Текст книги "Психоз 2"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

8

Клейборн потерял счет времени.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем прибыла полицейская машина, а когда они въехали на парковку, дождь прекратился.

В машине было три человека. Водитель остался сидеть за рулем, а двое других вышли и направились к входу, где их ждал Клейборн.

Они коротко представились друг другу. Крупный седовласый мужчина с толстой шеей был капитан Бэннинг, а худощавого рядового полицейского звали Новотны. Клейборн задумался. Почему люди ничем не примечательные – всегда шефы полиции, а отличающиеся ярким внешним видом – индейцы?

Не то чтобы Бэннинг не производил впечатления профессионала. Он засыпал Клейборна вопросами прежде, чем они успели войти в холл, а потом приказал Новотны остаться там и взять показания у Клары в регистратуре.

Бэннинг и Клейборн направились прямо к лифту.

– Извините за задержку, – сказал Бэннинг, когда кабина опустилась. – Слышали о происшествии?

– О каком происшествии?

– Автобус компании «Грейхаунд» столкнулся лоб в лоб с большим полуприцепом и перевернулся на выезде из Монтроза. Пока известно о семерых погибших и около двадцати раненых пассажирах. Да там сейчас почти все – люди из департамента шерифа, «скорые», наши сотрудники. Кроме того, у нас есть проблемы с подачей энергии вследствие грозы. Столько всего сразу.

Клейборн слушал, время от времени кивая, однако слова капитана не доходили до его сознания. Его интересовало только то, что произошло здесь, в библиотеке.

И у него снова один за другим стали возникать вопросы.

По распоряжению Клейборна Отис накинул простыню на тело, но больше в помещении ничего не трогали. Теперь Бэннинг задавал вопросы им обоим, записывая ответы в блокнот. Спустя какое-то время он послал Отиса за Алленом, и, когда охранник пришел, расспросы начались по новой.

Да, всю территорию вокруг осмотрели – все, включая сараи и помещения, где живут служащие. По указанию Клейборна незаметно и тщательно осмотрели и саму больницу: палаты, туалеты, кухню, прачечную, даже кладовки, в которых хранились швабры.

– Зря потратили время, – сказал Бэннинг, захлопнув блокнот. – Ваш человек надел одежду жертвы и вышел наружу. Скорее всего, он направился прямо к фургону, в котором приехали сестры.

– Но сестра Кьюпертайн тоже уехала, – сказал Клейборн. – Разве она его не узнала?

– Капитан…

Бэннинг обернулся на голос. Явился еще один человек в форме – тот, что прежде оставался в машине. Бэннинг двинулся к вновь прибывшему, остановившемуся возле дверей.

– Что там еще? – спросил он.

Полицейский заговорил приглушенным голосом. Когда Бэннинг ответил, его слова прозвучали громко и отчетливо.

– Господи боже мой! – произнес он.

Клейборн направился к ним мимо книжных полок.

– Что случилось?

– Фургон, – нахмурился Бэннинг. – Какой-то торговец заметил его только что, когда ехал по окружной дороге А. В машине был телефон, и он сразу позвонил в пожарную часть…

– В пожарную часть? Что произошло?

Бэннинг засунул блокнот в карман.

– Узнаю, дам знать.

Пожарная часть.К Клейборну вернулось то нереальное ощущение, которое он испытывал в тот момент, когда Отис окликнул его в библиотеке, – кошмарное чувство, будто что-топоджидает его. Не было смысла бежать куда-либо; рано или поздно придется столкнуться с этимлицом к лицу. Только тогда и удастся очнуться.

– Могу я поехать с вами? – спросил Клейборн. – Моя машина здесь.

– Хорошо, если хотите, поезжайте следом. – Бэннинг направился к выходу. – На случай, если потеряете меня из виду, это на окружной дороге А…

– Не беспокойтесь, не потеряю, – сказал Клейборн.

И все-таки он его потерял.

Пока Клейборн инструктировал Отиса, предупреждая его о необходимости сохранить происшедшее в тайне, патрульная машина покидала парковку.

Двое полицейских остались, чтобы снять показания с других сотрудников больницы и вызвать санитарную машину для транспортировки тела сестры Барбары. Бэннинг не нуждался в водителе. Когда Клейборн вырулил на дорогу, габаритные огни машины Бэннинга уже виднелись далеко впереди.

Клейборн давил на газ; скорость зашкалила за семьдесят. Бесполезно; машина впереди, должно быть, выдавала девяносто, а то и больше, и он не мог соревноваться с ней на мокром асфальте.

Спустя минуту-другую полицейская машина свернула в сторону и исчезла совсем. Клейборн сбросил скорость до шестидесяти, но все равно от него требовалось полное внимание, чтобы машину не занесло. В результате он проскочил мимо развилки и вынужден был возвращаться, когда осознал свою ошибку. Свернув на окружную дорогу А, он уже знал, куда едет.

Над шоссе промытый дождем ночной воздух был прохладным и свежим. Здесь же резкие запахи смешивались с тошнотворной сладковатой вонью, и, посмотрев в ту сторону, где горели огни, Клейборн понял, откуда она исходит.

Он ожидал увидеть пожарные машины, однако на обочине дороги были припаркованы только две машины. Их фары освещали третий автомобиль.

Клейборн узнал фургон – или то, что еще недавно было фургоном. Лобовое стекло отсутствовало, а в обгоревшей крыше кабины зияла дыра; дверцы висели на полурасплавившихся петлях. Задней части не было вовсе, а капот приподнялся, обнажив искореженный металл, над которым вились струйки дыма и бензиновые испарения. Под пузырившимися покрышками были разбросаны битые стекла и какие-то обломки.

Опершись о багажник своей машины, торговец шумно блевал в канаву. Патрульный автомобиль на другой стороне дороги был пуст, но, припарковавшись и выйдя из своей машины, Клейборн увидел Бэннинга в тот момент, когда тот отворачивался от фургона. Бэннинг поднял взгляд. Его лицо было мертвенно-бледным.

– Бензобак взорвался, – сказал он.

– Случайно?

– Не знаю. Может, поджог. Полицейские выяснят, если доберутся когда-нибудь досюда.

Бэннинг посмотрел на дорогу и нахмурился.

В воздухе витал запах гари. Клейборн ощутил тошноту.

– Каковы ваши предположения? – спросил он.

– Тут что-то не так. Когда это произошло, фургон не двигался – это можно определить по положению ручника. Огонь, судя по всему, начал распространяться сзади. Сдается мне, у них было время выбраться, прежде чем бак взорвался.

Клейборн напрягся.

– У них?

Он подошел к открытой кабине, однако Бэннинг решительно положил руку ему на плечо.

– Не стоит туда заглядывать. – И кивнул в сторону блевавшего торговца на другой стороне дороги. – Думаю, он пожалел об этом.

– Мне нужно знать.

– Хорошо, док. – Бэннинг опустил руку и отступил в сторону. – Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Клейборн подался вперед и заглянул в кабину. Кожа на сиденьях выгорела полностью, пластик приборной доски все еще продолжал дымиться. Тошнотворный сладковатый запах здесь был еще сильнее и едва не сбивал ног. И теперь Клейборн увидел, откуда исходил этот запах.

На полу – или на том, что осталось от пола, – лежало обгоревшее месиво угольного цвета, среди которого виднелись два обрубка, раскинутых в разные стороны. Зловонная масса лишь отдаленно напоминала человеческий торс, а закругленный выступ в верхней части туловища казался просто почерневшим шаром, с которого были стерты все черты. Ни глаз, ни носа, ни следов кожи или волос, а то, что когда-то было ртом, теперь являло собой лишь безъязыкую дыру, искаженную беззвучным криком.

Клейборн отвернулся, задыхаясь от невыносимого запаха и потрясенный тем, что увидел, и заглянул за сиденья внутрь салона.

Другое месиво лежало в темноте. Корпус, лишенный конечностей, был обжарен со всех сторон, словно шашлык. Голова отсутствовала, – очевидно, при взрыве бензобака череп попросту лопнул. Лишь одна анатомическая деталь говорила о том, что останки принадлежат женщине: обгоревшая полость вагины. Отставший лоскут кожи в этом месте обнажил пятнышко розоватой плоти.

Клейборн попятился от фургона, глубоко дыша. Он знал, что Бэннинг внимательно смотрит на него, поэтому постарался сохранить спокойствие.

– Вы правы, это бесполезно, – произнес он недрогнувшим голосом. – Необходимо провести полное вскрытие.

– На это уйдет немало времени, – сказал Бэннинг. – У коронерской службы дел по горло, после того как разбился автобус близ Монтроза. Однако я примерно представляю себе, что здесь произошло. – Он провел двумя пальцами по седоватой щетине на подбородке. – Как я понимаю, сестру Кьюпертайн либо оглушили, либо убили и спрятали с глаз в заднюю часть фургона. Затем нужно было найти место подальше от главного шоссе и…

– Погодите. – Клейборн нахмурился. – Сначала вы говорите мне, что не знаете, случайность это или нет, а теперь утверждаете, что совершено убийство.

– В том, что это убийство, я никогда не сомневался, – заверил его Бэннинг. – Тело в задней части машины убеждает нас в этом. Не будь сестра Кьюпертайн мертва или без сознания, она находилась бы в передней части машины и старалась бы выбраться из нее, когда начался пожар.

– Но мы до сих пор не знаем, отчего фургон взорвался, – сказал Клейборн.

К ним подошел торговец и молча встал рядом. Он был потрясен. Бэннинг наклонился и поднял почерневшую железную канистру.

– Вот вам ответ, – сказал он. – Пока вы осматривали фургон изнутри, я нашел эту канистру из-под бензина здесь, на дороге. Выходит, это поджог. Сначала нужно было облить тело и фургон, а потом дать возможность огню скрыть улики. – Бэннинг кивнул. – Но что-то в цепочке нарушилось, и он застрял в кабине.

– Он?

– Ваш пациент. Норман Бейтс.

Застрял. Это месиво там, в фургоне, было Норманом. Вне всяких сомнений, это должен быть он.

– Нет!

– Что вы имеете в виду?

Клейборн смотрел на Бэннинга и не отвечал. Потому что ответа не было – была только уверенность, рожденная годами профессионального опыта, годами работы с пациентом.

Торговец озадаченно глядел на него. Бэннинг покачал головой.

– Все сходится, доктор. Нам известно, что Бейтс сбежал в фургоне, а сестра Кьюпертайн, должно быть, была с ним. Представляете картину? Сперва она не узнает его в монашеском облачении, а когда узнает, уже слишком поздно – он убивает ее и приезжает сюда, как я уже говорил. Потом берет канистру и – бах! Как еще все могло происходить?

– Не знаю, – ответил Клейборн. – Не знаю.

– Поверьте мне. Бейтс мертв…

Окончание его фразы потонуло в вое сирены.

Все трое обернулись и в свете мелькнувших на дороге фар увидели, откуда исходит этот вой. Визг тормозов возвестил о прибытии пожарной машины. Она резко остановилась, осветив фарами место происшествия.

Бэннинг направился к машине, за ним потащился торговец. Клейборн остался на месте. Он смотрел, как люди в форме вышли из кабины и двинулись к сгоревшему фургону. Возле машины остался лысый капитан. К нему подошли Бэннинг с торговцем, и они о чем-то заговорили.

Теперь будет о чем поговорить, говорить можно без конца, потому что это единственное, что сейчас остается делать. Приедет санитарная машина, чтобы забрать обгоревшие останки, а разговоры будут продолжаться – бессмысленные, бесполезные разговоры. Сейчас все выглядело бессмысленным, и Клейборну не было необходимости выслушивать все это снова. Он дал свои показания, его дальнейшее присутствие здесь было необязательно. Оставь вскрытие коронеру. Ты всего лишь сторонний наблюдатель.

Он вернулся к своей машине и сел за руль. Никто не обратил на него внимания и не попытался остановить, когда он выезжал на автотрассу.

Постепенно запахи и звуки растворились, во всяком случае в воздухе. Однако зрелище почерневших, изуродованных, обгоревших тел, виденных им на месте преступления, никуда не исчезло и представало перед ним более живо, нежели дорога, по которой он ехал.

Вскрытия не будет. А он – сторонний наблюдатель.

Однако вскрытие все-таки происходило, и происходило оно где-то глубоко внутри него, и он никак не мог оставаться в стороне.

Потому что Норман был мертв.

Норман был мертв, а Клейборн – виновен. Виновен в том, что принял неверное решение, позволив Норману и сестре Барбаре встретиться. Виновен в том, что неосмотрительно оставил их наедине. Равным образом он косвенно виновен в смерти сестры Кьюпертайн. Но самое главное – он виновен в том, что Норман так и не излечился. Его профессиональные ошибки как в диагнозе, так и в прогнозе – вот настоящее преступление.

Клейборн достиг шоссе и повернул почти безотчетно. Свежий воздух помог ему прочистить легкие и мозги.

Теперь он мог взглянуть фактам в лицо. Теперь он начал понимать, почему внутренне отвергал факт смерти Нормана. Ибо это не Норман погиб в кабине пылающего фургона, а сам Клейборн. Это егопредставление о самом себе сгорело до неузнаваемости, это егопланы, надежды и мечты взорвались, это егожизнь растаяла в воздухе вместе с дымом пожара.

Никакой книги теперь не будет, никакого научного отчета, всего лишь что-то вроде апологии самого себя за то, что сумел восстановить сознание явно неизлечимого психопата без применения электроконвульсивной терапии, психохирургии или транквилизаторов. А ведь он знал, что это и было его истинной целью: написать книгу, сделать себе имя и репутацию, выйти из тени Стейнера, уйти с этой беспросветной работы и занять достойную должность. В больнице он был таким же узником, как и Норман, и, если бы все пошло так, как задумано, они оба могли бы обрести свободу.

И ведь он подошел так близко. Так близко к успеху, да и к личности Нормана. Они общались очень долго, он хорошо знал этого человека – во всяком случае, думал, что знает. Как же он мог так ошибиться?

Это высокомерие.

Гордыня, вера в превосходство науки, во всемогущество интеллекта. В этом таилась роковая ошибка.

Иногда лучше доверяться простому чувству, как тогда, когда у него едва не вырвалось, что Норман не мертв.

Вздрогнув, он понял, что продолжает так думать.

А что если это и вправду так?

Конечно, в этом не было никакого смысла, равно как и в истории с фургоном. Бэннинг делает слишком поспешные заключения; он так же высокомерен в своем стремлении найти легкий ответ. Но зачем Норману было обливать все вокруг бензином и поджигать фургон, прежде чем он выбрался из него? Как бы там ни было, Норман не самоубийца и не дурак.

Должен быть другой ответ. А что если был кто-то еще – третий человек?

Но кто?

В этом тоже не было смысла. Ни в чем не было смысла, кроме этого мучительного, неотвязного чувства, настойчиво напоминавшего о себе снова и снова. Норман жив, жив, жив…

Клейборн заморгал, заставляя себя сосредоточиться на дороге, бежавшей впереди. И именно в эту минуту он увидел то, что лежало в канаве с левой стороны шоссе. Увидел, сбавил скорость, остановился.

Выйдя из машины, он подошел к обочине, чтобы рассмотреть увиденное поближе. Может, ему это только померещилось.

Однако, подняв насквозь промокший кусок картона, прикрепленный к палке, он понял, что не ошибся. Буквы все еще были ясно видны.

Фейрвейл.

Клейборн стоял и смотрел на картонку, и неожиданно все встало на место. Он огляделся по сторонам.

Наверное, фургон остановился здесь и подобрал голосовавшего.

Если так, в грязи должны были остаться следы колес. Он принялся осматривать почву, но увидел лишь мутную лужу. Ну разумеется, дождь смыл все следы. Но это не имело значения – ничто не имело значения, кроме истины. Доверяй своей интуиции. Все-таки был некто третий.

А если был третий, тогда могло случиться что угодно. Голосовавшего, вероятно, заманили на то место, где собирались уничтожить фургон, ударили по голове и подожгли, предварительно сняв с жертвы одежду. А Норман тем временем…

Клейборн подобрал картонку и отнес в машину. Аккуратно положив ее на заднее сиденье, он завел мотор и вновь задумался.

Затем он развернул автомобиль. Фейрвейл находился в противоположном направлении, за развилкой шоссе. Туда и направился Норман, оставив фургон догорать. Человек, способный в состоянии одержимости убить ни в чем не повинных незнакомцев, определенно не остановится перед убийством известных ему врагов.

Сэм Лумис и его жена Лайла жили в Фейрвейле.

Впереди показалась развилка. Несколько мгновений Клейборн колебался – может, стоит свернуть и предупредить Бэннинга? Но это означало разговоры, опять разговоры, а он уже знал, какова будет реакция, если он расскажет о своих подозрениях.

О'кей, но где у вас доказательства? Все, что у вас есть, – это картонка, которую вы нашли в канаве. И на этом основании вы хотите меня убедить, что Норман убил человека, которого подобрал на дороге, и оставил его тело в фургоне? Но даже если это и так, откуда вам знать, что он поедет к Лумисам? Может, вы и хороший психиатр, но это не значит, что вы способны читать чужие мысли. Послушайте, доктор, вы устали. Почему бы вам не вернуться в больницу и не отдохнуть немного, оставив полицейскую работу нам?

Голос Бэннинга. Голос высокомерия.

Клейборн покачал головой. Он и вправду был совсем без сил, это так. И чужие мысли он читать не умел. Как он мог убедить Бэннинга в том, что знает, точно знает, о чем думает Норман?

Никак. Да и времени не было.

Машина миновала развилку. Клейборн сильнее надавил на педаль газа, внезапно ощутив решимость.

Не снижая скорости, он прочитал на дорожном указателе: Фейрвейл 12 миль.

Машина помчалась вперед.

Теперь это ощущение было сильнее, чем когда-либо, – ощущение, что движешься во сне к опасному месту назначения.

Но это был не сон.

И времени не было.

9

Норман шел по улице. На ней не было ни души.

Гроза всех разогнала; гроза, а еще воскресный вечер. В каждом небольшом городишке есть своя Мэйн-стрит, и, когда наступает воскресный вечер, он пустеет. Магазины закрыты, парковки пусты, а если кто-то и появляется, то сразу скрывается в доме, за задернутыми шторами.

Вот где нужно искать Сэма и Лайлу – они прячутся в одном из домов. Сэм, хозяин скобяной лавки, и Лайла, его жена. Она – сестра Мэри Крейн. Это она приехала сюда на поиски Мэри, когда та исчезла. И отправилась к Сэму, зная, что он и ее сестра – любовники.

Никто так и не узнал бы о том, что случилось, если бы они не вмешались. Мэри Крейн и детектив, который пытался найти ее, были мертвы, да и Сэму с Лайлой тоже было предназначено отправиться в могилу. Вместо этого они явились в мотель и нашли там Нормана, и погребенным оказался он – погребенным заживо в психушке в течение всех этих лет.

То, что его заперли, было худшим наказанием, чем смерть, наказанием за преступления, которых он никогда не совершал. Это Мама совершила их, забрав его сознание и его тело и использовав их для убийства. Он был невиновен – это все признали. Будь он виновен, его бы судили.

Но суда не было – только долгие годы наказания, – а Сэм с Лайлой остались на свободе. А потом они поженились и жили долго и счастливо.

До сего дня.

Сегодня все кончится. И не потому, что он безумен; он снова в здравом уме, и он, а не Мама явится мстителем. Спасибо Господу за это.

Нет, не Господу. Спасибо доктору Клейборну. Это он был Спасителем, избавившим Нормана от безумия. Если бы не доктор Клейборн, Норман не оказался бы здесь.

А может, ему и не следует здесь быть, потому что доктор Клейборн не одобрил бы этого. Столько лет вместе, столько разговоров по душам, чтобы помочь Норману вновь обрести себя, избавиться от Мамы, избавиться от страха и ненависти. Замечательный человек, столько доброты и заботы, столько сочувствия. Сложись все иначе, возможно, Норман и сам стал бы врачом.

Но иначе не сложилось. Да и не могло сложиться, пока не восторжествовала справедливость. Справедливость, а не месть. Доктор Клейборн обязательно должен это понять.

Не может быть никакой справедливости, пока Сэм и Лайла живы. Это они заклеймили и приговорили его своими показаниями – но кто они такие, чтобы вершить правосудие? Лайла, отдающая свое теплое тело, чтобы утолить похоть любовника своей мертвой сестры. И Сэм, поддерживающий свою жизнь кровью невинных созданий, торгующий огнестрельным оружием и ножами в своей лавке – охотничьими ружьями, убивающими беззащитных животных, и ножами, чтобы снимать с них шкуры. Вот кто убийца, мясник, торговец смертью. Почему этого никто не видит?

Доктор Клейборн никогда этого не поймет, а Норман понял. Тот, кто живет с мечом, должен от меча и погибнуть. Сегодня же.

Но Мэйн-стрит была пуста, а дома по обеим ее сторонам погружены во тьму. Сэм и Лайла прятались от него, прятались в тени, за окнами. Где… в каком доме? Не станет же он стучать во все двери. Как их найти?

Норман остановился на углу и нахмурился. Здесь, под фонарем, его никто не видит, но невозможно оставаться незамеченным бесконечно. Он в бегах, его будут искать. Если он намерен действовать, надо делать это сейчас. Времени нет…

И тут он заметил телефонную будку возле погруженной во тьму заправки. Ну конечно, вот и ответ. Загляни в телефонную книгу.

Он прошел мимо колонок и вошел в стеклянную будку. А войдя, уставился на болтавшуюся ржавую цепочку.

Телефонной книги не было. Надо позвонить диспетчеру и узнать адрес.

Норман потянулся было к трубке, но потом отдернул руку. Он не может звонить. Здесь адресов не спрашивают, и даже если диспетчер и даст его, она это запомнит. В подобных местах все проявляют любопытство к чужакам. Едва он повесит трубку, она, скорее всего, тут же перезвонит Сэму и Лайле и скажет, что их кто-то разыскивает. И все пойдет прахом.

Прахом.Он пока еще не превратился в прах, да этого и не случится, если он будет осторожен. Но надо действовать быстро. Времени нет…

Норман покинул будку, углубился в темноту, перешел на углу на другую сторону улицы и миновал закусочную. Ее окна были темны, как и положено в воскресный вечер. Все окна на улице были погружены во тьму, все, кроме одного.

Одна витрина была освещена. Только подойдя поближе, Норман смог прочитать вывеску на противоположной стороне улицы.

Скобяные товары Лумиса.

В окне виднелся свет, но это было просто освещение витрины. Важнее был другой свет – тот, что слабо струился из глубины помещения.

Там кто-то был.

Норман начал переходить через дорогу, но внезапно замедлил шаг.

Теперь осторожнее, остановись и подумай. Будь внимательнее. Перейди на ту сторону и пройди от угла вдоль стены здания – вдруг кто-то наблюдает за тобой в окно. Оставайся в тени. С глаз долой, из сердца вон.

Норман кивнул сам себе, потом тихо двинулся вперед. И только дойдя до темного и узкого прохода между магазином и соседним домом, он едва слышно захихикал. Он захихикал, потому что старая поговорка была неверна. Подойдя к задней двери и начав возиться с замком, он действительно пропал из виду.

Но сердце его по-прежнему было полно желания восстановить справедливость.