Текст книги "Русский батальон"

Автор книги: Роберт А. Фреза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

На мгновение Хансли стало почти жалко Ньюкома. Ведь бедняга так старался. К несчастью для него, Ли предпочел более действенный инструмент.

Он поймал взгляд Ньюкома и мило улыбнулся ему. Каким бы дураком он ни был, не мог же неудачливый глава «братства» не понимать, кто дергает за нитки! Да, он все знал, это было прямо-таки написано у него на лице.

И тут Ньюком сделал то, чего Хансли никогда от него не ждал. Он встал со своего места, подошел к сопернику. Тот подался вперед, словно желая получше услышать, что ему сейчас скажет Ньюком. Вместо этого он достал свой старинный пистолет и шесть раз в упор выстрелил Хансли в грудь. Словно молот обрушился на ребра.

Хансли медленно сполз со стула, мир перед глазами расплылся, стал меркнуть. Ему показалось, что пол поднимается… Уже падая, он заметил, что белая рубашка вся покрыта багровыми пятнами крови.

– Испорчена! – громко произнес он перед смертью.

Дежурный хирург Солчава закрыла лицо Хансли простыней.

Потом вновь сосредоточилась на поврежденном колене Реммара. Не удовлетворившись первоначальным обследованием, она изменила угол наклона и провела разрез, ища на зонд-экране красные пятна, обозначавшие разрыв тканей. Соединение порванных и поврежденных нервов было тонкой операцией, исход которой предугадать невозможно.

Хотя лично ей еще не довелось успешно провести ее, Солчава обладала превосходными навыками хирурга и целеустремленностью; очевидно, эти качества дополняли друг друга. Подумав об Антоне, она твердо решила, что Михаил Реммар будет ходить.

Реммар сознавал, что попал в надежные руки. Если Солчава сказала, что он будет ходить, он будет ходить. Особенно потому, что ротный сержант Леонов, второе «я» Полярника, не принимал никаких отговорок.

Когда Солчава получила результаты анализа и начала аккуратно складывать инструменты, явился рассыльный с приказом собирать вещи.

Когда Наташа вошла в кабинет Мур, на лице отражались все ее чувства, хотя она и старалась принять бесстрастный вид.

– Подполковник Мур, я хирург… Будьте любезны объяснить мне, почему я направлена в батальон? – сказала она.

– Девуку провел у Верещагина тридцать месяцев. Его нужно сменить, – ответила Мур. Прежде чем он забудет, с какого конца берутся за скальпель, подумала она про себя. И добавила: – Если Магомет не идет к горе, сама гора отправится к Магомету.

– Значит, подполковник Верещагин потребовал этой замены? – резко спросила Солчава.

– Наташа, Варяг даже не узнает, что Девуку сменили, пока ты не выйдешь из самолета.

– Мне трудно поверить, что вы задумали эту перестановку по причине, которую сейчас назвали.

– Конечно. Ты права, Наташа. Что ты думаешь об Антоне?

Стройная женщина запнулась, обезоруженная ее словами.

– Не знаю… Я видела его всего дважды – когда мы танцевали «казачок» в моей палате и еще когда вы страшно смутили его.

В ее словах сквозило осуждение. «И это уже не в первый раз». Лицо Мур на мгновение осветила радость. «Ведь верно – он тогда сморщился, как от боли». Ее голос внезапно смягчился, сделался почти робким:

– Пожалуйста, Наташенька, расскажи! Солчава на мгновение задумалась:

– Он показался мне очень хорошим человеком. Казался застенчивым, очень тихим, очень русским. Хорошо танцует.

Мур хмыкнула:

– Люди не часто называют Антона «хорошим человеком». А его мать была карело-финкой. Если напоить как следует, он начнет цитировать «Кале-валу».

– А «казачок»? – спросила Солчава.

– Батальонная традиция. Если хочешь увидеть Антона с лучшей стороны, подари ему семьсот красных роз на Первое мая. И ты поймешь.

Она улыбнулась своим мыслям.

– А ты когда-нибудь видела Хигути в кильте и пледе? Удивительное зрелище – японский пехотный офицер, командир батальона гуркхов, одетый как шотландский горец!

Солчава не ответила. Мур нашла нужным развить свою мысль.

– Наташенька, ты должна кое-что понять, если собираешься остаться. У каждого батальона есть свое лицо. Посмотри на подразделение Кимуры: они зимой снег не найдут! А ребятам Антона, с тех пор как я знаю их, всегда сопутствовал успех – а я их знаю очень, очень давно.

Она, сама того не замечая, теребила волосы.

– Ты знаешь, что он поддерживал Новую Сибирь во время беспорядков? Я полагаю, нет.

– Нет, я не знала этого.

– Один из тщательно хранимых секретов Его Императорского Величества. Глупо было посылать его туда. И только глупец мог предположить, что он будет повиноваться приказам. У Антона много грехов, но зря жертвовать людьми он не станет. – Она опустила подбородок на пальцы, сплетенные мостиком. – Конечно, он не долго терпел это безобразие. Исид-зу назначил к ним штабного офицера. Через четыре часа у этого офицера произошел несчастный случай с пистолетом. Заместитель Антона явился в кабинет Исидзу, закрыл дверь и сказал, что в батальоне больше пистолетных патронов, чем людей в его штабе.

Батальон Верещагина выказывал не очень-то много преданности всяким ассамблеям и адмиралам. Люди сражались потому, что им приказал Верещагин. Интересно, подумала Мур, что скажет Линч, если Антон в один прекрасный день прикажет своим прекратить огонь? Она уронила руки на стол и рассмеялась, словно услышала нечто невероятно остроумное. Она хохотала до слез.

Почувствовав слабинку, Солчава вновь перешла в атаку.

– Подполковник Мур… – начала она так осторожно, словно боялась сорвать голос.

Мур выпрямилась, расправила плечи. Глаза ее уже были сухими. Она приняла торжественный вид, словно собираясь посвятить Наташу в некую тайну.

– Тебе нужно быть на виду, Солчава. Кроме того, мне нравится Антон. Кстати, ты тоже. Это один из моих многочисленных грехов. И учти, мы пробудем здесь долго. Очень долго.

Солчава начала было что-то говорить. Подполковник перебила ее.

– Я говорила Антону то же самое, – продолжала Мур ровным тоном. – У Девуку хорошее оборудование, все, что потребуется от тебя, – работать. Возьми у Молли копию приказа и сегодня же отправляйся. И еще одно устное распоряжение: запомни все, что скажет Антон, когда обнаружит, что ты сменила Девуку. Я дорого заплатила бы, чтобы увидеть, как он вытаращит глаза.

Она замолчала и плотно стиснула губы.

– В этом батальоне у меня пятьдесят дочерей, и ты – единственная, кого я могу пристроить до того, как все развалится. Боюсь, этого не миновать.

Вторник (11)

Если Верещагина можно назвать головой, батальона, то Малинин вполне подходил на роль его сердца. Совместное чаепитие на рассвете с батальонным сержантом было ритуалом, которым Верещагин никогда не пренебрегал; только так зачастую можно вытянуть из него информацию. Услышав стук в дверь, Антон чуть приподнял бровь. Беспрецедентное вмешательство!

Войдя, Тимо Хярконнен коротко доложил новости, после чего его отправили разыскать Харьяло и Евтушенко. Верещагин прищурился и осторожно поставил стакан. По лицу Малинина ничего нельзя было прочесть.

– Знаешь, где эта школа? Отправляйся туда. Присмотри за Ёсидой и начни организовывать гражданское население. Я хочу знать мнение Рауля и Рет-тальи, – быстро и четко скомандовал Верещагин. Малинин кивнул и поднялся; лицо его по-прежнему было непроницаемым.

Минутой позже, в Йоханнесбурге, Симадзу спросил:

– Госпожа Брувер, кажется, вот этот костюм принадлежит вам? – По правде говоря, другой одежды в пределах видимости и не было.

Ханна не пыталась скрыть правду от аса разведки. Она взяла у него накидку.

– Пожалуйста, следуйте за мной. Вертолет из Претории заходит на посадку, и необходимо, чтобы вы и я присоединились на его борту к капитану Санмартину. Меня известили, что группа наемников захватила начальную школу и взяла заложников из числа преподавателей и учеников. Необходимо предотвратить волнения среди местных жителей и попытки вмешаться в ход операции. Одно время вы там преподавали. Потребуется ваша помощь.

В каком-то оцепенении Брувер позволила отвести себя на грунтовую посадочную полосу перед бункером 3-й роты.

Войдя, Харьяло заметил в углу рассевшегося на полу Евтушенко.

– В чем проблема, Антон? Пожар, потоп, враги? – обратился он к Верещагину.

– Последнее. Оставшиеся в живых наемники, раньше подчинявшиеся Чокеру, захватили начальную школу Луиса Тригардта. Они взяли заложниками сорок семь детей и восемь преподавателей. До этого они дохли от голода в лесу. У них плохой источник информации. Ребята требуют, чтобы им предоставили возможность покинуть планету и какую-то несуразную сумму. Кроме военных кораблей и «Сокаку», на орбите нет ничего, а мне говорили, что до Земли отсюда лететь и лететь.

– Это связано с убийством в ковбойских землях?

– Сомнительно. Мне нужно, чтобы ты взялся вести переговоры.

– А ты останешься и будешь отвлекать адмирала, пока не подключится полковник Линч?

Верещагин кивнул.

– Кто послан на укрепления?

– Тихару ведет туда взвод Пера Киритинитиса. Юрий будет там. Используй Тихару, если сочтешь нужным, но присматривай за ним. Он мечтает пройти победным маршем с мечом в руке. Я потратил чертову уйму времени, разубеждая его.

– В самом деле?

– Я привык, что мои приказы выполняются.

– Помнится, ты приказал Юрию пристрелить его, если он не будет держать язык за зубами, и мне ты говорил то же самое. А кто будет гладить по головке буров? Они же небось бьются в истерике!

– Бурами занимается Юрий.

– О боги! Он же только подольет масла в огонь! Поручи это Раулю, он может быть прекрасным дипломатом, если захочет. Это, наверно, от долгого общения с Кольдеве.

– У него своя задача. У Симадзу и Брувер тоже. Ханна там преподавала.

– А у меня своя задача. Какая?

– Снаружи тебя ждет Томас. Буханов сбросил все, что может вам понадобиться. Вступите в переговоры.

– Я доведу их до слез. – В дверях Харьяло, направлявшийся к ожидавшим его Томасу и «Воробью», столкнулся с Санмартином.

– Рауль, ты ознакомился с положением? – спросил Верещагин. Санмартин кивнул.

Антон переключил внимание на Евтушенко, который свернулся в углу на строительных чертежах и не обращал внимания на разговор. Он неторопливо поднял глаза й стал обрисовывать план, составленный согласно оценке местности, данной Мали-ниным. Верещагин терпеливо слушал.

– Одно замечание, – сказал он. – Меня не устраивает, что мы не в состоянии увидеть, что происходит в классах. Есть предложения?

Глаза Санмартина блеснули. Он понял, зачем понадобилось его присутствие.

– Как насчет того, чтобы подсунуть под дверь оптическое волокно?

– Может сработать, – медленно сказал Евтушенко. – Но у нас нет того, кто может проделать подготовительную работу.

– Ретт сделает.

– Вполне возможно, – согласился Верещагин. – Он, несомненно, не раз практиковался на дверях.

Часа будет достаточно? Рауль, мне нужно, чтобы ты и госпожа Брувер помогли Тимо наладить связи.

Евтушенко и Санмартин удалились в разных направлениях.

Три часа спустя Верещагин снова был на связи.

– Как дела, Матти?

Для Харьяло три часа тянулись целую вечность, но по голосу командира он понял, что для того время тянулось еще дольше.

– Не очень хорошо, но и не так чтобы совсем плохо, – ответил Харьяло. – Человек, С которым я веду переговоры, – профессионал. Знает, что вляпался, но будет играть до конца. Он засел в коридоре, но, я полагаю, устроился так, чтобы не получить пулю в затылок.

– А крыша?

– Мы не можем высадиться на скат. Юрий прав, приемлемого пути для переброски туда людей попросту не существует.

Общественные здания африканеров напоминают замки, и земля вокруг вылизана и причесана. Там нет ни прикрытия, ни мертвой зоны, о которой стоит говорить. Наемники хорошо выбрали объект.

– Как с точки зрения тактики?

– Лев закинул сенсоры. Кетлинский расшифровывает. В одном месте собралось десять наемников и, может быть, еще два, но вряд ли. Судя по звукам, наш друг с рацией сидит в кабинете директора, и с ним еще один. Заложники размещены в двух смежных классах, помеченных на вашей карте как «три» и «четыре». Наш друг уверил меня, что их охраняют люди, увешанные достаточным количеством взрывчатки, чтобы отправить сразу всех в мир иной, если мы попробуем что-нибудь предпринять. У меня нет причин не верить ему. Остальные наемники рассредоточены вокруг. По визуальным наблюдениям мы насчитали четыре скопления. Уничтожить?

– Нет необходимости. Можешь действовать быстрее? Адмирал не склонен идти на уступки.

Харьяло не сумел определить, сквозит в голосе Верещагина усталость или попросту отвращение.

– Может быть, шесть часов?

– Точно?

Харьяло представил себя в шкуре командира.

– Нет.

– И на том спасибо. Адмирал предпочитает решить вопрос оружием, и крайний срок у нас – два часа. Что говорит Лев?

Харьяло взглянул на Евтушенко и поднял два пальца. Евтушенко мрачно кивнул.

– Лев думает, что сможет.

– У меня своя задача, – сказал Верещагин, отключая связь.

Он продолжал сидеть у радио.

С тех пор как прозвучал первый вызов, Санмартин с десяток раз вознес хвалу Создателю за то, что на свете есть цензор Лю Шу. Запрет на передачу репортажей о событии держал ситуацию в приемлемых рамках. Пока Симадзу разбирался с корреспондентами, а Брувер успокаивала обезумевших от горя родителей, на долю Рауля остались задачи, требующие личного участия.

Одной из этих задач был лорд-мэр Претории. Верещагин смотрел на него как удав на кролика. Санмартин постепенно осознал, что его превосходительство знал английский ровно настолько, чтобы быть невыносимым. Хозяином на борту был Тимо Хярконнен, и Санмартин сразу же замахал, чтобы тот убавил громкость, когда рассуждает, не сплавить уважаемого мэра Палачу, которого его превосходительство боялся, и боялся заслуженно.

Хярконнен оставил тщетные попытки растереть побелевшие руки Брувер и вернулся к настройке своих приборов. Ей приходилось тяжелее всех. Ханна ведь знала детей, преподавателей и даже некоторых родителей.

В первый раз Верещагин сказал:

– Тимо, я связался с мэром Бейерсом. Когда он прибудет, примите его помощь.

Затем он отключился.

Санмартин дождался, пока Брувер закончит разговор, потом схватил ее за руку и сжал изо всех сил. Он вспомнил первую неделю, посиделки на матах под долгий тягучий рассказ. Это была одна из тех длинных, неправдоподобных и запутанных историй, которые так любят люди Островов, сказка о Момо-таро, Персиковом Мальчике. Брувер тихо, как мышка, сидела в углу и слушала.

Когда-то давным-давно дочь короля нашла мальчика-младенца в персике, плавающем в чудесном сундучке среди зарослей тростника. Она взяла его на руки, трижды поцеловала и назвала Момотаро.

У короля-фараона имелся смертельный враг, ледяной гигант Мархаус, который каждые семь и семь лет взимал с него дань. Взяв с собой кота, петуха, пса и осла, Момотаро поплыл в своем сундучке на подвиги.

Потом были приключения с. разбойниками, пара людоедов, лев, колдунья и платяной шкаф. Великан трижды приказал Момотаро подрасти. Водрузив на голову петуха, Момотаро взгромоздился на осла, потом на осла и пса, а после на них обоих и кота в придачу. Волей-неволей Мархаусу пришлось сражаться. Момотаро поразил его в лоб золотой пер-, сиковой косточкой, которую снес петух, и отрубил голову заговоренным мечом Грам. Затем, оставив кота, петуха, пса и осла управлять той страной, вернулся к королю с сокровищницей великана.

Когда история закончилась, Брувер сказала:

– Бедный великан.

Раннее утро казалось Евтушенко наименее подходящим временем для штурма втихомолку. Оно давало преимущество только в силу внезапности.

Подобраться к окну было трудной задачей. Даже под прикрытием шума, производимого репортерами, последние пятьдесят метров Евтушенко преодолел примерно за час. Растянувшись под карнизом на спине, он опустил глаза на уродливый маленький пистолет, который сжимал в руке, и весь обратился в слух.

Подняв свободной рукой камешек, он швырнул его. Пролетев метров двадцать, тот упал с резким стуком. Заметив над головой отблеск стекла, Евтушенко вскочил и четырежды выстрелил из бесшумного волнового пистолета прямо в– лицо наемнику с расстояния в семь сантиметров. Стекло не разбилось.

– Рекон тире два. Прием. Томас, пошел, – тихо прошептал он. Затем отключил связь и выдохнул, стараясь не шуметь.

Потом прилепил присоску к стеклу, которое вырезал из рамы резаком. Убрав преграду, влез внутрь и при помощи резака сделал все необходимое, чтобы труп наемника на полу не воскрес. Из полумрака появился Томас и еще два неясных силуэта. Четвертый задержался у двери и аккуратно проверил ее, а второй и третий из группы Евтушенко бесшумно двинулись по намеченному маршруту.

Томас был лучшим стрелком в батальоне, а Лев Евтушенко – худшим. Цель Томаса – часовой во внутреннем дворике здания. У двери он остановился. Евтушенко молча двигался позади, по южному коридору, держа наготове нож. Наемник в самом конце прохода продолжал стоять у окна, вглядываясь в полумрак, царивший снаружи.

Прижавшись к стене, Томас разглядывал часового. Он заметил автомат у него в руках. Рядом стояли еще два наемника. Все. Чтобы скоротать время, он уставился на оружие своего противника.

После изобретения цилиндрического глушителя автомат был просто «стволом», стрелявшим с отдачей, и оставался таковым вплоть до катастрофы. Потом он перекочевал на запястье и превратился в сложное устройство, включающееся, когда владелец двигал определенным образом рукой.

Новое оружие не брали к плечу. Сверхусовершенствованное и до некоторой степени утонченное, оно было популярно в тыловых эшелонах; офицеры из Личной Гвардии питали к нему особое пристрастие. На Кикладах их достаточно осталось лежать вокруг Льва и его Сорока Воров, так что Корягин подобрал по два на каждую руку, по порядку номеров. Неплохое оружие. Томас решил, что муниципальная комиссия по поставкам подписала этот контракт в особенно беспокойный день, как раз тогда, когда кое-чьи родичи проворачивают свои делишки.

Краем глаза он следил за продвижением Евтушенко, не упуская из поля зрения намеченную цель. Когда часовой в коридоре разглядывал телеоператора, радостно прыгающего по лужайке, Евтушенко покрыл последние два метра стремительным броском, занося левую руку.

Нож дважды вошел в правую почку и селезенку, а потом прошелся поперек глотки часового. Евтушенко мягко уложил наемника и его оружие на пол.

Затем Томас быстро выстрелил три раза, уложив наемника в атриуме напротив стены. Остальные три члена группы слегка расслабили руки, сжимающие оружие. Вторая группа шла по верхнему этажу, третья прочесывала второй, задерживаясь, чтобы подобрать ключи к пустующим помещениям первого.

Он чуть улыбнулся, увидев, как Евтушенко садится на пол и прикрывает глаза. На следующем этапе действовала третья группа и орудийная поддержка. Жеребцов, руководящий этим подразделением, группой, легонько тронул его за плечо, когда он проходил мимо.

Поднявшись по лестнице, капрал отчетливо произнес в наручный передатчик:

– Батальон тире два. Прием. Жеребцов. Этап два пошел. Огонь через три минуты, по моему сигналу.

Сзади неслышно подошел его напарник, Абдул-ла Сальчов. Выпуклые очки защитной маски делали его похожим на инопланетянина. Жеребцов ободряюще ткнул его кулаком в бок. Сальчов склонился над «волшебным ящиком» майора Реттальи, вручную перемещая оптическое волокно под дверью классной комнаты номер четыре, а Жеребцов прикрывал его. Абдулла покрутил в воздухе большим и указательным пальцем, дав понять, что видит двух наемников с оружием и никаких препятствий.

Жеребцов вставил в замок ключ уборщицы и вытер руку о штаны, словно она могла быть скользкой даже сквозь перчатку. Тихонько повернувшись, он увидел, что дело движется и у стрелка, производящего те же манипуляции с дверью класса номер три.

Из кабинета директора внезапно вышел наемник и принялся расстегивать штаны.

Томас выстрелил навскидку. Противник упал, разинув рот, его оружие так и осталось за спиной. Лицо Жеребцова, проглядывавшее из-под маски, блестело от пота. Он прошептал:

– Жеребцов. На счет три. Поддержка огнем на «пять». Конец связи, – и услышал подтверждение от своих ребят и группы поддержки.

На «раз» Сальчов выпрямился и занял удобную позицию. На «два» Жеребцов повернул ключ и бросился на дверь, расчищая Сальчову обзор для стрельбы. Внутрь полетела «хлопушка», взорвавшаяся вихрем слепящих вспышек и разлетающихся реторт. Когда Жеребцов досчитал до трех, Сальчов снес затылок наемнику и лишил другого лица в назидание двадцати четырем девочкам и мальчикам. Остальные двадцать три ученика получили такое же развлекательное зрелище в комнате напротив. Окна кабинета директора разлетелись под пулеметным огнем, и на счет «пять» оставшийся наемник был размазан по стенке разрывом мины, выпущенной из миномета.

Место расчищено!

Жеребцов остановился, чтобы потереть гудящее плечо и легонько пихнуть кулаком Сальчова. Кроме отвислой губы и шеи, как у верблюда, ничего примечательного в Абдулле не было, но без таких, как он, батальон не многого стоил бы.

Снаружи Альберт Бейерс, вооруженный надеждой и верой, которые, как известно, сдвигают горы, прислушался, вскочил и стал отплясывать джигу, схватив за талию возбужденного Тимо Хярконнена. Тихару Ёсиду пальба застала врасплох во время интервью, которое он так и не закончил.

Рауль Санмартин стащил радионаушники с головы Брувер и принял следующий вызов. Минуту он слушал со всевозрастающим недоверием, потом скинул их и объявил:

– На связи его превосходительство лорд-мэр Претории. Он желает узнать, кто будет платить за ущерб.

Адмирал слегка расстроился. Бурские газеты, вышедшие во вторник, допустили легкую критику. Город Йоханнесбург, в лице своего лорда-мэра, Альберта Бейерса, занялся проблемой оплаты за чрезвычайные меры по открыванию дверей.

Пробудившись от глубокого сна в полдень, Верещагин скорее почувствовал, чем услышал, слабый стук в дверь.

– Матти?

– Малинин, – раздалось в ответ.

– Заходи, Юрий.

Малинин явился в боевом снаряжении, говорившем о происходящем яснее всяких слов.

– От Реттальи. Пещеры под Блумфонтейном. Большой тайник с оружием, возможно, склад боеприпасов.

Офицер оперативной разведывательной группы отвлекался на церемонии только тогда, когда считал это необходимым. И он не был склонен к преувеличениям.

– Матти? – спросил Верещагин.

– Отправился вытаскивать Войцека из гамака. Рейникка взялся прекратить распространение слухов в городе, а Петр уже прикрыл телефонную сеть на ремонт. Первый взвод и отделение разведвзвода ожидают транспорта.

Четыре батальонных легких транспортных вертолета могли принять лишь четыре отделения. В крайнем случае еще одно могло разместиться в четырех боевых вертолетах.

– Может, попробуем попросить у бригады еще пару тяжелых транспортов?

– Это займет по меньшей мере два часа, – осторожно возразил Малинин.

Легких транспортов должно хватить.

– Сколько осталось до связи? – спросил Верещагин.

– Петр говорил, час двадцать.

– Спасибо, Юрий, – сказал Верещагин.

– Матти передает, что малыш, которого зацепило рикошетом, будет в порядке, – добавил Малинин.

– Еще раз спасибо, Юрий, – ответил Верещагин. Малинин вышел.

При отборе двадцати тысяч семей для переселения на другую планету африканеры, кажется, выбрали самых непримиримых. Конечно, следствие логически вытекает из причины, но почему хотя бы один-единственный раз эта непримиримость не может быть смягчена чем-то вроде благодарности?

– Ну и день, – пробормотал он.

Через несколько часов, когда в комнату вошла Солчава, он по-прежнему сидел в своем плетеном кресле, так и не стряхнув сонливость, постукивая трубкой о колено. В углу комнаты был подвешен гамак, имелось и второе кресло, но не было стола. Другой офицер, круглолицый майор с высокими скулами, стоял рядом.

– Подполковник Верещагин? – робко спросила Наташа.

Верещагин не подал вида, что услышал. Майор приложил палец к губами,

– Матти Харьяло, заместитель командира батальона, – негромко представился он. – Пожалуйста, подождите минутку.

Верещагин медленно открыл глаза.

– Матти, пещера, которую взорвал Петр, была в двадцати трех километрах от Блумфонтейна, не так ли? Давай посмотрим, насколько предсказуемы «братья». Запроси геологическую карту. Попроси флот помочь. Мне приходит в голову, что подобные большие склады могут быть в пределах двадцати пяти километров от других городов. Я должен сказать об этом на заседании штаба полковника Линча.

Харьяло кивнул и вышел.

– Здесь что-то сказали только что? – спросил Верещагин, держа трубку перед собой обеими руками. – Хирург Солчава! Вот так сюрприз! Как вас занесло в Преторию? Садитесь, пожалуйста. – Он указал на второе кресло.

– Подполковник Верещагин, я направлена сюда вместо доктора Девуку, – сказала она сдержанно.

На мгновение глаза Верещагина блеснули.

– Ах да! Добро пожаловать. Должен сказать, все мы очень рады, что вы здесь. Прошу прощения, я на секунду отвлекусь.

Он повернулся и крикнул:

– Матти, я должен отправиться на заседание штаба, а здесь есть личный вопрос, который необходимо уладить. Свяжись с Раулем и спрОси его, цела ли еще та трубка. Я, кажется, сломал у своей чубук.

Заседание штаба шло через пень-колоду. Ева Мур отпустила несколько шпилек по поводу перекошенного лица Верещагина, когда он подошел поговорить с ней перед уходом. Адмирал Ли присутствовал и, несмотря на успех в школе, оставался в премерзком настроении. Убийство Хансли послужило предзнаменованием, что его попытки держать развитие событий на Зейд-Африке под контролем останутся бесплодными.

– Как это было? – спросила Мур. – Неужели они стреляли в вас?

– Почти дошло до этого, Ева. Да хранят меня Небеса от друзей, а с врагами я и сам как-нибудь справлюсь.

– Уве?

– Уве совершенно лишен соображения. Он выволок на свет Божий этот уничтоженный нами склад оружия как раз тогда, когда адмирал закончил клевать меня за то, что я не удосужился держать полковника Линча в курсе моей операции. Похоже, и полковник забыл посоветоваться с адмиралом, потому что ему тоже влетело по первое число.

– Поэтому Линч вдвойне зол на тебя.

– Слабо сказано. Он считает, что мы с Уве все устроили. А еще вчера утром был инцидент с мылом.

– Мылом?

– Несколько упаковок доставили со склада во внутренний двор резиденции полковника Линча во время утреннего дождя, чтобы сымитировать наступление зимы.

Мур рассмеялась, запрокинув голову:

– Господи Боже мой, а я думала, это просто сплетни! А он что, просто стоял и смотрел, пока пена бурлила у ног и затекала в ботинки? Антон, это великолепно! А это твоя работа, конечно?

– Солдаты, побывавшие под огнем, не могут привыкнуть к скуке гарнизонной жизни, – с кротостью ягненка отозвался он. – К несчастью, вчера адмирал еще послал Донга в Ридинг для расследования убийства Хансли. Знаешь, как он гордится бицепсами, бедняга? Уве организовал небольшую команду способных уличных мальчишек, и они ходят гордые, как бойцовые петушки… Один из моих лейтенантов окрестил их «добровольцы с Бейкер-стрит». – Он вздохнул. – Три инцидента – это уже чересчур.

– Что, лучше видеть Линча не в своей тарелке, чем в бешенстве?

Верещагин кивнул.

– Уве совершенно лишен соображения, – повторил он, помолчав минуту. – Если ты ждешь, что я заговорю о твоей Наташе, то напрасно, не собираюсь.

Мур резко рассмеялась.

– Я тоже. Это на сладкое. Тебе небольшая разрядка не помешает. День был долгий и трудный.

В сумерках Блумфонтейн казался прелестным городком. Дома оштукатурены и окрашены в пастельные тона всех оттенков.

Командир отделения сержант Суслов похлопал по крышке люка машины Савичева. Тот притормозил, пропуская нескольких пешеходов, один из которых шел с ребенком. В заднем отсеке «кадиллака» могли комфортабельно разместиться четыре человека; ровно столько там и было.

«Прелестные городки» – жуткое дело! За красивым фасадом зачастую скрывались просто тонкостенные домики, а иногда – миниатюрные крепости из стали и бетона, которые приходилось выжигать этаж за этажом, комнату за комнатой. После этого город уже не был прелестным.

Столкнувшись однажды с «огненной трассой», придуманной обитателями другой планеты, Коломейцев имел на руках мастерски составленную карту Блумфонтейна и окружающих поселений, на которую были нанесены конструкция каждого здания и имена жителей. Правда, идея занять город таких размеров совсем не привлекала Суслова. Патрулировать – и то достаточно хлопотная история. Командиры небольших соединений, очутившись среди высоких зданий, начинали дергаться, как новобранцы, а Савичев был хуже всех.

Суслов приволок Серого и его пулемет калибра 7,7 исключительно для того, чтобы успокоить нервы товарищей. Николай был единственным, кто получал удовольствие от задания. Пулемет установили на круговой турели в башенке броневика, а у Серого был самый легкий груз и лучшее сиденье. Он улыбался, посматривая на флягу, которую сержант прицепил к ремню.

Суслов ухмыльнулся. Самовар из полированной стали с открытой медной трубой, который Савичев встроил в свою машину, был чудом прикладной техники, но чай парень заваривал отвратительный.

В принципе, рейды по городу были пустой тратой времени, но 3-я рота проводила в местном трактире какую-то операцию и просила их поддержать. С тех пор как солдаты на некоторое время стали едва ли не популярны в глазах местных, выгода от идеи приучать горожан время от времени видеть на улицах имперские броневики с лихвой перевешивала риск.

Что-то мелькнуло, не ускользнув от внимания Суслова. Хотя некоторые, к примеру Евтушенко, лучше работали в лесу или в пустыне, толкуя запахи и полеты насекомых, Суслов чувствовал себя как дома в городе. Он по лицам и движениям людей определял, что происходит на улицах и крышах. И сейчас что-то явно было не так: застывшие лица прохожих, выражение глаз, оттопыренный край одежды, похожей на длинное черное пальто…

Он стремительно соскочил на тротуар, чуть не сбив с ног испуганную женщину с массой свертков. Встретив взгляд седобородого мужчины, стоящего со сложенными на груди руками, он услышал, как развернулся на турели калибр 7,7 Серого. «Кадиллак» затормозил, ствол, торчащий из башенки, грозно уставился вдоль улицы.

Седобородый медленно поднял обе руки вверх. Его шляпа упала на землю, тяжелое пальто распахнулось. Тонкая улыбка играла на губах.

Несколько любопытных смущенно толпились вокруг. Суслов быстро шагнул к человеку, держась так, чтобы не перекрывать Серому обзор для стрельбы. Уперев ствол оружия в бок седобородому, Суслов за несколько секунд тщательно обыскал его, но ничего не нашел.

Отведя оружие, но не отводя взгляд, Суслов спросил:

– Что, старик, не ко времени?

Хендрик Пинаар кивнул. Верно. Не ко времени. Он нагнулся, чтобы поднять свою шляпу.

Пока Суслов возвращался на свое место, Пинаар не отрываясь смотрел на него. Потом снова кивнул, медленно и многозначительно. Суслов отдал ему честь и перевел взгляд на гостиницу, где орудовала третья рота.