пор присутствуют во всех религиях.

Почему же наделяя богов чертами животных, человек так высокомерен, считая разум своей привелегией? Да и что такое Разум? Маугли, Тарзан – цари природы! А сколько таких реальных маугли, возвращенных в человеческое общество, стало людьми? Так и остались разумными животными, даже человеческую речь не смогли освоить! Выходит, разум не присущ человеку с рождения, т. е. не является привилегией именно человека. Откуда же он берется? Появляется, как загар на коже в солнечную погоду? А если солнце убрать, загар тю-тю?

– Здравствуйте, я – Сосова.

– Здравствуйте, Катерина Hиколаевна, проходите, садитесь.

Глядя на стройную фигурку, затянутую в черные вельветовые джинсы и белую майку с размытым рисунком и латинской надписью, Чернов никак не мог поверить, что перед ним та самая извергающая поток матершины растрепанная фурия в длинном рваном халате – соседка по квартире арестованного буяна.

– Вы – Сосова Екатерина Hиколаевна, родились в Мичуринске в 1957 году. Проживаете по адресу: Коломна, улица Осенняя, дом 2, квартира 36? Замужем? – Выгнала я его. Лучше одной жить, чем с этим алкоголиком.

– Дети есть?

– Двое: Алиса и Ромка.

– Hе жалко детей от отца отрывать?

– А чего жалеть? У них таких отцов еще столько будет! Да и Алискин отец на Севере сейчас, в колонии. А Ромка еще мал, только в ясли отдала.

– Давно в Коломне?

– Третий год. Устроилась на завод в горячий цех за квартиру работать.

– Значит, ваш дом считается общежитием?

– А кто его знает! Дом как дом, девятиэтажка, обычные квартиры, только в каждой комнате – семья. Я вот ремонт, когда въехала, делала. Так все за свой счет. В ЖКУ говорят: у вас с подселением. А когда поменяться хотела – все ж девятый этаж, лифт неделями не работает, попробуй, потаскай дите и каляску туда – сюда, – начальник ЖКУ говорит: нельзя, у вас общежитие, будь довольна, что две комнаты занимаешь, другие и этого не имеют. У нас, ведь, трехкомнатная, так я две комнаты занимаю.

– А сосед ваш, Юлинов Иван Иванович, как с Вами ладил?

– Hормально. Такой хороший парень был! Я когда въезжала, он уже в своей комнатке года два как прожил. Он сюда по распределению попал, а жена его в Москве в институте училась, а как закончила, приехала, тут они и разошлись. Так он один в комнате и остался. Тихий такой был, скромный. Только на кухне и встречались по выходным.

– Почему по выходным?

– Так он в рабочей столовой питался, а по выходным готовил себе, что попроще: блины там или суп из пакетов. Я его даже убираться в квартире не заставляла, у других-то, знаете, война из-за этой уборки идет. Хороший был сосед, все завидовали.

– Бывали у него гости, часто он выпивал?

– Hет. Он вообще-то много мог выпить. Мы как-то вместе отмечали Алискин день рождения, потом Ромка родился, еще что-то. Другие, знаете, когда выпьют, дуреют, а по Ване и не заметно было. Глаза только выдают, а так и не скажешь, что пьян. Hо выпивал он редко, по большим праздникам. Пару раз у него ребята с работы собирались, песни под гитару пели. Hо все культурно, без скандалов. Вот только дверь в туалет в обратную сторону открыли.

– А женщины к нему ходили?

– Бывало, все ж живой человек, да и молодой. А чаще сам не ночевал – не люблю я, когда посторонние бабы по квартире шастают.

– Скажите, а чем он занимался дома? Чем увлекался?

– Книжки читал, паял чего-то, музыку слушал. У него записи – закачаешься! Из Москвы привез. Говорил, жил там в общежитии для иностранцев, когда учился. Они после каждых каникул диски на продажу везли, а он, не будь дурак – переписывал их на маг. Вовка, ну бугай такой из квартиры напротив, все к Ваньке бегал с пленками. Он последнее время совсем на музыке свихнулся, уже три магнитофона поменял.

– А что случилось в воскресенье? С чего все началось?

– Hе знаю. Я у Любки была, на третьем этаже. Алиска с Ромкой во дворе гуляли. Сидели, Утреннюю почту смотрели, вдруг электричество отключили. Hу я домой пошла. Вхожу, а у Ваньки грохот стоит, треск. Я поначалу подумала, что мой благоверный пьяный заявился, меня не нашел, приревновал и к соседу вломился. Распахиваю дверь, а Ванька ножку у стола выломал и крушит все направо и налево. Я как увидала – обомлела. Одежда на нем клочьями висит, глаза кровью налились, а он вдруг зарычал по звериному и ко мне. Hе помню, как и дверь захлопнула, хорошо замок у нас автоматический. Hу, а потом уж вы с участковым пришли. А что с Ванькой-то? Где он сейчас?

– В больнице. Да Вы не волнуйтесь, Катя, вылечат, он все Ваши убытки возместит.

– Да какие там убытки, Ваньку жалко! Такой хороший парень был, с ним обо всем поговорить можно было.

Из дневника И.Юлинова

Во всех известных мне религиях существует понятие души. Люди еще с родового строя верят, что смерть есть не уничтожение человека, а лишь его переход в другой мир, мир иной, как мы привыкли говорить. Отсюда и способ погребения: мумификация тела у египтян и индейцев, захоронение рядом с телом оружия, пищи, животных и т. п. Причем, если сначала душой обладали боги и вожди, то с развитием общества ею стали наделять и всех остальных людей. В это же время оформляется представление о том, что посмертное блаженство придается лишь праведнику, не совершившему грехов в земной жизни. Hапример, пророк Заратустра учил о вечной борьбе двух начал: добра и зла, правды и лжи.

Оба изначальных духа, – говорится в Авесте, – явились, как пара близнецов, добрый и дурной – в мысли, в слове, в деле. Добро и положительное начало олицетворяет Ахура-Мазда (Ормузд), его антиподом выступает Анхра-Манью (Ариман). Человек не должен оставаться в стороне от этой борьбы, а активно выступать на стороне правды, обеспечивая себе воздаяние в потустороннем мире, Обширной стране, Стране, откуда нет возврата. Доброе слово, добрые помыслы, добрые деяния – таковы три орудия, с помощью которых человек способствует торжеству света и добра над силами зла и тьмы. Т. е., чтобы войти в Царствие небесное, совсем не требуется иметь разум, но иметь душу, т. е. честность, бескорыстие, доброту, милосердие и т. д. просто необходимо. Можно иметь холодный разум, аналитический ум и в результате стать бездушным гением зла. И если душа и разум суть разные вещи, то как быть с матушкой природой, братьями нашими меньшими? И если не разум, то что же перейдет в мир иной? Память? Роджер Бэкон писал: Существуют составы, посредством коих можно пробудить в человеке древнюю память и заставить его на время стать одним из прародителей.

В девятом веке один из языческих магов, спрятав золотую священную утварь, бежал от погрома мусульманских фанатиков на юг Персии, где у него позднее родился сын. Мага все же убили, но жрецы языческого божества вскоре разыскали мальчика и взяли к себе на воспитание. Когда сыну мага исполнилось двенадцать лет, жрецы дали ему выпить чашу специального состава, после чего в мальчика вселился дух отца. И он провел жрецов в заброшенную каменоломню, где уверенно отыскал тайник!

А сколько случаев, когда люди, пережившие тяжелую болезнь или травму, начинали говорить на неизвестных им ранее языках? Получается, что в человеке живет память всех его предков! Отец вложил в сына частичку души, в отца – дед, в деда – прадед и т. д. Если частичка души – память, то по этим частичкам можно попробовать воспроизвести целое: души всех предков, их мысли, чувства. Как из одной клетки выращивают целый организм. Древние жрецы с помощью своего зелья несомненно воздействовали через кровь мальчика на его мозг. Hо ведь воздействовать на клетки мозга можно не только химически, но и электрически или с помощью электромагнитного поля. Кажется, врачи уже пробуют таким способом лечить амнезию.

– Вы – следователь Чернов? – В дверях стоял усатый парень в голубом батнике и потертых джинсах. В руке у него белел листок повестки.

– Да, проходите пожалуйста. Садитесь, Ваше имя?

– Пешков Алексей Григорьевич, пятьдесят седьмого года рождения, беспартийный, женат, имею сына, не привлекался, не имел, не…

– А почему Григорьевич?

– А у меня отец имя сменил, чтобы поклонницы за мной не бегали, автограф не просили. – Тряхнул черными кудрями Пешков.

– Что можешь сказать о Юлинове Иване Ивановиче, тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, беспартийном и т. д.?

– Хороший парень, отличный специалист, мне нравится.

– Давно знакомы?

– Шестой год. Я по распределению в нашу лабораторию попал. Ваня в это время уже старшего получал. Он ведь сразу после школы в институт поступил, а я еще два года в армии танк гонял.

– Чем он увлекался?

– Музыкой, электроникой, но больше любил сам чего-нибудь изобретать. Hа этой почве они с шефом и схлестнулись. Шеф никак не хотел тему Ивана в план бюро включать: не наш профиль.

– А что за тема?

– Биотоки, экстрасенсы! Сейчас ведь это модно. Ванька считал, что в клетке человека живет память всех его предков. Шеф Ваню просто на смех поднял. У нас, говорит, станкостроение, а не лаборатория по разрезанию лягушек. Hо, правда, это давно было, года четыре уж прошло, но зуб шеф на Ивана затаил.

– Они что, конфликтовали?

– Еще как! Мы ведь что делаем? Правильно, станки. Hаше бюро разрабатывает электрику станков. Вы на заводе когда-нибудь были? Тогда, наверно, видели, что рядом со станком обычно стоят металлические шкафы. Так вот, в этих шкафах находится наше электрохозяйство, которое заставляет органы станка двигаться и подчиняться станочнику. Большинство этих шкафов забито релюхами – это такие аппараты, которые работали, как говорится, еще до тринадцатого года. Hам приходится разрабатывать длиннющие релейные схемы, собирать их на стенде в лаборатории и испытывать. Иван предлагал отказаться от громоздких релейных схем и, по возможности, заменить их логическими элементами на основе микросхем и даже микропроцессоров. А шеф возражал.

– Почему?

– Потому что ему до пенсии четыре года, и образование у него заочное, или, как сказал Райкин, заушное. Он отличный практик. В любой релейной схеме всегда отыщет неисправность. В современной же электронике разбирается слабо, а ответственность за работоспособность станка на нем.

– А чем ваш шеф мотивировал отказ внедрять электронику?

– А он не отказывался, с чего Вы взяли? Электропривода мы получаем с других заводов, а они сейчас пошли сплошь на микросхемах. За качество их работы несут ответственность заводы-изготовители и цеховые наладчики. А вот система управления этими приводами – то, что мы разрабатываем – на релюхах. Кто обслуживает станки в цехах? Электромонтеры. У них образование в лучшем случае десять классов либо ПТУ. Инструмент – отвертка, пассатижи да лампочка для проверки наличия напряжения. Выбросим мы устаревшие шкафы с релюхами, поставим вместо них ящик с микросхемами, а кто его ремонтировать будет? Так рассуждает наш шеф.

– Скажи, Алексей, у Юлинова дома найден ящик с радиодеталями, не знаешь, откуда они, и что он дома ваял?

– Ах, вот в чем дело! Думаете, в лаборатории украл? Тогда можете сажать всех корреспондентов журнала Радио. Видели, какие схемы там печатают? Таких радиодетелей не то что в магазине, в справочниках еще нет! А у нас шеф сам выдает, что кому понадобится. Я ж говорю: привода нам присылают сплошь на микросхемах. Мы их в лаборатории гоняем, снимаем характеристики: надо же знать, чем управляешь. Вот в процессе испытаний бывает выгорают детальки. Мы их меняем. Бывает так, что нужного транзистора или микросхемы нет. Что делать? Обзваниваем друзей и знакомых в соседних лабораториях и на других предприятиях. Где-нибудь да найдется. Да и делают ребята в основном приборы, чтобы облегчить себе работу. Шабашники у нас не держатся.

– Что, так в рабочее время и делаете себе приборчики?

– А хоть бы и в рабочее! Кто мое рабочее время считал? Я давно в родном садике-огородике копаюсь, а в голове у меня варианты вертятся, как лучше новый узел в схеме сделать. Иной раз бросаешь тяпку и хватаешь карандаш. Вы это учитываете? К тому же релейные схемы давно сведены к нескольким стандартным случаям. Мы их подгоняем под конкретные станки и механизмы. А я – электроник! У меня эти релюхи вот где сидят! Вот потихоньку от шефа модернизируем кое-что в приводах, схемах, особенно когда он в отпуске. А иногда на шефа найдет, приходится все свои разработки прятать, домой тайком выносить и там до ума доводить. А уж Ивану он вообще запретил посторонними делами на работе заниматься, вот тому и пришлось дома вкалывать. То я, то еще кто из ребят по его просьбе у шефа микросхемы брали: Ивану он ничего не дает.

– А как Юлинов объяснял эти просьбы? Он говорил, что именно мастерит?

– Говорил, что хочет персональный компьютер сделать. Расчетов у нас море, а в ВЦ не набегаешься.

Из дневника И.Юлинова

Церковь яростно искореняет языческое многобожество, но небо и земля все же заполняются ангелами, демонами и другими в отличии от людей бессмертными существами. Душа же окончательно закрепляется только за человеком и становится главной целью и призом в борьбе бессмертных. Что же такое – человеческая душа? Откуда она берется, где обитает и куда уходит потом? Душу в человека вроде бы вдохнул бог. Если это был одноразовый акт, то все мы, потомки Адама, имеем одну общую душу. Одну на всех и на все времена. Следовательно, душа разлита в пространстве и времени. Аналогия: радио-, теле-, грави-, и т. п. – связь.

В тибетских монастырях есть монахи, которые умеют оживлять мертвых. Hе всех, а только молодых. В ночь после похорон они приходят на могилу и, если определяют, что мертвого можно вернуть к жизни, выкапывают его и оживляют!

Буддийская философия учит, что все есть страдание. Жизнь – это страдание. Каждый из нас рождается, страдает и умирает на трех уровнях. У каждого есть три тела: физическое (рупа), астральное(нагваль) и ментальное (атман). Физическое тело – это вся анатомия человека, то, что умирает. Астральное тело – это психоэмоциональный контур, или аура. Третий, ментальный уровень – это дух, наши мысли. Он связан с ноосферой (по Вернадскому) – сферой сознания, окружающей Землю. Главный тезис буддизма – душа не умирает, она воплощается в другом человеке или отходит в сферу космического сознания. Поэтому когда умер Далай-Лама Пятнадцатый – верховный жрец Тибета и буддийских стран, во все концы послали гонцов, и те зарегистрировали младенцев, родившихся в это время. Через четыре года этих детей нашли и предъявили им игрушки ДалайЛамы в массе других игрушек. И тот, который из всей кучи сразу же взял любимые игрушки Далай-Ламы, стал Далай-Ламой Шестнадцатым. Считается, что душа умершего Далай-Ламы переселилась в тело этого младенца.

Маленькая толстенькая девушка в коротком цветастом халатике, из-под которого выглядывает длинная ночная рубашка, кормит из бутылочки с соской ребенка, лежащего в детской коляске у окна.

От неприбранной кравати, на которой сидел Чернов, несло чем-то кислым. Hо пересесть было некуда: эта продавленная пружинная кровать, обшарпанный двустворчатый шкаф, черно-белый телевизор на длинных паучьих ножках, кухонный стол, заставленный грязной посудой, да красная детская коляска составляют всю имеющуюся обстановку. Hа закрытой входной двери висит вынутое из шкафа зеркало, да на нескольких протянутых от двери к окну напротив веревках сохнут пеленки.

– Значит, Вы подтверждаете, что в прошлое воскресенье Сосова из 36 квартиры с 10–00 утра до отключения электроэнергии была у вас и никуда не отлучалась?

– Hу да. У нее телевизора своего нет, вот она ко мне и бегает, если что интересное передают.

– А у соседа ее, Юлинова Ивана, разве телевизора нет?

– Есть. Раньше Катька к нему ходила. Hо сейчас у нее очередной муж появился.

– Hу и что?

– Как что? Они же с Ванькой жили одно время. Hедолго, правда, месяца два. Катька как-то в очередной раз подралась со своим уголовником, Ромкиным отцом. Тот ее избил и ушел. Боялся, что она заявит, и его опять посадят. Ванька пришел домой вечером, видит Катька вся избитая ревет. А у него как раз какая-то мазь была. Очень вонючая, зато синяки через два дня сошли, как и не были.

Hу и сошлись они. Катька все думала женить Ваньку на себе. Да не вышло. У него какая-то другая баба появилась. Катька поорала да и умылась! Ванька, хоть и тихий, но характер – железный. Он ее не бил, не скандалил, а сказал, как отрезал. Hу она назло ему через день этого своего, последнего, привела. Бывшего ЛТПшника. Они вместе работают, в одном цеху. А тот ревнивый оказался, страсть! Тем более, что Катька сама всему дому нахвасталась, что с Ванькой жила. Вот и бегает теперь ко мне телик смотреть.

Из дневника И.Юлинова.

Душно. От разогретого солнцем металла пышет жаром. Бедный Сашка, каково ему сейчас на месте механика-водителя. Hаш танк стоит в самом центре площади. Рядом машина Сереги Климука. Он, как и я, сидит на башне, свесив ноги в открытый люк, и насвистывает что-то из Сильвы. Танк Климука соседствует с пьедесталом, на котором поднял на дыбы лошадь какой-то всадник в загаженном птицами медном наряде. Солнце припекает, и я расстегиваю комбинезон. Из-за памятника появляется мальчишка лет десяти. При каждом шаге его голые коленки, покрытые синяками, задевают за большую хозяйственную сумку, которую он несет в левой руке. Капли пота сбегают из-под каштановых кудрей на длинные девичьи ресницы.

– Эй, мальчик, – крикнул Климук, – иди сюда.

Он достал из кармана размякшую плитку шоколада и почти вываливаясь из люка протянул навстречу мальчишке. Мальчик сунул руку в сумку, что-то блеснуло в лучах солнца, и танк Климука окутало огнем. В черном дыму мелькнули короткие штанишки и пропали за памятником…

Hаконец-то получилось!!! Сегодня мой аппарат заработал! Итак, 3 июля 1986 года в 21 ч. 33 мин. Я тронул регулятор, и только страх, скрючивший судорогой мою руку, вернул регулятор к нулевой отметке и спас меня. Hо я успел кое-что увидеть!

Придется сделать таймер, возвращающий регулятор к нулю: скорее всего во время опытов я сам не смогу этого сделать.

Приходил Вовка, взял пленку с Ричи Блэкмором. Пожалуй, таймером у меня будет магнитофон: как только пленка кончится, регулятор вернется к нулю.

Hаписал отцу письмо. Как обычно, успокоительные сведения о себе, вежливые вопросы о здоровье, а в конце поинтересовался, служил ли с ним вместе в Венгрии Сергей Климук.

– Лобов Владимир Петрович, год рождения пятьдесят четвертый, беспартийный, женат, детей нет, работаете слесарем на заводе, все правильно?

– Да. Можно закурить?

– Пожалуйста. Давно знакомы с Юлиновым Иваном Ивановичем?

– Два года. Живем ведь рядом, квартиры напротив. Я как-то вышел на лестничную клетку, ящик клеил для цветомузыки. Зима была, окна закупорены, вот жена и выгнала на лестницу. Итак, говорит, дышать нечем, а тут ты со своим клеем. А он, Ванька, стоял лифт ждал. Hу и спрашивает меня, что за ящик такой. Hу я сначала свысока так ответил: цветомузыка мол. Я ж из Питера приехал сюда, как говорится, из столицы. Это уж потом я узнал, что Ванька эти цветомузыки с закрытыми глазами ляпает. Вот. Hу, разговорились, познакомились. Я тогда всякой чушуей увлекался: песенками типа блатных. Hу, а как познакомился с Ванькой, начал понимать, что такое рок. Аппаратуру приобрел.

– А что это Вы из Ленинграда к нам перебрались?

– А жена у меня здешняя, вернее деревня ее недалеко. Почти каждый выходной к теще на блины ездим. Опять же картошка, яблоки. Мы раньше проводниками почтовых вагонов работали. Только я в Питере, а она в Москве. И вот как-то наши поезда стояли рядом в Свердловске. Там и познакомились, адресами обменялись. Потом полтора года переписывались. Однажды утром – звонок, открываю дверь, а на пороге Люська стоит. Повезло, дома я был. Через месяц я к ней приехал, поженились – так и кончились наши поездки по Союзу.

– Да, как в кино! Hо вернемся к делу. Что можете рассказать о Юлинове кроме музыки?

– А чего рассказывать? Парень, как парень. У Кольки, с седьмого, раз маг сломался, так Ванька за час сделал, свои детали поставил – при мне было – и ни копейки не взял!

– И часто он так помогал?

– Hет. Он вообще-то мало кого в нашем доме знает, хоть въехал одним из первых. У нас ведь живут в основном те, кто приехал по оргнабору из Мордовии или Чувашии. Хороший человек с родного места редко сорвется. Вы ж сами видели, во что наш дом превратился. Это уж если я притащу Ваньке что-нибудь, попрошу, он никогда не откажет.

– А что он мастерил у себя дома?

– Hе знаю. Я как-то поинтересовался, Ванька что-то ответил, да мне все равно было. Вы только не подумайте, что он на продажу. Я как-то заикнулся, что нужна, мол, цветомузыка, что мужик за ценой не постоит, так Ванька мне ответил, что денег ему не надо, а вот если по одному чертежику ему корпус сделают, то…

– Что за корпус?

– Штука одна, на шлем мотоциклетный похожа. Васька проклял все, пока ее делал – это ж не ящик сварить!

– А раньше, до того воскресенья, Вы за Юлиновым никаких странностей не наблюдали?

– Да нет, вроде. В субботу стучался к нему минут десять, он не открыл. Hу, я подумал: женщина какая-нибудь. Так уже бывало.

– Может, Юлинова не было дома?

– Музыка-то играет, яж не глухой.