Текст книги "Психоз 2"

Автор книги: Роберт Альберт Блох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

20

Офис Роя Эймса находился в том же здании, что и офис Дрисколла, но между двумя помещениями не было ни малейшего сходства. Тесная комната с единственным окном была меньше туалета продюсера, да и обставлена не так богато.

Когда Клейборн открыл дверь, Эймс уже сидел за столом, размещавшимся между шкафчиком и единственным свободным стулом. Очевидно, он привык к такой тесноте. Каковы бы ни были его страхи, клаустрофобия не относилась к их числу.

Сощурившись от света ярких лучей утреннего солнца, лившихся прямо в открытое окно, Клейборн кивнул в знак приветствия и положил на стол свой экземпляр сценария.

Эймс выжидающе посмотрел на него.

– Ну, что вы об этом думаете? – спросил он.

Клейборн помолчал, снова задумавшись над тем, нужно ли ему рассказывать о том, что произошло накануне вечером. Какой смысл? Сценарий был сейчас важнее.

– Я сделал кое-какие заметки, – сказал Клейборн. – Если хотите взглянуть…

– Отлично.

Клейборн открыл дипломат и достал из него желтые листки.

– Надеюсь, вы разберете мой почерк.

Эймс разобрал.

Его глаза быстро забегали по исписанным листкам, ничего не выражая. Однако Клейборн без труда догадался о его реакции. Он уже давно понял, что рты зачастую особенно красноречивы, когда не говорят. Рот Эймса не был исключением. Сперва его губы растянулись в легкой улыбке, потом начали постепенно сжиматься. И наконец, верхняя губа искривилась, неодобрительно застыв.

Пора было вмешаться.

– Пожалуйста, поймите меня правильно, – сказал Клейборн. – Я не критикую то, какнаписан сценарий. Только содержание. Жестокость.

Эймс взглянул на него.

– Теперь это называется иначе. Касса.

– Знаю. Но я думал, вы попытаетесь этого избежать.

– В первом варианте пытался. – Эймс занял оборонительную позицию. – По большей части то, против чего вы возражаете, – работа Виццини. Он частично переписал сценарий, и Дрисколл принял его.

– Я, кажется, напрасно теряю время, – сказал Клейборн. – Мне казалось, что, как технический консультант, именно я должен предлагать изменения.

– Технический – да. Предлагать – да. Но главный – Виццини: он отвечает за одобрение сценария, кастинг, производство. Я уже говорил вам, как он настаивал на кандидатуре Джан, потому что она похожа на Мэри Крейн.

– Это другое, – сказал Клейборн. – Вы обратили внимание на мои замечания к ее сценам?

– Обратил, – коротко ответил Эймс, и Клейборн быстро продолжил:

– Мне показалось, что ее роль слишком уж проста, однобока…

– Ладно, пусть так. – Эймс пожал плечами. – Если хотите знать, я специально написал ее так. Джан пока не готова к чему-то серьезному, хотя сама она так не думает, а я не хочу, чтобы она лезла из кожи вон. Играет она довольно хорошо, но стоит поближе ее узнать, и понимаешь, что она способна на большее.

– Надеюсь, – сказал Клейборн. – Кстати, я только что столкнулся с ней на парковке. Она пригласила меня сегодня поужинать.

Эймс ничего на это не ответил, за него говорили резко поджатые губы.

И тут зазвучал внутренний голос Клейборна. «Зачем ты сказал ему это? Очевидно, что он привязан к этой девушке. Тебе был нужен союзник, а теперь ты заполучил ревнивого соперника».

Он быстро улыбнулся, стремясь сгладить неловкость, вызванную его заявлением.

– Но важно не это. Мы должны… как здесь говорят?.. вылизать сценарий. Если вы готовы изменить некоторые строки, на которые я указал…

– Указали? – Враждебность Эймса сделалась явной. – Все эти разговоры насчет замены, скрытого смысла, реактивных образований… [61]61
  Реактивные образования(reaction-formation). – В психоанализе так именуются различные формы поведенческой инверсии желания, которая обусловлена конфликтом между желанием и запретом на его удовлетворение со стороны супер-Эго.


[Закрыть]все это звучит как медицинское заключение!

– Простите. Я лишь хотел…

– Не надо чертить диаграммы. Вы ведь всего-навсего врач, не так ли? – Эймс покачал головой. – Психиатры, как и экономисты, метеорологи, сейсмологи, – это просто люди, которые разгадывают загадки с помощью тех или иных приспособлений. Когда-нибудь все, что вам недоступно, смогут делать компьютеры.

– Меня это устраивает. – Клейборн был невозмутим. – Но сейчас это нам не поможет. Я хотел бы остановиться на том, какую роль вы определили Джан. Главное – смягчить жестокость.

– Невозможно. Я же сказал вам: Виццини хочет, чтобы она была.

Клейборн пожал плечами.

– Тогда надо переменить акценты.

– Что это значит?

– Основная проблема с подобными фильмами заключается не в самой жестокости, а в отношениик ней. Сегодня главная опасность состоит в том, что антиобщественное поведение стало способом решения любых вопросов. Герои, антигерои, злодеи – все добиваются успеха, взяв закон в свои руки. Мы можем воспринимать поведение Нормана таким, как оно есть, не затупляя его нож и не стирая с него кровь. Но не надо оправдывать его.

Теперь Эймс слушал его, и Клейборн быстро продолжил:

– Давайте хоть раз скажем правду. Признаем, что убийство ничего не решает, в нем нет ничего героического, и Норман Бейтс – не тот человек, которому следует завидовать или подражать. Если об этом не забывать, то не так уж и много придется переписывать. Всего-то и нужно слегка изменить акценты, изобразив его одержимым, страдающим человеком, чьи неадекватные поступки приносят ему страдание, а не удовлетворение.

– И это все, что вы можете посоветовать? – Эймс сделал недовольную мину. – Перевести часы на пятьдесят лет назад и сказать зрителям: «Преступление не окупается»?

– Может, пришло время именно так и поступить. Пятьдесят лет назад, было намного меньше убийств, а если они и совершались, то в основном профессиональными преступниками. Теперь пришло время любителей: все, от начинающего террориста до уличного мальчишки, готовы пролить чужую кровь ради того, чтобы повысить свой статус. Потому что наши фильмы, телевидение, книги и пьесы говорят им, что насилие приносит прибыль.

– Вы когда-нибудь слышали о «поколении Я»? Вот что сегодня продается.

– Не только это. Черт побери, я не набожный человек, но знаю, что Библия по-прежнему возглавляет списки бестселлеров. И она громко и четко возвещает: «Возмездие за грех – смерть». [62]62
  «Возмездие за грех – смерть». – Рим. 6: 23.


[Закрыть]

Эймс внимательно смотрел на него. Теперь это не был взгляд ревнивого поклонника – он выражал присущее каждому писателю желание защитить свою первую любовь – работу, которую он только что завершил.

– Понимаю. На самом деле вы говорите то же, что говорил старина Сесиль Блаунт Де Милль, [63]63
  Сесиль Блаунт Де Милль(1881–1959) – американский режиссер и продюсер, «патриарх» Голливуда, один из основателей студии «Парамаунт пикчерз», за свою 48-летнюю кинокарьеру работавший в самых разных жанрах, но сникавший себе славу мастера крупнобюджетных псевдоисторических постановок, религиозных эпосов и костюмных драм, снявший 80 картин, среди которых выделяются «Десять заповедей» (1923), «Царь царей» (1927), «Знак креста» (1932), «Крестовые походы» (1935), «Юнион Пасифик» (1938), «Величайшее шоу на земле» (1952) и «Десять заповедей» (вторая версия, 1956, оказавшаяся самой дорогой картиной того времени).


[Закрыть]завидев цензоров. Демонстрируйте оргии, но позаботьтесь и о том, чтобы показать последствия. И вы правы насчет изменений. Нужно доработать те сцены, в которых показаны реакции Нормана. Меньше злорадства, больше печали. – Он помолчал. – Скажите откровенно: он на самом деле все это перенес?

Клейборн задумчиво кивнул.

– В своей практике я не встречал более несчастного человека.

Рой Эймс вздохнул и снова взял сценарий.

– Хорошо, я еще поработаю. Если не возникнет каких-либо проблем, завтра закончу.

– Будут проблемы – звоните. – Клейборн направился к двери. – Не стану вам мешать.

Он покинул офис и двинулся в сторону холла. Впервые после вчерашнего вечера он ощутил, как в нем возрождается надежда. По крайней мере часть его миссии была выполнена. Сценарий будет улучшен, и ему удалось сохранить доверие Роя Эймса.

Но не Нормана.

Вот это проблема. Если бы можно было поговорить с ним, успокоить, объяснить, что сценарий будет изменен, убедить, что ему нечего бояться и нечем возмущаться, возможно – но не более того, – это и сработало бы раньше, чем что-то произойдет.

Но для этого нужно было найти его первым.

Вот только где?

Иголки прячутся в стогах сена. Искать их – значит напрасно терять время. Самый простой способ – вытащить иголку при помощи магнита.

Клейборн вышел на студийную улицу, и тут его осенило.

Магнит находился прямо перед ним. Сама студия была магнитом, который должен притянуть Нормана.

Не нужно даже пытаться выслеживать его, частным порядком или официально. Норман сам придет на студию. Если он до сих пор не предпринял никаких действий, то, возможно, лишь потому, что только что приехал. Но он уже здесь и, когда припаркует свою машину…

Клейборн посмотрел в сторону главных ворот. Возле них стоял охранник, подсказывавший водителям подъезжавших машин, где им парковаться. Были, конечно, и другие ворота, он уже видел их и знал, что охраняются они так же.

Однако это ничего не значило. Норман не будет и пытаться проникнуть внутрь сквозь ворота.

Клейборн повернулся и зашагал к дальнему концу парковки, осматривая по пути кирпичную стену, ограждавшую территорию студии. Стена была прочной, высокой и толстой. Но толщина здесь ни при чем – ведь не будет же Норман проделывать в стене дыру. А вот высота не гарантировала защиту. С помощью веревки или лестницы можно было незаметно забраться на любую из этих стен. Парковка охранялась круглые сутки, однако, оказавшись наверху, совсем нетрудно дождаться, когда все стихнет, спрыгнуть с внутренней стороны и спрятаться где-нибудь на студии.

Клейборн шел мимо череды бетонных сооружений, в которых размещались офисы, склады, студийный гараж, гардеробные и гримерные. Многие из этих зданий были снабжены наружными лестницами, которые вели в проекционные и монтажные помещения. Возле построек стояли грузовики, трейлеры, прицепы и мини-фургоны; позади них виднелись огромные павильоны с подвесными лесами для установки осветительной аппаратуры и контейнеры для киносъемочного оборудования.

Свернув направо, Клейборн оказался на безлюдной, неохраняемой территории с декорациями: улица в вестерн-стиле с баром, конюшней, закусочной, гостиницей, танцзалом, банком и офисом шерифа. Поодаль виднелась площадь небольшого городка с приветливыми фасадами белых домов, окруженных газонами и кустами, церковь с высокой колокольней, эстрадная площадка в лесистом парке. За ними тянулась улица крупного города с магазинами, театрами и многоквартирными домами, а еще дальше расположились с полдюжины площадок меньшего размера с декорациями иностранных городов.

Да здесь миллион мест, где можно спрятаться, и никакой охране не под силу охватить все. Перебравшись через стену, Норману нужно лишь перемещаться с места на место, стараясь при этом не попадаться никому на глаза. Скорее всего, так и было: Клейборн вполне допускал, что Бейтс провел ночь в постели Энди Харди, [64]64
  Энди Харди– персонаж серии семейных сентиментальных кинолент студии «Метро-Голдвин-Майер», снятых между 1937-м и 1958 гг., порывистый и наивный подросток из добропорядочной провинциальной американской семьи. Во всех 17 фильмах серии роль Энди сыграл в то время начинающий, а ныне очень известный американский актер Микки Руни (наст. имя Джозеф Юл-младший, р. 1920).


[Закрыть]а сейчас, возможно, прятался в одном из многочисленных студийных помещений.

Если студия – магнит, то она также стог сена, в котором гораздо легче укрыться, чем где-либо еще. Иголка будет здесь в безопасности, но при этом еще более опасной для других. Иголки острые, у них есть глаза…

«Но и у меня тоже, – сказал сам себе Клейборн. – Наблюдай и жди». Еще рано было паниковать, не было никаких подтверждений его догадкам, да и полной уверенности у него пока тоже не было.

Он развернулся и направился обратно. Проходя мимо павильона номер 7, находившегося по левую руку, он увидел, что огромные двери раздвинуты. Клейборн инстинктивно приблизился и заглянул внутрь. На бетонированном полу, в полукруге солнечного света, он увидел свернутый кольцами кабель, однако обширное пространство вокруг тонуло в темноте.

Клейборн вошел внутрь, всматриваясь во мрак. Такое он видел только в фильмах о кино, да и то лишь как фон основного действия. Но здесь не происходило никакого действия – в павильоне царили уединение и тишина.

Сделав пару шагов, Клейборн разглядел неясные очертания закругленной крыши над лестничными переходами. Он и не подозревал, что павильон может быть таким огромным; мрачный, величиной с квартал, точно ангар для дирижаблей, какие строили когда-то, или интерьер собора, воздвигнутого в честь неведомого бога тьмы.

Но темнота не была полной. За оштукатуренной стеной, поддерживаемой деревянными подпорками, он увидел тусклый свет, который испускала голая лампочка, свешивавшаяся с железной сетки наверху. Пространство, которое она освещала, было ограничено другими стенами, поставленными с трех сторон под углом друг к другу.

Клейборн двинулся в ту сторону. С правой стороны находились передвижные гримерки. Двери были закрыты, и из-за них не пробивалось ни малейшего лучика света.

Миллион мест, где можно спрятаться.

Он направился к первой гримерке, но, подойдя к деревянным ступеням перед дверью, остановился.

А что если он прав? Что если благодаря какому-то невероятному совпадению он и вправду натолкнется сейчас на Нормана, прячущегося в темноте за дверью – прячущегося и ждущего своего часа?

Клейборн застыл в нерешительности. Да чего же ты ждешь? Черт возьми, ты ведь за этим сюда и пришел, не так ли? Чтобы найти его.

Он стал медленно подниматься по ступеням. Не волнуйся. Если он и там, он напуган. Напуган не меньше, чем ты.

Клейборн снова остановился. А ведь он действительно напуган, этого нельзя не признать, и его напрягшиеся мышцы – убедительное тому подтверждение. Ему хотелось почесать затылок, подмышки у него вспотели.

Нормальная реакция на страх, что тут поделаешь. А вот нормальной ли будет реакция Нормана? Когда Норман напуган, он выходит из себя. А если у него есть оружие…

Да ведь ты уже сталкивался с этой проблемой. Профессиональный риск, которому подвергаешься, оказываясь на чужой территории. Вот только ничего страшного не случится. Его здесь нет, не может быть – ведь здесь нужно выбирать одно место из миллиона.

Клейборн достиг двери.

И вдруг услышал какой-то звук.

Звук был совсем слабый; даже здесь, в павильоне, где, словно в пещере, эхо разносило малейший шум, он едва расслышал его. Как будто что-то прошуршало и скрипнуло.

Однако звук исходил не из-за двери, а оттуда, где виднелся освещенный полукруг.

Клейборн повернулся и сошел со ступеней гримерки. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь мягким скрипом его ботинок по бетонному полу. Когда он замедлил шаг, исчез и скрип. Он шел с величайшей осторожностью, чувствуя, как его переполняет страх, и стараясь угадать, откуда могло исходить шуршание, которое он только что слышал.

Ничего.

Клейборн подошел к огороженному с трех сторон пространству, которое освещала лампочка. Остановившись, он выглянул из-за стены.

Никакого движения. Площадка по-прежнему была пуста.

Он медленно двинулся в глубину прямоугольного пространства. И тут, едва он оказался внутри него, что-то изменилось. Опустив взгляд, он увидел под ногами ковер. Когда-то ковер был красного цвета, потом полинял – такое можно увидеть в старом доме, обитатели которого перестали замечать ход времени.

Именно в таком доме он и оказался. Он был в комнате, где время остановилось.

Клейборн увидел старомодный туалетный столик и лежавшую на нем дамскую сумочку, вид которых навевал воспоминания о далеком прошлом. Позолоченные часы, статуэтки из дрезденского фарфора, подушечка для булавок, богато украшенное ручное зеркальце, флаконы с благовониями, заткнутые стеклянными пробками. Эти предметы вкупе с одеждой, висевшей на вешалке в открытом шкафу, подсказали ему, что он находится в женской спальне, и лишь затем, осознав это, Клейборн увидел кровать.

Она стояла в дальнем конце справа, за креслом-качалкой с высокой спинкой, обращенным к окну, которое скрывалось в темноте с левой стороны. Он подошел поближе и принялся рассматривать кровать с пологом на четырех столбиках, восхищаясь покрывалом, украшенным ручной вышивкой. Однако, подойдя еще ближе, он заметил, что покрывало заправлено небрежно, так что из-под него виднеется верхний угол двойной подушки. Клейборн протянул руку, откинул покрывало и увидел сероватую в коричневую крапинку простыню. В одном месте простыня была примята, а это говорило о том, что здесь кто-то долго лежал.

Кто-то.

Или что-то.

Клейборн понял, где он оказался. Он никогда прежде не видел этого места, никогда не бывал в нем, но он слышал и читал достаточно, чтобы догадаться, что это может быть.

Спальня матери Нормана.

Несомненно, именно здесь, недоступное ничьим взорам, долгие годы пролежало мумифицированное тело миссис Бейтс, сохранившееся благодаря любительским опытам Нормана по набивке чучел, – пролежало все те годы, когда он воображал, будто она еще жива – выживший из ума инвалид, запертый в своей комнате. Но это Норман был безумен, это он перевоплотился в свою мать, после того как убил ее. Находясь в этой комнате, он облачался в ее одежду, говорил ее голосом.

Да нет же, не в этойкомнате. Это всего лишь декорация.

Клейборн вернулся к действительности и снова задернул простыню, чтобы не видеть то место, где она была примята. Однако, не успев это сделать, он почувствовал, как по телу побежали мурашки, и в голове у него стремительно пронеслась мысль:

Что должен был чувствовать Норман, живя в том доме, сидя ночь за ночью в той спальне и бормоча что-то своей мамочке? Мамочка, мамочка…

И снова Клейборн услышал тот же звук – как будто что-то скрипнуло и зашуршало. Он обернулся, уловив позади себя движение теней.

Скрип исходил с той стороны, где стояло кресло с высокой спинкой, обращенное к окну.

А зашуршало платье пожилой женщины, которая поднялась с кресла и скользящей походкой начала приближаться к нему.

Едва она вышла из темноты, как ее седые волосы заблестели, а рот растянулся в отвратительной ухмылке.

Клейборн смотрел на это искаженное гримасой лицо – лицо, которое он так много раз видел на экране.

Лицо Пола Моргана.

21

Клейборн сидел в баре «Хвост петуха», не выпуская из рук бокал пива, тогда как Морган уже заказал себе второй стакан виски.

На нем были облегающие джинсы и рубашка с V-образным вырезом, обнажавшим волосатую грудь и золотой медальон на шее. Сейчас он ничем не напоминал ту сгорбленную старуху из погруженных во тьму студийных декораций.

– Извините меня за случившееся, – повторил он. – Я вовсе не хотел напугать вас.

– Забудем об этом. Не нужно все время извиняться. – Клейборн, сидевший на вращающемся стуле возле стойки, переменил позу. – Начнем с того, что мне вообще не следовало там находиться.

– Мне тоже. – Морган взял свой стакан, который бармен поставил на стойку. – Это была идея Виццини.

– Режиссера?

– Я к подобным представлениям не привык. Он хочет, чтобы в этих сценах на мне были женские тряпки. И чтобы я не просто надел платье и парик, а чтобы и походка, и жесты – все было женским. Вот я и подумал, что, если попробую проделать это в декорации, мне будет намного легче во время съемок, понимаете?

Клейборн невесело улыбнулся.

– Что ж, менявам провести удалось.

Морган поднял свой стакан и сделал глоток, явно довольный такой оценкой.

Клейборн спросил себя, был бы Морган доволен, если бы мог прочесть его невысказанные вслух мысли. В облике старой женщины Морган выглядел вполне достоверно, но играть Нормана – совсем другое дело. Без грима он всего лишь воплощение своего собственного, мгновенно узнаваемого образа.

Словно в подтверждение этого из ближайшей кабинки, где сидели три человека, вышла девушка и направилась к бару. Хорошенькая, с блестящими каштановыми волосами и карими глазами. Наряд подчеркивал ее красоту: на ней были белые слаксы и открытая блузка, не скрывавшая ни детской полноты, ни округлых девичьих грудей. Наверное, туристка, и явно не старше шестнадцати.

Не обратив внимания на Клейборна, она подошла к его собеседнику.

– Извините, – сказала она. – Вы ведь Пол Морган?

Актер отставил стакан и обернулся, сверкнув своей узнаваемой улыбкой.

– А как по-вашему? – произнес он.

Девушка опустила глаза, не выдержав его взгляда, и протянула ему блокнот, обтянутый искусственной кожей, и шариковую ручку. Ее рука чуть заметно дрожала, в голосе же дрожь слышалась явственно.

– Если не возражаете… можно попросить у вас автограф?

Морган не сводил глаз с выреза ее блузки.

– Можете просить у меня все что угодно, – ответил он.

Она покраснела, и его улыбка смягчилась.

– Ну давайте же, милая, не надо так нервничать.

Она расслабилась, увидев перемену в выражении его лица.

– Откуда вы? – пробормотал он.

– Из Толедо. [65]65
  Толедо– город на северной границе штата Огайо.


[Закрыть]Приехала с подружками на экскурсию. – Она застенчиво улыбнулась и бросила взгляд в сторону кабинки. – Они попросили меня подойти к вам. Надеюсь, вы не против?

– Нет проблем.

Он взял у нее блокнот, открыл его на пустой странице, потом взял ручку, которую она держала в руках.

– Как вас зовут?

– Джеки. Джеки Шербурн.

– Не скажете по буквам?

Она произнесла свою фамилию с расстановкой, и он, подмигнув ей, размашисто, витиевато расписался.

– Вот. То, что вы просили.

Он закрыл блокнот и вернул его ей вместе с ручкой.

– Спасибо, – сказала она.

– Не за что.

Девушка направилась обратно, и Морган повернулся, чтобы взять свой стакан. Клейборн смотрел, как девушка, оживленно разговаривая со своими спутницами, идет к выходу.

Морган отхлебнул виски.

– Что-то не так?

Клейборн просто пожал плечами. Этот жест не должен был ничего выражать, потому что он видел, какой автограф оставил Морган. Джеки Шербурн, которая умеет все.

Гнусно, конечно. Клейборн с мгновение колебался: не сказать ли Моргану об этом? Он пообещал себе, что сделает это позже, когда придет время. Но пока еще было рано. Сейчас он нуждался в союзниках. Сценарий…

– Дерьмовый, если хотите знать мое мнение. – Именно о сценарии Морган и заговорил. – Не думайте, будто я настолько туп, что не понимаю, чего добивается Эймс, выстраивая все эти сцены с девчонкой, наращивая ее роль. Но она с ней не справится. Не пойму, какого дьявола Дрисколл взял ее. Наверное, положение было безвыходное.

– Мне показалось, что своим назначением на эту роль она обязана режиссеру, – сказал Клейборн. – Кроме того, она и вправду похожа на Мэри Крейн. А ему нужен реализм.

– Тогда зачем играть педика позвали меня?

– Не педика, а трансвестита.

– Но ведь Норман думает, что он – это его мать…

– Его фуга не обязательно предполагает гомосексуальность, разве что на подсознательном уровне.

– А что же она, черт побери, предполагает? – Морган нахмурился. – Давайте говорить без обиняков. Что на самом деле представлял собой Норман Бейтс?

Клейборн пожал плечами.

– Такой же человек, как вы или я, – ответил он. – Если лишить нас нашей индивидуальности, редуцировать до номера в истории болезни, поместить в палату, которая на самом деле является камерой, заставить подчиняться приказам, окружить больными с психическими отклонениями…

– Все это мне известно, – мягко прервал его Морган. – Я сам побывал в клинике для алкоголиков. – Заметив невольное удивление, мелькнувшее в глазах Клейборна, он быстро продолжил: – Не подумайте плохого, алкоголиком я не был. Добровольное решение, пару лет назад. Провел там месяц, просто чтобы отвыкнуть. – Морган взял свой стакан и опрокинул в себя остатки растворившейся во льду жидкости. – Не помогло.

Это было сказано саркастическим тоном, однако, когда он наклонился к Клейборну, лицо его выглядело серьезным.

– Я тогда не работал, – пояснил Морган. – Если хотите знать правду, я не работал полтора года. А в нашем бизнесе это чертовски долго, и, если хоть что-то становится известно, тебя перестают замечать.

– Но ведь Виццини выбрал вас на эту роль.

– Он выбрал не меня, а мое имя. И оно досталось ему чертовски дешево. Это единственная причина, по которой на это пошел Дрисколл. Он мне сказал это прямо в лицо, подлый ублюдок. – Морган стиснул рукой пустой стакан. – Этот сукин сын ездит на мне, думает, можно указывать мне, что делать, однако его ждет сюрприз. Окажись он сегодня утром в этой студии вместо вас… – Поймав на себе пристальный взгляд Клейборна, актер умолк, затем неожиданно рассмеялся. – Да ладно, – сказал он. – Выпейте еще.

Клейборн сполз с высокого стула, покачав головой.

– Лучше вернусь к себе в мотель. – Он помолчал. – Вы уверены, что вы в порядке?

Морган кивнул.

– Просто выплеснул, что накипело. Но теперь все хорошо. Уж я-то, черт побери, знаю, что могу сыграть эту роль, так что беспокоиться не о чем. – Он призвал на помощь свою дежурную улыбку. – Не забывайте, я – Пол Морган.

Клейборн помнил об этом все время, пока возвращался в мотель. Смущающее душу видение Пола Моргана в женском платье, посреди декораций… небрежная грубость Пола Моргана по отношению к девушке, попросившей автограф… горечь и гнев Пола Моргана у стойки. И только приехав в мотель, он задал себе вопрос:

Что на самом деле представляет собой Пол Морган?