Текст книги "Психоз 2"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Но теперь ничего не было слышно, даже испуганного мяуканья. Она оглядела гостиную, но котенка так и не обнаружила.

Он исчез.

27

Через два часа, выпив еще два скотча, Джан легла в постель, но уснуть не смогла.

Одна, черт бы его побрал!

Она взбила подушки и устроилась поудобнее. Вини лучше себя.

Ей к этому не привыкать. Это она во всем виновата – в том, что вышла из себя, в том, что не удержала Клейборна, даже в том, что напугала котенка и тот потерялся в тумане. Гнев женщины, которую отвергли, хуже ада. [86]86
  Гнев женщины, которую отвергли, хуже ада. – Ставшая крылатой фразой видоизмененная строка из стихотворной трагедии английского драматурга эпохи Реставрации Уильяма Конгрива (1670–1729) «Невеста в трауре» (1697, III, 2), которая в свою очередь является вольной цитатой из комедии его современника Колли Сиббера (1671–1757) «Последняя уловка любви, или Модный глупец» (1696). Пер. С. Антонова.


[Закрыть]

Только он не отверг ее. Все, что он сделал, – это сказал правду. Она действительно хотела его, но это было не только желание вскружить ему голову – тем самым она хотела отвлечь его от картины. «Безумная леди» – хорошая характеристика для нее самой. Она, наверное, безумна, раз не видела, что он и вправду хочет ее защитить.

Но от чего? Намеки и догадки – не доказательство. Может быть, есть что-то еще, чего он не сказал ей?

Возможно, Рой знает?

Включив лампу возле кровати, Джан потянулась к телефону, стоявшему на тумбочке. Набрала номер Роя и стала ждать.

Никто не отвечал.

И ответов на ее вопросы не было.

Она положила трубку, выключила свет, натянула на плечи одеяло. Как ни странно, она испытала облегчение оттого, что ей не удалось поговорить с Роем. Скорее всего, он сказал бы то же самое – попытался бы отговорить ее от съемок в «Безумной леди». Может быть, она и в самом деле безумна, но не настолько же. Пока у него и у Клейборна не найдется других аргументов, никому не удастся ее сломить. Ей слишком многое пришлось испытать. Пять лет. Посмотри правде в глаза – ты ведь не молодеешь. Тебе еще через многое предстоит пройти, так что не сворачивай с пути. Ведь ты же не хочешь закончить никем, как Конни. Бедная Конни…

Бедная Конни тем временем развлекалась.

Или это еюразвлекались?

Впрочем, не важно. Так или иначе, она отлично проводила время. Или собиралась отлично его провести, как только этот умник оператор наведет фокус на ее промежность. Вероятно, придумывает разные шуточки, поглядывая на нее, а она уже умирает под этим освещением.

Умирает, но и живет.

Потому что в кои-то веки хоть кто-то обратил на нее внимание. В студии Лео было еще семь человек, и все они не сводили глаз с Конни, точнее, с некоторых мест Конни. Какой-то клоун с ручной камерой облюбовал ее бедра, гримерша втирала какое-то липкое красное средство ей в щеки, осветитель следил за тем, чтобы ее лицо ярко выделялось на черном фоне. Помощник звукооператора подвешивал микрофон над ее головой, звукооператор присел на корточки возле аппаратуры и настраивал громкость, тогда как сам Лео – продюсер, режиссер и художник-постановщик, ответственный за установку декораций в этой маленькой студии, – одобрительно ее рассматривал. Шестой человек – если, конечно, эту волосатую голую обезьяну можно было назвать человеком – тоже отвечал за установку кое-чего, что являлось его неотъемлемой собственностью. И когда другие закончат, за дело примется он.

Ладно, может, это и не предел мечтаний – быть запертой в бунгало в Бойл-Хайтс для ночной съемки в порнофильме. Но кому какое дело?

Мне до этого есть дело, кому же еще? Мне, Конни. Хотя бы потому, что они все меня разглядывают.

Сейчас ее разглядывали они, а потом будут разглядывать на экране зрители. Не только руки, ноги или лодыжки – всю ее. И что с того, что этими зрителями будет кучка грязных стариков, которые станут смотреть на нее, положив шляпы на колени; по крайней мере ее увидят.Здесь никто не выражал недовольства размером ее груди и не пытался сделать так, чтобы ее лицо не попало в кадр. Для такого фильма можно было бы обойтись и японской резиновой куклой или даже моделью Годзиллы, однако Лео выбрал именно ее, потому что разглядел в ней талант, как только ее увидел.

Конни откинулась назад. Сейчас начнется. Оператор кивнул Лео, тот подал знак звукооператору, и обезьяна приготовилась по команде переместить свой банан в кадр.

– Все готовы? – спросил Лео.

Конни подмигнула ему. Лео – не Марти Дрисколл, но это не имело значения. Важно было то, что она играла главную роль в своем первом художественном фильме.

Клоун, заведовавший светом, выступил вперед с хлопушкой (название, которое, как она надеялась, было всего лишь фигурой речи). [87]87
  …с хлопушкой (название, которое, как она надеялась, было всего лишь фигурой речи). – Подразумевается непереводимая игра слов «clapper board» (хлопушка) и «clap(p)» (триппер или – в американском сленге – сифилис).


[Закрыть]

– Сцена первая, дубль второй, – сказал он оператору.

– Приготовились! – сказал Лео.

Конни улыбнулась.

– Мотор!

Конни раздвинула ноги.

К черту Дрисколла. Она – звезда…

Марти Дрисколл не видел ни одной звезды.

Обычно сквозь большие стеклянные раздвижные двери, выходившие во внутренний дворик, перед ним открывался великолепный вид на долину внизу и на небо над долиной, но сегодня снаружи ничего не было видно, кроме плотной серой стены.

«Туман крадется на кошачьих лапках…» [88]88
  «Туман крадется на кошачьих лапках…»– Цитата из стихотворения «Туман» (1916, ст. 1–2) американского поэта Карла Августа Сэндберга (1878–1967). Пер. А. Пустогарова.


[Закрыть]

Откуда эта цитата? Дрисколл саркастически ухмыльнулся, подумав о том, как отреагировали бы его коллеги в студии, процитируй он при них нечто подобное. Ответ был самоочевиден.

Образование превращает тебя в анахронизм. В эпоху, одержимую молодостью, в роли продюсеров сплошь и рядом выступают мальчишки, у которых еще молоко на губах не обсохло, а те, кто постарше, лгут насчет своего возраста даже чаще, чем актеры.

Когда Марти Дрисколл это понял, было уже поздно. Слишком поздно было красить волосы или наращивать их, а все попытки вести такой же образ жизни, что и молодежь, выглядели несерьезно. Шум дискотеки не мог заглушить его одышки, и никакой корсет не в силах был скрыть его обвисшие бока.

Все, что ему оставалось, – это играть однажды выбранную роль: добивайся своего, прикидываясь тупым. Напирай, будь груб, громогласен, вульгарен, изображай во весь рост безвкусного, бездарного тирана. Забудь о степенях, полученных в Принстоне, – ведь их не интересует, что ты бакалавр искусств, важен только твой сводный баланс. Раз ты в деле, забудь о тех ранних малобюджетных картинах, о своих идеалистических попытках сделать что-то настоящее и думай о прибыли.

Формула работала. Вот почему Дрисколл сидел сейчас здесь, в большом особняке на Малхолланд-драйв, откуда – если не случалась туманная ночь вроде этой, что бывало редко, – он мог видеть студию далеко внизу. И это, как он сам полагал, было его самой большой наградой – возможность смотреть на студию свысока,в обоих смыслах этого слова. Наблюдать с высоты ее никчемность, ее тщеславие и продажность, сознавая вместе с тем, что и сам он вовлечен во все это. Меа culpa. [89]89
  Моя вина (лат.).


[Закрыть]

Дрисколл пожал плечами, задумавшись над тем, насколько ему удалась его хитрость. Люди со студии, наверное, полагали, что он не отличает «mea culpa» от «Миа Фэрроу». [90]90
  Миа Фэрроу(наст. имя Мария де Лурдес Вильерс Фэрроу, р. 1945) – известная американская киноактриса.


[Закрыть]

Да что сказать, даже жена не знала его тайны; никто не знал. Для Деборы он был просто большим жирным слюнтяем с большим жирным счетом в банке. Она уехала с детьми в Спрингс [91]91
  Спрингс– Палм-Спрингс, город в Калифорнии, в 180 км к востоку от Лос-Анджелеса.


[Закрыть]на неделю, чтобы побыть подальше от этого слюнтяя, но звонила каждый день, отдавая дань неизменного уважения его банковскому счету.

А что было бы, если бы она узнала, что никакого счета нет? Что этот особняк и дом в Спрингс трещат под тяжестью второй закладной плюс проценты за просрочку платежа?

Неуместные вопросы. Она не узнает, во всяком случае, до тех пор, пока удача на его стороне. Удача – вот на что ему следует положиться.

Три последние картины были неудачны. Надо было продать их Пентагону; с такими бомбами, какие показаны в тех фильмах, они могли бы уничтожить Советский Союз. После третьего фильма возникла надобность в закладных.

Потом удача вернулась – Виццини уговорил его взяться за «Безумную леди». И все шло гладко вплоть до этой недели, когда в Нью-Йорке прослышали о побеге Нормана Бейтса и новых убийствах.

«Они хотят выйти из игры, – сказал ему Рубен. – Они думают, что на фоне последних событий твоя история выглядит совсем пыльной». Ему кое-как удалось уговорить Рубена не отказываться от съемок немедленно, повторив за Джорджем Уордом, что новость о побеге Нормана – не препятствие, а скорее реклама для их картины. Но самое большее, чего он добился от Рубена, – это передышка, а на завтрашнее совещание должны были прийти спонсоры. Тогда и будет принято окончательное решение.

Да еще этот Клейборн неожиданно объявился и все усложнил. Прежде Дрисколлу удавалось справляться с Роем Эймсом и его угрызениями совести, но Клейборн раскачивает лодку по-настоящему. С каждым днем их возражения все сильнее подрывали моральный дух съемочной группы; с каждым днем проценты росли, а перспективы получить солидный аванс таяли.

Сегодняшний день оказался особенно скверным. Утверждение, что Санто Виццини психически неуравновешен, было довольно запоздалой новостью, но сам по себе этот факт не доказывал, что режиссер виновен в поджоге. Одно было несомненно: огонь развел не он.

Дрисколл закурил сигару, а потом пожалел о том, что сделал это. Горящая спичка послужила ему мучительным напоминанием.

Перечитывая на днях страховой договор на картину, он обнаружил пункт, в котором шла речь о непредвиденных обстоятельствах. Доказанный несчастный случай, смерть или серьезная травма исполнителей основных ролей, разрушение материальных объектов влекли за собой выплату всех оговоренных в контрактах сумм всем без исключения лицам, задействованным в постановке.

Снова удача. Зачем рисковать и создавать себе дальнейшие проблемы или пытаться убедить людей из Нью-Йорка не отказываться от финансирования картины? Он может получить свои деньги сейчас – и не аванс, а всю сумму, с гарантией, и притом значительно больше, чем нужно для того, чтобы выкарабкаться. И никто не осудит его за это деяние Господне. А к тому времени, когда закончится наличность, он уже будет полным ходом осуществлять какой-нибудь другой проект.

Все показалось так просто, как только он обдумал детали. Удача отвернулась от него, когда он незаметно принес канистру с бензином в декорацию. Его ошибка заключалась в том, что он поджег покрывало раньше, чем разлил бензин. Огонь привлек внимание охранника, и он едва успел спрятать канистру под кровать и выйти через боковую дверь.

Случай помог ему никем не замеченным вернуться в офис, но тот же случай помешал распространению огня. Теперь ему оставалось лишь уповать на то, что Клейборн поверит его рассказу об оформителе. Через пару дней психиатр уедет, а к тому времени и совещание с Рубеном и людьми из Нью-Йорка будет позади. Придется попотеть, убеждая их в правоте Джорджа Уорда. Завтра он может со свистом полететь под уклон. Но резкий, грубый Марти Дрисколл, этот заносчивый слюнтяй, добьется своего. Теперь у него не было выбора.

Он шагал взад и вперед перед стеклянными дверями, вглядываясь в ночь. Огни потонули в тумане, но завтра они снова засияют, ярко и ясно. Лучше отдохнуть, чтобы во время совещания тоже выглядеть ярким и сияющим.

Еще один день – это все, что ему было нужно. Еще один день – и все окончится для него наилучшим образом. А потом – к черту их всех: сценариста-невротика, разговорчивого психиатра, дуру-девчонку, этого безумного режиссера и его потускневшую звезду.

Не волнуйся, сказал он себе. Ты их одолеешь. Хотя это будет не пикник…

28

– Да здесь настоящий пикник, – сказал Пол Морган и указал на голых мужчин, толпившихся у него за спиной возле туалетного столика с тремя зеркалами. – Вы только посмотрите – одни булочки да сосиски!

Роберт Редфорд захихикал:

– Говори за себя, мой милый. Всякий раз, когда я вижу голые тела, я вспоминаю о том, что Господь Бог не слишком хорошо разбирался в анатомии.

– Не надо богохульствовать. – Джон Траволта пристально всматривался в свое отражение в зеркале, широко раскрыв глаза. – Почему вы все время нападаете на религию? [92]92
  – Не надо богохульствовать. <…> Почему вы все время нападаете на религию? – Намек на активную и широко известную приверженность актера ДжонаДжозефа Траволты(р. 1954), двойнику которого принадлежит эта реплика, сайентологической церкви (с 1975 г.).


[Закрыть]

– Потому что мою бабушку изнасиловал хор мормонов из Табернакля. [93]93
  Табернакль– принадлежащее мормонской церкви молитвенное здание с уникальной акустикой в г. Солт-Лейк-Сити (столице штата Юта), где проходят выступления упомянутого всемирно известного хора; возведено в 1863–1867 гг., вмещает 8 тысяч человек.


[Закрыть]

– Ты уверен, что это был не дедушка?

Все завизжали, кроме Клинта Иствуда. Он смотрел на них из угла, в котором сидел, массируя ноги.

– Приятно иметь с тобой дело – с тобой и твоими дружками!

Сильвестр Сталлоне протолкнулся к зеркалу, сомкнул губы и намазал их помадой.

– Лично я ненавижу оргии. [94]94
  – Лично я ненавижу оргии. – Наделение подобной репликой двойника СильвестраГардензио Сталлоне(р. 1946), безусловно, не лишено иронии: не секрет, что кинодебютом звезды «боевиков» была роль в порнографическом фильме Мортона Льюиса «Итальянский жеребец» (1970).


[Закрыть]Это все равно что раскрыть дюжину красиво завернутых рождественских подарков и обнаружить, что все коробки пусты.

– Но разве мы не этим здесь занимаемся? – спросил Роберт Редфорд. – Мы продаем иллюзии, а не только голую необходимость…

Клинт Иствуд поднялся с места.

– Уже поздно. Лучше засуньте свои голые необходимости в джинсы и спускайтесь, пока Мамочка [95]95
  Мамочка. – В оригинальном тексте этот персонаж носит прозвище Queenie (сленговое обозначение женоподобного гомосексуалиста).


[Закрыть]не вышел из себя.

Берт Рейнольдс швырнул свою пуховку на поднос, стоявший на туалетном столике.

– О боже, совсем забыл! Сегодня опять явятся те иранцы…

– Только не это! – Джон Траволта сделал недовольное лицо. – Иранцы – членососы.

– Разве только они? – спросил Пол Морган.

Все заулюлюкали. Клинт Иствуд подошел к нему и одобрительно закивал.

– Так им и надо, уважаемый. Не обращайте внимания на то, что они говорят. Знаю, вы тут впервые, но не надо заводиться. Просто помните: Мамочка здесь затем, чтобы защищать вас.

Пол кивнул и взял свои джинсы и сетчатую футболку. Остальные уже торопливо одевались, вертясь перед зеркалом и осматривая себя напоследок. Он был благодарен им за то, что они оставили его в покое, и благодарен Иствуду за его напоминание.

Потому что это и в самом деле был его первый раз и он действительно чувствовал себя как на иголках. Он подумал о белокуром парике Мамочки, о мантии с блестками, о накладных грудях и задумался, почему тот так и не удосужился сбрить бороду. Он живо представил себе сцену внизу: крупный полный человек изображает из себя мадам в своем гротескном наряде, окруженный этими роскошными жеребцами. Неудивительно, что клиенты со всего света съезжались в Мамочкин бордель, чтобы их обслужили едва ли не все кинозвезды первой величины.

Как сказал Роберт Редфорд, они и вправду продавали иллюзии, и борода Мамочки, пожалуй, была зримым напоминанием о том, что все, происходящее здесь, – фантазия.

Все знали, что эти жеребцы и не звезды вовсе, а всего лишь их двойники – педики, играющие роль мачо. Однако большинство из них относились к своей работе очень серьезно, копируя голоса, манеру и «фишки». За те деньги, которые брал Мамочка, его клиенты не стали бы иметь дело с обыкновенным мясом.

Что ж, некоторые из них нынче вечером получат filet mignon, [96]96
  Отборное филе (фр.).


[Закрыть]и это уже не иллюзия.

Пол уселся перед зеркалом, сделав вид, будто собирается заняться своими бровями, меж тем как остальные вышли из комнаты. Они направились к лестнице, и было слышно, как они продолжают болтать. Ничто в комнате больше не напоминало о них, кроме специфического смешанного запаха пудры, духов и пота.

Слава богу, это закончилось! К разговору об иллюзии – ему удалось совершенно их запутать. Никто так и не догадался, что он, настоящий Пол Морган, даже Мамочка, когда пришло время для показа. Он едва не упал, услышав от того слова неохотного одобрения.

– Вы немного староваты, чтобы играть Моргана, но все же в неплохой форме, – сказал Мамочка. – А как только пройдет слух о ваших размерах, вы станете весьма популярны. Некоторым из моих постоянных клиентов важны именно размеры.

Так почему же тогда он сидит здесь сейчас и трясется? Мамочка ведь заверил его, что ему не о чем беспокоиться.

– Привязывать вас никто не будет, никакого садомазо, никаких игр с кожаными ремнями, никакой туалетной акробатики. Это просто заведение для геев.

Только он не гей. Вот в чем проблема.

Конечно, бывали и исключения, как тогда в Марокко с тем маленьким арабом… как же его звали – Абуд? Абдул? И еще с этим япончиком, садоводом, в тот день, когда он разбился. Но такое нельзя брать в расчет, и, не будь Виццини, он и не вспомнил бы подобную чушь. Боже, этот Виццини узлом завязывался, вводя его в курс дела. Все твердил, что надо вжиться в роль.

– Давайте начнем с самого начала. И на этот раз забудьте о своей мужественности. Мне не нужен Пол Морган, мне нужен Норман Бейтс. Понимаете, что я имею в виду?

Пол отлично понимал. Надо сыграть педика. Надеть женское платье и парик, но этого недостаточно.

Как там сказал Мамочка? Вы немного староваты, чтобы играть Моргана.В этом вся соль. Если он хочет выжить в киноиндустрии, пришла пора выбирать характерные роли, как это сделали Ньюман и Пек, [97]97
  Пол Леонард Ньюман(1925–2008) и Элдред Грегори Пек(1916–2003) – знаменитые американские киноактеры.


[Закрыть]пора меняться.

Меняться.

Пол вскинул руку, чтобы пригладить волосы, надеясь этим жестом смахнуть и пришедшее в голову слово, однако оно, казалось, повисло между его лицом и зеркалом, затмив собой отражение. Он видел только дрожащие пальцы.

Возможно, прежде чем идти сюда, ему следовало побольше выпить, чтобы успокоиться. А возможно, не следовало приходить вовсе. От выпивки у него появлялись безумные желания, ему начинало казаться, что он чертовски сообразителен. Итак, Клейборн сказал ему, что Норман не педик, а трансвестит. Но что этот тупой психиатр знает о методе? [98]98
  Метод– традиционное название «системы Станиславского» в англоязычных странах.


[Закрыть]

Все эти годы он сторонился Актерской студии [99]99
  Актерская студия– знаменитая школа актерского мастерства, основанная в 1947 г. в Нью-Йорке американскими режиссерами – сторонниками игры по «методу» Элией Казаном, Шерил Кроуфорд и Робертом Льюисом. С 1951 г. и до самой своей смерти художественное руководство студией осуществлял режиссер Ли Страсберг (1901–1982), чьими учениками были многие ныне известные актеры театра и кино. Западное отделение студии, о котором, по-видимому, идет речь в романе, было открыто в Западном Голливуде в 1967 г.


[Закрыть]и всего, что с ней связано, но сейчас, если он хочет перестать валять дурака и сыграть настоящую характерную роль, студия будет ему нужна. Чтобы почувствовать эту роль, надо сделать нечто большее, чем просто переодеться в женские тряпки. Даже если это означает, что через несколько минут им займется какой-нибудь старый торговец маслом, от которого несет чесноком. Может, еще не поздно выйти из игры…

Он заставил себя вновь взглянуть в зеркало. На этот раз образ был четким. Он не видел ни Виццини, ни Мамочки, ни тех паршивых юнцов, которые думали, что его время вышло. Он видел Пола Моргана.

Хватит биться о клетку; явиться сюда была его идея. И какой смысл сейчас уходить? Виццини прав – ему нужно сыграть что-то серьезное, потому что это его последний шанс добиться успеха. Вот почему он…

– Да вот же он!

Морган оглянулся и увидел Мамочку, заглядывавшего в гримерку. Его рот в обрамлении бороды и усов недовольно скривился.

– Почему вы еще здесь, милый? Мы все ждем вас внизу…

Пол отодвинул стул и поднялся.

– Хорошо, я иду.

– Идем-идем, – захихикал Мамочка. – Я шепнул словечко некоторым из своих завсегдатаев, и они просто жаждут увидеть новое лицо.

Он вразвалку пошел по коридору, и Пол потащился за ним. Снизу доносились голоса, крики, свист, смех. Господи, да что это с ним?! За годы работы в киноиндустрии он встречал множество геев, и большинство из них были вполне приличными парнями. Но здесь, в этом борделе для гомосексуалистов, совсем другой контингент.

Внезапно его опять начало трясти. Ему захотелось повернуться и бежать отсюда, но он не мог этого сделать, потому что чья-то рука держала его. Огромная невидимая рука толкала его вперед, вперед и вниз. Рука Виццини…

Поднялся из тумана и бросил в рот таблетку. Потом опустился, растворился в дымке, которая закружилась вокруг него густым паром.

На мгновение Виццини увидел перед собой мертвые, обваренные тела и безжизненные лица без кожи, всплывавшие среди пузырьков в полной кипятка ванне.

Идиот.Откуда здесь взяться ванне с кипятком? Где бы это «здесь» ни находилось. «Здесь» было затеряно в тумане, как и он сам. Туман, не пар. Холодный, не горячий. Ползет по холмам, стелется в десяти футах над землей. Он знал, что должен был оставаться чистым, остаться дома, отбросить мысли, которые приходили вместе с ночью и туманом. Но мысли побудили его принять таблетки, а таблетки увлекли прочь из дома.

Нет, не мысли. Воспоминания– вот от чего он пытался убежать. Воспоминания о мертвых.

Mamma mia… [100]100
  Мамочка (ит.).


[Закрыть]

Да, Mamma mia, в тот день, когда в деревню пришли солдаты, взяла его за руку, и они побежали на городскую площадь, где прежде часто сидели за длинным столом во время воскресных пикников, слушая музыку Верди. Только в тот день раковина над эстрадой, где играл оркестр, треснула, как яичная скорлупа, изрешеченная пулями, и музыки не было слышно – лишь крики и топот сапог по булыжникам, когда солдаты стали заполнять площадь. Они уже добрались до вина и теперь добирались до женщин, и когда мама увидела их, то попыталась повернуть назад, но было уже слишком поздно, потому что они тоже увидели ее. Она успела только схватить его за воротник и толкнуть под один из столов, и затем они набросились на нее. Их было, наверное, пять или шесть, возможно, даже больше, а возможно, другие подошли потом.

Он не знал наверняка, потому что прятался под столом, слушая свой собственный плач, смех солдат и крик мамы.

Потом послышались скрип и еще какой-то более громкий звук – бум-бум-бум, – и стол над его головой затрясся. Что-то застучало по столу, и в голове у него тоже застучало. Больше не было ни смеха, ни криков, только стук. И еще стоны. Mamma mia, стоны и сапоги, очередью растянувшиеся к столу. Они двигались медленно, пара за парой, сменяя те, которые только что стояли у самого стола. Сапоги были грязные и пыльные, а пятая пара – или пятнадцатая? – была вся в красных пятнышках.

Он знал, что это, но он должен был посмотреть. Лучше смотреть на сапоги, чем слушать стоны, сопение и вздохи, которые были ужаснее, чем стук у него в голове.

Вот оно опять, и никуда от этого не деться, и таблетки не могут унять этот звук, и туман не может заглушить его. Бум, бум, бум.

Наконец все прекратилось – все, кроме эха, которое с тех пор не умолкало никогда. Они снова засмеялись и пошли прочь, а он выполз из-под стола, стоял и смотрел. Ему было пять лет, он впервые видел голую женщину, и это была его мать. Они сорвали с нее платье, разорвали белье, и он увидел, как из ее промежности сочится кровь, и из ран на теле и лице тоже. Рот раскрылся, и она прошептала: «Санто».

Она выдохнула это слово вместе с большим розовым пузырем, который лопнул у нее на губах. Это было его последнее воспоминание перед тем, как он потерял сознание. Может быть, она умерла тогда, а может, позднее – он так и не узнал этого, потому что пришел в себя в больничной палате в Катании. [101]101
  Катания– город на Сицилии, административный центр одноименной провинции.


[Закрыть]Никто не мог рассказать ему, как он попал туда, равно как и о том, что произошло в Виццини. Больше он никогда не возвращался в город, подаривший ему фамилию.

Виццини – эту фамилию ему дали в детском доме, потому что своей настоящей фамилии он не помнил. Он еще долгое время ничего не помнил, а сестры упрекали его за то, что он тупица и отлынивает от уроков.

Зато он помнил розовый пузырь. Санто.И почему сицилийские мамаши с глазами как у самки оленя упорно дают своим сыновьям такие имена – Анджело, Сальваторе, Санто?

Что значит имя? [102]102
  Что значит имя? – Цитата из «Ромео и Джульетты» (ок. 1595, опубл. 1597, II, 2, 43) Шекспира. Пер. Б. Пастернака.


[Закрыть]

Когда в тринадцать лет он сбежал в Палермо, его приютил некий Анджело и научил воровать. Это был его первый настоящий наставник, обучивший его законам улицы, но сойти за ангела он никак не мог.

Позднее, в Неаполе, был Сальваторе, который действительно стал его спасителем, когда вмешались carabinieri [103]103
  Полицейские (ит.).


[Закрыть]и сорвали их маленькую операцию. Но Сальваторе не смог уберечь его от пристрастия к товару, которым они торговали.

Да и сам Санто не был святым. Какой святой мог бы пережить то, что происходило с ним в Риме, Милане, Марселе? Какой святой смог бы сделать первый снафф-фильм [104]104
  Снафф-фильм– порнофильм с реальным изнасилованием и умерщвлением жертвы; термин, образованный от слова «snuff» ( амер. сленг.убить, прикончить), впервые употребил американский журналист и общественный деятель Эд Сандерс в книге «Семья» (1971), рассказывающей об убийствах, совершенных бандой Мэнсона, одно из которых якобы было запечатлено на пленку.


[Закрыть]в те времена, когда даже нагота вызывала скандал?

Виццини поднимался по крутым ступенькам, тяжело дыша. Туман был такой густой, что он не видел света уличных фонарей или огней домов на холме, не говоря уж о том, чтобы разбирать указатели. Где он?

Неожиданно почва у него под ногами стала тверже, и он понял, что находится на вершине. На вершине мира. Карабкаться вверх отныне было не нужно, он добрался до места, прошлое осталось позади в тумане. В кармане оказалась еще одна таблетка, и он проглотил ее, сам не зная, что это. Впрочем, ему было все равно.

Зачем что-то помнить? Нужно забыть о том, что mamma mia раскрыла перед ним на столе, забыть о сестрах, у которых было то же самое под одеждой – черные волоски и каждый месяц кровь, когда их посещали maledizione. [105]105
  Месячные (ит.).


[Закрыть]Нужно забыть и о свинье в том садистском фильме, о том, что с ней произошло, когда в нее вонзили нож. «Режь», – сказал он тогда, и нож именно это и сделал, но она заслужила это, она была putana [106]106
  Шлюха (ит.)


[Закрыть]и должна была умереть.

А как она смеялась, пока не вошел нож! Смеялась, стонала, захлебывалась от восторга. Да им всем это нравится, даже сестры отдали бы все на свете, чтобы почувствовать это бум-бум-бум.Конечно, поначалу они стали бы кричать и отбиваться, как тогда кричала и отбивалась мама.

А что если ей это тоже понравилось?

Чем отличаются друг от друга стоны боли и стоны удовольствия? Откуда мог это знать пятилетний мальчик, если и он, взрослый, этого не знает? Одно несомненно: у всех у них было это,и оно было неподвластно разуму, оно могло только чувствовать. Черное, пушистое, кровавое, спрятанное от посторонних глаз, но втайне желающее: еще, еще, еще. Mamma mia в момент его зачатия, вероятно, каталась за живой изгородью с каким-то безымянным paisan. [107]107
  Крестьянин (ит.).


[Закрыть]А мать Нормана Бейтса…

Виццини провел указательным пальцем по верхней губе, на которой выступил пот, по тому месту, где еще недавно были усы. Онмог бы сыграть Нормана, он должен был сыграть его, ибо он его понимает.

А вместо него играть будет Пол Морган, который не понимает ничего, даже своей скрытой гомосексуальности. Норман же не был гомосексуалистом, в его преступлениях не было ничего, что указывало бы на это. Никто толком не знал Нормана, даже этот глупый доктор. Никто не знал его, кроме Санто Виццини.

Они не знали, что он изучил его дело, что он побывал в прошлом году в Фейрвейле, осмотрел руины дома и мотеля, сделал снимки. Посетив это место, он ощутил волнение, волнение, которое он до поры до времени таил в себе, собираясь перенести в фильм, чтобы все смогли разделить его чувство.

«Безумная леди». Это станет триумфом, потому что это будет нечто настоящее, почти в той же степени, что и тот снафф-фильм. Привкус реальности, вот что важно.

Дрисколл этого не понимает. Единственное, в чем он разбирается, это деньги. Для него важны банковские гарантии, но для художника-творца имеет значение только сам фильм. Подтверждение реальности в мире, где женщины прячут свои грязные секреты под юбками. Нужен такой человек, как он или как Норман, чтобы разоблачить этот секрет, выставить зло напоказ и наказать его.

Именно это Норман и сделал с Мэри Крейн, а он сделает это с Джан.

Виццини заморгал, на ощупь пробираясь сквозь туман. Слишком много таблеток, слишком много тумана внутри него. Если он правильно помнил, он пришел сюда с какой-то целью. Так что это было?

Джан.Она похожа на Мэри Крейн, поэтому он и выбрал ее, отвергнув все возражения. Теперь ему предстояло научить ее, как бытьМэри Крейн, этой воровкой, этой шлюхой, которая выставляет напоказ себя и свой секрет перед бедным Норманом. Ей придется отбросить все те приемы, которыми она овладела в актерской школе, отбросить все, кроме плоти, пока она не станет Мэри Крейн, стоящей под душем.

Неожиданно туман рассеялся, и он увидел ее, увидел обнаженную Джан, которая извивалась, достигнув кульминации, – и этой кульминацией для нее стала смерть.

И вдруг он увидел кое-что еще – то, что лекарства и туман скрывали от него все эти годы и о чем он совершенно забыл. Маленький пятилетний мальчик вылезает из-под стола и смотрит на секрет Mamma mia. Маленький мальчик, который потерял сознание не от страха, а оттого, что у него эрекция.

Как и сейчас.

Казалось, после многих лет мечтаний он стал импотентом, подобно Норману Бейтсу. Но это не так. Норман был мужчиной и с Мэри Крейн, должно быть, повел себя как мужчина. И он тоже мужчина, а это значит, что он исполнит свою роль. С Джан…

Она стонала, наслаждаясь тем, что делал Рой. Это было хорошо, так хорошо, да и он сам был хорош. Сейчас даже еще лучше, потому что, когда она посмотрела на него, его лицо изменилось и на ней тотчас оказался Адам Клейборн, как ей и хотелось несколько раньше в этот вечер. Правда, черты его лица были размыты, и ей показалось, что все это с ней проделывает Пол Морган. Она закрыла глаза, сказав ему, чтобы он прекратил, но когда открыла их снова, то поняла, что происходит нечто ужасное: лицо Пола исчезло, и теперь она занималась этим с Санто Виццини. Он тяжело дышал от усердия, из-под мышек тек пот, пахнувший духами. Джан потянулась к его лицу и вонзила в него ногти. То, что было теперь над ней, не имело лица, во всяком случае, она видела только расплывчатое пятно. И тем не менее что-то внутри ее подсказало ей, кто это был.

Норман Бейтс.

Всякий раз это был он, онпроделывал с ней все это, остальные лица были только масками. А вот его лицо было настоящим, и ей хотелось отчетливее разглядеть его, ей это было необходимо.

И тут раздался крик, и Джан проснулась. Широко раскрыв глаза, она принялась всматриваться в темноту спальни.

И снова крик и затем сильный стук в дверь.

Джан откинула одеяло, включила лампу и всунула ноги в тапки, стоявшие возле кровати. Схватив со спинки стула халат, она побежала по коридору.

– Открой…

Голос Конни с той стороны входной двери.

Джан открыла дверь, за которой, окутанная туманом, стояла Конни. Она вся дрожала и плакала.

– О господи, дорогая, что с тобой?

– Просто я пришла домой. – У нее было заплаканное лицо, как у ребенка.

Джан кивнула.

– А где твой ключ?

– В сумочке… не могла его найти… он там был…

– Он?

Конни указала в направлении затянутой туманом улицы.

– Какой-то мужчина… стоял за деревьями, когда я вышла из машины. Мне показалось, он идет за мной…

Джан посмотрела мимо дрожавшей подруги.

– Я никого не вижу.

– Наверное, он убежал, когда я закричала. Но он там был… я видела его…

Запахнув поплотнее халат, Джан двинулась по дорожке.

– Нет! Не ходи туда! – закричала Конни.

Но Джан уже подходила к деревьям. И, остановившись за ними, нагнулась и подняла с земли маленького светлого котенка.

Котенок не сопротивлялся и не двигался.

Потому что у него было перерезано горло.