Текст книги "Как закалялась сталь - 2057. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Ринат Мусин

Соавторы: Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 15

Темный божок.

Марат выбрал себе место «на корме» своего же корабля, глубоко в технических отсеках. Как будто соседство с плазменными двигателями Да Луня могло его как-то спасти от всевидящего присутствия Юты.

Он выделил себе совершенно небольшое помещение, примерно семь на восемь метров по площади, и с потолками под три метра.

Первые месяцы он занимался обустройством собственного «жилища». Сантиметр за сантиметром появлялось именно то место, тот дом, в котором он хотел бы жить. Начал, естественно, с видов из окон. Самый лучший вид, как считал Марат, открывался из окна спальни.

Как будто комната находится на вершине маяка, примерно в двухстах метрах от побережья океана. Свинцовые волны неторопливо накатывали на пустынный песчаный пляж. Справа виднелись обрывистые скалы, а слева расстилалась бесконечная равнина, покрытая зарослями высохшей травы. Марат сделал так, чтобы через стекла доносился едва слышимый рокот могучей водной стихии. Небо было затянуто облаками, и очень редко, но все же через них иногда проникал солнечный луч, заставляя песок на побережье вспыхивать яркими огнями…

Второе окно, с кухни – выходило на осенний березовый лес. Здесь, наоборот, солнечного света было много, хотя он с трудом пробивался через пышную желтую листву. Деревья стояли так близко к окну, что на самых ближайших можно было рассмотреть любую деталь на стволе, обвитом белоснежной берестой. Ветер неслышно и неторопливо колыхал этот, уже желтый океан. Иногда у самых корней берез, среди маленьких елок и между валунами, покрытыми мхом и лишайником – возникал непонятно откуда взявшийся воздушный водоворот. Он поднимал десятки и сотни ярко-желтых листьев вверх, заставляя их водить безумный хоровод, устремляясь к самым вершинам, как будто снова желая закрепить опавшие листики на ветвях потерявших их деревьев…

Третье окно, в большой комнате, было расположено словно на вершине небоскреба, в самом центре просыпающегося мегаполиса. Не было видно людей, только изредка, сверкая габаритными огнями, по пустынным улицам проносилась машина. Солнце здесь только показывалось из-за дымки горизонта. Четкие края зданий и ровные полосы улиц не приковывали взгляд. Но давали какое-то умиротворение, знание, что ты далеко не один в мире, и пройдет буквально пара часов, и пустые сейчас дороги наводнятся транспортом, и бесконечный поток людей потечет по широким тротуарам. И все эти люди совершенно недалеко, буквально за стеной и быть может совершенно не подозревают о твоем существовании.

Окно кабинета словно бы окошко в деревенской избе, выходящее на главную улицу. Пыльная дорога. Основательные избы, рубленные из толстых стволов. Палисадники с бесхитростными наборами ромашек и гладиолусов. Жара и лето, солнце почти в зените, под кустами изнывают от тепла две кошки. Куры лениво перебегают от одной тени к другой. Недалеко, притаившись в зарослях камыша, прямо посредине деревни – мелкий илистый пожарный пруд, в котором, Марат точно знал – водились изумительные золотые караси, размером с две ладони каждый…

Точно так же Марат занялся и внутренним интерьером. Паркетный пол в одной комнате, линолеум в другой, толстые деревянные доски – на кухне. Он вытаскивал из своего сознания все воспоминания, любую мелочь. Каждый квадратный сантиметр стен, перед тем как обрести сущность – десятки раз проигрывался в голове, и сотни раз изменялся в реале…

Глава 16

Иногда недели и месяцы бежали не успевая отложится в сознании. Иной раз минуты тянулись как года.

Марат иногда сидел на кровати, чувствуя, как мимо проходит «ночь». Потом на корабле зажигались «дневные огни», голубели стены и потолки, зажигались искусственные солнца, одинаковые в разных кластерах. Хотя Марат слышал, что люди в некоторых отсеках Терры собирают подписи, чтобы изменить цвет и излучение своего дневного светила. Одному из кластеров удалось, кстати, добиться изменения своего неба ночью. И теперь Луна в отсеке была голубоватой. Ну да пусть их, усмехнулся тогда Маузер. Ему совсем не трудно…

Марат шел на кухню, заваривал чай или кофе, и снова возвращался на кровать. Кружка совсем остывала, а он продолжал вслушиваться в голоса тысяч и тысяч людей за стенами, физически ощущая везде и во всем присутствие Юты. Он не мог поверить, что все это произошло, размышлял и думал как исправить – и не находил выхода. Тогда он вставал и крушил все вокруг себя, иногда с яростью и бешенством. Иногда лениво и отрешенно. Его каморка была экранирована очень хорошо, и Юта не могла сюда проникнуть и знать, что здесь твориться. Да она этого и не хотела – чувствовал Марат. И опять не мог поверить, что это так, что ей нет до него никакого дела.

Марат сидел в своей маленькой благоустроенной норке, выверенной до последнего атома, и думал. Он не разговаривал ни с кем очень давно. Даже сам с собой. Хотя раньше, разучивая пламенные речи и подбирая нужные слова, интонации – он разговаривал сам с собой часто. В уме, или даже вслух. Потом это стало неважно, но теперь...

– Ты ставишь наши отношения во главу угла, – повторил он слова Юты.

Да, признался он сам себе. Он ставил их отношения во главу угла.

С тех пор как он увидел Люгер, она стала для него всем. Всеми углами сразу, и в каждом чертовом углу их отношения с ней – стояли на первом месте. Чтобы он не делал – все это было ради нее. Он обижал, унижал людей – ради нее. Он делал немыслимые вещи ради нее. Ради нее не задумываясь особо, он бросил первую семью… и даже детей! Юта-Люгер была для Марата-Маузера все, везде и сразу.

Она была его Революцией, его идеей, его силой и уверенностью, чтобы не случилось и не произошло – он возвращался ради неё, и клал к ее длиннющим ногам очередную шкуру тигра или мамонта, очередную победу. Он хотел, чтобы они жили в новом мире, более совершенном, более справедливом, более светлом. Жили по способностям, по труду, по вложенной любви. Он хотел создать этот мир. Не отомстить, нет. Не по зову души или мысли. Нет. Ради нее, быть рядом.

Он не мог и представить, что может быть по другому. Не мог сообразить даже сейчас. Как же не ставить главное и самое важное что у него есть – ее, и их отношения... и вдруг не во главе угла. А что же там должно быть? Идея? Справедливость? Революция?

Так это же все достижимо, Маузер видел это и знал, что и идея становится силой, и справедливость становится правилом, и Революция возможна. Когда есть ради чего. Когда есть – ради кого!

Любовь, именно любовь, иногда слепая, часто безжалостная, абсолютная, безграничная и непобедимая словно закутывала Марата в непроницаемый кокон все эти годы. И сейчас он должен... что?

Что он должен? Разорвать кокон? Выпотрошить себя наружу? Как ему победить свою любовь, если она всегда была непобедима? Убить себя? Но тогда и контроль над кораблем будет потерян, и еще неизвестно, сможет ли Люгер спасти всех, завершить начатое, и что вообще произойдет? Он не мог убить себя, хотя гипотетически, если сжаться в точку... Но тогда умрет и она! И Сабрина! И миллионы других! Нет, нет и нет, этого быть не может, это не должно случится, любовь не даст этого сделать. Это просто выворачивало Марата, его корчило и по телу пробегали судороги, и корабль реагировал тонкой дрожью всех оболочек.

Нет. Хорошо. Их отношения не во главе угла. Но она то точно останется там, самое главное что у него есть...

– Ты постоянно стараешься выставить наши отношения напоказ, – повторил еще одну фразу Марат.

Да. Да, черт побери! Он постоянно выставлял их отношения напоказ. Особенно свою любовь. Он не понимал и не желал понимать – чего здесь можно стесняться?

Да, он любит. Он любит ее так трепетно и нежно... Так пламенно и безумно. Так опасно и яростно. Что в этом такого? Что плохого в этих чувствах? Что такого постыдного, в том, что напоказ? Что все об этом знают, что Марат-Маузер так любит свою Юту-Люгер, что большая часть мыслей, чувств, разговоров, поступков – связана с ней, и только с ней.

Марат чувствовал, что он попал в какую то безумную ловушку, в западню. В закольцованную ленту Мебиуса. У него было столько ответов, столько аргументов.... и все они бледнели перед вопросами Люгер. Словно бы Марат растворялся в этих словах, становился бессильным и зыбким в этом океане слов, которые он пытался говорить, обьяснить, но только умножал упреки.

– Ты относишься ко мне как к собственности!

Как это? Как вообще можно относится к человеку как собственности?

«Хорошо, – думал Марат. – Успокойся и посмотри со стороны. Собственность на человека подразумевает, что человек куплен»...

Разве он покупал Люгер? Он завоевал ее, в честной борьбе. Можно ли это отнести к собственности, к рабству? Можно ли сказать, что рабовладелец завоевывает себе раба бесконечной нежностью, заботой, участием, любовью, что хочет всегда быть рядом... со своим рабом, со своей собственностью. Участвовать в жизни своего раба, жить его мечтами, слышать его мысли, выворачиваться наизнанку ради своей рабыни? Может такое быть? Заботиться о ней, тревожится за нее, и да… Запрещать делать какие то вещи, но не приказом, а убеждением, опытом, мягкой силой, наконец.

Марат всегда считал, что сильный человек силен в глазах другого, только если этот другой признает его силу. Неужели? Черт подери... Он всегда считал, что его Люгер, там, под доспехами уверенности – там, глубоко внутри – она маленькая девочка. Точно так же как считал, что и у себя самого, глубоко внутри – живет маленький мальчик, которому иногда, и даже часто – нужна мама, старшая сестра, бабушка. Женщина, которая погладит, успокоит, будет любить. Марат видел эту маленькую девочку в Люгере раньше. Того ребенка, которому нужен папа, старший брат, дедушка, мужчина, который без тени сомнения встанет между своей любовью и окружающим мраком. Который возьмет маленькую ладошку в свою мозолистую могучую клешню, заслонит от всего в мире, и скажет, спокойно и бесстрашно: не бойся, малышка, я всегда рядом. Всегда, моя хорошая...

И так получилось что девочка Юта выросла. А мальчик Марат – нет.

– Тебе всегда от меня был нужен только секс!

Да, сознался Марат. Да, секс. Нужен был. Всегда. Причем весь. И не только секс. Ему все было нужно. И благодарный взгляд, и почти случайное прикосновение, и это мягкое "мррр" во тьме ночи, и благодарная улыбка, и доброе слово, и едкое подтрунивание. Да, ему нужно было. Много. Океан любви и моря нежности. Такие же, как и у него. Он вкладывал в эти отношения и в свою любовь все, всего себя, до последней капли. Он помнил, как приходил с двенадцати часовой железной работы из цеха домой, и перед дверью встряхивался. Как бойцовый пес. Собирался, как стальной механизм. Как будто и не было этого рабочего дня или ночи. Просто папа вышел на минутку, и вернулся, спокойный, сильный, бьющей энергией и новыми мыслями. И совсем не голоден, не замерз, не содрал в кровь руки, не болят колени и ступни, не ломит спина. Все как обычно, готов к любой борьбе и обороне. Готов к чему угодно, и даже рано утром, после короткого сна – спокойно встает и ведет маленькую девочку в садик. Чтобы большая девочка повалялась еще немного, сонная и теплая, в мягкой кроватке...

Но как же так? Он вкладывал в Люгер все что имел, до последней крошки, ничего не оставлял, все только и исключительно ей... неужели принцип не верен? Да нет же, не может быть... От каждого по способностям, каждому по труду. И да, ему нужны были обратно тепло, забота, любовь, и... секс. Разве он этого не заслужил? Конечно, это потребность... Как коммунист до мозга костей, Марат предполагал, что этот принцип должен работать и в семье, в микрообществе. Что же он делал неправильно, где ошибся?

Чем дольше Марат думал, тем больше приходил к мысли, что секс для женщины означал гораздо больше, нежели для мужчины. Женщина отдавала самое сокровенное. А для мужчины... да, что и говорить... это было удовольствием и развлечением. Марату раньше казалось, что секс все-таки имеет свою цену, его каким то образом можно просто получить, разменять у женщины, как некое вознаграждение, зачастую крайне ценное (хотя иногда и совершенно дешевое). Но почему-то, анализируя и переосмысливая слова-упреки Юты, Марат вдруг понял, что для нее вот эта сексуальная близость была чем-то сокровенным, сакральным, бесценным.

Хотя уж кто-кто, но Марат думал, что только он этого достоин. И чего греха таить – он считал что и Юта, тоже как коммунистка до мозга костей, тоже считает секс, интимную близость – удовольствием для обоих. Но это, по всей видимости, только казалось.

Потому что сейчас он тоже понимал, что для него интимное удовольствие было тоже крайне важным. Потому что он не мог смириться с мыслью, что Люгер может это делить с кем-то другим. Вроде бы все осознавал, все понимал. Но по итогу получалось что Юта во многом права. Но и он тоже где то был прав! Единственное что можно было сделать – это расстаться, порвать, забыть, стать совершенно равнодушным, действительно (иронизировал Марат) относится к ней не как к собственной женщине, а просто как к вещи. Не видеть в ней любимого человека, а видеть лишь вещь, материальный объект, который нужен и полезен многим.

Все эти долгие недели и месяцы он анализировал и прислушивался к себе. Марат прочитал кучу книг, записей и статей по отношениям в семье и прочим психологическим проблемам. Выбрал тактику, которая подразумевала то, что надо полностью измениться, и начать делать то, что раньше никогда не делал. И по сути поэтому стал неинтересен своей второй половинке. Хотя, и Марат снова констатировал противоречие, именно то что он делал, таким как был – он и нравился Юте. Но если психологи и психиатры утверждают что есть другой путь, то почему бы и не попробовать?

Марат постоянно задавал себе вопросы: изменился ли он, и если изменился – то насколько и достаточно ли основательно. Конечно, он мог бы воспользоваться услугами психологов и даже психиатров, которых на корабле было невообразимое множество. Ведь эта профессия шла в первой десятке по необходимости и важности.

Но что-то сдерживало Марата. Он опасался, что при разговоре с любым человеком, который попытается узнать о нем что-то важное – включится автоматический режим «Маузера». И еще не дай бог, если Маузер решит, что перебрал с информацией в одни руки – так этого человека станет необходимо уничтожить. Только этого не хватало!

Поэтому то Марат и попробовал обойтись своими силами. Что, конечно, было ошибкой. Человек, как ни странно, в одиночку довольно редко принимает верные решения.

Спустя полгода пребывания в своей квартирке, он наконец решил что окончательно успокоился. Постоял перед стеной, отделявшей его от мира людей, а потом сделал в ней проем.

Странное ощущение.

Он помнил эти стены, эти коридоры и переходы, знал их наизусть до последнего атома… И одновременно все было словно в новинку и в диковинку. Словно бы художник смотрит на свое уже немного позабытое произведение, которое решил достать с антресолей.

Он миновал технические отсеки неузнанный. Марату не хотелось, чтобы его узнали, поэтому он просто изменил внешность. Все также незамеченный поднялся в первый сектор, который находился сразу под "капитанской рубкой". Здесь все было так, как она хотела – огромное здание без стен, вместо которых – стеклянные окна. Люгер, не смотря на то, что была очень щепетильна в вопросах конспирации – просто обожала большие окна. С прекрасным видом на океан, обрамленный высокими пальмами. Несколько островков на горизонте, манящих своей недостижимостью. Не тепло, и не холодно. Температура здесь никогда не падала ниже двадцати двух, но и не поднималась выше двадцати семи...

Марат постоянно ощущал здесь и вообще везде присутствие Юты. На двадцать первом, предпоследнем этаже он заметил большую магнитную аномалию, и понял, что супруга там. Вглубь мощных магнитных полей он не мог проникнуть своими чувствами и сенсорами. Но да это... не важно. Подняться, даже без лифта, для него не проблема. Вот и дверь в апартаменты. Марат хотел постучать, как будто обычный человек, но в последнюю секунду замер.

Супруга за дверью была не одна. Еще кто-то... Марату захотелось вдохнуть воздух поглубже. Может быть, просто гость? Может, ничего и страшного?

Марат, страдая по Юте, часто думал, что их чувства взаимны. То есть, она тоже страдает. Тем более эти ее выкрики про "целибат"... обет безбрачия... чтоб вы все мужики провалились и больше не показывались... Но за дверью – двое...

Марат больше не колебался. Он не стучал, не пытался открыть, он просто прошел через материю двери, как будто ее и не было. Магнитно-электрические поля, способные убить любое живое существо, которое попытается через них пройти – доставили ему мимолетное неудобство, не более...

Люгер лежала на широкой кровати, на сгибе локтя широкоплечего, почти лысого мужчины. Оба – голые, хотя... нет... на Юте был лифчик, и только.

Марат десять секунд стоял в неподвижности, стараясь совладать с собой. Ему очень хотелось начать убивать. Он чувствовал, как ярость переполняет его. Но даже сейчас…и сейчас он бы все простил, если бы Юта с радостным визгом прыгнула бы ему на шею. Чтобы в мгновение ока выбросила отсюда этого лысеющего донжуана. И впилась, вцепилась бы в своего Маузера. Тогда он бы выиграл. Она бы показала, что именно он выиграл. А этот – проиграл…

Злость и ярость можно унять, контролировать.

– Чего уставился, – злобно спросила жена, приподнявшись на локте и подавшись вперед.

Лысый же наоборот, отпрянул назад и попытался вжаться в подушку.

– Культурные люди стучат в дверь, прежде чем входить, – так же злобно продолжала Юта. – И вообще, принято предупреждать о своем визите.

Марат ее совершенно не узнавал. Это была его Юта, ласковая и нежная внутри, яростная и неистовая снаружи. И одновременно это словно была и не она. Словно бы в ее совершенную, до боли знакомую оболочку тела вселился совершенно незнакомый разум и дух.

– Вообще то, я твой муж, – спокойно сказал Марат, хотя внутри него все закипало.

– Муж, объелся груш, – глупо отпарировала Люгер.

Марат знал и понимал эту реакцию. Многие женщины, застигнутые в неудобном и щекотливом положении, зачастую начинают вести себя совершенно неадекватно. Конечно, половина из них признает вину, просто и естественно начинают просить прощения. Другая половина – идет в атаку, огрызаются, используя совершенно немыслимые обвинения и совершенно ненужные слова. Наверно, это потому, что первая половина и не собиралась изменять, все получилось, как принято говорить – случайно и спонтанно, скажем так. А вот вторые – они, скорее всего, уже приняли решение. И защищают его…

– Может, ты нас познакомишь? – Марат все еще пытался обратить все это в шутку. Конечно, будь это лысое недоразумение рядом с Ютой настоящим мужчиной, то он бы сейчас вскочил, заслонил женщину собой и взял бы всю вину на себя, гордо подняв голову, при этом смиренно каясь. Но широкоплечий, выше Марата на голову, огромный мужик только со страхом переводил взгляд то на одного, то на второго Капитана. И вообще весь его вид говорил: я тут не при чем, она сама пришла... Марату было необыкновенно досадно, что в постели Люгер вместо него оказалось вот это, "не пойми что". Как она вообще могла предпочесть... как вообще это могло быть? У них ведь было столько всего, вместе, на двоих. Они готовы были умереть друг за друга, не моргнув взглядом. Они обменялись кольцами и клятвами. У них, в конце концов, есть ребенок...

И вот он стоит, не просто рогатый муж, а еще его и вынуждают отчитываться, в присутствии... Нет, конечно Маузер не собирался этого терпеть. Отсюда надо просто уходить...

Еще он не понимал, почему ему настолько плохо. До сих пор ему казалось, что он действительно сумел превратить свое тело в совершенный механизм, а мозг – в вычислительную машину к этому механизму. И вот, оказалось, что у него есть чувства. Настолько сильные, что его просто корежит, сгибает и выкручивает. Ну что такого произошло, казалось? Самка в постели с другим самцом… До сих пор ему казалось что он не может ревновать. Измена? Но он любого мужчину квалифицировал как ходячий фаллоимитатор. Как можно ревновать к фаллоимитатору?

Но то что произошло, это было не изменой. Если бы Юта вышвырнула этого мужчину, то все бы встало на свои места. Но она защищала его, то есть предпочла его Марату. Она тратила на этого лысого время и тепло, которое должно было принадлежать Марату. Это была не измена. Это было предательство. И, как оказалось, Марат по прозвищу Маузер – совершенно был не готов к предательству.

– Я пошел тогда, – сказал Марат в пустоту и шагнул прямо через окно, ухнул камнем вниз с высоты добрых восьмидесяти метров.

Некоторое время в комнате стояла полная тишина. Наконец мужчина в постели пошевелился:

– Все нормально? – спросил он.

– Да, все хорошо, не беспокойся, милый, – проворковала Юта мягким с хрипотцой голосом. – Расслабь лучше меня...

За те несколько секунд, пока Марат падал из окна апартаментов Юты, он материализовал в руке секиру. С трудом вырвав ноги из земли, в которой после его падения осталась воронка с двумя глубокими ямами (Маузер приземлился с размаху на обе ноги и с трудом удержал равновесие после удара) – Нечаев взмахнул секирой и в мгновение срубил одну из пальм. Пока она падала, он успел раскромсать ствол на щепки. Тяжело дыша, насильно вгоняя воздух в грудь, Марат снова поднял лезвие над головой.

– Ты ведь ангел? – вдруг спросил совсем юный голос за спиной.

Марат обернулся и увидел девушку, лет четырнадцати, не более.

– Нет, – ответил он, словно задыхаясь.

– Ты – ангел, – повторила девушка уверенно, и таким голосом, с такими интонациями, как будто была не совсем в своем уме.

Хотя, честно говоря, Март сейчас и сам не понимал – в своем ли он уме?

– Я тебя узнала, только ты старше стал. И крылья... Тебе отрезали крылья, и ты больше не летаешь?

– Да, – теперь уже согласился Марат. – Крылья отрезали. Но я все равно умею летать…

– Хочешь, я вырасту, и буду очень красивой, – безапелляционно говорила девушка. – И найду тебя. И стану твоей женщиной.

Вокруг уже начали собираться люди, с недоверием и опаской поглядывая на размолотую в щепу пальму и на человека с большим топором в руке.

– С вами все в порядке? – обратился к Марату пожилой китаец.

– Да, – буркнул тот. Потом помедлил и сказал правду: – Нет. Со мной не все в порядке.

Марат чувствовал, что теперь не может лгать. Его обманули. Обманул любимый и самый дорогой человек на свете, и он, Марат, знает как это больно и плохо, и теперь не может поступать так сам. Не может говорить неправду, ни в чем. «Это – потеря навыка», – тотчас же среагировал мозг где-то далеко. Ты должен уметь обманывать. Изощренно, беспощадно, говорить противоположное тому, что думаешь и знаешь…

– Так может вам..., – продолжил старик-китаец дальше, но осекся.

Марат уже был очень далеко отсюда.