Текст книги "Легион Проклятых (ЛП)"

Автор книги: Роб Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Кнут! – крикнул Монталбан, направляясь к Сдирателя. – Время пришло.

Словно хищник с мира-смерти, Имперский Кулак перешел на бег. Десантник занес меч над головой. Керш повернулся к разбитому телу Алигьери. Его глаза нашли гладиус, зажатый в руке Черного Храмовника. На поверхности лезвия Сдиратель увидел отражение своего фантома. Призрак уставился на него сквозь отсутствующий кусок керамита на шлеме. Керш смог разглядеть его зубы и неестественный свет в глазницах его белого черепа, и дыру в его броне. Уязвимое место. Ахиллесова пята. Кнут слушал звук шагов гиганта Монталбана. Имперский Кулак был совсем близко.

– Ты готов, брат?– прогремел Монталбан.

Керш выхватил гладиус из рук Алигьери, повернулся и, опустившись на колени, метнул его в открытую грудь Монталбана. Клинок глубоко вошел в торс Имперского Кулака. Пошатываясь, гигант рухнул напротив Алигьери и Кнута. Упав, Имперский Кулак перевернулся на спину и застыл в таком положении. Помогая себе руками, Керш подтащил себя к поверженному гиганту. Глаза Имперского Кулака были широко открыты. Он хватал ртом воздух, но каждый вздох становился все слабее и слабее. Токсин распространился по всей груди космического десантника, парализуя оба его сердца и заставляя их полностью остановиться.

– Готов ли я? – повторил Кнут вопрос Монталбана.

– Ко всему, брат, – произнес он, сплевывая кровь. – Даже к тебе.

Сдиратель перевернулся на спину и уставился на зрителей, безмолвно взиравших на него.

– Позовите апотекариев! – наконец крикнул он.

Магистр Фортинбрас кивнул в знак признания победы Кнута, и решетка стала подниматься вверх. Фигуры в белой броне проникли внутрь. За ними последовали сервы, сервиторы и оборудование. Апотекарий Черных Храмовников тут же приступил к операции на груди и легких Алигьери. Апотекарий Имперских Кулаков профессионально извлек гладиус из груди Монталбана. Его сервы принялись останавливать фонтаны крови, появившиеся из торса чемпиона. Апотекарий извлек пару шприцев для подкожных инъекций из ящика с медицинскими инструментами, который ему принес угрюмый сервитор. Медик одновременно ввел их в мускулы и черный панцирь Имперского Кулака и начал впрыск противо– паралитических компонентов. Монталбан изогнулся в конвульсиях. Сердца космического десантника забились, и Кулак стал жадно вдыхать воздух.

Эзраки подбежал к Кершу. Торжественность момента не позволяла ему открыто проявлять свои эмоции или поздравлять Кнута, но апотекарий с трудом скрывал свою гордость и удовлетворение за маской экспертного обследования пациента.

– Не двигайся, – произнес он, непроизвольно, на его суровом лице возникла ухмылка. – У тебя трещина в черепе, множество сломанных ребер и внутреннее кровотечение.

– Я устал, – с трудом выдавил Керш.

– Логичный результат битвы, – ответил Эзраки.

– Эзраки?

– Да.

– Это сон?

Апотекарий пристально взглянул в глаза Кнута. Он бросил взгляд на Черного Храмовника и Имперского Кулака и вспомнил, чего Кершу стоила битва с двумя чемпионами.

– Надеюсь, что нет.

ГЛАВА 4

БРЕМЯ КОМАНДОВАНИЯ

Часовня реклюзиама «Шрама» была пуста. Кнут преклонил колено под сводчатым потолком, опустив глаза в пол из черного мрамора. От отполированного пола отражалось великолепие витражного стекла окна за алтарем – изображение Деметрия Катафалка рядом с Рогалом Дорном в крестовом походе покаяния после Ереси Гора. Керш поднял взгляд вверх. Перед прекрасным пиктом, установленном на алтаре, лежал кованный стазисный контейнер. Из украшенной драгоценностями емкости исходили жужжащие звуки, заглушаемые лишь хором сервиторов. Капеллан Дардарий приказал вмонтировать дроны в каменные постаменты, и те, словно статуи, были выстроены в линию по всему помещению. Керш был облачен в полный боевой доспех, как того предписывали дарованные ему почести. На пути к родному миру Сдирателей Кнут полностью оправился от ран, полученных в Клетке, и ему, с молчаливого одобрения труп-капитана Гедеона, было позволено носить боевую броню в знак признания заслуг Сдирателя. Керш не одевал броню с того дня, когда Тьма завладела им. Со дня, когда он потерял Стигмученик.

В тот день он позволил ублюдкам из Альфа Легиона пробиться к его господину и вонзить в его плоть свои отравленные клыки. Кнут испытал смешанные чувства, снова облачившись в комплект брони. С одной стороны он почувствовал облегчения от того, что его неотъемлемая часть снова была при нем, но глубоко внутри укоренилось чувство стыда за эту радость. Он вырвался из Тьмы, но погрузил в нее свой Орден, лишившийся своего стяга и разрываемый сомнениями и печалью. Сдиратель пребывал в полном здравии, пока его магистр мучился в агонии. Кнут выжил, но погибли многие из его собратьев. Эти мысли, словно каменная глыба, давили на Керша и, после ежедневного ритуала «облачения в мантию Дорна», Сдиратель проводил время, медитируя в часовне реклюзиама в поисках мудрости и силы духа примарха. Керш не сомневался, что Гедеон позволил ему облачиться в броню по доброй воле. Окольный маршрут «Шрама» на Эскару позволял принимать на борт боевых братьев, возвращавшихся со своих боевых заданий или битв, а также форпостов в каждом участке сегментума. Все ветераны «Пира мечей» возвращались к своим труп-капитанам, проходя небольшую, но величественную церемонию, на которой присутствовали как их боевые братья, так и старшие офицеры, другие участники и сам Гедеон. Будучи чемпионом состязаний, Керш также был обязан пройти этот ритуал в полном боевом облачении. Кнут понимал, что церемония не означала восстановленное уважение со стороны его братьев, просто отсутствие чемпиона на данном мероприятии стало бы постыдным поступком для командующего «Шрама». Гедеон также принял решение позволить Кнуту последний раз увидеть своего командира, самого магистра Ордена. Так как конечным пунктом назначения Сдирателей был их дом, мир Эскара, это решение не было каким-то нонсенсом. Но все же, эти решения не унимали беспокойство Керша. Он поклялся Гедеону и Эзраки, что будет умолять магистра Ишабольда о прощении и просить санктиарха Бальтазара благословить его на крестовый поход искупления, чтобы отыскать Альфа Легион и вернуть драгоценные реликвии Ордена. Только преодолев эти препятствия Кнут смог бы свершить возмездие, реабилитироваться перед своими братьями и обрести душевный покой. Рядом с Кнутом находились его сервы, безмолвно наблюдая за своим господином. Пока технодесантник Хадрак занимался ремонтом древней брони и обслуживанием духа-машины, обязанности по проведению ритуалов легли на плечи сенешаля, ликтора и обтирателя Керша. Броня была достаточно массивной, но идеально подходящей для Кнута Ордена Сдирателей. Каждому Сдирателю со временем выпадала честь нести стяг Ордена или облачиться в древнюю броню. Стигмученник, на стяге Ордена, символизировал нерушимые узы братства. Керш представлял себя этим мучеником, однако его личная утрата была куда более тяжелой. Печати чистоты, цепочки и затяжки из коричневой кожи облепили весь корпус доспеха. Броня считалась реликвией Ордена и была усовершенствована лучшими кузнецами Адептус Астартес. Керамитовая поверхность была усеяна вмятинами, словно поверхность луны. Поверх краски цвета слоновой кости попадались серебристо-серые следы ожогов и попаданий болтерных снарядов, полученных в бесчисленном количестве битв. Шлем, лежавший на камне перед Кнутом, также был наглядным доказательством звания ветерана Ордена. Он демонстрировал ужасающую воинственность, его решетка была похожа на беззубую пасть монстра, а линзы – на глаза змеи, колорит дополняли шипы, похожие на небольшие рога. Мясистые ручища Орена были покрыты священным маслом для обработки древних пластин наплечников. На каждой из них был изображен Стигмученик: кованные керамитовые рукавицы сжимающие разряд молнии. Священными маслами омывались шрамы, а для брони они использовались в качестве дополнительной духовной защиты. Вифезда стояла позади Сдирателя, читая молитвы ношения и починки брони, взятые из трактата веры, ее голос был похож на шепот на фоне песнопений сервиторов. Старый Енох склонился над наручем, держа перо с алмазным наконечником, он наносил дату и место битвы над каждой зазубриной, отметиной или вмятиной. Каждое дополнение сенешаля содержало имя : Игнис Прайм. Планета, на которую прибыл магистр Кезия Ишабольд для инспекции гарнизона Сдирателей, размещенного на вершине горы, только чтобы обнаружить место бойни и попасть в засаду Альфа Легиона. Именно здесь, забаррикадировавшись в ораториуме, Захария Керш впал во Тьму, подведя магистра Ордена и позволив Альфа Легиону одержать полную победу. Кнут моргнул, отогнав воспоминание.

– Где капеллан? – спросил он.

Он пришел в часовню, чтобы предстать перед капелланом Дардарием и принять его решение. Поместив «Меч Дорна» в своем небольшом храме, капеллан редко выходил оттуда. Старый Енох пробормотал что-то невнятное.

– Труп-капитан уже послал за ним, мой господин, – ответила Вефезда, захлопнув трактат.

Глаза Керша сузились.

– Двигатели остановились.

Старый Енох кивнул. Легкое подрагивание пола прекратилось. Во время долгого путешествия с Самарканда небольшие скачки и частая дрожь под ногами стали обычным явлением. Так как «Шраму» случалось проходить между крейсерами, облетать гарнизоны и зоны боевых действий Сдирателей, Керш узнал, что поиски антидота для токсина, от которого умирал магистр Ордена, затянулись, не принеся желаемого результата. Ядовитая окружающая среда в самых опасных уголках галактики и мирах смерти не хотела просто так расставаться со своими секретами. Новости о победе Керша на «Пире мечей» действительно немного улучшили настрой его боевых братьев, но не облегчало их бремя по охране границ Ока Ужаса. Слуги Темных Богов всегда были готовы проверить на прочность бастионы Сдирателей, и, из-за мелких неудач, количество братьев, способных восполнять потери в гарнизонах, становилось все меньше и меньше.

– Достаточно, – приказал Керш, подняв свой шлем с пола и встав с колена. Древнее оружие отличалось небольшими размерами и находилось в удобном положении для мгновенной изготовке к стрельбе, плюс ко всему позволяло Кнуту носить на боку не один, а два гладиуса.

С правой стороны доспеха Кнута, в кожаной кобуре, покоился болт-пистолет Марк II. Набалдашник на рукояти одного из гладиусов напоминал коготь Имперской аквилы. Этот гладиус, как и пистолет, были частью реликтовой брони, прилагающиеся к статусу Кнута Ордена.

Второе оружие представляло собой простой клинок, который Кнут носил со дня его инициации в Адептус Астартес. Сдиратель использовал его, как вспомогательное оружие. Оберегая стяг и жизнь магистра, Керш не хотел пасть от руки врага из-за отсутствия оружия, а многие чемпионы противника были слишком искусны в деле обезоруживания своих оппонентов. Однако Тьма оказалась выше стратегий Кнута. Церемонии Гедеона не обязывали Керша носить такой арсенал, но при путешествии в пространстве рядом с Оком Ужаса всем боевым братьям предписывалось быть готовым к нападению и абордажам, а также непредсказуемым вылазкам тварей варпа. Сервы опустили глаза и удалились на почтительное расстояние. Кнут повернулся к сенешалю.

– Выясни, почему двигатели заглохли.

Енох поклонился и покинул своего господина.

– А вы ступайте и молитесь, – произнес он, обращаясь к Вефезде и Орену.

Ликтор и обтератель последовали примеру их отца и поспешили удалиться из часовни. Кнут подошел к алтарю. Украшенный камнями контейнер был закрыт. Бросив взгляд через плечо, Керш обнаружил, что кроме слепого хора в часовне никого нет. Нажав на две мигающие кнопки, Кнут деактивировал силовое поле и открыл контейнер. Внутри лежал «Меч Дорна». Без ножен. Простой. И в то же время великолепный. Спартанская чистота оружия шокировала Кнута. Среди множества воинов, даже среди Адептус Астартсе, бытует неписанное правило – чем опытнее мечник, тем богаче украшено его оружие. «Меч Дорна» олицетворял историю легиона. Он был воплощением почестей, навечно дарованных этому оружию. Считалось, что его невозможно сломать, и оружие служило напоминанием о несломленном духе Имперских Кулаков перед лицом врага, поджидавшего их в «Железной Клетке». Меч также олицетворял единство легиона во времена сложных решений касательно Второго Основания. Он был выкован из цельного куска высококачественного адамантия и не претерпел никаких изменений с того времени. Крестовина, рукоять и набалдашник были полностью металлическими, тяжелое лезвие было сбалансировано твердой пятигранной призмой с угловатыми краями и лишенными черт лицами. На рукоять был нанесен сетчатый узор и выточены специальные углубления для хвата, а на крестовине были высечены три простых символа: VII. Лезвие было заточено, небольшое пятно на лезвие было тщательно зачищено, поговаривали, что туда упала кровь предателя, когда Дорн зачищал «Железную Клетку».

Лезвие покрылось инеем. Керш мгновенно осознал, что температура в часовне резко упала. Свет ламп потускнел, а хор стал искажать звуки. Кнут выпустил струю пара.

– Это ты, – не поворачиваясь, провозгласил Сдиратель – Фантом.

Ответа не последовало. Керш развернулся, но призрак исчез. Кнут услышал шаги в коридоре. Свет ламп снова стал ярким, а температура вернулась к прежним показателям. Захлопнув крышку контейнера и активировав стазис поле, Керш развернулся как раз в тот момент, когда Гедеон и капеллан Дардарий вошли в часовню. Глаза капеллана сузились, и его лицо стало суровым. Он явно давал понять Кершу, что он не доволен подобной близостью Кнута к мечу. Апотекарий Эзраки присоединился к офицерам, а за ним вошло еще двое незнакомцев. Адептус Астартес. Сдиратели. Первый был капелланом, также облаченный в черную броню, но с накинутым на голову капюшоном цвета Ордена. Второй был облачен в блекло синюю броню библиариума и мантию, выдававшую его ранг эпистолярия. Помимо шлема голову библиария защищал высокий металлический капюшон, как от физических, так и от психических атак. В одной руке эпистолярий сжимал боевую косу, мерцающий кончик силового оружия скрежетал о пол часовни.

– Труп-капитан, – произнес Кнут.

Гедеон поморщился.

– Позволь мне представить капеллана Шадрата и эпистолярия Мелмоха, – произнес капитан, – они приписаны к пятой боевой роте.

Керш взглянул на Эзраки, апотекарий отвел глаза в сторону, а затем перевел взгляд на капеллана Дардария, выражение лица капеллана оставалось суровым. Шадрат и Мелмох прошагали к алтарю, где покоился «Меч Дорна». Шадрат откинул капюшон, явив шлем капеллана. От затылка до челюсти лицевая пластина представляла собой половину черепа. Он постучал пальцами по лобной пластине, затем по решетке шлема и по грудной пластине от левого до правого сердца, в конце ритуала он преклонил колено перед реликвией. Мелмох, чей проницательный взгляд и обезоруживающая улыбка совсем не сочетались с жесткими чертами лица псайкера, лишь коснулся губами перчатки и присоединился к капеллану.

– Из пятой не выбрали ни одного участника, – произнес Керш. – Без обид, капеллан.

Шадрат не произнес ни слова, но поднялся с колен и уставился на Кнута сквозь темные линзы шлема. Эпистолярий также перевел взгляд на Керша, улыбка застыла на его лице.

– Значит все дело в Стигмученнике, – заключил Керш. – Вы нашли наш священный стяг?

– Мы – нет, – признал Шадрат, каждое слово словно выплевывалось через решетку шлема капеллана. – Хотя мы потеряли половину наших воинов, пытаясь найти его.

Выражение лица Керша стало мрачным.

– Я... – начал он.

– ...не могу найти слов, чтобы выразить сожаление об утрате моих братьев, – прервал Сдирателя Шадрат, – как для своей роты, так и для Ордена.

Керш не стал комментировать слова капеллана.

– У вас есть сведения о нахождении Стигмученика или передвижениях предателей, укравших наш стяг?

– Наших разведданных недостаточно, – ответил Шадрат. – Противник – специалист по ускользанию от преследователей, как бы мы не старались.

Лицо Кнута приобрела суровые очертания. Не отводя глаз от капеллана он обратился к Гедеону.

– Труп-капитан, мы вернули участников Пира в их роты. Также капеллан Шадрат может разделить радость от победы в состязаниях, но мы должны незамедлительно продолжить наш путь на Эскару.

– Ты не летишь на Эскару, – произнес Гедеон.

– Что? – рявкнул Кнут, наконец, переведя взгляд на труп-капитана.

– Капеллан Дардарий и я проследим, чтобы «Меч Дорна» в целости и сохранности доставили на наш родной мир. Можешь не беспокоиться об этом.

– Я – победитель, чемпион чемпионов. Это – мое право.

Гедеон передал ему информационный планшет.

– Магистр Ордена оказывает тебе великую честь, Кнут. Ты не вернешься к нему и даже не в первую роту. Тебя повысили, Керш. Теперь ты – труп-капитан собственной роты, со всеми полномочиями и ответственностью.

Захария Керш не поверил услышанному. Воцарилась тишина.

– Пятая... – наконец произнес он.

– То, что от нее осталось, – прошипел Шадрат.

Когда Керш не принял планшет от Гедеона, тот шагнул вперед и вложил его в перчатку Кнута.

– Труп-капитан Тадеус мертв. Да здравствует труп-капитан Керш. Твои приказы, труп-капитан, – произнес Гедеон. – Из Эскары. От самого магистра Ордена.

Керш уставился на планшет.

– Возможно, это какая-то ошибка, – настаивал он. – Астротелепатическая ошибка. Помехи. Искаженная астропатом передача.

– Я принимал сообщение, – вмешался эпистолярий Мелмох, широкая улыбка все еще оставалась на его лице. – Ошибки быть не может. Я лично принял сообщение от магистра Ишабольда. Его распоряжения достаточно конкретны, как вы можете заметить на планшете, который я вам передал. Взгяд Кнута упал на пол. Его разум был во многих световых летах отсюда.

Гедеон снова заговорил.

– Я взял на себя смелость отослать твоих сервов для упаковки твоих… вещей и перевозки их на «Ангелика Мортис», боевой крейсер, в чьей тени сейчас находится «Шрам». Это твой корабль, труп-капитан. Ты не будешь одинок. Я посылаю с тобой Эзраки. Шадрат сказал мне, что в пятой нет апотекария, он погиб в бою, да хранит Император его душу. Мы можем обойтись без его талантов на пути к Эскаре. Керш взглянул на апотекария. Бровь Эзраки слегка приподнялась вверх. Кнут молчал.

– Керш, – произнес Гедеон. – Это – великая честь.

Лицо Керша преобразилось от осознания новой ответственности.

– Я – труп-капитан пятой... – произнес он.

– Это так, – подтвердил капеллан Шадрат.

– Я могу побыть один?

Мелмох, не меняя выражения лица, кивнул и развернулся к выходу из часовни.

– Как пожелаете, – прошипел Шадрат и последовал за библиарием.

Гедеон протянул Кнуту перчатку.

– Я знаю, что у нас были разногласия, – произнес он, – но я буду помнить всю жизнь то, что ты сделал для Ордена на арене. Позволь мне первым поздравить тебя, труп-капитан.

Керш не пожал протянутую перчатку. Он повернулся к алтарю. Гедеон опустил руку и кивнул. Такое поведение было характерно для Кнута. Когда он уходил, Кнут снова заговорил.

– Боюсь, ты будешь последним, кто делает это.

Гедеон остановился и снова кивнул.

– Керш, командовать – не значит быть любимчиком, человеком которого боятся или уважают. За ним должны следовать. Каждый труп-капитан находит свой подход. Некоторые выбирают сложный путь, но все мы идем собственной дорогой одиночки, – произнес труп-капитан. – Именно поэтому я оставляю с тобой Эзраки.

С этими словами Гедеон покинул часовню реклюзиама и снова воцарилась тишина.

– Это ошибка, – произнес Керш, глядя на изображения Катафалка и примарха Дорна.

– Как сказал труп-капитан, ты должен совершенствовать свои политические навыки, – произнес Эзраки. – Магистр Ордена никогда не ошибается.

– Я – Кнут, – произнес Керш, словно не слыша апотекария. – Я был рожден воином. Я создан для убийства.

– Ты – убийца, да. Но и убийц нужно вести, и иногда их должны вести другие убийцы. Ты считаешь, что недостоин этой чести?

Вопрос повис в воздухе.

– Ты – первый Сдиратель, победивший на «Пире Мечей». Первый из нашего рода, завоевавший меч примарха. Продвижение – это просто награда за твои усилия на «Пире». Плюс ко всему ты прошел все ступени, предшествующие этой должности. Ты был плетью отделения.

– Сначала в восьмой, второе отделение. Затем, как Тиберий, в первой.

– Тогда я не вижу в решении магистра никакой ошибки.

– «Пир» – это лишь крупица в восстановлении чести Ордена. Я проклят. Орден потерял стяг и разделяет это проклятие. Я должен взять на себя всю ответственность за потерю стяга и последствия этого поступка. Я был идиотом, думая, что магистр встретит меня с распростертыми объятиями с или без «Меча Дорна». Он не может доверять мне. Повышение – лишь подтверждение этому. Возможность держать меня на расстоянии. Как и отправка на «Пир мечей».

– Из того, что я знаю о магистре, это сильно навряд ли.

– Ты сражался рядом с ним всю свою жизнь, Эзраки? – парировал Керш. –Был его клинком, проливал кровь вместо него или был рядом, когда его жизнь балансировала на грани жизни и смерти?

– Нет, – признал апотекарий.

– Тогда не говори мне о своих наблюдениях со стороны. Я знаю Кезию Ишабольда. Он честный и справедливый магистр, лучший из нас. Он больше чем человек, но в то же время ничто человеческое ему не чуждо. Он умирает. Медленно, в агонии, потому что убийца смог пробить его защиту, не встретив сопротивления с моей стороны. Я – Кнут!

– Ты также и человек, – напомнил ему апотекарий. – Можешь думать об этом повышении как о наказании, но я вижу, как твое человеческое чувство вины пожирает тебя, труп-капитан. Ты достаточно наказываешь себя сам. Ты видишь во Тьме проклятье, но ,возможно, такова воля примарха. Как и Ишабольд, ты также разделил горечь утраты в этой резне на Игнис Прайм. Вы оба чувствуете боль, но у обоих свой путь. «Пир Мечей». Командование ротой.

– Командование? – усмехнулся Керш. – Ты действительно думаешь, что я могу быть командиром? Я – правая рука моего брата и его клинок, а не голос в воксе, раздающий команды. Я не стратег или тактик. Я лучший воин своего Ордена, когда я скрещиваю мечи, я не знаю, каков будет мой следующий шаг, в отличие от сотни других достойных. И почему именно пятая?

– В этом и заключается ирония, – признал Эзраки. – Ты думаешь, ты видел истинное неуважение со стороны твоих братьев на «Пире»? Ты ошибаешься. Когда ты встретишься со своей ротой, ты почувствуешь настоящую ненависть.

– Такую же, как от магистра Ишабольда?

– Возможно. А возможно, магистр хочет, чтобы ты учился, и это будет весьма ценный урок. Ты правильно сказал, мы – отчаянные воины. Мы превозмогаем, и в твоем случае ты должен превозмочь эту ответственность и все, что с ней связано.

– Это твой совет, апотекарий?

Эзраки усмехнулся в ответ.

– Я буду давать тебе советы там, где смогу. Быть труп-капитаном – не значить иметь ответы на все вопросы. Ты будешь вести своих братьев за собой, и это самый простой ответ.

– Я – худший выбор.

– Но, все же, выбран именно ты. Это – бремя командования, и оно обязывает тебя.

Кнут кивнул.

– А теперь, труп-капитан, если позволишь, мне нужно перевести персонал и оборудование на «Ангелику Мортис».

Керш кивнул и апотекарий направился к выходу, оставив его в одиночестве. Сдиратель подошел к алтарю, не отводя глаз от Катафалка и дорна. Он положил шлем и планшет с приказами от магистра Ишабольда перед «Мечом Дорна» и преклонил колено перед фресками. Он думал о процессах во время Второго основания. Чувство вины Дорна и последствия введения Кодекса Астартес, разделение легиона на автономные Ордена. Керш перевел взгляд на Деметрия Катафалка, стоявшего рядом с примархом. Капитан, который проливал кровь со своими людьми на стенах Императорского Дворца, при ужасной осаде Магистра Войны. Держался до последнего. Встав между врагом и своим Императором. Заставив предателей платить кровью за каждый шаг. Деметрий Катафалк, первый Сдиратель. Первый магистр Ордена. Кнут опустил перчатку на рукоять гладиуса. Оружие, которое он получил, пополнив ряды Адептус Астартес много лет назад.

– Был ли ты готов? – Обратился Керш к Катафалку.

Четыре человека преклонили колено перед троном кардинала.

– Вы думаете это мудро, так обращаться к Адептус Астартес.

– Как часто мы обращались к космическим десантникам? – понтифик Назимир обратился к брату экклезиархии.

Во взгляде присутствовавших горел огонь неиссякаемой веры, но в то время как кардинал пускал слюни на свое облачение, его приспешники все еще владели искусством коварства.

– Ни одного, – признал соборник Клеменц-Крайцек.

– Они – эгоистичные ублюдки, – вмешался исповедник Тютчев. – Слишком уверенные в своей важности.

– Обычные имперцы боятся их, – произнес Назимир. – Они считают, что в них течет кровь самого Бога-Императора, но на деле Адептус Астартес – лишь мелкие рабы с генами примархов.

– И все же нам стоит их опасаться, – ответил Клеменц-Крайцек. – Глупо думать, что мы сможем заманить их в наши сети и высокомерно разговаривать с ангелами Императора.

– Высокомерие – прерогатива ангелов, – вмешался Тютчев.

– Что ж, буду руководствоваться вашими наставлениями, – произнес архи-дьякон Шедонски. – Но у меня также есть сомнения по поводу использования Адептус Астартес.

– Вы будете вежливо просить их о помощи? – издевательским тоном произнес Назимир.

– Нет...

– Так как ваши усилия будут напрасны. Они не считают важными проблемы смертных.

– Они думают только о себе, – повторил Тютчев, – что характерно для древних гигантов, сражающихся с инопланетными варварами на далеких мирах, и повторяющих ошибки своих провальных крестовых походов.

– Но все же, они выходят за границы, – произнес Назимир, – следуя распоряжениям тысячелетней давности, отданных самим Императором, которого они не считают божеством.

– Они отрицают этот факт.

– Ересь как она есть, – согласился Клеменц– Крайцек.

– Это не первая еретическая мысль Адептус Астартес, – пробормотал Назимир, и четверо священников сотворили в воздухе знак аквилы.

– Возможно, шантаж будет убедительнее, – предложил соборник. – Правда, которая сыграет на амбициях ангелов.

– В этом нет нужды, – настаивал Назимир. – Адептус Астартес были созданы сражаться, а не думать. Подчинение – их культ и обязанность перед Императором и примархами. Будучи военной кастой, они – лучшие, когда дело касается исполнения приказов. Их мощь – оружие, которым управляем мы.

– Что вы знаете о Сдирателях? – произнес Шедонски.

– Они – наследники Дорна и адепты самобичевания. Конечно они – одни из Астартес Презис и в свое время удостаивались множества почестей, оберегая границы с Оком и сражаясь с войсками Черных Походов. Их более ранняя история мне неизвестна.

– Что если все пойдет не по плану? – подал голос Клеменц-Крайцек. – Что если они откажутся?

Назимир обдумал вопрос.

– Третья рота Ангелов Эрадикант пополняет запасы в порту Криил. Довольно большой контингент Белых Консулов двигается в субсектор после победы в Эфезии Небула, на востоке галактики. Есть также Легион Гадюки на Хелллионии Ретикули. Мы можем обратиться к ним.

– Что если они станут неуправляемыми? – не унимался Клеменц-Крайцек.

– Соборник прав, – согласился Шедонски. – Нас уничтожат. Оборонительные войска, расквартированные во дворце – обычные солдаты.

– Не беспокойтесь о нашей безопасности, – заверил их исповедник Тютчев. – Наши братья не позволят этого.

– Ваша позиция близка к Несущим Возмездие, – предупредил Клеменц-Крайцек.

– На каждую овцу найдется пастух, – ответил тучный исповедник. – Кроме того у нас есть Сестры.

– Решено, – произнес Назимир, Тютчев и Шедонски согласно кивнули, Клеменц-Крайцек последовал их примеру.

Тютчев поцеловал перстень кардинала Понтейна. Его рука была тонкой и слегка подрагивала, кожу покрыли морщины. На одном из пальцев красовалось кольцо со священным символом Адептус Министорум. Поцеловав кольцо, Тютчев сжал руку кардинала. Сломав несколько костей, исповедник вызвал стон у трясущегося экклезиарха.

– Кардинал сказал свое слово, – провозгласил понтифик Назимир. – И через него мы познали волю Императора...

Я привык думать об этом, как о сне, но этот сон – сущий кошмар. Я лежу в своей личной каюте, со всем убранством, коего достоин труп-капитан, звание, к которому я все еще не могу привыкнуть. Чувство клаустрофобии давит на меня. Груз ответственности, никогда не ощущавшийся прежде. Эзраки настаивает, что справлюсь с этим, и я перестану замечать его, как вес доспеха, который я одел в первый раз, став космическим десантником. Я не уверен в этом. Пятьдесят Адептус Астартес и полное отделение скаутов десятой роты теперь живут и умирают под моим командованием. Я чувствую их ожидания, и мне трудно сделать вздох под тяжестью этой ноши. Однако сложное еще впереди. Каждые день в моей голове проносятся слайды. Образы неожиданно возникают во время очищения, брифингов, тренировки и моментов спокойствия в часовне реклюзиама. Убийства, совершенные или увиденные мною, с изменением ракурса от палача к жертве. И всегда – кровь, сопровождаемая страданиями и криками, иногда моими собственными. Когда я не кричу, я издаю рев ярости. Кошмар возникает и рассеивается, заставляя мои сердца биться быстрее, а во рту ощущается медный привкус крови. Сначала я думал, что эти вспышки насилия – всего лишь природа моего проклятия, и во всем виноват фантом. Я не мог посоветоваться с капелланом Шадратом, поэтому рассказал обо всем Эзраки. Я был удивлен, узнав, что его посещают схожие видения. Дальнейшее расследования апотекария выявило, что мы не одни видим эти кошмары. Необходимо будет все же поговорить с капелланом. Позади раздается стук в дверь и входит Вефезда, неся таз. Таз дрожит на подносе в ее руках. Если бы я спал, этот звук разбудил бы меня. Таким образом Вефезда сообщает о своем прибытии. Я встаю и сверяю часы. Мы перемещаемся в варпе. За бортом – пространство имматериума, вид, не предназначенный для глаз смертного. «Ангелика Мортис» замедляется и подготавливает варп-двигатели к прыжку в реальное пространство. Я чувствую бурление в животе. Я не могу с уверенностью сказать, специальный ли это прием навигаторов, или нет, но этот прыжок отличается от остальных.

Мне никогда не нравились путешествия в варпе, но я привык к спокойным перемещениям «Шрама». Боевой крейсер, словно тупоносый зверь, просто прет вперед, в нем нет грации и совершенства. Навигатор «Ангелики Мортис», с которым я еще не встречался, направляет корабль, словно лэндрейдер через взрывозащитную дверь. Я чувствую судно подо мной, как оно пробивает преграды и избегает дрейфов, в отличие от «Шрама». Передо мной стоит мой фантом. Он уже стал неприятной привычкой, постоянным спутником в варпе. Его черная броня сияет призрачным светом, озаряющим окружающие его предметы. Кем бы он ни был, призрак стоит в позе охранника, словно я – узник, или тот, кого нужно охранять. Фантом никогда не говорит, он просто стоит здесь и взирает на меня. Дверь открывается, и входят мой сенешаль и ликтор. Они одеты в новые стихари, как и положено сервам труп-капитана Сдирателей. Я моргаю, когда они проходят сквозь бронированную фигуру. Похоже, они не видят его. Это что-то новое. Обычно фантом исчезает, когда появляются смертные. В этот раз он никуда не исчез и продолжил наблюдать за мной. Старый Енох пробормотал официальное приветствие. Он принес свеже смазанный «очиститель» для моего очищения. Я смотрю на мертвого и живых, не понимая, почему я оказался между ними. Я киваю и встаю. Угрюмый Орен ставит таз с водой у моей кровати и присоединяется к своему отцу в моем личном пениториуме. Вефезда держит свой таз перед собой, в нем хлеб и инжир с Эсхары. Я не голоден, поэтому отрицательно машу головой.